— Вы чего это тут? — неуверенно спросила я.
Но мой вопрос как-то повис в воздухе, а Камэла, развернувшись, скрылась в подсобке, да и Саркорай, прорычав что-то нечленораздельное, вышел на улицу.
В зале ресторана остались я, пурпурная напуганная кольма и притихшие тройняшки, дружно уплетающие свой завтрак.
— Чего это они? — повторила я свой вопрос, на этот раз обратившись к непривычно молчаливой подруге.
— Да, любовь это, Иль. Любовь.
Сегодня было тепло и солнечно. Такие дни здесь редко выдаются. Все чаще дождь, а точнее его морось. Поэтому сейчас, топая по тротуару вдоль улицы, соединяющей Нижний и Верхний районы, я довольно жмурилась. Вопреки плохому самочувствию наслаждалась великодушием щедрого светила, льющего на Землю свой животворящий свет.
Прижимая к груди толстенную папку, оставленную отцом, я остановилась возле совсем новенькой остановки и с сомнением перевела взгляд на простаивающее без движение дорожное полотно, на котором радостно блестели подсыхающие лужи, и обратно.
Нижний район никогда не отличался обилием автолетов. Так, несколько грузолетов, принадлежащих местным магазинчикам, ну, и скорая — вот, пожалуй, весь местный транспорт. Поэтому сейчас я с каким-то недоверием смотрела на эту конструкцию, предполагающую наличие общественного транспорта здесь останавливающегося. И, о чудо, как раз в этот момент из-за поворота выплыл желтенький бусолет… Подъехал, остановился. Двери с приятным шипением разъехались в стороны, приглашая пройти в салон и насладиться всеми благами цивилизованного общества.
Пока я, пораженная до глубины души, стояла и моргала очами, мимо меня проскочили несколько довольных иноземок и, забравшись в салон, с важным видом расселись по высоким темно-зеленым креслам.
— Дорогуша, поедешь или можно закрывать? — скрипучий недовольный голос вывел меня из состояния легкого шока, и я, подпрыгнув, вбежала по ступенькам в пахнущее совсем еще свежим пластиком нутро бусолета.
Вцепившись рукой в стальной поручень, оглянулась на водителя — торрок — низкий круглый и полосатый. Иноземец показался знакомым, но так ничего конкретного не вспомнив, я спросила:
— В Верхний район доедем. До Стадиона.
— Доедем, — пообещал торрок. — Присаживайся.
И слизав языком с круглого выпученного глаза прилипшую муху, довольно чавкнул и нажал на педаль газа. Бусолет плавно заскользил над асфальтом.
Усевшись в кресло, положила папку на колени и в который уже раз принялась недовольно рассматривать покрасневшие царапины на ладонях, оставленные шипами треклятого лорди.
Настроение было ни о чем. Вроде и злилась и в тоже время плохое самочувствие отвлекало от мрачных мыслей, заставляя концентрироваться на теле. Подумав, все же решила сходить сегодня в больницу. Избавлюсь от этой дряни, которую со мной сотворили особо буйные, а потом уже и подумаю об этих буйных и о том, что с ними хочется сделать.
Но для начал нужно зайти в Стадион и вернуть эту папку с документами отцу, ну, или хотя бы Пиксли.
Санти сказала, что там что-то нужно подписать, но так ничего толком не объяснила. Но зато согласилась присмотреть за малышами. Заверила, что она уже давно хотела устроить себе пару дней выходных, так что это хороший повод начать прямо сегодня. Сказала, что ресторан сегодня открывать не будет, а вместо этого погуляет с детьми. Мелкие на все это ответили радостным визгом, вразнобой начав предлагать места, в которые им хотелось бы сходить, и не все из них находились на Земле.
Малыши вообще очень любили «мягкую тетю» Санти, за ее доброту, но и немаловажную роль, я думаю, здесь сыграли вкусняшки, что она им готовила.
Поэтому относительно малышей я не волновалась.
А вот с остальным было не так радужно.
