Смотреть становилось трудно. Веки закрывались, все тело стало тяжёлым, каким-то ватным. Нити, тонкие и стальные, шевелились внутри меня, то натягиваясь, то ослабляясь, но неумолимо продвигались дальше, захватывая новые территории, пронзая сосуды, мышцы и кости. Оплетали органы…
Сказать, что это больно… странное ничего не значащее слово… нужно найти новое…
Кентанец остановился:
— Я вколю ей яд, убивающий кевлара, сразу же. Едва ты исчезнешь из этой Вселенной. Верь мне, друг…
Слова, слетевшие с бледных губ кентанца, заставили меня напрячься. Я открыла глаза, но успела только увидеть широкие плечи и спину отвернувшегося лорди. Перед ним дрожало что-то абсолютно чёрное, бесформенное…
Живая чёрная материя… остаток чёрной дыры, породившей Лордок…
Понимание этого раскололо сжимаемое тонкой сетью сердце. Боль потеряла свою значимость. Дарклай сейчас исчезнет навсегда…
Он шагнул в неё, даже не обернувшись. Вот древний и маньячный был в этом мире, а вот его уже нет. И что теперь?
Меня накрыла звенящая пустота. Кентанец присел и, опустив меня на землю, вколол что-то под кожу, туда же, куда сделал первый укол. Металлическая сеть кевлара внутри меня дёрнулась, и словно растаяла, но боль не ушла, потому что его больше не было…
Сон был вязким и неприятным. Закручиваясь вокруг меня упругими кольцами страха, отчаяния и гнева, утягивал куда-то в абсолютную черноту.
Вздрогнула, вынырнув из бескислородного пространства, села, как оказалось, на кровати, пытаясь понять, где я и почему так плохо.
Голова отчаянно гудела, не давая ни единого шанса копошащимся на грани сознания воспоминаниям вернуться, чтобы я наконец смогла понять, какого бубояба вокруг так светло и почему мне от этого становится только хуже?
— Дар, — позвала я, свесив ноги с края кровати и пытаясь нащупать растопыренными пальцами стопы тапку, но пальцы увязли в чём-то мягком и пушистом, а я в очередной раз попыталась разлепить почему-то опухшие и оттого тяжёлые веки.
Но яркий слепящий свет резанул по воспаленным глазным яблокам, заставив зажмуриться и прикрыться дрожащей рукой. От этого движения едва ощутимый до этого дискомфорт в левом плече переродился в вполне себе реальную боль, заставив меня уронить руку.
Но шрама ведь давно нет…
Какого дохлого гоби…
— Дарклай!
Почему лорди не отзывается? Где вообще я?
Привычка просыпаться в объятьях древнего и маньячного настолько глубоко въелась в мое мироощущение, что сейчас отсутствие этих объятий ровно, как и самого лорди, меня настораживало, пожалуй, больше, чем боль в теле и невозможность разлепить глаза.
Паника набирала обороты. Попыталась взять себя в руки и наконец вспомнить хотя бы то, где я, поскольку на нашу квартиру в Нижнем районе это мало походило, как и на апартаменты Дарклая в угловой элитной стоэтажке…
Ощупала себя. На мне обнаружился какой-то просторный балахон, у которого не было ни молний, ни каких-либо других застежек. Он был просто намотан на меня, как-то…
Снова опустила ноги вниз. Обнаженные стопы увязли в пушистом фантастически мягком ковре. Встала, покачиваясь, и, придерживаясь руками, на ощупь пошла к источнику света.
Шершавые холодные стены, деревянная мебель, много ткани, которая свисала сверху вниз.
То, откуда лился этот нестерпимый свет — видимо, было окном. Путь мне преградило холодное гладкое стекло, от которого веяло холодом.
Пока я в отупении ощупывала пальцами стекло, пытаясь найти его границы, позади меня послышался шорох. Я обернулась, разглядев смутный силуэт, стоящий в паре метрах от меня.
— Дар? — неуверенно позвала я, протянув руку в сторону расплывающейся фигуры.
