Он тут же предложил сдвинуть кровати в одну, но я не согласилась, пояснив, что не стоит нарушать внутренний устав храма, да и перед некоторыми обрядами супругам действительно полагается спать отдельно… Ирко разочарованно вздохнул и принялся распаковывать наши немудрённые пожитки, а я, наскоро сполоснувшись над водружённым на табурет тазом, занялась маленькой. Покормила, перепеленала, убаюкала… После этого можно было бы прилечь и отдохнуть самой, но вместо этого я решила наведаться в святилище. Так что, переодевшись в свежее — вот и сгодились оставшиеся у меня от Нарсии платья! — и наскоро переплетя косу, я оставила спящую дочку под опекой Ирко и отправилась в храм.
Святилище в Дельконе располагалось за второй, уже внутренней, стеной, грозную толщину которой не мог замаскировать даже традиционный для храмов Малики дикий виноград. Пройдя под сводами ворот я, неожиданно обнаружила себя в большом ухоженном огороде. Широкая дорожка к святилищу была окружена многочисленными грядками с целебными растениями. Между грядками сновали занятые прополкой и прочими огородническими делами жрицы. Само же святилище сверкало снежной белизной стен, невзирая на множество воркующих на его крыше голубей…
Полумрак внутри храма был не только прохладным, но и свежим. Склонившись перед статуей Малики, я прошептала положенное приветствие и лишь потом огляделась. Стены святилища были сплошь покрыты потемневшими от времени фресками, изображающими многочисленные ипостаси Богини: Милостивая, Дарующая, Мать… Нужная мне Убывающая Луна обнаружилась в самой глубине храма, и я, скользнув в узкий, точно вырубленный в скале проход, очутилась прямо перед статуей Старухи, окруженной множеством горящих свечей… У Малики, как и у других божеств Семерки, есть несколько лиц, но главные из них — Дева, Мать и Старуха, и каждая из ее ипостасей отвечает за разное. Деву просят о замужестве, Мать хранит беременных и их детей, Старуха же — мудрость, память и скорбь… Я попыталась разглядеть лицо статуи, но это оказалось невозможно. Неведомый скульптор сделал так, чтобы черты Старухи скрывала глубокая тень от накинутого ей на голову покрова, заставляя тем самым сосредоточиться на руках изваяния. Узловатые, натруженные, с выступающими венами… Вот такие же были и у моей прабабки в ее последние годы…
Я не стала бороться с накатившими на меня воспоминаниями и со вздохом преклонив колени перед изображением, зашептала поминальную молитву по близким, которые в эти мгновенья стояли передо мной, как живые. Прабабка, раскладывающая на столе тетради… Угасающая в кресле мать… Строгий, но в то же время невероятно добрый отец… Вышивающая бисером Элгея… Навеки шестнадцатилетний Мика… Погрузившись в воспоминания, я совершенно потеряла счет времени, так что в себя меня привели ноющие колени. Я поднялась с каменного пола и вышла в центральную часть святилища…
— Тебе нужна помощь, дитя?
Оглянувшись, я увидела позади себя высокую и статную, уже немолодую женщину. Властный взгляд и руническая вышивка на платье недвусмысленно говорили о том, что передо мною стоит одна из высших служительниц… Я вежливо склонила голову.
— Все хорошо, матушка… Вам не о чем беспокоится…
Но жрица на мои слова лишь нахмурилась и подступила ближе.
— Так что же тогда привело тебя в Делькону?
Я еще раз осторожно взглянула на жрицу. По возрасту, она вполне подходила под описание одной из знакомых прабабки, но и в Дельконе могло многое измениться за это время. Я собиралась повыспрашивать об интересующих меня жрицах Римеллу, а вот с порога откровенничать с одной из высших как то не хотелось… Мало ли…
— Я хотела попросить Малику о покровительстве для моей дочери и помянуть близких, матушка…
Выслушавшая мой ответ жрица чуть заметно улыбнулась.
— Я думаю, Малика не откажет в покровительстве ни тебе, ни дочери.
