А ещё я заново припомнил все рассказы и побасёнки про речную волшбу, какие мне доводилось слышать. Там чётко нигде не сказано, когда лучше смотреть на реку сквозь ледышку: кому-то днём повезло, а кому-то ночью. По-разному бывает. А коли так, то и мне надо не только днём попытаться, но и в потёмках. Верно ведь? Если не получится — подожду до прихода Лизы.
Вырвал из тетради листок, положил на подоконник и, лампы не зажигая, накорябал — не волнуйтесь, мол, меня не украли. Отлучился сам по важному делу, вернусь к обеду.
Взял куртку на случай, если к утру ещё посвежеет, запихнул её в котомку. Хотел уже из комнаты выйти, но что-то мне не даёт покоя — не пойму, что. Предчувствие какое-то неприятное. Постоял я, подумал и вытащил из тайничка за комодом свой серебряный рубль, подаренный Андреем на именины. Ну и медную мелочь тоже всю сгрёб, какая была. Печёнкой чувствую — пригодится.
Дверь приоткрыл тихонько, выбрался в коридор. Половицу скрипучую обошёл вдоль стены, спустился по лестнице. Внизу опять замешкался на минуту — может, думаю, в погреб быстро метнуться, еды с собой прихватить? Колбасы копчёной пару колечек? Но решил в итоге — лучше не надо, а то уроню там что-нибудь, перебужу весь дом, и хитрый план пойдёт псу по хвост. Нет уж, потерплю сегодня без завтрака.
Через двор прокрался без приключений, юркнул в калитку, иду по дороге к дубу. Мыслишка свербит — а вдруг тот патлатый хрен, что меня письмом осчастливил, до сих пор в засаде сидит, высматривает? Но, к счастью, обошлось, никого там не оказалось. Оно и понятно — в такое время даже сволочи отдыхают, только я никак не угомонюсь…
Хотя гулять сейчас — одно удовольствие: ночи стоят тихие, тёплые. При луне всё вокруг какое-то необычное, незнакомое. Подсолнухи стали почти бесцветные, листьями шелестят, когда ветерок с реки долетает. А наверх посмотреть — вообще красота, звёзды рассыпаны как пшено для кур во дворе.
Вышел на берег, сел на свой бугорок. Волны блестят под звёздами, филин где-то гукает по соседству. Получается вроде и жутковато, но зато как-то сразу верится — да, в такой час можно и с колдовством попробовать.
Взял ледышку, припомнил Лизину «концентрацию».
Вдох-выдох, сердце — раз-два, филин одобряет: «Угу!»
Никто на этот раз не мешает, пароходы воду не мутят. Волны пришёптывают тихонько, и время вместе с ними уплывает куда-то. То, что днём со мной было, кажется теперь далёким, ненастоящим. Будто я всё это не вспоминаю, а картинки в книжке смотрю, выцветшие и старые.
Или нет, не картинки даже…
Понимаю, странно звучит, но чувство сейчас такое, что память — это огромная глыба льда, в которую вмёрзло то, что уже случилось…
Да что там глыба — целая река застывшая, ледяная…
Та река, на которую я смотрю, сидя на берегу…
Та, которая хранит тайны…
Поймал я себя на этой мысли и чуть не заорал от радости — получается! Колдовство началось, сейчас секреты откроются!
Ну?!
Баранки гну.
Радость моя щенячья всё дело тут же испортила.
Я вскинулся — и замёрзшая память-река исчезла, растаяла за секунду. А до меня дошло, что я сижу, как и прежде, на бугорке, пялясь на обычную воду.
И просидел, оказывается, не каких-то пару минут, а не меньше часа. Уже луна-серебрянка вылезла, перемигивается с рыжухой, а небо на востоке светлеет. Спина у меня затекла, рука, в которой «капля» зажата, чуть ли не отваливается, да и вообще все тело ломит, как будто на мне пахали весь день. Перед глазами пятна плывут, слабость одолевает. Теперь понимаю, почему Лиза грохнулась в обморок.
Прилёг на траву, закрыл глаза, чтобы передохнуть…
И забылся.
На этот раз — ни снов, ни видений, просто ухнул в какой-то омут. Так и лежал бревном, пока кто-то меня по имени не позвал. Разлепил глаза — и сразу зажмурился. На небе солнце сверкает, а рядом со мной сидит Лизавета.
