— Лечуза... или ла мухэр-лечуза... — прокомментировала видео Нинка.
— Женщина-сова, — кивнула я. — Или ведьма-сова, кому как больше нравится. Опасная тварь, мстительный дух ведьмы. Некоторые называют ее мексиканской баньши. Только как она к нам попала? Она же южноамериканская.
— Завезли… случайно, — пожала плечами Нина. — А может, не случайно. Вы бы знали, каких только тварей не заказывают черные коллекционеры. И каждый год одно и то же: то защита не сработала, и «ручной» кладбищенский гуль хозяину горло перегрыз, то нежить владельца перехитрила, зачаровала и вырвалась на свободу. В общем, вы меня поняли. Раз Дракулья упомянула о злых призраках в Абрамцево, то, скорее всего, они там есть.
Снился дурацкий сон, будто бы в вестибюле Следственки построен лабиринт, и всем сотрудникам, чтобы попасть внутрь, нужно его преодолеть. И лабиринт-то почему-то не офисный, с пластиковыми стенками и тупиками в пожарных выходах, а самый что ни на есть природный, с осыпавшейся землей, узкими ходами, а то и щелями.
Где-то торчат из глины деревянные ступеньки и камни, а где-то провалы в самую глубь земли уходят. И все почему-то дружно лезут в лабиринт и лезут, никто не ропщет. Коллеги, подхватив портфели, кто-то в форме, с сосредоточенными лицами взбираются по насыпям, сползают, цепляются за корни. Дежурный строго следит, чтобы никто не халутрил. И я карабкаюсь, но почему-то лишь я ведаю, что некоторые нагромождения скрывают в себе не только древесные корни, но и могилы...
Проснулась с ощущением душной тяжести, как будто и впрямь под землей побывала. Привычно подышала, чтобы быстрее сознание вернулось в реальность и не подхватило ничего инородного, чужого в подсознании: вдох-вдох-вдох – выдох.
Посмотрела на часы. Полседьмого утра, время, когда Нинка на работу собирается. Но сестра безмятежно спала. Телефон ее мигнул и показал, что просроченных будильников не было.
— Эй, спящая царевна, — на всякий случай тихо позвала я, присев перед кроватью сестры на корточки. — Тебе на работу сегодня не надо?
Светлые ресницы дрогнули.
— Левецкий… Дмитрий как его… племянник… Маргарита Андреевна договорилась с экскурсионным бюро, — просипела Нинка, не открывая глаз. — До субботы экскурсий не будет. Я посплю, ладно? Тимона покормишь? Он привык… скулит вон. Кашу свари с косточками… бульон еще вчерашний…
— Спи, конечно. Покормлю Тимона и прогуляюсь с ним к реке. Отнесу гостинцев водяницам.
— Осторожна... будь, — пробормотала сестра, снова засыпая.
Буду. Куда ж я денусь.
Вывалила на покрывало детскую свою коробочку с безделушками, отобрала серег, подвесок и браслетиков, один даже ножной, с колокольчиками. Русалки тоже иногда на берег выходят, хвосты у них не круглый год.
Серьги. Крупные кольца, не помню, с какого такого перепугу купила, не мой стиль вообще, хотя…
А это... это кольцо. Серебро и цитрин… красивое… камень не ограненный, а натуральный. Давно хотела его выкинуть. И выкину. Но вместо того, чтобы отложить колечко в сторону, я бросила его в кучу безделушек, предназначенных для водяниц. Не понравится – скажут. Чтобы русалок понимать, не обязательно поперечными диалектами владеть.
А я владею, пусть несколькими всего, но мне хватает. Зубрила от скуки в своем архиве, вернее, вспоминала, чего нахваталась в детстве, и восстанавливала уже с академическим подходом, по книгам и подкастам.
Нас с Нинкой языкам водяной учил, который у Левецких в пруду живет. Старый, недобрый. Чужих людей не любит. Уж сколько Маргарита Андреевна его уговаривала время от времени экскурсантам показываться, так он ни в какую.
А нас, мелких, он почему-то привечал. Может, потому, что мы ему рыбу ловили на старой сажалке... чай готовили на мангале. Чувствовали себя очень нужными… полезными… Нравилось нам это все. Казалось игрой.
