"Эту сумку я носила с собой в универ, и ее наверняка видел Рома", - мелькает в голове, пока я смотрю на Доминику. Она смешно открывает рот, что-то говорит Роме, а для меня время словно замедляет свой ход. Я совершенно ее не слышу, словно находясь под толщей воды. Изнутри поднимается холодная мелкая дрожь, а в голове проносятся простые до ужаса мысли.
"То, что я работаю здесь, явно не означает, что я любимая дочка какого-нибудь толстосума. Это Рома наверняка понял, раскусив мою ложь. Понял, что я бедна, как церковная крыса. Кроме того, если он видел эту сумку у меня, ему не составит труда сложить дважды два. И понять, куда делась сумка Доминики".
Кидаю на него осторожный взгляд и с ужасом вижу, что его глаза тёмнеют. Румянец на щеках становится ярче, Рома изо всех сил втягивает в себя воздух, его ноздри раздуваются, как у быка, а губы сжимаются в тонкую линию.
Последняя надежда на то, что меня пронесет, испаряется. Он все понял.
Отворачиваюсь от него, желая оказаться за тысячу километров отсюда.
"Может он промолчит? А если даже и скажет ей... У него ведь нет доказательств!"
Впору рассмеяться. Какая же я наивная! Ему не нужны доказательства! Доминика так на него смотрит, что ему и слова хватит! Если в универе я могу рассчитывать на то, что мой авторитетный образ добавляет мне очков против того же ботаника Славика, то история с сумкой и Ромой - совсем другое дело...
Доминика даже слушать меня не станет, и я потеряю работу. Свой единственный заработок, благодаря которому держусь на плаву.
Надо как можно быстрее убираться отсюда. Бросаю быстрый взгляд на часы и кривлюсь. Осталось потерпеть всего полчаса (как же много!), и я свободна. "Конечно это не выход. Рома и без меня может спокойно сообщить Доминике о своём наблюдении. А та просто вызовет наряд ОМОНа... И меня заберут в тюрьму. Конец всему..."
Сквозь панические, наполненные чёрным отчаянием мысли слышу голос Ромы. Он звучит вкрадчиво, ядовито, каждой ноткой приколачивая меня к месту и заставляя покрываться ледяным ознобом:
- Какая у тебя красивая сумка...
"Все, это конец", - несмотря на эти мысли, заставляю себя двигаться. Хватаю поднос, на подкашивающихся ногах делаю один шаг, потом второй, на кухню,
прочь из этого наполненного безумием кошмара. Почему безумием? Потому что я никогда даже подумать не могла о том, что меня раскроют. Я ведь думала, что самая умная. Но, как говорится, на каждую змею есть хищник крупнее.
Остаётся лишь злиться на саму себя, но на это сейчас нет ни сил, ни времени.
Залетаю на кухню, плотно захлопывая за собой дверь. Ставлю поднос на стол, открываю кран, набираю в ладони, сложенные "лодочкой", ледяной воды. Крупная дрожь бьёт все тело, стучат зубы, а перед глазами все плывет. Я ничего не замечаю, погруженная в эмоции.
"Неважно, что скажет Доминика, она пьяна достаточно, чтобы не обратить на моё исчезновение внимания. Надеюсь, что эта богатая курица отвлечет нетрезвого злого Рому, и он тоже забудет обо всем", - проскакивает паническая мыслишка в голове, пока я быстрыми и нервными движениями убираюсь на кухне.
В какой-то момент разворачиваюсь, а затем испуганно вскрикиваю. Салфетка, которой протирала столешницу, выпадает из рук.
В дверях кухни стоит Рома. Привалившись плечом к косяку, складывает руки на груди и смотрит на меня сверху вниз уничтожающим взглядом. Я отвожу взгляд и, быстро метнувшись мимо него, понимаю, что не пройду. Аверьянов загораживает проход и сам надвигается на меня, идет мягким неспешным шагом навстречу, а мне ничего не остается кроме как двигаться назад, в итоге уперевшись поясницей в стол.
- Итак, дорогуша.... - он проходится по мне оценивающим вглядом. - Я много знал про тебя, но это... - он качает головой и ухмыляется криво и зло. Темные, почти черные глаза вызывающе блестят.
