вставшую где-то примерно посередине пищевода сверх питательную массу и растерянно взглянула на лантонианца, который, отмывшись наконец, теперь менял заляпанный в крови халат на такой же, но абсолютно чистый.
— Испугалась? — поинтересовался док.
— Нет.
Точно нет. На ум приходили другие слова. Много слов, но страха среди них не было.
Прибор по переработке крови запищал. Иноземец дёрнулся, бросился к машине.
— Като бу, — прошипел док. Нажал на мигающую кнопку и выдернул иглу из моей какой-то онемевшей руки. Затем виновато посмотрел на меня, — Я забыл про тебя…
— И? — не понимая, переспросила я.
— Крови почти не осталось…
— Ясно, — пробормотала я, ощущая нереальную лёгкость в теле и какую-то ватность в мозгах. — А что это вы сейчас делали?
— Пытаемся вырезать кевлару, но все это весьма сомнительно. Боль непередаваемая, а результат минимальный. Но хотя бы приступы стали случаться реже, хотя вчера и сегодня — это даже слишком. Видимо, что-то ускорило рост, — пояснил, не переставая суетится вокруг меня док Са.
— А ноги? — озвучила свою догадку, закрыла один глаз, открыла, пытаясь сфокусироваться на расплывающемся лице лантонианца.
— Да, это следы от шкворы — кислоты, способной разъесть кевларовые нити. Наша первая попытка избавиться от паразита. Крис едва не умер. С трудом восстановили ноги… Матильда, вам нужно в эргокамеру. Немедленно. А пока хотя бы это…
Я ещё рассмотрела шприц с янтарной жидкостью, приставленный к моему предплечью и почувствовала жжение в месте укола, а потом темнота…
Эргокамера — объективно лучшее изобретение, существующее на территории ВКМС.
Очнувшись, полежала несколько секунд или минут, разглядывая крышку с мигающими тусклыми лампочками. Так тепло и уютно. Я наконец выспалась. Откинула приоткрытую крышку и села, потянувшись всем телом и ощущая приятную дрожь в мышцах. Видимо, картоплазма успешно восстановила объём утраченной крови.
Выбравшись из эргокамеры на пол, блаженно сощурилась, ощущая босыми ногами пушистый ворс ковра. Интересно, чей это мех? Конечно, жалко зверушку… может искусственный?
Я огляделась. В комнате было тихо и мрачно. Как всегда. Темные плотные шторы надёжно защищали от дневного света. Что за непереносимость такая у этого белобрысого, которого, кстати не было здесь, и это определённо замечательно…
Можно спокойно позвонить… но где коннектор?
Должен был быть в кармане толстовки, но на мне сейчас была только футболка и брюки.
Ни единого варианта о том, где я могла оставить кофту…
Огляделась. В комнате было убрано. Ни следа от вчерашнего бардака, устроенного мной и кошаком бешеным.
Прошлась по периметру. Приоткрыла шторы, впуская в комнату свет. Зажмурилась от непривычной яркости. Вокруг меня закружились мелкие пылинки, ставшие видимыми в лучах ворвавшегося света. Подумала и распахнула занавески так, чтобы по максимуму осветить это мрачное место.
Так намного приятнее…
Отвернувшись от окна, уперлась взглядом в застеленную постель, в которой провела прошедшую ночь с голым кошаком.
Сколько ещё ночей мне придётся так вот…
На кресле в углу обнаружилась моя толстовочка. Радостно всплеснул руками подлетела к креслу и, выудив коннектор из глубокого кармана кофты, уселась в кресло и набрала номер.
— Мамуль, вы как?
— Матильда! — взволнованный мамин голос и грусть, стертая анабиотическим сном, снова вернулась. — С малышами все хорошо. Кети и Поль под присмотром Пиксли учатся замешивать тесто для блинов. Ифа рядом, поговорите?
— Конечно, — поддавшись вперёд, выдохнула я, чувствуя, как замирает бешено колотившееся до этого сердце.
— Мам, — неуверенно детским родным до боли голосом.
— Да, милый мой, как у тебя дела?
— Все хорошо. Мы учимся жарить блины. Когда ты вернешься, мы тебя накормим.