— Просыпайся, — говорит, — нас ждут открытия и свершения.
Я тоже сел, руками подвигал, головой повертел — вроде не болит ничего, и соображаю нормально, только есть хочется просто зверски. Сразу пожалел, что ночью в погреб не заглянул. Говорю Лизе:
— Я тут без тебя попробовал ещё раз.
— Правда? И как успехи?
— Почти получилось, но потом отрубился. Примерно как ты тогда.
— А ещё меня упрекал, что я тормозить не умею вовремя!
— Да, с наскока тут не получится — можно и копыта отбросить. Как-то иначе надо. Вычитала что-нибудь в книжках?
— Прямых инструкций там нет, но я не особенно и надеялась. Сплошные умствования, полунамёки, аллегории всякие. И всё-таки одна интересная мысль попалась — она нам, по-моему, пригодится.
— И что за мысль?
— Насчёт того, что нельзя просто сесть у реки на травку и ждать, пока тебя осыплет сокровищами. Благосклонность реки надо заслужить, пройдя некий путь. Скорее всего, имеется в виду путь в иносказательном смысле — самосовершенствование, саморазвитие. Но некоторые комментарии написаны так, словно всё надо понимать буквально!
Выпалила и сидит довольная — восторгов, наверно, ждёт. Я в затылке почесал:
— Поясни. А то у меня с утра голова не варит.
— Путь — в буквальном смысле, Митя! То есть не сидеть надо, а идти!
— Куда идти?
— Вот и давай прикинем! Ты же не ждёшь, что я одна всё придумаю, а ты будешь только командовать? У нас с тобой совместное дело, каждый должен вносить свой вклад!
— Вообще-то, — отвечаю, — я свой вклад уже внёс, если ты забыла. Разрешил тебе пользоваться ледышкой. Или это, по-твоему, не считается?
Лиза на меня растерянно посмотрела, глазками хлопнула — и это настолько по-детски вышло, что мне её жалко стало. В первую-то встречу мне показалось, что она даже чуть постарше меня, но сейчас вижу — нет, ошибся. Просто девчонка, хоть и умная чересчур.
Говорю ей:
— Ладно, не обижайся — ты молодец, старалась. Я не на тебя злюсь, а потому что день вчера был поганый. То мне камни мерещатся, то лёд, да ещё и этот навоз…
— Н-навоз?
— Долгая история, не вникай. Лучше расскажи ещё раз, что там за путь, про который ты прочитала. Подумаем, как с ним быть.
Она посмотрела на меня подозрительно, подулась ещё для приличия, но недолго — очень уж ей не терпится опять заняться волшбой. Объясняет:
— Я думаю, надо идти вдоль берега. Может, наткнёмся на какое-нибудь особое место, где колдовство работает лучше. Или не наткнёмся, но река всё равно поймёт, что мы стараемся и не ленимся, а значит, можно нас наградить… Ох, мамочки, до чего же глупо звучит, если вот так, простым языком… Но суть-то ты уловил?
— Уловил, — вздыхаю, — надо переться неизвестно куда. В какую сторону хоть?
— Я же говорю — давай посоветуемся! Можно дойти до устья, за день управимся…
Меня сомнения взяли:
— До устья — это через город и через порт. Там суета, народу полно — как-то не слишком подходит для запретной волшбы, по-моему.
— Правильно! Ритуал, как мне кажется, должен совершиться вдали от посторонних глаз. Выше по течению такие места найдутся. В идеале, наверное, лучше всего подойдёт исток — это ведь символ, начало чего-то нового…
— Представляешь, сколько до истока пилить?
— Представляю, конечно. Но мы же должны доказать серьёзность своих намерений! Хотя я, если честно, надеюсь, что река нам с тобой откроется раньше. Прямо сегодня — вряд ли, не будем губу раскатывать, как ты выражаешься. А вот через день-другой…
— Хорошо. Вверх по течению, значит.
Разулыбалась:
— Да. Видишь, Митя, как быстро мы пришли к соглашению? Диалог — великая вещь, если не ругаться. Тогда давай сегодня подготовимся, соберёмся, а завтра с утра — в дорогу. Согласен?
— Погоди, — говорю, — тебя что, вот так просто со мной отпустят? Не верю.
— А я, по-твоему, собираюсь спрашивать разрешения?
