* * *
Полю было уже сорок лет с небольшим хвостиком, постоянно опущенным вниз. Большая часть жизни была прожита, причем прожита однообразно, скучно, и, что самое обидное, поразительно быстро. В памяти почти ничего не осталось от прежних лет, да и будущее, по всей видимости, также не сулило никаких радостных событий и переживаний.
Поль жил, словно по инерции – вяло и не спеша. Посторонним казалось, что он ничем не интересуется, ни о чем не мечтает, и ничто уже не может его увлечь или просто расшевелить.
Но однажды все переменилось, и Поль предстал всем в совершенно новом и даже несколько неожиданном свете.
* * *
В то утро, когда произошло событие, так изменившее Поля, он был разбужен воплями жены Матильды, от которых даже подпрыгнул в постели.
-Ах ты, ленивая скотина! Уже двадцать минут седьмого, а ты все валяешься в кровати. Вставай немедленно, а то опять опоздаешь на работу.
Поль втянул голову в плечи, страстно желая лишь одного – превратиться во что-нибудь маленькое и незаметное, чтобы грозные очи жены не могли обнаружить его. И было бы просто замечательно, если бы это крошечное существо было бы ещё и глухим, потому что слышать эти омерзительные вопли, повторяющиеся, с завидной постоянностью, каждое утро, было просто невыносимо.
Впрочем, завидовать тут явно было нечему. Ну кому охота просыпаться под звуки такого будильника? И, может быть, именно поэтому каждый божий день у бедного Поля был безнадежно испорчен с самого утра, и ничего уже не могло до самого вечера исправить его. Стоило только Полю вспомнить искореженное яростью лицо жены, и любое самое хорошее впечатление сразу же меркло, а радостное настроение сменялось мрачным и удручающим.
Как это ни странно, Поль за все годы брака, так и не смог привыкнуть к этим ежедневным концертам и каждый раз они приводили его в отчаяние, которое сменялось потом тупой покорностью неизбежному…
Как только жена вышла из комнаты, Поль вылез из-под теплого одеяла, с которым так не хотелось расставаться, и под которым ему хотелось понежиться ну хотя бы до двенадцати часов в течении уже двадцати с лишним лет, но сделать этого, увы, никогда не удавалось, даже в выходные дни и во время отпуска.
Стараясь оставаться незамеченным, Поль прошмыгнул в ванную комнату, где привычными движениями совершил свой ежедневный утренний обряд, состоящий из бритья и чистки зубов (отвратительная, по его мнению, процедура), и натянул на ноги скукоженные носки. Этот, самый омерзительный предмет гардероба, как ему часто казалось, который, к огромному сожалению, ему дано приходилось стирать самому, так как жена отказалась это делать, объясняя это тем, что он вечно расшвыривал их в разные углы и постоянно терял, так что найти нужное – главное парное – количество носков ей представлялось совершенно невозможным делом.
Потом Поль «заглянул» на кухню, заглотить чего-нибудь питательного. Жена, с закрученными на бигуди волосами, сидела на табурете. На ней был отвратительный желтый халат с огромными горошинами, отчего выглядела она еще более обрюзгшей и толстой, чем была на самом деле. Казалось просто невероятным: как это несчастный колченогий табурет выдерживает на себе такой вес. Сейчас Полю уже трудно было представить, что каких-то пятнадцать лет назад это была тоненькая симпатичная девушка с пухлыми губками и длинными ресницами. Ни следа не осталась от той застенчивой милашки – теперь Матильда превратилась в обыкновенную бабу, ворчливую и вечно чем-то недовольную, с опухшим лицом и размытой фигурой.
- Садись, я тебе завтрак согрела, - бросила она.
Поль с тоской посмотрел на стол – крошечная кучка жареных вчерашних макарон и кусок не очень свежего хлеба – вот и все, что составляло «завтрак».