— Как здорово! Вы такие умнички. Очень буду ждать ваших блинчиков.
— Я скучаю, мама, — тихо прошелестело в трубке, и я согнулась пополам, а по носу, скапливаясь на кончике и срываясь крупными каплями, побежали слезы.
— Я тоже, — выдохнув и заставляя голос не дрожать, произнесла я.
— Ты скоро приедешь? — с надеждой в голосе спросил мой малыш.
— Постараюсь. Васпог очень болен, милый. Мне придется побыть здесь ещё немного. Ты присмотришь за братиком и сестрёнкой? Я на тебя очень надеюсь.
— Да, мама, — решительно пообещал Ифа.
— И за бабушкой, — улыбнувшись сквозь слезы, попросила я.
— Да, мама. И за няней Пиксли.
— Умничка.
— Мама, моя очередь наливать на сковороду тесто. Даю бабу, — деловито сообщил мне карапуз. В коннекторе раздалось шуршание и мамин голос, такой же осипший от проглоченных слез, как и у меня:
— Матильда, у тебя прекрасные дети.
— Я знаю, — едва сдерживаясь, чтобы не хлюпать носом, улыбнулась я.
А трубка подозрительно замолчала.
— Мам?
В ответ тишина.
Я с подозрением взглянула на погасший экран.
Батарейка разрядилась?
Видимо…
Дохлый гоби…
Надеюсь, мама ничего там себе не надумает…
Всхлипнув, встала и обошла комнату, рассматривая стены на наличие розетки. Нашла возле обеденного стола. Присоединила коннектор. Придется подождать прежде, чем устройство включится.
На столе стояло несколько тарелок, накрытых крышками, чашка и пузатый чайник. Наверное, пропущенный завтрак.
Уселась поудобнее и, поснимав крышки. Какая-то каша, бутерброды и фрукты.
Налила в чашку чай. Сначала умяла кашу, которая оказалась вполне себе съедобной. В процессе ее поглощения, проснулся зверский аппетит, и я прикончила все бутерброды, запивая ароматным чаем. А потом заела все это фруктами. Поморщилась, добравшись до клубники. Вспомнила лорди…
Посидела, уставившись невидящим взглядом в пространство. Потом потянулась и, подхватив кончиками пальцев сочную ягоду, поднесла к губам. Втянула щекочущий ноздри аромат. Положила клубнику на язык и, медленно прожевав, проглотила.
Больно, но не смертельно…
Отодвинув от себя тарелку, встала. Нужно помыться, пока кошака нет. Казалось, не мылась уже целую вечность.
Пролазила по шкафам в поисках своей сумки. В итоге нашла свои вещи, разложенные по полкам самого большого шкафа. В нем полок было столько, что моих вещей вряд ли бы хватило, чтобы положить хотя бы по одной на каждую. Взяла свежую футболку, нижнее белье и брюки.
Прошла в ванную и, захлопнув дверь, щёлкнула замком, запираясь от нежелательных белобрысых и наглых посетителей.
Включила воду, разделась.
Из помутневшего от пара зеркала на меня смотрело бледное с тёмными провалами глаз приведение. На правой щеке белел позабытый пластырь. Стерев рукой капли с зеркальной поверхности, наклонилась ближе и одним резким движением сдернула пластырь. Кожа под ним покраснела. И в самом центре этого красного прямоугольника чернела надпись — #ки6кит.
Не так страшно, как я себе это представляла. Просто номер.
Который не стирается…
Я потёрла пальцами, стараясь уничтожить чёрные символы.
С трудом заставила себя остановиться и теперь стояла, и дышала, успокаиваясь. Это не так страшно. Главное, что живая…
Забралась в ванну. Встала под душ, уперевшись руками в каменную стену.
Пока мылась, вяло размышляла над планами на ближайшее будущее.
Нужно выйти из комнаты и осмотреться. Может придёт что-то в голову наконец.
Как выбраться с этой планеты?
Когда я решала такие проблемы?
Накормить детей, одеть детей, оплатить жильё и садик. Погасить больничные счета. И что может быть страшнее, чем заболевшие, мучающиеся от поднимающейся температуры дети и невозможность вызвать на дом врача?
