С плеча авца, не с плеча, нам кловунам плевать, купить что-то другое не представлялось возможным: другие, какие костюмы — в том же секен-энде — нам не по карману. А хотелось, даже необходимо было выглядеть респектабельно — чтобы за нищеброда какого или клоуна не принимали.
Костюмы «деловые» или «выходные», дорогие из смесовой ткани «шерсть с шёлком» — без жилетки даже — нам не по карману. Тем более, «шико?вые», те что с золотым шитьём по лацканам пиджаков и по шву брючин, дополненные всякими там аксессуарами. Такие на Кагоре носят: городская администрация, адвокаты, бизнесмены, аферисты рпзного пошиба и шулера всех мастей. Принято носить ещё и у профессуры с продюсерами, у балетных с билетёрами — от интеллигенции. Родовая знать и бомонд обеих столиц костюмы такие не пользуют, у них в моде эксклюзивный, авторского дизайна, костюм жокея в стиле «дерби» на каждый день. Скромняги. Нам, кловунам, об одёжке из шерсти с шёлком, а тем более о костюме жокея — самого что ни на есть скромненького, от начинающего дизайнера — даже мечтать в голову не приходит. «Пиджак и брюки из элитной ткани, шерсть плюс шёлк», рекламировал продавец, на поверку же материал оказался новомодным крепдешином. Искусственным. Мы в визитках из него от кабацкой жары и духоты млели и потели. С тоской вспоминали свою свободную, лёгкую скоморошью одёжку из ситца — узор птицы — Куваевской ситценабивной мануфактуры. Сшиты были для русских представителей карнавала в Мексике, но уж очень понравились Наместнику, выкупил нам.
Шитые закройщиками «южанами» на продажу мужчинам «северянам» (о мужчинах-толлюдах и речи нет), тройки нам карликам были великоваты в ростовке и узковаты по фигуре, с полами пиджаков ниже колен, чуть ли не в пол. Людоиду не всякому были в пору, поэтой ещё причине контрабандные костюмы-визитки на Кагоре носили одни евцы — рослые и узкокостные против кагориан. Однако, как правило худощавый, узкоплечий евец тройку, приобретённую у контрабандиста, ушивал, пиджакам подшивал потаённые ватные плечики. Евца с лотком наперевес на улице, площади, в толпе, издалека видно, они, на каждом углу стоящие, — своего рода городские ориентиры.
Дочери хозяина Дома пообещали перешить, выручили. Разумеется, перешивали тройки не сами — привлекли к этому делу своих экономок и субреток (субретка: как правило, сверстница; из девиц возрастных — девственница; девушка из интеллигентной семьи). С дворецким, охраной, садовниками, конюхами и домашней прислугой зачастую «на ножах», с дочерями Наместника мы в приятельстве. Ваня — он, надо отдать ему должное, даже дружит с ними. Потому как до субреток охо?ч. К «возрастным» всё клинья подбивает, но безуспешно — не одну не уволили.
Штанины и рукава с полами пиджаков экономки с субретками укоротили, припустили в талии, из отрезной материи вставками расшили брюки и жилетку с боков. Плечики в пиджаках выпороли. Получились визитки, как на нас шиты.
Расплатился за услугу Ваня один. Ловелас. Любитель ухаживать за женщинами — одно слово, ловелас. Если в притязаниях преодолеть фортецию и был близок с какой экономкой, у субреток оставался бесславным «волокитой». «Не парился»: в Доме ещё, кроме «подружек» дочерей Наместника, служили гувернантки, горничные, кухарки, прачки. Деньги у него не водились, к тому же не отличался выдающимися по красоте чертами лица, и по фигуре не атлет ни разу, зато имел весьма привлекательную у противоположного пола «притягательную, как магнит, «заману?ху». Ваня сам так выражался, а Гера с Лукой ему подначивали: замануху называли словом общерасхожим — «болт». В путешествиях по провинциям, мылись в общественных банях, Ваня из раздевалки в помывочную входил и мылся не иначе как в юбке из берёзовых веников. Он устал от взоров глаз с рублёвую монету, и вопросов «Настоящий?», и ответов «Не, протез». В парилку ни ногой, там замануху безобразно размаривало — веник протыкал. Когда финансово поиздержится, последнюю копейку спустит, всякий раз выкручивался: силиконовые молды своего «друга» (отливки так называл) делал. В формах отливал экземпляры из ювелирной смолы и в секс-шоп эксклюзивным товаром на реализацию сдавал. Товароведы брали, даже с охоткой, потому как скупались «болты Вано», как пирожки в голодном краю. Нам рассказывал, случайно заглянул в в прикроватный куфар экономки и в стопках нижнего белья обнаружил пару «дружков». Не поверили, тайком (домочадцы с прислугой, конюхами и садовникам уехали на таратайках на пляж) проверили сундуки всех служанок, заодно скрыни субреток… у всех по «болту».
