Я стою с открытым ртом и вытаращенными глазами, в маске второй говорит:
– Эй ты чего? Дура, что ли? – и, схватив меня за ноги, раздвинув, хотел пристроиться, расстегнув замок на ширинке, но тень какая-то промелькнула.
Второй, сказал:
– Что за птица непонятная? – глянув в небо, отпустив мои ноги, кинулся бежать, но его, схватив, на две части порвали.
Я покосилась на первого, тот с вытаращенными глазами дебила, вынув пистолет, начал стрелять в небо.
О да, пистолет тут поможет, как же! Учитывая то, что раза два точно промазал, впрочем, я же не за бандита, да и явно не за другую сторону как бы.
То неизвестное чудо природы стрелой вниз сразу и приземлилось на землю. Бандит в маске, обомлев, завопил: «М-м-м-ма-ма!» – и, аж выронив пистолет, отпустив меня, попятившись, кинулся бежать, но не успел и отбежать, как неизвестное чудо природы или, хм, ошибка природы, его схватив почему-то лапой, кинуло к себе в пасть: секунда – и башку выплюнул.
Я стою и, попятившись, говорю, заикаясь, не вполне внятно и членораздельно: «С-С-С-с-п-а-а-а-а-с-и-т-е! – и, развернувшись резко, кинулась бежать, заорав на всю улицу: – А-а-а-а, что за хрень?!»
Это, в воздух поднявшись, пронеслось надо мной и исчезло куда-то. Я бегу и врезалась в Рината, завернув за дом и сглотнув слюну, обняв его, прижалась к нему. Тот, улыбнувшись, покосившись на меня, обнял меня тоже спустя минуту и, вздохнув, улыбаясь, говорит:
– Что такое, милость моя?
Я говорю:
– Да… да там это, этот… а… как его, – и, запнувшись, посмотрела на него. Тот, улыбаясь, впился губами в мои. Мы целуемся. Тот шепнул:
– Просто успокойся, милость любимая, никого я нигде не вижу.
Я посмотрела на его одежду, пальто какое-то нараспашку и по виду как кожа змеи черного цвета. Я, кое-как улыбнувшись, говорю:
– Ладно, я уже спокойна почти, хотя и была как бы спокойна.
Тот, улыбнувшись, говорит:
– Действительно, была так спокойна, что орала на всю улицу про что-то там. – Мы идем в обнимку, тот, улыбаясь, взяв меня на руки, поцеловав, говорит: – Хватит идти, дай понесу на руках тебя, сладость.
Тот идет и, улыбнувшись, прикусив губу, покосился в небо и, посмотрев на меня, вздохнув, поцеловал меня. Мы пришли к тому дому, и все никак с рук не хочет меня отпустить. Ринат, улыбаясь, подошел к двери квартиры уже, та открылась. Он зашел и поставил меня на ноги. Я в ванную и руки мыть, тот, улыбнувшись, разулся и, покосившись на меня, за дверью ванной щелкнул пальцем, снова стал в той рубашке, в которой был утром. Тот, улыбаясь, вышел и, обняв меня, прижал к себе, положив подбородок на плечо мне и прижавшись ко мне. Я, улыбнувшись, покосилась на него, тот тоже руки помыл после того, как я помыла, и, вытерев о полотенце, схватив меня, обняв, взял на руки и отнес на кровать.
Ринат, улыбаясь, говорит:
– Сейчас шашлыки с картошкой приготовлю и еще сюрприз-блюдо будет. Кофе сделать?
Я, улыбнувшись, говорю:
– Как раз пить хочу и не откажусь.
Ринат, улыбаясь говорит:
– Сделаю тебе два раза, да и не только два, а столько, сколько захочешь раз, просто я имел в виду то, что когда есть будешь и непосредственно сейчас. – И, поцеловав, ушел.