Поль прошептал:
- Дорогая, я, наверно, не буду завтракать…
И тут же испуганно втянул голову в плечи, ожидая неминуемого взрыва, словно слова его, были спичкой, внесенной в комнату, заполненную газом. И взрыв произошел:
- Это еще почему? Как это не будешь завтракать? А ну, садись немедленно! Есть он не будет! Ишь ты, чего выдумал! А потом пойдешь и нахватаешься чего-нибудь в кафе. Не позволю зря деньги тратить! Садись и ешь!
- Я бы…того… ну, этого самого…кофе…выпил бы, с бутербродом…- неуверенно пробормотал Поль, жалея уже, что вообще зашел на кухню.
Последовал новый взрыв:
- Какое еще кофе? Кофе нет!
Поль посмотрел на чашку в руке жены – та поймала его взгляд и отрезала:
- Это последнее…Больше нужно получать, чтобы пить кофе каждый день.
- Так я же не пью…почти никогда…
- А кто же его пьет, по-твоему? Я что ли? Ах ты, несчастный, еще вздумал обвинять меня! А ну, давай, ешь и вали на работу. Заработаешь себе на кофе, тогда и будешь спрашивать.
Поль тяжело вздохнул и покорно сел за стол. Давясь, с трудом глотая, он, тем не менее, съел так называемый завтрак, под строгим присмотром Матильды. И, запив все чаем древней заварки, на вкус напоминающим воду после мытья посуды, Поль, наконец, покинул кухню, а затем и квартиру.
* * *
Было еще довольно рано, только начало восьмого, а на работе ему нужно быть к девяти.
«И куда я в такую рань», - уныло подумал Поль, потихоньку плетясь к автобусной остановке.
Восхитительным летним утром все радовалось жизни и свету: деревья и травы, зеленеющие вокруг, воробьи, весело щебечущие в сквере; ну а Поль брел, потупясь и ничего не замечая, и мысли его были безрадостны.
Если бы ему сказали лет двадцать тому назад, в пору его юности, что он будет вести такую унылую жизнь, то он ни за что не поверил бы. А если бы и поверил, то сейчас не он шаркал бы ногами по мокрому тротуару, а какой-нибудь другой несчастный. А его бренное тело давно уже лежало бы в веселой компании костлявых джентльменов, в которую он попал бы с веревкой на шее или после знакомства с донными жителями, в преддверии такой жизни. И, пожалуй, эта компания была ему больше по душе, чем теперешнее его удручающее положение. Но сейчас у него не хватало решимости для подобного разрешения ситуации.
Он занял в жизни выжидательно-оборонительную позицию, можно сказать, ушел в «подполье», по сути превратясь чуть ли не в робота. Послушного, бессловесного робота. Он научился прятать свои эмоции очень глубоко, так глубоко, что сам порой не мог до них докопаться в нужный момент. И, в конце концов, просто взял, да и забыл, что они у него еще есть, ну кроме, пожалуй, безотчетного страха перед женой и начальством и беспрекословного им подчинения.
* * *
Работал Поль мелким бухгалтером в довольно крупной фирме. Ничего особенного от него не требовалось, только знай себе, подсчитывай, да заполняй бланки, кипы которых ждали его каждое утро на рабочем столе. Он уже привык машинально расправляться с ними, но делал это исключительно добросовестно и высококачественно, а потому считался ценным работником, который приходил, к тому же, раньше всех и уходил позже всех.
В это утро на его столе почему-то ничего не оказалось, когда он привычным жестом собирался притянуть к себе бумаги и окунуться с головой в цифры.
Поль удивленно посмотрел на пустой стол, сразу ставший таким сиротливым и необычным, и покрутил головой, как будто желал согнать наваждение и, думая, что это ему просто кажется. Но стол так и остался пустым. Тогда Поль огляделся и увидел, что в конторе почти никого нет, несмотря на то, что сегодня он пришел на удивление поздно – сел по ошибке не в тот автобус.
- Куда все подевались, - спросил он у единственного человека, стоявшего у дверей.
