Вправо от причала вела тропа к многочисленным деревянным постройкам музейного комплекса «Кижи», в котором я с удовольствием прогулялся под перезвон колоколов и лёгкий шелест непрекращающегося карельского ветра. А вокруг на сколько хватало взору глаз простирались необъятные просторы Онежского озера. Этот кусочек сурового, но чрезвычайно колоритного Карельского Севера, казалось, притягивал и не отпускал своей неповторимой чарующей атмосферой. На теплоход я вернулся всего лишь за несколько минут до отправления. По возвращении со мной произошёл ещё один незначительный, но странный эпизод, на который, возможно, в другой обстановке я бы и не обратил внимания, но поскольку и сам круиз, и события ему предшествовавшие научили меня уделять внимание деталям, этот эпизод также не остался не замеченным.
Я с детства заставлял себя изучать разные премудрости: пел, вертелся на турнике, изучал языки, учился литературно писать и изъясняться, постигал азы этикета. И не раз задавался мыслью: а зачем мне всё это? К чему я готовлюсь? Стать дипломатом, шпионом или киноартистом? Нет, таких планов у меня точно не было. Но я с упорством, достойным подражанья, продолжал пополнять список освоенных навыков и знаний. Но чем взрослее я становился, тем больше я стал осознавать, что владеть всеми этими науками важно не для какой-то высокой и важной цели, важнее всего уверенность в том, что в какой-то важный момент что-то из изученного обязательно понадобится, и в этот важный момент не придётся сожалеть, что ты к нему не готов. Японская мудрость гласит: «Даже если меч понадобится один раз в жизни, носить его нужно всегда».
Вот, например, проходя срочную службу в армии я приучил себя к образцовому порядку. И не только потому, что наш ротный старшина имел обыкновение педантично проверять содержимое личных тумбочек и внешний вид воинов. Кстати, при обнаружении малейшего недостатка, виноватого ждал суровый разбой полётов в каптёрке и неизбежный внеочередной наряд на кухню. Просто мне самому нравилось, когда всё у меня находилось на своих местах, воротничок поражал своей белизной, кровать была заправлена без малейших складок, а в тумбочке всё было разложено так, чтобы каждую вещь можно было без труда найти с закрытыми глазами. Такую традицию в поддержании образцового порядка я продолжил не безуспешно и на гражданке: по крайней мере, в офисе на моём рабочем столе всё всегда на своих местах, лишние бумаги сразу уничтожались, у каждой вещи есть история и своё собственное место, а пыли я регулярно давал успешные сражения. Правда, видимо по этой причине на работе у меня была репутация человека педантичного и излишне продуманного, но я уже с этим понемногу свыкся. Для себя я это всё объяснял так: может быть это требует немного лишних усилий, но когда-нибудь это мне всё пригодится. Вот, кажется, и пригодилось. Войдя в свою каюту по возвращении с прогулки, я каким-то шестым чувством понял, что что-то не так. Нет, на первый взгляд всё было на своих местах, в каюте был порядок и следы недавно проведённой уборки проводницами теплохода. Но что-то всё-таки зацепило мой взгляд. Я вдруг понял, что ноутбук лежит не на месте: для него и целого ряда других полезных вещей я приспособил нишу у окна каюты. Там у меня удобно расположились и часы, и зарядка для смартфона и мини-фонарик, который я использовал в своих вечерних прогулках по палубам, и удлинитель. А вот сейчас ноутбук лежал на столе. На первый взгляд ничего необычного в этом не было, однако не мог я оставить его на столе, я вообще не считаю стол правильным местом для хранения вещей. Всё, надо расслабиться, это лишь досадное недоразумение, видимо результат моей невнимательности. И всё же что-то мне не давало покоя. Кто брал мой ноутбук? Зачем? С какой целью? Может быть проводница протирала пыль на подоконнике? От этого гениального и объясняющего все загадки предположения пришлось сразу отказаться: толстый слой пыли на подоконнике не исчез, начиная с первого дня круиза (видимо проводницы не знали, как правильно поступить с тем складом моих вещей, которые путешествовали на подоконнике). Сам ноутбук не был включён, и ничто не указывало на то, что кто-то делал попытку войти в мою учётную запись.
