Когда губы его касаются задней части моей шеи, я распихиваю глаза и опасливо оглядываюсь по сторонам.
– Он убьёт тебя, – хриплым голосом напоминаю.
– Я наложил отвлекающий морок, – смеётся он так же хрипло.
Далее – как в тумане, я вкладываю свою руку в протянутую его и следую туда, куда Ивар меня ведёт, к трещине.
Я не ведаю, что за магию он использует, но наше отлучение остаётся незамеченным не то, что для гвардейцев, даже для его величества. Мы, держась за руки, останавливаемся над трещиной. Вблизи она выглядит как глубокий обрыв с бурлящей кислотой, испарения которой поднимаются ввысь, но на первый взгляд не причиняют никакого вреда. Я завороженно вглядываюсь в этот обрыв, отмечая странное желание – упасть, раскинув руки, вниз.
– Когда случается прилив – кислота поднимается и выходит за пределы трещины. Я брал образец и разбирал на составляющие, состав идентичен серной кислоте. Для Василисы, кстати, полностью безвредна.
– Как такое может быть? – ошеломлённо спрашиваю.
Ивар пожимает плечами.
– Вероятно, особенность вашей крови. Образец её крови мне не предоставили. Но, может, ты великодушно поделишься своей?
– Ты полагаешь, для меня сия жидкость тоже безвредна? – уточняю скептически.
– Уверен в этом, моя царица. Тут довольно глубоко, эмпирически не проверить, потому прошу твою кровь.
– Почему «моя царица», – зацепившись за его обращение, интересуюсь я.
– Мне так нравится. Что–то мы отвлеклись. Скажи, что чувствуешь?
Я вздыхаю и перевожу взгляд с него на трещину.
– Есть ли у тебя это наитие, запечатать её? – продолжает он испытывающее. – Потому что у Василисы оно было.
Для придворного мага он подозрительно много знает.
– Нет, я не хочу её запечатать, – наконец, честно отвечаю. – Я хочу в неё сброситься.
– Что за суицидальные мысли, моя царица? – насмешливо отмечает Ивар.
– Ну, а что, – развожу я руками, – заодно и проверим, насколько эта жидкость безвредна для меня. Всё, Ивар, пошли, ты ошибся, мне никогда не быть, как Василиса.
– Как прикажите, моя царица, – сдаётся мужчина и уводит меня от трещины.
Я оглядываюсь на неё и могу поклясться, что слышу манящие голоса, почти заставляющие остановиться, чтобы прыгнуть с разбегу в этот обрыв, позволить кислоте разъесть мою плоть.
Но, мотнув головой, хмурюсь и понимаю: это игра моего воображения.
Что–то не так с этим Иваром, что–то определённо нечисто.
Максимилиан застаёт нас возвращающимися от трещины, видно морок спал. Губы его поджаты, в глазах беснуется пламя недовольства, он переводит вопросительно–требовательный взгляд то с меня, то на Ивара.
Прежде чем он успевает вывалить весь свой гнев, я виноватым тоном объясняюсь:
– Не гневайтесь, ваше величество, мне показалось, глядя на трещину, что отозвалась моя спящая магия. Одной было страшно, я попросила вашего придворного мага сопроводить меня.
В медовых глазах проблёскивает надежда.
– И как?
– Что–то откликается, но не более.
– Возможно, её величеству надобно почаще подле трещин находиться? – с предложением вклинивается в разговор задумчивая Василиса.
– Об этом и речи быть не может! – резче, чем нужно, отвечает Максимилиан, но, взглянув на Василису, смягчается. – Мы обсудим эту возможность во дворце, в твоих словах есть резон. Нора! – в приказном тоне он подзывает меня к себе.
А я, как послушная собачка, вынуждена исполнять требование хозяина и на этом вылазка наша, которая ни к чему не привела, заканчивается. И на что, собственно, все надеялись, да даже тот же Ивар? Что я расчувствуюсь, глядя на солдат, что магия моя откликнется подле трещины, что я, если не стану как Василиса, то хотя бы уподоблюсь ей?
Подавляю в себе нервный смешок.
Я безнадёжна.
