Я расправила юбку так, чтобы на сиденье совсем не осталось места, а руки положила на подлокотники, и жениху не осталось ничего, кроме как устроиться на полу у моих ног – их я поспешно отодвинула. – Дорогая Лорена, полагаю, Тобиас уже рассказал тебе о том, что произошло вчера.
Я хлопнула ресницами. Потом подумала и хлопнула еще раз. И еще. Не буду облегчать ему задачу.
– А что произошло вчера? Кажется, обнародовали новый указ наместника, да? Касательно понижения налоговой ставки для тех, чей годовой оборот…
– Лорена! – прервал меня Люк. – Прости, но указы наместника – это дело не женского ума. Неужели Тобиас действительно обсуждает их с тобой?
Нет, вы его только послушайте! Не для женского ума! К тому же дядюшка вовсе не обсуждает со мной законы – ему до всяких налоговых ставок и дела нет, отчеты управляющего принимаю и проверяю я. Одно хорошо – от темы свадьбы жених, кажется, отвлекся.
– Я сама вчера прочитала, – сообщила я с милой улыбкой. – В «Экономическом вестнике».
Люк побагровел, так, что веснушки на его лице сделались незаметными.
– Не пойми меня неправильно, дорогая, но чтение утренней прессы – занятие, не подобающее юной нейре. Нет, допустим, всякие там колонки светских сплетен – это еще куда ни шло. Или там журналы мод. Но «Экономический вестник»… Матушка будет шокирована.
Вот пусть она сама и читает всякие там светские сплетни, Покровительницы ради!
– Тобиас совсем не занимался твоим воспитанием, – с осуждением произнес Люк. – Ничего, я исправлю эту ошибку.
Я про себя злорадно усмехнулась. Мечтай-мечтай. Завтра тебе придется расторгнуть помолвку. Даже если ты сам и готов будешь закрыть глаза на скандал, то милейшая нейре Доровски ни за что не допустит, чтобы единственный сынок выставил себя на посмешище, взяв в жены девицу с подмоченной репутацией.
Но, поскольку предполагалось, что о помолвке мне никто сообщить не успел, я еще разок хлопнула ресницами и самым что ни есть невинным тоном поинтересовалась:
– А с чего это ты решил исправлять дядины ошибки, а, Лукас Доровски? И потом, смею заметить, мое воспитание – далеко не самая серьезная из них. Если уж ты решил помочь, то советую начать с ценных бумаг. Видишь ли, дядюшка вознамерился продать акции строительной компании, а, на мой взгляд, это решение к разумным не относится. Так что буду благодарна, если ты его переубедишь.
Теперь цвет лица Люка приблизился оттенком к переваренной свекле.
– Лорена, я уже сказал, что женщине нечего совать нос в мужские дела, – прошипел он. – И нет, я не собираюсь давать Тобиасу финансовые консультации.
– Да-а-а? – протянула я. – Но разве ты только что не упоминал, что хочешь помочь моему дяде?
– Я вовсе не хочу… то есть хочу… тьфу ты… Лорена, ты сведешь меня с ума!
Было бы с чего сводить. Хотя нет, я несправедлива: дураком Люк никогда не был. Вот и сейчас он сообразил, что сбился с изначальной темы, откашлялся и, придав голосу пафоса, торжественно заявил:
– Лорена, я вчера имел честь просить у Тобиаса твоей руки. И твой дядя дал согласие. Полагаю, мы можем назначить дату свадьбы. Как насчет начала лета?
Я покосилась в окно, за которым вовсю буйствовала весна. А Люк, однако же, торопится. До первого дня лета оставалось меньше месяца.
– Это… это так неожиданно, Люк. Можно, я подумаю?
Он хмыкнул.
– Над фасоном платья? Матушка привезет тебе модные журналы.
– Причем здесь платье? – искренне возмутилась я. – Я пока не готова к замужеству.
Люк ухмыльнулся.
– Дорогая, ты не поняла. Тобиас принял мое предложение, а он – твой опекун. Твоя готовность, как и твое согласие, никого не интересует. Это так, формальность.
Он торжествовал. Я видела это, отчетливо читала в его взгляде. И в тот момент у меня не осталось никаких сомнений: Люк никогда не обманывался насчет моего к нему истинного отношения. Он прекрасно видел смешанную со страхом брезгливость, как бы я ни старалась замаскировать свои чувства фальшивой добрососедской приветливостью.