Всё, хватит загадок на сегодня, пойду гулять по палубам, может получиться выветрить все загадки и тревожные мысли, которые лезли мне в голову. Остаток дня я посвятил прогулкам по палубам и наблюдениям за жизнью обитателей теплохода. Наблюдение первое: корма средней палубы – место постоянного сбора всех тех, кто хотел бы обсудить новости и события круиза в компании, не отрываясь от созерцания окружающих речных красот. Эта тусовка сначала формируется по случайному принципу («шёл, увидел знакомого, остановился, поговорили»), но с течение круиза превращается в клуб завсегдатаев палубного общения. В отличии от тех, кто по палубам привык гулять, эти члены клуба никуда не спешат, прогулки игнорируют, занимают свободные палубные кресла, готовят напитки и истории и ждут собеседников. Это, в общем-то закрытый клуб: если ты не попал в него в самом начале круиза, то стать членом клуба будет крайне затруднительно. Про себя я назвал их «властелинами кормы» При чём люди, как я понял, собирались не только покурить, поговорить и посозерцать: люди собирались, чтобы не быть в одиночестве, чтобы не думать о проблемах, чтобы оторваться от надоевших гаджетов и просто почувствовать себя одной большой разношёрстной, но крайне весёлой компанией. Главными действующими лицами властелинов кормы были южане, которые на удивление быстро перезнакомились с доброй половиной теплохода и собрали вокруг себя единомышленников из числа тех, кто предпочитает разговоры под хорошее пиво и ароматную копчёную рыбку.
Наблюдение второе: круговые прогулки. По вечерам после ужина теплоходная тусовка перемещалась на палубы теплохода и начиналось броуновское движение под названием «Вечерний моцион». Средняя и шлюпочная палуба быстро заполнялись прогуливающимися уставшими от дневных развлечений, достопримечательностей, мероприятий еды и информации туристами. Все они делились на две категории: те, что гуляли по часовой стрелке и те, что гуляли против часовой стрелки. Таким образом, группы прогуливающихся регулярно попадались навстречу друг другу и с нескрываемым удовольствием использовали каждую возможность остановиться и поделиться впечатлениями от круиза и от красот, которые они увидели по ходу движения теплохода. Непременным развлечением всех прогуливающихся гостей также было наблюдать за чайками, назойливо провожающими теплоход в надежде на то, что кто-то из сердобольных пассажиров украдкой от команды теплохода покормит оставшимся от обеда хлебом. Такое неторопливое движение теплохода не утомляло меня: скорее, я смотрел на всё это сквозь радостную призму тихого очарованья этим неторопливым, но таким насыщенным многочисленными, хоть и на первый взгляд незначительными, событиями неторопливого уклада теплоходной жизни. Иногда меня тяготило многолюдное и совершенно непредсказуемое общество малознакомых мне людей. А иногда я был рад общению с новыми совершенно незнакомыми мне собеседниками, ведь разговоры на палубах завязывались непринуждённо и без излишних церемоний.
Во время прогулок по палубе я часто встречал Светлану с Кирюшей, которые как раз были одними из тех, кто подкармливал чаек, несмотря на неоднократные предупреждения Директора круиза о том, что этого делать не следует, и что команде приходится после такого прикорма дополнительно отдраивать палубу от следов птичьего помёта. Мне доставляло особое удовольствие бродить взад и вперёд по палубе попеременно то навстречу ветру, то под ветер в зависимости от движения теплохода, вдыхать аромат речной свежести, приносимый ветром с реки, любоваться этим синим летящим над горизонтом небом. Дойдя до кормы, я обычно останавливался понаблюдать за темно-шоколадным сиропом воды, утекающим прочь от теплохода. А замедлив движение на носу теплохода, я любовался расстилавшимся необъятной синевой речным простором с маленькими островами робкой серо-зелёный зыби. Впереди по ходу движения теплохода, разрезаемая мощным форштевнем клокотала вода, разбрасывая в разные стороны бурлящие потоки белой пены. Речная поверхность вокруг то казалось глянцевой от наступавшего безветрия, то покрывалась мелкой дрожью многочисленных невесть откуда появляющихся крошечных волн, в каждой из которых мерцающими изумрудными бликами серебрились в отражении солнечные лучи.