Я сижу и, покосившись на какой-то блокнот, вздохнув, сижу думаю: «Блин, еще и орала как сумасшедшая я, и ринулась бежать, забыв, что резкие движения опасно делать. А он или оно реакции ноль, хотя если бы и хотел что-то сделать, то как первому сделал бы сразу. Фух, блин, но сложно предугадать, что сейчас произойдет и что сделать захочет. Кошка и собака как-то там хоть видно, а это, б-р-р-р, громадина два метра ростом, я чуть не кое-чего в стринги не сделала. Блин, Вика, ты чего, попала в сказку, да? Или, блин, в какой-то, может, другой мир? Где там, допустим, обитают, не знаю, всякие птеродактили и всякие динозавры, хотя это на динозавра не особо похоже, вот на дракона – да… Ха-ха, как я истерила там, не, ну, блин, такое видеть, конечно. Как бы я не слабонервная и смогу видеть даже самые жуткие убийства, и моя психика выдержит, но однако… башку такой взял выплюнул, другого вообще на части порвал, а кто знает, чего со мной бы сделал?... Хотя…» И, прикусив губу, сижу, смотря то в один угол, то в другой, и, покосившись на телевизор, думаю: «Странно все как-то, не знаю я, чего было бы со мной, но тут два варианта. Хотя нет, вариантов до фига много… 1. Как того в маске бы. 2 Ничего бы плохого не случилось. 3… Хотя я не знаю, что под 3 было бы».
Ринат пришел и, улыбнувшись, говорит:
– Знаешь, моя прелесть, я бы выбрал вариант 2.
Я, офигев, хотела спросить: «Откуда ты знаешь, о чем я думаю?» – но вспомнила, что мысли читать умеет, и вопрос отпал.
Я, улыбнувшись, говорю:
– Откуда знаешь?
Тот, улыбаясь, ответил:
– Не знаю или знаю, я просто в этом уверен, да и знаешь, любой бы, если бы хотел сделать тебе что-то плохое, давно бы сделал уже.
Я говорю:
– Так же и я подумала, но не знаю, извини, тут не предугадаешь и не предскажешь. Кошка, собака – более-менее понимаю знаки опасности и всего остального, а тут… я вообще поверхностно, так сказать, что-то читала, к тому же я не знаю, что за существо это.
Тот, улыбаясь, говорит:
– Знаешь, милость моя, еще как знаешь, и ты эту науку несуществующую читала, как-то думая, правда, зачем тебе она. Она же тебе не пригодится, так как этого нет, – и ушел, но через минут несколько пришел с чашкой кофе, а еще через минут пять с подносом еды, и там еще чашка кофе была.
Мы поели, тот, улыбнувшись, говорит:
– Сделать еще кофе? Не стесняйся, говори.
Я говорю:
– Если можно, другой какой-нибудь если есть такой, я не против. Как бы глясе мой любимый, но хотелось бы и другого попить.
Ринат, улыбаясь, говорит:
– Супер. Мокко ореховый?
Я, офигев, говорю:
– Если есть такой, давай.
Тот отнес все и, поставив в раковину, вздохнув, пробурчал: «Здесь не знаешь, то ли в кошку превратиться черную, то ли в собаку, но зато фиг кто сможет лезвием полоснуть тебя… – и, вздохнув, пробурчал: – В придачу едва ли не до смерти напугать, – и, прикусив губу, говорит: – Да не могу я уже, блин, скорее бы к настоящему своему перейти… Но как она среагирует на все это? Неизвестно. И захочет, наверное, бросить меня. А действительно, кому нужен двухтысячелетний, если не больше, демон-убийца, превращающийся то в кошку, то еще в кого-то, защищающий того, кого любит сильно. Как бы это тупо и глупо ни звучало. Да и вы неправы, никто из вас, никчемные люди, неправы. Есть девушка на свете, которая привлекательна для меня… Да чего вы вообще понимаете, и не только в любви».
И, сжав кулак, сдерживаясь кое-как, однако, шибанул в стену, не сдержавшись и вздохнув, пробурчал: «Хорошо, что не сильно. – И, повернувшись, посмотрел на стену, и, улыбнувшись, говорит: – Ты еще не в курсе, что тот клуб, где два охранника, один из которых тебе нагрубил и нахамил, является моим. Надо как-то исправить это. А, кстати, ты сама-то наполовину не человек, я в курсе высказываний по поводу тебя и ранее был, только у меня похлеще твоего, так как сила на полную. А хотя это можно исправить, любовь моя».
Тот пришел и принес кофе. Мы выпили вместе. Я, покосившись на него, говорю:
– Мне кажется или ты что-то там бурчал и про меня тоже? –
Ринат, улыбаясь, говорит:
– Только то, что я тебя люблю очень сильно, и то, что ты уже знаешь, любовь моя.
Я, улыбнувшись, вздохнув, посмотрела на него, тот ушел и вернулся тут же. Я, улыбаясь, спросила:
– Что за несуществующая наука?
Тот, улыбнувшись, ответил:
– Сама вспоминай, моя сладость.
Спустя минут пять или десять я, покосившись на него, говорю:
– Случаем не драконология, или она же драконоведение?
