***
Ираклий, как всегда, ворчал:
- Сударь, Вы невыносимы! Мало того, что себя опасности подвергаете, ещё и девушку в лес потащили. Она же за Вами хоть на край света пойдёт.
- За мной? - от волнения Юлиан встал с кресла.
- Ну не за мной же, стариком. Она же Вас любит!
На лице молодого графа отразилась горькая усмешка.
- Неужели Вы всерьёз думаете, что женщина может полюбить узника со шрамами?
- Я не думаю, - ответил Ираклий. - Я вижу. По её глазам... Но что с Вами, сударь? Почему Вы вдруг сделались мрачнее тучи? Вы же тоже её любите? Или мой жизненный опыт меня подводит?
- Нет, Ираклий, не подводит, - проговорил Юлиан с глубоким вздохом. - Я люблю Стефанию. Но она не должна меня любить. Не должна.
- Но никто не может ей запретить любить Вас.
- И это печально. Такая любовь испортит ей жизнь.
- Или наоборот, сделает счастливой.
С этими словами старый слуга загадочно улыбнулся.
Но ни он, ни его хозяин не заметили, что та, о которой они говорили, стоит за дверью и слышит каждое слово.
Нет, Стефания отнюдь не собиралась ничего подслушивать. Она как раз шла к Ираклию поинтересоваться, не нужна ли ему с Мирандой помощь. И случайно услышала, как он говорит с хозяином о её чувствах. Тогда её в жар бросило:
"Они знают, что я его люблю! - думала она с ужасом. - Теперь граф будет меня презирать".
И вдруг - о, счастье, - Юлиан сказал: я люблю её. Сам Юлиан!
Обратно девушка летела, словно на крыльях.
"Он меня любит! Любит!"
Сердце её билось, словно желая выпрыгнуть из груди. Прямо к нему, к тому, чьё имя выстукивало. Прыгнуть в его ладони и в них растаять!
Радостная и возбуждённая, Стефания пролетела мимо галереи, на которой Фредерик с Мирандой смотрели вниз и о чём-то увлечённо болтали. Её они не заметили, чему девушка даже обрадовалась.
"Он сказал, что любит меня!"
От этой мысли захотелось обнять весь мир.
Ей вдруг вспомнилась Камилла, счастливая, с горящими глазами.
"Стефа, Марк сказал, что любит меня!"
Правда, от него Камилла услышала это не случайно - Марк признался ей в любви робко, взволнованно, глядя ей в глаза. Юлиан же сказал об этом своему слуге - не самой Стефании... А впрочем, какая разница, кому? Он её любит, и это главное.
***
"Вот и сбылась мечта! - думал Гораций невесело, стоя на палубе большого корабля. - Мечта идиота!"
С детства он желал хоть раз увидеть море. Теперь же видел его каждый день. Куда ни глянет - волны так и плещутся, набегая одна на другую.
Как и вся команда, он был на этом корабле каторжником. Кто-то был сослан сюда за воровство, кто-то - за разбой, а кто-то, как и Гораций - за убийство.
Матросы, узнав, за что парень попал на этот корабль, приветствовали его как героя.
- Вот и правильно! Резать их надо, богатеев!
После этих слов Гораций предпочёл благоразумно умолчать о том, что сам он не из бедных. Сказал только, что в действительности не он купца зарезал. В ответ услышал возгласы разочарования:
- Как жаль! Убивай, не убивай - всё равно засудят. Лучше б ты его и вправду ножичком - чик. Хоть удовольствие бы получил.
Постепенно Гораций привык к трудностям корабельной жизни, научился всему, что должен уметь матрос. И всегда пытался справиться со своими обязанностями наилучшим образом.
"Если уж взялся за дело, - говорил отец, - делай на совесть. Халтуры я, сам знаешь, не терплю. Замечу - выпорю как следует".
Здесь же, на корабле, отца не было. Да и халтура была делом привычным. Матросы, оказавшиеся на борту не по своей воле, зачастую считали, что им оно даром не надо, и каждый норовил спихнуть свою работу на товарища. Но Гораций не привык работать кое-как, чем вызвал недоумение других ссыльных.
