– Уговор дороже денег. Или ты нам даёшь триста септимов, или твою тушу в этой вонючей дыре будут злокрысы глодать.
– Я могу стражу кликнуть, – пролепетал перепуганный торгаш.
– Зови, – спокойно сказала Белка. – Мы двадцать раз успеем и глотку тебе перерезать, и уйти, пока твои толстогузые стражники сюда дотопают.
– Хорошо. Триста, – прохрипел кривоносый.
Белка его отпустила, спрятала нож, но тут же достала лук, надела тетиву и достала стрелу.
– Попробуешь удрать – стрела догонит. Мы, лесные эльфы, не промахиваемся. Надеюсь, ты это знаешь.
Торгаш ничего на это не ответил. Он достал из-за широкого пояса толстый кожаный кошелёк, стал отсчитывать деньги, перекладывая в кошелёк поменьше.
– Держите, – сказал он, закончив, и передал деньги Белке. – Пересчитывать будете?
– Будем! – сказала она. – Висельник, пересчитай.
Мордан взял кошелёк, присел, высыпал золото кучкой на землю и стал пересчитывать, складывая монеты обратно. Чтобы покрасоваться и перед торгашом, и перед Белкой, он сотворил заклинание, и на свободной ладони у него засветился неяркий голубоватый огонёк. Монет было много, долго держать заклинание – утомительно, но Мордан, стиснув зубы, держал его до самого конца, пока не пересчитал треклятые монеты. Под конец он устал так, что чувствовал, как по спине бегут капли пота.
– Всё правильно, триста, – сказал он, закончив.
Пока он считал, торгаш расшатал и вытащил в кладке несколько камней. В образовавшуюся щель легко пролезли оба мешка.
– Ну прощай, красавчик, – сказала кривоносому напоследок Белка. – Рада была знакомству!
Торгаш ничего не сказал, а лишь злобно зыркнул на неё, взвалил оба мешка на плечи и скрылся в темноте.
– Пойдём, Висельник, – задорным голосом сказала Белка, забирая у Мордана кошелёк с золотом. – Завозились мы тут. Через час светать уже будет. Как бы на разъезд ярловых дружинников не нарваться. Они тут постоянно вокруг города шастают.
Они пошли назад, разбогатевшие и повеселевшие. Мордан после показушного трюка с заклинанием чувствовал себя усталым, ноги у него заплетались. Вдруг краем глаза он заметил какое-то странное движение неподалёку, словно холодная искорка мелькнула в воздухе. Он остановился и всмотрелся.
– Ты чего застыл? – обернулась Белка.
– Смотри, – сказал Мордан, указывая пальцем. – Видишь? Знаешь что это?
– Мельтешит что-то.
– Это лунные мотыльки.
– И что?
– У меня в книге есть рецепт, как из них сварить зелье, которое сделает тебя совершенно невидимым.
– И что?
– Я хочу попробовать это сделать.
– Да некогда нам за бабочками гоняться!
– За мотыльками. Подожди здесь, я быстро.
Мордан сорвал с головы шапку и поспешил туда, где в завораживающем плавном танце кружили несколько мотыльков, крылья которых светились странным голубоватым сиянием. Мотыльки летали медленно, и не составило большого труда изловить их шапкой и завернуть в тряпицу – одного, второго, третьего, четвертого.
– Висельник! – окликнула его Белка.
– Сейчас-сейчас. Последнего только поймаю, – ответил Мордан, даже не оборачиваясь. Он заметил пятого и как раз нацеливался на него шапкой.
– Висельник, ты осторожней, там…
Мордан шагнул, чтобы одним махом поймать мотылька, но нога не встретила опоры и пошла куда-то вниз. Он утратил равновесие и полетел вперёд.
– … там край! – услышал он, уже приземлившись на острые камни. От удара грудной клеткой у него аж дух из груди выбило. Мордан ошеломлённо помотал головой, попытался подняться и вскрикнул: правую ногу пронзила лютая боль.
– Эй, ты как там? – встревоженная Белка показалась над краем распадка, в который он свалился. – Живой? Целый?
– Живой, – ответил Мордан. – Но не целый.
Он закатал штанину и увидел, что на правой голени кожа прорвана изнутри торчащим острым осколком кости и из разрыва струится кровь.
