Эти родители, и вообще, взрослые, они могут поступать как им вздумается, а ты ничего не можешь противопоставить этому. Иногда им просто хотелось крикнуть: «Девочка с красным рюкзачком! Ау! Ты где? Выведи нас отсюда. Всех вместе. Мы тебе доверяем»
Танька быстрым шагом шла по улице, она знала, что у «Сабрины» уже собрались свои. Внутри всё кипело от возмущения, руки дрожали, но она уже давно научилась не плакать в таких ситуациях. Что значит плакать? Себя жалеть? Чаще всего, это делают, когда расчитывают хотя бы на малейшую помощь… Таньке помочь не мог никто.
Сегодня Люська опять нажравшись какой-то гадости, принесённой с помойки, куда она ходила накануне затемно, рыгала до вою. Ну, и что? Всё равно потом, свернув подмышку стянутый у кого-то с верёвки пододеяльник, уползла, и явилась, опять набравшаяся какой-то дряни. Да, ещё и не одна, а со своим собутыльником Маклаем. Лохматый, вонючий, с синим опухшим лицом, он вызывал у Таньки спазмы в желудке одним своим появлением. Шагая по дороге, Танька продолжала крепко сжимать в кармане сотовый телефон. Сегодня она его отстояла в неравной борьбе. Люська с Маклаем, услышав Светкин звонок, притихли, и без особых вступлений, принялись выворачивать руки, пытаясь завладеть ликвидным товаром. С криками и матюгами, Танька еле вырвалась от них.
«Как хочется есть!» - мелькнуло в Танькиной голове. «Но, нет, сначала бы, закурить!»
Светка уже стояла неподалёку от крыльца «Сабрины», где останавливались дальнобойщики. На этом обычном месте, где проводили вечера Танькины знакомые, было уже человек пятнадцать. Ребята, девчонки, стояли, кто покуривал, кто тянул пиво. «Закурить есть?» - спросила она с ходу у Светки. «Не-а, сейчас схожу, куплю». «Давай, а то невмоготу…» «Что, опять с матерью скандалили?» «Да»,- буркнула Танька, - «Ну, ты идёшь или нет за сигаретами?»
Светка поднялась на крыльцо гостиницы, где на первом этаже находилось кафе для приезжих. Там всё было значительно дороже, чем в магазинах, но Светка не видела в этом проблемы, для неё зайти и купить в кафе сигареты, было лишь поводом, чтобы рисануться перед голодным мужичьём. Без денег она из дома не выходила, у неё были образованные, демократичные родители. Они позволяли ей знакомиться с жизнью, как она есть. Потусить сюда сходились все, такова была общепринятая в посёлке форма проведения досуга. Сходились те, кто искал общения с ровесниками, кто хотел узнать поселковые новости.
Вернулась Светка. Танька про себя отметила, что, при ходьбе, особенно, когда Светка шла медленно, она забавно поводила плечами, вся её независимость и своенравность была видна в походке. Она, вообще, могла бы не прыгать в машины. Это уж она, так, то ли, чтобы самоутвердиться перед ровесниками, то ли от того, что её своенравие отпугивало местных ребят, и дружить ей было не с кем. Танька с ней об этом никогда не говорила. Слава богу, что у неё в этом нелёгком деле была компаньонка…
Всё ещё неуверенными движениями рук, Танька прикурила протянутую подругой сигарету.
С каждой затяжкой сердцебиение уходило, а голову всё сильнее заволакивал лёгкий туман.
Докуривая сигарету, Танька почувствовала, что острое чувство голода отошло куда-то на второй план.
Они и не заметили, как тихо подъехал серый «Опель». Из окошка выглянул мужчина. «Эй, ты, курносая, покататься не хочешь?» «Хочу!» - с деланой игривостью ответила Танька и подошла поближе. «Что делать умеешь?» «Что надо, то и умею», - парировала она, не засмущавшись. «Только у меня, того, с собой только две банки консервов и пачка сигарет». «Пойдёт», - ответила Танька и села на переднее сиденье.