Уже несколько недель корабль плыл к берегам Королевства Рыжего Солнца.
- Лучше бы к Зелёным Водам! - ворчали матросы. - Уж там бы можно сбежать и жить припеваючи.
- Грабить, воровать, людей резать...
- Главное, супротив короля не выступать.
- Да и не будем. Оно нам надо?
- И с чинушами награбленным делиться.
- Поделимся.
- Эх, обидно-то как! Рядышком, а не дотянешься.
Горацию тоже было жаль, что плывут не туда. Но не потому, что у Рыжего Солнца с преступниками не церемонятся. Помышлять разбоями юноша вовсе не собирался. Но туда, в Королевство Зелёных Вод, направлялся Феликс.
"Всё равно едва ли я мог бы там ему помочь, - думал он в следующую минуту. - Феликса ещё найти надо, а мне как заключённому разгуливать там особо не дадут".
Его мысли неожиданно прервала белоснежная чайка, камнем упавшая на палубу в нескольких шагах. Судорожно дёрнув крыльями разок-другой, птичка затихла. Один из матросов вдруг зарыдал в голос.
Мошенник по кличке Фокусник. Тот самый, который со смехом рассказывал о смерти ребёнка. "Родила баба, а он не дышит, ха-ха-ха. Ну, я ему могилку выкопал. Не с ложечки же мне его кормить, ха-ха-ха". И вдруг он оплакивает какую-то чайку!
Матросы сначала глазели на него с удивлением, затем принялись со смехом расспрашивать:
- Чего ревёшь? Птичку жалко?
- Да шут с ней с птичкой! - ответил Фокусник сквозь слёзы. - Умру я скоро.
- Да не бойся, - был ответ. - Похороним, чаркой помянем. Что мы, не люди, что ли?
Фокусника это, судя по всему, не слишком утешило. С того дня он, самоуверенный насмешник, превратился в брюзжащего нытика. И так надоел он матросам своими жалобами, что те пригрозили бросить его за борт, если он сейчас же не успокоится.
Тот горько вздохнул и пробормотал:
- Будь проклят тот день, когда я вздумал обмануть колдуна!
Гнев его товарищей тут же сменился живым интересом.
- Да ты что, Фокусник, так прямо колдуна обманул? Ну ты даёшь!
- И как обманул-то?
- Долг ему не отдал.
- А за что должен был?
- От хвори вылечил?
- Девку приворожил?
- Да нет, - ответил мошенник. - Я с матерью в бедности жил, а колдун меня богатеем сделал. Книжку умную дал, мать мне каждый день в неё заглядывать велела. По ней я уму-разуму и учился. Только мать отчего-то недовольна, говорит: "Что же ты, Никифор, таким недобрым стал?". А я просто-напросто жить научился.
- И что же ты в этой книге нашёл?
- Ответы на все вопросы. Главное, подсказала мне книга, что и честь, и совесть, и справедливость - не более чем пустые слова. Надо брать от жизни всё.
- Интересно! Вот бы и мне такую книгу!
- Может, поделишься, а, приятель?
- Да я бы и рад, - вздохнул Никифор. - Только отобрали её у меня. Она же была с камнями драгоценными - с яхонтами.
- С яхонтами?! - воскликнул Гораций, до этого не раскрывавший рта. - Это что же за колдун дал её тебе?
- Его Александром звали. Он ещё у матери моей корову забрал как задаток. Сказал: станет твой сын богатым, тогда и долг отдадите. Ну, я думал, он к матери и придёт, ан нет - ко мне заявляется: давай, мол, пришло время рассчитываться. Я ему: я-то причём? Мать обещала, пускай и отдаёт. А колдун мне: мать твоя голытьба, у неё брать нечего, а ты вон какие хоромы себе отстроил, так что выкладывай, говорит, золотые, не то худо будет. А мне жалко золото отдавать, стал я ему обещать: погоди, мол, через неделю отдам, сейчас никак не могу. Так и эдак увиливал, причины разные придумывал...
Колдун до поры до времени покупался на его трюки - недаром Никифор был искусным мошенником. Только, в конце концов, терпение колдуна лопнуло - понял он, что не собирается Никифор отдавать ему долг.
- Тогда он меня проклял. Сказал: упадёт с неба мёртвая чайка - недели после этого не проживёшь. А завтра как раз неделька кончается...
- Ну и дурак же ты! - заговорили матросы, когда Никифор-Фокусник закончил свой рассказ.
Тот опустил голову: мол, сам знаю.
"Так вот ты каков, колдун по имени Александр! - думал Гораций. - Небось, отцу Стефы тоже книгу подсунул, шельма эдакая!"
А ветер всё усиливался. Волны за кормой становились всё выше. Где-то вдалеке прогремели первые раскаты грома.
- Кажется, надвигается буря...
***
Пока Гораций против своей воли плыл к Рыжему Солнцу, его односельчанин Феликс потихоньку, ступая по земле, приближался к соседнему королевству. Иногда на него пути вставали реки широкие, леса дремучие, и тогда он надевал крылья, что подарил ему Ипполит в благодарность за спасение. Натягивал на деревянный каркас мешковину, ремнями привязывал к туловищу и поднимался ввысь, махая руками, держащими крылья.
Ни о какой лёгкости полёта не было и речи. Напротив, за полчаса махания крыльями Феликс уставал сильнее, чем за весь день ходьбы. В ветреную погоду полёт и вовсе становился мучением. Поэтому юноша использовал крылья редко - когда ничего другого не оставалось.
Чёрную речку он миновал без приключений. Сверху ему было видно, как несколько ужасных рыбёшек показались на водной глади цвета пепла. Как, сверкая одним глазом, раскрывали рты с белоснежными зубами. Но в этот раз им пришлось уйти под воду ни с чем.
После речки был лес, в котором Феликс заблудился. Пришлось надевать крылья и, осторожно взмахивая, чтобы не порвать о ветки, подняться над лесом.
Постепенно лесной ландшафт стал сменяться горным. Никогда прежде не видел Феликс таких крутых склонов, покрытых редкой растительностью, вершин, упирающихся в самое небо, быстрых речушек, стекающих вниз водопадами. От глубины ущелий захватывало дух. Сверху с горы открывался такой красивый вид на леса и деревни у подножья, что было невозможно не залюбоваться. Феликсу тогда казалось, будто он летит. Но нет - крылья оказывались сложенными, а тряпицы, аккуратно свёрнутые, лежали на дне котомки.
В конце концов парень дошёл до ущелья, по ту сторону которого начиналось Королевство Алых Пионов. Обойти его - весь день займёт. Поэтому Феликс, недолго думая, надел крылья.
Перелетев на другую сторону, он уже начал расстёгивать ремни, как вдруг от мощного толчка едва не упал. Следом послышался ещё толчок, а за ним ещё и ещё. Гора затряслась, будто в лихорадке. В нескольких шагах от места, где стоял Феликс, от скалы отвалился большой кусок и полетел вниз, шумно рассекая воздух.
Тогда Феликс решил не рисковать и взлетел снова. Сверху ему было хорошо видно, как отделяются огромные валуны, несутся с бешеной скоростью вниз по склону, подпрыгивают на выступах, летят в ущелья. Глядя на это, юноша с содроганием думал о том, что было бы с ним, упади на него хоть один такой камень.
"Да благослови тебя Святое Небо, Ипполит!" - мысленно молился он за изобретателя.
Неожиданно его внимание привлёк бегущий человек. За ним следом катился камень размерами с буйвола. Спасаясь, несчастный ухватился за выступ и, подтянувшись, стал взбираться наверх. Но тут же хлипкий кусочек под ним треснул и полетел вниз. Из горла человека вырвался крик отчаяния.
Феликс едва успел схватить его за руку, прежде чем два куска породы столкнулись. Смертельно бледный, горный путешественник поднял голову. Увидев человека с крыльями, удивлённо вскрикнул.
- Держи! - сказал ему Феликс, протягивая одно крыло.
Тот ухватился обеими руками.
Вдвоём лететь было тяжелее вдвое. Чтобы удержать высоту, приходилось чаще делать взмахи. В довершении всех бед поднялся ветер.
- Держи крепче! - прокричал Феликс, боясь, как бы спасённый не выпустил крыло.
Тот держался изо всех сил.
