– Хочешь, тебя нарисую? Я тоже рисую.
Я, улыбаясь, шепнула:
– А можешь нарисовать меня, эм... в эротическом виде?
Тот, улыбаясь, взглянув на меня, говорит:
– Конечно, но вначале ты меня нарисуй хоть в простом, хоть в каком виде.
Я, улыбаясь, вынула рисунок, что на работе рисовала, когда он исчез куда-то. Тот, улыбаясь, говорит:
– Еще можешь один? Любовь моя, а я тебя вообще в трех экземплярах нарисую и, если не возражаешь, я тебя каждый день рисовать буду.
Я, улыбнувшись, покосилась на тумбочку, так сказать, и взяла лист формата А4, и, покосившись на него, рисую и нарисовала, блин, в рубашке нараспашку, хотя был в застегнутой одежде. Просто вспомнилось и перед глазами крутиться стало.
Ринат, взяв, улыбнувшись, взглянув на меня, накинувшись, расцеловал. Я даже немного офигела, как это у меня получилось-то – я же неудачно рисую людей. Ринат, улыбаясь, встав, вынул мольберт и поставил холст. Я, офигев, говорю:
– Сейчас в каком виде?
Ринат, улыбаясь, ответил:
– Одну в обычном, а далее, как ты захочешь.
Рисует он обычную картину и, улыбнувшись, взглянув на меня, развернул мольберт. Я офигела, его бы картину в Третьяковскую галерею, и заодно бы деньги за это были бы.
Тот, улыбаясь, сказал:
– Раскрашу потом, сладость милая, так… – и куда-то ушел. Затем вернулся и принес два холста и, поставив один, улыбаясь, подойдя, говорит: – Позволь, если не против.
Я, улыбнувшись, говорю:
– А я сама хотела это сделать, ладно. Любимый, тебе разрешаю.
Ринат, улыбаясь, снял халат с меня и, сглотнув слюну, смотря на мою грудь, ушел куда-то и вернулся с двумя чашками кофе и мне дал одну.
Выпили, стал рисовать меня, рисуя, покосился на меня, ушел снова и вернулся с термосом каким-то и чашкой кофе.
Одну кое-как нарисовал и, улыбнувшись, говорит:
– Потом покажу, ты только не думай, что я что-то испортил, ты офигеешь просто, я не могу испортить ничего. Я сколько уже рисовал многих. – И, прикусив губу, говорит: – Но они были все в одежде и сами отказывались от того, чтобы эротическую картину с них рисовал, хотя одна согласилась, но не будем об этом.
Я вспомнила новость одну про то, как девушка какая-то поехала на заказ картины, с нее рисовать какой-то художник должен был, и после этого она пропала и числится до сих пор пропавшей, хотя ее не ищут уже.
Я говорю:
– Случайно не Светланой ее звали и ей было где-то 24? Еще каштановые какие-то волосы светлые.
Тот, взглянув на меня, прикусив губу, быстро перевел взгляд на холст и сказал:
– Я не помню, не знаю, может, и она, а может, не она.
Я, сглотнув слюну, говорю:
– Еще тогда в тот момент она была вроде в синей куртке.
Тот, прикусив губу, смотрит в холст и завис там чего-то на одной точке. Ринат, взглянув на меня, сказал:
– Ладно, да, была у меня такая девушка, что дальше? Любовь моя, давай перейдем к рисованию твоей картины, и вообще это в прошлом.
Я говорю:
– Что ты с ней сделал?
Тот взглянул на меня, что от этого взгляда мне не хотелось спрашивать что-либо еще.
Ринат, вздохнув, смотря на меня, говорит:
– Слишком много выпендривалась она, случайно не сдержался и раскрыл, кто такой, она быстрее сваливать кинулась, а я что, вскоре рассказала бы многим, хотя кто-то бы поверил, кто-то нет. И пришлось ее… Того.
Я сижу, офигев, тот, вздохнув, взглянул на меня и, прикусив губу, кинув карандаш, подойдя, обняв, прижал к себе и шепнул:
– Какая разница, что и с кем я делал? С тобой я не сделаю ничего, я уже много раз говорил тебе, я люблю тебя и ничего не сделаю тебе, хоть даже если и расскажешь кому-то. Я тебе верю, милая, и люблю тебя очень сильно, что пофиг мне на раскрытие тайны всякой. Давай отходи от этого и продолжим рисование картины. – И, расцеловав, прижал меня к себе.