Когда у Витьки из семьи ушёл отец, родители его матери стали часто брать на выходные внука к себе. У них был в селе неподалёку от города свой дом, небольшое хозяйство, и Витька им не очень мешал своим присутствием. По крайней мере, он был у них на глазах, под присмотром. Внучка Алина ехать в деревню на выходные, как правило, не желала. Зато, забирая Витьку к себе и привозя его обратно, дед с бабушкой видели и её достаточно регулярно.
Витька часто брал с их разрешения с собой и закадычного друга Славку. Тому зачастую не у кого было и разрешения спрашивать на отлучку. Иногда Славка оставлял на столе записку: «Я с Витькой в деревне», и его все выходные никто не искал.
В деревне мальчишкам было вольготно. Там у них сформировалась компания, где они с дошкольных лет числились своими. Там были самые закадычные друзья. Через дорогу жил друг Колька, их ровесник. У него был старший брат Васька, лет на шесть старше мальчишек. Тот ещё типок был.
В учёбе Васька разочаровался рано, лет в одиннадцать… Бросил школу и всячески вымудривался с учёбой, пока родители и школа не нашли оптимальный вариант, - перевести его на домашнее обучение, ибо никакого сладу с ним не было. Отец был этим обстоятельством очень недоволен, и разов несколько порол его нещадно, но… жажда знаний так и не пришла к Ваське, даже через порку. Однако, самое большое разочарование Васька принёс отцу, когда тот обнаружил, что сын вдобавок к тому пристрастился и к курению…
Педагогическая фантазия отца услужливо предложила радикальный метод, под древним названием «клин клином». Зажав Ваську между ног, отец стал рьяно впихивать тому в рот щепотьями ломаные сигареты, крича при этом: «Жуй, жуй!!! Кому говорю!» Васька вырвался, убежал, но, курить не бросил…
Здравый смысл подсказал Васькиному отцу снять все запреты, чтобы проказник не наделал беды, прячась по задворкам. Так и сено можно было спалить и баню и дом. Взамен Васька твёрдо пообещал помогать отцу с хозяйством, - двумя коровами и пятью свиньями.
После этого Васькина жизнь обрела все признаки респектабельности… Вечерами он выходил ко двору с пачкой сигарет в руках, неспешно открывал её. «Мелкие», подталкиваемые чувством зависти и интересом к «взрослой жизни», окружали его хороводом. Казалось, что он старше их вовсе не на шесть лет, а на целых десять… «Васьк, Васьк, ну дай дымнуть! Ну, дай…» Васька доставал пачку сигарет, щёлкал зажигалкой, и, затягиваясь, демонстрировал понимание в этом вопросе, степенно произнося: «Нельзя. Малы ишшо…» Однако, когда на улицу выходил его младший брат Колька, - ровесник Витьки и Славки, и обращался к нему с той же просьбой, Васька проникался толикой жалости и давал тому одну сигаретку. Ватага с владельцем сигаретки в центре удовлетворённо катилась в кусты… Там сигарета делала несколько кругов, многократно меняя своих владельцев, и через каких-нибудь пять минут все «курильщики» ощущали свою «взрослость»…
В центре села, возле кинотеатра, стояла много лет будка сапожника. Компанейский дядька был дядя Саша-сапожник. Днём он, часто и бесплатно, во время школьных перемен, подбивал отлетевшие каблуки, и ученикам тоже, отложив ради них иные дела на пару минут. Вечерами же, особенно по выходным, его будка становилась «клубом по интересам».
Рядом с будкой находился кинотеатр, или будка – рядом с кинотеатром, не суть, главное, - рядом. Семейные пары по выходным доходили до центра села, и женщины шли в кино, а мужчины заворачивали к Саше. В каморку в десяток квадратных метров набивалась тьма-тьмущая народу, счастливчики по очереди играли там «в козла». Остальные просто курили, пока жёны приобщались к искусству синематографа. Дымище стоял там такой, что, даже, если лечь на пол, - то - всё равно, ничего видно не было. А на уровне сидевших - не пробивался даже свет… Периодически из будки слышались задорные крики, сопровождаемые яростным стуком костяшек о стол.