- Воскресенье, - ответил тот.
- Да? – проговорил удивленный Поль, медленно опускаясь на стул.
Это неожиданное известие ошарашило его и выбило из привычного размеренного ритма жизни. Всегда и все в ней было точно и в свое время, благодаря, конечно неусыпному надзору жены. В будние дни – работа. В воскресенье – отдых, помощь жене по дому. И почти ни одного дня для себя, для собственного удовольствия.
Поль никак не мог поверить в то, что сейчас ему представилась такая удивительная и уникальная возможность: по своему усмотрению распорядиться выходным днем. Это казалось невероятным! Но это было так.
И больше не растрачивая попусту ставшие вдруг драгоценными минуты, Поль вскочил и кинулся к выходу, даже не потрудившись закрыть за собой дверь, и совершенно не задумываясь над тем, как же Матильда могла допустить такую оплошность. Сейчас ему было все равно. Сейчас он свободен. Хоть на один день, но свободен.
* * *
Поль решил просто погулять по городу, который он видел последнее время только из окна автобуса по дороге на работу и обратно.
Стоял солнечный безветренный день и гулять, просто гулять, ни о чем не думая, было так приятно и в высшей степени необычно.
Впервые за последние месяцы, а может быть и годы, он почувствовал себя счастливым, по-настоящему счастливым человеком. Он мог наслаждаться жизнью, радоваться, идти, куда ему хочется, беззаботно и со спокойной душой.
Он увидел кинотеатр и решил посмотреть фильм, без разницы какой, лишь бы тихонечко посидеть и наслаждаться зрелищем, ведь он не был там так давно, кажется, тысячу лет.
Потом Поль посидел в кафе, выпил кофе с пирожным, которое показалось ему райским кушаньем, приправленным опьяняющим эликсиром свободы.
И так, совершенно незаметно, пролетел весь этот чудесный день.
Наступал вечер.
Поль медленно шел по старинным, уютным улочкам города, купаясь в их очаровании и гармонии, впитывая в себя каждый звук, каждый мимолетный запах. Всё, абсолютно всё доставляло ему глубокое чувство удовлетворения и какого-то ребячьего восторга. Он старался запечатлеть в памяти этот день со всеми подробностями, пусть даже самыми мелкими и неприметными на первый взгляд, словно он был последним днем, когда он мог видеть всё это. И он желал сохранить воспоминания в своей душе об этом дне, как величайшую ценность на всю оставшуюся жизнь.
На глаза ему попалась небольшая антикварная лавочка, и он почувствовал острую необходимость немедленно зайти туда.
Поль решительно толкнул дверь и вошел. Внутри стоял неповторимый тонко пряный аромат старины. За стеклами витрин сверкали золотом и серебром старинные предметы. Такие яркие, такие неповторимые, каждый наделенный своей особой прелестью, впитавшие в себя минувшие годы и века, таившие в себе удивительные загадки и каждый свою собственную историю - сами ставшие уже историей.
Бессмертные творения давно усопших мастеров.
Теперь и Поль смотрел на все это великолепие и наслаждался. Он неторопливо ходил от витрины к витрине, рассматривая до мельчайших подробностей каждый предмет. Людей в лавке было совсем немного, всего несколько человек. И, тем не менее, кто-то толкнул Поля, что очень разозлило его – ну почему всегда надо испортить приятный момент?
Но, подняв глаза от нижних полок, которыми он в тот момент был так увлечен, Поль мгновенно забыл о неудовольствии.
Он увидел ЕЕ! Увидел и забыл обо всем. Перед ним было такое чудо! Именно о ней мечтал он всю свою жизнь, и вот теперь, наконец-то, встретил ее. Увидел и тут же влюбился…
Влюбился без памяти и, по всей видимости, безнадежно. Ведь она была для него недоступной. Такая лучезарная, ослепительно красивая - просто блистательная. Он мог бы, наверное, смотреть на неё часами, и даже днями, не в силах отвести взгляд. Такой красоты ему, кажется, не встречалось ни разу в жизни. А он на ее фоне выглядел таким жалким и ничтожным. Но это его ни капельки не смутило. И он решил, что должен добиться ее, во что бы то ни стало, и чего бы это ему не стоило.