– Даэдра меня побери! – воскликнула Белка, увидевшая ту же картину. – Ногу сломал!
– Ага, – жалобно простонал Мордан.
– Залечить себя сможешь?
– Попробую, – неуверенно сказал он.
Лечить раны всегда было утомительно, а тут не просто рана – кость сломана. Память услужливо подсказала лечебное заклинание. Мордан мысленно его произнёс и – ничего. Бесполезно: выдохся, нужно сначала отоспаться, или попить настоя из древесных грибов. Но все свои склянки он оставил в лагере, прихватил только котомку с книгой, с которой никогда не расставался.
– Не получается, – сказал он Белке.
– Почему?
– На свет всю силу потратил, когда золото считал, – со стыдом признался он.
– Ох, дурак!
– Вытащи меня. Как-нибудь до лагеря доковыляем, а там я уже отлежусь, эликсирами поправлюсь и всё вылечу.
– Ты видишь, какой тут распадок крутой? – сказала Белка.
– И что?
– То! Пока я тебя с поломанной ногой буду вытаскивать, пока до лагеря будем ковылять, точно на разъезд наткнёмся.
Мордан задумался.
– Ну даже если наткнёмся… У нас же на лбу не написано, что мы разбойники.
– Ага! А то по нам не видно, что мы по лесам-пещерам уже который месяц живём! Обыщут, найдут золото, спросят: откуда?
– Скажем, что фермеры. Урожай продали.
– Какой урожай, дурень? Лето только начинается!
– Ты вытащи меня, да пойдём. А то время лишь зря тратим. Может, боги уберегут.
– Может, уберегут, а может и нет… Не люблю зря рисковать.
– А что же тогда делать? – растерянно спросил Мордан, совершенно не зная, как им из этого выпутаться.
– Эх, Висельник… Не повезло тебе, мальчик.
– Да ерунда это! Завтра уже опять буду бегать. Помоги мне только выбраться.
– Не будешь… Вон и кровь у тебя не останавливается.
Голос Белки стал каким-то одновременно грустным и жестоким.
– И что?
– Ты прости меня, Висельник. Не держи зла.
Мордан сначала не понял.
– За что? – спросил он, а потом вдруг догадка поразила его. – Ты меня бросишь?
– Не могу я с тобой возиться. Не хочу в петлю попасть.
– Подожди. Подожди-подожди, постой!
Он увидел, что Белка медленно тянет из-за спины лук, надевает тетиву.
– Ты чего задумала, Белка?
– Ты же всё равно тут кровью истечёшь без помощи… – словно оправдываясь, сказала она и достала стрелу.
В уме Мордана само собой вспыхнуло отражающее заклинание, тренькнула тетива, стрела свистнула и отскочила от невидимого барьера. Мордану показалось, что он в рывке поднял валун размером с корову. Если она пустит вторую стрелу, отразить её сил уже нет.
– Ну и дурак! – сказал Белка. – Тебе же помочь хотела, чтобы не мучился. Прощай!
И она исчезла за краем распадка.
К полудню, когда солнце стояло в зените, Мордан окончательно охрип. Он звал на помощь с самого рассвета. Всю свою волю, все силы он сосредоточил на том, чтобы не потерять сознание и дозваться хоть кого-нибудь. Но никто не шёл. В горле пересохло, язык прилипал к нёбу, в голове мутилось, но он продолжал хрипеть из последних сил: «Помогите! Помогите! Помогите!». Надежда давно покинула его. Он звал из одного лишь злого упрямства. Просто потому, что ещё мог. Назло всем — эльфам, оркам, людям и богам, аэдра и даэдра, живым и мёртвым!
– Помо… ги… те…
Над серым неровным краем распадка показалась крупная серая кошачья морда с умными зелёными глазами.
– Человек звал на помощь?
Колёса поскрипывали, кибитку потряхивало на дорожных камнях, под пологом царил душный жёлтый полумрак, было тепло и пахло чем-то сладко-пьянящим. Слева от Мордана была полотняная стена кибитки, справа на подушках полулежал Отец. В ногах у него, скрестив ноги, сидела Мать, вокруг которой лазили, пища и хихикая, котята. Выход из кибитки перегораживала широкая спина Воина, прикрытая пластинчатым стальным доспехом. Отец дремал, Мать вяло отпихивалась от осаждавших её котят, а Мордан лежал на спине – ничего не говоря, не шевелясь. Если бы его глаза время от времени не мигали, Мордана можно было бы принять за труп.