Нет. Это был не он. Я это осознала за мгновение до того, как услышала вязкий и тягучий голос:
— Прекрасно, тренер Свон, вы уже ходите. Ваша живучесть поражает.
Крис Праутт…
И все встало на свои места. Словно каменные огромные шестерни наконец провернулись, стирая в труху своими зубьями то, что не давало моему мозгу сработать так, как следует, и выдать столь необходимые сейчас воспоминания.
Я вспомнила. И полет. И Лордок… и широкие плечи лорди, когда он, отвернувшись от меня, шагнул в чёрную дыру…
Воздух закончился, а сердце остановилось. И вот сейчас бы и умереть, но я выдохнула и закрыла глаза, чувствуя, как губы медленно растягиваются в пусть и горькой, но улыбке. Он вернётся. По-другому просто быть не может. Нет…
— Иль? — позвал стоящий напротив кошак.
Эта белобрысая сволочь ещё смеет произносить мое имя после того, что он сделал…
Ярость удушливой волной подкатила к горлу, собравшись комом в гортани. Я сцепила челюсти и с силой сглотнула, пытаясь ослабить спазм. Нужно быть умнее и спокойнее. Решать проблемы по мере их поступления.
— Где дети? — просипела я, оставив попытки разлепить очи, поскольку не видеть бледную рожу кентанца — сейчас это почти дар космических богов, никак не меньше.
— Тебя только это волнует? Больше ничего сказать мне не хочешь? — почти удивлённо переспросил Крис, а мне вот очень-очень захотелось сделать живому существу больно. Впервые в жизни. До этого я за собой особой жестокости не замечала. Но все это подождёт…
— Только это, — стараясь не двигаться, ответила я. Просто боялась, что тело мое само кинется на кентанца, и я ничего не смогу уже с этим поделать, даже пытаться не буду.
Кошак неопределенно хмыкнул. Потом отошёл и опустился, возможно, в кресло. Не знаю, я видела только расплывчатые силуэты всего, что было в комнате.
— Они в игровой, — будничным тоном сообщил иноземец.
— Я хочу их видеть, — шагнув в сторону чернеющего дверного проема, прошептала я.
— Нет, — рявкнул кошак, заставив меня остановиться. А потом уже спокойно:
— Ты сейчас просто физически на это неспособна. Через пару минут сюда приволокут эргокамеру. Восстановишься, тогда продолжим наш разговор.
Хотела заорать. Вообще я сейчас много чего хотела. Одновременно. Словно разум мой расщепился на несколько совершенно полноценных сознаний, которые одновременно испытывали диаметрально противоположные эмоции и желания. Я даже запуталась, пытаясь понять, где здесь я и что мне вообще нужно сейчас делать.
Вопль затух в самом центре груди. Та часть меня, что была самая невменяемая и пугала всех остальных, особенно ту меня, что сидела в углу, свернувшись калачиком и тихо поскуливала, ковыряя стену обломанными ногтями, вот эту часть я сразу задвинула в зону игнора, выбрав самую адекватную. Эта адекватная я криво усмехнулась и потёрла руки, живо напомнив мне злодея из старых замусоленных комиксов, которые я читала в детстве. Эргокамера — полное восстановление организма. Нужно привести себя в порядок. А дальше — дальше…
Приняв решение, сразу ощутила внутри усталость и опустошённость. Не обращая внимания на кошака, проковыляла в сторону кровати и села на ее край. Поскорее бы в эргокамеру. Полное восстановление организма — процедура не из дешёвых. А саму эргокамеру в личное пользование могут позволить себе только по-настоящему обеспеченные иноземцы. Хотя я уже испытывала на себе действие этой чудо-капсулы. В тот раз, после покушения на… Дарклая.
Я произнесла его имя, пусть и про себя, а все равно пришлось застыть, ожидая, когда же затихнет эта взорвавшаяся в самом центре груди боль.
«Он вернётся, — прошептала себе я. — Древний и маньячный не может просто так исчезнуть…»
В дверь постучали.
— Да заносите уже, — раздраженно отозвался кентанец.
