— Да ты у нас, оказывается, голова.
— А ты как думал?
В этот момент наверху лестницы показалась Катя в джинсах и с сумкой через плечо, за ней следовали блондинка и угрюмый профессор.
— Катя, зачем вы надели джинсы? — трагично воскликнул я. — Это же преступление! У вас такие ноги... были.
Та замерла посреди лестницы — Элла и Гук тоже остановились.
— Вы находите? — кокетливо улыбнулась Катя.
— Уверен.
Катя обернулась к Элле.
— Я же тебе говорила, так уже никто не носит! — совсем другим голосом проворчала она.
Блондинка растерялась, ничего не ответив.
— Может, мне переодеться? — спросила меня Катя.
— По вечерам холодает! — возразил Гук. — Идите в брюках, раз уж вас не остановить.
Катя посмотрела на свои ноги.
— Признаться, я впервые в жизни надеваю брюки.
— Катя, вы не перестаёте меня удивлять. Вы словно из другого века, — улыбнулся я.
— Да так оно и есть, — вставил Гук.
Катя осуждающе взглянула на профессора, а потом унеслась вверх по лестнице.
— Пойдём, Эллочка.
Элла побежала за ней. Бросив на нас с Кириллом неодобрительный взгляд, Гук тоже скрылся.
— «Меня терзают смутные сомнения», — процитировал Кирилл.
— Чего они тебя терзают? — спросил я.
— Этот мужик слишком о ней печётся. Я думаю, никакой он не профессор. Он сообщник.
Екатерина стояла перед зеркалом в платье чуть выше колен, пока Элла застёгивала ей молнию на спине.
Дверь распахнулась, и в комнату без стука ворвался Гук.
— Екатерина Петровна!
— Гук! — Екатерина повернулась голой спиной к окну. — Твою мать... Я и так на нервах.
— Извините.
Элла застегнула платье начальницы до конца, говоря:
— Профессор, только попробуйте сказать, что сделали это не нарочно.
Не обращая внимания на слова секретарши, Гук серьёзно посмотрел на Екатерину.
— Екатерина Петровна...
— Что ты пристал ко мне? — Та едва сдерживала гнев.
— Прошу вас, не ходите.
— О господи… Какой ты нудный, — отмахнулась Екатерина и с пристрастием оглядела себя в зеркале.
— Профессор, вы ревнуете? — прямо спросила Элла.
— Я чувствую свою ответственность!
— А ты не чувствуй! — приказала Екатерина.
Она взяла сумку и пальто и выскочила из комнаты.
Катя вернулась в платье, по пути надевая пальто. За ней практически гнался Гук.
— В конце концов, это может быть опасно, — внушал он. — Подумайте сами...
— Прощай, Гук!
Профессор встал на лестнице, чтобы отдышаться, и схватился за перила.
— Скажите хотя бы, в котором часу вы вернётесь?
— К завтраку поспею! — Взяв меня под руку, Катя устремилась к двери. — Идёмте, Сергей.
Когда мы вышли в залитый луной двор, она замедлила ход и поёжилась.
— Как темно... Я уже давно не выходила на улицу в столь поздний час.
— Наконец-то я вытащил тебя из этого клоповника, — сказал я.
Катя удивлённо застыла, подняв на меня блестящие глаза.
— Вы... говорите мне «ты»?
— Я старше тебя всего на два года. — И тут на меня будто нашло откровение, заставившее честно признаться: — Просто, когда мы сидели за столом, я на тебя во все глаза смотрел, и мне так жалко тебя было, так обидно. Как, думаю, так? Молодая, красивая, а уже такая несчастная. В смысле... Да, ты богатая и вообще… Но взгляд у тебя такой одинокий, что хочется взять тебя за руку, — я взял её за руку, — и увести.
— И ты увёл?
— И я увёл. Ты против?
— Нет.
— Ну что, пошли ловить машину?
Она кивнула, и мы зашагали в сторону шоссе.
В «Макдоналдсе» толпился народ. Задрав головы, мы изучали экраны с меню.
— Что ты будешь? Гамбургер, чизбургер, пиццу...
— Всё. Я буду всё, — уверенно сказала Катя.
— Занимай свободный стол, я принесу.
К тому времени, как я вернулся с полным подносом, Катя успела заскучать.
— Благодарю. — Затем, к моему изумлению, она вооружилась серебряными ножом и вилкой и принялась чинно резать гамбургер.