И меня охватила злость. Та, от которой перед глазами повисает алая пелена, а слова сами рвутся с губ, не давая времени на обдумывание.
– Похоже, вы с моим дядюшкой неплохо спелись.
Ухмылка Люка стала еще шире. Весь его вид словно говорил: «Ну-ну, потрепыхайся, пташка, все равно тебе не выскользнуть из силков».
– А если так, то отчего бы тебе на нем и не жениться?
Люк поперхнулся и с натугой закашлялся.
– Лор… Лорена… что ты… такое…
Но меня уже несло на волне гнева.
– А что такого? Дяде, по-моему, без разницы, лишь бы денег дали, а там меня ли замуж отдать, самому ли выйти – неважно. А тебе не придется… как ты там сказал… исправлять чужие ошибки. Жаль, конечно, что храм такой брак не освятит, да и общество воспримет с недоумением. Но, как знать, возможно, вы станете законодателями новой моды.
– Лорена!
Он был возмущен. Шокирован. Скандализован.
Он вскочил и навис надо мной.
Но я не боялась больше. Не сейчас, когда злость неслась по крови потоками обжигающей лавы. И когда совсем близко маячило спасение. Не иначе, сама Покровительница послала Эдгара Морено в наш городок!
– Я припомню тебе эти слова, Лорена. И ты пожалеешь, сильно пожалеешь, – прошипел Люк. – Я научу тебя держать язык на привязи.
Он пересек комнату широкими шагами и захлопнул за собой дверь столь оглушительно, что под потолком, кажется, качнулась люстра.
Дядюшка не заставил себя долго ждать. Он появился всего лишь через несколько минут после ухода – мне нравилось думать, что то было поспешное бегство – Люка.
– Дорогая, Лукас не заглянул в кабинет, чтобы попрощаться, – с притворным беспокойством произнес он. – Все в порядке? Вы поладили?
Мне хотелось заорать, затопать ногами, опустить тяжеленный томик модного поэта нейра Лопеса на намечавшуюся среди светлых дядиных волос плешь. Но ничего этого я не сделала. Следовало держать себя в руках, не то с дядюшки еще сталось бы завтра запереть меня и не пустить на праздник Дореи и Томаса. Он-то, в отличие от Люка, неплохо изучил свою племянницу и знал, что от меня можно ожидать чего угодно.
– Мы поговорили, – уклончиво ответила я.
Он выдохнул с видимым облегчением.
– Да? Ты умница, дорогая, даже не ожидал, признаться. Думал, начнешь спорить. Это ведь ради твоего блага, Лорена. Лукас – он парень неплохой, да. И богатый, а мой покойный брат оставил… кхм… да, оставил не так и много.
И все, что смог, милейший дядя Тобиас уже спустил за карточным столом, я в курсе. И умудрился наделать долгов, потому и продал меня Лукасу Доровски. Именно по этой причине, а вовсе не ради какого-то мифического моего блага. Ничего, ждать осталось недолго. Уже завтра я буду свободна.
– Простите, дядя, но я устала. Если не возражаете, пойду к себе, отдохну.
– Да-да, дорогая, конечно, отдыхай. Тем более, что завтра тебе надо хорошо выглядеть. Праздник же.
Да, праздник. В этом дядя не ошибся. Вот только он и представить не мог, что это будет мой личный праздник. День освобождения от жениха.
Дорея светилась от счастья. Невысокая, полноватая, рыжеволосая, она составляла с Томасом, худощавым и слегка сутуловатым блондином, пару несколько забавную, но удивительно гармоничную. Они смотрели друг на друга с таким теплом, с такой любовью, что я ощутила невольный укол сожаления из-за того, что придется испортить им праздник. А еще стало грустно и немного завидно. Но я, тряхнув головой, отогнала невеселые мысли. Прости, дорогая подруга, но другого выхода у меня нет. Впрочем, я не сомневалась, что Дорея злиться на меня не станет.
Поскольку день выдался солнечный и безветренный, но не слишком жаркий, столы решили накрыть не в доме, а на заднем дворе, в тени раскидистых деревьев. К цветочным ароматам примешивались аппетитные запахи жарящегося на вертелах мяса, и я сглотнула голодную слюну. Увы, вкусный обед мне сегодня не грозил. Гости все прибывали, и у меня вскоре зарябило в глазах от разноцветных нарядов и зазвенело в ушах от многоголосого шума. Или же виной всему то напряжение, что не отпускало меня ни на миг? Я обменивалась приветствиями со знакомыми, перебрасывалась ничего не значащими фразами с приятельницами и то и дело откидывала крышку на изящной луковице часов с перламутровым циферблатом. Полдень приближался. Половина двенадцатого. Без четверти. Без десяти.