Поль закрыл глаза, пытаясь представить, как было бы прекрасно, если бы она могла принадлежать ему. Ему одному.… Чтобы никто не мог прикоснуться к ней. Он в буквальном смысле пыль с нее сдувал бы и носил на руках круглые сутки.
«Только вот жена вряд ли разрешит. Да она меня просто убьет, когда узнает! Нет. Она не должна узнать», - думал он.
Из оцепенения его вывело вежливое покашливание.
- Извините, пожалуйста, но мы закрываемся, - обратился к нему продавец магазина.
Поль огляделся – в лавке уже никого не было.
- Вы можете прийти сюда завтра, если хотите, - добавил продавец.
- А она будет здесь в воскресенье, - испуганно спросил Поль.
- Кто?
Поль молча смотрел на витрину в каком-то смятении и оцепенении.
- Может будет, а может и нет, откуда я могу знать? Здесь каждый день, знаете, сколько народу ходит.
Поль схватил продавца за руку, умоляюще смотря в глаза, с немой просьбой. И тот поспешил успокоить беднягу:
- Как я могу что-то обещать, - развел руками продавец. – Приходите завтра…
- Я смогу только в воскресенье, - пробормотал Поль.
- Как Вам будет угодно, - пожал плечами продавец.
- Спасибо вам, большое спасибо, - взволнованно прошептал Поль и, взглянув последний раз на витрину, ушел.
А мысли его остались там - с ней. Там, где он нашел ее!
* * *
С этого вечера жизнь Поля круто изменилась. В какую сторону – сказать трудно, смотря с какой стороны на это взглянуть. И, пожалуй, положительных сторон было все же больше, чем отрицательных. А самым лучшим было то, что Поль словно ожил.
Его душа распустилась, словно цветок после длительной засухи. Теперь, наконец, у него было о чем думать, чего желать, о чем мечтать. Не было больше этой отупелости и скованности во всем – в жизни, в мыслях, в разговорах. Теперь Поль спокойно жил.
Он, наконец, оценил жизнь и понял, как много он потерял, не замечая ничего раньше, когда он был похож на улитку, спрятавшуюся в своем домике-раковине и показывающей нос наружу только в исключительных случаях, которых было слишком мало, чтобы почувствовать всю прелесть жизни. И вот сейчас он мог пить из этого живительного источника, и он пил, пил, и не мог напиться
Он делал, что ему вздумается и когда вздумается. Ел, что хотел и сколько хотел – он перестал тяготиться тем, что должен сдерживать себя во всех желаниях. И что самое интересное, стал ходить на работу с радостью, и даже с каким-то нетерпением стал ждать утра, когда можно будет заняться делами, которые стал выполнять не просто машинально, а вдумчиво, проявляя, насколько это конечно было возможно, при его-то работе, творческую инициативу и радивость необычайную, чего раньше за ним никогда не наблюдалось. Начальство и товарищи по работе, конечно, были от этого в восторге и никак не могли взять в толк, что же такое с ним произошло.
Давнишний его друг, Клод, с которым они не общались по-настоящему лет десять, не меньше, был просто в диком восторге от происшедшей с Полем перемены. У них возобновились беседы ни о чем и, одновременно, обо всем. Они теперь вместе ходили выпить чашечку кофе в обеденный перерыв, обсуждали последние новости, а в следующие выходные Клод пригласил друга сходить в клуб, поиграть в боулинг. Но от этого заманчивого предложения Поль вынужден был отказаться, по известной причине, о чем сам, в некоторой степени, очень даже сожалел.
Но встречу со своей ненаглядной он пропустить никак не мог.