- Н-не понимаю, о чем ты говоришь, - сжимаю ледяные руки в кулаки и снова пытаюсь пройти мимо, - мне пора домой...
Но оказываюсь поймана.
- Куда собралась? - Рома тяжело дышит, я отворачиваюсь, ощущая на щеке алкогольные пары, когда он притягивает меня к себе ближе.
- На какие мерзкие поступки ты еще способна? - мурлычет он мне на ухо, а меня от этого сладкого чувственного голоса простреливает острым возбуждением.
"Кажется, я доигралась..."
"Соберись, Адель, соберись!" - проносится в моей голове, пока я судорожно соображаю, что ему ответить. Но глядя в его глаза, в которых плещется злость, на губы, уголки которых искривлены презрением, понимаю - что бы я ни сказала, все без толку. В его глазах я - воровка.
Мне обидно. Да так сильно, что все возбуждение сходит на нет. Я понимаю, что странно обижаться на правду. Но я ничего не могу поделать, обида на Рому растет, и я не хочу с ней бороться.
"Пусть я воровка, но какое он право имеет меня судить? Кто он вообще такой, чтобы читать лекции о порядочности? Сам-то явно не заморачивается, учитывая, сколько у него девчонок!"
И хотя воровство и распутство лежат в совершенно разных весовых категориях,
мне становится легче. Злость придает сил и каким-то странным, неведомым образом успокаивает. Сердце перестает лупить в грудную клетку, я больше не прячу глаза. И спокойно отвечаю:
- Понятия не имею, о чем ты.
- А я думаю, понимаешь, - выплевывает Рома. Ухмылка сползает с его лица, голос становится грубее. - Как собираешься выкручиваться? Ворованная сумка... - он цокает языком и качает головой, - не ожидал я от тебя такого.
Прищурившись, смотрю на него:
- Странно, учитывая твое невысокое обо мне мнение! Чего ты хочешь? Надеть на меня наручники? Этим занимается полиция. Вызови ее и дело с концом! - выплевываю ему в лицо, хотя до смерти боюсь этого.
Мне бы упасть ему в ноги, но я ненавижу умолять. Кроме того, паника рассеялась, и теперь винтики в голове крутятся, пытаясь найти решение проблемы.
- У меня есть другое предложение, - Рома вновь улыбается, но глаза у него мертвые. - Отдашь долг в постели.
В голове у меня звенит, когда я бью его наотмашь.
- Да пошел ты! - шиплю, подаваясь вперед. - Как ты смеешь!..
Рома поворачивает голову, на щеке у него расплывается уродливое красное пятно, но... он улыбается! Я вижу, как его глаза светлеют и становятся чуть темнее цвета молодой травы. Улыбка освещает его лицо, делает моложе, и я внезапно понимаю, что она... настоящая. Не та из набора "вежливых, дежурных", которыми он часто посылает на три буквы. А натуральная, идущая от души.
Поразительный человек.
"Он что, проверяет меня на вшивость?" - мелькает в голове мысль, но я не успеваю ее додумать, потому что все еще пылаю от гнева. Меня бесит это улыбчивое красивое лицо напротив, бесит расчетливость Аверьянова. Я чувствую себя пешкой, которую чужая холодная рука поставила на шахматную доску.
Но я не хочу играть по правилам, которых не знаю. Не хочу вообще плясать чужую дудку, потому что привыкла к тому, что пляшут под мою!
- Я... я ничего тебе не должна, понял? - выплевываю ему в лицо. - Если и отчитываться, то перед Доминикой!
- Да, ты права, - лениво тянет Аверьянов. Его взгляд становится томным, вся напряженность, которая владела им ранее, исчезла, словно ее и не было.
- Только вот в чем проблема... - продолжает он.
- Проблема?
- Для тебя, - ухмыляется Рома. - Суть в том, что Доминика - моя невеста, и теперь я решаю, кто и как отдает ей долги.
Меня парализует от его слов. Сердце сковывает льдом.
Больно.
Сжимаю руки в кулаки, глядя в его непостижимые глаза, которые с исследовательским любопытством изучают меня. Хочется выцарапать их, чтобы не смотрели так...