— Благодарю, матушка… — я вновь склонила голову и поспешила вернуться к своим…
Всколыхнувшаяся было в сердце тревога улеглась, как только я переступила порог своей комнаты. Ирко самозабвенно играл на кровати с проснувшейся дочкой. Вся их нехитрая возня сводилась к тому, что муж позволял малышке ухватить себя за палец, но при этом не давал попробовать его на вкус… Судя по довольному кряхтению Мали и блаженной улыбке Ирко, забава удалась на славу!
Я немножко понаблюдала за дочкой и мужем, потом тихо окликнула:
— Ирко?
Муж обернулся, и, ловко подхватив дочку на руки, подошел ко мне.
— Ты долго…
— Прости… — я взяла у него Мали и, прижав к себе, вдохнула бесконечно родной запах, исходящий от волос малютки. — Я действительно задержалась в святилище.
Ирко согласно кивнул.
— Ясно… Ты бы поела с дороги, Эрка. Тут вот обед принесли. Стынет все…
Я поцеловала дочку в макушку.
— А ты?
И тут же ощутила на своих плечах ласковую тяжесть рук Ирко.
— Не хочу без тебя…
Обед оказался хоть и простым, но довольно обильным, а после него на меня накатила усталая сонливость. Пока Ирко относил вниз опустевшие миски, я, еще раз покормив Мали, убаюкала дочь, а потом распустила волосы и скинула тяжелое платье. Вернувшийся Ирко, заметив мое состояние, немедля уволок колыбель в дальнюю комнату, сказав, что сам за всем присмотрит. Я не стала ему возражать: свернулась калачиком на кровати и, уткнувшись лицом в подушку с чужим запахом, почти сразу же уснула…
— Энейра…
Я недовольно дернула плечом. Перед глазами все еще стояло лесное озеро с кувшинками и летающими над ними яркими стрекозами…
— Госпожа Энейра... — чужой голос вновь настойчиво вторгся в мое сновидение, в одно мгновение разрушая его целостность. Я вскинулась, еще не совсем понимая, где нахожусь…
— Что?
— Госпожа Энейра, простите, что помешала, но Старшая Вериника хотела бы видеть вас вместе с дочкой.
Стоящая на пороге тоненькая, как ветка, молодая жрица посматривала на меня с каким-то смущённым интересом. Я же, запустив руку в волосы, откинула с лица упавшие на него пряди. Похоже, что мой секрет больше таковым не является… Видно, забывшись, слишком уж громко молилась, а кто-то из жриц услышал и понял, о ком идет речь… Остальное же совсем просто — все гости здесь, как на ладони…
В соседней комнате послышался скрип кровати, и я торопливо ответила.
— Мне надо собраться…
— Конечно, госпожа. Я подожду вас внизу. — Жрица склонила голову и исчезла за дверью, а я повернулась в строну смежной комнаты, уже понимая, что увижу…
Растрепанный со сна Ирко стоял у входа, тяжело опираясь на косяк, и неотрывно смотрел на меня, и лицо у него было такое, точно я его ножом под сердце ударила!..
— Ирко...
Я сжала пальцы до хруста, а муж медленно пересек комнату и тяжело сел в изножие моей кровати. Опустил голову…
— Так вот в чем все дело… — его сильный голос теперь стал совершенно безжизненным. — Ответь мне лишь одно — ты позволишь мне видеть тебя и дочку хотя бы изредка… Госпожа…
Я почувствовала, что у меня начинает кружиться голова. Я ожидала от Ирко всякого, но его теперешние слова выбивались из всего, что я могла себе вообразить.
— О чем ты говоришь, Ирко?
Привстав на кровати, я коснулась плеча мужа, но он лишь еще больше ссутулился и глухо произнес.
— Я, конечно, в лесу вырос, но то, что знатные девушки за простых пасечников не выходят, знаю… Этот храм теперь даст тебе приют и защиту, а я… Я больше не нужен…
— Глупый!.. — я со вздохом обхватила широкие плечи Ирко, уткнулась ему лицом в затылок. — Ты мой муж перед богами и людьми — так было, есть и будет!.. Что же до происхождения… Мой род лишен имени и чести по воле князя, так что благородной здешние жрицы именуют меня по собственному почину.