Женщинам почему-то такое времяпрепровождение мужей очень не нравилось, и они, побуждаемые к решительным действиям голосом казачьей крови, не раз переговаривались: «Когда она завалится уже. эта козодраловка? Толкнуть её, или не стоит?» Но, прочие резонно замечали: «И кто ж тогда нам чувяки шить будет?» Мысль о неотвратимых последствиях таких необдуманных действий останавливала недовольных женщин…
Как-то раз дядя Саша, наводя порядок в рабочем кабинете, вытряхнул свою пепельницу, то есть банку, в которую в целях пожарной безопасности все посетители будки сбрасывали «бычки». Вытряхнул он свою банку не на дно оврага, в котором всегда было сыро, а тут же, сразу у склона… Это богатство было вскоре замечено мальчишками. Усевшись в овражке неподалёку от этого «Клондайка», они принялись, как санитары природы докуривать те «бычки», что были брошены в банку раньше времени прежними нерачительными хозяевами. После получасового «наслаждения жизнью», выяснилось, что никто из них не может встать…
Проходившая мимо женщина заметила их беспомощное состояние и громко закричала: «Дети! Там дети лежат! Зелёные все!»
Сбежавшиеся родители принялись разбирать их по домам, обсуждая предполагаемые меры педагогического воздействия на своих неразумных чад. «Бить их, что ли?» «Не, не надо. Сейчас они не почувствуют…»
Да, досталось в тот день и Кольке, и Витьке, и Славке, и ещё троим. Славка хотел, конечно, повозмущаться: «Меня не троньте! Я не ваш!», - но, решил за благо промолчать и сойти за своего до поры до времени.
Дошла, было дело, цивилизация и до деревни Витькиного деда. Стали прокладывать и там асфальт. Заасфальтировали тротуары вдоль дорог по двум улицам вдоль оврага и по одной короткой поперёк. Асфальт появился как-то враз, - то была всё щебёнка да песок, - а потом – хлоп! - и с утра уже асфальт. А тут и дождь прошёл. Асфальт сиял как нарисованный! И самое время бы воспользоваться новым тротуаром, но, оказалось, что некоторые селяне были не готовы к таким радикальным переменам в жизни.
Когда Витькина бабушка отправилась с внуком и Славкой в магазин за хлебом, то они, подойдя к новому асфальту, даже приостановились, настолько были впечатлены первозданной чистотой этого продукта инженерной мысли. Бабушка никак не решалась ступить на чёрное полотно тротуара своими облепленными грязью калошами. А вот мальчишки, бежавшие рядом босиком, смело запрыгали туда-обратно по обновлённой тропе, оставляя после своих грязных лапок «следы невиданных зверей». И это их ничуть не смущало.
Навстречу им шёл из магазина по новому асфальту дядька, который жил неподалёку от Колькиной бабушки в синем доме. Дядька нёс тяжёлую сумку, но, завидев мальчишек, заулыбался и поднял вверх большой палец свободной руки, одобряя выбрыкивания детей.
Сельские мальчишки шести-восьми лет чем-то сходны с ртутью. Они такие же подвижные, за ними трудно уследить, и они катятся по жизни, как ртутные шарики.
Летом любимое место в деревне – река. Посылать всякий раз с ними кого-то взрослого, просто не под силу, потому, как расписание их походов и траектория движения непредсказуемы. Проще их как-нибудь напугать, чтобы дома сидели. И вот однажды в начале лета по селу прошла весть, что из клетки цирка, приехавшего в ближний город, если так можно сказать, «сбежал» удав. И «сбежал» он однозначно в реку, которая протекает на окраине их села. Потому, купаться в реке надо с опаской, а лучше вообще не купаться, пока его не поймают. Поэтому, весь июнь того года мальчишки не лезли в воду, а степенно вышагивали по берегу, высматривая что-то на водной глади, как подлинные натуралисты.
И, как оказалось, не зря они высматривали, однажды кто-то из мальчишек заметил плывущую по реке голову с усами и расходящимися от неё морщинистыми складками воды по глади реки. «Удав! Удав!» - закричали мальчишки и бросились с визгом к деревне, обгоняя друг друга.
«Защищать» молодое поколение от неведомой напасти побежали Васька и мамаша одного из мальчишек. Сами они держались поодаль, только показывали рукой, в какой стороне видели опасность и как эта опасность фыркала. Подбежавший поближе к воде Васька, увидел в речных камышах выдру, которая заканчивала свою водную процедуру.
«Не бойтесь! Это выдра!» - закричал он мальчишкам. «Она не кусается!»
На пару дней Васька стал этаким избавителем от страшного чудовища для оравы местной мелкоты.
Страх встретиться с удавом постепенно стал рассеиваться, по прошествии трёх недель вынужденного простоя ребятня уже как ни в чём не бывало плескалась в реке.
Летний полдень. Витька с другом лежат в траве, которая уже отцвела, грызут от нечего делать травинки, наблюдают за сурками. Сурки выходят из норки, сначала крупный, потом помельче четыре штуки, а потом ещё один крупный. Крупный становится на задние лапки, и озирает окрестности. Но, Витьку со Славкой он не видит, они немного за кустами притаились. Остальное семейство шастает вокруг, что-то грызёт. Второй родитель подзывает к себе, видно, что показывает детям, что можно съесть. И тут слышится явный свист.
- Это Колька свистит, - со знанием дела проговорил Витя, - Только он умеет так свистеть.
Сурки шмыгнули опять в норку.
- Колька! Выходи! Мы тебя засекли!
Тишина. Что за шутки?
- Да, выходи уже! Что ты прячешься? Ну, как хочешь, мы не пойдём тебя искать!
Славик лежал и думал: «Вот какие молодцы сурки! Как здорово они заботятся о своих детях. Папа, мама, кормят. Моей бы матери у них поучиться». Когда он высказал эту мысль Витьке, тот резонно заметил,
- Ну, они же не пьют. У них денег нет.
- Да, кто же им даст…
- А ты знаешь, мне отец говорил, что сурки всю зиму спят. А перед сном, когда ложатся на зимовку, затыкают попку лапкой. А то червяк может залезть через попку и съесть сурка изнутри.
- Во как! Слышишь? Опять Колька свистит. Давай его поймаем!
И они побежали, обегая поляну кругом, и с каждым разом нарезая круги всё больше и больше…
Проводя время с Витькой в деревне, Славка не приобщался к трудовой деревенской жизни. Витькин дед справлялся со своими делами сам, а зачастую он был просто рад, что внук со своим приятелем не виснут у него на рукаве, не требуют внимания и особой заботы, а находят сами себе развлечения и занятия, не обременяя взрослых фактом своего существования. По мере взросления Славка не приобретал никаких полезных для жизни навыков, которые помогли бы ему в дальнейшем. Есть расхожее мнение, что не надо ничего навязывать детям, они должны дойти до всего сами. Если они остаются совсем бесконтрольными, то доходят они часто лишь до самых элементарных истин, вроде, того, - «дают – бери, бьют – беги!» Ну, у девчонок или слабых мальчишек ещё бывает, прививается мысль, - «сиди и не высовывайся». Рассчитывать на то, что человек за короткие пятнадцать-двадцать лет своим умом дойдёт до тех же премудростей социальной жизни, что и всё остальное общество за тысячелетия – наивная уловка бездельников, которым нет дела до судьбы своих чад.
У Славки не сформировались даже навыки общения с противоположным полом. Противоположный пол старался держаться от него в стороне, тем более, что красавцем или силачом он не был. Это гораздо позже девушки или женщины начинают осознавать, что красота мужчины не в том состоит, чтобы у него была чёткая линия губ, прямой нос или брови с чёткой очерченностью.