На обратном пути Ивара пересаживают в карету к Марии Фёдоровне и Василисе, мы с Максом остаёмся наедине. Как только карета трогается, его величество притягивает меня к себе, усаживает сверху на колени, я кладу руки на спинку сидения, только бы не касаться его.
– Посмотри на меня.
Смотреть – страшно, а ослушаться – чревато последствиями, ещё одной подобной ночи я не переживу.
– Ты ведь не солгала мне? – елейно вопрошает Макс, проницательно глядя на меня.
Будто пойманная за непослушанием, не сразу нахожусь с ответом, теряюсь в этих медовых строгих глазах.
– Я правду сказала, – сглотнув ком в горле, стараюсь отвечать всё же ровно, – что–то внутри меня действительно отозвалось.
– Почему не позвала меня? – продолжает допрашивать Макс.
– Не хотела отвлекать.
– Что ж, – кивает его величество, – следующая подобная выходка – и ты не сможешь сидеть пару дней. Я достаточно понятно объяснился?
Я прикусываю щёки изнутри и понуро опускаю голову.
– Понятно, ваше величество. Подобное больше не повторится.
– А теперь, любимая, – удовлетворённо хмыкает Макс, – поцелуй меня.
Подавляя внутреннее сопротивление, я прижимаюсь своими губами к его. Максимилиан тут же перехватывает инициативу, кладёт руку мне на затылок, направляет меня, углубляет поцелуй. Ничего, кроме страха, я не чувствую. Макс рычит, заставляя меня вздрогнуть, отрывается от моих губ, смотрит пьяно.
– Приподнимись и задери юбку, – приказывает.
Дрожащими руками я приподнимаю юбку, под которой нижнее бельё не наличествует – не принято здесь его носить. Слышу, как он расстёгивает ремень, как приспускает брюки и болезненно ахаю, когда он резко опускает меня на свой член. Стараюсь расслабиться, потому что уже знаю: если буду зажиматься, так больнее.
Он даёт мне время привыкнуть к нему, а сам расстёгивает пуговицы на верхе платья, высвобождая грудь, укусы, синяки и царапины на которой ещё после брачной ночи не зажили. Макс нежен со мной, ласкает, сжимает не сильно. Я начинаю медленно двигаться, сидя на нём, морщась от ощущений, закрываю глаза, слегка прикусываю щеки изнутри, что уже становится своеобразной терапией, успокаивающим жестом.
– Быстрее! – командует Макс, а я повинуюсь и ускоряюсь, потому что, чем быстрее придёт разрядка, тем скорее он оставит меня в покое.
Надо было сброситься в обрыв…
Максимилиан с шумным выдохом кончает в меня, а я радуюсь тому, что какое–то время, до перемещения в Россонтию, начала курс противозачаточных. Их, конечно, надо принимать беспрерывно, но какая–никакая отмашка после окончания приёма всё же у меня имеется. По приезде во дворец надо бы озадачиться и найти возможность добыть местный аналог противозачаточных, может травы какие–то.
Я слезаю с него, оправляю юбку и сажусь напротив.
– Сегодня в ночью я приду к тебе, – сообщает о своих намерениях его величество.
Так, надо бы и снотворное сильнодействующее раздобыть, такое, чтобы даже землетрясение не могло разбудить.
Но а пока он добрый, была у меня кое–какая просьба и начала я издалека:
– У Василисы сегодня было красивое платье.
– Наверное. Я не заметил, – отрешённо кивает его величество.
– Мне бы хотелось подобное, необязательно дорогое…
– Я тебя услышал, любимая, – хмыкнул Макс, – распоряжусь – и к тебе пошлют модистку, подберёте для тебя что–нибудь.
Я возликовала – больше никакого красного!
– Ты поужинаешь сегодня со мной? – ну, конечно, он ждал от меня ответной уступки.
– Поужинаю, ваше величество, – соглашаюсь, а иначе передумает и не видать мне модистки. Коли суждено прожить с ним всю жизнь – придётся идти на компромиссы, а там, глядишь, смирюсь, привыкну…
– Есть предпочтения? – секс сделал его необычайно учтивым.
– На ваш выбор, – равнодушно ответила я.