Муж шумно вздохнул, огладил мою руку своей…
— Эрка… Энейра… Я все равно почти ничего не понимаю… Что произошло с тобой, с твоей семьёй?.. Ты можешь внятно объяснить?
— Я все тебе расскажу, обещаю! — Я поцеловала мужа в затылок и, соскочив с кровати, принялась одеваться. — Но сперва я должна поговорить со Старшей храма. Таких, как она, не заставляют ждать…
Муж в ответ только шумно вздохнул…
Быстро одевшись и заплетя косу, я осторожно взяла на руки мирно спящую дочь и спустилась вниз. Римелла посмотрела на меня круглыми, как плошки, глазами, и уже открыла рот, чтобы что-то спросить, но тут вмешалась разбудившая меня жрица. Она выступила вперед и чуть склонила голову.
— Следуйте за мной, госпожа…
Пришлось «следовать», оставив за спиной полную недоумения Римеллу… Но она-то как-нибудь перебьётся, а вот Ирко… За Ирко — не за себя — мне действительно было тревожно…
Между тем сопровождающая жрица провела меня во внутреннее, закрытое для посторонних, святилище Малики, а через него дальше — к комнатам жриц. Пройдя длинный коридор, мы очутились перед массивной дверью. Сопровождающая попросила меня обождать и скрылась за тяжелыми створками. Еще через минуту я услышала ее голос, приглашающий войти…
Я очутилась в круглом высоком зале со снежно-белыми сводами. В самом центре венчающего его купола было сделано большое окно-глаз: падающий из него столбом солнечный свет разбивался на тысячи искорок в воде устроенного посреди залы небольшого озерца, возле которого, на длинных каменных лавках и сидели три жрицы. В одной из них я узнала ту, что заговорила со мною сегодня в храме, вторая была полной и чернявой, а вот третья, судя по всему, и была Старшей. Согнутая годами, невероятно похожая на пожухлый, осенний лист, она казалась невероятно хрупкой, но именно от нее исходила мощная колдовская волна, да и приведшая меня сюда жрица замерла за ее плечом эдакой верной тенью…
— Я рада, что твоя дорога, наконец привела тебя в Делькону, дитя мое. По правде сказать, это должно было случиться намного раньше… — в тихом, шелестящем голосе заговорившей со мною старой жрицы чувствовалась властная непреклонность, но я все равно осмелилась возразить.
— Моя прабабка думала иначе…
Жрица усмехнулась.
— О да, конечно… У Нарсии Ирташ всегда было собственное мнение обо всем, и ты явно пошла в неё… Не лицом, нет! Но норов чувствуется… А теперь присядь рядом со мной — я хочу посмотреть на тебя, на малютку…
После некоторого колебания я все же подошла к старшей, и села на скамью подле неё, с силой прижимая к себе спящую дочку. Благожелательный тон жрицы еще больше растревожил сидящую под сердцем тревогу, а старшая, между тем, с каким-то, чисто девичьим любопытством взглянув на мою Мали, начала выспрашивать о последних годах прабабки, о том, что она успела мне передать, о матери, о том, как мне жилось все это время… Вопросы следовали один за другим, но задавала их лишь старая жрица — остальные хранили молчание и лишь то и дело бросали на меня любопытные взгляды…
Это было неприятно, но я отвечала на вопросы Старшей неизменно вежливо и подробно, хотя и старалась при этом не поминать лишний раз свои сокровенные мысли и чувства. Я чувствовала, что Старшая клонит разговор во вполне определённую сторону, но вот что именно ей от меня надо, понять пока не могла.
— А ты знаешь, что твоя прабабка стала матерью, будучи девятнадцатилетней?.. Исходя из твоего сложения, я бы сказала, что если б ты подождала с материнством еще пару лет, это пошло бы на пользу и тебе, и ребенку: — неожиданно произнесла Старшая, но я, баюкая на руках, дочку, отрицательно качнула головой.