Лишь повзрослев, женщины понимают, что если у их мужчины будет такое чётко прорисованное лицо, то это может выглядеть как ненужная «гонка преследования», как этакий молчаливый упрёк облику женщины.
Глава 2. Школьные годы Славки.
***
Танька быстрым шагом шла по улице, она знала, что у «Сабрины» уже собрались свои. Внутри всё кипело от возмущения, руки дрожали, но она уже давно научилась не плакать в таких ситуациях. Что значит плакать? Себя жалеть? Чаще всего, это делают, когда расчитывают хотя бы на малейшую помощь… Таньке помочь не мог никто.
Сегодня Люська опять нажравшись какой-то гадости, принесённой с помойки, куда она ходила накануне затемно, рыгала до вою. Ну, и что? Всё равно потом, свернув подмышку стянутый у кого-то с верёвки пододеяльник, уползла, и явилась, опять набравшаяся какой-то дряни. Да, ещё и не одна, а со своим собутыльником Маклаем. Лохматый, вонючий, с синим опухшим лицом, он вызывал у Таньки спазмы в желудке одним своим появлением. Шагая по дороге, Танька продолжала крепко сжимать в кармане сотовый телефон. Сегодня она его отстояла в неравной борьбе. Люська с Маклаем, услышав Светкин звонок, притихли, и без особых вступлений, принялись выворачивать руки, пытаясь завладеть ликвидным товаром. С криками и матюгами, Танька еле вырвалась от них.
«Как хочется есть!» - мелькнуло в Танькиной голове. «Но, нет, сначала бы, закурить!»
Светка уже стояла неподалёку от крыльца «Сабрины», где останавливались дальнобойщики. На этом обычном месте, где проводили вечера Танькины знакомые, было уже человек пятнадцать. Ребята, девчонки, стояли, кто покуривал, кто тянул пиво. «Закурить есть?» - спросила она с ходу у Светки. «Не-а, сейчас схожу, куплю». «Давай, а то невмоготу…» «Что, опять с матерью скандалили?» «Да»,- буркнула Танька, - «Ну, ты идёшь или нет за сигаретами?»
Светка поднялась на крыльцо гостиницы, где на первом этаже находилось кафе для приезжих. Там всё было значительно дороже, чем в магазинах, но Светка не видела в этом проблемы, для неё зайти и купить в кафе сигареты, было лишь поводом, чтобы рисануться перед голодным мужичьём. Без денег она из дома не выходила, у неё были образованные, демократичные родители. Они позволяли ей знакомиться с жизнью, как она есть. Потусить сюда сходились все, такова была общепринятая в посёлке форма проведения досуга. Сходились те, кто искал общения с ровесниками, кто хотел узнать поселковые новости.
Вернулась Светка. Танька про себя отметила, что, при ходьбе, особенно, когда Светка шла медленно, она забавно поводила плечами, вся её независимость и своенравность была видна в походке. Она, вообще, могла бы не прыгать в машины. Это уж она, так, то ли, чтобы самоутвердиться перед ровесниками, то ли от того, что её своенравие отпугивало местных ребят, и дружить ей было не с кем. Танька с ней об этом никогда не говорила. Слава богу, что у неё в этом нелёгком деле была компаньонка…
Всё ещё неуверенными движениями рук, Танька прикурила протянутую подругой сигарету.
С каждой затяжкой сердцебиение уходило, а голову всё сильнее заволакивал лёгкий туман.
Докуривая сигарету, Танька почувствовала, что острое чувство голода отошло куда-то на второй план.
Они и не заметили, как тихо подъехал серый «Опель». Из окошка выглянул мужчина. «Эй, ты, курносая, покататься не хочешь?» «Хочу!» - с деланой игривостью ответила Танька и подошла поближе. «Что делать умеешь?» «Что надо, то и умею», - парировала она, не засмущавшись. «Только у меня, того, с собой только две банки консервов и пачка сигарет». «Пойдёт», - ответила Танька и села на переднее сиденье.