В комнату втащили продолговатую прозрачную капсулу. Установили у окна. Почти все, кто затаскивал, вышли. Остался только один.
— Закончишь с ней и сразу сообщи мне, — мрачно бросил кошак и вышел, оставив меня наедине со смутной фигурой иноземца.
Высокий — это пока все, что я могла отметить в своём новом знакомом.
Иноземец подошёл и остановился в паре шагов от меня. Потом, насколько я могла судить, склонился и протянул мне руку, предлагая помощь. И все это молча.
Замечательно… Прекрасная компашка — одна ничего не видит, другой ничего не говорит.
— Спасибо, конечно, но я сама могу, — пробубнила я и, поднявшись, направилась в сторону вожделенной камеры.
Иноземец проследовал за мной и, опередив, нажал на кнопку, крышка эргокамеры с тихим шипением поднялась. Запахло картоплазмой — медицинское вещество, способное заменять поврежденные клетки организма, перестраиваясь на уровне ДНК новообретенного хозяина. Картоплазма буквально становится вами, нужной утраченной частью вашего тела, и даже сверх чувствительное медицинское оборудование не способно впоследствии определить наличие этого вещества в вашем организме. По поводу картоплазмы до сих пор ведутся отчаянные споры — насколько оправдано использование этого вещества в восстановлении тел живых существ и можно ли считать полностью восстановленный из картоплазмы организм первоначальным существом или же это только копия? Да и все последствия такого лечения ещё не изучены и их только предстоит открыть. Но только вот, когда твоя жизнь висит на волоске, все эти аспекты морали тебя мало волнуют… лишь бы выжить и спасти всех тех, кого спасти нужно…
Залезла в капсулу. Не без помощи молчаливого иноземца. Рука, помогающая мне подняться по ступеням, оказалась сухой и шершавой, и теперь, лёжа в эргокамере, я терла ладонь о ткань своего балахона, пытаясь стереть след от прикосновения. Только бы не ящеропод… Слишком шершавая кожа…
Всплывший перед закрытыми глазами образ Ворро Уанппа заставил сжать кулаки и закусить губу. Нет, эти эмоции не были предназначены почившему несколько раз на моих глазах главврачу. Я вспомнила своего… лорди. Мир вновь взорвался болью. Яркие всполохи ослепительно красного и обжигающе желтого. И там среди этого адского месива из огня — синий — самый обжигающий, самый беспощадный…
Крышка эргокамеры закрылась. С лёгким щелчком сработал уплотнительный кап, предотвращающий утечку картоплазмы. Я это знала, потому что мне объяснял работу эргокамеры док там, в больнице Верхнего района, отвлекая меня от боли, пока зачищал рану от катотанической пули, что прошила мое плечо насквозь…
Гоби… да когда я уже отключусь…
С облегчением почувствовала иглы, вонзающиеся сразу в нескольких местах в мое тело. Анабиотический сон — особое состояние организма, в котором мозг полностью отключается, переставая контролировать биопроцессы, происходящие в теле, и предоставляя картоплазме полную свободу действий.
Почти смерть… и такое облегчение, смешанное с чувством вины…
Втянула в себя воздух и вскочила настолько резко, насколько вообще может двигаться человек, находившийся до этого космос знает сколько времени в полной отключке…
Огляделась. Просторная комната. Пафосная мебель из резного дерева. Повсюду витые ножки и какие-то разноцветные камни, вдавленные прямо в осветлённое дерево. Много занавесей, выкрашенных в яркие цвета, разбавляющие доминирующие в интерьере светлые пастельные тона — белый, серебристый и молочный. То самое, огромное окно с белыми занавесками. Света действительно очень много. Будто там за окном огромный прожектор, луч которого бьет прямо в комнату. В этом луче стоит открытая эргокамера — металл, стекло и белая кожа внутренней обивки…
На Лордок не похоже. Если только действительно что-то светит в окно…
— Бу.
— Бл***! — вскрикнула и зажала рот рукой, стало страшно, что дети могли услышать. Но малышей тут не было, а был кошак. Он сидел рядом с кроватью в низком кресле. Вальяжно развалившись и закинув ногу на ногу. Белобрысая сволочь довольно скалилась, а я как-то сразу пожалела, что решила поступать благоразумно.