Игра игрой, однако знания, полученные от водяного, позже пригодились. Как раз тот балл недостающий дали при поступлении. И на курсе я потом лучше всех Словеса сдала.
Но, работая в Архиве, начала их забывать. Тренировала сама, не уверенная в произношении и интонациях, которые, как известно, в словесах не на последнем месте по важности. И причерки все эти… с ними было хуже всего. Мало кто из онлайн учителей в них углублялся. Говорить научились? Дорогу к жилью, если заблудились, узнать сможете? Вот и достаточно.
Почему-то вспомнилось, как водяной расспрашивал меня о моих снах. Но это было уже перед самым отъездом в университет. Тогда меня только на то и хватало, чтобы притащиться к пруду и пасть на песок морской звездой. Лежать, разглядывая облака, думать... Да вот только о поступлении и новой, несомненно удивительной жизни, ждущей меня с нетерпением впереди, и думалось. Тяжело мне эти экзамены дались. Но хуже всего был тест на магические способности, пришлось тогда помучиться.
Водяному я отвечала лениво. А он все спрашивал и спрашивал…
Как он там? Проведать бы.
Кучка даров получилось немаленькая. Рука вдруг нащупала теплый кусочек дерева на дне шкатулки. Ыжбал. То ли солнышко, то ли ромашка с тонкими лепестками. И как он сюда попал? Авдотья ничего не сказала, не искала пропажу, хотя должна была недосчитаться детали. Почему-то потянуло надеть ыжбал как талисман. И шнурок под руку попался, замшевый, красивого оттенка индиго. Поношу, покрасуюсь… потом верну.
Варьку пришлось ждать долго. Уже и солнце высоко поднялось, и припекать стало. Довольный Тимон рыскал по округе, появляясь и исчезая.
Меня потянуло в сон, и в этот раз в нем не было лабиринтов, а был только луг... Навий луг... на который тоже лучше без особо нужды не соваться, но опасности во сне я от него не чуяла. Шла, водя рукой по высоким травам, щурилась от слепящего солнца…
Проснулась от тявканья Тимона. Русалка смотрела на меня из воды, высунувшись по нос.
Увидела, что ее заметили, и подплыла ближе. Опасливо покосилась на Тимона, тот было снова тявкнул, но потом, по обыкновению, сохраняя видимость собачьего достоинства, трусцой отбежал к деревьями. Нежить. Тимон не боится, просто… не одобряет.
— Я твое покрывало на сучок повесила, — гордо отчиталась Варька. — Над водой, чтобы никто не прибрал.
— Спасибо, — поблагодарила я водную деву. — А я с гостинцами.
Колечко с цитрином Варька заметила сразу. Хищно выхватила его из кучки разложенных на покрывале украшений.
— Красивое, — протянула водная дева, вертя кольцо в перепончатых пальчиках. — И силой от него тянет.
— Силой? — удивилась я.
Бочаров магом не был вот ни разу. Следак из него получился отличный: скрупулезный, занудливый — такие как раз лучше всех дела и раскрывают. Но чтобы в магию... Да он терпеть все это не мог. Разве что пару раз интересовался, как это, «ведать» – что я чувствую, как переношу вещие сны. А узнав, что чего-то необычного в этом мало, работа как работа, потерял интерес к теме.
— Сила есть, любви нет, — сказала Варька, с любовью поглаживая корявенький цитрин в медной проволоке.
— Вот об этом можешь мне не рассказывать, о любви, — фыркнула я. — Сама знаю, что ни на грош.
— От тебя любви нет! Только сила, — отрезала водяница и вдруг отрывисто пропела, глядя с упреком: — Холодное сердце у моей девчонки, смотрю в ее глаза тоскливо, обреченно.
Я даже рассмеялась. Все девушки одинаковые – любят слушать моднячок, и эта, хоть и в чешуе, где-то подцепила на ухо песенку. Вот только песенке той лет семь, отлично помню, как мы под нее в школе на дискотеке отплясывали. И исполнителя помню. Рэпер Степан, модный в то время, да и сейчас вроде иногда в топах мелькает.