– И всё же Бажар-до не понимает, – сказал Воин обернувшись и обращая свой вопрос в глубину кибитки, – зачем Дро'зарр-Дар подобрал человека? Какая от него польза каджитам?
Отец приоткрыл один глаз.
– Есть такая побаска, – заговорил он густым ленивым голосом. – Ехал как-то раз фермер-норд по дороге. Вдруг видит: на дороге лежит коровья лепёха. Он взял эту лепёху, положил себе на телегу и сказал: «В хозяйстве пригодится». А через год норд приехал на это же место, положил лепёху туда, где взял, и сказал: «Не пригодилась».
Воин пару мгновений думал над услышанным, а потом расхохотался. Засмеялась Мать, усмехнулся и сам Отец.
– Дро'зарр-Дар вернёт человека туда, где нашёл, если он не пригодится? – спросил Воин, отсмеявшись.
– Может быть, – ответил Отец, зажмуриваясь.
Плавное колыхание кибитки убаюкивало, веки сами собой опускались, но стоило Мордану соскользнуть в неясные видения первосонья, как перед ним оказывалась Белка, которая медленно доставала из-за спины лук, надевала тетиву, брала стрелу, оттягивала её до своего заострённого уха, отпускала, и Мордан, вздрогнув, распахивал глаза.
Вечерами на стоянках Мордан так же безучастно лежал на земле, а Мать, приподняв ему голову, кормила его с ложки чем-нибудь жидким. Он покорно глотал, но сам никогда не просил ни еды, ни питья. Только нужду он справлял без посторонней помощи два раза в день – утром и вечером.
Мордану не хотелось жить. Он терзал себя вопросами: зачем он так отчаянно звал на помощь в том распадке, что его услышали в проезжавшем рядом караване каджитов, и разумные прямоходящие коты вытащили и спасли его? Почему он просто не истёк кровью? Для чего отразил ту самую стрелу?
Караван был невелик: пятеро взрослых каджитов и три котёнка. Они ехали на трёх кибитках, из которых одна была нагружена товаром. Мордан даже не поинтересовался куда они едут, и, заметив на одной из стоянок, что солнце садится где-то в том направлении, откуда они ехали, равнодушно подумал, что караван ползёт куда-то на восток. И сразу же забыл об этом. Что-то странное стало с его ранее такой цепкой памятью. Она отказывалась хоть что-то удерживать. Мордан, например, не смог бы сказать: едут они три дня или три седмицы. Так же не удерживались у него в голове заковыристые каджитские имена, и он про себя дал котам прозвища. Главой каравана был Отец – пожилой матёрый каджит тёмно-рыжего, почти бурого окраса, всегда говоривший спокойно, рассудительно и с оттенком легкой лени в голосе. Его женой была Мать, почтенная матрона, мать семейства, кирпично-рыжая каджитка со множеством золотых колец в высоких ушах, увенчанных тёмными кисточками, множеством браслетов на лапах и бесчисленными монистами из монет, бус и самоцветов, накрученными на тонкую длинную шею. На ней постоянно висели, не слезая, трое маленьких котят, двое бурых и один рыжий. Ещё у них был Старший Сын, красивый молодой каджит с широкими белыми полосами на ореховой мордочке, который изо всех сил старался показать, что он уже взрослый. Главным охранником каравана был Воин – крупный мускулистый кот пепельно-серого окраса с частыми чёрными полосками. Воин никогда не снимал доспех и не расставался с мечом – ни во время движения, ни на стоянках. Воину помогала Красотка – стройная, гибкая, обманчиво медлительная каджитка с песочно-палевой шерстью. В первое время каджиты пытались разговорить Мордана, задавали ему вопросы, сами что-то рассказывали. Но он ни на что не отвечал, никак не откликался на их разговоры, и они быстро оставили его в покое. Одна лишь Мать заботливо ухаживала за ним, кормила, подкладывала лишнюю подушку под голову, чтобы ему было удобнее в поездке. Да ещё котята иногда пытались с ним играть, особенно неугомонный рыжий, иногда залезавший Мордану на грудь и с ворчанием прогоняемый Матерью. Но Мордан оставался ко всему безучастен.