В этот вечер странные события этого дня не завершились. Перед сном я ещё раз прогулялся по палубам, отметив про себя, что даже в период белых ночей хоть на пару часов, но всё же солнце уступало эту величественную сцену необъятной глади озера Луне. Лунная дорожка в ночном отражении казалась неестественно яркой, преувеличенной и неправдоподобной. Вокруг стояла шелковистая, редкая для беспокойного Онежского озера тишина, которая создавала ощущение тихого и необъяснимого счастья обладания этим необъятным водным простором. Чуть позже, уже готовясь ко сну в своей каюте, я лежал на кровати, головой к окну, пытаясь заснуть, и вместо привычного счёта овечек старался утомить себя счётом лунных зайчиков, которые оставляли на противоположной от окна стене каюты блики лунного света, отражённые неспешно струящейся за бортом водой озера. В какой-то момент, на полпути к погружению в сон я вдруг понял, что со стеной и лунными зайчиками что-то не так. На стене вместо лунных бликов я увидел большую круглую тень. Я уже сплю? Или это туча закрыла собой лунный свет? Оглянувшись в сторону окна я вздрогнул: из темноты палубы, плотно прижавшись с наружной стороны окна к стеклу на меня смотрело лицо. Картинка, надо сказать, была не из приятных. То ли из особенностей лунной подсветки, то ли от того, что лицо было плотно прижато к стеклу, оно имело бледно-серый неестественный оттенок, который вместе с прижатым стеклом придавали чертам лица жутковатый вид. Было ли это мужское или женское лицо я рассмотреть не успел, так как непроизвольно (да что там непроизвольно – вздрогнув от неожиданности) я отпрянул от окна и быстро задёрнул занавеску. Сон, который и так не хотел приходить ко мне, в эту ночь покинул меня окончательно. Пришлось взять книгу и до рассвета читать позитивную беллетристику.
Но утром от неприятного ночного эпизода не осталось и следа воспоминаний, поскольку утро на борту теплохода – это особое время дня. Утром мне охватывало какое-то непостижимое, радостное чувство, когда в ожидании нового дня путешествия я ощущал столько радости и надежды на удивительные открытия, которые мне ещё предстояло сделать. С каким удовольствием я бродил по утренним пустынным палубам, наслаждаясь игрой солнечных бликов и шелестом воды за бортом. С каким невероятным аппетитом набрасывался я на завтрак после таких длительных утренних прогулок и обилия свежего речного воздуха. Теплоход бесшумно скользил по узкому фарватеру живописной реки Свирь в обрамлении поросших невысокими деревьями и прибрежной осокой берегов. Пейзаж по ходу движения теплохода поминутно изменялся, открывая взору путешественника всё новые неподдающиеся никакому описанию сказочные пейзажи русского Севера. После обеда нас ожидала зелёная стоянка в деревне у причала Мандроги, к которому теплоход приблизился даже раньше указанного в расписании времени и встал вторым бортом к пришвартованному круизному теплоходу «Александр Куприн». Берега Свири были покрыты туманом и дышали холодом. Я вышел на берег и остановился в том радостном изумлении, которое испытываешь, увидев картинку будто срисованную с красочной коробки из-под шоколадных конфет. Яркие опрятные избы выстроились в ряд вдоль дороги, зазывая туристов посетить расположившиеся в них мастерские различных ремёсел. Чуть поодаль, за дорогой расположилась красочная переправа на остров с эко-тропой и зоопарком «Лукоморье». У мостков переправы мёрзли, покачиваясь на волнах немногочисленные лодки в ожидании тех, кто решится отправится на прогулку в мини-зоопарк. Высокая, собранная из брёвен мельница стояла справа невдалеке и, казалось, зорко приглядывала за немногочисленными лубочными избами. Впереди сразу за тропинкой к причалу зеленело травой небольшое футбольное поле. На поле было не по-летнему прохладно и ветрено. Ветер трепал сшитые из холста стены павильона, в котором уже готовились для гостей теплохода прорекламированные ещё утром шашлыки. Слева высился тёмный бархат начинающихся сразу за деревней лесов.