Мне показалось, что за спинами стайки девушек в светлых платьях промелькнуло знаменитое фазанье перо, что украшало шляпку нейре Доровски: перья на шляпках давно уже не носили, но мать Люка оставалась верна моде своей юности. Я осторожно сделала шаг в сторону, потом еще один и еще, а затем метнулась встревоженным зайцем к дому, пока будущая свекровь не окликнула меня. Влетела в просторный холл и бросила взгляд на огромные напольные часы в виде башни. Без пяти двенадцать. Успела.
Мимо сновали слуги с уставленными закусками и напитками подносами в руках, проходили те гости, что предпочли дожидаться начала застолья в прохладе дома. Я выцепила за руку первую же попавшуюся девушку.
– Постой! Э… Анна?
Я смутно ее помнила. Кажется, какая-то дальняя родственница Томаса. Пятиюродная кузина? Внучатая племянница троюродной тетушки? Неважно!
– Анна, могу ли я тебя попросить об одолжении?
Она кивнула.
– Да, разумеется.
– Будь добра, разыщи Дорею и Нэнси. Ты же знаешь Нэнси?
Еще один кивок. Впрочем, я могла бы не спрашивать. Матушка Нэнси слыла первой сплетницей городка, а дочурка недалеко ушла от родительницы. Все знали Нэнси – и Нэнси знала всех. Вернее, даже не так. Она знала все обо всех.
– Тогда разыщи их и скажи, что я жду в кабинете. Мне нужно сказать им кое-что важное.
В карих глазах зажегся огонек любопытства. Могу поспорить на что угодно, что Анна изобретет какой-нибудь предлог, чтобы увязаться третьей и узнать некую Таинственную Тайну. Но меня все устраивало. В конце концов, чем больше народа увидит представление, тем быстрее разнесутся слухи.
Как и вчера, Эдгар Морено сидел за столом и просматривал какие-то бумаги. При моем появлении он аккуратно сложил их в черную кожаную папку и захлопнул ее.
– Нейре Дельсторе! Рад вас видеть.
– Взаимно, нейр Морено. Взаимно.
И я уж точно не кривила душой. Потому что весь путь до кабинета обливалась холодным потом при мысли о том, что он мог передумать. Или опоздать: ведь где бы он ни появлялся, его всегда окружало всеобщее внимание. На мое счастье, нейр Морено оказался человеком, то есть не-человеком пунктуальным. Похвальное качество.
– Итак, нейре, каковы наши дальнейшие действия? – с любопытством спросил он.
Я вытащила из волос пару шпилек и слегка растрепала прическу.
– Идите сюда! Станьте вот здесь, у окна. Нет, лучше здесь, у шкафа. Да, вот так.
– И? Что еще мне делать?
– Стоять! – рявкнула я, раздраженная его недогадливостью. – Сейчас нас застанут…
– Простите, что перебиваю вас, нейре, но в каком смысле – застанут?
Я едва не застонала. Нет, все же мужчины, даже нелюди, порой не понимают очевидных вещей.
– Нас. С вами. В пикантной ситуации. Видите?
И я потянула за упавшую на плечо прядь волос. Он смерил меня насмешливым взглядом.
– Вот это – пикантная ситуация? Да ваша выдумка никуда не годится, Лорена!
От неожиданности я проглотила обращение просто по имени и спросила:
– А что вы предлагаете?
Он ухмыльнулся.
– Нечто недвусмысленное. Такое, что не допустит двояких толкований. Например…
Внезапно его руки легли на мою талию, крепко сжали, и меня оторвало от пола. Я возмущенно пискнула.
– Что вы себе позволяете?
– Создаю ситуацию. Пикантную.
В его голосе мне почудился смех, но, когда он усадил меня на стол и склонился надо мной, лицо его оставалось серьезным.
– Нейр Морено…
– Эдгар.
– Эдгар, – послушно повторила я пересохшими губами.
Голос мой прозвучал едва слышно, но Морено остался доволен.
– Вот так. Правильно. Когда должны появиться свидетели?