А сейчас с моими карапузами все в порядке. А все остальное — это неудобства, для решения которых нужно время и немного везения… а ещё терпение, очень много терпения.
Вытерлась пушистым полотенцем. Но в ванной было очень влажно. А дверь, чтобы проветрить, не откроешь. Мало ли…
С трудом натянула на влажную кожу одежду.
Ещё раз протерла полотенцем волосы. Дотронулась кончиками пальцев до того места на щеке, где чернела метка. На ощупь кожа была совершенно обычной. Клеймо не ощущалось. Замазать бы чем… С сомнением посмотрела на серый промокший пластырь. Нет. Гадость такую лепить на лицо не стану.
Собрала свои грязные вещи, валяющиеся кучей на полу. За неимением альтернативы, простирала в ванной и повесила на дверки шкафа. Мало ли сколько ещё я тут пробуду. Может придётся ещё раз переодеваться.
С осторожностью открыла дверь и заглянула в комнату, проверяя на наличие жизни. Чисто.
Вышла, и бодро вышагивая по мягкому ковру, отцепила коннектор от розетки. Позвонить ещё раз маме так и не решилась. Казалось, что на этот раз не сдержусь и точно разревусь. Поэтому набрала сообщение: «Мам, у меня все нормально. Коннектор просто разрядился. Сейчас иду на разведку. Если что-то изменится — сообщу. Люблю вас. Карапузов целуй в курносые носики. Пиксли привет.»
Отправила. Постояла немного, ощущая себя совершенно одинокой в пустоте далёкого космоса.
Ладно. Где наша…
Выдохнула и, спрятав коннектор в карман брюк, отправилась на вылазку.
Бесконечные узкие коридоры и просторные залы. Отыскала широкую лестницу. Поднялась на этаж выше. Потом ещё на один… и ещё.
Если бы не разнообразие ваз, расставленных по углам, я бы, наверное, оставила надежду запомнить путь. Но благодаря открывшейся во мне страстной ненависти к хрупким бессмысленным украшениям интерьера в моей голове вырисовывался приблизительный план расположения комнат.
Замок Пара Бло был на удивление пуст. За последние два часа непрерывного брожения я не встретила ни единой живой души. Только своё отражение, то и дело взирающее на меня из провалов огромных зеркал, в изобилии развешанных по стенам.
В замке на Лордоке было более оживленно. Хотя я и пробыла там всего ничего…
Открыв очередную дверь, осторожно заглянула внутрь. Темно как в склепе. На этом этаже все комнаты были такими — пустынными холодными чуланами без окон. Хотя окна, конечно, же были. Но их плотно закрывали глухие темные шторы, не оставляя ни единого шанса свету пробраться в эту обитель тишины и пустоты.
Хотела уже уйти, но ощутила чьё-то присутствие в этом мраке и замерла. Я ещё не разобралась, как это работает, но мои чувства восприятия окружающей действительности сами собой обострились, давая мне понять, что здесь кто-то есть. И я шагнула в темноту, не особо понимая, зачем я это делаю. Возможно, какие-то механизмы саморазрушения? Хотя, у матери троих детей такое должно искореняться ещё в первом триместре беременности.
Уже в процессе продвижения вглубь помещения, поняла, что это не обычная комната, а скорее просторный огромный зал. Просто мрак съедал стены, создавая иллюзию ограниченности и скрадывая истинные размеры.
В центре, прикрытая пологом, стояла огромная кровать. И тот, чье присутствие я ясно ощущала теперь, лежал на этой кровати. Медленно приблизившись, остановилась, пытаясь рассмотреть.
— Близко не подходи, — от неожиданности я вздрогнула и поспешно отступила от кровати, так и не успев рассмотреть того, кто лежал на ней. — К нему лучше не приближаться — многим станет больно.
В полумраке раздался щелчок, и посыпались искры, которые погасли, не долетев до пола. Потом ещё один, и загорелась лампа, отбрасывая тёплый желтый свет.
Свет масляной лампы выхватил из полутьмы бледную иноземку, которая подняла тонкую руку над головой, пытаясь осветить как можно больше пространства тусклым светом светильника.