- Махай давай, сильнее! Ещё немного!
Спасённый молча повиновался.
Феликсу показалось, что прошла целая вечность, прежде чем злосчастная гора, наконец, осталась позади. Тогда, приземлившись, оба молодых человека без сил упали на землю.
Сколько они так пролежали, никто из них не помнил. С трудом придя в чувство, спасённый принялся благодарить Феликса.
- Если бы не Вы, я был бы уже мёртв. Я в глубоком долгу перед Вами.
- Это Вы Ипполита благодарите, - отозвался Феликс. - Кабы не его крылья, не жить бы нам обоим.
- Так передайте от меня Ипполиту искреннюю признательность. Но прежде я хотел бы выразить благодарность именно Вам. Ведь Вы спасли не только меня, но и моего отца. Он тяжело болен, а я его единственный сын. Будьте же моим гостем. Прошу Вас, не откажите.
***
Илларион - так звали спасённого - жил у подножья горы в маленькой хижине вместе с отцом. Старик, измождённый тяжкой болезнью, уже несколько лет не вставал с постели. Когда вместе с молодым хозяином вошёл Феликс, старик улыбнулся гостью.
- Прошу прощения, - проговорил он слабым голосом, - что не могу встать и поприветствовать Вас как полагается. Располагайтесь же, чувствуйте себя как дома.
- Отец, - начал Илларион. - Феликс спас мне жизнь. Позвольте же отблагодарить его, как велит обычай.
- Конечно, сын мой. Принеси сюда меч.
Феликс был ошарашен таким заявлением. Что же у них за обычаи такие? Или же он успел уже, сам того не ведая, нанести хозяевам оскорбление?
- Что с тобой, Феликс? - поинтересовался старик, заметив его замешательство. - Неужели ты подумал, будто мы собираемся тебя убить? О, Святое Небо!
Феликс не знал, что и думать. Но слова старика его успокоили.
Илларион тем временем принёс меч с золотой рукояткой, украшенной изумрудами и бриллиантами, вложил его в ножны и протянул отцу.
Тот в свою очередь протянул меч гостью со словами:
- Ты спас моего единственного сына. Прими же от меня в благодарность нашу фамильную реликвию.
Судя по тому, какой бедной была обстановка в доме, этот меч был, очевидно, единственной ценной вещью.
- Но я не могу...
- Так велит обычай, - оборвал гостя Илларион. - За спасение жизни полагается отдать самое ценное, что есть в доме. Не принять считается оскорблением.
Только тогда Феликс протянул руку, чтобы взять подарок, и с поклоном поблагодарил старика. Тот, судя по выражению лица, нисколько не сожалел о расставании с реликвией. Оно и понятно - сын родной дороже.
- Впрочем, если меч тебе не нужен - продай. За него дадут хорошую цену.
- Кстати, - добавил Илларион, - по легенде, именно этим мечом Джуна разрубила тело мага.
- Какая Джуна? - спросил Феликс.
- Неужели не слышал легенду про Германов корень?...
После гибели Германа Джуна первое время торжествовала: отомщена. Но вскоре торжество сменилось пустотой и разочарованием. Не бросится теперь Герман ей в ноги, моля о прощении, не обнимет её гибкого тела, не оценит её прелестей. Но вместо раскаяния девичьей душой овладела злоба и ненависть. К кузине, к магу, ко всему белому свету. И Джуна решила отомстить.
Давно уже заметила девушка, что любил маг золотых саламандр. Да так, что в своём тайнике в чаще леса хранил чучело одной из них. Часто уходил он в чащу, становился перед чучелом, произносил заклинание. И тотчас же падал на землю бездыханным. А ожившая саламандра, махая золотыми крыльями, устремлялась ввысь. Когда же магу надоедало быть в её облике, саламандра приземлялась на то же место, и тогда оживало его человеческое тело. Саламандра же вновь становилась чучелом.
Стала Джуна ходить следом за магом, пока, наконец, не нашла место заветное. Лишь только волшебник саламандрой обернулся, схватила она меч, что у брата взяла, и разрубила неподвижное тело. С тех пор маг так и летает в образе саламандры и не может превратиться обратно в человека.