В каморку, смежную с комнатой, где экономки управлялись с нашими костюмами, к Ване кроме горничных, кухарок, прачек — предпочтение ловелас отдавал кормилицам — заглядывали даже надменные и чопорные гувернантки, отнюдь не девицы-скромницы, а девы уже немолодые, замужние, некоторые в годах даже. Эти с собой приносили «болты» — на счастье Ванино: отдыхал, руки только заняв.
Ваниными трудами перешивка костюмов нам обошлась задаром. Довольными остались безмерно — в костюмах-визитках за «ковёрных» не примут. Омрачала наш восторг только материя. Мало того, что в крупную, вышедшую из моды, «виндзорскую клетку» так ещё и ткань искусственная. К тому уже, черно-белый гленчек с контрастной цветной полосой; визуально нас карликов, и без того отнюдь не стройных, заметно толстил. И домой из кабака возвращались мокрыми от пота и вонючими. На чистку в химчистке, нехило так себе, тратились, бывало тарань к пиву не всяким разом заказывали.
Через две недели только (за такое время костюмы можно было перешить раз десять) вернулся Ваня в казарму, с порога чуть дополз до своего лежака. Надев обновку «с иголочки», обулись в новенькие нариманы — эти не с ноги евца, новьё. Ботинки из белой кожи с черными мыском и задником, сшитые на Наримановской обувной фабрике в Азербайджане — раскошелились в бутике. Друг за дружкой подходили к дивану благодарить Ваню. С нарочито наигранным на лице сочувствием и состраданием, пожимали ему его совсем уж вялую руку. Выходка товарищу не понравилась, и он при всяком удобном случае искал повод насолить нам в отместку. Вот спортивные кубки вместо пивных кружек принёс. Не помыл, пыль хотя бы фартуком обтёр. Но за чаркой водки любил рассказывать, кормилицы, кухарки, и прочие служанки Дома Наместника не убоялись его «болта», тогда как экономки дочерей время от времени, по очереди отвлекались от перешивки визиток — все Ванины «соки высосали» до корня. Субреток от попыток следовать старшим подругам отваживали, прогоняли, и те, заслышав страстное почмокивание за дверью каморки, бегали в свои опочивальни к своим ларцам.
* * *
За столом напротив через проход гуляли два пожилых моряка, оба старшины первой статьи, с «крестами» на груди и шевроном «дальпатруля» на рукаве форменки. И, разумеется, не аборигены Кагора — толлюды. Судя по повседневной матроской робе (не первой свежести после стирки, местами в не отмываемых масляных пятнах) и бескозырке, лентами завязанными в узел под подбородком — амбалы в поту Т-портала. Портовые грузчики, как и боцман. Толлюды Амбалы Флота СЦА, безусловно, не обычные гражданские порто?вые грузчики из людоидов, имеют доступ к пристаням «номерным», охраняемым госгвардией на вышках с пулемётами. Как сюда их только занесло, дивился я. Толлюды по дешёвым кабакам, а тем паче по пригородным забегаловкам, не ходят. Но эти, похоже, были на мели, начали проматывать своё жалование по ресторанам Т-портала и теперь здесь, на отшибе в третьеразрядной ресторации, приканчивали.