— Я Кассандра. А ты, видимо, Иль? — девушка склонила голову, рассматривая меня своими большими желтыми глазами. Локоны белых длинных волос, разбросанных по плечам, были перевязаны какой-то яркой тряпкой, которая закрывала половину высокого лба. На иноземке был одет рабочий темно-синий комбинезон, напоминающий один из тех, что использовали автомеханики. Присмотревшись, я действительно различила темные разводы масла на руках иноземки и на ее лице, которое было женской версией морды кошака. И я вспомнила про сестру кентанца — Кассандра. Да, так ее и звали… Вот и познакомилась с ещё одним членом королевской семьи. Остаётся только надеяться, что сестра вменяемее брата.
Тем временем по мере осмотра моей персоны левая бровь кентанки медленно изгибалась и ползла вверх, живо напоминая брезгливо-возмущённое выражение лица своего братца.
— Ты тощая, — выдала наконец принцесса.
— И мне приятно познакомиться, — ответила я, обведя разочарованным взглядом хрупкую фигурку моей новой знакомой, которая, кстати сказать, так же особой упитанностью не отличалась.
Великий космос, ну, неужели одного ненормального кентанца не достаточно?
— Да, ты не обижайся. Я к тому, что Дарклай всегда говорил, что тощие его не интересуют, — насупившись, девушка вздохнула, словно отмахнувшись от ведомых только ей мыслей, шагнула мимо, успев зацепить меня за кофту и потянуть за собой. — Ты хотела посмотреть, — напомнила она, остановившись в нескольких метрах от кровати и подняв лампу так, чтобы свет разогнал мрак, царящий за пологом. — Знакомься, Гемиронн Фас Праутт — последний король Кентана.
Желтый свет выхватил чёрные простыни, расшитые золотом, и бледное лицо иноземца, покоящегося под ними. Кентанец лежал неподвижно. Белые волосы были аккуратно разложены по чёрной подушке и сияли в свете, отражая тёплые блики масляной лампы, подрагивающей в руках затихшей Кассандры. Если бы я не знала, то вряд ли бы смогла догадаться, что король мертв. Казалось, что он спит. И в любую секунду тонкие веки вздрогнут и распахнуться, явив миру желтый надменный взгляд отца Прауттов. Сколько же времени прошло, после его смерти?
Словно прочитав мои мысли, принцесса на выдохе прошептала:
— Уже месяц как умер. Но кевлара не даёт разлагаться телу. Это может затянуться на века. Папа задумал жить вечно, вот только вряд ли он догадывался, что его «вечно» будет выглядеть так.
Голос Кассандры затих, оставив вполне ощутимую горечь от смысла сказанного, которая медленно оседала в моем сознании, пытающемся понять происходящее.
Я не отрываясь смотрела на мертвого короля. Его голову все ещё венчала тускло поблескивающая корона, высеченная из прозрачного камня, словно изо льда.
Ледяной король ледяного королевства… Происходящее живо напоминало сказки Долгих земель, прочитанные мной когда-то в далёком детстве. Только там спал не король, а принцесса, и все не было настолько мрачно…
Вдруг что-то неуловимо изменилось, и я вздрогнула, разглядев на скуле кентанца, прямо под полупрозрачной, словно восковой, кожей извивающуюся нить кевлары.
— Пойдём, — снова потянув за кофту, прошептала принцесса. — Наша аудиенция подошла к концу.
Иноземка вытащила меня из этой неожиданно ставшей жуткой залы и, осторожно прикрыв за нами дверь, погасила лампу и повернулась ко мне:
— Думаешь к чему такая доисторичность? — кивнув на светильник, спросила Кассандра. — Этот свет не раздражает альфа-кевлару. Остальные источники заставляют червя нервничать. Паразит любит спокойствие и тьму точно так же, как и отец. В этом они схожи.
Девушка поставила лампу на пол у двери и, подхватив меня под руку, прислонилась, прижавшись головой к моему плечу:
— Ты уже обедала? Я вот ещё нет. Провозилась в гараже. Ремонтирую рободоспехи. Обожаю железяки, хотя, конечно, не женское это дело, — принцесса округлила глаза и понизила голос, видимо, пытаясь кого-то спародировать, — но мне плевать, — улыбнувшись, заключила принцесса.