В Мандрогах для гостей теплохода был предусмотрен пикник на открытом воздухе и угощение приготовленными на костре шашлыками. До начала пикника оставалось ещё время, и я с удовольствием присоединился к спонтанно возникшему футбольному матчу между сборными из туристов теплоходов «Иван Бунин» и «Александр Куприн». При чём никакой предварительной договорённости о проведении матча не было. На футбольном поле вяло перекатывали мяч несколько парней разных возрастов. На моё предложение организовать матч они ответили согласием, но заметили, что для полноценного матча не хватало игроков. Я увидел прогуливающихся неподалёку южан и Суровцева и предложил им присоединиться к игре. Анатолий с сыном с удовольствием приняли моё предложение и присоединились к остальным игрокам. Александр Васильевич отказался, сославшись на полное отсутствие практики игры в футбол, и ушёл по направлению к теплоходу. Увидев, что на поле что-то затевается, стали подходить и другие туристы. Тут же выяснилось, что нас было примерно поровну с обоих теплоходов. Так и возникла идея провести товарищеский футбольный матч между сборными теплоходов, которая была тут же поддержана не только участниками игры, но и многочисленными зрителями, собравшимися около футбольного поля в ожидании готовящихся неподалёку шашлыков. Группа «властелинов кормы» расположилась у боковой кромки футбольного поля, яростно поддерживая своими возгласами и жестами игру сборной родного теплохода. Всё-таки удивительна и необъяснима тяга россиян к футболу. Мы привыкли шутить: «никто в мире не умеет играть в футбол, так же как мы не умеем». Но это не важно, ведь мы играем везде, при любых обстоятельствах и в любых условиях. Не имеет никакого значения, умеешь ли ты играть или имеешь лишь общее представление о правилах. Мы играем в футбол при любой представившейся возможности, вне зависимости от качества поля и наличия подходящей обуви. Может быть это от того, что футбол привлекает нас своей непредсказуемостью: ведь никто не может заранее сказать в чью пользу и с каким счётом закончится игра. Или своими эмоциями, ведь играя в футбол мы на пару часов забываем про свои статусы; ничто, кроме игры и эмоций не имеют значения: ни возраст, ни деньги, ни положение в обществе, ни связи. На поле мы все равны, по крайней мере в праве открыто выражать свои эмоции. Этот матч не стал исключением, поскольку эмоции лились через край. Каждая из сборных попеременно то вела в счёте, то проигрывала, то падала духом, то, подгоняемая криками и аплодисментами зрителей, снова бросалась в атаку. В какой-то момент нам показалась, что парни с теплохода «Александр Куприн» одолеют нас в этой баталии.
Я с детства заставлял себя изучать разные премудрости: пел, вертелся на турнике, изучал языки, учился литературно писать и изъясняться, постигал азы этикета. И не раз задавался мыслью: а зачем мне всё это? К чему я готовлюсь? Стать дипломатом, шпионом или киноартистом? Нет, таких планов у меня точно не было. Но я с упорством, достойным подражанья, продолжал пополнять список освоенных навыков и знаний. Но чем взрослее я становился, тем больше я стал осознавать, что владеть всеми этими науками важно не для какой-то высокой и важной цели, важнее всего уверенность в том, что в какой-то важный момент что-то из изученного обязательно понадобится, и в этот важный момент не придётся сожалеть, что ты к нему не готов. Японская мудрость гласит: «Даже если меч понадобится один раз в жизни, носить его нужно всегда».