— Час от часу не легче. Ты слиняешь из дома, тебя все будут искать. Поймают в компании с наглым простолюдином, то есть со мной. Тебя отругают и пальчиком погрозят, а мне башку открутят и не поморщатся. Скажешь, нет?
Она погрустнела и посерьёзнела, лицо опять стало почти взрослым — я только диву дался. Опустила глаза и сказала тихо:
— Меня быстро хватятся, тут ты прав. Но искать не будут, поверь. Может, даже обрадуются… В общем, Митя, я даю слово, что в этом смысле тебе опасаться нечего.
Подняла голову, смотрит прямо. Вроде не врёт, но эта история меня всё равно как-то мало радует. Втолковываю дальше:
— Дело не только в этом. Завтра я уйти уже не смогу. Если отправляться — то сегодня, сейчас. Поэтому прости, Лизавета, получается не по-честному, но придётся мне одному идти, без тебя.
Она, как ни странно, не растерялась и не обиделась. Спрашивает спокойно:
— Но в принципе ты не против моей компании?
— Не против, но я ж объясняю…
— Я поняла. Если завтра нельзя, выходим сегодня. Дашь мне сорок минут на сборы?
— Сорок минут? — удивляюсь. — Думаешь, успеешь за это время домой, на тот берег, а потом обратно? Скажи уж прямо — часика через три…
Опять улыбается:
— Я сказала как есть, не ёрничай. А чтобы ты мне по-настоящему доверял, покажу тебя кое-что. Пойдём?
Вскочила и ждёт. Ну, раз такое дело, и я поднялся, шагнул за ней следом — и тут же чуть обратно не шлёпнулся, потому что голова закружилась. Лиза мне:
— Ты чего? Тебе плохо, Митя?
— Всё нормально, — отвечаю. — Это я, похоже, после вчерашнего не отошёл ещё.
Она глядит внимательно:
— Так, постой. Ты упоминал, что тебе вчера постоянно что-то мерещилось. Камни, лёд и даже вроде навоз? Про навоз я, правда, стесняюсь спрашивать…
— Да забудь уже про него! Он тут не при делах.
— Значит, камни и лёд? Интересное сочетание, не похоже на случайность. Расскажи, пожалуйста, подробнее.
— Ладно, в дороге всё расскажу — времени будет много, успеем наговориться. Ты сначала домой смотайся, собери вещи. Лодка твоя далеко отсюда?
Лиза подмигнула и говорит:
— Привыкай мыслить шире, уважаемый компаньон.
— Не понял. Это к чему?
— Кто сказал, что мне вообще нужна лодка?
— А как же тогда? — удивляюсь. — Крылья себе, что ли, отрастишь?
— Хотелось бы, но такими талантами, к сожалению, похвастаться не могу.
Больше ничего объяснять не стала, загадочная. Вышли мы на дорогу, протопали с полверсты. Молчим — Лизавета о чём-то своём задумалась, а я прикидываю, как бы родню предупредить половчее, чтобы меня сегодня-завтра не ждали.
Мысли эти меня с такой силой одолевают, что я даже не сразу спросил — а с чего это мы сейчас не налево двинулись, к городу, а направо? Вон уже и замок недалеко — торчит на том берегу почти прямо напротив нас.
— Куда ты меня ведёшь? Тут домов нет поблизости, кроме замка.
— А может, — отвечает она, — я в нём и живу? Такой вариант тебе не приходит в голову? Может, я самая настоящая дочь наместника, которая слоняется по окрестностям от безделья?
— Не сочиняй. Никаких дочерей у наместника нет, только сыновья.
— Какой ты, оказывается, информированный!
— Про это, по-моему, весь город знает. Попроще что-нибудь выдумай.
— Ты удивишься, но я не так уж сильно присочинила. Да, дочерей у него нет, ты прав, зато есть нелюбимая двоюродная племянница. Про которую он не очень любит распространяться.
Смотрю — она уже не подначивает, а просто рассказывает. Ну, думаю, влип — так влип. Лизавета у нас не просто аристократка, а родственница главного человека на острове. Любимая, нелюбимая — это дело десятое, искать всё равно начнут…
Лиза говорит грустно:
— Я вижу, Митя, что ты колеблешься. И, поверь, я очень хорошо понимаю твои сомнения, поэтому и решила признаться сразу. Ещё раз заверяю — погони можно не опасаться, но если ты мне не веришь, то не буду навязываться. Да мне и нет смысла тогда идти — ведь стынь-капля, полученная без доверия, бесполезна.