Полю было уже сорок лет с небольшим хвостиком, постоянно опущенным вниз. Большая часть жизни была прожита, причем прожита однообразно, скучно, и, что самое обидное, поразительно быстро. В памяти почти ничего не осталось от прежних лет, да и будущее, по всей видимости, также не сулило никаких радостных событий и переживаний.
Поль жил, словно по инерции – вяло и не спеша. Посторонним казалось, что он ничем не интересуется, ни о чем не мечтает, и ничто уже не может его увлечь или просто расшевелить.
Но однажды все переменилось, и Поль предстал всем в совершенно новом и даже несколько неожиданном свете.
* * *
В то утро, когда произошло событие, так изменившее Поля, он был разбужен воплями жены Матильды, от которых даже подпрыгнул в постели.
-Ах ты, ленивая скотина! Уже двадцать минут седьмого, а ты все валяешься в кровати. Вставай немедленно, а то опять опоздаешь на работу.
Поль втянул голову в плечи, страстно желая лишь одного – превратиться во что-нибудь маленькое и незаметное, чтобы грозные очи жены не могли обнаружить его. И было бы просто замечательно, если бы это крошечное существо было бы ещё и глухим, потому что слышать эти омерзительные вопли, повторяющиеся, с завидной постоянностью, каждое утро, было просто невыносимо.
Впрочем, завидовать тут явно было нечему. Ну кому охота просыпаться под звуки такого будильника? И, может быть, именно поэтому каждый божий день у бедного Поля был безнадежно испорчен с самого утра, и ничего уже не могло до самого вечера исправить его. Стоило только Полю вспомнить искореженное яростью лицо жены, и любое самое хорошее впечатление сразу же меркло, а радостное настроение сменялось мрачным и удручающим.
Как это ни странно, Поль за все годы брака, так и не смог привыкнуть к этим ежедневным концертам и каждый раз они приводили его в отчаяние, которое сменялось потом тупой покорностью неизбежному…
Как только жена вышла из комнаты, Поль вылез из-под теплого одеяла, с которым так не хотелось расставаться, и под которым ему хотелось понежиться ну хотя бы до двенадцати часов в течении уже двадцати с лишним лет, но сделать этого, увы, никогда не удавалось, даже в выходные дни и во время отпуска.
Стараясь оставаться незамеченным, Поль прошмыгнул в ванную комнату, где привычными движениями совершил свой ежедневный утренний обряд, состоящий из бритья и чистки зубов (отвратительная, по его мнению, процедура), и натянул на ноги скукоженные носки. Этот, самый омерзительный предмет гардероба, как ему часто казалось, который, к огромному сожалению, ему дано приходилось стирать самому, так как жена отказалась это делать, объясняя это тем, что он вечно расшвыривал их в разные углы и постоянно терял, так что найти нужное – главное парное – количество носков ей представлялось совершенно невозможным делом.
Потом Поль «заглянул» на кухню, заглотить чего-нибудь питательного. Жена, с закрученными на бигуди волосами, сидела на табурете. На ней был отвратительный желтый халат с огромными горошинами, отчего выглядела она еще более обрюзгшей и толстой, чем была на самом деле. Казалось просто невероятным: как это несчастный колченогий табурет выдерживает на себе такой вес. Сейчас Полю уже трудно было представить, что каких-то пятнадцать лет назад это была тоненькая симпатичная девушка с пухлыми губками и длинными ресницами. Ни следа не осталась от той застенчивой милашки – теперь Матильда превратилась в обыкновенную бабу, ворчливую и вечно чем-то недовольную, с опухшим лицом и размытой фигурой.
- Садись, я тебе завтрак согрела, - бросила она.
Поль с тоской посмотрел на стол – крошечная кучка жареных вчерашних макарон и кусок не очень свежего хлеба – вот и все, что составляло «завтрак».