Вот, например, проходя срочную службу в армии я приучил себя к образцовому порядку. И не только потому, что наш ротный старшина имел обыкновение педантично проверять содержимое личных тумбочек и внешний вид воинов. Кстати, при обнаружении малейшего недостатка, виноватого ждал суровый разбой полётов в каптёрке и неизбежный внеочередной наряд на кухню. Просто мне самому нравилось, когда всё у меня находилось на своих местах, воротничок поражал своей белизной, кровать была заправлена без малейших складок, а в тумбочке всё было разложено так, чтобы каждую вещь можно было без труда найти с закрытыми глазами. Такую традицию в поддержании образцового порядка я продолжил не безуспешно и на гражданке: по крайней мере, в офисе на моём рабочем столе всё всегда на своих местах, лишние бумаги сразу уничтожались, у каждой вещи есть история и своё собственное место, а пыли я регулярно давал успешные сражения. Правда, видимо по этой причине на работе у меня была репутация человека педантичного и излишне продуманного, но я уже с этим понемногу свыкся. Для себя я это всё объяснял так: может быть это требует немного лишних усилий, но когда-нибудь это мне всё пригодится. Вот, кажется, и пригодилось. Войдя в свою каюту по возвращении с прогулки, я каким-то шестым чувством понял, что что-то не так. Нет, на первый взгляд всё было на своих местах, в каюте был порядок и следы недавно проведённой уборки проводницами теплохода. Но что-то всё-таки зацепило мой взгляд. Я вдруг понял, что ноутбук лежит не на месте: для него и целого ряда других полезных вещей я приспособил нишу у окна каюты. Там у меня удобно расположились и часы, и зарядка для смартфона и мини-фонарик, который я использовал в своих вечерних прогулках по палубам, и удлинитель. А вот сейчас ноутбук лежал на столе. На первый взгляд ничего необычного в этом не было, однако не мог я оставить его на столе, я вообще не считаю стол правильным местом для хранения вещей. Всё, надо расслабиться, это лишь досадное недоразумение, видимо результат моей невнимательности. И всё же что-то мне не давало покоя. Кто брал мой ноутбук? Зачем? С какой целью? Может быть проводница протирала пыль на подоконнике? От этого гениального и объясняющего все загадки предположения пришлось сразу отказаться: толстый слой пыли на подоконнике не исчез, начиная с первого дня круиза (видимо проводницы не знали, как правильно поступить с тем складом моих вещей, которые путешествовали на подоконнике). Сам ноутбук не был включён, и ничто не указывало на то, что кто-то делал попытку войти в мою учётную запись.
Всё, хватит загадок на сегодня, пойду гулять по палубам, может получиться выветрить все загадки и тревожные мысли, которые лезли мне в голову. Остаток дня я посвятил прогулкам по палубам и наблюдениям за жизнью обитателей теплохода. Наблюдение первое: корма средней палубы – место постоянного сбора всех тех, кто хотел бы обсудить новости и события круиза в компании, не отрываясь от созерцания окружающих речных красот. Эта тусовка сначала формируется по случайному принципу («шёл, увидел знакомого, остановился, поговорили»), но с течение круиза превращается в клуб завсегдатаев палубного общения. В отличии от тех, кто по палубам привык гулять, эти члены клуба никуда не спешат, прогулки игнорируют, занимают свободные палубные кресла, готовят напитки и истории и ждут собеседников. Это, в общем-то закрытый клуб: если ты не попал в него в самом начале круиза, то стать членом клуба будет крайне затруднительно. Про себя я назвал их «властелинами кормы» При чём люди, как я понял, собирались не только покурить, поговорить и посозерцать: люди собирались, чтобы не быть в одиночестве, чтобы не думать о проблемах, чтобы оторваться от надоевших гаджетов и просто почувствовать себя одной большой разношёрстной, но крайне весёлой компанией. Главными действующими лицами властелинов кормы были южане, которые на удивление быстро перезнакомились с доброй половиной теплохода и собрали вокруг себя единомышленников из числа тех, кто предпочитает разговоры под хорошее пиво и ароматную копчёную рыбку.
Наблюдение второе: круговые прогулки. По вечерам после ужина теплоходная тусовка перемещалась на палубы теплохода и начиналось броуновское движение под названием «Вечерний моцион». Средняя и шлюпочная палуба быстро заполнялись прогуливающимися уставшими от дневных развлечений, достопримечательностей, мероприятий еды и информации туристами. Все они делились на две категории: те, что гуляли по часовой стрелке и те, что гуляли против часовой стрелки. Таким образом, группы прогуливающихся регулярно попадались навстречу друг другу и с нескрываемым удовольствием использовали каждую возможность остановиться и поделиться впечатлениями от круиза и от красот, которые они увидели по ходу движения теплохода. Непременным развлечением всех прогуливающихся гостей также было наблюдать за чайками, назойливо провожающими теплоход в надежде на то, что кто-то из сердобольных пассажиров украдкой от команды теплохода покормит оставшимся от обеда хлебом. Такое неторопливое движение теплохода не утомляло меня: скорее, я смотрел на всё это сквозь радостную призму тихого очарованья этим неторопливым, но таким насыщенным многочисленными, хоть и на первый взгляд незначительными, событиями неторопливого уклада теплоходной жизни. Иногда меня тяготило многолюдное и совершенно непредсказуемое общество малознакомых мне людей. А иногда я был рад общению с новыми совершенно незнакомыми мне собеседниками, ведь разговоры на палубах завязывались непринуждённо и без излишних церемоний.