Я аж зубами заскрежетал. Ну вот что с ней делать? Прогнать? Получится, что я струсил, хвост поджал как зайчишка…
— Ладно, — бурчу, — идём, раз договорились. Я от своих слов не отказываюсь.
Она дух перевела облегчённо:
— Ура! А теперь — обещанный фокус.
Схватила меня за рукав и тянет к обочине — а там разросся дикий шиповник, выше нашего роста, и никакого просвета нет. Я уже рот открыл, чтобы возмутиться — куда мы прём? И тут смотрю — проход появился. Не то чтобы кусты расступились, просто тропинка как будто прятаться перестала. А ведь я секунду назад как раз на это место таращился и ничего не видел!
— Да, — говорю уважительно, — фокус ничего так.
Лиза отмахивается:
— Это только затравка. Дальше смотри.
По этой тропинке вышли на небольшую поляну — шиповниковые кусты её окружают, а над ними нависают деревья. Лиза к одному кусту подошла и руку протянула — я решил, что хочет ягод попробовать, которые уже покраснели. Но она вместо этого прикоснулась к шипу — уколола палец, так что выступила капелька крови. Лиза её слизнула и посмотрела куда-то мимо меня. Я оглянулся — батюшки!
Середина поляны чавкнула и внутрь себя провалилась. Открылась яма, в поперечнике — сажени полторы. Я ближе подошёл, заглянул — ступеньки уходят вниз, каменные, аккуратно обтёсанные.
— Подземный ход на тот берег, — объясняет мне Лизавета. — Устроили ещё в старину, чтобы сбежать из замка, если враги со всех сторон окружат. Открыть могут только хозяева резиденции. Специальные чары, работают через кровь. Ну, как тебе?
— Вещь, — говорю. — Теперь меня точно прирежут, чтобы не разболтал.
Она фыркает:
— Не переживай, компаньон, я тебя не выдам. На ту сторону не приглашаю, сам понимаешь, так что располагайся и жди меня. Постараюсь не задерживаться.
— Мне тоже надо отлучиться по делу. Кусты меня пропустят обратно?
— Пропустят, там чары проще — если уж ты проход рассмотрел, то больше из виду не потеряешь. Значит, встречаемся через сорок минут?
— Давай.
Лиза по ступенькам спустилась, и яма закрылась снова, как будто рана в земле заросла за пару секунд. Я на корточки присел, пригляделся, даже рукой провёл по траве — никаких следов. На совесть сделано, да.
Выбрался с лужайки и пошёл к подсолнуховому полю, только не напрямую, а вкруголя — через рощицу, которая по-над краем города. Вячеслав вчера говорил, что хочет проверить ульи, вот и выловлю его там.
Рощу пересёк, выглянул из-за дерева — точно, братец маячит возле пчелиных домиков. Правда, вместо того чтобы трудиться в поте лица, стоит и калач жуёт — завтрака, видать, не хватило. Ну ещё бы, с таким-то брюхом.
— Славик! — зову.
Он оборачивается:
— Митяй? Ты что ж такое творишь, паршивец? Мать испереживалась…
— Я поэтому сейчас и пришёл. Меня ещё пару дней не будет — не беспокойтесь, у меня всё нормально, просто дела.
— Дела?! Значит, так, сейчас — ноги в руки и быстро дуешь домой…
— Славик, — говорю, — не ори. Посмотри сюда.
От такой наглости он чуть калач не выронил, а я тем временем ледышку достал и ему показываю:
— Видишь, что у меня есть? Она нам поможет, чтобы пасеку не отняли, только надо немного времени. И кстати, поблизости меня не ищите, я в другое место иду…
— Домой, я сказал! Или тебя за шкирку тащить? Так я с удовольствием…
— Ты меня догони сначала, если пузо не помешает.
