Когда Максимилиан опустился на колени между моих ног, задрал юбку платья и припал губами к клитору, я судорожно вздохнула, а руки мои невольно схватились за его голову, направляя так, как было наиболее приятнее.
Я закинула обе свои дрожащие ноги ему на плечи и выгнулась на кресле, приподнимая бёдра, толкаясь ими навстречу его языку. И уже было безразлично, если кто–то осмелится зайти, я была поглощена этой чувственной лаской.
Одной своей рукой Макс удерживал мою ногу под коленкой на весу, а второй потянулся, приспустил лиф платья, сжал выступившую обнажённую грудь, пальцами перекатывая затвердевший сосок – на всё это я неотрывно смотрела опьянённым взглядом и тихо постанывала.
– Какая ты сладкая… – горячо произнёс он.
Надо ли говорить, что последнее, что нас интересовало, – это спектакль. Я не помню, как всё закончилось, помню только, как тело бросило в дрожь от мощной волны удовольствия, накрывшей меня с головой, как после я обмякла, учащённо дыша и позволяя поправить на себе лиф, юбку, причёску, помню поцелуй сладковато–солоноватый. А вот как мы покидали лоджию, как шествовали до кареты – не помню.
Пришла в себя только оказавшись в покоях, попросила горничных наполнить бассейн и подать тёплого вина, которое окончательно вскружило голову и расслабило тело. Вскоре меня начало клонить в сон и дабы не утонуть, я перебралась в кровать, легла прямо так, не вытираясь толком, и забылась глубоким сном.
Обычно мне ничего не снится, я закрываю глаза, чтобы засим их резко открыть и обнаружить себя совершенно уставшей, будто и не спавшей вовсе. Но в этот раз всё было иначе. Мне снился Макс… Такой непривычно расслабленный, с мальчишеской улыбкой, он держал на руках беловолосую девочку, маленького ангелочка с зияющей до ушей улыбкой.
Я смотрела на эту девочку, впитывала её образ, чувствуя невыносимую горечь утраты, а потому, проснувшись, поняла, что по щекам текут слёзы. Этот сон мог быть явью, если бы меня не убили, ведь я была беременна, когда сообщник матери, кем бы он ни был, сначала меня выпил, а потом задушил.
Быть может, если бы не этот роковой случай в МагИнституте, я бы не потеряла нашего с Максом ребёнка. Быть может, материнство сделало бы меня мягче, терпимее. И не только меня. Наверное, я бы даже могла его полюбить, Макса. Наверное… Впрочем, тогда бы не обрела себя. И обрела я себя вообще?
Не пора ли примириться с ситуацией, принять её как данность? Если такова моя судьба, царствовать, быть женой властного мужа, родить ему наследников, то есть ли смысл противиться её воли? Агрессия ни к чему не приведёт. Стало быть, придётся сыграть в любовь. Главное, играя в любовь, не влюбиться самой…
И с этого дня, ещё не до конца уверенная, я неосознанно стала искать встреч с Максимилианом, старалась быть подле него. Заметив перемены в моём отношении, его величество смягчился и даже лик его, доселе грозный, хищный, казалось, посветлел. Мы завтракали вместе, обсуждали рутинные государственные дела, он рассказывал мне о тонкостях россонтийского права, о культурных и исторических особенностях этого мира, любимого им мира. Пожалуй, единственное, что он любил более всего, – Россонтия. Таким ведь должен быть государь, беззаветно любящим свою родину?
Такой была и Василиса. Её заботило только благо Россонтии и потому все её поступки, мотивы были продиктованы безграничной заботой о данном мире. Я же старалась, если не полюбить Россонтию, то хотя бы не соперничать с ней. Куда мне соперничать с любимой родиной моего мужа? Она всегда будет в приоритете.
Но ежели к Россонтии я своего мужа не ревновала, то вот к Василисе… Вероятно, уловка государевой матушки сработала. Как же это глупо, ревновать того, кого когда–то ненавидела. Но я ничего не могла поделать с собой. Где же эта одержимость ко мне, которой Макс был так поглощён? Напротив, дни сменялись ночью, пролетали недели, улучшалась обстановка на фронте, а Максимилиан отдался от меня, всё чаще предпочитая компанию той, кто была лучше меня во всём.