- Бедная Наташка, - выдавливаю из себя, задирая голову и надеясь, что в голосе звучат нотки, хотя бы отдаленно похожие на высокомерные. "Только бы не проявить слабость..."
Он приподнимает бровь, а я продолжаю:
- Она столько мечтает...
- Думай не о ней, а о собственной заднице, которую вскоре придется продать за дорогую сумку, - желчно ухмыляется Аверьянов. Его красивое лицо вновь портит жесткое выражение, а глаза, кажется, сейчас просверлят во мне дырку.
Снова замахиваюсь, чтобы показать этому мерзавцу его место, но он перехватывает мою руку и сжимает ее. Пытаюсь выдернуть ее из крепкого захвата, а когда не получается, глаза заволакивает кровавая пелена. И я взрываюсь:
- Ты ничего не докажешь! Я скажу, что нашла ее в машине! И Доминика поверит, потому что она пьет, как лошадь и часто забывает вещи!
- Что ты говоришь... - вздыхает Рома. - Но вот незадача... - он засовывает руку в карман, и у меня глаза на лоб лезут, когда я вижу телефон в его руке. На дисплее высвечивается значок диктофона.
- Я записываю весь наш разговор.
Подпрыгиваю, пытаясь забрать у него телефон:
- Отдай!
Рома вытягивает руку, чтобы я не достала, смеется и подхватывает меня за талию. Брыкаюсь, чувствуя, как глаза заволакивает черная пелена отчаяния.
Он все-таки меня переиграл.
Сейчас я ненавижу Рому так сильно, что мне любой ценой хочется стереть улыбку с его лица. Поэтому я вцепляюсь зубами ему в грудь, с силой сжимаю плоть через рубашку.
- Кошка бешеная! - взвывает Аверьянов, а я, воспользовавшись моментом, вырываю телефон из его руки и бросаюсь прочь из кухни.
"Бежать, бежать, бежать куда глаза глядят от этого психа".
Когда пробегаю мимо зала, то вижу на диване спящую Доминику.
"Теперь понятно, почему она не пришла на кухню. Опять нажралась..."
Быстрыми резкими движениями надеваю обувь и только собираюсь повернуться, чтобы открыть дверь, как налетевший на меня вихрь сбивает с ног. Я вскрикиваю, но встречи с полом не случается - Рома подхватывает и приколачивает меня к двери своим телом.
Он тяжело дышит, взгляд покрасневших глаз бешено шарит по мне.
- Отпусти, - цежу сквозь зубы.
- Мы еще не договорили!
- Отпусти... Хуже будет!
- Почему ты такая невыносимая, - выдыхает он, будто не слыша меня. - Чертова девка, всю душу мне вымотала!
- Я?!
- Скажи, ну просто ответь, - он прищуривает свои невозможные глаза, - как можно быть такой разной? То ты крутишь передо мной, почти незнакомцем, жопой и кажешься тупой пустышкой, то спасаешь человека на дороге! И когда начинаешь походить на человека, снова опускаешься... - он оглядывает меня суровым взглядом, - в моих глазах!
- Если ты не в курсе, то просвещу! - рычу ему в лицо. - Ни один человек не может быть полностью хорошим или плохим! Ты в инкубаторе что ли вырос, что у тебя весь мир черно-белый?.. И потом... Какого хрена я должна перед тобой постоянно оправдываться? Ты мне никто!
- Как же ты меня бесишь! - рычит, на что я язвительно вскрикиваю:
- Взаимно!
- Зато сейчас ты хотя бы настоящая... Это... - притискивает меня к себе так близко, что мы соприкасаемся телами. Чувствую, как меня обжигает эта нетрезвая близость, проходится разрядом по оголенной коже.
Я размыкаю губы, вдыхая сухой воздух, облизываю их и темно-зеленый, почти чёрный взгляд Ромы прикипает к ним.
-... возбуждает... - хрипло заканчивает он и впивается в мои губы злым подчиняющим поцелуем.
Вначале я брыкаюсь, но после с ужасом понимаю, что сил на сопротивление почти не осталось. Не физических, а моральных. В душе я сдалась, когда позволила телу откликнуться на зовущую искуссную ласку, когда руки сами собой опустились на Ромины плечи и заскользили вверх, по шее, а потом вплелись в каштановую кудрявую шевелюру.
