Вы ведь сразу после круиза возвращаетесь в Москву? Так вот, послезавтра у меня - день рожденья. И я бы хотел пригласить Вас отметить его со мной в небольшом кругу моих близких друзей и знакомых. Как Вы на это смотрите?
Я задумался. Предложение действительно было несколько неожиданным. Я точно не относился к кругу близких знакомых и друзей Суровцева. Наше знакомство вообще длилось всего неделю и ограничивалось лишь несколькими общими разговорами на палубе и за столом в ресторане. Тем не менее Суровцев приглашал меня на день рожденья, где будут только самые близкие и давно знакомые люди. Нет, конечно, может быть речь шла только о возможности обсудить со мной перспективы моей работы в его агентстве, но для этого не обязательно было приглашать меня на празднование дня рожденья. Однако, отказавшись от столь неожиданного предложения, я потерял бы возможность прояснить причину интереса Суровцева к продолжению нашего знакомства.
- Александр Васильевич, благодарю за предложение, но, право, не знаю, уместно ли будет моё присутствие в кругу Ваших близких людей, которых я совсем не знаю? - быстро произнёс я не совсем, однако, уверенно.
- Да, бросьте, Сергей, у нас всё без пафоса и семейственности. Все, кто приедут ко мне на день рожденья - простые, общительные и открытые люди. Никаких чинов, никакого снобизма и фанфаронства, всё по-домашнему. Тем более, что это и не застолье вовсе. Я привык проводить свой день рожденья на открытом воздухе. В этот раз мы собираемся в одном стрелковом клубе в Подмосковье, пообщаться на свежем воздухе, пострелять по мишеням, поддержать, так сказать, спортивную форму. Приезжайте без колебаний, это не далеко от Москвы, я Вам на телефон скину точный адрес клуба.
Я поблагодарил Суровцева за предложения, будучи ещё не полностью уверенным, что мне стоит в этом участвовать. Мы обменялись ещё какими-то пустыми обещаниями, попрощались и я направился к трапу.
Всю дорогу от речного порта до Московского вокзала Санкт-Петербурга я думал о произошедших в круизе событиях. Расположившись в удобном кресле Сапсана, направляющегося в Москву, я попытался подключиться к Интернету, но тщетно. Мои мысли раз за разом возвращались к нашему разговору за столом в это утро. Я попытался привести их в порядок, выстроив в логическую цепочку последовательности событий. Итак, что мы имеем. В круиз я направился благодаря странному стечению обстоятельств, а точнее, в результате необъяснимой истории с бронью круиза на моём компьютере в ситуации, когда не мог с полной уверенностью сказать, участвовал ли я в этом или нет. Далее, информацию о маршруте, городах и времени стоянок теплохода я скачал на ноутбук в офисе компании Морречтурфлот. Про переход по Ладожскому озеру и стоянке на острове Коневец я узнал только накануне во время стоянки в Мандрогах.
Мои размышления были прерваны проводницей Сапсана, которая предложила мне чай. Сапсан неторопливо и по-кошачьи мягко тронулся в путь. За окном пока ещё медленно проплывали картины районов Санкт-Петербурга и его предместий, провожая наш в поезд в дорогу своей величественной холодной красотой. Каждый раз приезжая в Санкт-Петербург, я испытывал разные чувства. Иногда он поражал меня своим великолепием, этим неподражаемым роскошным сочетанием бархата, золота и воды, этой величавой пестротой узнаваемых образов и отражения целой эпохи Российской истории. А иногда этот город ошеломлял меня парадоксальным несовместимым контрастом величественных дворцом и парадных подъездов, с одной стороны, и мрачных непримиримо серых улиц, где царили безжалостное холодной уныние и неразделённая любовь, с другой. Он мог быть пугающе великим и романтически грустным, но в любом случае обладал какой-то фантастической тайной, привлекающей меня возвращаться сюда вновь и вновь и открывать этот город для себя заново.