На пару они спасали мир от гибели, шли рука об руку, а я чувствовала себя бесполезной. Впрочем, моё резонное предложение разыскать драконов и заключить с ними договор на крови его величество принял во внимание, и поиски начались. Правда, не приводили к успеху. Не так–то легко отыскать великих стихийных духов.
По ночам его величество предпочитал не мою постель. Вряд ли он изменял мне, слишком уматывающими были его дела, однако мне так не хватало этого, ещё со времён МагИнститута, засыпать в тёплых объятиях того, кто обещал защитить, уберечь и любить…
Я чувствовала себя одинокой и чужой.
«Маленькая обиженная девочка, ну иди поплачь, внимания ей не хватает»…
Надо бы пройтись по саду, проветриться… Я облачилась в лёгкое прогулочное, соответствующее дворцовому этикету платье, не без помощи горничных, и в их же сопровождении покинула спальню. Надо бы озаботиться поиском фрейлин уже, всё откладывала, не положено императрице расхаживать без знатных леди. Но был в этом и плюс, служанки семенили чуть поодаль, не нарушая моего уединения, порой мне казалось, что я одна. Опять одна.
Услышав звонкий смех, больше похожий на щебетание пташки, нахмурилась и последовала туда, откуда он исходил. Пред мной предстала такая картина: Максимилиан с улыбкой вынимал из причёски Василисы зелёный листик, опавший от дуновения ветра с дерева, под сенью которого эти двое и стояли.
Отчего вдруг стало так тяжело дышать? Когда в последний раз он улыбался так мне, искренне, живо? Пожалуй, ещё в МагИнституте, будучи Демьяном Неволиным.
Мне вспомнилось, как мы патрулировали территорию некромантов, и как я по незнанию намеревалась погладить белку, бывшей нежитью, которая набросилась на меня, и как заливисто хохотал Демьян–Максимилиан от комичности той ситуации, и как заботливо после проверял, не укусила ли она меня.
«Я не знала, что эта белка – нежить», – озадаченно сказала я тогда.
«Нора, вся живность, которая обитает на территории некромантов, – это нежить», – снисходительно пояснил он.
Помнится, я тогда ещё впервые спросила, отчего он называет меня искоркой, а в ответ услышала:
– Потому что маленькая и вспыльчивая.
Ничто не осталось от моего огня. Ничто не осталось от того, кем Максимилиан был со мной в МагИнституте. Да и от меня той, по правде, тоже ничего не осталось.
Поджав губы, я приблизилась к воркующей на вид парочке, присела в реверансе пред его величеством, сухо поприветствовала.
– Надеюсь, не помешала? – ревность… её отчётливо было слышно в моём голосе.
Макс вскинул одну бровь.
– Ваше величество, – поклонилась мне Василиса, которую я проигнорировала, испепеляя Максимилиана взглядом.
Не ты ли, любимый супруг, умолял дать тебе шанс, заверял, что впредь не сделаешь больно, не обидишь, не ты ли клялся в любви?
Всё эти претензии остались невысказанными, между нами повисло напряжённое молчание.
– Моя императрица, что беспокоит тебя? – насмешливо спрашивает Максимилиан.
Я морщусь от негодования, пытаясь сдерживать в себе обиду, злость, но, судорожно вздохнув, взрываюсь:
– Ваше величество, я уже говорила вам, что вы друг друга стоите? По мне, так ещё не поздно развестись! Ну а что, женитесь на ней, да и матушка ваша, всех ей благ и здоровья в загробном мире, возрадуется, наконец. А как же, его императорское величество и наследница династии Эзантийских!
– Нора!.. – предупреждающе проговорил Максимилиан внешне спокойный, только пламя в глазах его разгорелось нешуточное.