— Я не загадывала, матушка. Как Малика послала, так и получилось. Не жалею…
Жрица чуть заметно улыбнулась.
— Твое желание иметь ребенка мне более чем понятно, дочка… — и тут вдруг лицо жрицы стало серьёзным, и даже жестоким. — Тем не менее, тебе стоит подумать о том, что многие мужчины считают детей лучшим способом навсегда привязать к себе женщину! Ты сказала, что вышла замуж через год после смерти прабабки. Ты была совсем одна, без заступников и покровителей, с больной матерью на руках, и теперь я хочу знать — не принудили ли тебя к этому шагу!..
— Что?! — я ошеломленно взглянула на Старшую, а та уверенно продолжила.
— Все сидящие здесь обещали Нарсии Ирташ позаботиться о её правнучке и помочь ей, какая бы ни была нужда. Поверь, тебе нечего стыдиться и не нужно ничего скрывать. Если твой муж, склоняя тебя к браку, перешел меру допустимого, он будет наказан со всей строгостью за свой проступок. Если же он обещал тебе защиту в обмен на супружество, в нашей воле признать эту сделку недействительной. Тебе достаточно одного слова, чтобы вновь обрести свободу. Можешь быть покойна — слово и сила жриц послужит тебе лучшим покровом и ни твоя честь, ни малютка не пострадают от данного храмом развода…
Пока жрица говорила все это, у меня на руках тихонько захныкала начавшая просыпаться Мали. Я пошептала ей ласково, поцеловала… И лишь после этого встала и посмотрела на жриц. Выпрямилась, прижимая к себе дочь.
— Мой муж никогда и ни к чему меня не принуждал. Я пошла за Ирко по своей воле и по сей день благодарю Малику за данного мне мужа, потому что второго такого доброго и честного человека трудно отыскать!..
Но Старшая на мои слова лишь покачала головой.
— Он не честен с тобою, Энейра… У нашего храма долгая и трудная история, нам пришлось беречься от всякого. Плетение на входных воротах было создано так, чтобы помочь встречающей гостей жрице определить, кто перед ней — Чующий, колдун или перевертыш… Знаешь ли ты, что твой муж — оборотень по меньшей мере наполовину?!
— Да… — поняв, что в эти мгновения решается судьба Ирко, я вскинула голову и твердо посмотрела на жриц. — Да, знаю. И могу сказать, что по духу и сердцу он более человек, чем некоторые люди!
После этих моих слов в зале упала тишина, да и сами жрицы застыли на некоторое время каменными изваяниями… Но их оцепенение продолжалось совсем недолго — вскоре одна из них — та, что заговорила со мной в храме, сказала.
— Энейра, девочка моя… Этот селянин не может быть достойным тебя. Даже если позабыть о том, что он — бэр, остаются его низкое происхождение и чёрная кость. Твоя кровь должна смешаться с равной себе по благородству.
При упоминании о происхождении, я горько усмехнулась.
— Я, конечно, живу много меньше вашего, матушка, и особой мудрости не имею, но один урок, преподнесенный судьбой, выучила — истинное благородство не зависит ни от герба, ни от длины родословной…
— …И лишь чистота и верность сердца ему порукой! — неожиданно прервала меня на полуслове Старшая, и тут же улыбнулась. Но уже как-то иначе, чем прежде: более открыто, и, вместе с тем, мягче. — Если бы я и сомневалась, чью дочь и правнучку вижу перед собой, то последние твои слова рассеяли все сомнения…
Выслушай же мое решение, Энейра. Делькона принимает не только тебя, но и твоего мужа, и дочь. Что бы ни случилось, твоя семья всегда найдет здесь приют, защиту и помощь! Обряд для твоей крохи будет проведен завтра — я сама буду просить для нее милости Малики… А теперь ступай, отдохни — у нас был очень непростой разговор.