— Ах ты…
Он ко мне ломанулся, но я, конечно, дожидаться не стал — рванул обратно к реке. Бегу и думаю — пожалуй, правильно я всё сделал. Пусть они ругаются, сколько влезет, на малолетнего нахалёнка и фантазёра — зато, по крайней мере, знают теперь, что я жив-здоров. А если ледышка сработает, ещё и спасибо скажут…
Вернулся на поляну, подождал немного в теньке — не успел толком заскучать, как земля опять расступилась. Лиза наружу вышла и сразу мне:
Вырвал из тетради листок, положил на подоконник и, лампы не зажигая, накорябал — не волнуйтесь, мол, меня не украли. Отлучился сам по важному делу, вернусь к обеду.
Взял куртку на случай, если к утру ещё посвежеет, запихнул её в котомку. Хотел уже из комнаты выйти, но что-то мне не даёт покоя — не пойму, что. Предчувствие какое-то неприятное. Постоял я, подумал и вытащил из тайничка за комодом свой серебряный рубль, подаренный Андреем на именины. Ну и медную мелочь тоже всю сгрёб, какая была. Печёнкой чувствую — пригодится.
Дверь приоткрыл тихонько, выбрался в коридор. Половицу скрипучую обошёл вдоль стены, спустился по лестнице. Внизу опять замешкался на минуту — может, думаю, в погреб быстро метнуться, еды с собой прихватить? Колбасы копчёной пару колечек? Но решил в итоге — лучше не надо, а то уроню там что-нибудь, перебужу весь дом, и хитрый план пойдёт псу по хвост. Нет уж, потерплю сегодня без завтрака.
Через двор прокрался без приключений, юркнул в калитку, иду по дороге к дубу. Мыслишка свербит — а вдруг тот патлатый хрен, что меня письмом осчастливил, до сих пор в засаде сидит, высматривает? Но, к счастью, обошлось, никого там не оказалось. Оно и понятно — в такое время даже сволочи отдыхают, только я никак не угомонюсь…
Хотя гулять сейчас — одно удовольствие: ночи стоят тихие, тёплые. При луне всё вокруг какое-то необычное, незнакомое. Подсолнухи стали почти бесцветные, листьями шелестят, когда ветерок с реки долетает. А наверх посмотреть — вообще красота, звёзды рассыпаны как пшено для кур во дворе.
Вышел на берег, сел на свой бугорок. Волны блестят под звёздами, филин где-то гукает по соседству. Получается вроде и жутковато, но зато как-то сразу верится — да, в такой час можно и с колдовством попробовать.
Взял ледышку, припомнил Лизину «концентрацию».
Вдох-выдох, сердце — раз-два, филин одобряет: «Угу!»
Никто на этот раз не мешает, пароходы воду не мутят. Волны пришёптывают тихонько, и время вместе с ними уплывает куда-то. То, что днём со мной было, кажется теперь далёким, ненастоящим. Будто я всё это не вспоминаю, а картинки в книжке смотрю, выцветшие и старые.
Или нет, не картинки даже…
Понимаю, странно звучит, но чувство сейчас такое, что память — это огромная глыба льда, в которую вмёрзло то, что уже случилось…
Да что там глыба — целая река застывшая, ледяная…
Та река, на которую я смотрю, сидя на берегу…
Та, которая хранит тайны…
Поймал я себя на этой мысли и чуть не заорал от радости — получается! Колдовство началось, сейчас секреты откроются!
Ну?!
Баранки гну.
Радость моя щенячья всё дело тут же испортила.
Я вскинулся — и замёрзшая память-река исчезла, растаяла за секунду. А до меня дошло, что я сижу, как и прежде, на бугорке, пялясь на обычную воду.
И просидел, оказывается, не каких-то пару минут, а не меньше часа. Уже луна-серебрянка вылезла, перемигивается с рыжухой, а небо на востоке светлеет. Спина у меня затекла, рука, в которой «капля» зажата, чуть ли не отваливается, да и вообще все тело ломит, как будто на мне пахали весь день. Перед глазами пятна плывут, слабость одолевает. Теперь понимаю, почему Лиза грохнулась в обморок.
Прилёг на траву, закрыл глаза, чтобы передохнуть…
И забылся.
На этот раз — ни снов, ни видений, просто ухнул в какой-то омут. Так и лежал бревном, пока кто-то меня по имени не позвал. Разлепил глаза — и сразу зажмурился. На небе солнце сверкает, а рядом со мной сидит Лизавета.
— Просыпайся, — говорит, — нас ждут открытия и свершения.