Поезд уже набрал скорость и теперь в окне лишь мелькали обрывки огней и надписей, которые невозможно было ни рассмотреть, ни уловить. Я попробовал ещё раз систематизировать свои мысли и воспоминания. Получалось, что никаких закономерностей в предшествующих событиях не наблюдалось. А всё случившееся казалось результатом совпадений и случайностей. Возможно для объяснений этих совпадений и случайностей мне пригодилась бы теорема Байеса, о которой рассказывал Кирюша, но теорему я не знал и вообще был далёк от мира математических прогнозов и расчётов. Чем больше я об этом всём размышлял, тем более запутанным казалось мне объяснение всего произошедшего. Всё в этой цепочке событий казалось парадоксальными совпадениями и случайностями, а я привык верить в торжество логики: спорить со здравым смыслом я полагал возможным только в порыве необузданного пессимизма. В какой-то момент было ощущение, я что я приблизился пониманию какой-то закономерности, которая возможно мне многое объяснит. В памяти всплыли какие-то далёкие неопределённые воспоминания о похожих необъяснимых ситуациях, с которыми мне приходилось сталкиваться. К сожалению, мои догадки и предположения так и остались на уровне ощущений, а воспоминания блуждали туманными образами по коридорам моей памяти. Кажется, что-то похожее происходило со мной на Корсике, или мне это только казалось. В какой то момент, от переизбытка размышлений, а может в результате убаюкивающе-мерного покачивания вагона Сапсана, набравшего уже свою крейсерскую скорость, я почувствовал что погружаюсь в сон, сливающийся с пронзительными воспоминаниями о событиях, которые произошли со мной пару лет назад во время Ралли Корсики.
Корсика медленно возникала из утреннего тумана. Я ещё до рассвета поднялся на верхнюю палубу парома, чтобы полюбоваться красотой апрельской средиземноморской ночи. Звёзды жемчужной россыпью устилали всё небо до самого горизонта. Пронзительные зарницы будто софитами вспыхивали на фоне этой необъятной сцены ночного морского простора, играя отблесками сумрачно-лилового трепета. Вот первые всполохи близкой зари заиграли зыбкими отблесками в гладком каштановом сиропе морской воды за бортом. Уже были слышны назойливые крики чаек – предвестников близкого берега.
Сначала едва заметный контур величественных гор появился на фоне легких облаков, затем, играя в лучах утреннего солнца, засияла сотнями разноцветных огоньков уютная бухта Аяччо, на фоне которой «Наполеон Бонапарт» - двенадцати-палубная махина, сверкающая безукоризненной белизной, казался белым медведем по воле случая забредшем в муравейник. Я любил добираться на Корсику паромом вместе с механиками и группой координаторов. Остальные пилоты команды и люди ЮГОЙЛа обычно добирались до Корсики самолётом из Ниццы и были лишены наслаждения картиной, которая открывается только тому путешественнику, который видит Корсику со стороны моря: горы-великаны со снежными вершинами, яхты-муравьи на фоне лазурного моря, старинный маяк одинокий страж бухты и огромный рекламный плакат «Bienvenu a Rallye du Corse” - неоновый привет безумцам, участвующим в самом опасном, но и самом захватывающем ралли из всех входящих в программу мирового чемпионата.
Паром медленно прислонился к причалу, и бухта Аяччо, казалось, мгновенно ожила: забегали портовые служащие, засверкали вспышки фотокамер, появился кортеж мэра в сопровождении мотоциклистов-манекенов, полиция освобождала место для проезда многочисленных машин. Механики торопились покинуть борт парома, чтобы избежать очереди, которая неминуемо ожидала всех машин при выезде с территории порта.
Ралли Корсики – это особое событие не только раллийного чемпионата, но и всего спортивного мира. Как «Уимблдон» для теннисного сообщества и «Оскар» для мира кино, «Ралли Корсики» собирает вокруг себя не только профессиональных гонщиков, но и всех, кто готов проверить пределы своих возможностей. Участвовать в корсиканском ралли мечтает каждый, кто когда-либо садился за руль гоночного болида. Жестяная табличка с логотипом ралли и стартовым номером, которую гонщики устанавливают на капоте своего ревущего детища, в качестве подарка на память об участии в ралли ценится не меньше, чем подиумные Кубки, завоеванные на других раллийных этапах.
Однажды, я наблюдал забавную картину. Это было год назад, по окончании предыдущего Ралли Корсики, где, к слову, наш ударный экипаж был вынужден сойти с дистанции уже на втором спецучастке из-за ошибки штурмана в составлении легенды трассы. По окончании гонки, которую в очередной раз без вариантов выиграли французы, все участвовавшие в ралли машины были загнаны на тщательно охраняемую стоянку для прохождения спецкомиссии. В ожидании приглашения на спецкомиссию, гонщики расположились на лавочках у входа в ангар и травили привычные байки из жизни кочующих холостяков. Справа у ограды стоянки я заметил двух корсиканских парнишек лет десяти -одиннадцати, внимательно рассматривающих потрепанные гонкой, усыпанные рекламой раллийные машины. Я сразу догадался о цели из визита: охота за жестяными табличками с логотипом «Rallye du Corse» велась особенно интенсивно. Наконец, план заговорщиков созрел: один из парней направился к группе гонщиков и умудрился втиснуться в их разговор. Мои познания французского языка, особенно его корсиканского варианта невелики, но нетрудно было понять по эмоциональным жестам, хитрым глазам и выразительным интонациям паренька, что его единственной целью было обратить на себя внимание, а вернее отвлечь внимание гонщиков от отчаянных попыток второго сорванца оторвать от капота Ситроена заветную табличку. Видя затянувшиеся, но безрезультатные попытки своего друга завладеть табличкой, первый паренек продолжал самозабвенно врать, не подозревая, что их план обречен: Ситроен – единственная раллийная команда, механики которой прикручивают стартовый номер и логотип гонки к капоту шурупами. Мы, как и большинство гонщиков, обходились обыкновенным скотчем. Наконец, отчаявшись реализовать свой незатейливый план, паренек пнул в сердцах бампер Ситроена, что заставило сработать сигнализацию. Конечно, оба сорванца бросились наутек, причем тот, что кормил байками гонщиков умудрился, зацепившись за лавочку, сделать головокружительный кульбит в воздухе, но стремительно вскочил, и, опрокинув сложенные на лавочки гоночные шлемы, бросился догонять своего неудачливого приятеля. Оба были впоследствии сполна вознаграждены за свою настойчивость вожделенной табличкой, которую пилот Ситроена вручил им по окончании спецкомиссии, дополнив своим автографом, улыбкой и дружеским рукопожатием. Радости юных корсиканцев не было предела.
Прошлогодний провал нашего экипажа по-разному был воспринят руководством команды. Мы улетали из Москвы с уверенностью в победе: отсутствие фотокорреспондентов в Шереметьево казалось случайным недоразумением. Нас провожал представитель ЮГОЙЛа по фамилии Скуров, которого парни за глаза называли Шкуровым, поскольку ядовито - угрюмое выражение его лица и бесцеремонность, с которой он вмешивался в процесс подготовки к гонкам, не оставляли сомнений по поводу того, какая незавидная судьба ожидает команду в случае, если деньги спонсоров окажутся вложенными в поражение. Шкуров не любил церемоний и, вручив нам конверт с деньгами на накладные расходы со словами: «Летите соколы и будем вам счастье», уехал, даже не дождавшись начала регистрации на рейс. На итоговом разборе полетов причиной прошлогоднего схода с дистанции была названа невнимательность штурмана, вследствие перезагруженности экипажа в период подготовки и утомительного перелета. Как просто было тогда всё объяснить «невнимательностью штурмана»: дескать «вмешался случай, а в принципе могли побеждать». И только те члены команды, которые непосредственно участвовали в ралли, точно знали, что никакой случай не может ни помочь, ни помешать победить на Корсике. К такому событию команды готовятся годами: огромные исследовательские центры работали над оптимальными настройками двигателя и «мозгов» машины; исследовались дорожное покрытие и особенности грунта на острове; миллионы долларов вкладывались в разработку необходимого состава резины для шин. Но даже не это было главным. В конце концов, всем понятно, что за каждой командой стоял могущественный спонсор, и наша команда, не была исключением: нефтяной гигант из Южного региона России щедро оплачивал любые попытки руководства команды идти в ногу с требованиями времени. В ралли Корсики была одна особенность, которая, в конечном счете, определяла, кто достоин выиграть гонку. Старожилы ралли называли ее «петля Паницци», в честь пилота, который впервые прошел ее на максимальной скорости. Особенность этого участка ралли, который проходил высоко в горах, заключалась в том, что он начинался с крутого трамплина, после которого трасса уходила резко влево. За траекторией этого левого поворота находился обрыв в ущелье, глубиной пару тысяч метров. На равнинных спецучастках пилоты проходили трамплины на максимальной скорости. Обычно у таких мест собиралось большое количество болельщиков, поскольку зрелище взмывающих на шесть-семь метров над трассой гоночных авто – лакомство для любого раллийного гурмана. Проходить трамплин петли Паницци прыжком решались единицы: чуть не рассчитал скорость, не успел с точностью до миллисекунды выставить колеса и никакой швеллер не спасет машину падения в ущелье. Большинство пилотов перед преодолением трамплина переключались с 6-ой на 3-ю передачу, сбрасывали скорость и проходили петлю Паницци в обычном режиме. Такой маневр стоил гонщикам от шести до восьми потерянных секунд. А это как раз и было то время, которое на финише отделяло победителя от остального пилотона. Не случайно, старожилы говорили: кто пройдет петлю Паницци, не сбрасывая скорость, тот выиграет ралли Корсики.
Вечером команда была в сборе: по традиции оба экипажа, механики и координаторы в первый вечер по приезде на место ужинали вместе. Пилот второго экипажа Сева Горобец, знавший все вкусные рестораны в местах проведения этапов ралли, повел нас на набережную бухты Аяччо, где под сенью пальм расположились столики многочисленных корсиканских бистро. Посетители бистро состояли в основном из гонщиков и механиков команд – участников ралли, обсуждающих перипетии предстоящей гонки за бокалом вина под звуки легкого французского шансона: привычка общаться за трапезой в Европе неистребима. Здесь были и чопорные французы, любители собираться без повода и врать друг другу про свои подвиги до изнеможения и невозмутимые финны, всё общение которых сводилось к многозначительным покачиваниям головы, и педантичные англичане, которые, как шутили гонщики, в пять часов вечера останавливали свои болиды на трассе, чтобы выпить чашку английского чая. Я любил вечера накануне официального открытия ралли: уже на следующий день нас ожидали утомительное составление стенограммы трассы, которое гонщики и журналисты называли разведкой, и шейк-даун, который представлял собой пробный старт вне зачета ралли, где команды могли опробовать настройки машин. Вечером накануне старта мы обычно собирались в неформальной обстановке, шутили, травили анекдоты, делились новостями о проведенном отпуске, в общем, говорили обо всем, кроме самой гонки.
Я задумался. Предложение действительно было несколько неожиданным. Я точно не относился к кругу близких знакомых и друзей Суровцева. Наше знакомство вообще длилось всего неделю и ограничивалось лишь несколькими общими разговорами на палубе и за столом в ресторане. Тем не менее Суровцев приглашал меня на день рожденья, где будут только самые близкие и давно знакомые люди. Нет, конечно, может быть речь шла только о возможности обсудить со мной перспективы моей работы в его агентстве, но для этого не обязательно было приглашать меня на празднование дня рожденья. Однако, отказавшись от столь неожиданного предложения, я потерял бы возможность прояснить причину интереса Суровцева к продолжению нашего знакомства.
- Александр Васильевич, благодарю за предложение, но, право, не знаю, уместно ли будет моё присутствие в кругу Ваших близких людей, которых я совсем не знаю? - быстро произнёс я не совсем, однако, уверенно.
- Да, бросьте, Сергей, у нас всё без пафоса и семейственности. Все, кто приедут ко мне на день рожденья - простые, общительные и открытые люди. Никаких чинов, никакого снобизма и фанфаронства, всё по-домашнему. Тем более, что это и не застолье вовсе. Я привык проводить свой день рожденья на открытом воздухе. В этот раз мы собираемся в одном стрелковом клубе в Подмосковье, пообщаться на свежем воздухе, пострелять по мишеням, поддержать, так сказать, спортивную форму. Приезжайте без колебаний, это не далеко от Москвы, я Вам на телефон скину точный адрес клуба.
Я поблагодарил Суровцева за предложения, будучи ещё не полностью уверенным, что мне стоит в этом участвовать. Мы обменялись ещё какими-то пустыми обещаниями, попрощались и я направился к трапу.