Сидели амбалы в кругу ватаги подростков, явно местных шалопаев. Одеты мальчишки в сюртуки с поддёвкой навыпуск поверх широченных по колено шорт, шитых, судя по тому, что штанов такого фасона в магазине не купить, самопально — чтобы выделится среди других дворовых банд. Шевелюры на макушках украшены тарелочками искусственных лысин, ресницы накладные, пушистые. Брови сросшиеся, лохматые, дополнены тату на пол лба рисунками листьев гелькулляссоого дерева. Губы — в татуаже с пирсингом. За спинами через плечо висят на бельевой верёвке семиструнные гитары, переделанные в шестиструнные.
— Стиляги. «Дворяне» несовершеннолетние, — Гера тоже обратил внимание на ватагу. — В каникулы ни чем не заняты, кроме как назначать «стрелки» дворянам соседних районов, в разборках рубиться до кровавых соплей.
— Пацанва, — констатировал Лука.
В компании толлюдов с лиц мальчишек не сходило напускное внимание — как же, слушали самих дальпатрулей, инопланетян-толлюдов! По сути — да, оккупантов. Но, правда, какие — так в школе учили — помогали их бедной ресурсами планетёнке технологиями и машинами в лизинге. Маловодную и пустынную сушу наполнили морями и озёрами, испещрили реками, насадили лесами со зверьём. За что «особая благодарочка» — ширпотреб инопланетный, акиянский, ввозили.
Пацаны, сгрудившись вокруг моряков, сидели на табуретах, на столе, слушали старшин и надменно лыбились — как же, слышали-то не иначе как пьяный трёп.
Что-то сомнительно, подумалось мне, пьянчуги эти вряд ли служили матросами на эсминцах дальнего патрулирования за пределами Океана. По молодости, может быть, в дальпоходах и участвовали, но не на боевом корабле, а на каком сухогрузе в группе сопровождения. И тоже грузчиками, не потому ли на пенсии подрабатывают обычными портовыми амбалами, тюки и мешки в порту Т-портала на номерных пристанях ворочают.
Старшины, поцеживая эль сквозь закусанные ленты бескозырок — пропитаны веселящим настоем гелькулляссовой коры — рассказывали (врали, несомненно), как не раз в океане видели неопознанные космические объекты, а однажды даже наткнулись на «город в полёте». А полезли показать фотки, юнцы не преминули бросить в кружки соломины, просунуть их концы в щербины на месте выбитых фикс. Цедили эль и пощипывали на спине пацана-соседа шесть гитарных струн. Ни сколько не верили, что найдут: за снимки с НЛО даже толлюдам каталажка, а за фотографию «города в полёте» вообще трибунал. Так и вышло. Порылись в потаённых кармашках с изнанки брючин, и один, что помоложе, нарочито заплетаясь языком, сокрушённо объяснил их замешательство:
— Не видеть мне больше… имн… Орион в профиль! После смены в порту в раз… имн… девалку не пошли, остались в робе. А фотки-то с «городом в полёте» в форменке… имм-н… выходной. Скажи, Степан Никанорович.
— Имм-н.
Ясно, врали. Дёшево. Пацанву — саму грешную — не проведёшь. Дружно щипком басовой струны «прокол» старшин отметили, подлили им в кружки эля и заказали принести героям матросского грога, и чтоб добро настоянного на гелькулляссовой коре — крепчайшего, с ног валящего. Распоряжалась всем, заводила компанию, тройка мальчишек — по всей видимости, единоутробных близнецов. Выделялись они и тем, что по возрасту чуть старшие, жгучие блондины, лохматые без искусственных лысин на макушках и дорисованных на лбу бровей. Шорты на них не простые чёрные, а в сине-белую полосу, больше походили на трусы «семейные». За плечами на перевязи висели не гитары, а американские банджо-кантри.