Так же его совсем не заинтересовало, когда однажды посреди поездки кибитка вдруг резко остановилась, и Воин, правивший лошадьми, отрывисто кинул через плечо: «Ренриджад, зисс-во!» и стремительно покинул кибитку. Отец выдвинулся вперёд, насторожённо вглядываясь, Мать сгребла в охапку котят и прижала к себе. Снаружи послышались крики, лязг оружия. Отец прошипел какое-то каджитское ругательство и тоже выпрыгнул из кибитки. Мать тревожно прислушивалась. Судя по звукам, снаружи шёл нешуточный бой. Вдруг в кибитку заглянул, вероятно, один из нападавших. Это был орк, причём даже для Мордана, который провел немало времени рядом с Малогом и Бологом, он выглядел весьма отталкивающе. Один из нижних клыков, торчащих у него изо рта, был обломан, через всю морду извивался корявый шрам, один глаз был наполовину закрыт.
– Здесь у них товар, что ли? – прорычал орк, вглядываясь в глубину кибитки. Мать оскалила зубы и громко зашипела на сунувшегося налётчика. Но это его совершенно не впечатлило. Он полез внутрь кибитки, прямо на неё. В лапе Матери вдруг оказался длинный изогнутый нож, похожий на коготь, она попыталась ударить орка, но тот с неожиданной быстротой сначала отбил удар булавой, а на противоходе той же булавой ударил Мать в живот. От удара она глухо застонала и согнулась пополам, и тогда рыжий котёнок заверещал и, отчаянно прыгнув на орка, вцепился когтями прямо ему в морду. Орк заорал от боли, выронил булаву, и сдал отдирать от себя котёнка. Через мгновение рыжий оказался зажат в одной лапище орка, а вторая схватила его за шейку и принялась душить, так что боевое шипение быстро превратилось в предсмертный хрип. И тогда Мордан, до этого момента лежавший неподвижно и наблюдавший за происходящим с таким же безразличием, как смотрит человек на проплывающие по небу облака, вдруг резко сел, вскинул вперёд руки, и из его ладоней хлынули потоки огня, ударившие орку прямо в лицо. Пламя рвалось и ревело, под его напором кожа на лице орка мгновенно полопалась, мышечные ткани обуглились и скукожились, обнажая белые зубы и кости черепа. Орк заорал, выронил котёнка и схватился руками за остатки лица. Но Мордан, не переставая испепелять зеленокожего, надвигался на него, и не оставил в покое, даже когда орк выскочил из кабинки. Мордан высунулся тоже и увидел, как подскочивший к ним Воин одним ловким ударом меча сносит орку голову. Мордан успел заметить, что неподалёку Отец бьётся с каким-то рослым противником, орудуя двумя кинжалами, а Красотка швыряет молнии ещё в двух разбойников, прежде чем сознание его покинуло.
Первый, кого увидел перед собой Мордан, когда очнулся, был Отец. Он сидел рядом с Морданом, скрестив ноги, одетый в свою неизменную серую бади, и внимательно смотрел на него. Как только он увидел, что Мордан открыл глаза, Отец встал рядом с ним на колени и глубоко наклонил голову.
– Дро'зарр-Дар благодарит человека. Человек защитил жену и сына Дро'зарр-Дара. Признательность Дро'зарр-Дара бессчётна, как песок в пустынях Эльсвейра.
Мордан приподнялся, сел и огляделся. Они расположились на обочине, неподалёку от стоящих кибиток. Совсем рядом с ними лежали тела убитых разбойников, выложенные в ряд. Мордан пробежался по ним глазами и насчитал семь тел. Над телами стояли Воин и Красотка — целые и невредимые.
– Ты зря… – начал, было, он, но горло осипло за несколько дней полного молчания. Мордан откашлялся, прочистил горло и продолжил:
– Ты зря меня благодаришь. Я такой же, как эти, – он махнул рукой в сторону мёртвых разбойников. – Ещё совсем недавно я так же грабил караваны.
