Когда она, получив их, ушла, я отправил вслед за ней своего оруженосца, который спросил у неё, что будет мне позволено отнять у её мужа, если тот опять выйдет из замка сражаться с нами? «Оба глаза, — отвечала она, — нос, руки и ноги. Если муж так поступит, пусть граф отнимет у него всё, чем тот владеет; но то, что принадлежит мне, то есть его служанке, пусть оставит в покое» .
Грянул хохот громче прежнего, плечи Мароции тряслись в беззвучном смехе, король стучал по столу обеими ладонями, демонстрируя исключительный восторг. Благодарная публика вскоре вознесла тост за здравие хозяина замка. После этого к королю подошёл граф Сансон, который доложил о прибытии гонца от графа Бозона. Оказалось, что наместник Тосканы находится всего в пяти милях от Сполето.
— Ну наконец-то, а то мы уж заждались, — проворчал Гуго, — посмотрим, что он скажет в своё оправдание.
— Ваше высочество, — тронула короля за рукав Мароция, — покуда ваш брат в пути, мне необходимо переговорить с вами наедине.
— Нет ничего проще, душа моя. — Гуго повернулся к Теобальду: — Прошу вас, племянник, займите своим вниманием ваших гостей и прикажите музыкантам заиграть бодрее, нам с прекрасной сенатриссой необходимо перекинуться парой слов.
У графа Теобальда, полного искренних переживаний за объект своего наместничества, от такой просьбы вновь испортилось настроение, но ему пришлось повиноваться. Мароция, прежде чем заговорить, терпеливо подождала, пока Теобальд не спустится к своим гостям и не расположится возле дружелюбно болтавших епископа Манассии и её собственного сына.
— Гуго, все мои старания, а я, уж поверь, приложила все свои силы и доводы, разбились о неприступную твердыню в лице папы Стефана. Понтифик упорно отказывается дать своё согласие на наш брак и считает признание Ирменгарды подложным.
Гуго постарался сохранить невозмутимость, но его брови грозно сдвинулись к переносице.
— Устами папы говорит сам Апостол Петр. Нам, очевидно, придётся смириться с мнением папы и набраться терпения. Быть может, по прошествии времени Апостол заговорит снисходительнее.
— По прошествии какого времени, Гуго?
После некоторой паузы Гуго ответил:
— Бог весть. Быть может, это случится уже при новом преемнике Святого Петра. Папа Стефан стар, и нам не придётся очень долго ждать. Быть может, мы ещё будем молоды и интересны друг другу, быть может, нас все ещё будет завораживать блеск императорской короны.
— Звучит оптимистично, но будет ли тогда по-прежнему интересен союз со мной базилевсу Роману? У византийцев и без того слишком короткое слово, и, добившись от них решения, не следует медлить, ибо промедление они воспримут как повод отказаться от сделки.
— Очень многое поставлено сейчас на карту, но… мы ведь не можем принудить понтифика изменить своё решение?
Их взгляды встретились, каждый из них смотрел в лицо другого, и каждый понимал единственно возможное решение, но опасался озвучить его первым.
— Папа Стефан мудр и осторожен, что выгодно отличает его от своего предшественника, — после долгой паузы проговорила Мароция.
— В чём же заключалась неосторожность покойного папы Льва?
— В том, что он не умел обращаться с эликсиром, привезённым ему одним почтенным аскетом, который до поездки в Рим посещал Павию. Быть может, вы могли его даже видеть.
— Увы, аскеты избегают меня, но, так или иначе, с любой вещью необходимо обращаться осторожно, помня мудрость, что в разных количествах любое вещество может быть как ядом, так и лекарством.
— Папе Стефану сейчас крайне необходимо подобное лекарство. Возможно, он распорядится им лучше, чем его предшественник.
— Возможно, но где его взять?
— Отец Гвидолин, с которым вы, ваше высочество, поступили, быть может, излишне сурово, однажды поведал, что подобный эликсир был подарен и вам, мой король. Подарен аскетом, с которым вы, ваше высочество, странным образом разминулись. По моим расчётам, у вас должна оставаться ещё одна склянка.