Ринат, улыбнувшись, ответил:
– Вот, вспомнила же.
Я говорю:
– То есть ты хочешь сказать, что…
Тот, заткнув рот поцелуем, свалив меня, навалился на меня. Мы целуемся и обнимаемся. Я, улыбнувшись, впилась губами в его. Мы целуемся и обнимаемся опять.
Снова страстный куни и секс. Тот, взглянув на меня, шепнул:
– Любовь моя, а если ты узнаешь какую-то тайну, например то, что, допустим, я не человек вовсе, что ты сделаешь?
Я, вздохнув, посмотрела на него и, улыбнувшись, прижала его к одному месту, схватив за голову. Ринат продолжил на какое-то время и, улыбнувшись, спустя минут пять сказал:
– Сладость, ну скажи, чего бы ты сделала и как поступила?
Я, улыбаясь, снова заткнула его, прижав к одному месту. Тот, взглянув на меня сексуальным взглядом, продолжил страстно делать куни и спустя минут десять опять.
Я, вздохнув, улыбаясь, говорю:
– Любимый Ринатик, знаешь, я, если бы хотела, давно все сопоставила бы: все факты и все остальное. Знаешь, мне пофиг, кто ты там, будь кем хочешь, я не уйду от тебя, если ты про это.
Настал другой день, за ним еще один, наступил третий день, я после работы снова в тот клуб поехала новый.
Охранник тот же, хамло это, и стоит по стенке ровно, и сглотнул слюну. Я подошла, тот молчит стоит вообще. Другой, улыбнувшись, открыл дверь даже без паспорта.
Зашла, бармен новый и по пояс голый. Я, обомлев, офигела и улыбнулась. Тот подошел, улыбнувшись, и говорит:
– Вам принести что-нибудь?
Я заказала салат только и чай. Потом ушла оттуда, на следующий день поехали с сотрудницей Людмилой в клуб. Она, как назло, выбрала этот клуб, который новый.
Меня пропустили, ее немного проблематично, так как она в этот раз не могла найти паспорт, в придачу начала хамить. Пропустили почему-то, когда сказала, что она со мной.
Зашли, сидим. Снова официант тот, по пояс голый, и подошел с меню и дал меню. Я так же салат и чай заказала. Официант говорит:
– Никакого салата и чая, только сегодня, а так же все дни, если будете тут, вам подарок за счет директора этого клуба, если ваше имя Виктория. Так что будете то, что дам вам. – И, повернувшись к Людмиле, спросил: – Чего изволите заказать?
Людмила, покосившись на меня, ответила:
– Салат и чай.
Я, прикусив губу, пробурчала:
– Я даже не знаю директора этого клуба.
Официант, вернувшись спустя несколько минут с заказом, сказал:
– Ошибаетесь, девушка, вы его как раз знаете, и он вас тоже.
Я говорю:
– В глаза его не видела, – и посмотрела на блюдо и офигела: там наггетсы, картошка фри, креветки в кляре с соусом и шашлыки, еще коньяк плюс.
Кое-как поела, но не могла себя особо заставить есть за чей-то счет, причем я же совершенно его не знаю же. У Людмилы попалась косточка в салате каким-то образом, та говорит:
– Что за безобразие! –
Суп заказала, в фрикадельках тоже косточка и наполовину остывший в придачу, может, потому что она когда села, сказала: «Ох, не нравится же мне этот клуб и странный официант полуголый».
Та говорит:
– Да вы совсем обнаглели тут! Позовите директора! Немедленно! Я вам быстро выскажу все!
Я сижу, офигев, и пытаюсь заткнуть ее. Официант, улыбнувшись, сказал:
– Как раз и познакомитесь, – и, вынув телефон, набрал кому-то и, улыбаясь, отойдя, чего-то сказав, подошел и, улыбаясь, говорит: – Сейчас подойдет.
Я смотрю на Людмилу как на идиотку, которая вечно все портит, и, прикусив губу, говорю:
– Давайте заплачу за нее, и подайте нормальное блюдо.
Официант говорит:
– Она требует директора, значит, будет, как должно быть.
Я сижу недовольная, тот, улыбнувшись, отошел, сзади кто-то подошел и, облокотившись одной рукой на стул, спросил:
– Кто здесь требовал директора?
Людмила говорит:
– Я! Это что такое еще?! То в салате косточка, то в фрикадельках. Совсем тут обнаглели!