– Человек не такой, – покачал головой Отец.
– Я могу стражу кликнуть, – пролепетал перепуганный торгаш.
– Зови, – спокойно сказала Белка. – Мы двадцать раз успеем и глотку тебе перерезать, и уйти, пока твои толстогузые стражники сюда дотопают.
– Хорошо. Триста, – прохрипел кривоносый.
Белка его отпустила, спрятала нож, но тут же достала лук, надела тетиву и достала стрелу.
– Попробуешь удрать – стрела догонит. Мы, лесные эльфы, не промахиваемся. Надеюсь, ты это знаешь.
Торгаш ничего на это не ответил. Он достал из-за широкого пояса толстый кожаный кошелёк, стал отсчитывать деньги, перекладывая в кошелёк поменьше.
– Держите, – сказал он, закончив, и передал деньги Белке. – Пересчитывать будете?
– Будем! – сказала она. – Висельник, пересчитай.
Мордан взял кошелёк, присел, высыпал золото кучкой на землю и стал пересчитывать, складывая монеты обратно. Чтобы покрасоваться и перед торгашом, и перед Белкой, он сотворил заклинание, и на свободной ладони у него засветился неяркий голубоватый огонёк. Монет было много, долго держать заклинание – утомительно, но Мордан, стиснув зубы, держал его до самого конца, пока не пересчитал треклятые монеты. Под конец он устал так, что чувствовал, как по спине бегут капли пота.
– Всё правильно, триста, – сказал он, закончив.
Пока он считал, торгаш расшатал и вытащил в кладке несколько камней. В образовавшуюся щель легко пролезли оба мешка.
– Ну прощай, красавчик, – сказала кривоносому напоследок Белка. – Рада была знакомству!
Торгаш ничего не сказал, а лишь злобно зыркнул на неё, взвалил оба мешка на плечи и скрылся в темноте.
– Пойдём, Висельник, – задорным голосом сказала Белка, забирая у Мордана кошелёк с золотом. – Завозились мы тут. Через час светать уже будет. Как бы на разъезд ярловых дружинников не нарваться. Они тут постоянно вокруг города шастают.
Они пошли назад, разбогатевшие и повеселевшие. Мордан после показушного трюка с заклинанием чувствовал себя усталым, ноги у него заплетались. Вдруг краем глаза он заметил какое-то странное движение неподалёку, словно холодная искорка мелькнула в воздухе. Он остановился и всмотрелся.
– Ты чего застыл? – обернулась Белка.
– Смотри, – сказал Мордан, указывая пальцем. – Видишь? Знаешь что это?
– Мельтешит что-то.
– Это лунные мотыльки.
– И что?
– У меня в книге есть рецепт, как из них сварить зелье, которое сделает тебя совершенно невидимым.
– И что?
– Я хочу попробовать это сделать.
– Да некогда нам за бабочками гоняться!
– За мотыльками. Подожди здесь, я быстро.
Мордан сорвал с головы шапку и поспешил туда, где в завораживающем плавном танце кружили несколько мотыльков, крылья которых светились странным голубоватым сиянием. Мотыльки летали медленно, и не составило большого труда изловить их шапкой и завернуть в тряпицу – одного, второго, третьего, четвертого.
– Висельник! – окликнула его Белка.
– Сейчас-сейчас. Последнего только поймаю, – ответил Мордан, даже не оборачиваясь. Он заметил пятого и как раз нацеливался на него шапкой.
– Висельник, ты осторожней, там…
Мордан шагнул, чтобы одним махом поймать мотылька, но нога не встретила опоры и пошла куда-то вниз. Он утратил равновесие и полетел вперёд.
– … там край! – услышал он, уже приземлившись на острые камни. От удара грудной клеткой у него аж дух из груди выбило. Мордан ошеломлённо помотал головой, попытался подняться и вскрикнул: правую ногу пронзила лютая боль.
– Эй, ты как там? – встревоженная Белка показалась над краем распадка, в который он свалился. – Живой? Целый?
– Живой, – ответил Мордан. – Но не целый.
Он закатал штанину и увидел, что на правой голени кожа прорвана изнутри торчащим острым осколком кости и из разрыва струится кровь.