— Спасибо за все, матушка… — я низко склонила голову. Только теперь я почувствовала, что меня хоть и мелко, но вполне ощутимо трясет. Этот спор дался мне ой, как не просто…
Обратно меня провожала все та же молоденькая жрица. Она шла передо мною молча — точно в рот воды набрала, и лишь на пороге гостевого дома обернулась ко мне и осторожно заметила.
— Старшая Вериника оказала вам честь, госпожа…
Я согласна кивнула головой.
Святилище в Дельконе располагалось за второй, уже внутренней, стеной, грозную толщину которой не мог замаскировать даже традиционный для храмов Малики дикий виноград. Пройдя под сводами ворот я, неожиданно обнаружила себя в большом ухоженном огороде. Широкая дорожка к святилищу была окружена многочисленными грядками с целебными растениями. Между грядками сновали занятые прополкой и прочими огородническими делами жрицы. Само же святилище сверкало снежной белизной стен, невзирая на множество воркующих на его крыше голубей…
Полумрак внутри храма был не только прохладным, но и свежим. Склонившись перед статуей Малики, я прошептала положенное приветствие и лишь потом огляделась. Стены святилища были сплошь покрыты потемневшими от времени фресками, изображающими многочисленные ипостаси Богини: Милостивая, Дарующая, Мать… Нужная мне Убывающая Луна обнаружилась в самой глубине храма, и я, скользнув в узкий, точно вырубленный в скале проход, очутилась прямо перед статуей Старухи, окруженной множеством горящих свечей… У Малики, как и у других божеств Семерки, есть несколько лиц, но главные из них — Дева, Мать и Старуха, и каждая из ее ипостасей отвечает за разное. Деву просят о замужестве, Мать хранит беременных и их детей, Старуха же — мудрость, память и скорбь… Я попыталась разглядеть лицо статуи, но это оказалось невозможно. Неведомый скульптор сделал так, чтобы черты Старухи скрывала глубокая тень от накинутого ей на голову покрова, заставляя тем самым сосредоточиться на руках изваяния. Узловатые, натруженные, с выступающими венами… Вот такие же были и у моей прабабки в ее последние годы…
Я не стала бороться с накатившими на меня воспоминаниями и со вздохом преклонив колени перед изображением, зашептала поминальную молитву по близким, которые в эти мгновенья стояли передо мной, как живые. Прабабка, раскладывающая на столе тетради… Угасающая в кресле мать… Строгий, но в то же время невероятно добрый отец… Вышивающая бисером Элгея… Навеки шестнадцатилетний Мика… Погрузившись в воспоминания, я совершенно потеряла счет времени, так что в себя меня привели ноющие колени. Я поднялась с каменного пола и вышла в центральную часть святилища…
— Тебе нужна помощь, дитя?
Оглянувшись, я увидела позади себя высокую и статную, уже немолодую женщину. Властный взгляд и руническая вышивка на платье недвусмысленно говорили о том, что передо мною стоит одна из высших служительниц… Я вежливо склонила голову.
— Все хорошо, матушка… Вам не о чем беспокоится…
Но жрица на мои слова лишь нахмурилась и подступила ближе.
— Так что же тогда привело тебя в Делькону?
Я еще раз осторожно взглянула на жрицу. По возрасту, она вполне подходила под описание одной из знакомых прабабки, но и в Дельконе могло многое измениться за это время. Я собиралась повыспрашивать об интересующих меня жрицах Римеллу, а вот с порога откровенничать с одной из высших как то не хотелось… Мало ли…
— Я хотела попросить Малику о покровительстве для моей дочери и помянуть близких, матушка…
Выслушавшая мой ответ жрица чуть заметно улыбнулась.
— Я думаю, Малика не откажет в покровительстве ни тебе, ни дочери.
— Благодарю, матушка… — я вновь склонила голову и поспешила вернуться к своим…
Всколыхнувшаяся было в сердце тревога улеглась, как только я переступила порог своей комнаты. Ирко самозабвенно играл на кровати с проснувшейся дочкой. Вся их нехитрая возня сводилась к тому, что муж позволял малышке ухватить себя за палец, но при этом не давал попробовать его на вкус… Судя по довольному кряхтению Мали и блаженной улыбке Ирко, забава удалась на славу!