— Слова Гвидолина лишний раз подтверждают, что я с ним поступил скорее милосердно.
— И я вас за это не корю, но прошу у вас этот эликсир ради поддержания сил ныне здравствующего понтифика. Если бы вы знали, как беспокоят меня его слабое здоровье и почтенный возраст. Прикажите прислать этот эликсир мне или ему в Рим. И как можно быстрее.
— Неужели нет других средств, душа моя?
— Все прочие слишком очевидны сведущему глазу, и мне не хотелось бы, чтобы великий Рим осуждал меня за то, что я не прибегла к средству, когда-то себя столь успешно зарекомендовавшему. И в Риме, и в Тоскане, — со значением добавила Мароция, и Гуго бесстрашно взглянул в её бездонные глаза.
— Прикажите же доставить мне этот эликсир, — повторила Мароция.
— Никому ничего не надо приказывать, прекраснейшая и чудовищнейшая из женщин. Этот эликсир со мной.
Они вновь обменялись понимающими взглядами.
— Поразительно, что только сейчас соединяются наши души, — сказала Мароция, — ведь мы так похожи друг на друга и так друг друга стоим! Ты знаешь, это даже расслабляет, не нужно перед тобой притворяться лучшей, чем ты есть на самом деле.
— Помимо соединения душ, тороплю и всем сердцем желаю приблизить момент соединения наших тел, Мароция. — Рука Гуго соскользнула под стол и темпераментно начала отбрасывать в стороны подолы многочисленных юбок Мароции, пока не добралась до её правого колена, после чего продолжила поиски выше.
— Поберегите свою страсть, ваше высочество, не сожгите её раньше времени. Любовь как вино в кубке, ваше сознание как рука, держащая этот кубок, ваша страсть затмевает сознание и заставляет дрожать вашу руку. Этак вы не донесёте кубок до рта, расплескав его по дороге, и тем самым не вкусите всю полноту и сладость вина любви.
— Но мы здесь будем три дня, Мароция, целых три дня, и я сойду с ума от одновременной близости вашего тела и его недоступности для меня!
Сенатрисса приятно улыбнулась и ласково погладила Гуго по его по-прежнему шаловливой руке.
— Ночь длинна, а мы сейчас в присутствии гостей, и с минуты на минуту сюда явится ваш брат. Вернёмся лучше к делам. Отчего вы не спрашиваете меня, кого я вижу новым папой, чьими устами Апостол заговорит по отношению к нам мягко и покладисто?
— Рим принадлежит тебе, моё сердце. Зная тебя, не сомневаюсь, что твой выбор будет максимально полезным для нас обоих.
— Да, именно так и будет. Если Господь не воспрепятствует мне, то новым папой, решением Рима и моим пожеланием, станет мой сын Иоанн.
— Помилуй Бог, Мароция! — Гуго быстро перевёл взгляд на толстяка Иоанна, в этот момент с энтузиазмом уплетавшего зайца. — Он же едва достиг совершеннолетия!
— И потому все законы Церкви будут полностью соблюдены. В этом мы будем выгодно отличаться от графа Вермандуа, сеньора Ланса и Мо, который с позволения ханжи и греховодника Тоссиньяно сделал епископом своего пятилетнего сына.
— Но всё же, Мароция, папой станет совсем юный человек, не отмеченный Церковью за свои добродетели, а скорее напротив, совсем не чуждый соблазнам светского мира, о чём свидетельствует его аппетит и масляные взгляды в сторону служанок графа Тибо!
— Все эти соблазны преодолимы, друг мой. Почтенный возраст, как показывают примеры его предшественников, тоже далеко не всегда является гарантией наличия житейской мудрости и верности христианским идеалам. Взять того же Тоссиньяно.
— Но не боишься ли ты встретить протест против такой кандидатуры среди жителей Рима и отцов кафолических церквей? Их сознание посетят те же сомнения, что сейчас мгновенно возникли у меня.