Мама и Саркорай… эээ… как бы вот что-то наподобие этого звучало в моей голове, когда в своих бесконечных раздумьях я вдруг вспоминала их странное поведение. Кольма была уверена, что между ними что-то есть. Ну, а я… короче — эээ…
Дарклай… Панический страх перед этим иноземцем трансформировался в раздражение. Даже не так — он меня реально сейчас бесил. Ну, и не последнюю роль в этом играли расцарапанные ладони, и его яд, гуляющий сейчас по моему и без того измученному организму. Вот же ядовитая зараза…
И еще… кошак… по нему я скучала… немного… Но сказанное Даром, окрашивало эту тоску токсичными красками недоверия и злости.
Я, конечно, подозревала, что что-то со мной не так. И, как оказалось, оказалось я полная дура. Кукла, которой вертят, как хотят.
Обидно. Противно. Поэтому я злилась. Поэтому хотела наконец добраться до эргокамеры и избавиться от всего чужого, чтобы услышать себя.
Потерявшись в своих мыслях, не сразу сообразила, что бусолет остановился. А водитель что-то пытается сказать в громкоговоритель:
— … Стадион.
Вскочила и вылетела из салона прямо на подъездную дорожку, ведущую к огромному сверкающему окнами зданию Стадиона.
Здесь было оживленно. По широкому шоссе спешили автолеты. Словно совсем другой мир.
Оглянулась на высотки, стоящие по другую сторону от шоссе. Элитная стоэтажка с горгульями на крыше все также внушала трепет своими мрачными пиками, устремляющимися в небо, пусть и достаточно яркое сегодня.
Отвернулась и, пройдя по дорожке, прошмыгнула в стеклянные разъехавшиеся перед толпой туристов двери.
А внутри творилось что-то невообразимое. Шум, гул голосов, крики. Везде сновали рабочие и глазеющие на них приезжие. Что-то периодически падало. Часть стен были огорожены яркими черно-желтыми лентами.
Пытаясь ни с кем не столкнуться, пробралась к двери охраны, надеясь, там найти Пиксли. Но дверь распахнулась сама, исторгнув взъерошенную растерянную чаполу. Иноземка резко остановилась и, воззрившись на меня своими удивительными огромными пурпурными глазами, воскликнула:
— Иль! — и, бросившись ко мне, обняла, прижав к себе всеми четырьмя руками. Пурпурные волосы зашевелились и принялись льнуть к моей голове, зарываясь в волосы. Странное ощущение… А Стенна наконец отлипла и, отстранившись, обеспокоенно спросила: — Илька, с тобой все в порядке? Пиксли кое-что рассказал, — подруга запнулась и покраснела. А потом выдохнула: — Он не хотел, молчал до последнего. Ты же его знаешь… Но я очень волновалась. И вот.
— Стенна, — улыбнувшись искренности подруги, позвала я, — Ты не переживай, мне даже приятно. И со мной все в порядке… — попытался успокоить иноземку.
— Ага, как же, — нахмурилась чапола, очевидно уличив меня во вранье, — Воспалившаяся метка, поцарапанные ладони, поломанные ногти и синюшные круги под глазами. И это в порядке называется? — перечислила иноземка и с осуждением посмотрела на меня своими пурпурными глазищами, в которых прямо-таки прямым текстом читалась обида.
Я виновато улыбнулась, не зная, что ответить. Но Стенна фыркнула и, встряхнувшись, вдруг произнесла:
— Извини, просто волнуюсь за тебя. А ты что-то хотела? — взглянув на папку, зажатую в моих руках, спросила чапола.
— Да, хотела с Пиксли поговорить.
— Тебе повезло, как раз в кабинете, — кивнув на закрытую дверь, сообщила иноземка. — Ладно, побегу. Столько дел. Жду на чай, — выкрикнула Стенна уже из-за толпы грузчиков, волочащих какую-то тяжеленую, судя по их измученному виду, коробку.
Отвечать смысла не было. И я потянула дверь и проскользнула в кабинет. Сидящий за столом пятнистый гебронец вздрогнул, но поняв, что это я, расслабился, расплывшись по стулу.
— Госпожа Матильда, это вы, — как-то меланхолично пропел гебронец.
— Привет, Пиксли, — поздоровалась я и, пройдя к столу, положила перед иноземцем папку.