* * *
Скоро старшины допили эль, не осилили угощение от братвы и, подсушив на спиртовках ленты бескозырок, сослались на необходимость им старикам поспать после трудовой смены. В обнимку ушли. Их место тут же занял — будто поджидал где в сторонке — в милицейской куртке со съёмными погонами-муфтами прапорщика. Шеврон на рукаве подписан «Охранное Ведомство Каргофлота». Вынырнул из табачного дыма, как чёрт из табакерки. Не спрашивая разрешения, стремительно сел за стол. Стиляги не успели гитары за гриф из-за спины крутануть, аккорды первые выдать. Банджо-кантри было опередили гитары, но смолкли, на третьей секунде оборвав свою залихватскую трескотню. На внезапное явление офицера близнецы в замешательстве округлили глаза, такой спесивой наглости — хоть и проявленной офицером милиции — принять им дворянам западло.
Прапорщик толлюд или людоид, определить было не просто: для первого ростом не вышел, для второго слишком высок. Лицом опять же бел — не смуглый. Хотя видно, что нанесена тоналка, как то украшают себя на Кагоре артисты шоу-бизнеса, судьи с прокурорами и адвокатами, и евцы молодые. Известно, что торговый флот у первых не в чести, тем более служба охранником у купца-кагорианина.
Завидев стоящих у соседнего стола и пялившихся на компанию пацанов, офицер вскочил с табурета, повернулся к нам во фрунт и представился:
— Матей Шошоакэ. Охранное ведомство Логистического департамента Каргофлота. Прапорщик. Румын.
Фига себе, Матей — тёска, поразился я. Вспомнилось, как-то в кабинете Наместника «случайно» прочёл список населения конгломерации Т-портала по национальному признаку, румыном в нём фигурировал только один, и тот замначальника департамента госбезопасности, генерал, а тут прапорщик желторотый, охранник. Что-то здесь не так.
Прапорщик предстал в образе молодого мужчины подчёркнуто интеллигентного вида, франта: пенсне на носу, на галстуке зажим с жемчужиной, в апаше воротника кителя платиновая булавка. Галифе ушито, в бёдрах неприлично заужено, отчего походят больше на колго?ты, а не на воинские брюки. Сапоги и вовсе не уставные яловые — кирзовые. Среди офицеров обувь модная и дефицитная: из СНВ на Кагор доставлялись теми же, что и костюмы-визитки, контрабандистами. Купить удавалось только из-под полы, и только у евцев.
Я поднял кубок, сделал приветственный поклон, отпил. По всей видимости, этот франтоватый прапорщик — штабист, делопроизводитель или картограф какой. Или адъютантишко чей.
Матей Шошоакэ на мой поклон поворотился к столу, взял одну из кружек, принесённых старшинам с грогом не допитым, поднял чуть выше головы и отвесил четыре коротких подбородком к груди поклона. Но пить не стал. Сел на табурет.
Не понятно, что такой весь из себя делает в пригородной забегаловке. Денежное довольствие у штабных, а уж у адъютантов тем более, немалое, им не ресторации на периферии мегаполиса посещать, а рестораны фешенебельные в ядре Т-портала. Подсел за стол к ватаге пацанов, к дворянам — а вот это уже не только удивительно, это подозрительно, вынес я заключение происходящему.
* * *
Наигранно, пьяно-тупо, громким шёпотом, но не оставляющим сомнений в желании обратного эффекта, Матей Шошоакэ стал уверять:
— Нет никаких «городов в полёте», а есть так называемые «z-миражи», объекты оптических иллюзий. Их изобретатель мой двоюродный дядюшка. Он задался целью разорить знаменитую корпорацию «Фейерверк-проказник», но служба безопасности его раскусила и добилась увольнения. Совет директоров с треском вытурил начальника производственного отдела за несанкционированное изготовление опытной партии z-миражей и за начатую было самовольную подготовку их серийного выпуска. Дядюшкой разработанная технология позволяла прекратить коптить атмосферу фейерверками эфемерными, а освоить его изобретение — фейерверк по отношению к рыночным аналогам несравненно эстетически выигрышный, главное, экологически безвредный, как в действии, так и в производстве. Причём не в несколько секунд действия в небе, а способного «одуванчиком» выходить в космос и вечно дрейфовать по Галактике.
— Фига? себе, — Ванина реакция. — Я об этом слышал, но верил в «города».