Всю дорогу от речного порта до Московского вокзала Санкт-Петербурга я думал о произошедших в круизе событиях. Расположившись в удобном кресле Сапсана, направляющегося в Москву, я попытался подключиться к Интернету, но тщетно. Мои мысли раз за разом возвращались к нашему разговору за столом в это утро. Я попытался привести их в порядок, выстроив в логическую цепочку последовательности событий. Итак, что мы имеем. В круиз я направился благодаря странному стечению обстоятельств, а точнее, в результате необъяснимой истории с бронью круиза на моём компьютере в ситуации, когда не мог с полной уверенностью сказать, участвовал ли я в этом или нет. Далее, информацию о маршруте, городах и времени стоянок теплохода я скачал на ноутбук в офисе компании Морречтурфлот. Про переход по Ладожскому озеру и стоянке на острове Коневец я узнал только накануне во время стоянки в Мандрогах.
Мои размышления были прерваны проводницей Сапсана, которая предложила мне чай. Сапсан неторопливо и по-кошачьи мягко тронулся в путь. За окном пока ещё медленно проплывали картины районов Санкт-Петербурга и его предместий, провожая наш в поезд в дорогу своей величественной холодной красотой. Каждый раз приезжая в Санкт-Петербург, я испытывал разные чувства. Иногда он поражал меня своим великолепием, этим неподражаемым роскошным сочетанием бархата, золота и воды, этой величавой пестротой узнаваемых образов и отражения целой эпохи Российской истории. А иногда этот город ошеломлял меня парадоксальным несовместимым контрастом величественных дворцом и парадных подъездов, с одной стороны, и мрачных непримиримо серых улиц, где царили безжалостное холодной уныние и неразделённая любовь, с другой. Он мог быть пугающе великим и романтически грустным, но в любом случае обладал какой-то фантастической тайной, привлекающей меня возвращаться сюда вновь и вновь и открывать этот город для себя заново.
Поезд уже набрал скорость и теперь в окне лишь мелькали обрывки огней и надписей, которые невозможно было ни рассмотреть, ни уловить. Я попробовал ещё раз систематизировать свои мысли и воспоминания. Получалось, что никаких закономерностей в предшествующих событиях не наблюдалось. А всё случившееся казалось результатом совпадений и случайностей. Возможно для объяснений этих совпадений и случайностей мне пригодилась бы теорема Байеса, о которой рассказывал Кирюша, но теорему я не знал и вообще был далёк от мира математических прогнозов и расчётов. Чем больше я об этом всём размышлял, тем более запутанным казалось мне объяснение всего произошедшего. Всё в этой цепочке событий казалось парадоксальными совпадениями и случайностями, а я привык верить в торжество логики: спорить со здравым смыслом я полагал возможным только в порыве необузданного пессимизма. В какой-то момент было ощущение, я что я приблизился пониманию какой-то закономерности, которая возможно мне многое объяснит. В памяти всплыли какие-то далёкие неопределённые воспоминания о похожих необъяснимых ситуациях, с которыми мне приходилось сталкиваться. К сожалению, мои догадки и предположения так и остались на уровне ощущений, а воспоминания блуждали туманными образами по коридорам моей памяти. Кажется, что-то похожее происходило со мной на Корсике, или мне это только казалось. В какой то момент, от переизбытка размышлений, а может в результате убаюкивающе-мерного покачивания вагона Сапсана, набравшего уже свою крейсерскую скорость, я почувствовал что погружаюсь в сон, сливающийся с пронзительными воспоминаниями о событиях, которые произошли со мной пару лет назад во время Ралли Корсики.
Глава 12. Петля Паницци
Корсика медленно возникала из утреннего тумана. Я ещё до рассвета поднялся на верхнюю палубу парома, чтобы полюбоваться красотой апрельской средиземноморской ночи. Звёзды жемчужной россыпью устилали всё небо до самого горизонта. Пронзительные зарницы будто софитами вспыхивали на фоне этой необъятной сцены ночного морского простора, играя отблесками сумрачно-лилового трепета. Вот первые всполохи близкой зари заиграли зыбкими отблесками в гладком каштановом сиропе морской воды за бортом. Уже были слышны назойливые крики чаек – предвестников близкого берега.