— Возникли вопросы? — уточнил гебронец. — Там все просто — расписываетесь на каждой странице…
— Нет. Хотела вернуть это …отцу.
— Пппочему? — вдруг начав заикаться, переспросил иноземец.
— Не уверена, что мне это надо.
— Так там же собственности… — округлив все три глаза, один из которых начал дергаться, прошептал Пиксли. — Вот и Стадион для вас ремонтируют. Даже игры отменили. А районы? Высотки? Думгорат придет в бешенство, если узнает, что столько средств было потрачено впустую… — тихо, еле различимым шепотом завершил гебронец, стремительно позеленев.
— Так почему зря, как же население…
— Да какое население?! Саркорай в жизни не тратил свои деньги на население, народы, расы, если не мог извлечь из этого выгоду, в сотни крат превышающую вложения. С Земли взять нечего. Абсолютно. Все это ради своего драгоценного дитятка. А вы не уверены…
— То есть не передашь? — переспросила я, придвинув к иноземцу папку с документами и совершенно не желая вникать во все эти «ради» и «для».
Пиксли посмотрел на нее, как на исчадие Пром То Кена — токсичной планеты, которая входит в список запрещенной закрытой группы Космических Изгоев.
— Ладно, тогда сама верну, — забирая папку обратно, пообещала я.
Гебронцу заметно полегчало, он даже выпрямился на стуле, и взгляд более-менее стал осмысленным. Такое своеобразное возвращение с того света.
— Так значит Игр не будет? — переспросила, прежде, чем выйти из кабинета.
— Не в этом году, — кивнул гебронец. — Саркорай велел все переделать. Хорошо хоть сносить передумал.
— Ясно. Удачи вам, — пожелала я, выходя в коридор.
Топала по направлению больницы. В голове стоял тот еще бедлам. И среди всего этого хаоса было совершенно ясно только одно, что-то меня привалившее вдруг наследство не радовало. Все за меня всё решают. Что-то делают. Это порядком начинало вымораживать. Да еще это настойчивое желание повернуть в сторону стоэтажки, сводило с ума.
Вроде Дарклай вчера сказал, что разместил королевских особ именно там. А это, если я, конечно, правильно понимаю, Крис и Кассандра.
Все-таки, приложив титанические усилия, добралась до больницы, и теперь, стоя возле окна регистратуры, пыталась сообразить с чего начать объяснять, что мне вообще от них надо.
Иноземка, сидевшая за стеклянным окошечком, наконец подняла свои оранжевые глаза и, как-то вдруг насторожившись, дрожащей рукой взяла со стола листок бумаги. Посмотрела на него. Потом на меня. Затем снова на него. А потом, так же молча, нажала на красную кнопку, расположенную на белой столешнице рядом с кассовым аппаратом и клавиатурой регистрационной машины.
Как-то все это крайне подозрительно…
Я только и успела отвернуться от испуганной медсестры, как ко мне подлетел сначала взволнованный и растерянный охранник, а потом сразу несколько бледных и взвинченных врачей, медсестер и, космос знает, еще кого в белых больничных халатах.
Это случайно не весь медперсонал больницы?
Я неуверенно переступила с ноги на ногу, а один из этих, в белых халатах, вышел вперед и представился:
— Госпожа Рогро Зе Гар, меня зовут Ло Бу. Я энтобиолог и главврач этого медицинского учреждения. Наша медклиника будет рада предложить вам самые новейшие технологии в области лечения и общего оздоровления организма.
Он замолчал и, явно чего-то ожидая, уставился на меня. Впрочем, как и остальная толпа, смотрящих и молчащих, чем-то перепуганных иноземцев. Или вернее будет сказать кем-то…
Таких пугающих в моей жизни стало ровно в два раза больше. Теперь и ошибиться можно. Я попыталась не слишком злиться и устало произнесла всего одно слово:
— Эргокамера.
Думаю, тут и без меня уже знали, что мне надо.
Словно получив отмашку, толпа вокруг облегченно выдохнула и даже как-то радостно зарокотала. Меня подхватили и, пытаясь не волочить силой, повели в сторону лифта. Там я и все, кто уместились, дружно и молча доехали до третьего этажа. Упорядоченно покинули кабину лифта. Прошлись по длинному коридору. И крайне уважительно втолкнули меня в кабинет, который оказался просторной залой с высокими окнами. Здесь было все по больничному белое, какое-то абсолютно стерильное. В центре стояла блестящая в свете ламп капсула — эргокамера, от которой во все стороны тянулись толстые кабели.