Слова подзабылись, остались в голове только мотивчик и отдельные рифмы. Спросила у Вари, та отмахнулась: где-то слышала, когда-то... от кого-то...
Украшений водяница забрала, сколько на ней поместилось. На покрывале осталась кучка браслетов и цепочек. Тимон внимательно их обнюхал и лег в сторонке.
Русалки, как сороки, любят все яркое, блестящее. Но эта отбраковала и сдвинула в сторону пластик и дешевенькое стекло, которые водяницы ценили за стойкость, – выбрала то, что я сама бы себе оставила, не желай я расхламить нынешнюю свою жизнь от прежней: медь с патиной на кожаных завязках, гладкое африканское дерево, бусы и ножную нить из рудракши(*).
(*рудракша – плоды дерева рудракши, считаются лечебными и мистическими в восточной культуре)
— Металл в воде долго не продержится, — предупредила я.
Варька дернула плечом, завороженно перебирая богатство. Глядя на нее, я почувствовала, как со скрипом закрутились в голове ржавые мои «мозговые колесики». Так я обычно решала загадки – впадая в состояние без единой мысли, но с образами… схемами и формулами… Песня семилетней давности, украшения эти на специфический вкус…
Нет. Влезать я в это не буду. Пусть Варей занимаются соответствующие органы, к числу которых я уже не принадлежу. Мне бы кто помог.
— Димочка! — Маргарита Сергеевна шла по дорожке, распахнув объятия. Заключила в них племянника, отвесила шутливый подзатыльник: — На божьих коровках добирались? Что так долго? Я же переживаю! Илюшенька, приехал! — Илье тоже досталось… за ухо. — А остальные хлопцы где?
— Здрастьте, теть Рит. Колька у Кости остался, — отчитался Илья. — На ужин придут. А у вас тут наш оператор не берет. Остались без связи. И пешком шли. Хотели прогуляться.
— Да уж я вижу, — покачала головой тетя Рита. — Сопрели совсем на жаре. Непривычные, небось. Кто ж по такому зною гуляет? Дуйте в летний душ, я пока поесть накрою.
— А Анфиса где? — спросил Димка, роняя на пол сумку, которая с каждым километром становилась все тяжелее. К концу пути приятели шутили, что вмятины от ручек останутся на их плечах навсегда.
— В магазин послала, за выпечкой. Сейчас будет. Я же знаю, как вы пирожки любите.
— Знаменитые толстолюбовские пирожки, — Димка одобрительно облизнулся, оглядываясь.
А вот Илья про такое не помнил – давно здесь был.
Холл встретил прохладой и солнечными пятнами на золотистом паркете. Наверху, где-то на балках, ворковали вездесущие домовушки, хранители покоя, – мелкая нечисть величиной с пташку и на птиц же похожая. Вот и первая встреча с Поперечьем, не считая русалок.
Домовушки считались индикатором здоровья жилья. Много развелось – пора кому-то съезжать, обзаводиться собственным гнездом, прихватив с собой родовых хранителей. Мало стало – в доме поселились болезнь или плохие мысли.
Илья почувствовал давно забытый запах, невероятную смесь теплого дерева, сухой травы и яблок... Сплошной дофамин, предвкушение... Детское, наверное. Будут прогулки, прохладная речная вода и горячий песок, теплые, как топленое молоко, томные вечера с чаепитием на веранде. Стоит ли Илье из такой-то благости уходить в лес, в старую заимку? Налаживать простейший быт, заново изучать лес и окрестности?
Стоит. Здесь Илье поработать не дадут, при всем уважении к Димке и его родне. И к бесшумным помощникам по хозяйству, называть которых «прислугой» нынче считалось невежливым. Вот уже и сумки исчезли. Скорее всего, ждут гостей наверху, по комнатам.
— Кондиционеры так и не поставили? — осведомился Димка, впрочем, не в упрек, а скорее, с одобрением.
— А зачем? — Маргарита Сергеевна пожала плечами. — Водяной у нас есть, как и прежде. Насылает прохладу, вечерами в спальнях даже зябко. Я вам одеяло дам, овчинные. Анфиса под таким и летом и зимой спит.
— Теть Рит, — Илья, как и в детстве, испытывал перед Маргаритой Сергеевной легкую робость. — Я ведь только поужинаю – и к себе, в коттедж.
— К себе, это в развалюху лесную? Коттедж… скажешь тоже. Илюша, ты вроде уже не на практике после университета. Изучать Поперечье, вживаясь в него… хм… в прямом смысле, тебе уже не надо, полагаю. И вот это... в Робинзона Крузо играть... зачем?
— Кровь тянет... вдольская, — неуклюже попытался оправдаться Илья. Нашел кого обманывать.
— А, ну разве что кровь, — понимающе протянула тетя Рита.
— Ну… да. Только с егерем договорюсь. Я ему звонил, но связь оборвалась на середине разговора. Он что-то сказать хотел, не успел.
— Знаю я, что он хотел сказать, — фыркнула Левецкая. — У тебя в коттедже Пятница завелся, ждет своего Робинзона.
— Пятница? — безмерно удивился Огненский. — А, это в смысле... поселился там кто-то?
— Ну да, — хитро улыбнулась тетя Рита. — Помощничек тебе будет.
Домой я пошла вдоль реки, по козьей тропке. В Андреевке много кто держал коз. И сыроварня имелась, сыроделов Красиных, как раз на козьем сыре специализирующихся.
Я даже в Великом Новгороде этот сыр покупала. Прямо на слезу пробило, когда увидела с детства знакомую наклейку. Коза на ней выглядела на редкость вреднючей. Не знаю, кто там делал дизайн, но художнику удалось одной картинкой отобразить коллективный образ Андреевских коз.
Выйдя к мосту, я не удивилась, когда заметила на окультуренном приречным руководством пляжике у запруды целое нашествие мальчишек. А когда еще открывать купальный сезон, как не в солнечные жаркие деньки перевалившего за вторую половину лета?
Конечно, местная ребятня сделала это гораздо раньше, на мелкой Краюшке, вдоль которой я как раз вышла к началу деревни, и купалась чуть ли не с конца мая, но к Вележе даже в моем детстве у местных всегда было особое отношение. Она не пахла тиной, не заболачивалась, не зарастала роголистником вдоль берегов, и в ее верхах не было ни одного вредного производства.
В мелкой запруде Вележа прогревалась до теплого бульона. Мальчишки бы, конечно, и в саму реку полезли, если бы не омуты и русалки.
У моста у водяниц как раз было самое тусовочное место. Сюда часто приводили туристов, уже предупрежденных, на радость местным рукодельницам накупивших грошовые украшения на ярмарке в Банниках. Здесь велись переговоры. Когда еще вдольские князья заглядывали почаще – то с ними, но нынче больше с егерем, старостой или главой Приречной администрации. А еще у моста имелись самые глубокие омуты, и что в них творилось, было одному поперечному народу известно.
Я постояла на мосту, ностальгически наблюдая, как ребятня плещутся в запруде. Глава Приречья Борис Ефимыч обещался возвести рядом с пляжем спортивную площадку, но деньги на нее как-то не дошли – то ли в бюджете застряли, то ли не смогли прорваться через карман самого Бориса Ефимовича. Представляю, как он встретит вдольских княжичей – с протянутой рукой, не иначе, отчитываться за площадку-то нужно, а ее нет.
Такое у нас часто бывало. В Банниках вон даже умудрились набережную на бумаге провести. Мол, облагородили брега Помежи. Гравия подсыпали – вот и вся набережная.
На мосту я столкнулась с Кариной и ее родственницей. Не удивилась. Судя по неизменной пляжной сумке с торчащим из нее бамбуковым ковриком, пухлая тетенька неплохо знала местность и запланировала себе полноценный летний отдых. Мы поздоровались, Карина что-то буркнула. На редкость невежливый ребенок.
Когда я перешла на другую сторону Вележи и оглянулась, семейство уже устраивалось на берегу. Карина недовольно ковыряла сандалеткой песок. Видимо, планы у нее были другие. Уж не точно в лягушатнике бултыхаться с мелкой пацанвой, на которую девочка косилась с легким презрением.
В кармане у меня зажужжал телефон. Я здесь вообще о нём забыла и отвыкла от постоянного зависания в соцсетях и мессенджерах.