Я тоже сел, руками подвигал, головой повертел — вроде не болит ничего, и соображаю нормально, только есть хочется просто зверски. Сразу пожалел, что ночью в погреб не заглянул. Говорю Лизе:
— Я тут без тебя попробовал ещё раз.
— Правда? И как успехи?
— Почти получилось, но потом отрубился. Примерно как ты тогда.
— А ещё меня упрекал, что я тормозить не умею вовремя!
— Да, с наскока тут не получится — можно и копыта отбросить. Как-то иначе надо. Вычитала что-нибудь в книжках?
— Прямых инструкций там нет, но я не особенно и надеялась. Сплошные умствования, полунамёки, аллегории всякие. И всё-таки одна интересная мысль попалась — она нам, по-моему, пригодится.
— И что за мысль?
— Насчёт того, что нельзя просто сесть у реки на травку и ждать, пока тебя осыплет сокровищами. Благосклонность реки надо заслужить, пройдя некий путь. Скорее всего, имеется в виду путь в иносказательном смысле — самосовершенствование, саморазвитие. Но некоторые комментарии написаны так, словно всё надо понимать буквально!
Выпалила и сидит довольная — восторгов, наверно, ждёт. Я в затылке почесал:
— Поясни. А то у меня с утра голова не варит.
— Путь — в буквальном смысле, Митя! То есть не сидеть надо, а идти!
— Куда идти?
— Вот и давай прикинем! Ты же не ждёшь, что я одна всё придумаю, а ты будешь только командовать? У нас с тобой совместное дело, каждый должен вносить свой вклад!
— Вообще-то, — отвечаю, — я свой вклад уже внёс, если ты забыла. Разрешил тебе пользоваться ледышкой. Или это, по-твоему, не считается?
Лиза на меня растерянно посмотрела, глазками хлопнула — и это настолько по-детски вышло, что мне её жалко стало. В первую-то встречу мне показалось, что она даже чуть постарше меня, но сейчас вижу — нет, ошибся. Просто девчонка, хоть и умная чересчур.
Говорю ей:
— Ладно, не обижайся — ты молодец, старалась. Я не на тебя злюсь, а потому что день вчера был поганый. То мне камни мерещатся, то лёд, да ещё и этот навоз…
— Н-навоз?
— Долгая история, не вникай. Лучше расскажи ещё раз, что там за путь, про который ты прочитала. Подумаем, как с ним быть.
Она посмотрела на меня подозрительно, подулась ещё для приличия, но недолго — очень уж ей не терпится опять заняться волшбой. Объясняет:
— Я думаю, надо идти вдоль берега. Может, наткнёмся на какое-нибудь особое место, где колдовство работает лучше. Или не наткнёмся, но река всё равно поймёт, что мы стараемся и не ленимся, а значит, можно нас наградить… Ох, мамочки, до чего же глупо звучит, если вот так, простым языком… Но суть-то ты уловил?
— Уловил, — вздыхаю, — надо переться неизвестно куда. В какую сторону хоть?
— Я же говорю — давай посоветуемся! Можно дойти до устья, за день управимся…
Меня сомнения взяли:
— До устья — это через город и через порт. Там суета, народу полно — как-то не слишком подходит для запретной волшбы, по-моему.
— Правильно! Ритуал, как мне кажется, должен совершиться вдали от посторонних глаз. Выше по течению такие места найдутся. В идеале, наверное, лучше всего подойдёт исток — это ведь символ, начало чего-то нового…
— Представляешь, сколько до истока пилить?
— Представляю, конечно. Но мы же должны доказать серьёзность своих намерений! Хотя я, если честно, надеюсь, что река нам с тобой откроется раньше. Прямо сегодня — вряд ли, не будем губу раскатывать, как ты выражаешься. А вот через день-другой…
— Хорошо. Вверх по течению, значит.
Разулыбалась:
— Да. Видишь, Митя, как быстро мы пришли к соглашению? Диалог — великая вещь, если не ругаться. Тогда давай сегодня подготовимся, соберёмся, а завтра с утра — в дорогу. Согласен?
— Погоди, — говорю, — тебя что, вот так просто со мной отпустят? Не верю.
— А я, по-твоему, собираюсь спрашивать разрешения?
— Час от часу не легче. Ты слиняешь из дома, тебя все будут искать. Поймают в компании с наглым простолюдином, то есть со мной. Тебя отругают и пальчиком погрозят, а мне башку открутят и не поморщатся. Скажешь, нет?