Во время прогулок по палубе я часто встречал Светлану с Кирюшей, которые как раз были одними из тех, кто подкармливал чаек, несмотря на неоднократные предупреждения Директора круиза о том, что этого делать не следует, и что команде приходится после такого прикорма дополнительно отдраивать палубу от следов птичьего помёта. Мне доставляло особое удовольствие бродить взад и вперёд по палубе попеременно то навстречу ветру, то под ветер в зависимости от движения теплохода, вдыхать аромат речной свежести, приносимый ветром с реки, любоваться этим синим летящим над горизонтом небом. Дойдя до кормы, я обычно останавливался понаблюдать за темно-шоколадным сиропом воды, утекающим прочь от теплохода. А замедлив движение на носу теплохода, я любовался расстилавшимся необъятной синевой речным простором с маленькими островами робкой серо-зелёный зыби. Впереди по ходу движения теплохода, разрезаемая мощным форштевнем клокотала вода, разбрасывая в разные стороны бурлящие потоки белой пены. Речная поверхность вокруг то казалось глянцевой от наступавшего безветрия, то покрывалась мелкой дрожью многочисленных невесть откуда появляющихся крошечных волн, в каждой из которых мерцающими изумрудными бликами серебрились в отражении солнечные лучи.
В этот вечер странные события этого дня не завершились. Перед сном я ещё раз прогулялся по палубам, отметив про себя, что даже в период белых ночей хоть на пару часов, но всё же солнце уступало эту величественную сцену необъятной глади озера Луне. Лунная дорожка в ночном отражении казалась неестественно яркой, преувеличенной и неправдоподобной. Вокруг стояла шелковистая, редкая для беспокойного Онежского озера тишина, которая создавала ощущение тихого и необъяснимого счастья обладания этим необъятным водным простором. Чуть позже, уже готовясь ко сну в своей каюте, я лежал на кровати, головой к окну, пытаясь заснуть, и вместо привычного счёта овечек старался утомить себя счётом лунных зайчиков, которые оставляли на противоположной от окна стене каюты блики лунного света, отражённые неспешно струящейся за бортом водой озера. В какой-то момент, на полпути к погружению в сон я вдруг понял, что со стеной и лунными зайчиками что-то не так. На стене вместо лунных бликов я увидел большую круглую тень. Я уже сплю? Или это туча закрыла собой лунный свет? Оглянувшись в сторону окна я вздрогнул: из темноты палубы, плотно прижавшись с наружной стороны окна к стеклу на меня смотрело лицо. Картинка, надо сказать, была не из приятных. То ли из особенностей лунной подсветки, то ли от того, что лицо было плотно прижато к стеклу, оно имело бледно-серый неестественный оттенок, который вместе с прижатым стеклом придавали чертам лица жутковатый вид. Было ли это мужское или женское лицо я рассмотреть не успел, так как непроизвольно (да что там непроизвольно – вздрогнув от неожиданности) я отпрянул от окна и быстро задёрнул занавеску. Сон, который и так не хотел приходить ко мне, в эту ночь покинул меня окончательно. Пришлось взять книгу и до рассвета читать позитивную беллетристику.