– Я уже как девятнадцать лет Нора! Просто Нора. Не великолепная Василиса, о которой весь дворец с придыханием говорит. Все только и делают, что плюют мне в душу! Оно того стоило, рушить мою жизнь, играться с моим сердцем, от которого и так ничего не осталось? – выпалила горячо, с ненавистью.
Как бы то ни было, в отличие от меня, Макс срываться не стал. На короткий миг прикрыл глаза, а когда открыл – пламя в них уже не бушевала, губы скривились в усмешке.
– Всё сказала?
Если таков был его план, вызвать во мне ревность, заставить сожалеть о своём поведении, что ж, он добился своего!
Я запыхтела, приподняла подол своего платья и стремительно удалилась обратно во дворец, в свои покои, проклиная всё и всех на свете, а в особенности Максимилиана Россонтийского, что не считался с моими чувствами.
***
Зульфа зябко поёжилась, кутаясь в овечью шкуру, незаметно зевнула и бросила робкий взгляд на супруга - почтенного шейха Арифа, что восседал на подушках подле костра, покуривая кальян и обсуждая насущные проблемы с младшими старейшинами клана. Женщина уже испила тёплого козьего молока, а сон всё не шёл, ибо под боком у мужа и теплее, и спится слаще, а потому она тихонечко покинула шатёр и, остановившись немного поодаль от мужчин, решила ежели не поучаствовать в обсуждении, то хотя бы послушать.
- Истинно говорю вам, господь всемогущий недаром при создании наделил нас теми качествами, которые доселе помогали предкам нашим приспосабливаться к условиям здешнего региона. И пусть мы немного отошли от прежнего образа жизни, всё же традиции чтим, а потому предлагаю ввести запрет на выход за пределы Аксилона.
- Мы кочуем от одного конца пустыни к другому уже много лет, а сотни лет до нас это делали наши предки, пора бы уже задуматься о целесообразности сего, Ариф, - возразил шейху ещё молодой, недавно избранный старейшиной Басиль.
“Молодость грезит о переменах, старость же предпочитает неизменность”, - подумала Зульфа.
- И что же предлагаешь ты? - вступил в разговор второй по значимости после её супруга старейшина.
- Покинуть пустыню, предать забвению легенду о пришествии Чёрной Звезды и бросить поиски Аксилонской империи. Ежели таковая и существовала когда-то, то руины её давно заметены чёрными песками, - озвучил своё предложение просиявший от осознания того, что с его мнением считаются остальные старейшины, Басиль.
Зульфа укоризненно качнула головой. Ей, женщине, перечить или поучать не дозволено, но она, прожившая ни много ни мало шестьдесят лет, будь её воля, осадила бы сейчас юнца. Предать забвению верование о пришествии Чёрной Звезды - то же, что и оскорбить господа, а уж усомниться в существовании Аксилонской империи - немыслимая дерзость. Веками целые поколения их клана чтили верование о пришествии Чёрной Звезды, надеясь вновь застать рассвет Аксилонской империи, как когда-то его застали их предки, жившие тысячелетия назад.
- Покинуть пустыню - пойти на верную гибель! - возмумущённо вскрикнули Басилю в ответ. - Разве не видел ты собственными глазами, что творится за пределами её? Полчища иноземных тварей повылазили невесть откуда! А здесь мы, находясь в пределах магического защитного купола, для тварей этих недосягаемы.
- Остаться здесь - кануть в неизвестности! - гневно всплеснул руками Басиль. - А выйдя за пределы пустыни, мы можем стать вассалами императора Россонтийского, получить плодородную землю, вступить в ряды армии, дабы защитить её. Мы изолированы от остального мира, даже скот пасти негде, пустыня нас не прокормит, пустыню не озеленить только лишь верой в возрождение Аксилонской империи.
Старейшины было пооткрывали рты, чтобы разгорячённо вступить в перепалку, но всех прервал, снисходительно заговорив, мудрейший шейх Ариф:
- Ты прав, Басиль, только вот сильно забегаешь вперёд, - Ариф затянулся из трубки кальяна, протяжно выдохнул, выпуская дым в тёмное звёздное небо. - Да, мы изолированы, однако в том наше преимущество. Вскоре мир за пределами пустыни падёт, а выжившие обратятся в бегство. Наша задача - благосклонно принять их, дать убежище, кровь и тогда уже не мы будем подданными, а нам будут служить за право остаться на этой земле.