— Откуда у тебя серебряные приборы? Здесь подают только пластмассовые.
— С собой взяла. Я всегда их ношу, потому что не доверяю посудомойщикам даже самых дорогих ресторанов.
— Расслабься, — засмеялся я. — Это можно есть руками.
Я показательно откусил от чизбургера. Следя за мной удивлёнными глазами, Катя попробовала сделать так же.
— М-м, восхитительно. Хотя с майонезом, прямо скажем, переборщили.
— А приборы свои спрячь, пока не украли, — посоветовал я.
Катя наклонилась ко мне через стол и прошептала:
— Так тут ещё и воруют?! В знатное же место ты меня привёл.
Она спрятала вилку и нож в футляр, а футляр — в сумку.
— Выходит, Кать, тебе сегодня двадцать?
— Сегодня — да, — кивнула она, не переставая жевать.
— Тогда по шампанскому?
— Шутишь? Алкоголь чрезмерно вреден для здоровья, ещё вреднее разговоров за едой.
— Значит, ты не пьёшь?
— Разумеется, нет. Пользы никакой, вкус сомнительный...
— Я за шампанским, — объявил я, поднимаясь.
— Сергей! — Она протестующе схватила меня за руку.
— Одна бутылка нас не убьёт. Если только не по голове. — Я постучал по макушке и ушёл.
Купив в алкомаркете бутылку шампанского, я пронёс её под курткой обратно в «Макдоналдс». Катя изнывала от нетерпения.
— Где ты был?
— В соседнем магазине. Ты допила? — Я кивнул на её бумажный стакан.
— Э... Да.
Я огляделся по сторонам.
— Та-ак, пока никто не видит... — Я зажал бутылку между колен и осторожно вынул пробку. Ну почему я не додумался открыть её на улице? Резкая струя, сопровождаемая предательски громким хлопком, окропила мои штаны. — Блин!
Катя заливисто смеялась.
— Мы будем здесь сидеть, пока я не просохну! — краснея от стыда, сказал я.
— Хорошо!
Когда ситуация перестала быть для меня слишком постыдной, я снова посмотрел в чёрные Катины глаза и произнёс тост:
— За твои двадцать лет, Катюш. За то, чтобы ты всегда была такой же молодой, красивой и весёлой.
— Обязательно.
Наши бумажные стаканы глухо стукнулись друг о друга. Катя сделала глоток и поморщилась.
— Это пузырьки, — объяснил я.
Неужели она и шампанского прежде не пила?
— Это какой-то яблочный уксус.
— Извини, что не хватило денег на «Кристалл», — сказал я, шутливо разводя руками.
— Переживу.
— Ешь побольше, а то опьянеешь. — Я показал на поднос.
Катя задумчиво поднесла стакан к губам.
— Наконец-то я делаю то, чего не делала уже... никогда.
— Чего ещё ты никогда не делала?
— Я никогда не ходила на свидание.
От неожиданности я хлопнул ладонью по столу.
— Не верю!
— Чистая правда. Мой муж увидел меня на улице, пошёл за мной до дома и сразу попросил у родителей моей руки. Он был большим чиновником — разумеется, они не стали ему отказывать.
Я ошалело смотрел на Катю, пока она делала очередной глоток.
— Ты была замужем?!
— Всего три месяца. Потом он умер.
— Так ты чёрная вдова?
— Я его не убивала! Он просто... заболел.
— Ты страдала?
Катя немедленно покачала головой.
— С какой стати? Я его ненавидела, он был жестоким и самодовольным.
— Вот почему у тебя такие глаза? — полувопросительно сказал я.
— Что?
— Ничего. Он давно умер?
— Недавно. После похорон тётя предложила переехать к ней, и я согласилась.
— Я думал, ты жила у неё с рождения, — нахмурился я.
Катя вздохнула, положив подбородок на кулак.
— Я провела с ней детство, потом вернулась к родителям, а они хотели выдать меня замуж за обеспеченного. С выгодой для себя.
И это в двадцать первом веке...
— Постой. Разве твои родители бедны?
— Бедны несказанно. — Катя утомлённо махнула рукой, и я понял, что она почти пьяна.
— Но ведь семья Кирилла явно при деньгах.
Она отвела глаза.