Толпа сопровождающих распределилась, заняв позиции возле сверкающих лампочками панелей и загорающихся мониторов.
— Госпожа Матильда, можно вас попросить? — указав на открывшуюся капсулу, крайне напряженно произнес Ло Бу.
Я с сомнением посмотрела на свои кроссовки и идеально белый пол. Все-таки сняла обувь и в носках дошла до капсулы. Кто-то из медперсонала забрал у меня папку и толстовку, которую я таскала в руках, потому что сегодня было действительно жарко.
Залезла в эргокамеру, пытаясь не думать, где и почему делала тоже самое. Улеглась, закрыла глаза. Сложила на груди руки. А там, в клетке из костей и плоти, сбиваясь, отчаянно колотилось сердце. И так было больно и страшно. Больно знать, что вот сейчас все закончиться. Страшно думать, что это все не твое, не настоящее.
Может оставить все как есть?
Но…
Я больше не хочу, как есть…
Я хочу так, как я хочу…
Стоя возле закрытой двери ресторана «Метр до неба», пыталась сообразить, что не так-то.
В эргокамере я проспала больше, чем ожидала. И сейчас уже начинало темнеть. Поэтому странно, что Санти и детей не было. Неужели все еще гуляют.
Покосившись на подозрительный незнакомый горшок с зеленым кустом, стоящий возле стены, наклонилась, подняла и отставила в сторону. На асфальте обнаружился сложенный листок бумаги. Развернула. Внутри беглым почерком было выведено всего три коротеньких предложения:
«Мы уехали на каникулы. Когда доберемся, позвоним. Дверь по отпечатку.»
Все.
Приложила к замку палец. Дверь и правда открылась. Зашла внутрь и, пройдя пару шагов до ближайшего стула, села, вот уже в который раз перечитывая записку. Потом достала коннектор и набрала мамин номер. Гудки. Через пять мама ответила:
— Матильда?
— Да, мам. Я немного не поняла, какие каникулы?
— Саркорай решил нам устроить небольшое приключение. Милая, ты не волнуйся, дети рядом и им все нравится.
— Мам…
— Матильда, все хорошо. Мы через несколько дней вернемся. Все, передаю трубку папе, — в трубке что-то затрещало, раздался приглушенный смех и шуршание, а затем уже знакомым басом:
— Доча, мы с мамой решили побаловать внуков. Да и Санти тут с нами, будет нас кормить вкусняшками. Ты отдыхай. Если что понадобится, обращайся к Пиксли. Он в курсе.
В трубке послышался детский смех, потом что-то треснуло и звонок прервался. Попыталась перезвонить, но номер уже был недоступен. Позвонила на номер Санти, та просто не отвечала. После сотой попытки отбросила телефон и обвела растерянным взглядом пустой зал.
И что это сейчас было?
Уехали в путешествие. На каникулы… В курсе чего Пиксли?
Голова затрещала. Отбросив бесполезный коннектор, я поплелась к стойке. Прошла на кухню и заварила себе кофе.
А потом, отставив бокал, выключила свет. Вышла на улицу и закрыла дверь
Внутри было как-то странно пусто. Ни то терпение закончилось, ни то просто привыкла.
Только дома сидеть и ждать пока вернуться, совершенно не хотелось.
Все делают то, что хотят. Почему бы и мне не попробовать?
Через полчаса, снова вернувшись к ресторанчику, поправила новую ветровку, закинула за спину недавно приобретенный набитый всем необходимым для долгого путешествия рюкзак и, осмотревшись, приблизилась к стене древесных исполинов. Стащив с ног кроссовки, привесила их к рюкзаку и, выдохнув, начала свой долгий подъем.
Забравшись на макушку исполина, блаженно растянулась на дне чаши. Сердце в груди бешено стучало, но нет от страха, а от предвкушения. Я впервые за долгое очень долгое время делала что-то только для себя и только потому что я так хочу.
Но мой вопрос как-то повис в воздухе, а Камэла, развернувшись, скрылась в подсобке, да и Саркорай, прорычав что-то нечленораздельное, вышел на улицу.
В зале ресторана остались я, пурпурная напуганная кольма и притихшие тройняшки, дружно уплетающие свой завтрак.
— Чего это они? — повторила я свой вопрос, на этот раз обратившись к непривычно молчаливой подруге.
— Да, любовь это, Иль. Любовь.
Глава 30
Сегодня было тепло и солнечно. Такие дни здесь редко выдаются. Все чаще дождь, а точнее его морось. Поэтому сейчас, топая по тротуару вдоль улицы, соединяющей Нижний и Верхний районы, я довольно жмурилась. Вопреки плохому самочувствию наслаждалась великодушием щедрого светила, льющего на Землю свой животворящий свет.
Прижимая к груди толстенную папку, оставленную отцом, я остановилась возле совсем новенькой остановки и с сомнением перевела взгляд на простаивающее без движение дорожное полотно, на котором радостно блестели подсыхающие лужи, и обратно.
Нижний район никогда не отличался обилием автолетов. Так, несколько грузолетов, принадлежащих местным магазинчикам, ну, и скорая — вот, пожалуй, весь местный транспорт. Поэтому сейчас я с каким-то недоверием смотрела на эту конструкцию, предполагающую наличие общественного транспорта здесь останавливающегося. И, о чудо, как раз в этот момент из-за поворота выплыл желтенький бусолет… Подъехал, остановился. Двери с приятным шипением разъехались в стороны, приглашая пройти в салон и насладиться всеми благами цивилизованного общества.
Пока я, пораженная до глубины души, стояла и моргала очами, мимо меня проскочили несколько довольных иноземок и, забравшись в салон, с важным видом расселись по высоким темно-зеленым креслам.
— Дорогуша, поедешь или можно закрывать? — скрипучий недовольный голос вывел меня из состояния легкого шока, и я, подпрыгнув, вбежала по ступенькам в пахнущее совсем еще свежим пластиком нутро бусолета.
Вцепившись рукой в стальной поручень, оглянулась на водителя — торрок — низкий круглый и полосатый. Иноземец показался знакомым, но так ничего конкретного не вспомнив, я спросила:
— В Верхний район доедем. До Стадиона.
— Доедем, — пообещал торрок. — Присаживайся.
И слизав языком с круглого выпученного глаза прилипшую муху, довольно чавкнул и нажал на педаль газа. Бусолет плавно заскользил над асфальтом.
Усевшись в кресло, положила папку на колени и в который уже раз принялась недовольно рассматривать покрасневшие царапины на ладонях, оставленные шипами треклятого лорди.
Настроение было ни о чем. Вроде и злилась и в тоже время плохое самочувствие отвлекало от мрачных мыслей, заставляя концентрироваться на теле. Подумав, все же решила сходить сегодня в больницу. Избавлюсь от этой дряни, которую со мной сотворили особо буйные, а потом уже и подумаю об этих буйных и о том, что с ними хочется сделать.
Но для начал нужно зайти в Стадион и вернуть эту папку с документами отцу, ну, или хотя бы Пиксли.
Санти сказала, что там что-то нужно подписать, но так ничего толком не объяснила. Но зато согласилась присмотреть за малышами. Заверила, что она уже давно хотела устроить себе пару дней выходных, так что это хороший повод начать прямо сегодня. Сказала, что ресторан сегодня открывать не будет, а вместо этого погуляет с детьми. Мелкие на все это ответили радостным визгом, вразнобой начав предлагать места, в которые им хотелось бы сходить, и не все из них находились на Земле.
Малыши вообще очень любили «мягкую тетю» Санти, за ее доброту, но и немаловажную роль, я думаю, здесь сыграли вкусняшки, что она им готовила.
Поэтому относительно малышей я не волновалась.
А вот с остальным было не так радужно.