— Да, в СМИ — в «жёлтых» журналах и газетёнках — время от времени появляются ещё заметки о «городах», но то, заверяю вас, блуждают в межзвёздном пространстве опытные экземпляры дядиных шедевров.
Костюмы «деловые» или «выходные», дорогие из смесовой ткани «шерсть с шёлком» — без жилетки даже — нам не по карману. Тем более, «шико?вые», те что с золотым шитьём по лацканам пиджаков и по шву брючин, дополненные всякими там аксессуарами. Такие на Кагоре носят: городская администрация, адвокаты, бизнесмены, аферисты рпзного пошиба и шулера всех мастей. Принято носить ещё и у профессуры с продюсерами, у балетных с билетёрами — от интеллигенции. Родовая знать и бомонд обеих столиц костюмы такие не пользуют, у них в моде эксклюзивный, авторского дизайна, костюм жокея в стиле «дерби» на каждый день. Скромняги. Нам, кловунам, об одёжке из шерсти с шёлком, а тем более о костюме жокея — самого что ни на есть скромненького, от начинающего дизайнера — даже мечтать в голову не приходит. «Пиджак и брюки из элитной ткани, шерсть плюс шёлк», рекламировал продавец, на поверку же материал оказался новомодным крепдешином. Искусственным. Мы в визитках из него от кабацкой жары и духоты млели и потели. С тоской вспоминали свою свободную, лёгкую скоморошью одёжку из ситца — узор птицы — Куваевской ситценабивной мануфактуры. Сшиты были для русских представителей карнавала в Мексике, но уж очень понравились Наместнику, выкупил нам.
Шитые закройщиками «южанами» на продажу мужчинам «северянам» (о мужчинах-толлюдах и речи нет), тройки нам карликам были великоваты в ростовке и узковаты по фигуре, с полами пиджаков ниже колен, чуть ли не в пол. Людоиду не всякому были в пору, поэтой ещё причине контрабандные костюмы-визитки на Кагоре носили одни евцы — рослые и узкокостные против кагориан. Однако, как правило худощавый, узкоплечий евец тройку, приобретённую у контрабандиста, ушивал, пиджакам подшивал потаённые ватные плечики. Евца с лотком наперевес на улице, площади, в толпе, издалека видно, они, на каждом углу стоящие, — своего рода городские ориентиры.
Дочери хозяина Дома пообещали перешить, выручили. Разумеется, перешивали тройки не сами — привлекли к этому делу своих экономок и субреток (субретка: как правило, сверстница; из девиц возрастных — девственница; девушка из интеллигентной семьи). С дворецким, охраной, садовниками, конюхами и домашней прислугой зачастую «на ножах», с дочерями Наместника мы в приятельстве. Ваня — он, надо отдать ему должное, даже дружит с ними. Потому как до субреток охо?ч. К «возрастным» всё клинья подбивает, но безуспешно — не одну не уволили.
Штанины и рукава с полами пиджаков экономки с субретками укоротили, припустили в талии, из отрезной материи вставками расшили брюки и жилетку с боков. Плечики в пиджаках выпороли. Получились визитки, как на нас шиты.
Расплатился за услугу Ваня один. Ловелас. Любитель ухаживать за женщинами — одно слово, ловелас. Если в притязаниях преодолеть фортецию и был близок с какой экономкой, у субреток оставался бесславным «волокитой». «Не парился»: в Доме ещё, кроме «подружек» дочерей Наместника, служили гувернантки, горничные, кухарки, прачки. Деньги у него не водились, к тому же не отличался выдающимися по красоте чертами лица, и по фигуре не атлет ни разу, зато имел весьма привлекательную у противоположного пола «притягательную, как магнит, «заману?ху». Ваня сам так выражался, а Гера с Лукой ему подначивали: замануху называли словом общерасхожим — «болт». В путешествиях по провинциям, мылись в общественных банях, Ваня из раздевалки в помывочную входил и мылся не иначе как в юбке из берёзовых веников. Он устал от взоров глаз с рублёвую монету, и вопросов «Настоящий?», и ответов «Не, протез». В парилку ни ногой, там замануху безобразно размаривало — веник протыкал. Когда финансово поиздержится, последнюю копейку спустит, всякий раз выкручивался: силиконовые молды своего «друга» (отливки так называл) делал. В формах отливал экземпляры из ювелирной смолы и в секс-шоп эксклюзивным товаром на реализацию сдавал. Товароведы брали, даже с охоткой, потому как скупались «болты Вано», как пирожки в голодном краю. Нам рассказывал, случайно заглянул в в прикроватный куфар экономки и в стопках нижнего белья обнаружил пару «дружков». Не поверили, тайком (домочадцы с прислугой, конюхами и садовникам уехали на таратайках на пляж) проверили сундуки всех служанок, заодно скрыни субреток… у всех по «болту».