Вряд ли Анне потребуется много времени, чтобы разыскать Дорею и Нэнси.
– Думаю, с минуты на минуту.
Я отчего-то перешла на шепот, и Морено склонился ниже. Чтобы получше расслышать, разумеется. Только поэтому.
– Хорошо. Тогда не будем терять времени.
Его дыхание согревало теплом мою щеку. Пальцы ласково перебирали освобожденные от шпилек пряди.
– Что… что вы делаете?
– Помогаю вам.
От него пахло раскаленной на солнце степью, высохшими травами, смолами и пряностями. Странный запах. Необычный. Но приятный. И от него сладко кружилась голова, и сердце стучало часто и тревожно. Или виной тому не непривычный аромат, а сильные руки, сжавшие мои плечи? Я не знала.
Мне доводилось целоваться прежде. В пятнадцать лет, начитавшись романов, я позволила поцеловать себя Колину, другу детства. А в девятнадцать мне нравился кузен Дореи, Джеймс, и мы с ним частенько прятались в укромных уголках и с упоением предавались поцелуям. Вот только дядя ему отказал, когда он все же решился просить моей руки. Я расстроилась тогда, конечно, но переживала недолго. Джеймс оказался довольно ветреным молодым человеком и вскоре переметнулся к Марии. И что толку грустить о таком ловеласе?
Все эти воспоминания вихрем пронеслись в моей голове, пока Эдгар скользил ладонью по моей спине и склонялся ниже. А потом я поняла, что ничего-то и не знала о настоящих поцелуях. А потом… потом никаких мыслей не осталось.
Были только его губы. Настойчивые, горячие, сводящие с ума. Его руки, что держали так крепко и так бережно. Его дыхание, смешавшееся с моим. И вспышки перед закрытыми глазами.
Я потерялась, растворилась во вневременье, позабыла обо всем. У меня осталось только одно желание: чтобы это мгновение никогда-никогда не заканчивалось. Чтобы вечно горел этот огонь, от которого вскипала кровь, и шумело в ушах. Чтобы растворился весь мир вокруг – и остались только мы.
Губы Эдгара оторвались от моих и скользнули по шее. Ниже, ниже. Я запрокинула голову и ловила воздух приоткрытым ртом, силилась вдохнуть. Мои пальцы запутались в шелковистых черных прядях, а все кости в теле, казалось, расплавились. Иначе отчего я чувствовала себя податливой глиной в умелых руках?
Голова кружилась, сознание уплывало. Гул в ушах нарастал, и я не сразу поняла его причину. Лишь когда Эдгар отстранился, и я, недовольно всхлипнув, потянулась за ним, то осознала – что-то переменилось. Стало холодно и неуютно, и руки Эдгара, хотя он и не убрал их, замерли неподвижно. Одна – на моей спине, вторая – на бедре. Обнаженное почему-то плечо обдало прохладным из-за сквозняка воздухом, а к моему сознанию пробились, наконец-то, возбужденные голоса.
– …не может быть!
– …нет-нет-нет!
– Лорена!
– Да что там происходит!
И апофеозом – грозный рык дядюшки Тобиаса:
– Пропустите же меня! Дайте пройти!
Я распахнула глаза и заморгала. Следовало признать: мой план сработал даже лучше, чем предполагалось. У двери кабинета собралась целая толпа. Дорея, растопырив руки, застыла в проеме и изо всех сил сдерживала натиск любопытствующих, но дядюшка, ловко распихав сгрудившихся у порога девушек, отодвинул в сторону и ее. Ввалился внутрь – и застыл, будто громом пораженный. А за его плечом – я не удержалась и хихикнула – покачивалось пресловутое фазанье перо. Нейре Доровски тоже заявилась полюбоваться эпатажной сценой, а это значило, что матримониальные планы ее сыночка только что потерпели крах.
Я хлопнула ресницами. Потом подумала и хлопнула еще раз. И еще. Не буду облегчать ему задачу.
– А что произошло вчера? Кажется, обнародовали новый указ наместника, да? Касательно понижения налоговой ставки для тех, чей годовой оборот…
– Лорена! – прервал меня Люк. – Прости, но указы наместника – это дело не женского ума. Неужели Тобиас действительно обсуждает их с тобой?