Мама и Саркорай… эээ… как бы вот что-то наподобие этого звучало в моей голове, когда в своих бесконечных раздумьях я вдруг вспоминала их странное поведение. Кольма была уверена, что между ними что-то есть. Ну, а я… короче — эээ…
Дарклай… Панический страх перед этим иноземцем трансформировался в раздражение. Даже не так — он меня реально сейчас бесил. Ну, и не последнюю роль в этом играли расцарапанные ладони, и его яд, гуляющий сейчас по моему и без того измученному организму. Вот же ядовитая зараза…
И еще… кошак… по нему я скучала… немного… Но сказанное Даром, окрашивало эту тоску токсичными красками недоверия и злости.
Я, конечно, подозревала, что что-то со мной не так. И, как оказалось, оказалось я полная дура. Кукла, которой вертят, как хотят.
Обидно. Противно. Поэтому я злилась. Поэтому хотела наконец добраться до эргокамеры и избавиться от всего чужого, чтобы услышать себя.
Потерявшись в своих мыслях, не сразу сообразила, что бусолет остановился. А водитель что-то пытается сказать в громкоговоритель:
— … Стадион.
Вскочила и вылетела из салона прямо на подъездную дорожку, ведущую к огромному сверкающему окнами зданию Стадиона.
Здесь было оживленно. По широкому шоссе спешили автолеты. Словно совсем другой мир.
Оглянулась на высотки, стоящие по другую сторону от шоссе. Элитная стоэтажка с горгульями на крыше все также внушала трепет своими мрачными пиками, устремляющимися в небо, пусть и достаточно яркое сегодня.
Отвернулась и, пройдя по дорожке, прошмыгнула в стеклянные разъехавшиеся перед толпой туристов двери.
А внутри творилось что-то невообразимое. Шум, гул голосов, крики. Везде сновали рабочие и глазеющие на них приезжие. Что-то периодически падало. Часть стен были огорожены яркими черно-желтыми лентами.
Пытаясь ни с кем не столкнуться, пробралась к двери охраны, надеясь, там найти Пиксли. Но дверь распахнулась сама, исторгнув взъерошенную растерянную чаполу. Иноземка резко остановилась и, воззрившись на меня своими удивительными огромными пурпурными глазами, воскликнула:
— Иль! — и, бросившись ко мне, обняла, прижав к себе всеми четырьмя руками. Пурпурные волосы зашевелились и принялись льнуть к моей голове, зарываясь в волосы. Странное ощущение… А Стенна наконец отлипла и, отстранившись, обеспокоенно спросила: — Илька, с тобой все в порядке? Пиксли кое-что рассказал, — подруга запнулась и покраснела. А потом выдохнула: — Он не хотел, молчал до последнего. Ты же его знаешь… Но я очень волновалась. И вот.
— Стенна, — улыбнувшись искренности подруги, позвала я, — Ты не переживай, мне даже приятно. И со мной все в порядке… — попытался успокоить иноземку.
— Ага, как же, — нахмурилась чапола, очевидно уличив меня во вранье, — Воспалившаяся метка, поцарапанные ладони, поломанные ногти и синюшные круги под глазами. И это в порядке называется? — перечислила иноземка и с осуждением посмотрела на меня своими пурпурными глазищами, в которых прямо-таки прямым текстом читалась обида.
Я виновато улыбнулась, не зная, что ответить. Но Стенна фыркнула и, встряхнувшись, вдруг произнесла:
— Извини, просто волнуюсь за тебя. А ты что-то хотела? — взглянув на папку, зажатую в моих руках, спросила чапола.
— Да, хотела с Пиксли поговорить.
— Тебе повезло, как раз в кабинете, — кивнув на закрытую дверь, сообщила иноземка. — Ладно, побегу. Столько дел. Жду на чай, — выкрикнула Стенна уже из-за толпы грузчиков, волочащих какую-то тяжеленую, судя по их измученному виду, коробку.
Отвечать смысла не было. И я потянула дверь и проскользнула в кабинет. Сидящий за столом пятнистый гебронец вздрогнул, но поняв, что это я, расслабился, расплывшись по стулу.
— Госпожа Матильда, это вы, — как-то меланхолично пропел гебронец.
— Привет, Пиксли, — поздоровалась я и, пройдя к столу, положила перед иноземцем папку.
— Возникли вопросы? — уточнил гебронец. — Там все просто — расписываетесь на каждой странице…
— Нет. Хотела вернуть это …отцу.