– Даэдра меня побери! – воскликнула Белка, увидевшая ту же картину. – Ногу сломал!
– Ага, – жалобно простонал Мордан.
– Залечить себя сможешь?
– Попробую, – неуверенно сказал он.
Лечить раны всегда было утомительно, а тут не просто рана – кость сломана. Память услужливо подсказала лечебное заклинание. Мордан мысленно его произнёс и – ничего. Бесполезно: выдохся, нужно сначала отоспаться, или попить настоя из древесных грибов. Но все свои склянки он оставил в лагере, прихватил только котомку с книгой, с которой никогда не расставался.
– Не получается, – сказал он Белке.
– Почему?
– На свет всю силу потратил, когда золото считал, – со стыдом признался он.
– Ох, дурак!
– Вытащи меня. Как-нибудь до лагеря доковыляем, а там я уже отлежусь, эликсирами поправлюсь и всё вылечу.
– Ты видишь, какой тут распадок крутой? – сказала Белка.
– И что?
– То! Пока я тебя с поломанной ногой буду вытаскивать, пока до лагеря будем ковылять, точно на разъезд наткнёмся.
Мордан задумался.
– Ну даже если наткнёмся… У нас же на лбу не написано, что мы разбойники.
– Ага! А то по нам не видно, что мы по лесам-пещерам уже который месяц живём! Обыщут, найдут золото, спросят: откуда?
– Скажем, что фермеры. Урожай продали.
– Какой урожай, дурень? Лето только начинается!
– Ты вытащи меня, да пойдём. А то время лишь зря тратим. Может, боги уберегут.
– Может, уберегут, а может и нет… Не люблю зря рисковать.
– А что же тогда делать? – растерянно спросил Мордан, совершенно не зная, как им из этого выпутаться.
– Эх, Висельник… Не повезло тебе, мальчик.
– Да ерунда это! Завтра уже опять буду бегать. Помоги мне только выбраться.
– Не будешь… Вон и кровь у тебя не останавливается.
Голос Белки стал каким-то одновременно грустным и жестоким.
– И что?
– Ты прости меня, Висельник. Не держи зла.
Мордан сначала не понял.
– За что? – спросил он, а потом вдруг догадка поразила его. – Ты меня бросишь?
– Не могу я с тобой возиться. Не хочу в петлю попасть.
– Подожди. Подожди-подожди, постой!
Он увидел, что Белка медленно тянет из-за спины лук, надевает тетиву.
– Ты чего задумала, Белка?
– Ты же всё равно тут кровью истечёшь без помощи… – словно оправдываясь, сказала она и достала стрелу.
В уме Мордана само собой вспыхнуло отражающее заклинание, тренькнула тетива, стрела свистнула и отскочила от невидимого барьера. Мордану показалось, что он в рывке поднял валун размером с корову. Если она пустит вторую стрелу, отразить её сил уже нет.
– Ну и дурак! – сказал Белка. – Тебе же помочь хотела, чтобы не мучился. Прощай!
И она исчезла за краем распадка.
К полудню, когда солнце стояло в зените, Мордан окончательно охрип. Он звал на помощь с самого рассвета. Всю свою волю, все силы он сосредоточил на том, чтобы не потерять сознание и дозваться хоть кого-нибудь. Но никто не шёл. В горле пересохло, язык прилипал к нёбу, в голове мутилось, но он продолжал хрипеть из последних сил: «Помогите! Помогите! Помогите!». Надежда давно покинула его. Он звал из одного лишь злого упрямства. Просто потому, что ещё мог. Назло всем — эльфам, оркам, людям и богам, аэдра и даэдра, живым и мёртвым!
– Помо… ги… те…
Над серым неровным краем распадка показалась крупная серая кошачья морда с умными зелёными глазами.
– Человек звал на помощь?
Глава 3. Каджит каджита не обманывает
Колёса поскрипывали, кибитку потряхивало на дорожных камнях, под пологом царил душный жёлтый полумрак, было тепло и пахло чем-то сладко-пьянящим. Слева от Мордана была полотняная стена кибитки, справа на подушках полулежал Отец. В ногах у него, скрестив ноги, сидела Мать, вокруг которой лазили, пища и хихикая, котята. Выход из кибитки перегораживала широкая спина Воина, прикрытая пластинчатым стальным доспехом. Отец дремал, Мать вяло отпихивалась от осаждавших её котят, а Мордан лежал на спине – ничего не говоря, не шевелясь. Если бы его глаза время от времени не мигали, Мордана можно было бы принять за труп.