— И это мать троих детей? Очень, очень плохо, тренер Свон.
— Рогро Зе Гар, — отчеканила я, расслабившись и спустившись с кровати на пол.
Кошак помрачнел, но возражать не стал. И я злорадно улыбнулась, про себя, конечно. Мне бы ещё к детям попасть…
Пригладила взъерошенные волосы и, покосившись на дверь, передернула плечами. Чувствовала себя на удивление здоровой. Только вот с душой не все было в порядке. Да и разум все ещё сбоил, продолжая выдавать мне сбивающую с толку множественность моего я. И присутствие в непосредственной близости причины всей моей боли, положение не улучшало. Тело, раздираемое противоречивыми желаниями, подчинялось с трудом, но я все же заставила себя спросить:
— Теперь я могу увидеть малышей?
Желтые глаза оценивающе осмотрели меня с ног до головы, прям буквально. От этого взгляда все волоски повставали дыбом, а кожа покрылась мелкими пупырышками и стало так нестерпимо тошно, хоть сворачивайся пополам и… брр…
— Нам нужно поговорить… — начал было кентанец, но моего терпения уже не хватило. Поэтому я сначала сказала, а потом уже подумала, а стоило ли?
— Ты отведешь меня к детям, иначе вряд ли у нас вообще что-то получиться.
В желтых глазах мелькнула злость, желваки заходили на бледных скулах, но кошак сдержался. Дёрнув бровью, усмехнулся и, встав с кресла, пошёл в сторону дверей.
Я буравила растерянным взглядом спину удаляющегося иноземца.
Сволочь ещё та. И закрыть здесь может…
Я даже уже хотела извиниться, но кошак остановился и, обернувшись, позвал:
— Ну, пойдём. Раз так не терпится.
Я облегченно выдохнула и устремилась в сторону двери. Ждать уже действительно не было сил. Лишь бы убедиться, что с малышами все в порядке, а там… там все будет легче… наверное…
А кентанец не спешил. Его моя нервозность только забавляла. Поэтому, открыв дверь, он вышел и не спеша пошёл по узкому коридору, увешанному красочными картинами с изображенными на них богато разодетыми кентанцами.
Так кошак же наследник правящей семьи Кентана… принц…
Возможно, мы сейчас на Кентане, но какая теперь разница…
Я вперила ненавидящий взгляд прямо между лопаток идущего впереди иноземца. Меня в нем раздражало буквально все: белые длинные волосы, спускающиеся ниже лопаток; темно-зеленый длиннополый пиджак, на котором эти волосы покоились; бесшумная скользящая походка, которая живо напомнила мне моего лорди; торчащие острые кончики ушей, которые также напоминали…
Фыркнула, отгоняя черноту омута отчаяния, за край которого опасно было заглядывать — можно и не вернуться. Я это точно знала.
Осмотрелась, запоминая количество дверей и поворотов, которые миновали. Коридор закончился, резко уперевшись в огромный зал. Кентанец так же резко остановился, а я, не успев затормозить, врезалась в этот самый зелёный пиджак, больно ткнувшись носом в чересчур твёрдую спину. Отскочила прочь, зашипев от отвращения. Иноземец обернулся, рассекая воздух пылающим взглядом желтых кошачьих глаз. Думаю, сейчас мой взгляд не отличался от его, потому что сдерживаемая ненависть вырвалась наружу, стирая все это напускное благоразумие. Вот она истинная я…
Детские голоса ворвались в звенящее от напряжения пространство и разом стёрли всю невменяемость праведного гнева. Я растерянно заморгала, заглядывая за кентанца, мгновенно потерявшего всю свою значимость в моем мире.
Разрумянившиеся, в разноцветных комбинезонах, подбитых белым мехом, мои малыши неслись ко мне через огромный зал, разделяющий нас. За ними плёлся поникший и пятнистый, насколько это можно было судить по лицу, остальная часть туловища была затянута ярко оранжевым комбинезоном, взмокший и какой-то потерянный Пиксли.