— Испугалась? — поинтересовался док.
— Нет.
Точно нет. На ум приходили другие слова. Много слов, но страха среди них не было.
Прибор по переработке крови запищал. Иноземец дёрнулся, бросился к машине.
— Като бу, — прошипел док. Нажал на мигающую кнопку и выдернул иглу из моей какой-то онемевшей руки. Затем виновато посмотрел на меня, — Я забыл про тебя…
— И? — не понимая, переспросила я.
— Крови почти не осталось…
— Ясно, — пробормотала я, ощущая нереальную лёгкость в теле и какую-то ватность в мозгах. — А что это вы сейчас делали?
— Пытаемся вырезать кевлару, но все это весьма сомнительно. Боль непередаваемая, а результат минимальный. Но хотя бы приступы стали случаться реже, хотя вчера и сегодня — это даже слишком. Видимо, что-то ускорило рост, — пояснил, не переставая суетится вокруг меня док Са.
— А ноги? — озвучила свою догадку, закрыла один глаз, открыла, пытаясь сфокусироваться на расплывающемся лице лантонианца.
— Да, это следы от шкворы — кислоты, способной разъесть кевларовые нити. Наша первая попытка избавиться от паразита. Крис едва не умер. С трудом восстановили ноги… Матильда, вам нужно в эргокамеру. Немедленно. А пока хотя бы это…
Я ещё рассмотрела шприц с янтарной жидкостью, приставленный к моему предплечью и почувствовала жжение в месте укола, а потом темнота…
Эргокамера — объективно лучшее изобретение, существующее на территории ВКМС.
Очнувшись, полежала несколько секунд или минут, разглядывая крышку с мигающими тусклыми лампочками. Так тепло и уютно. Я наконец выспалась. Откинула приоткрытую крышку и села, потянувшись всем телом и ощущая приятную дрожь в мышцах. Видимо, картоплазма успешно восстановила объём утраченной крови.
Выбравшись из эргокамеры на пол, блаженно сощурилась, ощущая босыми ногами пушистый ворс ковра. Интересно, чей это мех? Конечно, жалко зверушку… может искусственный?
Я огляделась. В комнате было тихо и мрачно. Как всегда. Темные плотные шторы надёжно защищали от дневного света. Что за непереносимость такая у этого белобрысого, которого, кстати не было здесь, и это определённо замечательно…
Можно спокойно позвонить… но где коннектор?
Должен был быть в кармане толстовки, но на мне сейчас была только футболка и брюки.
Ни единого варианта о том, где я могла оставить кофту…
Огляделась. В комнате было убрано. Ни следа от вчерашнего бардака, устроенного мной и кошаком бешеным.
Прошлась по периметру. Приоткрыла шторы, впуская в комнату свет. Зажмурилась от непривычной яркости. Вокруг меня закружились мелкие пылинки, ставшие видимыми в лучах ворвавшегося света. Подумала и распахнула занавески так, чтобы по максимуму осветить это мрачное место.
Так намного приятнее…
Отвернувшись от окна, уперлась взглядом в застеленную постель, в которой провела прошедшую ночь с голым кошаком.
Сколько ещё ночей мне придётся так вот…
На кресле в углу обнаружилась моя толстовочка. Радостно всплеснул руками подлетела к креслу и, выудив коннектор из глубокого кармана кофты, уселась в кресло и набрала номер.
— Мамуль, вы как?
— Матильда! — взволнованный мамин голос и грусть, стертая анабиотическим сном, снова вернулась. — С малышами все хорошо. Кети и Поль под присмотром Пиксли учатся замешивать тесто для блинов. Ифа рядом, поговорите?
— Конечно, — поддавшись вперёд, выдохнула я, чувствуя, как замирает бешено колотившееся до этого сердце.
— Мам, — неуверенно детским родным до боли голосом.
— Да, милый мой, как у тебя дела?
— Все хорошо. Мы учимся жарить блины. Когда ты вернешься, мы тебя накормим.
— Как здорово! Вы такие умнички. Очень буду ждать ваших блинчиков.