Я немножко понаблюдала за дочкой и мужем, потом тихо окликнула:
— Ирко?
Муж обернулся, и, ловко подхватив дочку на руки, подошел ко мне.
— Ты долго…
— Прости… — я взяла у него Мали и, прижав к себе, вдохнула бесконечно родной запах, исходящий от волос малютки. — Я действительно задержалась в святилище.
Ирко согласно кивнул.
— Ясно… Ты бы поела с дороги, Эрка. Тут вот обед принесли. Стынет все…
Я поцеловала дочку в макушку.
— А ты?
И тут же ощутила на своих плечах ласковую тяжесть рук Ирко.
— Не хочу без тебя…
Обед оказался хоть и простым, но довольно обильным, а после него на меня накатила усталая сонливость. Пока Ирко относил вниз опустевшие миски, я, еще раз покормив Мали, убаюкала дочь, а потом распустила волосы и скинула тяжелое платье. Вернувшийся Ирко, заметив мое состояние, немедля уволок колыбель в дальнюю комнату, сказав, что сам за всем присмотрит. Я не стала ему возражать: свернулась калачиком на кровати и, уткнувшись лицом в подушку с чужим запахом, почти сразу же уснула…
— Энейра…
Я недовольно дернула плечом. Перед глазами все еще стояло лесное озеро с кувшинками и летающими над ними яркими стрекозами…
— Госпожа Энейра... — чужой голос вновь настойчиво вторгся в мое сновидение, в одно мгновение разрушая его целостность. Я вскинулась, еще не совсем понимая, где нахожусь…
— Что?
— Госпожа Энейра, простите, что помешала, но Старшая Вериника хотела бы видеть вас вместе с дочкой.
Стоящая на пороге тоненькая, как ветка, молодая жрица посматривала на меня с каким-то смущённым интересом. Я же, запустив руку в волосы, откинула с лица упавшие на него пряди. Похоже, что мой секрет больше таковым не является… Видно, забывшись, слишком уж громко молилась, а кто-то из жриц услышал и понял, о ком идет речь… Остальное же совсем просто — все гости здесь, как на ладони…
В соседней комнате послышался скрип кровати, и я торопливо ответила.
— Мне надо собраться…
— Конечно, госпожа. Я подожду вас внизу. — Жрица склонила голову и исчезла за дверью, а я повернулась в строну смежной комнаты, уже понимая, что увижу…
Растрепанный со сна Ирко стоял у входа, тяжело опираясь на косяк, и неотрывно смотрел на меня, и лицо у него было такое, точно я его ножом под сердце ударила!..
— Ирко...
Я сжала пальцы до хруста, а муж медленно пересек комнату и тяжело сел в изножие моей кровати. Опустил голову…
— Так вот в чем все дело… — его сильный голос теперь стал совершенно безжизненным. — Ответь мне лишь одно — ты позволишь мне видеть тебя и дочку хотя бы изредка… Госпожа…
Я почувствовала, что у меня начинает кружиться голова. Я ожидала от Ирко всякого, но его теперешние слова выбивались из всего, что я могла себе вообразить.
— О чем ты говоришь, Ирко?
Привстав на кровати, я коснулась плеча мужа, но он лишь еще больше ссутулился и глухо произнес.
— Я, конечно, в лесу вырос, но то, что знатные девушки за простых пасечников не выходят, знаю… Этот храм теперь даст тебе приют и защиту, а я… Я больше не нужен…
— Глупый!.. — я со вздохом обхватила широкие плечи Ирко, уткнулась ему лицом в затылок. — Ты мой муж перед богами и людьми — так было, есть и будет!.. Что же до происхождения… Мой род лишен имени и чести по воле князя, так что благородной здешние жрицы именуют меня по собственному почину.
Муж шумно вздохнул, огладил мою руку своей…
— Эрка… Энейра… Я все равно почти ничего не понимаю… Что произошло с тобой, с твоей семьёй?.. Ты можешь внятно объяснить?