Она погрустнела и посерьёзнела, лицо опять стало почти взрослым — я только диву дался. Опустила глаза и сказала тихо:
— Меня быстро хватятся, тут ты прав. Но искать не будут, поверь. Может, даже обрадуются… В общем, Митя, я даю слово, что в этом смысле тебе опасаться нечего.
Подняла голову, смотрит прямо. Вроде не врёт, но эта история меня всё равно как-то мало радует. Втолковываю дальше:
— Дело не только в этом. Завтра я уйти уже не смогу. Если отправляться — то сегодня, сейчас. Поэтому прости, Лизавета, получается не по-честному, но придётся мне одному идти, без тебя.
Она, как ни странно, не растерялась и не обиделась. Спрашивает спокойно:
— Но в принципе ты не против моей компании?
— Не против, но я ж объясняю…
— Я поняла. Если завтра нельзя, выходим сегодня. Дашь мне сорок минут на сборы?
— Сорок минут? — удивляюсь. — Думаешь, успеешь за это время домой, на тот берег, а потом обратно? Скажи уж прямо — часика через три…
Опять улыбается:
— Я сказала как есть, не ёрничай. А чтобы ты мне по-настоящему доверял, покажу тебя кое-что. Пойдём?
Вскочила и ждёт. Ну, раз такое дело, и я поднялся, шагнул за ней следом — и тут же чуть обратно не шлёпнулся, потому что голова закружилась. Лиза мне:
— Ты чего? Тебе плохо, Митя?
— Всё нормально, — отвечаю. — Это я, похоже, после вчерашнего не отошёл ещё.
Она глядит внимательно:
— Так, постой. Ты упоминал, что тебе вчера постоянно что-то мерещилось. Камни, лёд и даже вроде навоз? Про навоз я, правда, стесняюсь спрашивать…
— Да забудь уже про него! Он тут не при делах.
— Значит, камни и лёд? Интересное сочетание, не похоже на случайность. Расскажи, пожалуйста, подробнее.
— Ладно, в дороге всё расскажу — времени будет много, успеем наговориться. Ты сначала домой смотайся, собери вещи. Лодка твоя далеко отсюда?
Лиза подмигнула и говорит:
— Привыкай мыслить шире, уважаемый компаньон.
— Не понял. Это к чему?
— Кто сказал, что мне вообще нужна лодка?
Глава 5
— А как же тогда? — удивляюсь. — Крылья себе, что ли, отрастишь?
— Хотелось бы, но такими талантами, к сожалению, похвастаться не могу.
Больше ничего объяснять не стала, загадочная. Вышли мы на дорогу, протопали с полверсты. Молчим — Лизавета о чём-то своём задумалась, а я прикидываю, как бы родню предупредить половчее, чтобы меня сегодня-завтра не ждали.
Мысли эти меня с такой силой одолевают, что я даже не сразу спросил — а с чего это мы сейчас не налево двинулись, к городу, а направо? Вон уже и замок недалеко — торчит на том берегу почти прямо напротив нас.
— Куда ты меня ведёшь? Тут домов нет поблизости, кроме замка.
— А может, — отвечает она, — я в нём и живу? Такой вариант тебе не приходит в голову? Может, я самая настоящая дочь наместника, которая слоняется по окрестностям от безделья?
— Не сочиняй. Никаких дочерей у наместника нет, только сыновья.
— Какой ты, оказывается, информированный!
— Про это, по-моему, весь город знает. Попроще что-нибудь выдумай.
— Ты удивишься, но я не так уж сильно присочинила. Да, дочерей у него нет, ты прав, зато есть нелюбимая двоюродная племянница. Про которую он не очень любит распространяться.
Смотрю — она уже не подначивает, а просто рассказывает. Ну, думаю, влип — так влип. Лизавета у нас не просто аристократка, а родственница главного человека на острове. Любимая, нелюбимая — это дело десятое, искать всё равно начнут…
Лиза говорит грустно:
— Я вижу, Митя, что ты колеблешься. И, поверь, я очень хорошо понимаю твои сомнения, поэтому и решила признаться сразу. Ещё раз заверяю — погони можно не опасаться, но если ты мне не веришь, то не буду навязываться. Да мне и нет смысла тогда идти — ведь стынь-капля, полученная без доверия, бесполезна.