Я бы предпочла не ужинать вообще, ибо за ужином последует утомительная для моей психики перспектива под ним безропотно лежать.
По возвращении во дворец у меня появилось драгоценное время побыть в одиночестве, чем я сполна насладилась, обдумывая сегодняшнюю вылазку. Ивар – друг или недруг, можно ли на него положиться в таком деликатном вопросе, как предотвращение нежелательной беременности? Быть продолжательницей рода Россонтийских хотелось меньше всего, но ежели избежать этого совсем не удастся, то хотя бы оттянуть.
После обеда по распоряжению его величества прибыла модистка. Свекровь, прознав об этом, вознамерилась присутствовать, но двери в мои покои почему–то, каким–то странным необъясним образом перестали открываться. Полагаю, всё дело в приставленным к моим покоям гвардейцам, которым я строго–настрого наказала: никого, кроме его величества, не пускать.
Мы с модисткой сидели в будуаре и обсуждали крой, модные нынче цвета, текстуры, аксессуары. Она, рассматривая меня, рисовала эскизы, то и дело, отвлекаясь на стук в дверь.
– Красный – не ваш цвет, оранжевый возможно, как физалис, и то если подзагореть. Я бы на вашем месте отдала предпочтение тёмным оттенкам.
– Боюсь, – я вздыхаю, – это невозможно.
– Тогда, может, благородный синий, оттенок горячего шоколада в сочетании со сливочным белым, изумрудный?
– Отличные варианты, полагаюсь на ваше воображение.
– Постараюсь вас приятно удивить, – польщённая, ответила модистка.
– Ежели Мария Фёдоровна вас расспрашивать будет, сошлитесь на мой приказ, пожалуйста. Эту женщину нельзя подпускать к моему гардеробу, – попросила я.
– Как прикажете, ваше величество, – губы модистки дрогнул в смешке, но она быстро взяла себя в руки и приняла невозмутимое выражение лица.
Мы тепло распрощались, я проводила её до самых дверей. Гвардейцы доложили, что свекровь приходила, но, не достучавшись, обиженно ушла. Я немного подумала и решила проводить модистку до самой коляски, чтобы её по пути не перехватила настойчивая государева матушка, имеющая свойство совать нос в чужие дела.
Стоило коляске скрыться за воротами дворца, свекровь тут как тут.
– Голубка, вот ты где! А я приходила к тебе, меня не пускали, – и она, сощурив глаза, с возмущением уставилась на меня.
– Странно,– я нахмурилась, потёрла подбородок, – я такого распоряжения не давала, всегда рада вам. Непременно отчитаю их, госпожа.
– Вижу, модистка посещала тебя. Надо было ко мне обратиться, голубка, я бы помогла.
Неугомонная какая!
– Ну, что вы, госпожа, не хотела отвлекать, дел у вас много.
– Да разве ж императрице отказывают, голубка!
– Вот именно, вот именно, – насмешливо проговорила я. – Не смею вас задерживать более, мне надо готовиться к ужину с его величеством.
И, развернувшись, я намеревалась покинуть свекровь, как услышала вслед ехидно сказанное:
– Конечно, голубка, скорее бы понянчить своих внуков.
О неприятном напомнила.
Я поморщилась и подумала о том, кто всё–таки может помочь. Вот только как найти повод увидеться с придворным магом, не вызывая подозрений? Во дворце даже у стен есть уши и глаза, а свекровь, небось, за мной последует. Ежели расспрашивать буду у кого – непременно его величеству доложат, что я искала Ивара, и тогда несдобровать мне. Думай, Нора, думай!
Глава 8
Возможность пересечься с Иваром мне представилась–таки.
Случилось это в день посещения императорской четы театра – так проводит свой досуг высшая знать Россонтии.
По такому случаю его величество даже одарил меня жемчугом из королевской сокровищницы, который я и обмотала вокруг шеи в подобие чокера. Выбор остановила на платье с открытыми плечами, лиф и нижняя юбка которого были сливочного оттенка, расшитые вензелями из золотых нитей, образ завершала накидка глубокого фиолетового цвета с длинным шлейфом и струящимися рукавами с вырезом у локтей. На голове – неизменная, напоминающая кокошник, диадема и воздушный платок.