— Я все тебе расскажу, обещаю! — Я поцеловала мужа в затылок и, соскочив с кровати, принялась одеваться. — Но сперва я должна поговорить со Старшей храма. Таких, как она, не заставляют ждать…
Муж в ответ только шумно вздохнул…
Быстро одевшись и заплетя косу, я осторожно взяла на руки мирно спящую дочь и спустилась вниз. Римелла посмотрела на меня круглыми, как плошки, глазами, и уже открыла рот, чтобы что-то спросить, но тут вмешалась разбудившая меня жрица. Она выступила вперед и чуть склонила голову.
— Следуйте за мной, госпожа…
Пришлось «следовать», оставив за спиной полную недоумения Римеллу… Но она-то как-нибудь перебьётся, а вот Ирко… За Ирко — не за себя — мне действительно было тревожно…
Между тем сопровождающая жрица провела меня во внутреннее, закрытое для посторонних, святилище Малики, а через него дальше — к комнатам жриц. Пройдя длинный коридор, мы очутились перед массивной дверью. Сопровождающая попросила меня обождать и скрылась за тяжелыми створками. Еще через минуту я услышала ее голос, приглашающий войти…
Я очутилась в круглом высоком зале со снежно-белыми сводами. В самом центре венчающего его купола было сделано большое окно-глаз: падающий из него столбом солнечный свет разбивался на тысячи искорок в воде устроенного посреди залы небольшого озерца, возле которого, на длинных каменных лавках и сидели три жрицы. В одной из них я узнала ту, что заговорила со мною сегодня в храме, вторая была полной и чернявой, а вот третья, судя по всему, и была Старшей. Согнутая годами, невероятно похожая на пожухлый, осенний лист, она казалась невероятно хрупкой, но именно от нее исходила мощная колдовская волна, да и приведшая меня сюда жрица замерла за ее плечом эдакой верной тенью…
— Я рада, что твоя дорога, наконец привела тебя в Делькону, дитя мое. По правде сказать, это должно было случиться намного раньше… — в тихом, шелестящем голосе заговорившей со мною старой жрицы чувствовалась властная непреклонность, но я все равно осмелилась возразить.
— Моя прабабка думала иначе…
Жрица усмехнулась.
— О да, конечно… У Нарсии Ирташ всегда было собственное мнение обо всем, и ты явно пошла в неё… Не лицом, нет! Но норов чувствуется… А теперь присядь рядом со мной — я хочу посмотреть на тебя, на малютку…
После некоторого колебания я все же подошла к старшей, и села на скамью подле неё, с силой прижимая к себе спящую дочку. Благожелательный тон жрицы еще больше растревожил сидящую под сердцем тревогу, а старшая, между тем, с каким-то, чисто девичьим любопытством взглянув на мою Мали, начала выспрашивать о последних годах прабабки, о том, что она успела мне передать, о матери, о том, как мне жилось все это время… Вопросы следовали один за другим, но задавала их лишь старая жрица — остальные хранили молчание и лишь то и дело бросали на меня любопытные взгляды…
Это было неприятно, но я отвечала на вопросы Старшей неизменно вежливо и подробно, хотя и старалась при этом не поминать лишний раз свои сокровенные мысли и чувства. Я чувствовала, что Старшая клонит разговор во вполне определённую сторону, но вот что именно ей от меня надо, понять пока не могла.
— А ты знаешь, что твоя прабабка стала матерью, будучи девятнадцатилетней?.. Исходя из твоего сложения, я бы сказала, что если б ты подождала с материнством еще пару лет, это пошло бы на пользу и тебе, и ребенку: — неожиданно произнесла Старшая, но я, баюкая на руках, дочку, отрицательно качнула головой.
— Я не загадывала, матушка. Как Малика послала, так и получилось. Не жалею…
Жрица чуть заметно улыбнулась.