Нет, вы его только послушайте! Не для женского ума! К тому же дядюшка вовсе не обсуждает со мной законы – ему до всяких налоговых ставок и дела нет, отчеты управляющего принимаю и проверяю я. Одно хорошо – от темы свадьбы жених, кажется, отвлекся.
– Я сама вчера прочитала, – сообщила я с милой улыбкой. – В «Экономическом вестнике».
Люк побагровел, так, что веснушки на его лице сделались незаметными.
– Не пойми меня неправильно, дорогая, но чтение утренней прессы – занятие, не подобающее юной нейре. Нет, допустим, всякие там колонки светских сплетен – это еще куда ни шло. Или там журналы мод. Но «Экономический вестник»… Матушка будет шокирована.
Вот пусть она сама и читает всякие там светские сплетни, Покровительницы ради!
– Тобиас совсем не занимался твоим воспитанием, – с осуждением произнес Люк. – Ничего, я исправлю эту ошибку.
Я про себя злорадно усмехнулась. Мечтай-мечтай. Завтра тебе придется расторгнуть помолвку. Даже если ты сам и готов будешь закрыть глаза на скандал, то милейшая нейре Доровски ни за что не допустит, чтобы единственный сынок выставил себя на посмешище, взяв в жены девицу с подмоченной репутацией.
Но, поскольку предполагалось, что о помолвке мне никто сообщить не успел, я еще разок хлопнула ресницами и самым что ни есть невинным тоном поинтересовалась:
– А с чего это ты решил исправлять дядины ошибки, а, Лукас Доровски? И потом, смею заметить, мое воспитание – далеко не самая серьезная из них. Если уж ты решил помочь, то советую начать с ценных бумаг. Видишь ли, дядюшка вознамерился продать акции строительной компании, а, на мой взгляд, это решение к разумным не относится. Так что буду благодарна, если ты его переубедишь.
Теперь цвет лица Люка приблизился оттенком к переваренной свекле.
– Лорена, я уже сказал, что женщине нечего совать нос в мужские дела, – прошипел он. – И нет, я не собираюсь давать Тобиасу финансовые консультации.
– Да-а-а? – протянула я. – Но разве ты только что не упоминал, что хочешь помочь моему дяде?
– Я вовсе не хочу… то есть хочу… тьфу ты… Лорена, ты сведешь меня с ума!
Было бы с чего сводить. Хотя нет, я несправедлива: дураком Люк никогда не был. Вот и сейчас он сообразил, что сбился с изначальной темы, откашлялся и, придав голосу пафоса, торжественно заявил:
– Лорена, я вчера имел честь просить у Тобиаса твоей руки. И твой дядя дал согласие. Полагаю, мы можем назначить дату свадьбы. Как насчет начала лета?
Я покосилась в окно, за которым вовсю буйствовала весна. А Люк, однако же, торопится. До первого дня лета оставалось меньше месяца.
– Это… это так неожиданно, Люк. Можно, я подумаю?
Он хмыкнул.
– Над фасоном платья? Матушка привезет тебе модные журналы.
– Причем здесь платье? – искренне возмутилась я. – Я пока не готова к замужеству.
Люк ухмыльнулся.
– Дорогая, ты не поняла. Тобиас принял мое предложение, а он – твой опекун. Твоя готовность, как и твое согласие, никого не интересует. Это так, формальность.
Он торжествовал. Я видела это, отчетливо читала в его взгляде. И в тот момент у меня не осталось никаких сомнений: Люк никогда не обманывался насчет моего к нему истинного отношения. Он прекрасно видел смешанную со страхом брезгливость, как бы я ни старалась замаскировать свои чувства фальшивой добрососедской приветливостью.
И меня охватила злость. Та, от которой перед глазами повисает алая пелена, а слова сами рвутся с губ, не давая времени на обдумывание.
– Похоже, вы с моим дядюшкой неплохо спелись.
Ухмылка Люка стала еще шире. Весь его вид словно говорил: «Ну-ну, потрепыхайся, пташка, все равно тебе не выскользнуть из силков».
– А если так, то отчего бы тебе на нем и не жениться?
Люк поперхнулся и с натугой закашлялся.
– Лор… Лорена… что ты… такое…
Но меня уже несло на волне гнева.
– А что такого? Дяде, по-моему, без разницы, лишь бы денег дали, а там меня ли замуж отдать, самому ли выйти – неважно. А тебе не придется… как ты там сказал… исправлять чужие ошибки. Жаль, конечно, что храм такой брак не освятит, да и общество воспримет с недоумением. Но, как знать, возможно, вы станете законодателями новой моды.