Я, взглянув на него, покосилась на его грудь, тот, улыбнувшись, взяв мою руку, поцеловал. Я, хихикнув, вздохнув, говорю:
– Потом еще девушки пропали несколько и одна тоже поехала к какому-то художнику по заказу… – и, вздохнув, снова хихикнув, опять добавила: – Убийца со стажем.
Ринат, улыбнувшись, говорит:
– Милая, каким бы и какой бы не был, ты знаешь, тебя не трону, даже если сильно меня разозлишь или еще что сделаешь, а мозги мне компостировать не так-то и просто, если хочешь знать… – И шепнул: – Я тебе взаимно начну, но немного другим способом.
Я улыбнулась, тот ушел. Спустя минут пять вернулся с тортом и коробкой конфет, и, улыбаясь, присев со мной, открыл коробку конфет, и, взяв конфету, засунул мне в рот. Я, улыбнувшись, посмотрела на него.
Мы сидим в обнимку, когда конфеты все мне скормил и сам съел три штучки. Тот, улыбаясь, шепнул:
– Давай забывай, что я сказал, или успокаивайся и продолжим.
Я, улыбнувшись, посмотрев на него, поцеловав, шепнула:
– Я уже успокоилась.
Тот, улыбаясь, поцеловав, говорит:
– По лицу не скажешь, но ладно, продолжим, моя сладость, – и, подойдя к мольберту, взял карандаш, который валялся, и, взглянув на меня, продолжил рисовать.
Я, улыбнувшись кое-как, хочу спросить, что за тайна, но мы же тему эту уже закрыли же. Тот, взглянув на меня, улыбнувшись, сказал:
– Так, блин, чего-то жарко тут, – и снял тот костюм и рубашку какую-т. Я, сглотнув слюну, смотрю на него.
Даже от его вида возбуждаюсь, хотя и возбуждалась, но покажи мне тело другого какого-нибудь накачанного парня или не особо накачанного, хм, сказала бы: «Ну и что, тело как тело, чего такого-то?»
Я спустя минут пять едва слюнями не давлюсь сижу, тот, улыбаясь, нарисовав, развернул – я офигела. Красиво, однако, не знаю, кто еще так нарисует.
Тот, улыбаясь, поставил еще холст, я офигела. Начал рисовать и, посмотрев на меня, говорит:
– Вот так ляжешь, может?
Я легла и лежу, едва сдерживаясь, смотря на него. Ринат, улыбаясь, рисуя, взглянул на меня и, взяв термос, попил чего-то там, наверное, кофе.
Я, улыбнувшись, лежу, тот, поставив, покосился на меня и снова рисовать. Затем проходит минут пять, Ринат, взглянув на меня, схватив термос, снова попил, открыв.
Я, улыбаясь, думаю: «Чего он спустя минут пять снова попить взял?» Тот, рисуя, поглядывает на меня и через каждые минут пять, хватая термос, пьет, словно не пил лет двадцать.
Тот, взяв, открыв, посмотрел в термос и, прикусив губу, улыбнувшись, снова ушел куда-то.
Я, улыбнувшись, снова, кажется, поняла, что к чему. Тот, улыбаясь, налив кофе, покосился на мойку, и, открыв кран, взяв воды, полил на себя воду, и, вздохнув, прикусив губу, улыбаясь, говорит: «Похоже, это взаимно, на тех девушек не было реакции такой». И, посмотрев на кофемашину, взял чашку и засунул тоже под кофемашину. Вынув чашку, захватив термос, направился в ту комнату.
Я сижу, улыбаясь, тот принес кофе мне. Я, улыбаясь, ухватив его за руку, провела рукой по груди. Ринат, улыбнувшись, поцеловал меня и шепнул:
– Давай продолжим, и еще одна или две картины, и я весь твой.
Я, улыбнувшись, отпустила кое-как неохотно. Тот, поставив термос, рисует снова меня и покосился на меня. Я лежу в такой же позе минут тридцать, тот, взглянув на меня, улыбнувшись, смотрит сексуальным взглядом и еще таким взглядом, как хищник на жертву, и, не оборачиваясь, схватив термос, открыв, выпил аж половину сразу, и, закрыв, поставив, схватил карандаш и снова рисовать начал.
Проходит минут десять, затем пятнадцать. Тот, рисуя, взглянул на меня, я уже не замечаю, как ноги раздвинуты стали у меня. Тот, сглотнув слюну, взяв термос, открыв, допил и снова рисовать стал. Проходит пять минут. Ринат, покосившись на меня, перевел взгляд на холст, и на меня снова, и на холст, и, прикусив губу, взяв термос, открыв, посмотрел в него, и, закрыв термос, взглянул на меня сексуально хищным взглядом, что даже жарче, чем тогда, стало, и, с разбегу запрыгнув, схватив меня, спустил пониже, и стал страстно делать куни.
Я, улыбаясь, говорю:
– Чего, кофе уже не помогает, да?
Тот, улыбаясь, подполз ко мне и впился губами в мои. Мы целуемся, едва не сжирая друг друга поцелуями. Тот, улыбаясь, шепнул:
– А кто сказал, что кофе пил, чтобы немного успокоиться от этого?
Я, улыбаясь, шепнула на ухо:
– Это видно, любимый, плюс кое-чего заметила.
Тот покосился на брюки и взглянул на меня, улыбаясь, и стал снова делать страстно куни. Затем снова рисовать стал. Проходит минут десять, тот, улыбнувшись, покосившись на свои брюки, взглянул на меня, я сразу взгляд перевела на потолок.
Ринат, улыбаясь, покосившись на меня и на термос, снова с разбегу запрыгнул на кровать и стал делать страстно куни. Я лежу, улыбаясь. Тот подполз ко мне и, схватив меня страстно, так же страстно впился губами в мои, мы целуемся, тот, расстегнув брюки, навалился на меня. Там такой дикий и страстный секс был, я, офигевая от происходящего, улыбнувшись, ляпнула:
– Кофе не спасает больше?
Тот, улыбнувшись, сказал:
– Сама-то слюнями вся обошлась. – И, взяв мои руки, положил на свою грудь. Я провожу руками по груди и прессу и еще сильнее возбуждаюсь.
Раза три бегал рисовать картину, кое-как закончив, поставив новый холст, начал рисовать, нарисовал лицо и грудь и, взглянув на меня, говорит: «Еще одна или две картины, ага, Ринат, ты размечтался». И, положив карандаш, снова с разбегу запрыгнул на кровать, и, навалившись на меня, впился губами в мои, мы целуемся. Я едва не офигеваю от такого страстного и дикого секса.
Ринат, хихикнув, шепнул:
– Потом продолжим, это вообще не выход отрываться каждый раз.
Закончили потом кое-как картину. Я лежу, офигевая все еще, целых три часа меня, если не четыре.
Тот, улыбаясь, взял еще холст, поставив, посмотрел на меня и, улыбаясь, говорит:
– Чего ты там? Кого там копируешь? Меня, что ли? Сюда иди, родная.
Я, улыбаясь, вскочив, сваливать. Тот, накинувшись на меня, свалив на кровать, говорит:
– Сейчас растерзаю твое милое тело, ах, сладость милая. – И стал страстно куни делать. Я, улыбаясь, лежу и, вздохнув, думаю: «Офигеть, сколько уже раз, с ним только картины рисовать, точнее, ему со мной».
Тот аж во всех позах меня, мы лежим в обнимку. Я, улыбаясь, тихо изобразила его, тот, улыбнувшись, взглянув на меня, говорит:
– Ничего не болит, а? Так еще нарываешься.
Я, улыбаясь, поцеловав взасос, шепнула на ухо:
– Может, я люблю боль, и пусть болит.
Ринат, улыбаясь, вздохнув, говорит:
– Да уж, извини, что я пропадал два дня и потом еще три дня, тебя надо по несколько раз в день теперь.
Я, офигев, говорю:
– Не надо, нет, не надо.
Ринат, улыбаясь, шепнул:
– Наоборот, надо, моя милость, и это исчезнет у тебя на два дня, а то и три.
Я, улыбаясь, говорю:
– А я сомневаюсь.
Мы снова обнимаемся и целуемся. Под утро сплю, чувствую, что кто-то делает страстный куни, я, улыбнувшись, продолжаю спать.
Потом проснулась, снова страстный куни, но уже с страстным сексом. Мы лежим в обнимку, тот, улыбаясь, говорит:
– Случайно нарисовал тебя, пока ты спишь.
Я, улыбнувшись, посмотрела на него.
Сбегал куда-то и поднос принес. Поели вместе, он, взяв его, свалил и снова пропал куда-то, уже часа три прошло, и нет его.
Я, вздохнув, пошла прогуляться немного, и потом вышла на улицу, и, покосившись по сторонам, постояла немного и зашла обратно.
Я, вздохнув, прошлась еще и, вздохнув, говорю:
– Опять, наверно, у него мысли не те, которые надо, нужно сказать, кстати, что я решила.
И, вздохнув, вышла и немного прогулялась, даже удалось в море ноги помочить, так как вода не особо теплая для купания.
Я, вздохнув, подошла и стою рядом с зданием, говорю:
– Все равно скажу, что решила, главное не забыть.
Внезапно голос Рината спросил:
– И чего же ты решила там?
Я, повернувшись, врезалась в Рината, но секунду назад же его не было, точнее не секунду, а минуту.
Я говорю:
– Насчет твоего предложения.
Ринат говорит:
– Кстати, чего ты тут делаешь?
Я, сглотнув слюну, говорю:
– Просто вышла прогуляться, а ты… ты мне не доверяешь? Я не сбегу никуда.
Минута молчания, тот, вздохнув и обняв, прижал меня к себе и шепнул:
– Я верю тебе и доверяю, просто у тебя иногда возникает мысль сбежать отсюда и желание такое же, я чувствую это. Да и вдруг ты чего решишь сделать, как тогда про окно, помнишь?
И, взяв меня на руки, направился к тому зданию и зашел, открыв дверь. Я, прижавшись к нему, говорю:
– Возможно, и есть такая мысль, точнее была, но если бы я хотела сбежать, я бы сбежала все равно в нужный момент, сколько раз ты был неизвестно где.
Ринат, поцеловав меня, отнес в комнату ту и, положив на кровать, лег со мной. Мы лежим в обнимку, тот, улыбнувшись, покосившись на меня, говорит:
– Сегодня по-другому поедим, немного в другой обстановке, только не думай, что я устал носить тебе в постель и завтрак, и ужин, просто один раз так заодно и посмотришь новое место. – И, поцеловав, сказал: – Полежи пока. Кстати, чего как в тот раз не отрезала сыра или колбасы?
Я, офигев, взглянув на него, ответила:
– Не хотелось без тебя.
Тот, улыбнувшись, поцеловав, убежал.
Спустя минут тридцать прибежал и, взяв меня на руки, поцеловав, куда-то направился. Я, улыбнувшись, говорю:
– Где ты снова был? Кстати, думаешь, я не заметила твой рисунок в моем блокноте? Красиво очень.
Там был рисунок меня эротический. Тот, улыбнувшись, сказал:
– Решил проверить, заметишь ли что-то новое. Да снова мысли эти.
Мы пришли куда-то, он поставил меня на пол и, обняв, прижав к себе, говорит:
– Идем.
Мы идем, я офигела: длинный стол передо мной, ну и вообще огромное какое-то помещение или комната-зал. Стоит кресло, на трон похожее, тот, улыбнувшись, взяв кресло, другое поставил, отпихнув стул, и, к себе поближе пододвинув, усадил меня и сел в свое кресло.
Я, обомлев, сижу, на столе курица с гарниром, шашлыки, тоже с каким-то гарниром, салат мой любимый, пицца, торт, креветки даже.
Я сглотнула слюну, тот, улыбнувшись, говорит:
– Кстати, только после того, как ты ложку в рот положишь, я стану тоже есть, а так сперва тебя буду с ложки кормить, значит.
Я, обомлев, взяла ложку и, покосившись на него, зачерпнула гарнир с шашлыком, начали с шашлыков, короче.
Я говорю:
– Такой большой, большое, точнее, здание, и ты один.
Тот, улыбаясь, говорит:
– Была когда-то горничная, но потом свалила пинком под зад, так как хотела стырить одну статуэтку и совалась куда не нужно.
Я говорю:
– А, а новую чего не…
Ринат, перебив, улыбнувшись, сказал:
– Не особо уже доверяю им, да и после нее одна еще была, сказал не заходить в комнату этажом выше, нет, ей явно непонятно и любопытно причем. Поймал, едва дверь не открыла, вот и висит там замок теперь, но его все равно можно вскрыть. А знаешь, тайну эту должен таить только я, ну и ты одна, кому я доверю ее вскоре.
Я посмотрела на него, тот, улыбаясь, говорит:
– Тебя я и просить не буду, да и не собираюсь, чтобы ты была горничной, еще чего, скорее ты моя любимая и единственная на свете будешь, чем какая-то горничная, и заменять меня на работе, если, конечно, хочешь, хотя все равно могу просто так платить тебе. Кстати, я проник на работу и вписал тебе еще одну отметку там.
Я, обомлев, смотрю на него, тот, улыбнувшись, говорит:
– И это все когда приносил справку, что ты на больничном, хотя, конечно, мог и стащить трудовую и вообще сказать, чтобы уволили тебя, но решил вот так на всякий случай, захочешь, сама уйдешь откуда захочешь.
Я, улыбаясь, шепнула:
– А можешь нарисовать меня, эм... в эротическом виде?
Тот, улыбаясь, взглянув на меня, говорит:
– Конечно, но вначале ты меня нарисуй хоть в простом, хоть в каком виде.
Я, улыбаясь, вынула рисунок, что на работе рисовала, когда он исчез куда-то. Тот, улыбаясь, говорит:
– Еще можешь один? Любовь моя, а я тебя вообще в трех экземплярах нарисую и, если не возражаешь, я тебя каждый день рисовать буду.
Я, улыбнувшись, покосилась на тумбочку, так сказать, и взяла лист формата А4, и, покосившись на него, рисую и нарисовала, блин, в рубашке нараспашку, хотя был в застегнутой одежде. Просто вспомнилось и перед глазами крутиться стало.
Ринат, взяв, улыбнувшись, взглянув на меня, накинувшись, расцеловал. Я даже немного офигела, как это у меня получилось-то – я же неудачно рисую людей. Ринат, улыбаясь, встав, вынул мольберт и поставил холст. Я, офигев, говорю:
– Сейчас в каком виде?
Ринат, улыбаясь, ответил:
– Одну в обычном, а далее, как ты захочешь.
Рисует он обычную картину и, улыбнувшись, взглянув на меня, развернул мольберт. Я офигела, его бы картину в Третьяковскую галерею, и заодно бы деньги за это были бы.
Тот, улыбаясь, сказал:
– Раскрашу потом, сладость милая, так… – и куда-то ушел. Затем вернулся и принес два холста и, поставив один, улыбаясь, подойдя, говорит: – Позволь, если не против.
Я, улыбнувшись, говорю:
– А я сама хотела это сделать, ладно. Любимый, тебе разрешаю.
Ринат, улыбаясь, снял халат с меня и, сглотнув слюну, смотря на мою грудь, ушел куда-то и вернулся с двумя чашками кофе и мне дал одну.
Выпили, стал рисовать меня, рисуя, покосился на меня, ушел снова и вернулся с термосом каким-то и чашкой кофе.
Одну кое-как нарисовал и, улыбнувшись, говорит:
– Потом покажу, ты только не думай, что я что-то испортил, ты офигеешь просто, я не могу испортить ничего. Я сколько уже рисовал многих. – И, прикусив губу, говорит: – Но они были все в одежде и сами отказывались от того, чтобы эротическую картину с них рисовал, хотя одна согласилась, но не будем об этом.
Я вспомнила новость одну про то, как девушка какая-то поехала на заказ картины, с нее рисовать какой-то художник должен был, и после этого она пропала и числится до сих пор пропавшей, хотя ее не ищут уже.
Я говорю:
– Случайно не Светланой ее звали и ей было где-то 24? Еще каштановые какие-то волосы светлые.
Тот, взглянув на меня, прикусив губу, быстро перевел взгляд на холст и сказал:
– Я не помню, не знаю, может, и она, а может, не она.
Я, сглотнув слюну, говорю:
– Еще тогда в тот момент она была вроде в синей куртке.
Тот, прикусив губу, смотрит в холст и завис там чего-то на одной точке. Ринат, взглянув на меня, сказал:
– Ладно, да, была у меня такая девушка, что дальше? Любовь моя, давай перейдем к рисованию твоей картины, и вообще это в прошлом.
Я говорю:
– Что ты с ней сделал?
Тот взглянул на меня, что от этого взгляда мне не хотелось спрашивать что-либо еще.
Ринат, вздохнув, смотря на меня, говорит:
– Слишком много выпендривалась она, случайно не сдержался и раскрыл, кто такой, она быстрее сваливать кинулась, а я что, вскоре рассказала бы многим, хотя кто-то бы поверил, кто-то нет. И пришлось ее… Того.
Я сижу, офигев, тот, вздохнув, взглянул на меня и, прикусив губу, кинув карандаш, подойдя, обняв, прижал к себе и шепнул:
– Какая разница, что и с кем я делал? С тобой я не сделаю ничего, я уже много раз говорил тебе, я люблю тебя и ничего не сделаю тебе, хоть даже если и расскажешь кому-то. Я тебе верю, милая, и люблю тебя очень сильно, что пофиг мне на раскрытие тайны всякой. Давай отходи от этого и продолжим рисование картины. – И, расцеловав, прижал меня к себе.
Я, взглянув на него, покосилась на его грудь, тот, улыбнувшись, взяв мою руку, поцеловал. Я, хихикнув, вздохнув, говорю:
– Потом еще девушки пропали несколько и одна тоже поехала к какому-то художнику по заказу… – и, вздохнув, снова хихикнув, опять добавила: – Убийца со стажем.
Ринат, улыбнувшись, говорит:
– Милая, каким бы и какой бы не был, ты знаешь, тебя не трону, даже если сильно меня разозлишь или еще что сделаешь, а мозги мне компостировать не так-то и просто, если хочешь знать… – И шепнул: – Я тебе взаимно начну, но немного другим способом.
Я улыбнулась, тот ушел. Спустя минут пять вернулся с тортом и коробкой конфет, и, улыбаясь, присев со мной, открыл коробку конфет, и, взяв конфету, засунул мне в рот. Я, улыбнувшись, посмотрела на него.
Мы сидим в обнимку, когда конфеты все мне скормил и сам съел три штучки. Тот, улыбаясь, шепнул:
– Давай забывай, что я сказал, или успокаивайся и продолжим.
Я, улыбнувшись, посмотрев на него, поцеловав, шепнула:
– Я уже успокоилась.
Тот, улыбаясь, поцеловав, говорит:
– По лицу не скажешь, но ладно, продолжим, моя сладость, – и, подойдя к мольберту, взял карандаш, который валялся, и, взглянув на меня, продолжил рисовать.
Я, улыбнувшись кое-как, хочу спросить, что за тайна, но мы же тему эту уже закрыли же. Тот, взглянув на меня, улыбнувшись, сказал:
– Так, блин, чего-то жарко тут, – и снял тот костюм и рубашку какую-т. Я, сглотнув слюну, смотрю на него.
Даже от его вида возбуждаюсь, хотя и возбуждалась, но покажи мне тело другого какого-нибудь накачанного парня или не особо накачанного, хм, сказала бы: «Ну и что, тело как тело, чего такого-то?»
Я спустя минут пять едва слюнями не давлюсь сижу, тот, улыбаясь, нарисовав, развернул – я офигела. Красиво, однако, не знаю, кто еще так нарисует.
Тот, улыбаясь, поставил еще холст, я офигела. Начал рисовать и, посмотрев на меня, говорит:
– Вот так ляжешь, может?
Я легла и лежу, едва сдерживаясь, смотря на него. Ринат, улыбаясь, рисуя, взглянул на меня и, взяв термос, попил чего-то там, наверное, кофе.
Я, улыбнувшись, лежу, тот, поставив, покосился на меня и снова рисовать. Затем проходит минут пять, Ринат, взглянув на меня, схватив термос, снова попил, открыв.
Я, улыбаясь, думаю: «Чего он спустя минут пять снова попить взял?» Тот, рисуя, поглядывает на меня и через каждые минут пять, хватая термос, пьет, словно не пил лет двадцать.
Тот, взяв, открыв, посмотрел в термос и, прикусив губу, улыбнувшись, снова ушел куда-то.
Я, улыбнувшись, снова, кажется, поняла, что к чему. Тот, улыбаясь, налив кофе, покосился на мойку, и, открыв кран, взяв воды, полил на себя воду, и, вздохнув, прикусив губу, улыбаясь, говорит: «Похоже, это взаимно, на тех девушек не было реакции такой». И, посмотрев на кофемашину, взял чашку и засунул тоже под кофемашину. Вынув чашку, захватив термос, направился в ту комнату.
Я сижу, улыбаясь, тот принес кофе мне. Я, улыбаясь, ухватив его за руку, провела рукой по груди. Ринат, улыбнувшись, поцеловал меня и шепнул:
– Давай продолжим, и еще одна или две картины, и я весь твой.
Я, улыбнувшись, отпустила кое-как неохотно. Тот, поставив термос, рисует снова меня и покосился на меня. Я лежу в такой же позе минут тридцать, тот, взглянув на меня, улыбнувшись, смотрит сексуальным взглядом и еще таким взглядом, как хищник на жертву, и, не оборачиваясь, схватив термос, открыв, выпил аж половину сразу, и, закрыв, поставив, схватил карандаш и снова рисовать начал.
Проходит минут десять, затем пятнадцать. Тот, рисуя, взглянул на меня, я уже не замечаю, как ноги раздвинуты стали у меня. Тот, сглотнув слюну, взяв термос, открыв, допил и снова рисовать стал. Проходит пять минут. Ринат, покосившись на меня, перевел взгляд на холст, и на меня снова, и на холст, и, прикусив губу, взяв термос, открыв, посмотрел в него, и, закрыв термос, взглянул на меня сексуально хищным взглядом, что даже жарче, чем тогда, стало, и, с разбегу запрыгнув, схватив меня, спустил пониже, и стал страстно делать куни.
Я, улыбаясь, говорю:
– Чего, кофе уже не помогает, да?
Тот, улыбаясь, подполз ко мне и впился губами в мои. Мы целуемся, едва не сжирая друг друга поцелуями. Тот, улыбаясь, шепнул:
– А кто сказал, что кофе пил, чтобы немного успокоиться от этого?
Я, улыбаясь, шепнула на ухо:
– Это видно, любимый, плюс кое-чего заметила.
Тот покосился на брюки и взглянул на меня, улыбаясь, и стал снова делать страстно куни. Затем снова рисовать стал. Проходит минут десять, тот, улыбнувшись, покосившись на свои брюки, взглянул на меня, я сразу взгляд перевела на потолок.
Ринат, улыбаясь, покосившись на меня и на термос, снова с разбегу запрыгнул на кровать и стал делать страстно куни. Я лежу, улыбаясь. Тот подполз ко мне и, схватив меня страстно, так же страстно впился губами в мои, мы целуемся, тот, расстегнув брюки, навалился на меня. Там такой дикий и страстный секс был, я, офигевая от происходящего, улыбнувшись, ляпнула:
– Кофе не спасает больше?
Тот, улыбнувшись, сказал:
– Сама-то слюнями вся обошлась. – И, взяв мои руки, положил на свою грудь. Я провожу руками по груди и прессу и еще сильнее возбуждаюсь.
Раза три бегал рисовать картину, кое-как закончив, поставив новый холст, начал рисовать, нарисовал лицо и грудь и, взглянув на меня, говорит: «Еще одна или две картины, ага, Ринат, ты размечтался». И, положив карандаш, снова с разбегу запрыгнул на кровать, и, навалившись на меня, впился губами в мои, мы целуемся. Я едва не офигеваю от такого страстного и дикого секса.
Ринат, хихикнув, шепнул:
– Потом продолжим, это вообще не выход отрываться каждый раз.
Закончили потом кое-как картину. Я лежу, офигевая все еще, целых три часа меня, если не четыре.
Тот, улыбаясь, взял еще холст, поставив, посмотрел на меня и, улыбаясь, говорит:
– Чего ты там? Кого там копируешь? Меня, что ли? Сюда иди, родная.
Я, улыбаясь, вскочив, сваливать. Тот, накинувшись на меня, свалив на кровать, говорит:
– Сейчас растерзаю твое милое тело, ах, сладость милая. – И стал страстно куни делать. Я, улыбаясь, лежу и, вздохнув, думаю: «Офигеть, сколько уже раз, с ним только картины рисовать, точнее, ему со мной».
Тот аж во всех позах меня, мы лежим в обнимку. Я, улыбаясь, тихо изобразила его, тот, улыбнувшись, взглянув на меня, говорит:
– Ничего не болит, а? Так еще нарываешься.
Я, улыбаясь, поцеловав взасос, шепнула на ухо:
– Может, я люблю боль, и пусть болит.
Ринат, улыбаясь, вздохнув, говорит:
– Да уж, извини, что я пропадал два дня и потом еще три дня, тебя надо по несколько раз в день теперь.
Я, офигев, говорю:
– Не надо, нет, не надо.
Ринат, улыбаясь, шепнул:
– Наоборот, надо, моя милость, и это исчезнет у тебя на два дня, а то и три.
Я, улыбаясь, говорю:
– А я сомневаюсь.
Мы снова обнимаемся и целуемся. Под утро сплю, чувствую, что кто-то делает страстный куни, я, улыбнувшись, продолжаю спать.
Потом проснулась, снова страстный куни, но уже с страстным сексом. Мы лежим в обнимку, тот, улыбаясь, говорит:
– Случайно нарисовал тебя, пока ты спишь.
Я, улыбнувшись, посмотрела на него.
Сбегал куда-то и поднос принес. Поели вместе, он, взяв его, свалил и снова пропал куда-то, уже часа три прошло, и нет его.
Я, вздохнув, пошла прогуляться немного, и потом вышла на улицу, и, покосившись по сторонам, постояла немного и зашла обратно.
Я, вздохнув, прошлась еще и, вздохнув, говорю:
– Опять, наверно, у него мысли не те, которые надо, нужно сказать, кстати, что я решила.
И, вздохнув, вышла и немного прогулялась, даже удалось в море ноги помочить, так как вода не особо теплая для купания.
Я, вздохнув, подошла и стою рядом с зданием, говорю:
– Все равно скажу, что решила, главное не забыть.
Внезапно голос Рината спросил:
– И чего же ты решила там?
Я, повернувшись, врезалась в Рината, но секунду назад же его не было, точнее не секунду, а минуту.
Я говорю:
– Насчет твоего предложения.
Ринат говорит:
– Кстати, чего ты тут делаешь?
Я, сглотнув слюну, говорю:
– Просто вышла прогуляться, а ты… ты мне не доверяешь? Я не сбегу никуда.
Минута молчания, тот, вздохнув и обняв, прижал меня к себе и шепнул:
– Я верю тебе и доверяю, просто у тебя иногда возникает мысль сбежать отсюда и желание такое же, я чувствую это. Да и вдруг ты чего решишь сделать, как тогда про окно, помнишь?
И, взяв меня на руки, направился к тому зданию и зашел, открыв дверь. Я, прижавшись к нему, говорю:
– Возможно, и есть такая мысль, точнее была, но если бы я хотела сбежать, я бы сбежала все равно в нужный момент, сколько раз ты был неизвестно где.
Ринат, поцеловав меня, отнес в комнату ту и, положив на кровать, лег со мной. Мы лежим в обнимку, тот, улыбнувшись, покосившись на меня, говорит:
– Сегодня по-другому поедим, немного в другой обстановке, только не думай, что я устал носить тебе в постель и завтрак, и ужин, просто один раз так заодно и посмотришь новое место. – И, поцеловав, сказал: – Полежи пока. Кстати, чего как в тот раз не отрезала сыра или колбасы?
Я, офигев, взглянув на него, ответила:
– Не хотелось без тебя.
Тот, улыбнувшись, поцеловав, убежал.
Спустя минут тридцать прибежал и, взяв меня на руки, поцеловав, куда-то направился. Я, улыбнувшись, говорю:
– Где ты снова был? Кстати, думаешь, я не заметила твой рисунок в моем блокноте? Красиво очень.
Там был рисунок меня эротический. Тот, улыбнувшись, сказал:
– Решил проверить, заметишь ли что-то новое. Да снова мысли эти.
Мы пришли куда-то, он поставил меня на пол и, обняв, прижав к себе, говорит:
– Идем.
Мы идем, я офигела: длинный стол передо мной, ну и вообще огромное какое-то помещение или комната-зал. Стоит кресло, на трон похожее, тот, улыбнувшись, взяв кресло, другое поставил, отпихнув стул, и, к себе поближе пододвинув, усадил меня и сел в свое кресло.
Я, обомлев, сижу, на столе курица с гарниром, шашлыки, тоже с каким-то гарниром, салат мой любимый, пицца, торт, креветки даже.
Я сглотнула слюну, тот, улыбнувшись, говорит:
– Кстати, только после того, как ты ложку в рот положишь, я стану тоже есть, а так сперва тебя буду с ложки кормить, значит.
Я, обомлев, взяла ложку и, покосившись на него, зачерпнула гарнир с шашлыком, начали с шашлыков, короче.
Я говорю:
– Такой большой, большое, точнее, здание, и ты один.
Тот, улыбаясь, говорит:
– Была когда-то горничная, но потом свалила пинком под зад, так как хотела стырить одну статуэтку и совалась куда не нужно.
Я говорю:
– А, а новую чего не…
Ринат, перебив, улыбнувшись, сказал:
– Не особо уже доверяю им, да и после нее одна еще была, сказал не заходить в комнату этажом выше, нет, ей явно непонятно и любопытно причем. Поймал, едва дверь не открыла, вот и висит там замок теперь, но его все равно можно вскрыть. А знаешь, тайну эту должен таить только я, ну и ты одна, кому я доверю ее вскоре.
Я посмотрела на него, тот, улыбаясь, говорит:
– Тебя я и просить не буду, да и не собираюсь, чтобы ты была горничной, еще чего, скорее ты моя любимая и единственная на свете будешь, чем какая-то горничная, и заменять меня на работе, если, конечно, хочешь, хотя все равно могу просто так платить тебе. Кстати, я проник на работу и вписал тебе еще одну отметку там.
Я, обомлев, смотрю на него, тот, улыбнувшись, говорит:
– И это все когда приносил справку, что ты на больничном, хотя, конечно, мог и стащить трудовую и вообще сказать, чтобы уволили тебя, но решил вот так на всякий случай, захочешь, сама уйдешь откуда захочешь.