***
Когда у Витьки из семьи ушёл отец, родители его матери стали часто брать на выходные внука к себе. У них был в селе неподалёку от города свой дом, небольшое хозяйство, и Витька им не очень мешал своим присутствием. По крайней мере, он был у них на глазах, под присмотром. Внучка Алина ехать в деревню на выходные, как правило, не желала. Зато, забирая Витьку к себе и привозя его обратно, дед с бабушкой видели и её достаточно регулярно.
Витька часто брал с их разрешения с собой и закадычного друга Славку. Тому зачастую не у кого было и разрешения спрашивать на отлучку. Иногда Славка оставлял на столе записку: «Я с Витькой в деревне», и его все выходные никто не искал.
В деревне мальчишкам было вольготно. Там у них сформировалась компания, где они с дошкольных лет числились своими. Там были самые закадычные друзья. Через дорогу жил друг Колька, их ровесник. У него был старший брат Васька, лет на шесть старше мальчишек. Тот ещё типок был.
В учёбе Васька разочаровался рано, лет в одиннадцать… Бросил школу и всячески вымудривался с учёбой, пока родители и школа не нашли оптимальный вариант, - перевести его на домашнее обучение, ибо никакого сладу с ним не было. Отец был этим обстоятельством очень недоволен, и разов несколько порол его нещадно, но… жажда знаний так и не пришла к Ваське, даже через порку. Однако, самое большое разочарование Васька принёс отцу, когда тот обнаружил, что сын вдобавок к тому пристрастился и к курению…
Педагогическая фантазия отца услужливо предложила радикальный метод, под древним названием «клин клином». Зажав Ваську между ног, отец стал рьяно впихивать тому в рот щепотьями ломаные сигареты, крича при этом: «Жуй, жуй!!! Кому говорю!» Васька вырвался, убежал, но, курить не бросил…
Здравый смысл подсказал Васькиному отцу снять все запреты, чтобы проказник не наделал беды, прячась по задворкам. Так и сено можно было спалить и баню и дом. Взамен Васька твёрдо пообещал помогать отцу с хозяйством, - двумя коровами и пятью свиньями.
После этого Васькина жизнь обрела все признаки респектабельности… Вечерами он выходил ко двору с пачкой сигарет в руках, неспешно открывал её. «Мелкие», подталкиваемые чувством зависти и интересом к «взрослой жизни», окружали его хороводом. Казалось, что он старше их вовсе не на шесть лет, а на целых десять… «Васьк, Васьк, ну дай дымнуть! Ну, дай…» Васька доставал пачку сигарет, щёлкал зажигалкой, и, затягиваясь, демонстрировал понимание в этом вопросе, степенно произнося: «Нельзя. Малы ишшо…» Однако, когда на улицу выходил его младший брат Колька, - ровесник Витьки и Славки, и обращался к нему с той же просьбой, Васька проникался толикой жалости и давал тому одну сигаретку. Ватага с владельцем сигаретки в центре удовлетворённо катилась в кусты… Там сигарета делала несколько кругов, многократно меняя своих владельцев, и через каких-нибудь пять минут все «курильщики» ощущали свою «взрослость»…
***
В центре села, возле кинотеатра, стояла много лет будка сапожника. Компанейский дядька был дядя Саша-сапожник. Днём он, часто и бесплатно, во время школьных перемен, подбивал отлетевшие каблуки, и ученикам тоже, отложив ради них иные дела на пару минут. Вечерами же, особенно по выходным, его будка становилась «клубом по интересам».
Рядом с будкой находился кинотеатр, или будка – рядом с кинотеатром, не суть, главное, - рядом. Семейные пары по выходным доходили до центра села, и женщины шли в кино, а мужчины заворачивали к Саше. В каморку в десяток квадратных метров набивалась тьма-тьмущая народу, счастливчики по очереди играли там «в козла». Остальные просто курили, пока жёны приобщались к искусству синематографа. Дымище стоял там такой, что, даже, если лечь на пол, - то - всё равно, ничего видно не было. А на уровне сидевших - не пробивался даже свет… Периодически из будки слышались задорные крики, сопровождаемые яростным стуком костяшек о стол.