— Для этого я весьма надеюсь на твою помощь, Гуго. После того как ты получишь грустные вести из Рима, было бы весьма полезным и выгодным для нас упросить приехать в Рим делегацию святых отцов из аббатства Клюни. Их авторитет растёт с каждым годом, сведения об их благочестии и строгости устава достигли отдалённых закоулков мира. Их доброе слово о нас послужит нам лучшей защитой от дурных языков.
— Почему ты так уверена в их добром слове?
— Потому что об этой услуге их попросишь ты, а также потому что мне есть что им предложить, и посему успех наших замыслов будет предрешен, особенно если в Рим приедет сам отец Одон, с которым, как я знаю, у тебя очень тёплые отношения.
— Ну что же, сделаю всё возможное, чтобы отец Одон в скором времени направил свои благочестивые стопы в Рим.
Едва Гуго успел произнести эти слова, как мажордом известил о прибытии графа Бозона. Гуго выпростал свою руку из плена юбок Мароции и напустил на себя самый что ни на есть строгий и добродетельный вид. Спустя пару мгновений его брат растекался в низком извинительном поклоне, а вместе с ним клонили свои спины к земле его супруга и дочь, которые носили одинаковое имя Вилла.
Граф Бозон не преминул продемонстрировать королю обиду, нарочно заставив пуститься в дальний путь свою семью. Раз Гуго оказался столь недоверчив к тому, кто до сего дня был его ближайшим соратником… «Что ж, извольте тогда, братец, потерпеть и всю мою родню!» Рыбак рыбака видит издалека — Мароции хватило одного взгляда на супругу Бозона, чтобы понять, что собой представляет её ровесница графиня Вилла. Глаза графини с той отличительной и так притягивающей мужчин томной поволокой яснее ясного выдавали в ней известный тип женщин, не слишком крепких на передок. Но не только это было главной страстью графини. Её пальцы тянули к земле многочисленные перстни с крупными камнями, её шею душили массивные золотые и серебряные цепи, её талию сегодня стягивал великолепный пояс, расшитый золотыми нитями и приковывающий к себе многочисленные алчные взгляды. Было не слишком разумно брать столько дорогих вещей с собой, со стороны Бозона и Виллы это выглядело неуместным чванством, но основное заключалось в том, что Мароции был слишком хорошо знаком этот пояс. Пояс ранее принадлежал её свекрови, покойной Берте Тосканской, и теперь его появление на мерно вздымающемся животе Виллы свидетельствовало о той скорости и рвении, с которым Бозон и Вилла запустили свои руки в имущество тосканских маркграфов.
Конечно же, увиденное резануло Мароции глаз, но она была вынуждена быстро забыть про этот злосчастный пояс, ибо граф Бозон явился с новостью поистине ошеломительной. Король при первых же словах его подозвал к столу Теобальда, Сансона и Манассию, своих наиболее преданных слуг.
— Брат мой, я прибыл с исключительно плохими вестями. Сегодня ко мне явился мой гонец из Арля. В ваших и моих землях вспыхнул мятеж. Вассалы взбунтовались и вышли из повиновения вашему сыну Умберто.
— Что предпринял мой сын?
— Умберто заперт во Вьенне. Его жизни ничто не угрожает, но далее вьеннских стен его власть более не распространяется.
— Причина мятежа? Зачинщики?
— Мой государь, причину мятежа и его главного зачинщика вы найдёте в соседнем королевстве.
— Опять Рудольф? К нему вернулась смелость? Он выкупил Священное копье у короля Генриха?
— Нет, мой государь, король Птицелов приобретал это копьё вовсе не ради прибыли. Но вы правы, ваше высочество, в том, что Рудольф осмелел, и смелости ему на сей раз придаёт родня его жены из германских земель, и тот же Генрих, по слухам, обещает ему свою помощь в споре с вами.
— Что же заставило короля Рудольфа бросить мне подобный вызов?