— Я скучаю, мама, — тихо прошелестело в трубке, и я согнулась пополам, а по носу, скапливаясь на кончике и срываясь крупными каплями, побежали слезы.
— Я тоже, — выдохнув и заставляя голос не дрожать, произнесла я.
— Ты скоро приедешь? — с надеждой в голосе спросил мой малыш.
— Постараюсь. Васпог очень болен, милый. Мне придется побыть здесь ещё немного. Ты присмотришь за братиком и сестрёнкой? Я на тебя очень надеюсь.
— Да, мама, — решительно пообещал Ифа.
— И за бабушкой, — улыбнувшись сквозь слезы, попросила я.
— Да, мама. И за няней Пиксли.
— Умничка.
— Мама, моя очередь наливать на сковороду тесто. Даю бабу, — деловито сообщил мне карапуз. В коннекторе раздалось шуршание и мамин голос, такой же осипший от проглоченных слез, как и у меня:
— Матильда, у тебя прекрасные дети.
— Я знаю, — едва сдерживаясь, чтобы не хлюпать носом, улыбнулась я.
А трубка подозрительно замолчала.
— Мам?
В ответ тишина.
Я с подозрением взглянула на погасший экран.
Батарейка разрядилась?
Видимо…
Дохлый гоби…
Надеюсь, мама ничего там себе не надумает…
Всхлипнув, встала и обошла комнату, рассматривая стены на наличие розетки. Нашла возле обеденного стола. Присоединила коннектор. Придется подождать прежде, чем устройство включится.
На столе стояло несколько тарелок, накрытых крышками, чашка и пузатый чайник. Наверное, пропущенный завтрак.
Уселась поудобнее и, поснимав крышки. Какая-то каша, бутерброды и фрукты.
Налила в чашку чай. Сначала умяла кашу, которая оказалась вполне себе съедобной. В процессе ее поглощения, проснулся зверский аппетит, и я прикончила все бутерброды, запивая ароматным чаем. А потом заела все это фруктами. Поморщилась, добравшись до клубники. Вспомнила лорди…
Посидела, уставившись невидящим взглядом в пространство. Потом потянулась и, подхватив кончиками пальцев сочную ягоду, поднесла к губам. Втянула щекочущий ноздри аромат. Положила клубнику на язык и, медленно прожевав, проглотила.
Больно, но не смертельно…
Отодвинув от себя тарелку, встала. Нужно помыться, пока кошака нет. Казалось, не мылась уже целую вечность.
Пролазила по шкафам в поисках своей сумки. В итоге нашла свои вещи, разложенные по полкам самого большого шкафа. В нем полок было столько, что моих вещей вряд ли бы хватило, чтобы положить хотя бы по одной на каждую. Взяла свежую футболку, нижнее белье и брюки.
Прошла в ванную и, захлопнув дверь, щёлкнула замком, запираясь от нежелательных белобрысых и наглых посетителей.
Включила воду, разделась.
Из помутневшего от пара зеркала на меня смотрело бледное с тёмными провалами глаз приведение. На правой щеке белел позабытый пластырь. Стерев рукой капли с зеркальной поверхности, наклонилась ближе и одним резким движением сдернула пластырь. Кожа под ним покраснела. И в самом центре этого красного прямоугольника чернела надпись — #ки6кит.
Не так страшно, как я себе это представляла. Просто номер.
Который не стирается…
Я потёрла пальцами, стараясь уничтожить чёрные символы.
С трудом заставила себя остановиться и теперь стояла, и дышала, успокаиваясь. Это не так страшно. Главное, что живая…
Забралась в ванну. Встала под душ, уперевшись руками в каменную стену.
Пока мылась, вяло размышляла над планами на ближайшее будущее.
Нужно выйти из комнаты и осмотреться. Может придёт что-то в голову наконец.
Как выбраться с этой планеты?
Когда я решала такие проблемы?
Накормить детей, одеть детей, оплатить жильё и садик. Погасить больничные счета. И что может быть страшнее, чем заболевшие, мучающиеся от поднимающейся температуры дети и невозможность вызвать на дом врача?
А сейчас с моими карапузами все в порядке. А все остальное — это неудобства, для решения которых нужно время и немного везения… а ещё терпение, очень много терпения.