– Лорена!
Он был возмущен. Шокирован. Скандализован.
Он вскочил и навис надо мной.
Но я не боялась больше. Не сейчас, когда злость неслась по крови потоками обжигающей лавы. И когда совсем близко маячило спасение. Не иначе, сама Покровительница послала Эдгара Морено в наш городок!
– Я припомню тебе эти слова, Лорена. И ты пожалеешь, сильно пожалеешь, – прошипел Люк. – Я научу тебя держать язык на привязи.
Он пересек комнату широкими шагами и захлопнул за собой дверь столь оглушительно, что под потолком, кажется, качнулась люстра.
Дядюшка не заставил себя долго ждать. Он появился всего лишь через несколько минут после ухода – мне нравилось думать, что то было поспешное бегство – Люка.
– Дорогая, Лукас не заглянул в кабинет, чтобы попрощаться, – с притворным беспокойством произнес он. – Все в порядке? Вы поладили?
Мне хотелось заорать, затопать ногами, опустить тяжеленный томик модного поэта нейра Лопеса на намечавшуюся среди светлых дядиных волос плешь. Но ничего этого я не сделала. Следовало держать себя в руках, не то с дядюшки еще сталось бы завтра запереть меня и не пустить на праздник Дореи и Томаса. Он-то, в отличие от Люка, неплохо изучил свою племянницу и знал, что от меня можно ожидать чего угодно.
– Мы поговорили, – уклончиво ответила я.
Он выдохнул с видимым облегчением.
– Да? Ты умница, дорогая, даже не ожидал, признаться. Думал, начнешь спорить. Это ведь ради твоего блага, Лорена. Лукас – он парень неплохой, да. И богатый, а мой покойный брат оставил… кхм… да, оставил не так и много.
И все, что смог, милейший дядя Тобиас уже спустил за карточным столом, я в курсе. И умудрился наделать долгов, потому и продал меня Лукасу Доровски. Именно по этой причине, а вовсе не ради какого-то мифического моего блага. Ничего, ждать осталось недолго. Уже завтра я буду свободна.
– Простите, дядя, но я устала. Если не возражаете, пойду к себе, отдохну.
– Да-да, дорогая, конечно, отдыхай. Тем более, что завтра тебе надо хорошо выглядеть. Праздник же.
Да, праздник. В этом дядя не ошибся. Вот только он и представить не мог, что это будет мой личный праздник. День освобождения от жениха.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Дорея светилась от счастья. Невысокая, полноватая, рыжеволосая, она составляла с Томасом, худощавым и слегка сутуловатым блондином, пару несколько забавную, но удивительно гармоничную. Они смотрели друг на друга с таким теплом, с такой любовью, что я ощутила невольный укол сожаления из-за того, что придется испортить им праздник. А еще стало грустно и немного завидно. Но я, тряхнув головой, отогнала невеселые мысли. Прости, дорогая подруга, но другого выхода у меня нет. Впрочем, я не сомневалась, что Дорея злиться на меня не станет.
Поскольку день выдался солнечный и безветренный, но не слишком жаркий, столы решили накрыть не в доме, а на заднем дворе, в тени раскидистых деревьев. К цветочным ароматам примешивались аппетитные запахи жарящегося на вертелах мяса, и я сглотнула голодную слюну. Увы, вкусный обед мне сегодня не грозил. Гости все прибывали, и у меня вскоре зарябило в глазах от разноцветных нарядов и зазвенело в ушах от многоголосого шума. Или же виной всему то напряжение, что не отпускало меня ни на миг? Я обменивалась приветствиями со знакомыми, перебрасывалась ничего не значащими фразами с приятельницами и то и дело откидывала крышку на изящной луковице часов с перламутровым циферблатом. Полдень приближался. Половина двенадцатого. Без четверти. Без десяти.
Мне показалось, что за спинами стайки девушек в светлых платьях промелькнуло знаменитое фазанье перо, что украшало шляпку нейре Доровски: перья на шляпках давно уже не носили, но мать Люка оставалась верна моде своей юности. Я осторожно сделала шаг в сторону, потом еще один и еще, а затем метнулась встревоженным зайцем к дому, пока будущая свекровь не окликнула меня. Влетела в просторный холл и бросила взгляд на огромные напольные часы в виде башни. Без пяти двенадцать. Успела.