"И правда мягкие", - скользит невесомая, словно облачко, мысль, когда Рома со стоном обнимает меня, принимая безоговорочную капитуляцию.
Его язык скользит во влажность рта, сплетается с моим языком, направляет, подчиняет. Грубость первых прикосновений сменяется томной и жадной распутностью, с которой он овладевает моим ртом. Легко прикусывает нижнюю губу, затем проходится по ней языком - нежно, неспешно.
Ему некуда торопиться. Эту битву он выиграл.
Я задыхаюсь от прикосновений его губ. От рук, которые сжимаются на талии. От его пальцев завтра наверняка останутся синяки, но это ничего, наплевать... Весь мир вокруг застыл нелепым картонным шаблоном как что-то глупое и не настоящее, не стоящее внимания. Все сузилось до сладости стона, сорвавшегося с его губ, до моей чувственности, которая наконец распазнула глаза и проснулась, а теперь наслаждается происходящим.
Я такого никогда не испытывала. Даже наш первый поцелуй кажется бледным подобием по сравнению с происходящим сейчас. "Тогда Рома даже наполовину был не так захвачен всем происходящим..." - мелькает в голове шальная мысль.
Его сердце так быстро колотится, широкая грудь, прижатая к моей груди, бешено вздымается. И меня на какой-то момент сковывает страхом перед этой неумолимой поглощающей все страстью. Кажется будто она отключила Роме разум, и он как Титаник, плывущий навстречу своему айсбергу, с бешеной скоростью несется к своей гибели.
Страх охватывает меня, словно огонь спичку, но быстро гаснет. И я, ведомая Ромой и его безумием, дрожу как осиновый лист на ветру, прижимаюсь к нему и что-то шепчу, когда его поцелуи спускаются ниже, на шею.
Он подхватывает меня под бедра, приподнимает. Я кажусь самой себе маленькой по сравнению с ним. Аверьянов - глыба, нерушимая и несокрушимая, которую мне не под силу сокрушить или уничтожить.
Где-то в комнате тихо стонет пьяная Доминика. И этот звук заставляет меня застыть, вернуться в безжалостную реальность, где я, наплевав на все свои принципы и характер, готова отдаться какому-то мерзавцу около двери.
Рома напрягается, отодвигается от меня, судорожно шарит по мне мутным взглядом, тоже, очевидно, приходя в себя.
Я тону в его зелёных дьявольских глазах. Как иначе можно назвать их? Когда мы сталкиваемся взглядами, я словно попадаюсь на крючок. Дёргает где-то под рёбрами около сердца, не отпускает тянет, тянет... И оторваться невозможно.
Это наваждение, проклятие, благословение... Или все сразу?
- Ты говорил, что я тебя не интересую... - шепчу пересохшими губами. - Или передумал?
Никогда не навязывалась мужчинам. Спрашивать такое - смерти подобно. Но Рома... С ним не работают прежние правила.
- Передумал, - хрипло отвечает он.
Мне бы снова влепить ему пощечину, ответить дерзко, что со своими желаниями он может идти куда подальше, но вместо этого я произношу другое:
- А как же Наташа, Доминика? - высокомерно приподнимаю бровь в попытке поддержать чувство собственного достоинства.
- Одно другому не помеха, - улыбается Рома и гладит меня по щеке. Мутнота уходит из взгляда, он светлеет. Аверьянов окончательно пришел в себя.
Во мне же поднимается горячая волна гнева. Слепящего, затмевающего разум.
- Как интересно ты придумал... - шиплю, а затем впечатываю колено в его пах. Вскрикнув, Рома складывается пополам, на его глазах выступают слезы, а я наклоняюсь к нему и шепчу на ухо:
- Не в этот раз, малыш.
- Беги... - хрипло произносит Аверьянов, поднимая свои глаза - чертовы омуты, и глядя на меня угрожающе. - Беги, пока я не пришел в себя. Хуже будет.
А меня и не надо просить дважды. Обуваюсь, быстро открываю дверь и улепетываю оттуда, раз представилась такая возможность.