В каморку, смежную с комнатой, где экономки управлялись с нашими костюмами, к Ване кроме горничных, кухарок, прачек — предпочтение ловелас отдавал кормилицам — заглядывали даже надменные и чопорные гувернантки, отнюдь не девицы-скромницы, а девы уже немолодые, замужние, некоторые в годах даже. Эти с собой приносили «болты» — на счастье Ванино: отдыхал, руки только заняв.
Ваниными трудами перешивка костюмов нам обошлась задаром. Довольными остались безмерно — в костюмах-визитках за «ковёрных» не примут. Омрачала наш восторг только материя. Мало того, что в крупную, вышедшую из моды, «виндзорскую клетку» так ещё и ткань искусственная. К тому уже, черно-белый гленчек с контрастной цветной полосой; визуально нас карликов, и без того отнюдь не стройных, заметно толстил. И домой из кабака возвращались мокрыми от пота и вонючими. На чистку в химчистке, нехило так себе, тратились, бывало тарань к пиву не всяким разом заказывали.
Через две недели только (за такое время костюмы можно было перешить раз десять) вернулся Ваня в казарму, с порога чуть дополз до своего лежака. Надев обновку «с иголочки», обулись в новенькие нариманы — эти не с ноги евца, новьё. Ботинки из белой кожи с черными мыском и задником, сшитые на Наримановской обувной фабрике в Азербайджане — раскошелились в бутике. Друг за дружкой подходили к дивану благодарить Ваню. С нарочито наигранным на лице сочувствием и состраданием, пожимали ему его совсем уж вялую руку. Выходка товарищу не понравилась, и он при всяком удобном случае искал повод насолить нам в отместку. Вот спортивные кубки вместо пивных кружек принёс. Не помыл, пыль хотя бы фартуком обтёр. Но за чаркой водки любил рассказывать, кормилицы, кухарки, и прочие служанки Дома Наместника не убоялись его «болта», тогда как экономки дочерей время от времени, по очереди отвлекались от перешивки визиток — все Ванины «соки высосали» до корня. Субреток от попыток следовать старшим подругам отваживали, прогоняли, и те, заслышав страстное почмокивание за дверью каморки, бегали в свои опочивальни к своим ларцам.
* * *
За столом напротив через проход гуляли два пожилых моряка, оба старшины первой статьи, с «крестами» на груди и шевроном «дальпатруля» на рукаве форменки. И, разумеется, не аборигены Кагора — толлюды. Судя по повседневной матроской робе (не первой свежести после стирки, местами в не отмываемых масляных пятнах) и бескозырке, лентами завязанными в узел под подбородком — амбалы в поту Т-портала. Портовые грузчики, как и боцман. Толлюды Амбалы Флота СЦА, безусловно, не обычные гражданские порто?вые грузчики из людоидов, имеют доступ к пристаням «номерным», охраняемым госгвардией на вышках с пулемётами. Как сюда их только занесло, дивился я. Толлюды по дешёвым кабакам, а тем паче по пригородным забегаловкам, не ходят. Но эти, похоже, были на мели, начали проматывать своё жалование по ресторанам Т-портала и теперь здесь, на отшибе в третьеразрядной ресторации, приканчивали.