— Женщина-сова, — кивнула я. — Или ведьма-сова, кому как больше нравится. Опасная тварь, мстительный дух ведьмы. Некоторые называют ее мексиканской баньши. Только как она к нам попала? Она же южноамериканская.
— Завезли… случайно, — пожала плечами Нина. — А может, не случайно. Вы бы знали, каких только тварей не заказывают черные коллекционеры. И каждый год одно и то же: то защита не сработала, и «ручной» кладбищенский гуль хозяину горло перегрыз, то нежить владельца перехитрила, зачаровала и вырвалась на свободу. В общем, вы меня поняли. Раз Дракулья упомянула о злых призраках в Абрамцево, то, скорее всего, они там есть.
Глава 4.1
Снился дурацкий сон, будто бы в вестибюле Следственки построен лабиринт, и всем сотрудникам, чтобы попасть внутрь, нужно его преодолеть. И лабиринт-то почему-то не офисный, с пластиковыми стенками и тупиками в пожарных выходах, а самый что ни на есть природный, с осыпавшейся землей, узкими ходами, а то и щелями.
Где-то торчат из глины деревянные ступеньки и камни, а где-то провалы в самую глубь земли уходят. И все почему-то дружно лезут в лабиринт и лезут, никто не ропщет. Коллеги, подхватив портфели, кто-то в форме, с сосредоточенными лицами взбираются по насыпям, сползают, цепляются за корни. Дежурный строго следит, чтобы никто не халутрил. И я карабкаюсь, но почему-то лишь я ведаю, что некоторые нагромождения скрывают в себе не только древесные корни, но и могилы...
Проснулась с ощущением душной тяжести, как будто и впрямь под землей побывала. Привычно подышала, чтобы быстрее сознание вернулось в реальность и не подхватило ничего инородного, чужого в подсознании: вдох-вдох-вдох – выдох.
Посмотрела на часы. Полседьмого утра, время, когда Нинка на работу собирается. Но сестра безмятежно спала. Телефон ее мигнул и показал, что просроченных будильников не было.
— Эй, спящая царевна, — на всякий случай тихо позвала я, присев перед кроватью сестры на корточки. — Тебе на работу сегодня не надо?
Светлые ресницы дрогнули.
— Левецкий… Дмитрий как его… племянник… Маргарита Андреевна договорилась с экскурсионным бюро, — просипела Нинка, не открывая глаз. — До субботы экскурсий не будет. Я посплю, ладно? Тимона покормишь? Он привык… скулит вон. Кашу свари с косточками… бульон еще вчерашний…
— Спи, конечно. Покормлю Тимона и прогуляюсь с ним к реке. Отнесу гостинцев водяницам.
— Осторожна... будь, — пробормотала сестра, снова засыпая.
Буду. Куда ж я денусь.
Вывалила на покрывало детскую свою коробочку с безделушками, отобрала серег, подвесок и браслетиков, один даже ножной, с колокольчиками. Русалки тоже иногда на берег выходят, хвосты у них не круглый год.
Серьги. Крупные кольца, не помню, с какого такого перепугу купила, не мой стиль вообще, хотя…
А это... это кольцо. Серебро и цитрин… красивое… камень не ограненный, а натуральный. Давно хотела его выкинуть. И выкину. Но вместо того, чтобы отложить колечко в сторону, я бросила его в кучу безделушек, предназначенных для водяниц. Не понравится – скажут. Чтобы русалок понимать, не обязательно поперечными диалектами владеть.
А я владею, пусть несколькими всего, но мне хватает. Зубрила от скуки в своем архиве, вернее, вспоминала, чего нахваталась в детстве, и восстанавливала уже с академическим подходом, по книгам и подкастам.
Нас с Нинкой языкам водяной учил, который у Левецких в пруду живет. Старый, недобрый. Чужих людей не любит. Уж сколько Маргарита Андреевна его уговаривала время от времени экскурсантам показываться, так он ни в какую.
А нас, мелких, он почему-то привечал. Может, потому, что мы ему рыбу ловили на старой сажалке... чай готовили на мангале. Чувствовали себя очень нужными… полезными… Нравилось нам это все. Казалось игрой.