Я аж зубами заскрежетал. Ну вот что с ней делать? Прогнать? Получится, что я струсил, хвост поджал как зайчишка…
— Ладно, — бурчу, — идём, раз договорились. Я от своих слов не отказываюсь.
Она дух перевела облегчённо:
— Ура! А теперь — обещанный фокус.
Схватила меня за рукав и тянет к обочине — а там разросся дикий шиповник, выше нашего роста, и никакого просвета нет. Я уже рот открыл, чтобы возмутиться — куда мы прём? И тут смотрю — проход появился. Не то чтобы кусты расступились, просто тропинка как будто прятаться перестала. А ведь я секунду назад как раз на это место таращился и ничего не видел!
— Да, — говорю уважительно, — фокус ничего так.
Лиза отмахивается:
— Это только затравка. Дальше смотри.
По этой тропинке вышли на небольшую поляну — шиповниковые кусты её окружают, а над ними нависают деревья. Лиза к одному кусту подошла и руку протянула — я решил, что хочет ягод попробовать, которые уже покраснели. Но она вместо этого прикоснулась к шипу — уколола палец, так что выступила капелька крови. Лиза её слизнула и посмотрела куда-то мимо меня. Я оглянулся — батюшки!
Середина поляны чавкнула и внутрь себя провалилась. Открылась яма, в поперечнике — сажени полторы. Я ближе подошёл, заглянул — ступеньки уходят вниз, каменные, аккуратно обтёсанные.
— Подземный ход на тот берег, — объясняет мне Лизавета. — Устроили ещё в старину, чтобы сбежать из замка, если враги со всех сторон окружат. Открыть могут только хозяева резиденции. Специальные чары, работают через кровь. Ну, как тебе?
— Вещь, — говорю. — Теперь меня точно прирежут, чтобы не разболтал.
Она фыркает:
— Не переживай, компаньон, я тебя не выдам. На ту сторону не приглашаю, сам понимаешь, так что располагайся и жди меня. Постараюсь не задерживаться.
— Мне тоже надо отлучиться по делу. Кусты меня пропустят обратно?
— Пропустят, там чары проще — если уж ты проход рассмотрел, то больше из виду не потеряешь. Значит, встречаемся через сорок минут?
— Давай.
Лиза по ступенькам спустилась, и яма закрылась снова, как будто рана в земле заросла за пару секунд. Я на корточки присел, пригляделся, даже рукой провёл по траве — никаких следов. На совесть сделано, да.
Выбрался с лужайки и пошёл к подсолнуховому полю, только не напрямую, а вкруголя — через рощицу, которая по-над краем города. Вячеслав вчера говорил, что хочет проверить ульи, вот и выловлю его там.
Рощу пересёк, выглянул из-за дерева — точно, братец маячит возле пчелиных домиков. Правда, вместо того чтобы трудиться в поте лица, стоит и калач жуёт — завтрака, видать, не хватило. Ну ещё бы, с таким-то брюхом.
— Славик! — зову.
Он оборачивается:
— Митяй? Ты что ж такое творишь, паршивец? Мать испереживалась…
— Я поэтому сейчас и пришёл. Меня ещё пару дней не будет — не беспокойтесь, у меня всё нормально, просто дела.
— Дела?! Значит, так, сейчас — ноги в руки и быстро дуешь домой…
— Славик, — говорю, — не ори. Посмотри сюда.
От такой наглости он чуть калач не выронил, а я тем временем ледышку достал и ему показываю:
— Видишь, что у меня есть? Она нам поможет, чтобы пасеку не отняли, только надо немного времени. И кстати, поблизости меня не ищите, я в другое место иду…
— Домой, я сказал! Или тебя за шкирку тащить? Так я с удовольствием…
— Ты меня догони сначала, если пузо не помешает.
— Ах ты…
Он ко мне ломанулся, но я, конечно, дожидаться не стал — рванул обратно к реке. Бегу и думаю — пожалуй, правильно я всё сделал. Пусть они ругаются, сколько влезет, на малолетнего нахалёнка и фантазёра — зато, по крайней мере, знают теперь, что я жив-здоров. А если ледышка сработает, ещё и спасибо скажут…
Вернулся на поляну, подождал немного в теньке — не успел толком заскучать, как земля опять расступилась. Лиза наружу вышла и сразу мне:
