- Что ж, лучше мне не стало.
- Хуже - тоже! Слушай! Из чего бы тебя нИ сделали, ты для чего-то нужен!
- Как инструмент?
- Как человек.
То ли оольный чай ударил в голову, то ли с Мэннаром снова заговорила вода. Заставив говорить и его:
- В том и дело, что нужен как человек. К тебе все это время относились как к человеку. Я, Сильхе, эта девочка. Поэтому ты остаешься человеком.
- Так это из-за вас я все время делаю не то, чего сам бы хотел? Поступаю по человечески? – казалось трюкач в ярости, но надолго ее не хватило. Но дрожь утекающей от него воды стала сильнее. Теперь дрожала не только она, но и чай в чашках. – Спасаю вместо того, чтобы мстить…
- А тебе хочется мстить? – тихо спросила Бригельза.
Он поморщился.
- Нет. Но мне уже ничего не хочется, кроме одного. Перестать быть чьим-то инструментом.
- По-моему это тоже плохой трюк. А ты, я уверена, был хорошим трюкачом.
Мэннар понимал такое упрямство… и не совсем понял, почему сам потянулся спорить. Наверное, из-за того, что уже раз позволил кому-то стать водой и ничего не сделал.
- Ты в самом деле хороший трюкач. Почему бы хорошему трюкачу не совершить напоследок эффектный трюк? Например, все же стать Избранным? – спросил он беспечно, как в беседе в каком-нибудь светском салоне.
- Здесь, сейчас? И как ты себе это представляешь? Хочешь развлечься? Посмеяться напоследок? Ну, попробуй, - Игнар швырнул чашку об пол и тот вздрогнул.
Трюкач отвернулся и прокричал в пустоту зала:
- Эй! Госпожа Конца Мира! Снизойди для беседы! Скажи, как можно спасти мир!
В ушах у Мэннара загудело.
- Нет! Не так! Мне тут сказали, что я человек… стань и ты человеком!
Снова гудение.
- Да, ты мне ничего не обещала. И тоже да, мне плевать на мир. Но ты же сделала меня добреньким. Заодно и глупым. Я пытаюсь тебе помешать. Или ответь, или закончи и меня! Тебе не может быть все равно! А я хочу напоследок понять, с кем имел дело! Добрая ты, злая? И каков я сам.
Вода в луже и в чашках уже шла волнами, как в бурю – и вдруг успокоилась. Сначала в отражении, а потом над ним, над разлитой водой возникла женщина в ярком платье. Мэннар принял ее за тсухалу – из-за платка по южному намотанного на голову. Но это точно была не тсухалу – та, кого он видел в изображении на ее юбке. И голос – тот самый, какой он слышал в голове. Пусть даже Дождь мало с ним говорила.
- Не добрая. Не злая. Я Закон и я равноедина… ко всему кроме Конца. Я пришла и не уйду пока его не увижу. Просто не смогу.
- Никто тебя и не гонит, - фыркнул Игнар. - Если ты равноедина, то тебе все равно, когда увидеть Конец. Можно лет так через тысячу?
Едва слышно ахнула Сильхе. Мэннар подвинулся к ней, на случай если Дождь впадет в гнев. А она вместо этого подошла и взяла со стола чашку оольного чая. Посмотрела на Иррана.
- Благодарю за работу. Ты свободен.
Пространство за спиной Иррана пошло волнами начало вытягиваться, уплощаться… Мир, похожий на него, тонкий, хрупкий, непропорциональный. Подходящий. Туда затянуло Хранителя Маяка. Остальное пространство подернулось туманом, кроме кусочка, который занимали они пятеро.
Что-то отчетливо повисло на волоске. Но даже теперь Игнар не оступился, продолжил странную игру:
- И всё-таки, как спасти мир? Как продлить его время?
- Прежде чего – убрать из него её, - Дождь указала на Сильхе.
- Меня? – возмутилась жена. – За что?
- Не за что. Потому что ты использовала один Закон и нарушила другой. Вернула то, чего нет против воли этого мира. Побывала снаружи и вернулась. Ты больше не здешняя.
- Что?.. Ох троллья печенка… Сагриндорэ? Почему – снаружи? Где это – снаружи?
- В междумирье. Только оттуда можно спасать миры. Не изнутри.
- Ах вот как. И где оно, это снаружи? – влез Игнар, пока Мэннар переваривал воспоминание. «Ответ – снаружи». Так вот к чему это относилось. – Как туда попасть и что делать, чтобы спасти мир?
- Нет! – словно оттаяла девочка, даже подошла и по-детски взяла Игнара за руку. – Не мир. Как спасти его? Увести в другой мир?
- Завершить свою историю в этом. – Дождь что-то сделала и вокруг Бригельзы на миг вспыхнул ореол вроде радуги. – Кто-то что-то должен тебе.
- Кузнец обещала ответ! – девчонка схватилась за свои браслеты и вдруг исчезла. Даже быстрее, чем обычно это делала Сильхе, уходя через Сагриндорэ.
- А ты чего ждешь, певичка? – поторопил Сильхе Игнар. – Проваливай. Ты же вроде это умеешь. – И усмехнулся. - Не мешай мне мир спасать.
* * *
Снова полутьма. Только теперь Сильхе знала большую часть ответов, но принять их не могла, эти ответы, за которыми стояли выпавшие из памяти действия. Она уже готова была согласиться на беспамятство. Никогда не вспомнить, что именно забыла. Не беспокоиться об этом. Жить где-то в новом мире. В полной безопасности.
Что-то было не так с мыслью о безопасности. Любые миры опасны? Нет, не в этом дело. Здесь сейчас, они в полной безопасности. Вне всех событий, миров и наверное самого времени. И что дальше? В чем цель?
Пустота шевельнулась и внутри. Сильхе поняла – цель была, но ее она тоже не помнит. Была причина, по которой ей так захотелось безопасности.
- Нужно уйти отсюда, пока мы помним хоть что-то, - сказал Мэннар. – Можешь представить свой дом? Я свой больше не помню.
- Я… тоже, - ответила она, убедившись, и, кажется, не в первый раз, что это правда. Тогда, за столом, она поняла то же самое.
- Значит не дом, но хоть что-то.
Хоть что-то. Странно, как плохо получалось представлять. Мешала музыка. Если бы только она смолкла! Скрипка говорила все громче, все беспокойнее, вдребезги разбивая любую мирную картинку. Какой-то сад. Какую-то улицу. Какой-то холл.
- Дикое чувство, - заметил Мэннар. – Все, что я представляю, кажется чужим. Похоже так просто нам отсюда не выйти.
- Тогда давай просто… пойдём. Пешком, - предложила она.
Ответы все еще звенели в голове, как стекляшки. Играет Бригельза. Играет для них. Она обещала помочь. Она собрала с полу кучу безделушек, чтобы раздать их друзьям и близким Сильхе и Мэннара. Чтобы они помнили. Чтобы им с Мэннаром не стать как тот немертвый убийца, призраками, пусть даже причина другая.
Они уже шли куда-то, когда Сильхе остановилась.
- Не только мы забываем. Нас тоже забудут. И тогда мы исчезнем… сотрёмся сначала из нашего мира, а потом из любого, который выберем. Но это же несправедливо!
- Справедливость придётся сделать самим.
Голос прозвучал со стороны и заглушил скрипку.
- Лаувайи? – Мэннар заозирался. – Ты-то как здесь?
- Да я не здесь. Но когда это мне мешало? – смешок. – Времени нет. Вам надо вспомнить. Я помогу если согласитесь. Только это будет жестоко.
- Мы уже много вспомнили, - заметил Мэннар.
- Да. Девочка со скрипкой справляется… Но не справляетесь вы, потому что это уже не совсем вы. Объяснять долго. Снимите перстни.
Они переглянулись. «Ты ему доверяешь?» «Да». Не слова, только взгляды. Кажется, Связь Супругов они потеряли где-то на пути спасения мира или может быть раньше. Мэннар снял свой перстень, Сильхе свой.
Стало хорошо, потому что исчезли обе пустоты. И та, что снаружи и внутренняя. Вторую заполнила музыка… Нет, способность слышать, воспринимать, понимать, вспомнить. Это была та самая песня Маяка, которую Сильхе однажды слышала в исполнении Бригельзы и которая так ее взволновала, заставила тосковать о чем-то. Но на маяке она не звучала – потому что сама была маяком, по крайней мере для Сильхе. Песня-зов, песня-тайна. То, что забыл, или сказал, что забыл, Хранитель Маяка. Время медленно неторопливо начало разматываться в обратную сторону.
Позже всех и всего – Бригельза, собирающая в цветной платок, который отдала ей Дождь, серебряные безделушки с пола. «Я раздам их вашим родным и они вас никогда не забудут. И вам тоже не дам забыть!» Решительный взгляд, поднятая скрипка. «Ну, идите уже, спасайте мир». Рядом с ней белоголовый мальчишка лет десяти… Игнар. Ни за что не узнать, он больше похож на Бригельзу, невысокий пухляш… Но серпантин времени уже смотал с оси бытия очередное кольцо, то, на котором девочка-скрипачка вернулась от Кузнеца и возмущенно заметила: «Я вообще не об этом спрашивала! Не о себе!» Не почти сразу возмущение исчезает: «Оказывается, у меня всё в точности как у Сильхе, но наоборот. Ей мир постоянно подыгрывает… а меня не замечает. Потому что я не в то время, не в том месте… Чушь какая-то! Если я уже здесь, как могу быть лишней?» И кто-то объясняет ей, что только так можно оказаться в полной безопасности – не на своём месте, не в своё время. Что наверное родители очень сильно хотели этой самой полной безопасности. Или у нее нет судьбы, потому что мир перед самым Концом переполнен и не вмещает еще и её. «Этого я миру никогда не прощу!» Кажется, это просто шутка. Но не шутка – что у Игнара тоже нет судьбы, если кто-то не примет его в свою. Если он не начнет с начала. Вот с такого – ладонь опускается куда-то на уровень колена. Или хотя бы с такого – она же где-то у пояса. Похоже, с Судьбой удалось договориться на чуть большее, поэтому мальчишка Игнар лишь на голову ниже Бригельзы.
А другой мальчишка, тот, которого когда-то привели к дому «тёти» - Дождь едва заметно кивает, кто-то из Богов должен был прийти к ней, за освобождением, но сам не смог бы. Обычное дело: когда мир умирает, его боги уходят в другой. Но они согласны остаться, если мир согласится. Только вот он исчерпал себя, у него больше нет цели. Дать ему новую – и значит спасти.
Новый виток сверкающего серпантина времени. Игнар еще взрослый, еще истекающий водой, ставшей для него телом, водой, в которую Дождь вложила его стремления, желания и волю, потому что вода хорошо помнит и долго хранит. «Я Трюкач, я умею обходить законы!» Тогда обойди этот: любому миру нужен Маяк и тот, кто закладывает камнями окна – варианты разных гибелей для этого мира, чтобы мир не погиб слишком рано. Как они потом становятся дверями в миры спасения? Никак. Ждут, когда появится тот, кто вложит в них свои мечты или свою память. Она превращает смерть в жизнь. Да, убить память значит убить мир. Но церанкрис, память моря, до сих пор жива… Да, снаружи хаос, но все еще много воды, которая ничего не забывает. Она поможет восстановить потерянное. Снова Игнар: «Мне придется стать новым стражем Маяка?» Нет. Твое «придется» говорит – ты не подходишь.
Но туман раздвигается в стороны и можно увидеть приникшего к окну пиратского капитана. Он едва не влипает лицом в картинку за окном – что-то жуткое и грозное, что что именно – не разглядеть. Человек, который хочет наблюдать как что-то умирает и гибнет. «Разве он подходит? Он же убийца!» Пока да. Позже он поймет. как понял прежний. «Он тоже был пиратом?» Нет. Как ты, как твой муж. Мир подыгрывал им, бесконечно одаривая. Однажды этого стало бы слишком много. Так много, что мир не выдержал бы. Вы сами могли стать причиной гибели мира. Когда уйдете, лишитесь всех даров. «Да кому они нужны…»
Всё это прошло, как волна, а потом исчезло, оставив не просто пустоту, а горькую ослепляющую тоску. Хуже, чем смерть. После смерти просто все исчезло, а когда вернулось, принесло с собой только слабость и немного страха. Сейчас – не осталось ничего. Дары? Нет, о них Сильхе не жалела. Что никаких больше личных песен – даже песню Мэннара она больше не слышала, но наверное это случилось бы однажды, душа бы устала слышать так много и оглохла… Никаких быстрых перемещений, кинтары, приходящей на зов, способности узнавать нужное почти сразу, понимания всех языков… Кажется это не её а Мэннара, но и он не жалел о потере. Но они оба были сейчас одной бесконечной тоской, странниками потерявшими цель пути, камешками на дне пропасти, куда не заглядывают звезды. Цель… с трудом прорвавшись сквозь вязкую пелену «никогда» Сильхе попробовала найти новую. Жить и любить друг друга… Нет. Это не цель. Не вышивка на полотне, а только само полотно, на котором можно что-то вышить. И скрипка все еще пела, и все еще мешала.
- Так, ладно, - снова Лаувайи. Может, попросить его забрать их? Стать частью Хаоса – не так плохо. Творческое начало, вдохновение, семечко новой идеи… - Ты бард или кто? А ты? Мужчина и воин? Вы все еще можете петь и драться.
- Я и не помню, когда дрался в последний раз, - проворчал Мэннар, родной голос на миг заставил оживиться и её. И ожить что-то внутри. – В основном рассказывал байки.
- И чем плохо? Расскажи еще одну. О том как вы спасли мир. А если не помнишь – выдумай! Супруга поможет.
Мэннар посмотрел на неё. Сделать что-то простое вместе. На большую цель не очень похоже. Но другой пока нет.
- Кое-что я помню. Мир исчерпал себя, семена новых миров ушли… - смутно припомнилось как уходили, гасли, таяли звуки песен мира… черновики богов, вызревшие в новые полноценные миры. – Ему понадобилась новая цель. А нам – согласие мира на продолжение жизни. Ох…
Этот виток событий прятался где-то под остальными, но сейчас показался из-под них. «Согласие мира? Богов спрашивать, что ли?» «Нет. Сам мир, тот, что снаружи». «Но там снаружи теперь Хаос!.. И кому-то он друг. Ха. А славный выйдет трюк!»
- Лаувайи… ты теперь мир?
- Ну… да. И вы должны мне новую цель! Ну? Чего застыли? Нужно дать хорошего пинка вашему воображению?
Песня скрипки словно поддержала его, и Сильхе ощутила легкую злость и азарт… И еще что-то… словно кто-то весьма зубастый вдруг улыбнулся у нее внутри и хрипло хохотнул.
Гарпия. Кажется, из всех даров Сильхе сохранила именно её.
«Можно я останусь и буду защищать твоего ребёнка?»
Ребёнок.
Ее пустота разом заполнилась и мелодия скрипки перестала мучительно дёргать. Песня о том, что дверь всегда будет открыта. Но до этого момента ей просто не нужна была открытая дверь.
- Любимый… - она не нашла слов ни для него, ни для себя, просто взяла его руку и положила себе на живот.
Он понял; лицо осветилось улыбкой, свет теперь окружал их обоих и разливался дальше, дальше…
- И когда мир пришел к ним и сказал – зачем мне жить дальше? – они ответили: ради того же, что и раньше, - Мэннар заговорил хриплым взволнованным голосом, - ради новых миров. Потому что… не только боги закладывают в мир семена. Потому что человек тоже может стать новым миром. И вырастить такого человека труднее, чем выпестовать обычное семя.
- Но кого и когда останавливали трудности? – подхватила Сильхе. – Потому что даже если ты ушел и не можешь вернуться, если твое время в мире закончилось… то добро или зло, которое ты в нем совершил не останутся без ответа. И остается тот непрожитый год, которых ты отдал за право судить в пустынной тюрьме Уахе тех, кто судит и наказывает сам себя. И этот год, хоть по часу, хоть по дню, ты сможешь прожить с родными и друзьями в прежнем мире.
Скрипка наконец смолка. Ее работа была закончена.
Их – тоже.
- Идите уже, - прозвучал, отдаляясь голос Лаувайи. – Дверь всегда будет открыта. Сначала на год… А потом я уверен, вы придумаете что-то еще.
Сильхе была уверена – они придумают. Время выше Судьбы и богов, но желание человека – еще выше. Пока им надо было придумать себе новый мир.
Мэннар уже начал и начал правильно.
Тропинка. Калитка. Двор. Дом.
Сильхе не узнавала его – свой она по-прежнему не помнила, как и многое другое. Может быть вспомнит. Или узнает заново. У нее же есть все время мира, ее нового мира, и целый год старого.
- Хуже - тоже! Слушай! Из чего бы тебя нИ сделали, ты для чего-то нужен!
- Как инструмент?
- Как человек.
То ли оольный чай ударил в голову, то ли с Мэннаром снова заговорила вода. Заставив говорить и его:
- В том и дело, что нужен как человек. К тебе все это время относились как к человеку. Я, Сильхе, эта девочка. Поэтому ты остаешься человеком.
- Так это из-за вас я все время делаю не то, чего сам бы хотел? Поступаю по человечески? – казалось трюкач в ярости, но надолго ее не хватило. Но дрожь утекающей от него воды стала сильнее. Теперь дрожала не только она, но и чай в чашках. – Спасаю вместо того, чтобы мстить…
- А тебе хочется мстить? – тихо спросила Бригельза.
Он поморщился.
- Нет. Но мне уже ничего не хочется, кроме одного. Перестать быть чьим-то инструментом.
- По-моему это тоже плохой трюк. А ты, я уверена, был хорошим трюкачом.
Мэннар понимал такое упрямство… и не совсем понял, почему сам потянулся спорить. Наверное, из-за того, что уже раз позволил кому-то стать водой и ничего не сделал.
- Ты в самом деле хороший трюкач. Почему бы хорошему трюкачу не совершить напоследок эффектный трюк? Например, все же стать Избранным? – спросил он беспечно, как в беседе в каком-нибудь светском салоне.
- Здесь, сейчас? И как ты себе это представляешь? Хочешь развлечься? Посмеяться напоследок? Ну, попробуй, - Игнар швырнул чашку об пол и тот вздрогнул.
Трюкач отвернулся и прокричал в пустоту зала:
- Эй! Госпожа Конца Мира! Снизойди для беседы! Скажи, как можно спасти мир!
В ушах у Мэннара загудело.
- Нет! Не так! Мне тут сказали, что я человек… стань и ты человеком!
Снова гудение.
- Да, ты мне ничего не обещала. И тоже да, мне плевать на мир. Но ты же сделала меня добреньким. Заодно и глупым. Я пытаюсь тебе помешать. Или ответь, или закончи и меня! Тебе не может быть все равно! А я хочу напоследок понять, с кем имел дело! Добрая ты, злая? И каков я сам.
Вода в луже и в чашках уже шла волнами, как в бурю – и вдруг успокоилась. Сначала в отражении, а потом над ним, над разлитой водой возникла женщина в ярком платье. Мэннар принял ее за тсухалу – из-за платка по южному намотанного на голову. Но это точно была не тсухалу – та, кого он видел в изображении на ее юбке. И голос – тот самый, какой он слышал в голове. Пусть даже Дождь мало с ним говорила.
- Не добрая. Не злая. Я Закон и я равноедина… ко всему кроме Конца. Я пришла и не уйду пока его не увижу. Просто не смогу.
- Никто тебя и не гонит, - фыркнул Игнар. - Если ты равноедина, то тебе все равно, когда увидеть Конец. Можно лет так через тысячу?
Едва слышно ахнула Сильхе. Мэннар подвинулся к ней, на случай если Дождь впадет в гнев. А она вместо этого подошла и взяла со стола чашку оольного чая. Посмотрела на Иррана.
- Благодарю за работу. Ты свободен.
Пространство за спиной Иррана пошло волнами начало вытягиваться, уплощаться… Мир, похожий на него, тонкий, хрупкий, непропорциональный. Подходящий. Туда затянуло Хранителя Маяка. Остальное пространство подернулось туманом, кроме кусочка, который занимали они пятеро.
Что-то отчетливо повисло на волоске. Но даже теперь Игнар не оступился, продолжил странную игру:
- И всё-таки, как спасти мир? Как продлить его время?
- Прежде чего – убрать из него её, - Дождь указала на Сильхе.
- Меня? – возмутилась жена. – За что?
- Не за что. Потому что ты использовала один Закон и нарушила другой. Вернула то, чего нет против воли этого мира. Побывала снаружи и вернулась. Ты больше не здешняя.
- Что?.. Ох троллья печенка… Сагриндорэ? Почему – снаружи? Где это – снаружи?
- В междумирье. Только оттуда можно спасать миры. Не изнутри.
- Ах вот как. И где оно, это снаружи? – влез Игнар, пока Мэннар переваривал воспоминание. «Ответ – снаружи». Так вот к чему это относилось. – Как туда попасть и что делать, чтобы спасти мир?
- Нет! – словно оттаяла девочка, даже подошла и по-детски взяла Игнара за руку. – Не мир. Как спасти его? Увести в другой мир?
- Завершить свою историю в этом. – Дождь что-то сделала и вокруг Бригельзы на миг вспыхнул ореол вроде радуги. – Кто-то что-то должен тебе.
- Кузнец обещала ответ! – девчонка схватилась за свои браслеты и вдруг исчезла. Даже быстрее, чем обычно это делала Сильхе, уходя через Сагриндорэ.
- А ты чего ждешь, певичка? – поторопил Сильхе Игнар. – Проваливай. Ты же вроде это умеешь. – И усмехнулся. - Не мешай мне мир спасать.
* * *
Снова полутьма. Только теперь Сильхе знала большую часть ответов, но принять их не могла, эти ответы, за которыми стояли выпавшие из памяти действия. Она уже готова была согласиться на беспамятство. Никогда не вспомнить, что именно забыла. Не беспокоиться об этом. Жить где-то в новом мире. В полной безопасности.
Что-то было не так с мыслью о безопасности. Любые миры опасны? Нет, не в этом дело. Здесь сейчас, они в полной безопасности. Вне всех событий, миров и наверное самого времени. И что дальше? В чем цель?
Пустота шевельнулась и внутри. Сильхе поняла – цель была, но ее она тоже не помнит. Была причина, по которой ей так захотелось безопасности.
- Нужно уйти отсюда, пока мы помним хоть что-то, - сказал Мэннар. – Можешь представить свой дом? Я свой больше не помню.
- Я… тоже, - ответила она, убедившись, и, кажется, не в первый раз, что это правда. Тогда, за столом, она поняла то же самое.
- Значит не дом, но хоть что-то.
Хоть что-то. Странно, как плохо получалось представлять. Мешала музыка. Если бы только она смолкла! Скрипка говорила все громче, все беспокойнее, вдребезги разбивая любую мирную картинку. Какой-то сад. Какую-то улицу. Какой-то холл.
- Дикое чувство, - заметил Мэннар. – Все, что я представляю, кажется чужим. Похоже так просто нам отсюда не выйти.
- Тогда давай просто… пойдём. Пешком, - предложила она.
Ответы все еще звенели в голове, как стекляшки. Играет Бригельза. Играет для них. Она обещала помочь. Она собрала с полу кучу безделушек, чтобы раздать их друзьям и близким Сильхе и Мэннара. Чтобы они помнили. Чтобы им с Мэннаром не стать как тот немертвый убийца, призраками, пусть даже причина другая.
Они уже шли куда-то, когда Сильхе остановилась.
- Не только мы забываем. Нас тоже забудут. И тогда мы исчезнем… сотрёмся сначала из нашего мира, а потом из любого, который выберем. Но это же несправедливо!
- Справедливость придётся сделать самим.
Голос прозвучал со стороны и заглушил скрипку.
- Лаувайи? – Мэннар заозирался. – Ты-то как здесь?
- Да я не здесь. Но когда это мне мешало? – смешок. – Времени нет. Вам надо вспомнить. Я помогу если согласитесь. Только это будет жестоко.
- Мы уже много вспомнили, - заметил Мэннар.
- Да. Девочка со скрипкой справляется… Но не справляетесь вы, потому что это уже не совсем вы. Объяснять долго. Снимите перстни.
Они переглянулись. «Ты ему доверяешь?» «Да». Не слова, только взгляды. Кажется, Связь Супругов они потеряли где-то на пути спасения мира или может быть раньше. Мэннар снял свой перстень, Сильхе свой.
Стало хорошо, потому что исчезли обе пустоты. И та, что снаружи и внутренняя. Вторую заполнила музыка… Нет, способность слышать, воспринимать, понимать, вспомнить. Это была та самая песня Маяка, которую Сильхе однажды слышала в исполнении Бригельзы и которая так ее взволновала, заставила тосковать о чем-то. Но на маяке она не звучала – потому что сама была маяком, по крайней мере для Сильхе. Песня-зов, песня-тайна. То, что забыл, или сказал, что забыл, Хранитель Маяка. Время медленно неторопливо начало разматываться в обратную сторону.
Позже всех и всего – Бригельза, собирающая в цветной платок, который отдала ей Дождь, серебряные безделушки с пола. «Я раздам их вашим родным и они вас никогда не забудут. И вам тоже не дам забыть!» Решительный взгляд, поднятая скрипка. «Ну, идите уже, спасайте мир». Рядом с ней белоголовый мальчишка лет десяти… Игнар. Ни за что не узнать, он больше похож на Бригельзу, невысокий пухляш… Но серпантин времени уже смотал с оси бытия очередное кольцо, то, на котором девочка-скрипачка вернулась от Кузнеца и возмущенно заметила: «Я вообще не об этом спрашивала! Не о себе!» Не почти сразу возмущение исчезает: «Оказывается, у меня всё в точности как у Сильхе, но наоборот. Ей мир постоянно подыгрывает… а меня не замечает. Потому что я не в то время, не в том месте… Чушь какая-то! Если я уже здесь, как могу быть лишней?» И кто-то объясняет ей, что только так можно оказаться в полной безопасности – не на своём месте, не в своё время. Что наверное родители очень сильно хотели этой самой полной безопасности. Или у нее нет судьбы, потому что мир перед самым Концом переполнен и не вмещает еще и её. «Этого я миру никогда не прощу!» Кажется, это просто шутка. Но не шутка – что у Игнара тоже нет судьбы, если кто-то не примет его в свою. Если он не начнет с начала. Вот с такого – ладонь опускается куда-то на уровень колена. Или хотя бы с такого – она же где-то у пояса. Похоже, с Судьбой удалось договориться на чуть большее, поэтому мальчишка Игнар лишь на голову ниже Бригельзы.
А другой мальчишка, тот, которого когда-то привели к дому «тёти» - Дождь едва заметно кивает, кто-то из Богов должен был прийти к ней, за освобождением, но сам не смог бы. Обычное дело: когда мир умирает, его боги уходят в другой. Но они согласны остаться, если мир согласится. Только вот он исчерпал себя, у него больше нет цели. Дать ему новую – и значит спасти.
Новый виток сверкающего серпантина времени. Игнар еще взрослый, еще истекающий водой, ставшей для него телом, водой, в которую Дождь вложила его стремления, желания и волю, потому что вода хорошо помнит и долго хранит. «Я Трюкач, я умею обходить законы!» Тогда обойди этот: любому миру нужен Маяк и тот, кто закладывает камнями окна – варианты разных гибелей для этого мира, чтобы мир не погиб слишком рано. Как они потом становятся дверями в миры спасения? Никак. Ждут, когда появится тот, кто вложит в них свои мечты или свою память. Она превращает смерть в жизнь. Да, убить память значит убить мир. Но церанкрис, память моря, до сих пор жива… Да, снаружи хаос, но все еще много воды, которая ничего не забывает. Она поможет восстановить потерянное. Снова Игнар: «Мне придется стать новым стражем Маяка?» Нет. Твое «придется» говорит – ты не подходишь.
Но туман раздвигается в стороны и можно увидеть приникшего к окну пиратского капитана. Он едва не влипает лицом в картинку за окном – что-то жуткое и грозное, что что именно – не разглядеть. Человек, который хочет наблюдать как что-то умирает и гибнет. «Разве он подходит? Он же убийца!» Пока да. Позже он поймет. как понял прежний. «Он тоже был пиратом?» Нет. Как ты, как твой муж. Мир подыгрывал им, бесконечно одаривая. Однажды этого стало бы слишком много. Так много, что мир не выдержал бы. Вы сами могли стать причиной гибели мира. Когда уйдете, лишитесь всех даров. «Да кому они нужны…»
Всё это прошло, как волна, а потом исчезло, оставив не просто пустоту, а горькую ослепляющую тоску. Хуже, чем смерть. После смерти просто все исчезло, а когда вернулось, принесло с собой только слабость и немного страха. Сейчас – не осталось ничего. Дары? Нет, о них Сильхе не жалела. Что никаких больше личных песен – даже песню Мэннара она больше не слышала, но наверное это случилось бы однажды, душа бы устала слышать так много и оглохла… Никаких быстрых перемещений, кинтары, приходящей на зов, способности узнавать нужное почти сразу, понимания всех языков… Кажется это не её а Мэннара, но и он не жалел о потере. Но они оба были сейчас одной бесконечной тоской, странниками потерявшими цель пути, камешками на дне пропасти, куда не заглядывают звезды. Цель… с трудом прорвавшись сквозь вязкую пелену «никогда» Сильхе попробовала найти новую. Жить и любить друг друга… Нет. Это не цель. Не вышивка на полотне, а только само полотно, на котором можно что-то вышить. И скрипка все еще пела, и все еще мешала.
- Так, ладно, - снова Лаувайи. Может, попросить его забрать их? Стать частью Хаоса – не так плохо. Творческое начало, вдохновение, семечко новой идеи… - Ты бард или кто? А ты? Мужчина и воин? Вы все еще можете петь и драться.
- Я и не помню, когда дрался в последний раз, - проворчал Мэннар, родной голос на миг заставил оживиться и её. И ожить что-то внутри. – В основном рассказывал байки.
- И чем плохо? Расскажи еще одну. О том как вы спасли мир. А если не помнишь – выдумай! Супруга поможет.
Мэннар посмотрел на неё. Сделать что-то простое вместе. На большую цель не очень похоже. Но другой пока нет.
- Кое-что я помню. Мир исчерпал себя, семена новых миров ушли… - смутно припомнилось как уходили, гасли, таяли звуки песен мира… черновики богов, вызревшие в новые полноценные миры. – Ему понадобилась новая цель. А нам – согласие мира на продолжение жизни. Ох…
Этот виток событий прятался где-то под остальными, но сейчас показался из-под них. «Согласие мира? Богов спрашивать, что ли?» «Нет. Сам мир, тот, что снаружи». «Но там снаружи теперь Хаос!.. И кому-то он друг. Ха. А славный выйдет трюк!»
- Лаувайи… ты теперь мир?
- Ну… да. И вы должны мне новую цель! Ну? Чего застыли? Нужно дать хорошего пинка вашему воображению?
Песня скрипки словно поддержала его, и Сильхе ощутила легкую злость и азарт… И еще что-то… словно кто-то весьма зубастый вдруг улыбнулся у нее внутри и хрипло хохотнул.
Гарпия. Кажется, из всех даров Сильхе сохранила именно её.
«Можно я останусь и буду защищать твоего ребёнка?»
Ребёнок.
Ее пустота разом заполнилась и мелодия скрипки перестала мучительно дёргать. Песня о том, что дверь всегда будет открыта. Но до этого момента ей просто не нужна была открытая дверь.
- Любимый… - она не нашла слов ни для него, ни для себя, просто взяла его руку и положила себе на живот.
Он понял; лицо осветилось улыбкой, свет теперь окружал их обоих и разливался дальше, дальше…
- И когда мир пришел к ним и сказал – зачем мне жить дальше? – они ответили: ради того же, что и раньше, - Мэннар заговорил хриплым взволнованным голосом, - ради новых миров. Потому что… не только боги закладывают в мир семена. Потому что человек тоже может стать новым миром. И вырастить такого человека труднее, чем выпестовать обычное семя.
- Но кого и когда останавливали трудности? – подхватила Сильхе. – Потому что даже если ты ушел и не можешь вернуться, если твое время в мире закончилось… то добро или зло, которое ты в нем совершил не останутся без ответа. И остается тот непрожитый год, которых ты отдал за право судить в пустынной тюрьме Уахе тех, кто судит и наказывает сам себя. И этот год, хоть по часу, хоть по дню, ты сможешь прожить с родными и друзьями в прежнем мире.
Скрипка наконец смолка. Ее работа была закончена.
Их – тоже.
- Идите уже, - прозвучал, отдаляясь голос Лаувайи. – Дверь всегда будет открыта. Сначала на год… А потом я уверен, вы придумаете что-то еще.
Сильхе была уверена – они придумают. Время выше Судьбы и богов, но желание человека – еще выше. Пока им надо было придумать себе новый мир.
Мэннар уже начал и начал правильно.
Тропинка. Калитка. Двор. Дом.
Сильхе не узнавала его – свой она по-прежнему не помнила, как и многое другое. Может быть вспомнит. Или узнает заново. У нее же есть все время мира, ее нового мира, и целый год старого.