Игра игрой, однако знания, полученные от водяного, позже пригодились. Как раз тот балл недостающий дали при поступлении. И на курсе я потом лучше всех Словеса сдала.
Но, работая в Архиве, начала их забывать. Тренировала сама, не уверенная в произношении и интонациях, которые, как известно, в словесах не на последнем месте по важности. И причерки все эти… с ними было хуже всего. Мало кто из онлайн учителей в них углублялся. Говорить научились? Дорогу к жилью, если заблудились, узнать сможете? Вот и достаточно.
Почему-то вспомнилось, как водяной расспрашивал меня о моих снах. Но это было уже перед самым отъездом в университет. Тогда меня только на то и хватало, чтобы притащиться к пруду и пасть на песок морской звездой. Лежать, разглядывая облака, думать... Да вот только о поступлении и новой, несомненно удивительной жизни, ждущей меня с нетерпением впереди, и думалось. Тяжело мне эти экзамены дались. Но хуже всего был тест на магические способности, пришлось тогда помучиться.
Водяному я отвечала лениво. А он все спрашивал и спрашивал…
Как он там? Проведать бы.
Кучка даров получилось немаленькая. Рука вдруг нащупала теплый кусочек дерева на дне шкатулки. Ыжбал. То ли солнышко, то ли ромашка с тонкими лепестками. И как он сюда попал? Авдотья ничего не сказала, не искала пропажу, хотя должна была недосчитаться детали. Почему-то потянуло надеть ыжбал как талисман. И шнурок под руку попался, замшевый, красивого оттенка индиго. Поношу, покрасуюсь… потом верну.
Варьку пришлось ждать долго. Уже и солнце высоко поднялось, и припекать стало. Довольный Тимон рыскал по округе, появляясь и исчезая.
Меня потянуло в сон, и в этот раз в нем не было лабиринтов, а был только луг... Навий луг... на который тоже лучше без особо нужды не соваться, но опасности во сне я от него не чуяла. Шла, водя рукой по высоким травам, щурилась от слепящего солнца…
Проснулась от тявканья Тимона. Русалка смотрела на меня из воды, высунувшись по нос.
Увидела, что ее заметили, и подплыла ближе. Опасливо покосилась на Тимона, тот было снова тявкнул, но потом, по обыкновению, сохраняя видимость собачьего достоинства, трусцой отбежал к деревьями. Нежить. Тимон не боится, просто… не одобряет.
— Я твое покрывало на сучок повесила, — гордо отчиталась Варька. — Над водой, чтобы никто не прибрал.
— Спасибо, — поблагодарила я водную деву. — А я с гостинцами.
Глава 4.2
Колечко с цитрином Варька заметила сразу. Хищно выхватила его из кучки разложенных на покрывале украшений.
— Красивое, — протянула водная дева, вертя кольцо в перепончатых пальчиках. — И силой от него тянет.
— Силой? — удивилась я.
Бочаров магом не был вот ни разу. Следак из него получился отличный: скрупулезный, занудливый — такие как раз лучше всех дела и раскрывают. Но чтобы в магию... Да он терпеть все это не мог. Разве что пару раз интересовался, как это, «ведать» – что я чувствую, как переношу вещие сны. А узнав, что чего-то необычного в этом мало, работа как работа, потерял интерес к теме.
— Сила есть, любви нет, — сказала Варька, с любовью поглаживая корявенький цитрин в медной проволоке.
— Вот об этом можешь мне не рассказывать, о любви, — фыркнула я. — Сама знаю, что ни на грош.
— От тебя любви нет! Только сила, — отрезала водяница и вдруг отрывисто пропела, глядя с упреком: — Холодное сердце у моей девчонки, смотрю в ее глаза тоскливо, обреченно.
Я даже рассмеялась. Все девушки одинаковые – любят слушать моднячок, и эта, хоть и в чешуе, где-то подцепила на ухо песенку. Вот только песенке той лет семь, отлично помню, как мы под нее в школе на дискотеке отплясывали. И исполнителя помню. Рэпер Степан, модный в то время, да и сейчас вроде иногда в топах мелькает.
Слова подзабылись, остались в голове только мотивчик и отдельные рифмы. Спросила у Вари, та отмахнулась: где-то слышала, когда-то... от кого-то...