— Мой папа... был младшим братом его деда, но родился от любовницы, поэтому Вановские его не признавали. Только Екатерина Петровна к нам хорошо относилась, хотя она нам не родная.
— Погоди. Бабушку Кирилла тоже зовут Екатериной?
— Меня в честь неё и назвали.
— Как всё сложно.
— Да. И давай больше не будем говорить на эту тему, а то я, кажется, уже пьяна и боюсь тебе не в том соврать.
Я невольно заулыбался.
— Я таких, как ты, никогда не встречал.
Катя снова приложилась к шампанскому.
— И не встретишь.
— Я уже понял, что ты раритет.
— Я не просто раритет, я ещё и антиквариат. — Она со стуком поставила стакан на стол.
— О-о, тебе, наверное, хватит, Кать. Всё-таки женский организм хуже усваивает алкоголь. Щас буянить будешь, приставать...
— К кому приставать? — не поняла та.
— А ты что, не будешь? — притворно расстроился я. — Ладно. Ты наелась?
— Не то слово.
— Давай прогуляемся, сразу взбодришься.
Катя тряхнула распущенными волосами и с энтузиазмом сказала:
— Знаешь, что меня действительно взбодрит? Танцы!
— Ты хочешь в клуб?
— Не-е-ет. — Она завертела головой. — Я хочу на танцплощадку.
— Так это же одно и то же. — Я встал. — Пошли?
— А ты высох? — Катя бесцеремонно показала на мою ширинку, и я вспомнил о своём позоре.
— Да вполне.
— Тогда вперёд!
Мы зашли в первый попавшийся клуб. Когда мы сдали верхнюю одежду в гардероб и появились в зале, многие обратили внимание на Катю, что меня отчасти напрягало.
Звучало что-то модное. Я сразу потянул её на танцпол. Но пока я танцевал, Катя стояла рядом и смотрела на меня с насмешкой, отчего я вмиг почувствовал неловкость.
— В чём дело? Я плохо танцую?
— Нет, но мне нравится другой танец. — И внезапно Катя начала танцевать твист, хотя её движения совсем не сочетались с музыкой.
Народ вокруг нас расступился. Видимо, отплясывающую Катю заметил ди-джей, потому что вскоре он поставил другой трек. Модный ритм сменился голосом Муслима Магомаева:
— По переулкам бродит лето,
Солнце льётся прямо с крыш.
В потоке солнечного света
У киоска ты стоишь.
Песня «Королева красоты» в современной аранжировке подходила Кате необыкновенно. Теперь я стоял столбом, а она была очень естественна и органична. Следя за ней глазами, я пытался танцевать, как она. Люди вокруг аплодировали. Некоторые тоже пытались твистовать, но Катин искренний задор не превзошёл никто.
«Королева красоты» перетекла в старый англоязычный медляк, исполняемый жарким женским голосом. Катины глаза просияли, и она с восторгом закружилась на месте. Я поймал её в объятья и повернул к себе — именно таким хамским способом я пригласил свою спутницу на танец. Мы оказались слишком близко, отчего Катя смущённо заулыбалась и опустила глаза.
Момента лучше могло и не быть. Я наклонился, чтобы её поцеловать. По взгляду чёрных глаз я понял, что она колеблется — ответить или оттолкнуть? Сомнение длилось секунду. Пусть робко, но Катя всё же ответила на мой поцелуй.
— Серёжа, я такая пьяная!
— Тихо-тихо, а то весь дом перебудишь. — Я бережно закрыл входную дверь.
— Серёж, разуй меня. Мне ни черта не видно.
Я с готовностью встал перед ней на колено.
— Я тебя и раздеть могу.
— Не-е-ет, — лениво засмеялась Катя. — Платье мне не мешает, а вот каблуки…
Нащупав в темноте Катины шелковистые, обтянутые колготками ноги, я опустил руку, наткнулся на молнию и, потянув её вниз, осторожно снял сапог.
— И второй, — потребовала Катя, со стуком скидывая его и подставляя мне вторую ногу.
Без каблуков Катя стала ниже, из-за чего казалась ещё более хрупкой и уязвимой. Она сделала неверный шаг к лестнице и точно бы упала, не удержи я её за талию.
— Не, подруга, сама ты не дойдёшь.
— Так понесите же меня! — Катя царственно повисла на моей шее.
— Есть, мадам. — Я подхватил её на руки и понёс наверх.