Вытерлась пушистым полотенцем. Но в ванной было очень влажно. А дверь, чтобы проветрить, не откроешь. Мало ли…
С трудом натянула на влажную кожу одежду.
Ещё раз протерла полотенцем волосы. Дотронулась кончиками пальцев до того места на щеке, где чернела метка. На ощупь кожа была совершенно обычной. Клеймо не ощущалось. Замазать бы чем… С сомнением посмотрела на серый промокший пластырь. Нет. Гадость такую лепить на лицо не стану.
Собрала свои грязные вещи, валяющиеся кучей на полу. За неимением альтернативы, простирала в ванной и повесила на дверки шкафа. Мало ли сколько ещё я тут пробуду. Может придётся ещё раз переодеваться.
С осторожностью открыла дверь и заглянула в комнату, проверяя на наличие жизни. Чисто.
Вышла, и бодро вышагивая по мягкому ковру, отцепила коннектор от розетки. Позвонить ещё раз маме так и не решилась. Казалось, что на этот раз не сдержусь и точно разревусь. Поэтому набрала сообщение: «Мам, у меня все нормально. Коннектор просто разрядился. Сейчас иду на разведку. Если что-то изменится — сообщу. Люблю вас. Карапузов целуй в курносые носики. Пиксли привет.»
Отправила. Постояла немного, ощущая себя совершенно одинокой в пустоте далёкого космоса.
Ладно. Где наша…
Выдохнула и, спрятав коннектор в карман брюк, отправилась на вылазку.
Глава 11
Бесконечные узкие коридоры и просторные залы. Отыскала широкую лестницу. Поднялась на этаж выше. Потом ещё на один… и ещё.
Если бы не разнообразие ваз, расставленных по углам, я бы, наверное, оставила надежду запомнить путь. Но благодаря открывшейся во мне страстной ненависти к хрупким бессмысленным украшениям интерьера в моей голове вырисовывался приблизительный план расположения комнат.
Замок Пара Бло был на удивление пуст. За последние два часа непрерывного брожения я не встретила ни единой живой души. Только своё отражение, то и дело взирающее на меня из провалов огромных зеркал, в изобилии развешанных по стенам.
В замке на Лордоке было более оживленно. Хотя я и пробыла там всего ничего…
Открыв очередную дверь, осторожно заглянула внутрь. Темно как в склепе. На этом этаже все комнаты были такими — пустынными холодными чуланами без окон. Хотя окна, конечно, же были. Но их плотно закрывали глухие темные шторы, не оставляя ни единого шанса свету пробраться в эту обитель тишины и пустоты.
Хотела уже уйти, но ощутила чьё-то присутствие в этом мраке и замерла. Я ещё не разобралась, как это работает, но мои чувства восприятия окружающей действительности сами собой обострились, давая мне понять, что здесь кто-то есть. И я шагнула в темноту, не особо понимая, зачем я это делаю. Возможно, какие-то механизмы саморазрушения? Хотя, у матери троих детей такое должно искореняться ещё в первом триместре беременности.
Уже в процессе продвижения вглубь помещения, поняла, что это не обычная комната, а скорее просторный огромный зал. Просто мрак съедал стены, создавая иллюзию ограниченности и скрадывая истинные размеры.
В центре, прикрытая пологом, стояла огромная кровать. И тот, чье присутствие я ясно ощущала теперь, лежал на этой кровати. Медленно приблизившись, остановилась, пытаясь рассмотреть.
— Близко не подходи, — от неожиданности я вздрогнула и поспешно отступила от кровати, так и не успев рассмотреть того, кто лежал на ней. — К нему лучше не приближаться — многим станет больно.
В полумраке раздался щелчок, и посыпались искры, которые погасли, не долетев до пола. Потом ещё один, и загорелась лампа, отбрасывая тёплый желтый свет.
Свет масляной лампы выхватил из полутьмы бледную иноземку, которая подняла тонкую руку над головой, пытаясь осветить как можно больше пространства тусклым светом светильника.