Я сижу, вытаращив глаза на Людмилу, и, повернувшись, едва не упала со стула. Стоит Ринат и в костюме черном с галстуком. Я, открыв рот, сижу с открытым ртом, тот, улыбнувшись, подмигнув, покосился на говорящую в тоне Людмилу.
Я сижу, прикусив губу, и, смотря на него и на Людмилу, едва сдерживаюсь, это только я могу говорить в тоне на него и орать на него.
Я, прикусив губу, встала кое-как и, подойдя, схватив за волосы Людмилу, лицом в суп, говорю:
– Заткни рожу свою, так не говорят с человеком. Сперва поспокойнее надо говорить, и так поймет без оранья.
Людмила офигела и сидит, вытаращив глаза. Ринат, улыбнувшись, говорит:
– В принципе, она права, разберемся. Кстати, может, вы что-то не то сказали?
Официант, подойдя, сказал:
– Она сказала, что это заведение отстой, а также ей не нравится мой стиль одежды и говорит: «Отстой клуб вместе с вашим директором».
Ринат посмотрел на нее и на официанта, я сижу, прикусив губу. Официант, улыбаясь, вынув телефон, нажал куда-то, голос Людмилы повторил то же самое.
Ринат покосился на меня, я, сглотнув слюну, сижу, прикусывая губу, и говорю:
– Извините ее. Просто она не в духе сегодня.
Ринат, улыбнувшись, шепнул:
– Помолчи… – и добавил: – …те.
Я, прикусив губу, сижу. Ринат, смотря на меня и покосившись на нее, вздохнув, говорит:
– Ладно, подай этой мадам нормальное блюдо. – И, прикусив губу, немного помолчав, говорит: – А вот эту девушку попрошу пройти со мной.
Я, сглотнув слюну, улыбнулась. Встала спустя минуту неохотно, мы ушли.
Сидит Людмила, и смотрит на официанта, и, сглотнув слюну, посмотрела на блюдо новое, и, оставив деньги, вообще свалила, так как смотрел на нее, ха-ха, хитрющим и хищным взглядом.
Тот, развернувшись, улыбнулся во все лицо и ушел за барную стойку.
Я, улыбаясь, говорю:
– Значит, ты директор этого клуба? И когда это ты им стал?
Ринат, улыбаясь, говорит:
– Я еще в те дни, когда ты первые разы была тут, хотел тебя пригласить к себе, любимая милость.
Я, улыбаясь, говорю:
– Ладно, а чего не пригласил?
Ринат, улыбаясь, говорит:
– Я хотел пригласить, но ждал момента, когда, может, сама придешь и тут я выйду, ну или кто-то позовет меня, и ты тут, ждал момента нужного.
Я улыбнулась, тот, закрыв дверь, взял на руки меня и отнес в кабинет соседний, там и положил на диван меня. Мы обнимаемся и целуемся снова.
Прямо там страстный куни и секс начался. Мы целуемся и обнимаемся, в три ночи где-то вышли, охранник, офигев, сказал:
– Я думал, вы уже уехали отсюда через запасной ход.
Ринат, улыбаясь, ответил:
– Индюк тоже думал, да в щи попал.
Мы хихикнули, этот стоит, сжав кулаки. Первый охранник говорит:
– Тише, спокоен будь.
Ринат, повернувшись, посмотрел на охранника, открыв дверь машины. Я села, тот, закрыв, обойдя дверь, взглянул на него, что охранник тот врезался в стену, отпрянув чего-то. Тот, улыбнувшись, открыл дверь и, сев в машину, закрыл. Мы уехали.
Охранник, сглотнув слюну, сказал:
– У меня чувство такое, словно он мысли читать умеет и порой проникает взглядом своим прямо к тебе в душу.
Первый, покосившись на него, прошел по периметру клуба и, посмотрев на него снова и отойдя, вынув сигарету, зажег. И, пустив дымок, пробурчал:
– Во кретин, да мне вообще пофиг на это.
На другой день проводил до работы и, обняв, прижал к себе, мы целовались, обнимаясь, тот отпускать никак не хотел и шепнул:
– Может, не пойдешь все же? Плохое предчувствие.
Я, улыбнувшись, говорю:
– Всего лишь предчувствие, не более.
Тот шепнул:
– Знаешь, родная, ты одна только мне нужна, и если случится что с тобой, вполне возможно, город будет в трупах весь, я не смогу с собой справиться и буду мстить всем, кто к тебе плохо относился, сперва попытаюсь, конечно, вернуть тебя оттуда.