Сначала едва заметный контур величественных гор появился на фоне легких облаков, затем, играя в лучах утреннего солнца, засияла сотнями разноцветных огоньков уютная бухта Аяччо, на фоне которой «Наполеон Бонапарт» - двенадцати-палубная махина, сверкающая безукоризненной белизной, казался белым медведем по воле случая забредшем в муравейник. Я любил добираться на Корсику паромом вместе с механиками и группой координаторов. Остальные пилоты команды и люди ЮГОЙЛа обычно добирались до Корсики самолётом из Ниццы и были лишены наслаждения картиной, которая открывается только тому путешественнику, который видит Корсику со стороны моря: горы-великаны со снежными вершинами, яхты-муравьи на фоне лазурного моря, старинный маяк одинокий страж бухты и огромный рекламный плакат «Bienvenu a Rallye du Corse” - неоновый привет безумцам, участвующим в самом опасном, но и самом захватывающем ралли из всех входящих в программу мирового чемпионата.
Паром медленно прислонился к причалу, и бухта Аяччо, казалось, мгновенно ожила: забегали портовые служащие, засверкали вспышки фотокамер, появился кортеж мэра в сопровождении мотоциклистов-манекенов, полиция освобождала место для проезда многочисленных машин. Механики торопились покинуть борт парома, чтобы избежать очереди, которая неминуемо ожидала всех машин при выезде с территории порта.
Ралли Корсики – это особое событие не только раллийного чемпионата, но и всего спортивного мира. Как «Уимблдон» для теннисного сообщества и «Оскар» для мира кино, «Ралли Корсики» собирает вокруг себя не только профессиональных гонщиков, но и всех, кто готов проверить пределы своих возможностей. Участвовать в корсиканском ралли мечтает каждый, кто когда-либо садился за руль гоночного болида. Жестяная табличка с логотипом ралли и стартовым номером, которую гонщики устанавливают на капоте своего ревущего детища, в качестве подарка на память об участии в ралли ценится не меньше, чем подиумные Кубки, завоеванные на других раллийных этапах.
Однажды, я наблюдал забавную картину. Это было год назад, по окончании предыдущего Ралли Корсики, где, к слову, наш ударный экипаж был вынужден сойти с дистанции уже на втором спецучастке из-за ошибки штурмана в составлении легенды трассы. По окончании гонки, которую в очередной раз без вариантов выиграли французы, все участвовавшие в ралли машины были загнаны на тщательно охраняемую стоянку для прохождения спецкомиссии. В ожидании приглашения на спецкомиссию, гонщики расположились на лавочках у входа в ангар и травили привычные байки из жизни кочующих холостяков. Справа у ограды стоянки я заметил двух корсиканских парнишек лет десяти -одиннадцати, внимательно рассматривающих потрепанные гонкой, усыпанные рекламой раллийные машины. Я сразу догадался о цели из визита: охота за жестяными табличками с логотипом «Rallye du Corse» велась особенно интенсивно. Наконец, план заговорщиков созрел: один из парней направился к группе гонщиков и умудрился втиснуться в их разговор. Мои познания французского языка, особенно его корсиканского варианта невелики, но нетрудно было понять по эмоциональным жестам, хитрым глазам и выразительным интонациям паренька, что его единственной целью было обратить на себя внимание, а вернее отвлечь внимание гонщиков от отчаянных попыток второго сорванца оторвать от капота Ситроена заветную табличку. Видя затянувшиеся, но безрезультатные попытки своего друга завладеть табличкой, первый паренек продолжал самозабвенно врать, не подозревая, что их план обречен: Ситроен – единственная раллийная команда, механики которой прикручивают стартовый номер и логотип гонки к капоту шурупами. Мы, как и большинство гонщиков, обходились обыкновенным скотчем. Наконец, отчаявшись реализовать свой незатейливый план, паренек пнул в сердцах бампер Ситроена, что заставило сработать сигнализацию. Конечно, оба сорванца бросились наутек, причем тот, что кормил байками гонщиков умудрился, зацепившись за лавочку, сделать головокружительный кульбит в воздухе, но стремительно вскочил, и, опрокинув сложенные на лавочки гоночные шлемы, бросился догонять своего неудачливого приятеля. Оба были впоследствии сполна вознаграждены за свою настойчивость вожделенной табличкой, которую пилот Ситроена вручил им по окончании спецкомиссии, дополнив своим автографом, улыбкой и дружеским рукопожатием. Радости юных корсиканцев не было предела.