Сидели амбалы в кругу ватаги подростков, явно местных шалопаев. Одеты мальчишки в сюртуки с поддёвкой навыпуск поверх широченных по колено шорт, шитых, судя по тому, что штанов такого фасона в магазине не купить, самопально — чтобы выделится среди других дворовых банд. Шевелюры на макушках украшены тарелочками искусственных лысин, ресницы накладные, пушистые. Брови сросшиеся, лохматые, дополнены тату на пол лба рисунками листьев гелькулляссоого дерева. Губы — в татуаже с пирсингом. За спинами через плечо висят на бельевой верёвке семиструнные гитары, переделанные в шестиструнные.
— Стиляги. «Дворяне» несовершеннолетние, — Гера тоже обратил внимание на ватагу. — В каникулы ни чем не заняты, кроме как назначать «стрелки» дворянам соседних районов, в разборках рубиться до кровавых соплей.
— Пацанва, — констатировал Лука.
В компании толлюдов с лиц мальчишек не сходило напускное внимание — как же, слушали самих дальпатрулей, инопланетян-толлюдов! По сути — да, оккупантов. Но, правда, какие — так в школе учили — помогали их бедной ресурсами планетёнке технологиями и машинами в лизинге. Маловодную и пустынную сушу наполнили морями и озёрами, испещрили реками, насадили лесами со зверьём. За что «особая благодарочка» — ширпотреб инопланетный, акиянский, ввозили.
Пацаны, сгрудившись вокруг моряков, сидели на табуретах, на столе, слушали старшин и надменно лыбились — как же, слышали-то не иначе как пьяный трёп.
Что-то сомнительно, подумалось мне, пьянчуги эти вряд ли служили матросами на эсминцах дальнего патрулирования за пределами Океана. По молодости, может быть, в дальпоходах и участвовали, но не на боевом корабле, а на каком сухогрузе в группе сопровождения. И тоже грузчиками, не потому ли на пенсии подрабатывают обычными портовыми амбалами, тюки и мешки в порту Т-портала на номерных пристанях ворочают.
Старшины, поцеживая эль сквозь закусанные ленты бескозырок — пропитаны веселящим настоем гелькулляссовой коры — рассказывали (врали, несомненно), как не раз в океане видели неопознанные космические объекты, а однажды даже наткнулись на «город в полёте». А полезли показать фотки, юнцы не преминули бросить в кружки соломины, просунуть их концы в щербины на месте выбитых фикс. Цедили эль и пощипывали на спине пацана-соседа шесть гитарных струн. Ни сколько не верили, что найдут: за снимки с НЛО даже толлюдам каталажка, а за фотографию «города в полёте» вообще трибунал. Так и вышло. Порылись в потаённых кармашках с изнанки брючин, и один, что помоложе, нарочито заплетаясь языком, сокрушённо объяснил их замешательство:
— Не видеть мне больше… имн… Орион в профиль! После смены в порту в раз… имн… девалку не пошли, остались в робе. А фотки-то с «городом в полёте» в форменке… имм-н… выходной. Скажи, Степан Никанорович.
— Имм-н.
Ясно, врали. Дёшево. Пацанву — саму грешную — не проведёшь. Дружно щипком басовой струны «прокол» старшин отметили, подлили им в кружки эля и заказали принести героям матросского грога, и чтоб добро настоянного на гелькулляссовой коре — крепчайшего, с ног валящего. Распоряжалась всем, заводила компанию, тройка мальчишек — по всей видимости, единоутробных близнецов. Выделялись они и тем, что по возрасту чуть старшие, жгучие блондины, лохматые без искусственных лысин на макушках и дорисованных на лбу бровей. Шорты на них не простые чёрные, а в сине-белую полосу, больше походили на трусы «семейные». За плечами на перевязи висели не гитары, а американские банджо-кантри.
* * *
Скоро старшины допили эль, не осилили угощение от братвы и, подсушив на спиртовках ленты бескозырок, сослались на необходимость им старикам поспать после трудовой смены. В обнимку ушли. Их место тут же занял — будто поджидал где в сторонке — в милицейской куртке со съёмными погонами-муфтами прапорщика. Шеврон на рукаве подписан «Охранное Ведомство Каргофлота». Вынырнул из табачного дыма, как чёрт из табакерки. Не спрашивая разрешения, стремительно сел за стол. Стиляги не успели гитары за гриф из-за спины крутануть, аккорды первые выдать. Банджо-кантри было опередили гитары, но смолкли, на третьей секунде оборвав свою залихватскую трескотню. На внезапное явление офицера близнецы в замешательстве округлили глаза, такой спесивой наглости — хоть и проявленной офицером милиции — принять им дворянам западло.