— Это несложный вопрос, ваше высочество, на него я могу ответить вам сама, не прибегая к помощи вашего благородного брата, графа Арльского, — вмешалась в разговор Мароция. — Очевидно, что вы сами дали повод Рудольфу для начала военных действий, короновав своего сына Лотаря, ведь Рудольф также считает себя королём Лангобардским.
— Совершенно верно, сенатрисса, — ответил Бозон, а Вилла сердито подёрнула плечами, отметив про себя бестактность Мароции.
— Услышанное от вас, брат мой, заставляет меня изменить свои планы. Я не имею возможности далее оставаться в Сполето и посему должен буду завтра вернуться в Павию и начать готовиться к немедленному походу в Бургундию.
Чуткий слух Гуго уловил печальный женский вздох, раздавшийся слева от него.
— Именно так, государь, — ответил Бозон, — но дорогу на Бургундию нам отныне закрывает граф Беренгарий Иврейский. Прежде чем мы доберёмся до Вьенна, нам необходимо будет решить проблему в лице Беренгария, а наши силы не беспредельны.
Мароция вновь встряла в разговор, и вновь нервный тик пробежал по аппетитно-округлым плечам Виллы.
— Я могла бы помочь вам, друг мой, зафрахтовать корабли в Порто, но, увы, сейчас сезон штормов, и ваше возвращение в Бургундию по морю едва ли безопаснее перехода через Иврею.
— Нет, это предложение не годится. Как описывает события мой брат, я не располагаю временем, с каждым днём мятеж будет разгораться сильнее. Сие весьма прискорбно для меня, но я вынужден буду искать компромисс с графом Беренгарием.
— Любого правителя можно склонить на свою сторону тремя вещами: оружием, золотом или любовью, — заявил молчавший до сей поры епископ Манассия.
— Силой оружия Беренгария склонить можно, но это в значительной степени подорвёт и наши силы перед встречей с Рудольфом, особенно если тому придёт на помощь его швабская родня, — отмёл первый вариант сам король.
— Ваше золото Беренгарию не будет интересно. Точнее, оно ему, конечно, интересно, но только всё, полностью. Вместе с вашими землями и короной. — Второй вариант отпал усилиями графа Сансона.
— Остаётся любовь, — сказала Мароция, и глаза мужчин, устремившихся на неё, неприятно обожгли своим скепсисом. — Его преподобие изрёк воистину мудрые слова!
— Поясните, душа моя, — не смутившись присутствия посторонних, фамильярно обратился к ней Гуго.
Мароция каждого одарила своей неповторимой улыбкой, прежде чем ответила королю.
— Предложите графу Беренгарию союз, скреплённый узами брака с одной из ваших родственниц. Я имею в виду присутствующую здесь деву Виллу, дочь вашего брата, благородного графа Бозона Арльского. Этим вы надолго решите свои проблемы со строптивым вассалом.
Мужчины после секундного замешательства наперебой выразили свой восторг таким предложением. В хоре благодарных голосов, без сомнения, солировал граф Бозон, мгновенно увидевший сладкие перспективы подобного брака, сулившего с течением времени объединить земли Прованса, Ивреи и Тосканы в государство, по силе и богатству не уступающее королевству Гуго. Вилла-старшая также сменила свой гнев на милость и готова была расцеловать Мароцию. К королю была немедленно приглашена Вилла-младшая, которой было объявлено о великой чести, уготованной ей королём. Восемнадцатилетняя девушка на подобное предложение жеманно опустила глаза, обнаруживая в их движении ту же самую поволоку, которой отличались глаза её матери. Проницательная Мароция, понаблюдав за будущей невестой ещё немного, пришла к выводу, что графу Беренгарию достанется уже кем-то отведанный ранее плод.
Граф Бозон и его дочь надолго оказались в центре всеобщего внимания, словно маркиз Иврейский уже дал своё согласие на брак, и добрый священник произвёл обряд венчания. Мароция воспользовалась этим и завладела вниманием короля.