— Пппочему? — вдруг начав заикаться, переспросил иноземец.
— Не уверена, что мне это надо.
— Так там же собственности… — округлив все три глаза, один из которых начал дергаться, прошептал Пиксли. — Вот и Стадион для вас ремонтируют. Даже игры отменили. А районы? Высотки? Думгорат придет в бешенство, если узнает, что столько средств было потрачено впустую… — тихо, еле различимым шепотом завершил гебронец, стремительно позеленев.
— Так почему зря, как же население…
— Да какое население?! Саркорай в жизни не тратил свои деньги на население, народы, расы, если не мог извлечь из этого выгоду, в сотни крат превышающую вложения. С Земли взять нечего. Абсолютно. Все это ради своего драгоценного дитятка. А вы не уверены…
— То есть не передашь? — переспросила я, придвинув к иноземцу папку с документами и совершенно не желая вникать во все эти «ради» и «для».
Пиксли посмотрел на нее, как на исчадие Пром То Кена — токсичной планеты, которая входит в список запрещенной закрытой группы Космических Изгоев.
— Ладно, тогда сама верну, — забирая папку обратно, пообещала я.
Гебронцу заметно полегчало, он даже выпрямился на стуле, и взгляд более-менее стал осмысленным. Такое своеобразное возвращение с того света.
— Так значит Игр не будет? — переспросила, прежде, чем выйти из кабинета.
— Не в этом году, — кивнул гебронец. — Саркорай велел все переделать. Хорошо хоть сносить передумал.
— Ясно. Удачи вам, — пожелала я, выходя в коридор.
Топала по направлению больницы. В голове стоял тот еще бедлам. И среди всего этого хаоса было совершенно ясно только одно, что-то меня привалившее вдруг наследство не радовало. Все за меня всё решают. Что-то делают. Это порядком начинало вымораживать. Да еще это настойчивое желание повернуть в сторону стоэтажки, сводило с ума.
Вроде Дарклай вчера сказал, что разместил королевских особ именно там. А это, если я, конечно, правильно понимаю, Крис и Кассандра.
Все-таки, приложив титанические усилия, добралась до больницы, и теперь, стоя возле окна регистратуры, пыталась сообразить с чего начать объяснять, что мне вообще от них надо.
Иноземка, сидевшая за стеклянным окошечком, наконец подняла свои оранжевые глаза и, как-то вдруг насторожившись, дрожащей рукой взяла со стола листок бумаги. Посмотрела на него. Потом на меня. Затем снова на него. А потом, так же молча, нажала на красную кнопку, расположенную на белой столешнице рядом с кассовым аппаратом и клавиатурой регистрационной машины.
Как-то все это крайне подозрительно…
Я только и успела отвернуться от испуганной медсестры, как ко мне подлетел сначала взволнованный и растерянный охранник, а потом сразу несколько бледных и взвинченных врачей, медсестер и, космос знает, еще кого в белых больничных халатах.
Это случайно не весь медперсонал больницы?
Я неуверенно переступила с ноги на ногу, а один из этих, в белых халатах, вышел вперед и представился:
— Госпожа Рогро Зе Гар, меня зовут Ло Бу. Я энтобиолог и главврач этого медицинского учреждения. Наша медклиника будет рада предложить вам самые новейшие технологии в области лечения и общего оздоровления организма.
Он замолчал и, явно чего-то ожидая, уставился на меня. Впрочем, как и остальная толпа, смотрящих и молчащих, чем-то перепуганных иноземцев. Или вернее будет сказать кем-то…
Таких пугающих в моей жизни стало ровно в два раза больше. Теперь и ошибиться можно. Я попыталась не слишком злиться и устало произнесла всего одно слово:
— Эргокамера.
Думаю, тут и без меня уже знали, что мне надо.
Словно получив отмашку, толпа вокруг облегченно выдохнула и даже как-то радостно зарокотала. Меня подхватили и, пытаясь не волочить силой, повели в сторону лифта. Там я и все, кто уместились, дружно и молча доехали до третьего этажа. Упорядоченно покинули кабину лифта. Прошлись по длинному коридору. И крайне уважительно втолкнули меня в кабинет, который оказался просторной залой с высокими окнами. Здесь было все по больничному белое, какое-то абсолютно стерильное. В центре стояла блестящая в свете ламп капсула — эргокамера, от которой во все стороны тянулись толстые кабели.