Не обращая более внимания на кентанца, побежала навстречу радостно голосящим детям.
Сказать, что это больно… странное ничего не значащее слово… нужно найти новое…
Кентанец остановился:
— Я вколю ей яд, убивающий кевлара, сразу же. Едва ты исчезнешь из этой Вселенной. Верь мне, друг…
Слова, слетевшие с бледных губ кентанца, заставили меня напрячься. Я открыла глаза, но успела только увидеть широкие плечи и спину отвернувшегося лорди. Перед ним дрожало что-то абсолютно чёрное, бесформенное…
Живая чёрная материя… остаток чёрной дыры, породившей Лордок…
Понимание этого раскололо сжимаемое тонкой сетью сердце. Боль потеряла свою значимость. Дарклай сейчас исчезнет навсегда…
Он шагнул в неё, даже не обернувшись. Вот древний и маньячный был в этом мире, а вот его уже нет. И что теперь?
Меня накрыла звенящая пустота. Кентанец присел и, опустив меня на землю, вколол что-то под кожу, туда же, куда сделал первый укол. Металлическая сеть кевлара внутри меня дёрнулась, и словно растаяла, но боль не ушла, потому что его больше не было…
Глава 4
Сон был вязким и неприятным. Закручиваясь вокруг меня упругими кольцами страха, отчаяния и гнева, утягивал куда-то в абсолютную черноту.
Вздрогнула, вынырнув из бескислородного пространства, села, как оказалось, на кровати, пытаясь понять, где я и почему так плохо.
Голова отчаянно гудела, не давая ни единого шанса копошащимся на грани сознания воспоминаниям вернуться, чтобы я наконец смогла понять, какого бубояба вокруг так светло и почему мне от этого становится только хуже?
— Дар, — позвала я, свесив ноги с края кровати и пытаясь нащупать растопыренными пальцами стопы тапку, но пальцы увязли в чём-то мягком и пушистом, а я в очередной раз попыталась разлепить почему-то опухшие и оттого тяжёлые веки.
Но яркий слепящий свет резанул по воспаленным глазным яблокам, заставив зажмуриться и прикрыться дрожащей рукой. От этого движения едва ощутимый до этого дискомфорт в левом плече переродился в вполне себе реальную боль, заставив меня уронить руку.
Но шрама ведь давно нет…
Какого дохлого гоби…
— Дарклай!
Почему лорди не отзывается? Где вообще я?
Привычка просыпаться в объятьях древнего и маньячного настолько глубоко въелась в мое мироощущение, что сейчас отсутствие этих объятий ровно, как и самого лорди, меня настораживало, пожалуй, больше, чем боль в теле и невозможность разлепить глаза.
Паника набирала обороты. Попыталась взять себя в руки и наконец вспомнить хотя бы то, где я, поскольку на нашу квартиру в Нижнем районе это мало походило, как и на апартаменты Дарклая в угловой элитной стоэтажке…
Ощупала себя. На мне обнаружился какой-то просторный балахон, у которого не было ни молний, ни каких-либо других застежек. Он был просто намотан на меня, как-то…
Снова опустила ноги вниз. Обнаженные стопы увязли в пушистом фантастически мягком ковре. Встала, покачиваясь, и, придерживаясь руками, на ощупь пошла к источнику света.
Шершавые холодные стены, деревянная мебель, много ткани, которая свисала сверху вниз.
То, откуда лился этот нестерпимый свет — видимо, было окном. Путь мне преградило холодное гладкое стекло, от которого веяло холодом.
Пока я в отупении ощупывала пальцами стекло, пытаясь найти его границы, позади меня послышался шорох. Я обернулась, разглядев смутный силуэт, стоящий в паре метрах от меня.
— Дар? — неуверенно позвала я, протянув руку в сторону расплывающейся фигуры.
Нет. Это был не он. Я это осознала за мгновение до того, как услышала вязкий и тягучий голос:
— Прекрасно, тренер Свон, вы уже ходите. Ваша живучесть поражает.