— Добрый друг мой, прежде чем судьба вновь разлучит нас, навестите меня перед сном. Мне кажется, я смогу дать вам пару советов, которые, возможно, не покажутся лишними.
Гуго воспринял её слова по-своему и в горячем порыве прижал её руку к своей груди.
Грянул хохот громче прежнего, плечи Мароции тряслись в беззвучном смехе, король стучал по столу обеими ладонями, демонстрируя исключительный восторг. Благодарная публика вскоре вознесла тост за здравие хозяина замка. После этого к королю подошёл граф Сансон, который доложил о прибытии гонца от графа Бозона. Оказалось, что наместник Тосканы находится всего в пяти милях от Сполето.
— Ну наконец-то, а то мы уж заждались, — проворчал Гуго, — посмотрим, что он скажет в своё оправдание.
— Ваше высочество, — тронула короля за рукав Мароция, — покуда ваш брат в пути, мне необходимо переговорить с вами наедине.
— Нет ничего проще, душа моя. — Гуго повернулся к Теобальду: — Прошу вас, племянник, займите своим вниманием ваших гостей и прикажите музыкантам заиграть бодрее, нам с прекрасной сенатриссой необходимо перекинуться парой слов.
У графа Теобальда, полного искренних переживаний за объект своего наместничества, от такой просьбы вновь испортилось настроение, но ему пришлось повиноваться. Мароция, прежде чем заговорить, терпеливо подождала, пока Теобальд не спустится к своим гостям и не расположится возле дружелюбно болтавших епископа Манассии и её собственного сына.
— Гуго, все мои старания, а я, уж поверь, приложила все свои силы и доводы, разбились о неприступную твердыню в лице папы Стефана. Понтифик упорно отказывается дать своё согласие на наш брак и считает признание Ирменгарды подложным.
Гуго постарался сохранить невозмутимость, но его брови грозно сдвинулись к переносице.
— Устами папы говорит сам Апостол Петр. Нам, очевидно, придётся смириться с мнением папы и набраться терпения. Быть может, по прошествии времени Апостол заговорит снисходительнее.
— По прошествии какого времени, Гуго?
После некоторой паузы Гуго ответил:
— Бог весть. Быть может, это случится уже при новом преемнике Святого Петра. Папа Стефан стар, и нам не придётся очень долго ждать. Быть может, мы ещё будем молоды и интересны друг другу, быть может, нас все ещё будет завораживать блеск императорской короны.
— Звучит оптимистично, но будет ли тогда по-прежнему интересен союз со мной базилевсу Роману? У византийцев и без того слишком короткое слово, и, добившись от них решения, не следует медлить, ибо промедление они воспримут как повод отказаться от сделки.
— Очень многое поставлено сейчас на карту, но… мы ведь не можем принудить понтифика изменить своё решение?
Их взгляды встретились, каждый из них смотрел в лицо другого, и каждый понимал единственно возможное решение, но опасался озвучить его первым.
— Папа Стефан мудр и осторожен, что выгодно отличает его от своего предшественника, — после долгой паузы проговорила Мароция.
— В чём же заключалась неосторожность покойного папы Льва?
— В том, что он не умел обращаться с эликсиром, привезённым ему одним почтенным аскетом, который до поездки в Рим посещал Павию. Быть может, вы могли его даже видеть.
— Увы, аскеты избегают меня, но, так или иначе, с любой вещью необходимо обращаться осторожно, помня мудрость, что в разных количествах любое вещество может быть как ядом, так и лекарством.
— Папе Стефану сейчас крайне необходимо подобное лекарство. Возможно, он распорядится им лучше, чем его предшественник.
— Возможно, но где его взять?
— Отец Гвидолин, с которым вы, ваше высочество, поступили, быть может, излишне сурово, однажды поведал, что подобный эликсир был подарен и вам, мой король. Подарен аскетом, с которым вы, ваше высочество, странным образом разминулись. По моим расчётам, у вас должна оставаться ещё одна склянка.
— Слова Гвидолина лишний раз подтверждают, что я с ним поступил скорее милосердно.