Украшений водяница забрала, сколько на ней поместилось. На покрывале осталась кучка браслетов и цепочек. Тимон внимательно их обнюхал и лег в сторонке.
Русалки, как сороки, любят все яркое, блестящее. Но эта отбраковала и сдвинула в сторону пластик и дешевенькое стекло, которые водяницы ценили за стойкость, – выбрала то, что я сама бы себе оставила, не желай я расхламить нынешнюю свою жизнь от прежней: медь с патиной на кожаных завязках, гладкое африканское дерево, бусы и ножную нить из рудракши(*).
(*рудракша – плоды дерева рудракши, считаются лечебными и мистическими в восточной культуре)
— Металл в воде долго не продержится, — предупредила я.
Варька дернула плечом, завороженно перебирая богатство. Глядя на нее, я почувствовала, как со скрипом закрутились в голове ржавые мои «мозговые колесики». Так я обычно решала загадки – впадая в состояние без единой мысли, но с образами… схемами и формулами… Песня семилетней давности, украшения эти на специфический вкус…
Нет. Влезать я в это не буду. Пусть Варей занимаются соответствующие органы, к числу которых я уже не принадлежу. Мне бы кто помог.
Глава 5
— Димочка! — Маргарита Сергеевна шла по дорожке, распахнув объятия. Заключила в них племянника, отвесила шутливый подзатыльник: — На божьих коровках добирались? Что так долго? Я же переживаю! Илюшенька, приехал! — Илье тоже досталось… за ухо. — А остальные хлопцы где?
— Здрастьте, теть Рит. Колька у Кости остался, — отчитался Илья. — На ужин придут. А у вас тут наш оператор не берет. Остались без связи. И пешком шли. Хотели прогуляться.
— Да уж я вижу, — покачала головой тетя Рита. — Сопрели совсем на жаре. Непривычные, небось. Кто ж по такому зною гуляет? Дуйте в летний душ, я пока поесть накрою.
— А Анфиса где? — спросил Димка, роняя на пол сумку, которая с каждым километром становилась все тяжелее. К концу пути приятели шутили, что вмятины от ручек останутся на их плечах навсегда.
— В магазин послала, за выпечкой. Сейчас будет. Я же знаю, как вы пирожки любите.
— Знаменитые толстолюбовские пирожки, — Димка одобрительно облизнулся, оглядываясь.
А вот Илья про такое не помнил – давно здесь был.
Холл встретил прохладой и солнечными пятнами на золотистом паркете. Наверху, где-то на балках, ворковали вездесущие домовушки, хранители покоя, – мелкая нечисть величиной с пташку и на птиц же похожая. Вот и первая встреча с Поперечьем, не считая русалок.
Домовушки считались индикатором здоровья жилья. Много развелось – пора кому-то съезжать, обзаводиться собственным гнездом, прихватив с собой родовых хранителей. Мало стало – в доме поселились болезнь или плохие мысли.
Илья почувствовал давно забытый запах, невероятную смесь теплого дерева, сухой травы и яблок... Сплошной дофамин, предвкушение... Детское, наверное. Будут прогулки, прохладная речная вода и горячий песок, теплые, как топленое молоко, томные вечера с чаепитием на веранде. Стоит ли Илье из такой-то благости уходить в лес, в старую заимку? Налаживать простейший быт, заново изучать лес и окрестности?
Стоит. Здесь Илье поработать не дадут, при всем уважении к Димке и его родне. И к бесшумным помощникам по хозяйству, называть которых «прислугой» нынче считалось невежливым. Вот уже и сумки исчезли. Скорее всего, ждут гостей наверху, по комнатам.
— Кондиционеры так и не поставили? — осведомился Димка, впрочем, не в упрек, а скорее, с одобрением.
— А зачем? — Маргарита Сергеевна пожала плечами. — Водяной у нас есть, как и прежде. Насылает прохладу, вечерами в спальнях даже зябко. Я вам одеяло дам, овчинные. Анфиса под таким и летом и зимой спит.
— Теть Рит, — Илья, как и в детстве, испытывал перед Маргаритой Сергеевной легкую робость. — Я ведь только поужинаю – и к себе, в коттедж.