Крис Праутт…
И все встало на свои места. Словно каменные огромные шестерни наконец провернулись, стирая в труху своими зубьями то, что не давало моему мозгу сработать так, как следует, и выдать столь необходимые сейчас воспоминания.
Я вспомнила. И полет. И Лордок… и широкие плечи лорди, когда он, отвернувшись от меня, шагнул в чёрную дыру…
Воздух закончился, а сердце остановилось. И вот сейчас бы и умереть, но я выдохнула и закрыла глаза, чувствуя, как губы медленно растягиваются в пусть и горькой, но улыбке. Он вернётся. По-другому просто быть не может. Нет…
— Иль? — позвал стоящий напротив кошак.
Эта белобрысая сволочь ещё смеет произносить мое имя после того, что он сделал…
Ярость удушливой волной подкатила к горлу, собравшись комом в гортани. Я сцепила челюсти и с силой сглотнула, пытаясь ослабить спазм. Нужно быть умнее и спокойнее. Решать проблемы по мере их поступления.
— Где дети? — просипела я, оставив попытки разлепить очи, поскольку не видеть бледную рожу кентанца — сейчас это почти дар космических богов, никак не меньше.
— Тебя только это волнует? Больше ничего сказать мне не хочешь? — почти удивлённо переспросил Крис, а мне вот очень-очень захотелось сделать живому существу больно. Впервые в жизни. До этого я за собой особой жестокости не замечала. Но все это подождёт…
— Только это, — стараясь не двигаться, ответила я. Просто боялась, что тело мое само кинется на кентанца, и я ничего не смогу уже с этим поделать, даже пытаться не буду.
Кошак неопределенно хмыкнул. Потом отошёл и опустился, возможно, в кресло. Не знаю, я видела только расплывчатые силуэты всего, что было в комнате.
— Они в игровой, — будничным тоном сообщил иноземец.
— Я хочу их видеть, — шагнув в сторону чернеющего дверного проема, прошептала я.
— Нет, — рявкнул кошак, заставив меня остановиться. А потом уже спокойно:
— Ты сейчас просто физически на это неспособна. Через пару минут сюда приволокут эргокамеру. Восстановишься, тогда продолжим наш разговор.
Хотела заорать. Вообще я сейчас много чего хотела. Одновременно. Словно разум мой расщепился на несколько совершенно полноценных сознаний, которые одновременно испытывали диаметрально противоположные эмоции и желания. Я даже запуталась, пытаясь понять, где здесь я и что мне вообще нужно сейчас делать.
Вопль затух в самом центре груди. Та часть меня, что была самая невменяемая и пугала всех остальных, особенно ту меня, что сидела в углу, свернувшись калачиком и тихо поскуливала, ковыряя стену обломанными ногтями, вот эту часть я сразу задвинула в зону игнора, выбрав самую адекватную. Эта адекватная я криво усмехнулась и потёрла руки, живо напомнив мне злодея из старых замусоленных комиксов, которые я читала в детстве. Эргокамера — полное восстановление организма. Нужно привести себя в порядок. А дальше — дальше…
Приняв решение, сразу ощутила внутри усталость и опустошённость. Не обращая внимания на кошака, проковыляла в сторону кровати и села на ее край. Поскорее бы в эргокамеру. Полное восстановление организма — процедура не из дешёвых. А саму эргокамеру в личное пользование могут позволить себе только по-настоящему обеспеченные иноземцы. Хотя я уже испытывала на себе действие этой чудо-капсулы. В тот раз, после покушения на… Дарклая.
Я произнесла его имя, пусть и про себя, а все равно пришлось застыть, ожидая, когда же затихнет эта взорвавшаяся в самом центре груди боль.
«Он вернётся, — прошептала себе я. — Древний и маньячный не может просто так исчезнуть…»
В дверь постучали.
— Да заносите уже, — раздраженно отозвался кентанец.
В комнату втащили продолговатую прозрачную капсулу. Установили у окна. Почти все, кто затаскивал, вышли. Остался только один.