— И я вас за это не корю, но прошу у вас этот эликсир ради поддержания сил ныне здравствующего понтифика. Если бы вы знали, как беспокоят меня его слабое здоровье и почтенный возраст. Прикажите прислать этот эликсир мне или ему в Рим. И как можно быстрее.
— Неужели нет других средств, душа моя?
— Все прочие слишком очевидны сведущему глазу, и мне не хотелось бы, чтобы великий Рим осуждал меня за то, что я не прибегла к средству, когда-то себя столь успешно зарекомендовавшему. И в Риме, и в Тоскане, — со значением добавила Мароция, и Гуго бесстрашно взглянул в её бездонные глаза.
— Прикажите же доставить мне этот эликсир, — повторила Мароция.
— Никому ничего не надо приказывать, прекраснейшая и чудовищнейшая из женщин. Этот эликсир со мной.
Они вновь обменялись понимающими взглядами.
— Поразительно, что только сейчас соединяются наши души, — сказала Мароция, — ведь мы так похожи друг на друга и так друг друга стоим! Ты знаешь, это даже расслабляет, не нужно перед тобой притворяться лучшей, чем ты есть на самом деле.
— Помимо соединения душ, тороплю и всем сердцем желаю приблизить момент соединения наших тел, Мароция. — Рука Гуго соскользнула под стол и темпераментно начала отбрасывать в стороны подолы многочисленных юбок Мароции, пока не добралась до её правого колена, после чего продолжила поиски выше.
— Поберегите свою страсть, ваше высочество, не сожгите её раньше времени. Любовь как вино в кубке, ваше сознание как рука, держащая этот кубок, ваша страсть затмевает сознание и заставляет дрожать вашу руку. Этак вы не донесёте кубок до рта, расплескав его по дороге, и тем самым не вкусите всю полноту и сладость вина любви.
— Но мы здесь будем три дня, Мароция, целых три дня, и я сойду с ума от одновременной близости вашего тела и его недоступности для меня!
Сенатрисса приятно улыбнулась и ласково погладила Гуго по его по-прежнему шаловливой руке.
— Ночь длинна, а мы сейчас в присутствии гостей, и с минуты на минуту сюда явится ваш брат. Вернёмся лучше к делам. Отчего вы не спрашиваете меня, кого я вижу новым папой, чьими устами Апостол заговорит по отношению к нам мягко и покладисто?
— Рим принадлежит тебе, моё сердце. Зная тебя, не сомневаюсь, что твой выбор будет максимально полезным для нас обоих.
— Да, именно так и будет. Если Господь не воспрепятствует мне, то новым папой, решением Рима и моим пожеланием, станет мой сын Иоанн.
— Помилуй Бог, Мароция! — Гуго быстро перевёл взгляд на толстяка Иоанна, в этот момент с энтузиазмом уплетавшего зайца. — Он же едва достиг совершеннолетия!
— И потому все законы Церкви будут полностью соблюдены. В этом мы будем выгодно отличаться от графа Вермандуа, сеньора Ланса и Мо, который с позволения ханжи и греховодника Тоссиньяно сделал епископом своего пятилетнего сына.
— Но всё же, Мароция, папой станет совсем юный человек, не отмеченный Церковью за свои добродетели, а скорее напротив, совсем не чуждый соблазнам светского мира, о чём свидетельствует его аппетит и масляные взгляды в сторону служанок графа Тибо!
— Все эти соблазны преодолимы, друг мой. Почтенный возраст, как показывают примеры его предшественников, тоже далеко не всегда является гарантией наличия житейской мудрости и верности христианским идеалам. Взять того же Тоссиньяно.
— Но не боишься ли ты встретить протест против такой кандидатуры среди жителей Рима и отцов кафолических церквей? Их сознание посетят те же сомнения, что сейчас мгновенно возникли у меня.