Ещё до выхода, особо ни на не надеясь, я изложила свою просьбу на крохотном листочке, который оставалось незаметно передавать Ивару. В обмен на его помощь предложила свою кровь.
Мы с Максимилианом сидели, конечно же, в отдельной лоджии. Справа от нас в такой же отдельной лоджии восседали Наумовы–Эзантийские, с ними же и придворный маг, слева государевы матушка и батюшка, в лоджию к которым то и дело заглядывали знатные купцы, высшая аристократия, чиновники. Наше с Максимилианом уединение никто не посмел нарушить.
Разыгрывали сцену из священного писания, ниспосланного Созидающим непонятно кому и непонятно когда. Одно известно точно, случилось это во время правления Михея Россонтийского. Какое совпадение!
Я, обмахиваясь веером, нервно поглядывала на Ивара, посылая ему невербальные знаки. Менее всего меня интересовала сцена. В антракт, убедив Макса, что я жажду поприветствовать родственников, удалилась в соседнюю лоджию. Он, если что и заподозрил, противопоставить мне ничего не мог.
– Ваше величество! – первым поднялся Павел Антеевич, поклонился, следом за ним жена его, Ольга и сама Василиса.
Улыбнувшись им, я встала перед Иваром, заложив одну руку за спину, сунула ему записку.
– Как вам спектакль, ваше величество? – поинтересовалась Василиса.
– Ничего не понимаю, надо было хоть брошюрку взять, – нервно хихикнула я, продолжая обмахиваться веером.
– Вы не читали священное писание? – удивилась супруга Павла Антеевича.
– Не было возможности, я же из другого мира.
– Тогда, позвольте после подарить вам от нашей семьи экземпляр, – просиял, готовый услужить, Павел Антеевич.
– Буду вам очень признательна, – поблагодарила я и шумно выдохнула – жарко тут.
Василиса обеспокоенно приблизилась и положила свою руку мне на плечо, от которой повеяло холодком.
– Ваше величество, вы вся зарделись. Хорошо ли себя чувствуете?
Перенервничала – конечно, нехорошо!
Но вслух сказала другое:
– Жарковато, думаю надо выпить что–нибудь.
– Конечно, конечно, – закивал Павел Антеевич.
Вернувшись в лоджию к Максу, села на своё место.
– С тобой всё в порядке? – он коснулся моей опалённой щеки костяшками пальцев правой руки, нежно погладил.
– Неважно себя чувствую, ваше величество. Пить хочется…
Он распорядился и в лоджию подали охлаждённое шампанское, сделав глоток которого я немного успокоилась.
Спектакль продолжился, а я мысленно возликовала, что операция с Иваром удалась.
Макс вдруг наклонился и, приподняв подол юбки моего платья, обхватил меня за лодыжку, двинулся наверх.
– Ч–что ты делаешь? Нас же увидят! – выдохнула я.
– Не увидят, – хмыкнул Максимилиан, и рука его продолжила движение вверх по моей ноге.
Я замерла, чувствуя, как пальцы его касаются внутренней стороны бёдер, двигаются все выше. Неосознанно раздвинула ноги, и Макс с невозмутимым видом коснулся меня между ног, подушечкой пальца обвёл вход, помассировал клитор, отчего тело моё бросило в дрожь.
– Макс… – протестующе выдохнула я, а сама раздвинула ноги ещё шире, выгнулась, как кошка.
– Тише… тише, искорка, – он мягко засмеялся и проник в меня одним пальцем.
К лёгким скользящим движениям добавился ещё один, второй палец. Я схватилась за кресло двумя руками, откинула голову на спинку, закрыла глаза и учащённо задышала. Только бы никто не вошёл…
– Мне нравится, когда ты такая отзывчивая… – проникновенно прошептал мне на ухо Макс, прикусил мочку, продолжая эти невероятные движения внутри меня двумя своими пальцами.
Я прикусила нижнюю губу, игнорируя данную провокацию и внутренне сетуя на то, что как–то быстро позабыла о событиях брачной ночи. Вероятно, податливость моего тела сказывалась от чрезмерного стресса.