– И всё же Бажар-до не понимает, – сказал Воин обернувшись и обращая свой вопрос в глубину кибитки, – зачем Дро'зарр-Дар подобрал человека? Какая от него польза каджитам?
Отец приоткрыл один глаз.
– Есть такая побаска, – заговорил он густым ленивым голосом. – Ехал как-то раз фермер-норд по дороге. Вдруг видит: на дороге лежит коровья лепёха. Он взял эту лепёху, положил себе на телегу и сказал: «В хозяйстве пригодится». А через год норд приехал на это же место, положил лепёху туда, где взял, и сказал: «Не пригодилась».
Воин пару мгновений думал над услышанным, а потом расхохотался. Засмеялась Мать, усмехнулся и сам Отец.
– Дро'зарр-Дар вернёт человека туда, где нашёл, если он не пригодится? – спросил Воин, отсмеявшись.
– Может быть, – ответил Отец, зажмуриваясь.
Плавное колыхание кибитки убаюкивало, веки сами собой опускались, но стоило Мордану соскользнуть в неясные видения первосонья, как перед ним оказывалась Белка, которая медленно доставала из-за спины лук, надевала тетиву, брала стрелу, оттягивала её до своего заострённого уха, отпускала, и Мордан, вздрогнув, распахивал глаза.
Вечерами на стоянках Мордан так же безучастно лежал на земле, а Мать, приподняв ему голову, кормила его с ложки чем-нибудь жидким. Он покорно глотал, но сам никогда не просил ни еды, ни питья. Только нужду он справлял без посторонней помощи два раза в день – утром и вечером.
Мордану не хотелось жить. Он терзал себя вопросами: зачем он так отчаянно звал на помощь в том распадке, что его услышали в проезжавшем рядом караване каджитов, и разумные прямоходящие коты вытащили и спасли его? Почему он просто не истёк кровью? Для чего отразил ту самую стрелу?
Караван был невелик: пятеро взрослых каджитов и три котёнка. Они ехали на трёх кибитках, из которых одна была нагружена товаром. Мордан даже не поинтересовался куда они едут, и, заметив на одной из стоянок, что солнце садится где-то в том направлении, откуда они ехали, равнодушно подумал, что караван ползёт куда-то на восток. И сразу же забыл об этом. Что-то странное стало с его ранее такой цепкой памятью. Она отказывалась хоть что-то удерживать. Мордан, например, не смог бы сказать: едут они три дня или три седмицы. Так же не удерживались у него в голове заковыристые каджитские имена, и он про себя дал котам прозвища. Главой каравана был Отец – пожилой матёрый каджит тёмно-рыжего, почти бурого окраса, всегда говоривший спокойно, рассудительно и с оттенком легкой лени в голосе. Его женой была Мать, почтенная матрона, мать семейства, кирпично-рыжая каджитка со множеством золотых колец в высоких ушах, увенчанных тёмными кисточками, множеством браслетов на лапах и бесчисленными монистами из монет, бус и самоцветов, накрученными на тонкую длинную шею. На ней постоянно висели, не слезая, трое маленьких котят, двое бурых и один рыжий. Ещё у них был Старший Сын, красивый молодой каджит с широкими белыми полосами на ореховой мордочке, который изо всех сил старался показать, что он уже взрослый. Главным охранником каравана был Воин – крупный мускулистый кот пепельно-серого окраса с частыми чёрными полосками. Воин никогда не снимал доспех и не расставался с мечом – ни во время движения, ни на стоянках. Воину помогала Красотка – стройная, гибкая, обманчиво медлительная каджитка с песочно-палевой шерстью. В первое время каджиты пытались разговорить Мордана, задавали ему вопросы, сами что-то рассказывали. Но он ни на что не отвечал, никак не откликался на их разговоры, и они быстро оставили его в покое. Одна лишь Мать заботливо ухаживала за ним, кормила, подкладывала лишнюю подушку под голову, чтобы ему было удобнее в поездке. Да ещё котята иногда пытались с ним играть, особенно неугомонный рыжий, иногда залезавший Мордану на грудь и с ворчанием прогоняемый Матерью. Но Мордан оставался ко всему безучастен.