– Эй ты чего? Дура, что ли? – и, схватив меня за ноги, раздвинув, хотел пристроиться, расстегнув замок на ширинке, но тень какая-то промелькнула.
Второй, сказал:
– Что за птица непонятная? – глянув в небо, отпустив мои ноги, кинулся бежать, но его, схватив, на две части порвали.
Я покосилась на первого, тот с вытаращенными глазами дебила, вынув пистолет, начал стрелять в небо.
О да, пистолет тут поможет, как же! Учитывая то, что раза два точно промазал, впрочем, я же не за бандита, да и явно не за другую сторону как бы.
То неизвестное чудо природы стрелой вниз сразу и приземлилось на землю. Бандит в маске, обомлев, завопил: «М-м-м-ма-ма!» – и, аж выронив пистолет, отпустив меня, попятившись, кинулся бежать, но не успел и отбежать, как неизвестное чудо природы или, хм, ошибка природы, его схватив почему-то лапой, кинуло к себе в пасть: секунда – и башку выплюнул.
Я стою и, попятившись, говорю, заикаясь, не вполне внятно и членораздельно: «С-С-С-с-п-а-а-а-а-с-и-т-е! – и, развернувшись резко, кинулась бежать, заорав на всю улицу: – А-а-а-а, что за хрень?!»
Это, в воздух поднявшись, пронеслось надо мной и исчезло куда-то. Я бегу и врезалась в Рината, завернув за дом и сглотнув слюну, обняв его, прижалась к нему. Тот, улыбнувшись, покосившись на меня, обнял меня тоже спустя минуту и, вздохнув, улыбаясь, говорит:
– Что такое, милость моя?
Я говорю:
– Да… да там это, этот… а… как его, – и, запнувшись, посмотрела на него. Тот, улыбаясь, впился губами в мои. Мы целуемся. Тот шепнул:
– Просто успокойся, милость любимая, никого я нигде не вижу.
Я посмотрела на его одежду, пальто какое-то нараспашку и по виду как кожа змеи черного цвета. Я, кое-как улыбнувшись, говорю:
– Ладно, я уже спокойна почти, хотя и была как бы спокойна.
Тот, улыбнувшись, говорит:
– Действительно, была так спокойна, что орала на всю улицу про что-то там. – Мы идем в обнимку, тот, улыбаясь, взяв меня на руки, поцеловав, говорит: – Хватит идти, дай понесу на руках тебя, сладость.
Тот идет и, улыбнувшись, прикусив губу, покосился в небо и, посмотрев на меня, вздохнув, поцеловал меня. Мы пришли к тому дому, и все никак с рук не хочет меня отпустить. Ринат, улыбаясь, подошел к двери квартиры уже, та открылась. Он зашел и поставил меня на ноги. Я в ванную и руки мыть, тот, улыбнувшись, разулся и, покосившись на меня, за дверью ванной щелкнул пальцем, снова стал в той рубашке, в которой был утром. Тот, улыбаясь, вышел и, обняв меня, прижал к себе, положив подбородок на плечо мне и прижавшись ко мне. Я, улыбнувшись, покосилась на него, тот тоже руки помыл после того, как я помыла, и, вытерев о полотенце, схватив меня, обняв, взял на руки и отнес на кровать.
Ринат, улыбаясь, говорит:
– Сейчас шашлыки с картошкой приготовлю и еще сюрприз-блюдо будет. Кофе сделать?
Я, улыбнувшись, говорю:
– Как раз пить хочу и не откажусь.
Ринат, улыбаясь говорит:
– Сделаю тебе два раза, да и не только два, а столько, сколько захочешь раз, просто я имел в виду то, что когда есть будешь и непосредственно сейчас. – И, поцеловав, ушел.