— Для этого я весьма надеюсь на твою помощь, Гуго. После того как ты получишь грустные вести из Рима, было бы весьма полезным и выгодным для нас упросить приехать в Рим делегацию святых отцов из аббатства Клюни. Их авторитет растёт с каждым годом, сведения об их благочестии и строгости устава достигли отдалённых закоулков мира. Их доброе слово о нас послужит нам лучшей защитой от дурных языков.
— Почему ты так уверена в их добром слове?
— Потому что об этой услуге их попросишь ты, а также потому что мне есть что им предложить, и посему успех наших замыслов будет предрешен, особенно если в Рим приедет сам отец Одон, с которым, как я знаю, у тебя очень тёплые отношения.
— Ну что же, сделаю всё возможное, чтобы отец Одон в скором времени направил свои благочестивые стопы в Рим.
Едва Гуго успел произнести эти слова, как мажордом известил о прибытии графа Бозона. Гуго выпростал свою руку из плена юбок Мароции и напустил на себя самый что ни на есть строгий и добродетельный вид. Спустя пару мгновений его брат растекался в низком извинительном поклоне, а вместе с ним клонили свои спины к земле его супруга и дочь, которые носили одинаковое имя Вилла.
Граф Бозон не преминул продемонстрировать королю обиду, нарочно заставив пуститься в дальний путь свою семью. Раз Гуго оказался столь недоверчив к тому, кто до сего дня был его ближайшим соратником… «Что ж, извольте тогда, братец, потерпеть и всю мою родню!» Рыбак рыбака видит издалека — Мароции хватило одного взгляда на супругу Бозона, чтобы понять, что собой представляет её ровесница графиня Вилла. Глаза графини с той отличительной и так притягивающей мужчин томной поволокой яснее ясного выдавали в ней известный тип женщин, не слишком крепких на передок. Но не только это было главной страстью графини. Её пальцы тянули к земле многочисленные перстни с крупными камнями, её шею душили массивные золотые и серебряные цепи, её талию сегодня стягивал великолепный пояс, расшитый золотыми нитями и приковывающий к себе многочисленные алчные взгляды. Было не слишком разумно брать столько дорогих вещей с собой, со стороны Бозона и Виллы это выглядело неуместным чванством, но основное заключалось в том, что Мароции был слишком хорошо знаком этот пояс. Пояс ранее принадлежал её свекрови, покойной Берте Тосканской, и теперь его появление на мерно вздымающемся животе Виллы свидетельствовало о той скорости и рвении, с которым Бозон и Вилла запустили свои руки в имущество тосканских маркграфов.
Конечно же, увиденное резануло Мароции глаз, но она была вынуждена быстро забыть про этот злосчастный пояс, ибо граф Бозон явился с новостью поистине ошеломительной. Король при первых же словах его подозвал к столу Теобальда, Сансона и Манассию, своих наиболее преданных слуг.
— Брат мой, я прибыл с исключительно плохими вестями. Сегодня ко мне явился мой гонец из Арля. В ваших и моих землях вспыхнул мятеж. Вассалы взбунтовались и вышли из повиновения вашему сыну Умберто.
— Что предпринял мой сын?
— Умберто заперт во Вьенне. Его жизни ничто не угрожает, но далее вьеннских стен его власть более не распространяется.
— Причина мятежа? Зачинщики?
— Мой государь, причину мятежа и его главного зачинщика вы найдёте в соседнем королевстве.
— Опять Рудольф? К нему вернулась смелость? Он выкупил Священное копье у короля Генриха?
— Нет, мой государь, король Птицелов приобретал это копьё вовсе не ради прибыли. Но вы правы, ваше высочество, в том, что Рудольф осмелел, и смелости ему на сей раз придаёт родня его жены из германских земель, и тот же Генрих, по слухам, обещает ему свою помощь в споре с вами.
— Что же заставило короля Рудольфа бросить мне подобный вызов?
— Это несложный вопрос, ваше высочество, на него я могу ответить вам сама, не прибегая к помощи вашего благородного брата, графа Арльского, — вмешалась в разговор Мароция. — Очевидно, что вы сами дали повод Рудольфу для начала военных действий, короновав своего сына Лотаря, ведь Рудольф также считает себя королём Лангобардским.