Все согласно закивали и даже насупившийся Басиль. Шейх Ариф заметил супругу, благосклонно кивнул ей. Зульфа мягко улыбнулась в ответ и вздрогнула от грохота, сотрясшего землю чёрной пустыни.
- Что это? Что? - вскочили, ошеломлённые, старейшины.
- Неужто проснулся?
- Вулкан проснулся!
Повыскакивали из своих шатров остальные встревоженные жители клана. Вдали, в нескольких сотнях киллометрах, проснулся древний вулкан и потекла по его скалам, точно кровь по жилам, лава. Оглушительный свист в небе заставил всех вскинуть головы, чтобы узреть, как с огромной скоростью над ними в сторону вулкана пролетает яркая, почти ослепляющая, комета.
У Зульфы подкосились колени, она упала на землю, вскинула руки к небу в ликовании и прокричала:
- Свершилось! Пришествие Чёрной Звезды…
И на сей раз женский голос был услышан.
***
Война войной, а балы по расписанию, тем паче обстановка на фронте с каждым днём всё улучшалась, осталась единственная трещина, которую Василиса была не в состоянии запечатать, она же и самая протяжённая. Потому было решено устроить бал в одном из столичных высших учебных заведений, дабы отблагодарить учеников, магия которых сдерживала полчища иноземных тварей. О том, что заведением этим будет МагИнститут, я узнала только тогда, когда карета наша остановилась перед его воротами.
И тут сердце пропустило удар.
Я сглотнула ком в горле, перевела взгляд на Максимилиана. Мы не общались более, он избегал моего общества, отделывался лишь официальными мероприятиями. Ожидаемо и сейчас он молча проигнорировал моё возмущение. Возвращение сюда было сродни пытке. Я не могла и не хотела переступать порог МагИнститута, страшась того, какие воспоминания нахлынут.
Прошлое, вот мы и встретились лицом к лицу.
Знакомые кованые ворота, которые гостеприимно распахнулись перед нами, сторожка со старым ворчливым привратником. Вдалеке виднелось дерево, на которое я так любила залазить и сидеть часами, встречать рассвет и провожать закат. Вот ведущая вглубь парка дорога, усыпанная гранитной крошкой, по которой наша четвёрка гуляла. Не высохло даже маленькое озеро, только утки больше не плавали.
Звонкий смех Виринеи заставил вздрогнуть.
Я ошеломлённо уставилась туда, откуда, крадясь, выходили мои друзья и… я сама, та другая я, которой больше нет.
– Чёрт, спалились! – говорит Василёк, и мы пытаемся спрятаться в кустах.
– Ты бы ещё громче орал, привлекая внимание! – ворчит Дженнифер.
Тщетно.
Одуванчик со своим зорким взглядом, да пусть упокоится её душа, находит нас и гневно вопрошает:
– Чё эт вы тут схоронились!?
– Никого мы тут не хороним! – обиженно заявляю я.
Воспоминание рассеивается.
Мотнув головой, нахмурившись, следую дальше.
Мы входим в холл административного корпуса и останавливаемся. Встречает нас ректор, Лазар Поликарпович, одетый с иголочки, в бархатный сюртук тёмно–синего цвета. Он кланяется со словами «ваши величества», кидает на меня заботливо–обеспокоенный взгляд. Хочется обнять его, как самого родного на свете дедушку. Не положено. Лишь улыбаюсь ему в ответ, слегка заметно киваю. Мы ещё поговорим, Лазар Поликарпович, непременно поговорим. Я не расскажу вам о том, как мне больно, как ранит моё сердце его императорское величество, но обязательно скажу, как скучала и что всегда помнила.
Посередине холла на полу лежит беловолосая окровавленная девушка.
Я моргаю глазами – никого…