Толпа сопровождающих распределилась, заняв позиции возле сверкающих лампочками панелей и загорающихся мониторов.
— Госпожа Матильда, можно вас попросить? — указав на открывшуюся капсулу, крайне напряженно произнес Ло Бу.
Я с сомнением посмотрела на свои кроссовки и идеально белый пол. Все-таки сняла обувь и в носках дошла до капсулы. Кто-то из медперсонала забрал у меня папку и толстовку, которую я таскала в руках, потому что сегодня было действительно жарко.
Залезла в эргокамеру, пытаясь не думать, где и почему делала тоже самое. Улеглась, закрыла глаза. Сложила на груди руки. А там, в клетке из костей и плоти, сбиваясь, отчаянно колотилось сердце. И так было больно и страшно. Больно знать, что вот сейчас все закончиться. Страшно думать, что это все не твое, не настоящее.
Может оставить все как есть?
Но…
Я больше не хочу, как есть…
Я хочу так, как я хочу…
Глава 31
Стоя возле закрытой двери ресторана «Метр до неба», пыталась сообразить, что не так-то.
В эргокамере я проспала больше, чем ожидала. И сейчас уже начинало темнеть. Поэтому странно, что Санти и детей не было. Неужели все еще гуляют.
Покосившись на подозрительный незнакомый горшок с зеленым кустом, стоящий возле стены, наклонилась, подняла и отставила в сторону. На асфальте обнаружился сложенный листок бумаги. Развернула. Внутри беглым почерком было выведено всего три коротеньких предложения:
«Мы уехали на каникулы. Когда доберемся, позвоним. Дверь по отпечатку.»
Все.
Приложила к замку палец. Дверь и правда открылась. Зашла внутрь и, пройдя пару шагов до ближайшего стула, села, вот уже в который раз перечитывая записку. Потом достала коннектор и набрала мамин номер. Гудки. Через пять мама ответила:
— Матильда?
— Да, мам. Я немного не поняла, какие каникулы?
— Саркорай решил нам устроить небольшое приключение. Милая, ты не волнуйся, дети рядом и им все нравится.
— Мам…
— Матильда, все хорошо. Мы через несколько дней вернемся. Все, передаю трубку папе, — в трубке что-то затрещало, раздался приглушенный смех и шуршание, а затем уже знакомым басом:
— Доча, мы с мамой решили побаловать внуков. Да и Санти тут с нами, будет нас кормить вкусняшками. Ты отдыхай. Если что понадобится, обращайся к Пиксли. Он в курсе.
В трубке послышался детский смех, потом что-то треснуло и звонок прервался. Попыталась перезвонить, но номер уже был недоступен. Позвонила на номер Санти, та просто не отвечала. После сотой попытки отбросила телефон и обвела растерянным взглядом пустой зал.
И что это сейчас было?
Уехали в путешествие. На каникулы… В курсе чего Пиксли?
Голова затрещала. Отбросив бесполезный коннектор, я поплелась к стойке. Прошла на кухню и заварила себе кофе.
А потом, отставив бокал, выключила свет. Вышла на улицу и закрыла дверь
Внутри было как-то странно пусто. Ни то терпение закончилось, ни то просто привыкла.
Только дома сидеть и ждать пока вернуться, совершенно не хотелось.
Все делают то, что хотят. Почему бы и мне не попробовать?
Через полчаса, снова вернувшись к ресторанчику, поправила новую ветровку, закинула за спину недавно приобретенный набитый всем необходимым для долгого путешествия рюкзак и, осмотревшись, приблизилась к стене древесных исполинов. Стащив с ног кроссовки, привесила их к рюкзаку и, выдохнув, начала свой долгий подъем.
Забравшись на макушку исполина, блаженно растянулась на дне чаши. Сердце в груди бешено стучало, но нет от страха, а от предвкушения. Я впервые за долгое очень долгое время делала что-то только для себя и только потому что я так хочу.