— Ты почему принёс меня в чужую комнату? — спросила Катя, когда я положил её на свою застеленную кровать.
— Это моя комната.
— А где моя?
— Без понятия. Я там никогда не был.
— Моя комната в конце коридора, неси меня дальше. — Она снова попросилась на руки.
— Нет уж, натаскался я с тобой, хватит! — выдохнул я, падая на постель рядом с Катей. — Спать хочу.
— А я?
— И ты спи. Четыре утра, между прочим. — Я сомкнул веки. Было так приятно засыпать, ощущая рядом тяжесть её тела и тёплый аромат духов...
— Вот наглый. — Я почувствовал, как Катя ткнула меня в бок локтем, выразив в нём своё угасающее от бессилия возмущение. За миг до того, как погрузиться в сон, я подумал — хорошо, что она тоже устала, иначе мы или подрались бы или...
В ту ночь я всё-таки пытался приставать к Кате — в своём сне. Странно только, что проснулся я от реального Катиного крика:
— Нет! Нет!
Затем как будто хлопнула дверь. Я приоткрыл глаза — кровать была до обидного пуста. Я оторвал голову от подушки и осмотрел ярко освещённую солнцем комнату. Кати нигде не было.
— Катюш, ты где? — Я с надеждой заглянул под кровать. — Ку-ку!
Стук в дверь раздался грохотом. Я радостно поднял голову.
— Катюша, заходи!
Но это был Кирилл.
— Извини, что я не Катюша! — язвительно проворчал он, закрывая дверь. — Ты спишь?
Я снова бросился на постель и отвернулся.
— Да, я сплю.
— Ещё бы, вы вернулись в четыре часа. — Кирилл сел на край кровати.
— А ты чего не спал?
— Я воевал с клопами.
— А-а, — без малейшего интереса протянул я.
— Пока вы развлекались, — с укором продолжил Кирилл, — я пообщался с обслуживающим персоналом, и, по-моему, они все что-то скрывают. Бессвязно лопочут, отводят глаза... А ещё я говорил с матерью. Она опросила родственников — у моего деда не было никаких братьев. А иначе как бы он один получил в наследство этот дом?
— Я очень рад за твоего деда, — полусонно пробормотал я.
— Ты что, не слышишь? У деда не могло быть племянников, а тем более племянниц. Эта Катя — аферистка и мошенница!
Тогда я резко сел на кровати.
— Она не мошенница!
Кирилл со вздохом сложил руки на груди.
— Началось в колхозе утро…
— А? Кстати, который час?
— Серёга, очнись! Ещё вчера ты был на моей стороне. Ты же специально увёл эту девку, чтобы я мог поговорить с прислугой.
— Я старался не для тебя. Я хотел её увести — она мне ужасно понравилась.
По лицу Кирилла пробежала тень разочарования и даже презрения.
— Всё ясно. Эта тварь и тебе мозги запудрила. Вы переспали?
— Нет. Мы всю ночь протанцевали и сразу завалились спать, — честно ответил я.
— Отлично. Ты променял своего друга на девку, которая к тому же отнимает у него наследство. — Он вышел, и в ушах снова загрохотало нервное хлопанье дверью.
— Кирилл! А... чёрт с тобой.
Я слишком сильно хотел спать.
Несмотря на завершение эксперимента, стол профессора Гука по-прежнему был заставлен колбами и инструментами, за которыми едва проглядывался стоявший с краю микроскоп.
Посреди лаборатории возвышался агрегат, похожий на лифт с наполовину стеклянной дверцей и простой панелью управления: десять цифровых клавиш, «запятая», «ввод», «отмена» и экран.
Сам Гук сидел за столом, читая журнал по робототехнике, и ел миндальное печенье, когда за дверью вдруг раздался грозный голос:
— Гу-у-ук!
Тот подскочил со стула, не выпуская журнал из рук. В лабораторию вбежала растрёпанная Екатерина.
— Смотри! Я старею!
— Подождите. Где?
— Вот и вот! — Она показала на лицо и руки. — Иди сюда! Я старею буквально на глазах!
Гук сделал два шага к начальнице, однако изучать её новоявленные морщины решил с максимально безопасного расстояния.
— Но так не должно быть, — удивился он.
— Конечно, не должно! Это значит, что твой космический холодильник не работает!
При этом Екатерина выхватила у Гука журнал и свернула его в трубочку, чтобы отлупить профессора. Тот удачно увернулся.
— А ты как думал?
В этот момент наверху лестницы показалась Катя в джинсах и с сумкой через плечо, за ней следовали блондинка и угрюмый профессор.
— Катя, зачем вы надели джинсы? — трагично воскликнул я. — Это же преступление! У вас такие ноги... были.
Та замерла посреди лестницы — Элла и Гук тоже остановились.
— Вы находите? — кокетливо улыбнулась Катя.
— Уверен.
Катя обернулась к Элле.
— Я же тебе говорила, так уже никто не носит! — совсем другим голосом проворчала она.
Блондинка растерялась, ничего не ответив.
— Может, мне переодеться? — спросила меня Катя.
— По вечерам холодает! — возразил Гук. — Идите в брюках, раз уж вас не остановить.
Катя посмотрела на свои ноги.
— Признаться, я впервые в жизни надеваю брюки.
— Катя, вы не перестаёте меня удивлять. Вы словно из другого века, — улыбнулся я.
— Да так оно и есть, — вставил Гук.
Катя осуждающе взглянула на профессора, а потом унеслась вверх по лестнице.
— Пойдём, Эллочка.
Элла побежала за ней. Бросив на нас с Кириллом неодобрительный взгляд, Гук тоже скрылся.
— «Меня терзают смутные сомнения», — процитировал Кирилл.
— Чего они тебя терзают? — спросил я.
— Этот мужик слишком о ней печётся. Я думаю, никакой он не профессор. Он сообщник.
***
Екатерина стояла перед зеркалом в платье чуть выше колен, пока Элла застёгивала ей молнию на спине.
Дверь распахнулась, и в комнату без стука ворвался Гук.
— Екатерина Петровна!
— Гук! — Екатерина повернулась голой спиной к окну. — Твою мать... Я и так на нервах.
— Извините.
Элла застегнула платье начальницы до конца, говоря:
— Профессор, только попробуйте сказать, что сделали это не нарочно.
Не обращая внимания на слова секретарши, Гук серьёзно посмотрел на Екатерину.
— Екатерина Петровна...
— Что ты пристал ко мне? — Та едва сдерживала гнев.
— Прошу вас, не ходите.
— О господи… Какой ты нудный, — отмахнулась Екатерина и с пристрастием оглядела себя в зеркале.
— Профессор, вы ревнуете? — прямо спросила Элла.
— Я чувствую свою ответственность!
— А ты не чувствуй! — приказала Екатерина.
Она взяла сумку и пальто и выскочила из комнаты.
***
Катя вернулась в платье, по пути надевая пальто. За ней практически гнался Гук.
— В конце концов, это может быть опасно, — внушал он. — Подумайте сами...
— Прощай, Гук!
Профессор встал на лестнице, чтобы отдышаться, и схватился за перила.
— Скажите хотя бы, в котором часу вы вернётесь?
— К завтраку поспею! — Взяв меня под руку, Катя устремилась к двери. — Идёмте, Сергей.
Когда мы вышли в залитый луной двор, она замедлила ход и поёжилась.
— Как темно... Я уже давно не выходила на улицу в столь поздний час.
— Наконец-то я вытащил тебя из этого клоповника, — сказал я.
Катя удивлённо застыла, подняв на меня блестящие глаза.
— Вы... говорите мне «ты»?
— Я старше тебя всего на два года. — И тут на меня будто нашло откровение, заставившее честно признаться: — Просто, когда мы сидели за столом, я на тебя во все глаза смотрел, и мне так жалко тебя было, так обидно. Как, думаю, так? Молодая, красивая, а уже такая несчастная. В смысле... Да, ты богатая и вообще… Но взгляд у тебя такой одинокий, что хочется взять тебя за руку, — я взял её за руку, — и увести.
— И ты увёл?
— И я увёл. Ты против?
— Нет.
— Ну что, пошли ловить машину?
Она кивнула, и мы зашагали в сторону шоссе.
В «Макдоналдсе» толпился народ. Задрав головы, мы изучали экраны с меню.
— Что ты будешь? Гамбургер, чизбургер, пиццу...
— Всё. Я буду всё, — уверенно сказала Катя.
— Занимай свободный стол, я принесу.
К тому времени, как я вернулся с полным подносом, Катя успела заскучать.
— Благодарю. — Затем, к моему изумлению, она вооружилась серебряными ножом и вилкой и принялась чинно резать гамбургер.