Прапорщик толлюд или людоид, определить было не просто: для первого ростом не вышел, для второго слишком высок. Лицом опять же бел — не смуглый. Хотя видно, что нанесена тоналка, как то украшают себя на Кагоре артисты шоу-бизнеса, судьи с прокурорами и адвокатами, и евцы молодые. Известно, что торговый флот у первых не в чести, тем более служба охранником у купца-кагорианина.
Завидев стоящих у соседнего стола и пялившихся на компанию пацанов, офицер вскочил с табурета, повернулся к нам во фрунт и представился:
— Матей Шошоакэ. Охранное ведомство Логистического департамента Каргофлота. Прапорщик. Румын.
Фига себе, Матей — тёска, поразился я. Вспомнилось, как-то в кабинете Наместника «случайно» прочёл список населения конгломерации Т-портала по национальному признаку, румыном в нём фигурировал только один, и тот замначальника департамента госбезопасности, генерал, а тут прапорщик желторотый, охранник. Что-то здесь не так.
Прапорщик предстал в образе молодого мужчины подчёркнуто интеллигентного вида, франта: пенсне на носу, на галстуке зажим с жемчужиной, в апаше воротника кителя платиновая булавка. Галифе ушито, в бёдрах неприлично заужено, отчего походят больше на колго?ты, а не на воинские брюки. Сапоги и вовсе не уставные яловые — кирзовые. Среди офицеров обувь модная и дефицитная: из СНВ на Кагор доставлялись теми же, что и костюмы-визитки, контрабандистами. Купить удавалось только из-под полы, и только у евцев.
Я поднял кубок, сделал приветственный поклон, отпил. По всей видимости, этот франтоватый прапорщик — штабист, делопроизводитель или картограф какой. Или адъютантишко чей.
Матей Шошоакэ на мой поклон поворотился к столу, взял одну из кружек, принесённых старшинам с грогом не допитым, поднял чуть выше головы и отвесил четыре коротких подбородком к груди поклона. Но пить не стал. Сел на табурет.
Не понятно, что такой весь из себя делает в пригородной забегаловке. Денежное довольствие у штабных, а уж у адъютантов тем более, немалое, им не ресторации на периферии мегаполиса посещать, а рестораны фешенебельные в ядре Т-портала. Подсел за стол к ватаге пацанов, к дворянам — а вот это уже не только удивительно, это подозрительно, вынес я заключение происходящему.
* * *
Наигранно, пьяно-тупо, громким шёпотом, но не оставляющим сомнений в желании обратного эффекта, Матей Шошоакэ стал уверять:
— Нет никаких «городов в полёте», а есть так называемые «z-миражи», объекты оптических иллюзий. Их изобретатель мой двоюродный дядюшка. Он задался целью разорить знаменитую корпорацию «Фейерверк-проказник», но служба безопасности его раскусила и добилась увольнения. Совет директоров с треском вытурил начальника производственного отдела за несанкционированное изготовление опытной партии z-миражей и за начатую было самовольную подготовку их серийного выпуска. Дядюшкой разработанная технология позволяла прекратить коптить атмосферу фейерверками эфемерными, а освоить его изобретение — фейерверк по отношению к рыночным аналогам несравненно эстетически выигрышный, главное, экологически безвредный, как в действии, так и в производстве. Причём не в несколько секунд действия в небе, а способного «одуванчиком» выходить в космос и вечно дрейфовать по Галактике.
— Фига? себе, — Ванина реакция. — Я об этом слышал, но верил в «города».
— Да, в СМИ — в «жёлтых» журналах и газетёнках — время от времени появляются ещё заметки о «городах», но то, заверяю вас, блуждают в межзвёздном пространстве опытные экземпляры дядиных шедевров.