Поль прошептал:
- Дорогая, я, наверно, не буду завтракать…
И тут же испуганно втянул голову в плечи, ожидая неминуемого взрыва, словно слова его, были спичкой, внесенной в комнату, заполненную газом. И взрыв произошел:
- Это еще почему? Как это не будешь завтракать? А ну, садись немедленно! Есть он не будет! Ишь ты, чего выдумал! А потом пойдешь и нахватаешься чего-нибудь в кафе. Не позволю зря деньги тратить! Садись и ешь!
- Я бы…того… ну, этого самого…кофе…выпил бы, с бутербродом…- неуверенно пробормотал Поль, жалея уже, что вообще зашел на кухню.
Последовал новый взрыв:
- Какое еще кофе? Кофе нет!
Поль посмотрел на чашку в руке жены – та поймала его взгляд и отрезала:
- Это последнее…Больше нужно получать, чтобы пить кофе каждый день.
- Так я же не пью…почти никогда…
- А кто же его пьет, по-твоему? Я что ли? Ах ты, несчастный, еще вздумал обвинять меня! А ну, давай, ешь и вали на работу. Заработаешь себе на кофе, тогда и будешь спрашивать.
Поль тяжело вздохнул и покорно сел за стол. Давясь, с трудом глотая, он, тем не менее, съел так называемый завтрак, под строгим присмотром Матильды. И, запив все чаем древней заварки, на вкус напоминающим воду после мытья посуды, Поль, наконец, покинул кухню, а затем и квартиру.
* * *
Было еще довольно рано, только начало восьмого, а на работе ему нужно быть к девяти.
«И куда я в такую рань», - уныло подумал Поль, потихоньку плетясь к автобусной остановке.
Восхитительным летним утром все радовалось жизни и свету: деревья и травы, зеленеющие вокруг, воробьи, весело щебечущие в сквере; ну а Поль брел, потупясь и ничего не замечая, и мысли его были безрадостны.
Если бы ему сказали лет двадцать тому назад, в пору его юности, что он будет вести такую унылую жизнь, то он ни за что не поверил бы. А если бы и поверил, то сейчас не он шаркал бы ногами по мокрому тротуару, а какой-нибудь другой несчастный. А его бренное тело давно уже лежало бы в веселой компании костлявых джентльменов, в которую он попал бы с веревкой на шее или после знакомства с донными жителями, в преддверии такой жизни. И, пожалуй, эта компания была ему больше по душе, чем теперешнее его удручающее положение. Но сейчас у него не хватало решимости для подобного разрешения ситуации.
Он занял в жизни выжидательно-оборонительную позицию, можно сказать, ушел в «подполье», по сути превратясь чуть ли не в робота. Послушного, бессловесного робота. Он научился прятать свои эмоции очень глубоко, так глубоко, что сам порой не мог до них докопаться в нужный момент. И, в конце концов, просто взял, да и забыл, что они у него еще есть, ну кроме, пожалуй, безотчетного страха перед женой и начальством и беспрекословного им подчинения.
* * *
Работал Поль мелким бухгалтером в довольно крупной фирме. Ничего особенного от него не требовалось, только знай себе, подсчитывай, да заполняй бланки, кипы которых ждали его каждое утро на рабочем столе. Он уже привык машинально расправляться с ними, но делал это исключительно добросовестно и высококачественно, а потому считался ценным работником, который приходил, к тому же, раньше всех и уходил позже всех.
В это утро на его столе почему-то ничего не оказалось, когда он привычным жестом собирался притянуть к себе бумаги и окунуться с головой в цифры.
Поль удивленно посмотрел на пустой стол, сразу ставший таким сиротливым и необычным, и покрутил головой, как будто желал согнать наваждение и, думая, что это ему просто кажется. Но стол так и остался пустым. Тогда Поль огляделся и увидел, что в конторе почти никого нет, несмотря на то, что сегодня он пришел на удивление поздно – сел по ошибке не в тот автобус.
- Куда все подевались, - спросил он у единственного человека, стоявшего у дверей.