— Откуда у тебя серебряные приборы? Здесь подают только пластмассовые.
— С собой взяла. Я всегда их ношу, потому что не доверяю посудомойщикам даже самых дорогих ресторанов.
— Расслабься, — засмеялся я. — Это можно есть руками.
Я показательно откусил от чизбургера. Следя за мной удивлёнными глазами, Катя попробовала сделать так же.
— М-м, восхитительно. Хотя с майонезом, прямо скажем, переборщили.
— А приборы свои спрячь, пока не украли, — посоветовал я.
Катя наклонилась ко мне через стол и прошептала:
— Так тут ещё и воруют?! В знатное же место ты меня привёл.
Она спрятала вилку и нож в футляр, а футляр — в сумку.
— Выходит, Кать, тебе сегодня двадцать?
— Сегодня — да, — кивнула она, не переставая жевать.
— Тогда по шампанскому?
— Шутишь? Алкоголь чрезмерно вреден для здоровья, ещё вреднее разговоров за едой.
— Значит, ты не пьёшь?
— Разумеется, нет. Пользы никакой, вкус сомнительный...
— Я за шампанским, — объявил я, поднимаясь.
— Сергей! — Она протестующе схватила меня за руку.
— Одна бутылка нас не убьёт. Если только не по голове. — Я постучал по макушке и ушёл.
Купив в алкомаркете бутылку шампанского, я пронёс её под курткой обратно в «Макдоналдс». Катя изнывала от нетерпения.
— Где ты был?
— В соседнем магазине. Ты допила? — Я кивнул на её бумажный стакан.
— Э... Да.
Я огляделся по сторонам.
— Та-ак, пока никто не видит... — Я зажал бутылку между колен и осторожно вынул пробку. Ну почему я не додумался открыть её на улице? Резкая струя, сопровождаемая предательски громким хлопком, окропила мои штаны. — Блин!
Катя заливисто смеялась.
— Мы будем здесь сидеть, пока я не просохну! — краснея от стыда, сказал я.
— Хорошо!
Когда ситуация перестала быть для меня слишком постыдной, я снова посмотрел в чёрные Катины глаза и произнёс тост:
— За твои двадцать лет, Катюш. За то, чтобы ты всегда была такой же молодой, красивой и весёлой.
— Обязательно.
Наши бумажные стаканы глухо стукнулись друг о друга. Катя сделала глоток и поморщилась.
— Это пузырьки, — объяснил я.
Неужели она и шампанского прежде не пила?
— Это какой-то яблочный уксус.
— Извини, что не хватило денег на «Кристалл», — сказал я, шутливо разводя руками.
— Переживу.
— Ешь побольше, а то опьянеешь. — Я показал на поднос.
Катя задумчиво поднесла стакан к губам.
— Наконец-то я делаю то, чего не делала уже... никогда.
— Чего ещё ты никогда не делала?
— Я никогда не ходила на свидание.
От неожиданности я хлопнул ладонью по столу.
— Не верю!
— Чистая правда. Мой муж увидел меня на улице, пошёл за мной до дома и сразу попросил у родителей моей руки. Он был большим чиновником — разумеется, они не стали ему отказывать.
Я ошалело смотрел на Катю, пока она делала очередной глоток.
— Ты была замужем?!
— Всего три месяца. Потом он умер.
— Так ты чёрная вдова?
— Я его не убивала! Он просто... заболел.
— Ты страдала?
Катя немедленно покачала головой.
— С какой стати? Я его ненавидела, он был жестоким и самодовольным.
— Вот почему у тебя такие глаза? — полувопросительно сказал я.
— Что?
— Ничего. Он давно умер?
— Недавно. После похорон тётя предложила переехать к ней, и я согласилась.
— Я думал, ты жила у неё с рождения, — нахмурился я.
Катя вздохнула, положив подбородок на кулак.
— Я провела с ней детство, потом вернулась к родителям, а они хотели выдать меня замуж за обеспеченного. С выгодой для себя.
И это в двадцать первом веке...
— Постой. Разве твои родители бедны?
— Бедны несказанно. — Катя утомлённо махнула рукой, и я понял, что она почти пьяна.
— Но ведь семья Кирилла явно при деньгах.
Она отвела глаза.
— Мой папа... был младшим братом его деда, но родился от любовницы, поэтому Вановские его не признавали. Только Екатерина Петровна к нам хорошо относилась, хотя она нам не родная.