— Твое желание иметь ребенка мне более чем понятно, дочка… — и тут вдруг лицо жрицы стало серьёзным, и даже жестоким. — Тем не менее, тебе стоит подумать о том, что многие мужчины считают детей лучшим способом навсегда привязать к себе женщину! Ты сказала, что вышла замуж через год после смерти прабабки. Ты была совсем одна, без заступников и покровителей, с больной матерью на руках, и теперь я хочу знать — не принудили ли тебя к этому шагу!..
— Что?! — я ошеломленно взглянула на Старшую, а та уверенно продолжила.
— Все сидящие здесь обещали Нарсии Ирташ позаботиться о её правнучке и помочь ей, какая бы ни была нужда. Поверь, тебе нечего стыдиться и не нужно ничего скрывать. Если твой муж, склоняя тебя к браку, перешел меру допустимого, он будет наказан со всей строгостью за свой проступок. Если же он обещал тебе защиту в обмен на супружество, в нашей воле признать эту сделку недействительной. Тебе достаточно одного слова, чтобы вновь обрести свободу. Можешь быть покойна — слово и сила жриц послужит тебе лучшим покровом и ни твоя честь, ни малютка не пострадают от данного храмом развода…
Пока жрица говорила все это, у меня на руках тихонько захныкала начавшая просыпаться Мали. Я пошептала ей ласково, поцеловала… И лишь после этого встала и посмотрела на жриц. Выпрямилась, прижимая к себе дочь.
— Мой муж никогда и ни к чему меня не принуждал. Я пошла за Ирко по своей воле и по сей день благодарю Малику за данного мне мужа, потому что второго такого доброго и честного человека трудно отыскать!..
Но Старшая на мои слова лишь покачала головой.
— Он не честен с тобою, Энейра… У нашего храма долгая и трудная история, нам пришлось беречься от всякого. Плетение на входных воротах было создано так, чтобы помочь встречающей гостей жрице определить, кто перед ней — Чующий, колдун или перевертыш… Знаешь ли ты, что твой муж — оборотень по меньшей мере наполовину?!
— Да… — поняв, что в эти мгновения решается судьба Ирко, я вскинула голову и твердо посмотрела на жриц. — Да, знаю. И могу сказать, что по духу и сердцу он более человек, чем некоторые люди!
После этих моих слов в зале упала тишина, да и сами жрицы застыли на некоторое время каменными изваяниями… Но их оцепенение продолжалось совсем недолго — вскоре одна из них — та, что заговорила со мной в храме, сказала.
— Энейра, девочка моя… Этот селянин не может быть достойным тебя. Даже если позабыть о том, что он — бэр, остаются его низкое происхождение и чёрная кость. Твоя кровь должна смешаться с равной себе по благородству.
При упоминании о происхождении, я горько усмехнулась.
— Я, конечно, живу много меньше вашего, матушка, и особой мудрости не имею, но один урок, преподнесенный судьбой, выучила — истинное благородство не зависит ни от герба, ни от длины родословной…
— …И лишь чистота и верность сердца ему порукой! — неожиданно прервала меня на полуслове Старшая, и тут же улыбнулась. Но уже как-то иначе, чем прежде: более открыто, и, вместе с тем, мягче. — Если бы я и сомневалась, чью дочь и правнучку вижу перед собой, то последние твои слова рассеяли все сомнения…
Выслушай же мое решение, Энейра. Делькона принимает не только тебя, но и твоего мужа, и дочь. Что бы ни случилось, твоя семья всегда найдет здесь приют, защиту и помощь! Обряд для твоей крохи будет проведен завтра — я сама буду просить для нее милости Малики… А теперь ступай, отдохни — у нас был очень непростой разговор.
— Спасибо за все, матушка… — я низко склонила голову. Только теперь я почувствовала, что меня хоть и мелко, но вполне ощутимо трясет. Этот спор дался мне ой, как не просто…
Обратно меня провожала все та же молоденькая жрица. Она шла передо мною молча — точно в рот воды набрала, и лишь на пороге гостевого дома обернулась ко мне и осторожно заметила.
— Старшая Вериника оказала вам честь, госпожа…
Я согласна кивнула головой.