На следующий день в универ я прихожу с тяжелым сердцем. Ромы на горизонте не видно, что радует, но я не питаю надежд на то, что он каким-то чудом забудет о случившемся вчера. Мстить будет, как пить дать.
"То, что я работаю здесь, явно не означает, что я любимая дочка какого-нибудь толстосума. Это Рома наверняка понял, раскусив мою ложь. Понял, что я бедна, как церковная крыса. Кроме того, если он видел эту сумку у меня, ему не составит труда сложить дважды два. И понять, куда делась сумка Доминики".
Кидаю на него осторожный взгляд и с ужасом вижу, что его глаза тёмнеют. Румянец на щеках становится ярче, Рома изо всех сил втягивает в себя воздух, его ноздри раздуваются, как у быка, а губы сжимаются в тонкую линию.
Последняя надежда на то, что меня пронесет, испаряется. Он все понял.
Отворачиваюсь от него, желая оказаться за тысячу километров отсюда.
"Может он промолчит? А если даже и скажет ей... У него ведь нет доказательств!"
Впору рассмеяться. Какая же я наивная! Ему не нужны доказательства! Доминика так на него смотрит, что ему и слова хватит! Если в универе я могу рассчитывать на то, что мой авторитетный образ добавляет мне очков против того же ботаника Славика, то история с сумкой и Ромой - совсем другое дело...
Доминика даже слушать меня не станет, и я потеряю работу. Свой единственный заработок, благодаря которому держусь на плаву.
Надо как можно быстрее убираться отсюда. Бросаю быстрый взгляд на часы и кривлюсь. Осталось потерпеть всего полчаса (как же много!), и я свободна. "Конечно это не выход. Рома и без меня может спокойно сообщить Доминике о своём наблюдении. А та просто вызовет наряд ОМОНа... И меня заберут в тюрьму. Конец всему..."
Сквозь панические, наполненные чёрным отчаянием мысли слышу голос Ромы. Он звучит вкрадчиво, ядовито, каждой ноткой приколачивая меня к месту и заставляя покрываться ледяным ознобом:
- Какая у тебя красивая сумка...
"Все, это конец", - несмотря на эти мысли, заставляю себя двигаться. Хватаю поднос, на подкашивающихся ногах делаю один шаг, потом второй, на кухню,
прочь из этого наполненного безумием кошмара. Почему безумием? Потому что я никогда даже подумать не могла о том, что меня раскроют. Я ведь думала, что самая умная. Но, как говорится, на каждую змею есть хищник крупнее.
Остаётся лишь злиться на саму себя, но на это сейчас нет ни сил, ни времени.
Залетаю на кухню, плотно захлопывая за собой дверь. Ставлю поднос на стол, открываю кран, набираю в ладони, сложенные "лодочкой", ледяной воды. Крупная дрожь бьёт все тело, стучат зубы, а перед глазами все плывет. Я ничего не замечаю, погруженная в эмоции.
"Неважно, что скажет Доминика, она пьяна достаточно, чтобы не обратить на моё исчезновение внимания. Надеюсь, что эта богатая курица отвлечет нетрезвого злого Рому, и он тоже забудет обо всем", - проскакивает паническая мыслишка в голове, пока я быстрыми и нервными движениями убираюсь на кухне.
В какой-то момент разворачиваюсь, а затем испуганно вскрикиваю. Салфетка, которой протирала столешницу, выпадает из рук.
В дверях кухни стоит Рома. Привалившись плечом к косяку, складывает руки на груди и смотрит на меня сверху вниз уничтожающим взглядом. Я отвожу взгляд и, быстро метнувшись мимо него, понимаю, что не пройду. Аверьянов загораживает проход и сам надвигается на меня, идет мягким неспешным шагом навстречу, а мне ничего не остается кроме как двигаться назад, в итоге уперевшись поясницей в стол.
- Итак, дорогуша.... - он проходится по мне оценивающим вглядом. - Я много знал про тебя, но это... - он качает головой и ухмыляется криво и зло. Темные, почти черные глаза вызывающе блестят.
- Н-не понимаю, о чем ты говоришь, - сжимаю ледяные руки в кулаки и снова пытаюсь пройти мимо, - мне пора домой...
Но оказываюсь поймана.