— Закончишь с ней и сразу сообщи мне, — мрачно бросил кошак и вышел, оставив меня наедине со смутной фигурой иноземца.
Высокий — это пока все, что я могла отметить в своём новом знакомом.
Иноземец подошёл и остановился в паре шагов от меня. Потом, насколько я могла судить, склонился и протянул мне руку, предлагая помощь. И все это молча.
Замечательно… Прекрасная компашка — одна ничего не видит, другой ничего не говорит.
— Спасибо, конечно, но я сама могу, — пробубнила я и, поднявшись, направилась в сторону вожделенной камеры.
Иноземец проследовал за мной и, опередив, нажал на кнопку, крышка эргокамеры с тихим шипением поднялась. Запахло картоплазмой — медицинское вещество, способное заменять поврежденные клетки организма, перестраиваясь на уровне ДНК новообретенного хозяина. Картоплазма буквально становится вами, нужной утраченной частью вашего тела, и даже сверх чувствительное медицинское оборудование не способно впоследствии определить наличие этого вещества в вашем организме. По поводу картоплазмы до сих пор ведутся отчаянные споры — насколько оправдано использование этого вещества в восстановлении тел живых существ и можно ли считать полностью восстановленный из картоплазмы организм первоначальным существом или же это только копия? Да и все последствия такого лечения ещё не изучены и их только предстоит открыть. Но только вот, когда твоя жизнь висит на волоске, все эти аспекты морали тебя мало волнуют… лишь бы выжить и спасти всех тех, кого спасти нужно…
Залезла в капсулу. Не без помощи молчаливого иноземца. Рука, помогающая мне подняться по ступеням, оказалась сухой и шершавой, и теперь, лёжа в эргокамере, я терла ладонь о ткань своего балахона, пытаясь стереть след от прикосновения. Только бы не ящеропод… Слишком шершавая кожа…
Всплывший перед закрытыми глазами образ Ворро Уанппа заставил сжать кулаки и закусить губу. Нет, эти эмоции не были предназначены почившему несколько раз на моих глазах главврачу. Я вспомнила своего… лорди. Мир вновь взорвался болью. Яркие всполохи ослепительно красного и обжигающе желтого. И там среди этого адского месива из огня — синий — самый обжигающий, самый беспощадный…
Крышка эргокамеры закрылась. С лёгким щелчком сработал уплотнительный кап, предотвращающий утечку картоплазмы. Я это знала, потому что мне объяснял работу эргокамеры док там, в больнице Верхнего района, отвлекая меня от боли, пока зачищал рану от катотанической пули, что прошила мое плечо насквозь…
Гоби… да когда я уже отключусь…
С облегчением почувствовала иглы, вонзающиеся сразу в нескольких местах в мое тело. Анабиотический сон — особое состояние организма, в котором мозг полностью отключается, переставая контролировать биопроцессы, происходящие в теле, и предоставляя картоплазме полную свободу действий.
Почти смерть… и такое облегчение, смешанное с чувством вины…
Втянула в себя воздух и вскочила настолько резко, насколько вообще может двигаться человек, находившийся до этого космос знает сколько времени в полной отключке…
Огляделась. Просторная комната. Пафосная мебель из резного дерева. Повсюду витые ножки и какие-то разноцветные камни, вдавленные прямо в осветлённое дерево. Много занавесей, выкрашенных в яркие цвета, разбавляющие доминирующие в интерьере светлые пастельные тона — белый, серебристый и молочный. То самое, огромное окно с белыми занавесками. Света действительно очень много. Будто там за окном огромный прожектор, луч которого бьет прямо в комнату. В этом луче стоит открытая эргокамера — металл, стекло и белая кожа внутренней обивки…
На Лордок не похоже. Если только действительно что-то светит в окно…
— Бу.
— Бл***! — вскрикнула и зажала рот рукой, стало страшно, что дети могли услышать. Но малышей тут не было, а был кошак. Он сидел рядом с кроватью в низком кресле. Вальяжно развалившись и закинув ногу на ногу. Белобрысая сволочь довольно скалилась, а я как-то сразу пожалела, что решила поступать благоразумно.