— Я Кассандра. А ты, видимо, Иль? — девушка склонила голову, рассматривая меня своими большими желтыми глазами. Локоны белых длинных волос, разбросанных по плечам, были перевязаны какой-то яркой тряпкой, которая закрывала половину высокого лба. На иноземке был одет рабочий темно-синий комбинезон, напоминающий один из тех, что использовали автомеханики. Присмотревшись, я действительно различила темные разводы масла на руках иноземки и на ее лице, которое было женской версией морды кошака. И я вспомнила про сестру кентанца — Кассандра. Да, так ее и звали… Вот и познакомилась с ещё одним членом королевской семьи. Остаётся только надеяться, что сестра вменяемее брата.
Тем временем по мере осмотра моей персоны левая бровь кентанки медленно изгибалась и ползла вверх, живо напоминая брезгливо-возмущённое выражение лица своего братца.
— Ты тощая, — выдала наконец принцесса.
— И мне приятно познакомиться, — ответила я, обведя разочарованным взглядом хрупкую фигурку моей новой знакомой, которая, кстати сказать, так же особой упитанностью не отличалась.
Великий космос, ну, неужели одного ненормального кентанца не достаточно?
— Да, ты не обижайся. Я к тому, что Дарклай всегда говорил, что тощие его не интересуют, — насупившись, девушка вздохнула, словно отмахнувшись от ведомых только ей мыслей, шагнула мимо, успев зацепить меня за кофту и потянуть за собой. — Ты хотела посмотреть, — напомнила она, остановившись в нескольких метрах от кровати и подняв лампу так, чтобы свет разогнал мрак, царящий за пологом. — Знакомься, Гемиронн Фас Праутт — последний король Кентана.
Желтый свет выхватил чёрные простыни, расшитые золотом, и бледное лицо иноземца, покоящегося под ними. Кентанец лежал неподвижно. Белые волосы были аккуратно разложены по чёрной подушке и сияли в свете, отражая тёплые блики масляной лампы, подрагивающей в руках затихшей Кассандры. Если бы я не знала, то вряд ли бы смогла догадаться, что король мертв. Казалось, что он спит. И в любую секунду тонкие веки вздрогнут и распахнуться, явив миру желтый надменный взгляд отца Прауттов. Сколько же времени прошло, после его смерти?
Словно прочитав мои мысли, принцесса на выдохе прошептала:
— Уже месяц как умер. Но кевлара не даёт разлагаться телу. Это может затянуться на века. Папа задумал жить вечно, вот только вряд ли он догадывался, что его «вечно» будет выглядеть так.
Голос Кассандры затих, оставив вполне ощутимую горечь от смысла сказанного, которая медленно оседала в моем сознании, пытающемся понять происходящее.
Я не отрываясь смотрела на мертвого короля. Его голову все ещё венчала тускло поблескивающая корона, высеченная из прозрачного камня, словно изо льда.
Ледяной король ледяного королевства… Происходящее живо напоминало сказки Долгих земель, прочитанные мной когда-то в далёком детстве. Только там спал не король, а принцесса, и все не было настолько мрачно…
Вдруг что-то неуловимо изменилось, и я вздрогнула, разглядев на скуле кентанца, прямо под полупрозрачной, словно восковой, кожей извивающуюся нить кевлары.
— Пойдём, — снова потянув за кофту, прошептала принцесса. — Наша аудиенция подошла к концу.
Иноземка вытащила меня из этой неожиданно ставшей жуткой залы и, осторожно прикрыв за нами дверь, погасила лампу и повернулась ко мне:
— Думаешь к чему такая доисторичность? — кивнув на светильник, спросила Кассандра. — Этот свет не раздражает альфа-кевлару. Остальные источники заставляют червя нервничать. Паразит любит спокойствие и тьму точно так же, как и отец. В этом они схожи.
Девушка поставила лампу на пол у двери и, подхватив меня под руку, прислонилась, прижавшись головой к моему плечу:
— Ты уже обедала? Я вот ещё нет. Провозилась в гараже. Ремонтирую рободоспехи. Обожаю железяки, хотя, конечно, не женское это дело, — принцесса округлила глаза и понизила голос, видимо, пытаясь кого-то спародировать, — но мне плевать, — улыбнувшись, заключила принцесса.