Женщинам почему-то такое времяпрепровождение мужей очень не нравилось, и они, побуждаемые к решительным действиям голосом казачьей крови, не раз переговаривались: «Когда она завалится уже. эта козодраловка? Толкнуть её, или не стоит?» Но, прочие резонно замечали: «И кто ж тогда нам чувяки шить будет?» Мысль о неотвратимых последствиях таких необдуманных действий останавливала недовольных женщин…
Как-то раз дядя Саша, наводя порядок в рабочем кабинете, вытряхнул свою пепельницу, то есть банку, в которую в целях пожарной безопасности все посетители будки сбрасывали «бычки». Вытряхнул он свою банку не на дно оврага, в котором всегда было сыро, а тут же, сразу у склона… Это богатство было вскоре замечено мальчишками. Усевшись в овражке неподалёку от этого «Клондайка», они принялись, как санитары природы докуривать те «бычки», что были брошены в банку раньше времени прежними нерачительными хозяевами. После получасового «наслаждения жизнью», выяснилось, что никто из них не может встать…
Проходившая мимо женщина заметила их беспомощное состояние и громко закричала: «Дети! Там дети лежат! Зелёные все!»
Сбежавшиеся родители принялись разбирать их по домам, обсуждая предполагаемые меры педагогического воздействия на своих неразумных чад. «Бить их, что ли?» «Не, не надо. Сейчас они не почувствуют…»
Да, досталось в тот день и Кольке, и Витьке, и Славке, и ещё троим. Славка хотел, конечно, повозмущаться: «Меня не троньте! Я не ваш!», - но, решил за благо промолчать и сойти за своего до поры до времени.
***
Дошла, было дело, цивилизация и до деревни Витькиного деда. Стали прокладывать и там асфальт. Заасфальтировали тротуары вдоль дорог по двум улицам вдоль оврага и по одной короткой поперёк. Асфальт появился как-то враз, - то была всё щебёнка да песок, - а потом – хлоп! - и с утра уже асфальт. А тут и дождь прошёл. Асфальт сиял как нарисованный! И самое время бы воспользоваться новым тротуаром, но, оказалось, что некоторые селяне были не готовы к таким радикальным переменам в жизни.
Когда Витькина бабушка отправилась с внуком и Славкой в магазин за хлебом, то они, подойдя к новому асфальту, даже приостановились, настолько были впечатлены первозданной чистотой этого продукта инженерной мысли. Бабушка никак не решалась ступить на чёрное полотно тротуара своими облепленными грязью калошами. А вот мальчишки, бежавшие рядом босиком, смело запрыгали туда-обратно по обновлённой тропе, оставляя после своих грязных лапок «следы невиданных зверей». И это их ничуть не смущало.
Навстречу им шёл из магазина по новому асфальту дядька, который жил неподалёку от Колькиной бабушки в синем доме. Дядька нёс тяжёлую сумку, но, завидев мальчишек, заулыбался и поднял вверх большой палец свободной руки, одобряя выбрыкивания детей.
***
Сельские мальчишки шести-восьми лет чем-то сходны с ртутью. Они такие же подвижные, за ними трудно уследить, и они катятся по жизни, как ртутные шарики.
Летом любимое место в деревне – река. Посылать всякий раз с ними кого-то взрослого, просто не под силу, потому, как расписание их походов и траектория движения непредсказуемы. Проще их как-нибудь напугать, чтобы дома сидели. И вот однажды в начале лета по селу прошла весть, что из клетки цирка, приехавшего в ближний город, если так можно сказать, «сбежал» удав. И «сбежал» он однозначно в реку, которая протекает на окраине их села. Потому, купаться в реке надо с опаской, а лучше вообще не купаться, пока его не поймают. Поэтому, весь июнь того года мальчишки не лезли в воду, а степенно вышагивали по берегу, высматривая что-то на водной глади, как подлинные натуралисты.