— И это мать троих детей? Очень, очень плохо, тренер Свон.
— Рогро Зе Гар, — отчеканила я, расслабившись и спустившись с кровати на пол.
Кошак помрачнел, но возражать не стал. И я злорадно улыбнулась, про себя, конечно. Мне бы ещё к детям попасть…
Пригладила взъерошенные волосы и, покосившись на дверь, передернула плечами. Чувствовала себя на удивление здоровой. Только вот с душой не все было в порядке. Да и разум все ещё сбоил, продолжая выдавать мне сбивающую с толку множественность моего я. И присутствие в непосредственной близости причины всей моей боли, положение не улучшало. Тело, раздираемое противоречивыми желаниями, подчинялось с трудом, но я все же заставила себя спросить:
— Теперь я могу увидеть малышей?
Желтые глаза оценивающе осмотрели меня с ног до головы, прям буквально. От этого взгляда все волоски повставали дыбом, а кожа покрылась мелкими пупырышками и стало так нестерпимо тошно, хоть сворачивайся пополам и… брр…
— Нам нужно поговорить… — начал было кентанец, но моего терпения уже не хватило. Поэтому я сначала сказала, а потом уже подумала, а стоило ли?
— Ты отведешь меня к детям, иначе вряд ли у нас вообще что-то получиться.
В желтых глазах мелькнула злость, желваки заходили на бледных скулах, но кошак сдержался. Дёрнув бровью, усмехнулся и, встав с кресла, пошёл в сторону дверей.
Я буравила растерянным взглядом спину удаляющегося иноземца.
Сволочь ещё та. И закрыть здесь может…
Я даже уже хотела извиниться, но кошак остановился и, обернувшись, позвал:
— Ну, пойдём. Раз так не терпится.
Я облегченно выдохнула и устремилась в сторону двери. Ждать уже действительно не было сил. Лишь бы убедиться, что с малышами все в порядке, а там… там все будет легче… наверное…
А кентанец не спешил. Его моя нервозность только забавляла. Поэтому, открыв дверь, он вышел и не спеша пошёл по узкому коридору, увешанному красочными картинами с изображенными на них богато разодетыми кентанцами.
Так кошак же наследник правящей семьи Кентана… принц…
Возможно, мы сейчас на Кентане, но какая теперь разница…
Я вперила ненавидящий взгляд прямо между лопаток идущего впереди иноземца. Меня в нем раздражало буквально все: белые длинные волосы, спускающиеся ниже лопаток; темно-зеленый длиннополый пиджак, на котором эти волосы покоились; бесшумная скользящая походка, которая живо напомнила мне моего лорди; торчащие острые кончики ушей, которые также напоминали…
Фыркнула, отгоняя черноту омута отчаяния, за край которого опасно было заглядывать — можно и не вернуться. Я это точно знала.
Осмотрелась, запоминая количество дверей и поворотов, которые миновали. Коридор закончился, резко уперевшись в огромный зал. Кентанец так же резко остановился, а я, не успев затормозить, врезалась в этот самый зелёный пиджак, больно ткнувшись носом в чересчур твёрдую спину. Отскочила прочь, зашипев от отвращения. Иноземец обернулся, рассекая воздух пылающим взглядом желтых кошачьих глаз. Думаю, сейчас мой взгляд не отличался от его, потому что сдерживаемая ненависть вырвалась наружу, стирая все это напускное благоразумие. Вот она истинная я…
Детские голоса ворвались в звенящее от напряжения пространство и разом стёрли всю невменяемость праведного гнева. Я растерянно заморгала, заглядывая за кентанца, мгновенно потерявшего всю свою значимость в моем мире.
Разрумянившиеся, в разноцветных комбинезонах, подбитых белым мехом, мои малыши неслись ко мне через огромный зал, разделяющий нас. За ними плёлся поникший и пятнистый, насколько это можно было судить по лицу, остальная часть туловища была затянута ярко оранжевым комбинезоном, взмокший и какой-то потерянный Пиксли.
Не обращая более внимания на кентанца, побежала навстречу радостно голосящим детям.