- Воскресенье, - ответил тот.
- Да? – проговорил удивленный Поль, медленно опускаясь на стул.
Это неожиданное известие ошарашило его и выбило из привычного размеренного ритма жизни. Всегда и все в ней было точно и в свое время, благодаря, конечно неусыпному надзору жены. В будние дни – работа. В воскресенье – отдых, помощь жене по дому. И почти ни одного дня для себя, для собственного удовольствия.
Поль никак не мог поверить в то, что сейчас ему представилась такая удивительная и уникальная возможность: по своему усмотрению распорядиться выходным днем. Это казалось невероятным! Но это было так.
И больше не растрачивая попусту ставшие вдруг драгоценными минуты, Поль вскочил и кинулся к выходу, даже не потрудившись закрыть за собой дверь, и совершенно не задумываясь над тем, как же Матильда могла допустить такую оплошность. Сейчас ему было все равно. Сейчас он свободен. Хоть на один день, но свободен.
* * *
Поль решил просто погулять по городу, который он видел последнее время только из окна автобуса по дороге на работу и обратно.
Стоял солнечный безветренный день и гулять, просто гулять, ни о чем не думая, было так приятно и в высшей степени необычно.
Впервые за последние месяцы, а может быть и годы, он почувствовал себя счастливым, по-настоящему счастливым человеком. Он мог наслаждаться жизнью, радоваться, идти, куда ему хочется, беззаботно и со спокойной душой.
Он увидел кинотеатр и решил посмотреть фильм, без разницы какой, лишь бы тихонечко посидеть и наслаждаться зрелищем, ведь он не был там так давно, кажется, тысячу лет.
Потом Поль посидел в кафе, выпил кофе с пирожным, которое показалось ему райским кушаньем, приправленным опьяняющим эликсиром свободы.
И так, совершенно незаметно, пролетел весь этот чудесный день.
Наступал вечер.
Поль медленно шел по старинным, уютным улочкам города, купаясь в их очаровании и гармонии, впитывая в себя каждый звук, каждый мимолетный запах. Всё, абсолютно всё доставляло ему глубокое чувство удовлетворения и какого-то ребячьего восторга. Он старался запечатлеть в памяти этот день со всеми подробностями, пусть даже самыми мелкими и неприметными на первый взгляд, словно он был последним днем, когда он мог видеть всё это. И он желал сохранить воспоминания в своей душе об этом дне, как величайшую ценность на всю оставшуюся жизнь.
На глаза ему попалась небольшая антикварная лавочка, и он почувствовал острую необходимость немедленно зайти туда.
Поль решительно толкнул дверь и вошел. Внутри стоял неповторимый тонко пряный аромат старины. За стеклами витрин сверкали золотом и серебром старинные предметы. Такие яркие, такие неповторимые, каждый наделенный своей особой прелестью, впитавшие в себя минувшие годы и века, таившие в себе удивительные загадки и каждый свою собственную историю - сами ставшие уже историей.
Бессмертные творения давно усопших мастеров.
Теперь и Поль смотрел на все это великолепие и наслаждался. Он неторопливо ходил от витрины к витрине, рассматривая до мельчайших подробностей каждый предмет. Людей в лавке было совсем немного, всего несколько человек. И, тем не менее, кто-то толкнул Поля, что очень разозлило его – ну почему всегда надо испортить приятный момент?
Но, подняв глаза от нижних полок, которыми он в тот момент был так увлечен, Поль мгновенно забыл о неудовольствии.
Он увидел ЕЕ! Увидел и забыл обо всем. Перед ним было такое чудо! Именно о ней мечтал он всю свою жизнь, и вот теперь, наконец-то, встретил ее. Увидел и тут же влюбился…
Влюбился без памяти и, по всей видимости, безнадежно. Ведь она была для него недоступной. Такая лучезарная, ослепительно красивая - просто блистательная. Он мог бы, наверное, смотреть на неё часами, и даже днями, не в силах отвести взгляд. Такой красоты ему, кажется, не встречалось ни разу в жизни. А он на ее фоне выглядел таким жалким и ничтожным. Но это его ни капельки не смутило. И он решил, что должен добиться ее, во что бы то ни стало, и чего бы это ему не стоило.