— Погоди. Бабушку Кирилла тоже зовут Екатериной?
— Меня в честь неё и назвали.
— Как всё сложно.
— Да. И давай больше не будем говорить на эту тему, а то я, кажется, уже пьяна и боюсь тебе не в том соврать.
Я невольно заулыбался.
— Я таких, как ты, никогда не встречал.
Катя снова приложилась к шампанскому.
— И не встретишь.
— Я уже понял, что ты раритет.
— Я не просто раритет, я ещё и антиквариат. — Она со стуком поставила стакан на стол.
— О-о, тебе, наверное, хватит, Кать. Всё-таки женский организм хуже усваивает алкоголь. Щас буянить будешь, приставать...
— К кому приставать? — не поняла та.
— А ты что, не будешь? — притворно расстроился я. — Ладно. Ты наелась?
— Не то слово.
— Давай прогуляемся, сразу взбодришься.
Катя тряхнула распущенными волосами и с энтузиазмом сказала:
— Знаешь, что меня действительно взбодрит? Танцы!
— Ты хочешь в клуб?
— Не-е-ет. — Она завертела головой. — Я хочу на танцплощадку.
— Так это же одно и то же. — Я встал. — Пошли?
— А ты высох? — Катя бесцеремонно показала на мою ширинку, и я вспомнил о своём позоре.
— Да вполне.
— Тогда вперёд!
Мы зашли в первый попавшийся клуб. Когда мы сдали верхнюю одежду в гардероб и появились в зале, многие обратили внимание на Катю, что меня отчасти напрягало.
Звучало что-то модное. Я сразу потянул её на танцпол. Но пока я танцевал, Катя стояла рядом и смотрела на меня с насмешкой, отчего я вмиг почувствовал неловкость.
— В чём дело? Я плохо танцую?
— Нет, но мне нравится другой танец. — И внезапно Катя начала танцевать твист, хотя её движения совсем не сочетались с музыкой.
Народ вокруг нас расступился. Видимо, отплясывающую Катю заметил ди-джей, потому что вскоре он поставил другой трек. Модный ритм сменился голосом Муслима Магомаева:
— По переулкам бродит лето,
Солнце льётся прямо с крыш.
В потоке солнечного света
У киоска ты стоишь.
Песня «Королева красоты» в современной аранжировке подходила Кате необыкновенно. Теперь я стоял столбом, а она была очень естественна и органична. Следя за ней глазами, я пытался танцевать, как она. Люди вокруг аплодировали. Некоторые тоже пытались твистовать, но Катин искренний задор не превзошёл никто.
«Королева красоты» перетекла в старый англоязычный медляк, исполняемый жарким женским голосом. Катины глаза просияли, и она с восторгом закружилась на месте. Я поймал её в объятья и повернул к себе — именно таким хамским способом я пригласил свою спутницу на танец. Мы оказались слишком близко, отчего Катя смущённо заулыбалась и опустила глаза.
Момента лучше могло и не быть. Я наклонился, чтобы её поцеловать. По взгляду чёрных глаз я понял, что она колеблется — ответить или оттолкнуть? Сомнение длилось секунду. Пусть робко, но Катя всё же ответила на мой поцелуй.
— Серёжа, я такая пьяная!
— Тихо-тихо, а то весь дом перебудишь. — Я бережно закрыл входную дверь.
— Серёж, разуй меня. Мне ни черта не видно.
Я с готовностью встал перед ней на колено.
— Я тебя и раздеть могу.
— Не-е-ет, — лениво засмеялась Катя. — Платье мне не мешает, а вот каблуки…
Нащупав в темноте Катины шелковистые, обтянутые колготками ноги, я опустил руку, наткнулся на молнию и, потянув её вниз, осторожно снял сапог.
— И второй, — потребовала Катя, со стуком скидывая его и подставляя мне вторую ногу.
Без каблуков Катя стала ниже, из-за чего казалась ещё более хрупкой и уязвимой. Она сделала неверный шаг к лестнице и точно бы упала, не удержи я её за талию.
— Не, подруга, сама ты не дойдёшь.
— Так понесите же меня! — Катя царственно повисла на моей шее.
— Есть, мадам. — Я подхватил её на руки и понёс наверх.
— Ты почему принёс меня в чужую комнату? — спросила Катя, когда я положил её на свою застеленную кровать.