— Совершенно верно, сенатрисса, — ответил Бозон, а Вилла сердито подёрнула плечами, отметив про себя бестактность Мароции.
— Услышанное от вас, брат мой, заставляет меня изменить свои планы. Я не имею возможности далее оставаться в Сполето и посему должен буду завтра вернуться в Павию и начать готовиться к немедленному походу в Бургундию.
Чуткий слух Гуго уловил печальный женский вздох, раздавшийся слева от него.
— Именно так, государь, — ответил Бозон, — но дорогу на Бургундию нам отныне закрывает граф Беренгарий Иврейский. Прежде чем мы доберёмся до Вьенна, нам необходимо будет решить проблему в лице Беренгария, а наши силы не беспредельны.
Мароция вновь встряла в разговор, и вновь нервный тик пробежал по аппетитно-округлым плечам Виллы.
— Я могла бы помочь вам, друг мой, зафрахтовать корабли в Порто, но, увы, сейчас сезон штормов, и ваше возвращение в Бургундию по морю едва ли безопаснее перехода через Иврею.
— Нет, это предложение не годится. Как описывает события мой брат, я не располагаю временем, с каждым днём мятеж будет разгораться сильнее. Сие весьма прискорбно для меня, но я вынужден буду искать компромисс с графом Беренгарием.
— Любого правителя можно склонить на свою сторону тремя вещами: оружием, золотом или любовью, — заявил молчавший до сей поры епископ Манассия.
— Силой оружия Беренгария склонить можно, но это в значительной степени подорвёт и наши силы перед встречей с Рудольфом, особенно если тому придёт на помощь его швабская родня, — отмёл первый вариант сам король.
— Ваше золото Беренгарию не будет интересно. Точнее, оно ему, конечно, интересно, но только всё, полностью. Вместе с вашими землями и короной. — Второй вариант отпал усилиями графа Сансона.
— Остаётся любовь, — сказала Мароция, и глаза мужчин, устремившихся на неё, неприятно обожгли своим скепсисом. — Его преподобие изрёк воистину мудрые слова!
— Поясните, душа моя, — не смутившись присутствия посторонних, фамильярно обратился к ней Гуго.
Мароция каждого одарила своей неповторимой улыбкой, прежде чем ответила королю.
— Предложите графу Беренгарию союз, скреплённый узами брака с одной из ваших родственниц. Я имею в виду присутствующую здесь деву Виллу, дочь вашего брата, благородного графа Бозона Арльского. Этим вы надолго решите свои проблемы со строптивым вассалом.
Мужчины после секундного замешательства наперебой выразили свой восторг таким предложением. В хоре благодарных голосов, без сомнения, солировал граф Бозон, мгновенно увидевший сладкие перспективы подобного брака, сулившего с течением времени объединить земли Прованса, Ивреи и Тосканы в государство, по силе и богатству не уступающее королевству Гуго. Вилла-старшая также сменила свой гнев на милость и готова была расцеловать Мароцию. К королю была немедленно приглашена Вилла-младшая, которой было объявлено о великой чести, уготованной ей королём. Восемнадцатилетняя девушка на подобное предложение жеманно опустила глаза, обнаруживая в их движении ту же самую поволоку, которой отличались глаза её матери. Проницательная Мароция, понаблюдав за будущей невестой ещё немного, пришла к выводу, что графу Беренгарию достанется уже кем-то отведанный ранее плод.
Граф Бозон и его дочь надолго оказались в центре всеобщего внимания, словно маркиз Иврейский уже дал своё согласие на брак, и добрый священник произвёл обряд венчания. Мароция воспользовалась этим и завладела вниманием короля.
— Добрый друг мой, прежде чем судьба вновь разлучит нас, навестите меня перед сном. Мне кажется, я смогу дать вам пару советов, которые, возможно, не покажутся лишними.
Гуго воспринял её слова по-своему и в горячем порыве прижал её руку к своей груди.