Поль закрыл глаза, пытаясь представить, как было бы прекрасно, если бы она могла принадлежать ему. Ему одному.… Чтобы никто не мог прикоснуться к ней. Он в буквальном смысле пыль с нее сдувал бы и носил на руках круглые сутки.
«Только вот жена вряд ли разрешит. Да она меня просто убьет, когда узнает! Нет. Она не должна узнать», - думал он.
Из оцепенения его вывело вежливое покашливание.
- Извините, пожалуйста, но мы закрываемся, - обратился к нему продавец магазина.
Поль огляделся – в лавке уже никого не было.
- Вы можете прийти сюда завтра, если хотите, - добавил продавец.
- А она будет здесь в воскресенье, - испуганно спросил Поль.
- Кто?
Поль молча смотрел на витрину в каком-то смятении и оцепенении.
- Может будет, а может и нет, откуда я могу знать? Здесь каждый день, знаете, сколько народу ходит.
Поль схватил продавца за руку, умоляюще смотря в глаза, с немой просьбой. И тот поспешил успокоить беднягу:
- Как я могу что-то обещать, - развел руками продавец. – Приходите завтра…
- Я смогу только в воскресенье, - пробормотал Поль.
- Как Вам будет угодно, - пожал плечами продавец.
- Спасибо вам, большое спасибо, - взволнованно прошептал Поль и, взглянув последний раз на витрину, ушел.
А мысли его остались там - с ней. Там, где он нашел ее!
* * *
С этого вечера жизнь Поля круто изменилась. В какую сторону – сказать трудно, смотря с какой стороны на это взглянуть. И, пожалуй, положительных сторон было все же больше, чем отрицательных. А самым лучшим было то, что Поль словно ожил.
Его душа распустилась, словно цветок после длительной засухи. Теперь, наконец, у него было о чем думать, чего желать, о чем мечтать. Не было больше этой отупелости и скованности во всем – в жизни, в мыслях, в разговорах. Теперь Поль спокойно жил.
Он, наконец, оценил жизнь и понял, как много он потерял, не замечая ничего раньше, когда он был похож на улитку, спрятавшуюся в своем домике-раковине и показывающей нос наружу только в исключительных случаях, которых было слишком мало, чтобы почувствовать всю прелесть жизни. И вот сейчас он мог пить из этого живительного источника, и он пил, пил, и не мог напиться
Он делал, что ему вздумается и когда вздумается. Ел, что хотел и сколько хотел – он перестал тяготиться тем, что должен сдерживать себя во всех желаниях. И что самое интересное, стал ходить на работу с радостью, и даже с каким-то нетерпением стал ждать утра, когда можно будет заняться делами, которые стал выполнять не просто машинально, а вдумчиво, проявляя, насколько это конечно было возможно, при его-то работе, творческую инициативу и радивость необычайную, чего раньше за ним никогда не наблюдалось. Начальство и товарищи по работе, конечно, были от этого в восторге и никак не могли взять в толк, что же такое с ним произошло.
Давнишний его друг, Клод, с которым они не общались по-настоящему лет десять, не меньше, был просто в диком восторге от происшедшей с Полем перемены. У них возобновились беседы ни о чем и, одновременно, обо всем. Они теперь вместе ходили выпить чашечку кофе в обеденный перерыв, обсуждали последние новости, а в следующие выходные Клод пригласил друга сходить в клуб, поиграть в боулинг. Но от этого заманчивого предложения Поль вынужден был отказаться, по известной причине, о чем сам, в некоторой степени, очень даже сожалел.
Но встречу со своей ненаглядной он пропустить никак не мог.