- Куда собралась? - Рома тяжело дышит, я отворачиваюсь, ощущая на щеке алкогольные пары, когда он притягивает меня к себе ближе.
- На какие мерзкие поступки ты еще способна? - мурлычет он мне на ухо, а меня от этого сладкого чувственного голоса простреливает острым возбуждением.
"Кажется, я доигралась..."
Прода от 21.10.2022, 13:50
Глава 10.
"Соберись, Адель, соберись!" - проносится в моей голове, пока я судорожно соображаю, что ему ответить. Но глядя в его глаза, в которых плещется злость, на губы, уголки которых искривлены презрением, понимаю - что бы я ни сказала, все без толку. В его глазах я - воровка.
Мне обидно. Да так сильно, что все возбуждение сходит на нет. Я понимаю, что странно обижаться на правду. Но я ничего не могу поделать, обида на Рому растет, и я не хочу с ней бороться.
"Пусть я воровка, но какое он право имеет меня судить? Кто он вообще такой, чтобы читать лекции о порядочности? Сам-то явно не заморачивается, учитывая, сколько у него девчонок!"
И хотя воровство и распутство лежат в совершенно разных весовых категориях,
мне становится легче. Злость придает сил и каким-то странным, неведомым образом успокаивает. Сердце перестает лупить в грудную клетку, я больше не прячу глаза. И спокойно отвечаю:
- Понятия не имею, о чем ты.
- А я думаю, понимаешь, - выплевывает Рома. Ухмылка сползает с его лица, голос становится грубее. - Как собираешься выкручиваться? Ворованная сумка... - он цокает языком и качает головой, - не ожидал я от тебя такого.
Прищурившись, смотрю на него:
- Странно, учитывая твое невысокое обо мне мнение! Чего ты хочешь? Надеть на меня наручники? Этим занимается полиция. Вызови ее и дело с концом! - выплевываю ему в лицо, хотя до смерти боюсь этого.
Мне бы упасть ему в ноги, но я ненавижу умолять. Кроме того, паника рассеялась, и теперь винтики в голове крутятся, пытаясь найти решение проблемы.
- У меня есть другое предложение, - Рома вновь улыбается, но глаза у него мертвые. - Отдашь долг в постели.
В голове у меня звенит, когда я бью его наотмашь.
- Да пошел ты! - шиплю, подаваясь вперед. - Как ты смеешь!..
Рома поворачивает голову, на щеке у него расплывается уродливое красное пятно, но... он улыбается! Я вижу, как его глаза светлеют и становятся чуть темнее цвета молодой травы. Улыбка освещает его лицо, делает моложе, и я внезапно понимаю, что она... настоящая. Не та из набора "вежливых, дежурных", которыми он часто посылает на три буквы. А натуральная, идущая от души.
Поразительный человек.
"Он что, проверяет меня на вшивость?" - мелькает в голове мысль, но я не успеваю ее додумать, потому что все еще пылаю от гнева. Меня бесит это улыбчивое красивое лицо напротив, бесит расчетливость Аверьянова. Я чувствую себя пешкой, которую чужая холодная рука поставила на шахматную доску.
Но я не хочу играть по правилам, которых не знаю. Не хочу вообще плясать чужую дудку, потому что привыкла к тому, что пляшут под мою!
- Я... я ничего тебе не должна, понял? - выплевываю ему в лицо. - Если и отчитываться, то перед Доминикой!
- Да, ты права, - лениво тянет Аверьянов. Его взгляд становится томным, вся напряженность, которая владела им ранее, исчезла, словно ее и не было.
- Только вот в чем проблема... - продолжает он.
- Проблема?
- Для тебя, - ухмыляется Рома. - Суть в том, что Доминика - моя невеста, и теперь я решаю, кто и как отдает ей долги.
Меня парализует от его слов. Сердце сковывает льдом.
Больно.
Сжимаю руки в кулаки, глядя в его непостижимые глаза, которые с исследовательским любопытством изучают меня. Хочется выцарапать их, чтобы не смотрели так...
- Бедная Наташка, - выдавливаю из себя, задирая голову и надеясь, что в голосе звучат нотки, хотя бы отдаленно похожие на высокомерные. "Только бы не проявить слабость..."
Он приподнимает бровь, а я продолжаю:
- Она столько мечтает...
- Думай не о ней, а о собственной заднице, которую вскоре придется продать за дорогую сумку, - желчно ухмыляется Аверьянов. Его красивое лицо вновь портит жесткое выражение, а глаза, кажется, сейчас просверлят во мне дырку.
Снова замахиваюсь, чтобы показать этому мерзавцу его место, но он перехватывает мою руку и сжимает ее. Пытаюсь выдернуть ее из крепкого захвата, а когда не получается, глаза заволакивает кровавая пелена. И я взрываюсь:
- Ты ничего не докажешь! Я скажу, что нашла ее в машине! И Доминика поверит, потому что она пьет, как лошадь и часто забывает вещи!
- Что ты говоришь... - вздыхает Рома. - Но вот незадача... - он засовывает руку в карман, и у меня глаза на лоб лезут, когда я вижу телефон в его руке. На дисплее высвечивается значок диктофона.
- Я записываю весь наш разговор.
Подпрыгиваю, пытаясь забрать у него телефон:
- Отдай!
Рома вытягивает руку, чтобы я не достала, смеется и подхватывает меня за талию. Брыкаюсь, чувствуя, как глаза заволакивает черная пелена отчаяния.
Он все-таки меня переиграл.
Сейчас я ненавижу Рому так сильно, что мне любой ценой хочется стереть улыбку с его лица. Поэтому я вцепляюсь зубами ему в грудь, с силой сжимаю плоть через рубашку.
- Кошка бешеная! - взвывает Аверьянов, а я, воспользовавшись моментом, вырываю телефон из его руки и бросаюсь прочь из кухни.
"Бежать, бежать, бежать куда глаза глядят от этого психа".
Когда пробегаю мимо зала, то вижу на диване спящую Доминику.
"Теперь понятно, почему она не пришла на кухню. Опять нажралась..."
Быстрыми резкими движениями надеваю обувь и только собираюсь повернуться, чтобы открыть дверь, как налетевший на меня вихрь сбивает с ног. Я вскрикиваю, но встречи с полом не случается - Рома подхватывает и приколачивает меня к двери своим телом.
Он тяжело дышит, взгляд покрасневших глаз бешено шарит по мне.
- Отпусти, - цежу сквозь зубы.
- Мы еще не договорили!
- Отпусти... Хуже будет!
- Почему ты такая невыносимая, - выдыхает он, будто не слыша меня. - Чертова девка, всю душу мне вымотала!
- Я?!
- Скажи, ну просто ответь, - он прищуривает свои невозможные глаза, - как можно быть такой разной? То ты крутишь передо мной, почти незнакомцем, жопой и кажешься тупой пустышкой, то спасаешь человека на дороге! И когда начинаешь походить на человека, снова опускаешься... - он оглядывает меня суровым взглядом, - в моих глазах!
- Если ты не в курсе, то просвещу! - рычу ему в лицо. - Ни один человек не может быть полностью хорошим или плохим! Ты в инкубаторе что ли вырос, что у тебя весь мир черно-белый?.. И потом... Какого хрена я должна перед тобой постоянно оправдываться? Ты мне никто!
- Как же ты меня бесишь! - рычит, на что я язвительно вскрикиваю:
- Взаимно!
- Зато сейчас ты хотя бы настоящая... Это... - притискивает меня к себе так близко, что мы соприкасаемся телами. Чувствую, как меня обжигает эта нетрезвая близость, проходится разрядом по оголенной коже.
Я размыкаю губы, вдыхая сухой воздух, облизываю их и темно-зеленый, почти чёрный взгляд Ромы прикипает к ним.
-... возбуждает... - хрипло заканчивает он и впивается в мои губы злым подчиняющим поцелуем.
Прода от 26.10.2022, 15:08
Вначале я брыкаюсь, но после с ужасом понимаю, что сил на сопротивление почти не осталось. Не физических, а моральных. В душе я сдалась, когда позволила телу откликнуться на зовущую искуссную ласку, когда руки сами собой опустились на Ромины плечи и заскользили вверх, по шее, а потом вплелись в каштановую кудрявую шевелюру.