***
Но утром от неприятного ночного эпизода не осталось и следа воспоминаний, поскольку утро на борту теплохода – это особое время дня. Утром мне охватывало какое-то непостижимое, радостное чувство, когда в ожидании нового дня путешествия я ощущал столько радости и надежды на удивительные открытия, которые мне ещё предстояло сделать. С каким удовольствием я бродил по утренним пустынным палубам, наслаждаясь игрой солнечных бликов и шелестом воды за бортом. С каким невероятным аппетитом набрасывался я на завтрак после таких длительных утренних прогулок и обилия свежего речного воздуха. Теплоход бесшумно скользил по узкому фарватеру живописной реки Свирь в обрамлении поросших невысокими деревьями и прибрежной осокой берегов. Пейзаж по ходу движения теплохода поминутно изменялся, открывая взору путешественника всё новые неподдающиеся никакому описанию сказочные пейзажи русского Севера. После обеда нас ожидала зелёная стоянка в деревне у причала Мандроги, к которому теплоход приблизился даже раньше указанного в расписании времени и встал вторым бортом к пришвартованному круизному теплоходу «Александр Куприн». Берега Свири были покрыты туманом и дышали холодом. Я вышел на берег и остановился в том радостном изумлении, которое испытываешь, увидев картинку будто срисованную с красочной коробки из-под шоколадных конфет. Яркие опрятные избы выстроились в ряд вдоль дороги, зазывая туристов посетить расположившиеся в них мастерские различных ремёсел. Чуть поодаль, за дорогой расположилась красочная переправа на остров с эко-тропой и зоопарком «Лукоморье». У мостков переправы мёрзли, покачиваясь на волнах немногочисленные лодки в ожидании тех, кто решится отправится на прогулку в мини-зоопарк. Высокая, собранная из брёвен мельница стояла справа невдалеке и, казалось, зорко приглядывала за немногочисленными лубочными избами. Впереди сразу за тропинкой к причалу зеленело травой небольшое футбольное поле. На поле было не по-летнему прохладно и ветрено. Ветер трепал сшитые из холста стены павильона, в котором уже готовились для гостей теплохода прорекламированные ещё утром шашлыки. Слева высился тёмный бархат начинающихся сразу за деревней лесов.
В Мандрогах для гостей теплохода был предусмотрен пикник на открытом воздухе и угощение приготовленными на костре шашлыками. До начала пикника оставалось ещё время, и я с удовольствием присоединился к спонтанно возникшему футбольному матчу между сборными из туристов теплоходов «Иван Бунин» и «Александр Куприн». При чём никакой предварительной договорённости о проведении матча не было. На футбольном поле вяло перекатывали мяч несколько парней разных возрастов. На моё предложение организовать матч они ответили согласием, но заметили, что для полноценного матча не хватало игроков. Я увидел прогуливающихся неподалёку южан и Суровцева и предложил им присоединиться к игре. Анатолий с сыном с удовольствием приняли моё предложение и присоединились к остальным игрокам. Александр Васильевич отказался, сославшись на полное отсутствие практики игры в футбол, и ушёл по направлению к теплоходу. Увидев, что на поле что-то затевается, стали подходить и другие туристы. Тут же выяснилось, что нас было примерно поровну с обоих теплоходов. Так и возникла идея провести товарищеский футбольный матч между сборными теплоходов, которая была тут же поддержана не только участниками игры, но и многочисленными зрителями, собравшимися около футбольного поля в ожидании готовящихся неподалёку шашлыков. Группа «властелинов кормы» расположилась у боковой кромки футбольного поля, яростно поддерживая своими возгласами и жестами игру сборной родного теплохода. Всё-таки удивительна и необъяснима тяга россиян к футболу. Мы привыкли шутить: «никто в мире не умеет играть в футбол, так же как мы не умеем». Но это не важно, ведь мы играем везде, при любых обстоятельствах и в любых условиях. Не имеет никакого значения, умеешь ли ты играть или имеешь лишь общее представление о правилах. Мы играем в футбол при любой представившейся возможности, вне зависимости от качества поля и наличия подходящей обуви. Может быть это от того, что футбол привлекает нас своей непредсказуемостью: ведь никто не может заранее сказать в чью пользу и с каким счётом закончится игра. Или своими эмоциями, ведь играя в футбол мы на пару часов забываем про свои статусы; ничто, кроме игры и эмоций не имеют значения: ни возраст, ни деньги, ни положение в обществе, ни связи. На поле мы все равны, по крайней мере в праве открыто выражать свои эмоции. Этот матч не стал исключением, поскольку эмоции лились через край. Каждая из сборных попеременно то вела в счёте, то проигрывала, то падала духом, то, подгоняемая криками и аплодисментами зрителей, снова бросалась в атаку. В какой-то момент нам показалась, что парни с теплохода «Александр Куприн» одолеют нас в этой баталии.