***
Прошлогодний провал нашего экипажа по-разному был воспринят руководством команды. Мы улетали из Москвы с уверенностью в победе: отсутствие фотокорреспондентов в Шереметьево казалось случайным недоразумением. Нас провожал представитель ЮГОЙЛа по фамилии Скуров, которого парни за глаза называли Шкуровым, поскольку ядовито - угрюмое выражение его лица и бесцеремонность, с которой он вмешивался в процесс подготовки к гонкам, не оставляли сомнений по поводу того, какая незавидная судьба ожидает команду в случае, если деньги спонсоров окажутся вложенными в поражение. Шкуров не любил церемоний и, вручив нам конверт с деньгами на накладные расходы со словами: «Летите соколы и будем вам счастье», уехал, даже не дождавшись начала регистрации на рейс. На итоговом разборе полетов причиной прошлогоднего схода с дистанции была названа невнимательность штурмана, вследствие перезагруженности экипажа в период подготовки и утомительного перелета. Как просто было тогда всё объяснить «невнимательностью штурмана»: дескать «вмешался случай, а в принципе могли побеждать». И только те члены команды, которые непосредственно участвовали в ралли, точно знали, что никакой случай не может ни помочь, ни помешать победить на Корсике. К такому событию команды готовятся годами: огромные исследовательские центры работали над оптимальными настройками двигателя и «мозгов» машины; исследовались дорожное покрытие и особенности грунта на острове; миллионы долларов вкладывались в разработку необходимого состава резины для шин. Но даже не это было главным. В конце концов, всем понятно, что за каждой командой стоял могущественный спонсор, и наша команда, не была исключением: нефтяной гигант из Южного региона России щедро оплачивал любые попытки руководства команды идти в ногу с требованиями времени. В ралли Корсики была одна особенность, которая, в конечном счете, определяла, кто достоин выиграть гонку. Старожилы ралли называли ее «петля Паницци», в честь пилота, который впервые прошел ее на максимальной скорости. Особенность этого участка ралли, который проходил высоко в горах, заключалась в том, что он начинался с крутого трамплина, после которого трасса уходила резко влево. За траекторией этого левого поворота находился обрыв в ущелье, глубиной пару тысяч метров. На равнинных спецучастках пилоты проходили трамплины на максимальной скорости. Обычно у таких мест собиралось большое количество болельщиков, поскольку зрелище взмывающих на шесть-семь метров над трассой гоночных авто – лакомство для любого раллийного гурмана. Проходить трамплин петли Паницци прыжком решались единицы: чуть не рассчитал скорость, не успел с точностью до миллисекунды выставить колеса и никакой швеллер не спасет машину падения в ущелье. Большинство пилотов перед преодолением трамплина переключались с 6-ой на 3-ю передачу, сбрасывали скорость и проходили петлю Паницци в обычном режиме. Такой маневр стоил гонщикам от шести до восьми потерянных секунд. А это как раз и было то время, которое на финише отделяло победителя от остального пилотона. Не случайно, старожилы говорили: кто пройдет петлю Паницци, не сбрасывая скорость, тот выиграет ралли Корсики.
***
Вечером команда была в сборе: по традиции оба экипажа, механики и координаторы в первый вечер по приезде на место ужинали вместе. Пилот второго экипажа Сева Горобец, знавший все вкусные рестораны в местах проведения этапов ралли, повел нас на набережную бухты Аяччо, где под сенью пальм расположились столики многочисленных корсиканских бистро. Посетители бистро состояли в основном из гонщиков и механиков команд – участников ралли, обсуждающих перипетии предстоящей гонки за бокалом вина под звуки легкого французского шансона: привычка общаться за трапезой в Европе неистребима. Здесь были и чопорные французы, любители собираться без повода и врать друг другу про свои подвиги до изнеможения и невозмутимые финны, всё общение которых сводилось к многозначительным покачиваниям головы, и педантичные англичане, которые, как шутили гонщики, в пять часов вечера останавливали свои болиды на трассе, чтобы выпить чашку английского чая. Я любил вечера накануне официального открытия ралли: уже на следующий день нас ожидали утомительное составление стенограммы трассы, которое гонщики и журналисты называли разведкой, и шейк-даун, который представлял собой пробный старт вне зачета ралли, где команды могли опробовать настройки машин. Вечером накануне старта мы обычно собирались в неформальной обстановке, шутили, травили анекдоты, делились новостями о проведенном отпуске, в общем, говорили обо всем, кроме самой гонки.