"И правда мягкие", - скользит невесомая, словно облачко, мысль, когда Рома со стоном обнимает меня, принимая безоговорочную капитуляцию.
Его язык скользит во влажность рта, сплетается с моим языком, направляет, подчиняет. Грубость первых прикосновений сменяется томной и жадной распутностью, с которой он овладевает моим ртом. Легко прикусывает нижнюю губу, затем проходится по ней языком - нежно, неспешно.
Ему некуда торопиться. Эту битву он выиграл.
Я задыхаюсь от прикосновений его губ. От рук, которые сжимаются на талии. От его пальцев завтра наверняка останутся синяки, но это ничего, наплевать... Весь мир вокруг застыл нелепым картонным шаблоном как что-то глупое и не настоящее, не стоящее внимания. Все сузилось до сладости стона, сорвавшегося с его губ, до моей чувственности, которая наконец распазнула глаза и проснулась, а теперь наслаждается происходящим.
Я такого никогда не испытывала. Даже наш первый поцелуй кажется бледным подобием по сравнению с происходящим сейчас. "Тогда Рома даже наполовину был не так захвачен всем происходящим..." - мелькает в голове шальная мысль.
Его сердце так быстро колотится, широкая грудь, прижатая к моей груди, бешено вздымается. И меня на какой-то момент сковывает страхом перед этой неумолимой поглощающей все страстью. Кажется будто она отключила Роме разум, и он как Титаник, плывущий навстречу своему айсбергу, с бешеной скоростью несется к своей гибели.
Страх охватывает меня, словно огонь спичку, но быстро гаснет. И я, ведомая Ромой и его безумием, дрожу как осиновый лист на ветру, прижимаюсь к нему и что-то шепчу, когда его поцелуи спускаются ниже, на шею.
Он подхватывает меня под бедра, приподнимает. Я кажусь самой себе маленькой по сравнению с ним. Аверьянов - глыба, нерушимая и несокрушимая, которую мне не под силу сокрушить или уничтожить.
Где-то в комнате тихо стонет пьяная Доминика. И этот звук заставляет меня застыть, вернуться в безжалостную реальность, где я, наплевав на все свои принципы и характер, готова отдаться какому-то мерзавцу около двери.
Рома напрягается, отодвигается от меня, судорожно шарит по мне мутным взглядом, тоже, очевидно, приходя в себя.
Я тону в его зелёных дьявольских глазах. Как иначе можно назвать их? Когда мы сталкиваемся взглядами, я словно попадаюсь на крючок. Дёргает где-то под рёбрами около сердца, не отпускает тянет, тянет... И оторваться невозможно.
Это наваждение, проклятие, благословение... Или все сразу?
- Ты говорил, что я тебя не интересую... - шепчу пересохшими губами. - Или передумал?
Никогда не навязывалась мужчинам. Спрашивать такое - смерти подобно. Но Рома... С ним не работают прежние правила.
- Передумал, - хрипло отвечает он.
Мне бы снова влепить ему пощечину, ответить дерзко, что со своими желаниями он может идти куда подальше, но вместо этого я произношу другое:
- А как же Наташа, Доминика? - высокомерно приподнимаю бровь в попытке поддержать чувство собственного достоинства.
- Одно другому не помеха, - улыбается Рома и гладит меня по щеке. Мутнота уходит из взгляда, он светлеет. Аверьянов окончательно пришел в себя.
Во мне же поднимается горячая волна гнева. Слепящего, затмевающего разум.
- Как интересно ты придумал... - шиплю, а затем впечатываю колено в его пах. Вскрикнув, Рома складывается пополам, на его глазах выступают слезы, а я наклоняюсь к нему и шепчу на ухо:
- Не в этот раз, малыш.
- Беги... - хрипло произносит Аверьянов, поднимая свои глаза - чертовы омуты, и глядя на меня угрожающе. - Беги, пока я не пришел в себя. Хуже будет.
А меня и не надо просить дважды. Обуваюсь, быстро открываю дверь и улепетываю оттуда, раз представилась такая возможность.
***
На следующий день в универ я прихожу с тяжелым сердцем. Ромы на горизонте не видно, что радует, но я не питаю надежд на то, что он каким-то чудом забудет о случившемся вчера. Мстить будет, как пить дать.