— Это моя комната.
— А где моя?
— Без понятия. Я там никогда не был.
— Моя комната в конце коридора, неси меня дальше. — Она снова попросилась на руки.
— Нет уж, натаскался я с тобой, хватит! — выдохнул я, падая на постель рядом с Катей. — Спать хочу.
— А я?
— И ты спи. Четыре утра, между прочим. — Я сомкнул веки. Было так приятно засыпать, ощущая рядом тяжесть её тела и тёплый аромат духов...
— Вот наглый. — Я почувствовал, как Катя ткнула меня в бок локтем, выразив в нём своё угасающее от бессилия возмущение. За миг до того, как погрузиться в сон, я подумал — хорошо, что она тоже устала, иначе мы или подрались бы или...
В ту ночь я всё-таки пытался приставать к Кате — в своём сне. Странно только, что проснулся я от реального Катиного крика:
— Нет! Нет!
Затем как будто хлопнула дверь. Я приоткрыл глаза — кровать была до обидного пуста. Я оторвал голову от подушки и осмотрел ярко освещённую солнцем комнату. Кати нигде не было.
— Катюш, ты где? — Я с надеждой заглянул под кровать. — Ку-ку!
Стук в дверь раздался грохотом. Я радостно поднял голову.
— Катюша, заходи!
Но это был Кирилл.
— Извини, что я не Катюша! — язвительно проворчал он, закрывая дверь. — Ты спишь?
Я снова бросился на постель и отвернулся.
— Да, я сплю.
— Ещё бы, вы вернулись в четыре часа. — Кирилл сел на край кровати.
— А ты чего не спал?
— Я воевал с клопами.
— А-а, — без малейшего интереса протянул я.
— Пока вы развлекались, — с укором продолжил Кирилл, — я пообщался с обслуживающим персоналом, и, по-моему, они все что-то скрывают. Бессвязно лопочут, отводят глаза... А ещё я говорил с матерью. Она опросила родственников — у моего деда не было никаких братьев. А иначе как бы он один получил в наследство этот дом?
— Я очень рад за твоего деда, — полусонно пробормотал я.
— Ты что, не слышишь? У деда не могло быть племянников, а тем более племянниц. Эта Катя — аферистка и мошенница!
Тогда я резко сел на кровати.
— Она не мошенница!
Кирилл со вздохом сложил руки на груди.
— Началось в колхозе утро…
— А? Кстати, который час?
— Серёга, очнись! Ещё вчера ты был на моей стороне. Ты же специально увёл эту девку, чтобы я мог поговорить с прислугой.
— Я старался не для тебя. Я хотел её увести — она мне ужасно понравилась.
По лицу Кирилла пробежала тень разочарования и даже презрения.
— Всё ясно. Эта тварь и тебе мозги запудрила. Вы переспали?
— Нет. Мы всю ночь протанцевали и сразу завалились спать, — честно ответил я.
— Отлично. Ты променял своего друга на девку, которая к тому же отнимает у него наследство. — Он вышел, и в ушах снова загрохотало нервное хлопанье дверью.
— Кирилл! А... чёрт с тобой.
Я слишком сильно хотел спать.
***
Несмотря на завершение эксперимента, стол профессора Гука по-прежнему был заставлен колбами и инструментами, за которыми едва проглядывался стоявший с краю микроскоп.
Посреди лаборатории возвышался агрегат, похожий на лифт с наполовину стеклянной дверцей и простой панелью управления: десять цифровых клавиш, «запятая», «ввод», «отмена» и экран.
Сам Гук сидел за столом, читая журнал по робототехнике, и ел миндальное печенье, когда за дверью вдруг раздался грозный голос:
— Гу-у-ук!
Тот подскочил со стула, не выпуская журнал из рук. В лабораторию вбежала растрёпанная Екатерина.
— Смотри! Я старею!
— Подождите. Где?
— Вот и вот! — Она показала на лицо и руки. — Иди сюда! Я старею буквально на глазах!
Гук сделал два шага к начальнице, однако изучать её новоявленные морщины решил с максимально безопасного расстояния.
— Но так не должно быть, — удивился он.
— Конечно, не должно! Это значит, что твой космический холодильник не работает!
При этом Екатерина выхватила у Гука журнал и свернула его в трубочку, чтобы отлупить профессора. Тот удачно увернулся.