— К себе, это в развалюху лесную? Коттедж… скажешь тоже. Илюша, ты вроде уже не на практике после университета. Изучать Поперечье, вживаясь в него… хм… в прямом смысле, тебе уже не надо, полагаю. И вот это... в Робинзона Крузо играть... зачем?
— Кровь тянет... вдольская, — неуклюже попытался оправдаться Илья. Нашел кого обманывать.
— А, ну разве что кровь, — понимающе протянула тетя Рита.
— Ну… да. Только с егерем договорюсь. Я ему звонил, но связь оборвалась на середине разговора. Он что-то сказать хотел, не успел.
— Знаю я, что он хотел сказать, — фыркнула Левецкая. — У тебя в коттедже Пятница завелся, ждет своего Робинзона.
— Пятница? — безмерно удивился Огненский. — А, это в смысле... поселился там кто-то?
— Ну да, — хитро улыбнулась тетя Рита. — Помощничек тебе будет.
Глава 5.1
***
Домой я пошла вдоль реки, по козьей тропке. В Андреевке много кто держал коз. И сыроварня имелась, сыроделов Красиных, как раз на козьем сыре специализирующихся.
Я даже в Великом Новгороде этот сыр покупала. Прямо на слезу пробило, когда увидела с детства знакомую наклейку. Коза на ней выглядела на редкость вреднючей. Не знаю, кто там делал дизайн, но художнику удалось одной картинкой отобразить коллективный образ Андреевских коз.
Выйдя к мосту, я не удивилась, когда заметила на окультуренном приречным руководством пляжике у запруды целое нашествие мальчишек. А когда еще открывать купальный сезон, как не в солнечные жаркие деньки перевалившего за вторую половину лета?
Конечно, местная ребятня сделала это гораздо раньше, на мелкой Краюшке, вдоль которой я как раз вышла к началу деревни, и купалась чуть ли не с конца мая, но к Вележе даже в моем детстве у местных всегда было особое отношение. Она не пахла тиной, не заболачивалась, не зарастала роголистником вдоль берегов, и в ее верхах не было ни одного вредного производства.
В мелкой запруде Вележа прогревалась до теплого бульона. Мальчишки бы, конечно, и в саму реку полезли, если бы не омуты и русалки.
У моста у водяниц как раз было самое тусовочное место. Сюда часто приводили туристов, уже предупрежденных, на радость местным рукодельницам накупивших грошовые украшения на ярмарке в Банниках. Здесь велись переговоры. Когда еще вдольские князья заглядывали почаще – то с ними, но нынче больше с егерем, старостой или главой Приречной администрации. А еще у моста имелись самые глубокие омуты, и что в них творилось, было одному поперечному народу известно.
Я постояла на мосту, ностальгически наблюдая, как ребятня плещутся в запруде. Глава Приречья Борис Ефимыч обещался возвести рядом с пляжем спортивную площадку, но деньги на нее как-то не дошли – то ли в бюджете застряли, то ли не смогли прорваться через карман самого Бориса Ефимовича. Представляю, как он встретит вдольских княжичей – с протянутой рукой, не иначе, отчитываться за площадку-то нужно, а ее нет.
Такое у нас часто бывало. В Банниках вон даже умудрились набережную на бумаге провести. Мол, облагородили брега Помежи. Гравия подсыпали – вот и вся набережная.
На мосту я столкнулась с Кариной и ее родственницей. Не удивилась. Судя по неизменной пляжной сумке с торчащим из нее бамбуковым ковриком, пухлая тетенька неплохо знала местность и запланировала себе полноценный летний отдых. Мы поздоровались, Карина что-то буркнула. На редкость невежливый ребенок.
Когда я перешла на другую сторону Вележи и оглянулась, семейство уже устраивалось на берегу. Карина недовольно ковыряла сандалеткой песок. Видимо, планы у нее были другие. Уж не точно в лягушатнике бултыхаться с мелкой пацанвой, на которую девочка косилась с легким презрением.
В кармане у меня зажужжал телефон. Я здесь вообще о нём забыла и отвыкла от постоянного зависания в соцсетях и мессенджерах.