Так же его совсем не заинтересовало, когда однажды посреди поездки кибитка вдруг резко остановилась, и Воин, правивший лошадьми, отрывисто кинул через плечо: «Ренриджад, зисс-во!» и стремительно покинул кибитку. Отец выдвинулся вперёд, насторожённо вглядываясь, Мать сгребла в охапку котят и прижала к себе. Снаружи послышались крики, лязг оружия. Отец прошипел какое-то каджитское ругательство и тоже выпрыгнул из кибитки. Мать тревожно прислушивалась. Судя по звукам, снаружи шёл нешуточный бой. Вдруг в кибитку заглянул, вероятно, один из нападавших. Это был орк, причём даже для Мордана, который провел немало времени рядом с Малогом и Бологом, он выглядел весьма отталкивающе. Один из нижних клыков, торчащих у него изо рта, был обломан, через всю морду извивался корявый шрам, один глаз был наполовину закрыт.
– Здесь у них товар, что ли? – прорычал орк, вглядываясь в глубину кибитки. Мать оскалила зубы и громко зашипела на сунувшегося налётчика. Но это его совершенно не впечатлило. Он полез внутрь кибитки, прямо на неё. В лапе Матери вдруг оказался длинный изогнутый нож, похожий на коготь, она попыталась ударить орка, но тот с неожиданной быстротой сначала отбил удар булавой, а на противоходе той же булавой ударил Мать в живот. От удара она глухо застонала и согнулась пополам, и тогда рыжий котёнок заверещал и, отчаянно прыгнув на орка, вцепился когтями прямо ему в морду. Орк заорал от боли, выронил булаву, и сдал отдирать от себя котёнка. Через мгновение рыжий оказался зажат в одной лапище орка, а вторая схватила его за шейку и принялась душить, так что боевое шипение быстро превратилось в предсмертный хрип. И тогда Мордан, до этого момента лежавший неподвижно и наблюдавший за происходящим с таким же безразличием, как смотрит человек на проплывающие по небу облака, вдруг резко сел, вскинул вперёд руки, и из его ладоней хлынули потоки огня, ударившие орку прямо в лицо. Пламя рвалось и ревело, под его напором кожа на лице орка мгновенно полопалась, мышечные ткани обуглились и скукожились, обнажая белые зубы и кости черепа. Орк заорал, выронил котёнка и схватился руками за остатки лица. Но Мордан, не переставая испепелять зеленокожего, надвигался на него, и не оставил в покое, даже когда орк выскочил из кабинки. Мордан высунулся тоже и увидел, как подскочивший к ним Воин одним ловким ударом меча сносит орку голову. Мордан успел заметить, что неподалёку Отец бьётся с каким-то рослым противником, орудуя двумя кинжалами, а Красотка швыряет молнии ещё в двух разбойников, прежде чем сознание его покинуло.
Первый, кого увидел перед собой Мордан, когда очнулся, был Отец. Он сидел рядом с Морданом, скрестив ноги, одетый в свою неизменную серую бади, и внимательно смотрел на него. Как только он увидел, что Мордан открыл глаза, Отец встал рядом с ним на колени и глубоко наклонил голову.
– Дро'зарр-Дар благодарит человека. Человек защитил жену и сына Дро'зарр-Дара. Признательность Дро'зарр-Дара бессчётна, как песок в пустынях Эльсвейра.
Мордан приподнялся, сел и огляделся. Они расположились на обочине, неподалёку от стоящих кибиток. Совсем рядом с ними лежали тела убитых разбойников, выложенные в ряд. Мордан пробежался по ним глазами и насчитал семь тел. Над телами стояли Воин и Красотка — целые и невредимые.
– Ты зря… – начал, было, он, но горло осипло за несколько дней полного молчания. Мордан откашлялся, прочистил горло и продолжил:
– Ты зря меня благодаришь. Я такой же, как эти, – он махнул рукой в сторону мёртвых разбойников. – Ещё совсем недавно я так же грабил караваны.
– Человек не такой, – покачал головой Отец.