Я сижу и, покосившись на какой-то блокнот, вздохнув, сижу думаю: «Блин, еще и орала как сумасшедшая я, и ринулась бежать, забыв, что резкие движения опасно делать. А он или оно реакции ноль, хотя если бы и хотел что-то сделать, то как первому сделал бы сразу. Фух, блин, но сложно предугадать, что сейчас произойдет и что сделать захочет. Кошка и собака как-то там хоть видно, а это, б-р-р-р, громадина два метра ростом, я чуть не кое-чего в стринги не сделала. Блин, Вика, ты чего, попала в сказку, да? Или, блин, в какой-то, может, другой мир? Где там, допустим, обитают, не знаю, всякие птеродактили и всякие динозавры, хотя это на динозавра не особо похоже, вот на дракона – да… Ха-ха, как я истерила там, не, ну, блин, такое видеть, конечно. Как бы я не слабонервная и смогу видеть даже самые жуткие убийства, и моя психика выдержит, но однако… башку такой взял выплюнул, другого вообще на части порвал, а кто знает, чего со мной бы сделал?... Хотя…» И, прикусив губу, сижу, смотря то в один угол, то в другой, и, покосившись на телевизор, думаю: «Странно все как-то, не знаю я, чего было бы со мной, но тут два варианта. Хотя нет, вариантов до фига много… 1. Как того в маске бы. 2 Ничего бы плохого не случилось. 3… Хотя я не знаю, что под 3 было бы».
Ринат пришел и, улыбнувшись, говорит:
– Знаешь, моя прелесть, я бы выбрал вариант 2.
Я, офигев, хотела спросить: «Откуда ты знаешь, о чем я думаю?» – но вспомнила, что мысли читать умеет, и вопрос отпал.
Я, улыбнувшись, говорю:
– Откуда знаешь?
Тот, улыбаясь, ответил:
– Не знаю или знаю, я просто в этом уверен, да и знаешь, любой бы, если бы хотел сделать тебе что-то плохое, давно бы сделал уже.
Я говорю:
– Так же и я подумала, но не знаю, извини, тут не предугадаешь и не предскажешь. Кошка, собака – более-менее понимаю знаки опасности и всего остального, а тут… я вообще поверхностно, так сказать, что-то читала, к тому же я не знаю, что за существо это.
Тот, улыбаясь, говорит:
– Знаешь, милость моя, еще как знаешь, и ты эту науку несуществующую читала, как-то думая, правда, зачем тебе она. Она же тебе не пригодится, так как этого нет, – и ушел, но через минут несколько пришел с чашкой кофе, а еще через минут пять с подносом еды, и там еще чашка кофе была.
Мы поели, тот, улыбнувшись, говорит:
– Сделать еще кофе? Не стесняйся, говори.
Я говорю:
– Если можно, другой какой-нибудь если есть такой, я не против. Как бы глясе мой любимый, но хотелось бы и другого попить.
Ринат, улыбаясь, говорит:
– Супер. Мокко ореховый?
Я, офигев, говорю:
– Если есть такой, давай.
Тот отнес все и, поставив в раковину, вздохнув, пробурчал: «Здесь не знаешь, то ли в кошку превратиться черную, то ли в собаку, но зато фиг кто сможет лезвием полоснуть тебя… – и, вздохнув, пробурчал: – В придачу едва ли не до смерти напугать, – и, прикусив губу, говорит: – Да не могу я уже, блин, скорее бы к настоящему своему перейти… Но как она среагирует на все это? Неизвестно. И захочет, наверное, бросить меня. А действительно, кому нужен двухтысячелетний, если не больше, демон-убийца, превращающийся то в кошку, то еще в кого-то, защищающий того, кого любит сильно. Как бы это тупо и глупо ни звучало. Да и вы неправы, никто из вас, никчемные люди, неправы. Есть девушка на свете, которая привлекательна для меня… Да чего вы вообще понимаете, и не только в любви».
И, сжав кулак, сдерживаясь кое-как, однако, шибанул в стену, не сдержавшись и вздохнув, пробурчал: «Хорошо, что не сильно. – И, повернувшись, посмотрел на стену, и, улыбнувшись, говорит: – Ты еще не в курсе, что тот клуб, где два охранника, один из которых тебе нагрубил и нахамил, является моим. Надо как-то исправить это. А, кстати, ты сама-то наполовину не человек, я в курсе высказываний по поводу тебя и ранее был, только у меня похлеще твоего, так как сила на полную. А хотя это можно исправить, любовь моя».
Тот пришел и принес кофе. Мы выпили вместе. Я, покосившись на него, говорю:
– Мне кажется или ты что-то там бурчал и про меня тоже? –
Ринат, улыбаясь, говорит:
– Только то, что я тебя люблю очень сильно, и то, что ты уже знаешь, любовь моя.
Я, улыбнувшись, вздохнув, посмотрела на него, тот ушел и вернулся тут же. Я, улыбаясь, спросила:
– Что за несуществующая наука?
Тот, улыбнувшись, ответил:
– Сама вспоминай, моя сладость.
Спустя минут пять или десять я, покосившись на него, говорю:
– Случаем не драконология, или она же драконоведение?
Ринат, улыбнувшись, ответил:
– Вот, вспомнила же.
Я говорю:
– То есть ты хочешь сказать, что…
Тот, заткнув рот поцелуем, свалив меня, навалился на меня. Мы целуемся и обнимаемся. Я, улыбнувшись, впилась губами в его. Мы целуемся и обнимаемся опять.
Снова страстный куни и секс. Тот, взглянув на меня, шепнул:
– Любовь моя, а если ты узнаешь какую-то тайну, например то, что, допустим, я не человек вовсе, что ты сделаешь?
Я, вздохнув, посмотрела на него и, улыбнувшись, прижала его к одному месту, схватив за голову. Ринат продолжил на какое-то время и, улыбнувшись, спустя минут пять сказал:
– Сладость, ну скажи, чего бы ты сделала и как поступила?
Я, улыбаясь, снова заткнула его, прижав к одному месту. Тот, взглянув на меня сексуальным взглядом, продолжил страстно делать куни и спустя минут десять опять.
Я, вздохнув, улыбаясь, говорю:
– Любимый Ринатик, знаешь, я, если бы хотела, давно все сопоставила бы: все факты и все остальное. Знаешь, мне пофиг, кто ты там, будь кем хочешь, я не уйду от тебя, если ты про это.
Настал другой день, за ним еще один, наступил третий день, я после работы снова в тот клуб поехала новый.
Охранник тот же, хамло это, и стоит по стенке ровно, и сглотнул слюну. Я подошла, тот молчит стоит вообще. Другой, улыбнувшись, открыл дверь даже без паспорта.
Зашла, бармен новый и по пояс голый. Я, обомлев, офигела и улыбнулась. Тот подошел, улыбнувшись, и говорит:
– Вам принести что-нибудь?
Я заказала салат только и чай. Потом ушла оттуда, на следующий день поехали с сотрудницей Людмилой в клуб. Она, как назло, выбрала этот клуб, который новый.
Меня пропустили, ее немного проблематично, так как она в этот раз не могла найти паспорт, в придачу начала хамить. Пропустили почему-то, когда сказала, что она со мной.
Зашли, сидим. Снова официант тот, по пояс голый, и подошел с меню и дал меню. Я так же салат и чай заказала. Официант говорит:
– Никакого салата и чая, только сегодня, а так же все дни, если будете тут, вам подарок за счет директора этого клуба, если ваше имя Виктория. Так что будете то, что дам вам. – И, повернувшись к Людмиле, спросил: – Чего изволите заказать?
Людмила, покосившись на меня, ответила:
– Салат и чай.
Я, прикусив губу, пробурчала:
– Я даже не знаю директора этого клуба.
Официант, вернувшись спустя несколько минут с заказом, сказал:
– Ошибаетесь, девушка, вы его как раз знаете, и он вас тоже.
Я говорю:
– В глаза его не видела, – и посмотрела на блюдо и офигела: там наггетсы, картошка фри, креветки в кляре с соусом и шашлыки, еще коньяк плюс.
Кое-как поела, но не могла себя особо заставить есть за чей-то счет, причем я же совершенно его не знаю же. У Людмилы попалась косточка в салате каким-то образом, та говорит:
– Что за безобразие! –
Суп заказала, в фрикадельках тоже косточка и наполовину остывший в придачу, может, потому что она когда села, сказала: «Ох, не нравится же мне этот клуб и странный официант полуголый».
Та говорит:
– Да вы совсем обнаглели тут! Позовите директора! Немедленно! Я вам быстро выскажу все!
Я сижу, офигев, и пытаюсь заткнуть ее. Официант, улыбнувшись, сказал:
– Как раз и познакомитесь, – и, вынув телефон, набрал кому-то и, улыбаясь, отойдя, чего-то сказав, подошел и, улыбаясь, говорит: – Сейчас подойдет.
Я смотрю на Людмилу как на идиотку, которая вечно все портит, и, прикусив губу, говорю:
– Давайте заплачу за нее, и подайте нормальное блюдо.
Официант говорит:
– Она требует директора, значит, будет, как должно быть.
Я сижу недовольная, тот, улыбнувшись, отошел, сзади кто-то подошел и, облокотившись одной рукой на стул, спросил:
– Кто здесь требовал директора?
Людмила говорит:
– Я! Это что такое еще?! То в салате косточка, то в фрикадельках. Совсем тут обнаглели!
Я сижу, вытаращив глаза на Людмилу, и, повернувшись, едва не упала со стула. Стоит Ринат и в костюме черном с галстуком. Я, открыв рот, сижу с открытым ртом, тот, улыбнувшись, подмигнув, покосился на говорящую в тоне Людмилу.
Я сижу, прикусив губу, и, смотря на него и на Людмилу, едва сдерживаюсь, это только я могу говорить в тоне на него и орать на него.
Я, прикусив губу, встала кое-как и, подойдя, схватив за волосы Людмилу, лицом в суп, говорю:
– Заткни рожу свою, так не говорят с человеком. Сперва поспокойнее надо говорить, и так поймет без оранья.
Людмила офигела и сидит, вытаращив глаза. Ринат, улыбнувшись, говорит:
– В принципе, она права, разберемся. Кстати, может, вы что-то не то сказали?
Официант, подойдя, сказал:
– Она сказала, что это заведение отстой, а также ей не нравится мой стиль одежды и говорит: «Отстой клуб вместе с вашим директором».
Ринат посмотрел на нее и на официанта, я сижу, прикусив губу. Официант, улыбаясь, вынув телефон, нажал куда-то, голос Людмилы повторил то же самое.
Ринат покосился на меня, я, сглотнув слюну, сижу, прикусывая губу, и говорю:
– Извините ее. Просто она не в духе сегодня.
Ринат, улыбнувшись, шепнул:
– Помолчи… – и добавил: – …те.
Я, прикусив губу, сижу. Ринат, смотря на меня и покосившись на нее, вздохнув, говорит:
– Ладно, подай этой мадам нормальное блюдо. – И, прикусив губу, немного помолчав, говорит: – А вот эту девушку попрошу пройти со мной.
Я, сглотнув слюну, улыбнулась. Встала спустя минуту неохотно, мы ушли.
Сидит Людмила, и смотрит на официанта, и, сглотнув слюну, посмотрела на блюдо новое, и, оставив деньги, вообще свалила, так как смотрел на нее, ха-ха, хитрющим и хищным взглядом.
Тот, развернувшись, улыбнулся во все лицо и ушел за барную стойку.
Я, улыбаясь, говорю:
– Значит, ты директор этого клуба? И когда это ты им стал?
Ринат, улыбаясь, говорит:
– Я еще в те дни, когда ты первые разы была тут, хотел тебя пригласить к себе, любимая милость.
Я, улыбаясь, говорю:
– Ладно, а чего не пригласил?
Ринат, улыбаясь, говорит:
– Я хотел пригласить, но ждал момента, когда, может, сама придешь и тут я выйду, ну или кто-то позовет меня, и ты тут, ждал момента нужного.
Я улыбнулась, тот, закрыв дверь, взял на руки меня и отнес в кабинет соседний, там и положил на диван меня. Мы обнимаемся и целуемся снова.
Прямо там страстный куни и секс начался. Мы целуемся и обнимаемся, в три ночи где-то вышли, охранник, офигев, сказал:
– Я думал, вы уже уехали отсюда через запасной ход.
Ринат, улыбаясь, ответил:
– Индюк тоже думал, да в щи попал.
Мы хихикнули, этот стоит, сжав кулаки. Первый охранник говорит:
– Тише, спокоен будь.
Ринат, повернувшись, посмотрел на охранника, открыв дверь машины. Я села, тот, закрыв, обойдя дверь, взглянул на него, что охранник тот врезался в стену, отпрянув чего-то. Тот, улыбнувшись, открыл дверь и, сев в машину, закрыл. Мы уехали.
Охранник, сглотнув слюну, сказал:
– У меня чувство такое, словно он мысли читать умеет и порой проникает взглядом своим прямо к тебе в душу.
Первый, покосившись на него, прошел по периметру клуба и, посмотрев на него снова и отойдя, вынув сигарету, зажег. И, пустив дымок, пробурчал:
– Во кретин, да мне вообще пофиг на это.
На другой день проводил до работы и, обняв, прижал к себе, мы целовались, обнимаясь, тот отпускать никак не хотел и шепнул:
– Может, не пойдешь все же? Плохое предчувствие.
Я, улыбнувшись, говорю:
– Всего лишь предчувствие, не более.
Тот шепнул:
– Знаешь, родная, ты одна только мне нужна, и если случится что с тобой, вполне возможно, город будет в трупах весь, я не смогу с собой справиться и буду мстить всем, кто к тебе плохо относился, сперва попытаюсь, конечно, вернуть тебя оттуда.