И, как оказалось, не зря они высматривали, однажды кто-то из мальчишек заметил плывущую по реке голову с усами и расходящимися от неё морщинистыми складками воды по глади реки. «Удав! Удав!» - закричали мальчишки и бросились с визгом к деревне, обгоняя друг друга.
«Защищать» молодое поколение от неведомой напасти побежали Васька и мамаша одного из мальчишек. Сами они держались поодаль, только показывали рукой, в какой стороне видели опасность и как эта опасность фыркала. Подбежавший поближе к воде Васька, увидел в речных камышах выдру, которая заканчивала свою водную процедуру.
«Не бойтесь! Это выдра!» - закричал он мальчишкам. «Она не кусается!»
На пару дней Васька стал этаким избавителем от страшного чудовища для оравы местной мелкоты.
Страх встретиться с удавом постепенно стал рассеиваться, по прошествии трёх недель вынужденного простоя ребятня уже как ни в чём не бывало плескалась в реке.
***
Летний полдень. Витька с другом лежат в траве, которая уже отцвела, грызут от нечего делать травинки, наблюдают за сурками. Сурки выходят из норки, сначала крупный, потом помельче четыре штуки, а потом ещё один крупный. Крупный становится на задние лапки, и озирает окрестности. Но, Витьку со Славкой он не видит, они немного за кустами притаились. Остальное семейство шастает вокруг, что-то грызёт. Второй родитель подзывает к себе, видно, что показывает детям, что можно съесть. И тут слышится явный свист.
- Это Колька свистит, - со знанием дела проговорил Витя, - Только он умеет так свистеть.
Сурки шмыгнули опять в норку.
- Колька! Выходи! Мы тебя засекли!
Тишина. Что за шутки?
- Да, выходи уже! Что ты прячешься? Ну, как хочешь, мы не пойдём тебя искать!
Славик лежал и думал: «Вот какие молодцы сурки! Как здорово они заботятся о своих детях. Папа, мама, кормят. Моей бы матери у них поучиться». Когда он высказал эту мысль Витьке, тот резонно заметил,
- Ну, они же не пьют. У них денег нет.
- Да, кто же им даст…
- А ты знаешь, мне отец говорил, что сурки всю зиму спят. А перед сном, когда ложатся на зимовку, затыкают попку лапкой. А то червяк может залезть через попку и съесть сурка изнутри.
- Во как! Слышишь? Опять Колька свистит. Давай его поймаем!
И они побежали, обегая поляну кругом, и с каждым разом нарезая круги всё больше и больше…
***
Проводя время с Витькой в деревне, Славка не приобщался к трудовой деревенской жизни. Витькин дед справлялся со своими делами сам, а зачастую он был просто рад, что внук со своим приятелем не виснут у него на рукаве, не требуют внимания и особой заботы, а находят сами себе развлечения и занятия, не обременяя взрослых фактом своего существования. По мере взросления Славка не приобретал никаких полезных для жизни навыков, которые помогли бы ему в дальнейшем. Есть расхожее мнение, что не надо ничего навязывать детям, они должны дойти до всего сами. Если они остаются совсем бесконтрольными, то доходят они часто лишь до самых элементарных истин, вроде, того, - «дают – бери, бьют – беги!» Ну, у девчонок или слабых мальчишек ещё бывает, прививается мысль, - «сиди и не высовывайся». Рассчитывать на то, что человек за короткие пятнадцать-двадцать лет своим умом дойдёт до тех же премудростей социальной жизни, что и всё остальное общество за тысячелетия – наивная уловка бездельников, которым нет дела до судьбы своих чад.
У Славки не сформировались даже навыки общения с противоположным полом. Противоположный пол старался держаться от него в стороне, тем более, что красавцем или силачом он не был. Это гораздо позже девушки или женщины начинают осознавать, что красота мужчины не в том состоит, чтобы у него была чёткая линия губ, прямой нос или брови с чёткой очерченностью.
Лишь повзрослев, женщины понимают, что если у их мужчины будет такое чётко прорисованное лицо, то это может выглядеть как ненужная «гонка преследования», как этакий молчаливый упрёк облику женщины.