Мимо сновали слуги с уставленными закусками и напитками подносами в руках, проходили те гости, что предпочли дожидаться начала застолья в прохладе дома. Я выцепила за руку первую же попавшуюся девушку.
– Постой! Э… Анна?
Я смутно ее помнила. Кажется, какая-то дальняя родственница Томаса. Пятиюродная кузина? Внучатая племянница троюродной тетушки? Неважно!
– Анна, могу ли я тебя попросить об одолжении?
Она кивнула.
– Да, разумеется.
– Будь добра, разыщи Дорею и Нэнси. Ты же знаешь Нэнси?
Еще один кивок. Впрочем, я могла бы не спрашивать. Матушка Нэнси слыла первой сплетницей городка, а дочурка недалеко ушла от родительницы. Все знали Нэнси – и Нэнси знала всех. Вернее, даже не так. Она знала все обо всех.
– Тогда разыщи их и скажи, что я жду в кабинете. Мне нужно сказать им кое-что важное.
В карих глазах зажегся огонек любопытства. Могу поспорить на что угодно, что Анна изобретет какой-нибудь предлог, чтобы увязаться третьей и узнать некую Таинственную Тайну. Но меня все устраивало. В конце концов, чем больше народа увидит представление, тем быстрее разнесутся слухи.
Как и вчера, Эдгар Морено сидел за столом и просматривал какие-то бумаги. При моем появлении он аккуратно сложил их в черную кожаную папку и захлопнул ее.
– Нейре Дельсторе! Рад вас видеть.
– Взаимно, нейр Морено. Взаимно.
И я уж точно не кривила душой. Потому что весь путь до кабинета обливалась холодным потом при мысли о том, что он мог передумать. Или опоздать: ведь где бы он ни появлялся, его всегда окружало всеобщее внимание. На мое счастье, нейр Морено оказался человеком, то есть не-человеком пунктуальным. Похвальное качество.
– Итак, нейре, каковы наши дальнейшие действия? – с любопытством спросил он.
Я вытащила из волос пару шпилек и слегка растрепала прическу.
– Идите сюда! Станьте вот здесь, у окна. Нет, лучше здесь, у шкафа. Да, вот так.
– И? Что еще мне делать?
– Стоять! – рявкнула я, раздраженная его недогадливостью. – Сейчас нас застанут…
– Простите, что перебиваю вас, нейре, но в каком смысле – застанут?
Я едва не застонала. Нет, все же мужчины, даже нелюди, порой не понимают очевидных вещей.
– Нас. С вами. В пикантной ситуации. Видите?
И я потянула за упавшую на плечо прядь волос. Он смерил меня насмешливым взглядом.
– Вот это – пикантная ситуация? Да ваша выдумка никуда не годится, Лорена!
От неожиданности я проглотила обращение просто по имени и спросила:
– А что вы предлагаете?
Он ухмыльнулся.
– Нечто недвусмысленное. Такое, что не допустит двояких толкований. Например…
Внезапно его руки легли на мою талию, крепко сжали, и меня оторвало от пола. Я возмущенно пискнула.
– Что вы себе позволяете?
– Создаю ситуацию. Пикантную.
В его голосе мне почудился смех, но, когда он усадил меня на стол и склонился надо мной, лицо его оставалось серьезным.
– Нейр Морено…
– Эдгар.
– Эдгар, – послушно повторила я пересохшими губами.
Голос мой прозвучал едва слышно, но Морено остался доволен.
– Вот так. Правильно. Когда должны появиться свидетели?
Вряд ли Анне потребуется много времени, чтобы разыскать Дорею и Нэнси.
– Думаю, с минуты на минуту.
Я отчего-то перешла на шепот, и Морено склонился ниже. Чтобы получше расслышать, разумеется. Только поэтому.
– Хорошо. Тогда не будем терять времени.
Его дыхание согревало теплом мою щеку. Пальцы ласково перебирали освобожденные от шпилек пряди.
– Что… что вы делаете?
– Помогаю вам.
От него пахло раскаленной на солнце степью, высохшими травами, смолами и пряностями. Странный запах. Необычный. Но приятный. И от него сладко кружилась голова, и сердце стучало часто и тревожно. Или виной тому не непривычный аромат, а сильные руки, сжавшие мои плечи? Я не знала.
Мне доводилось целоваться прежде. В пятнадцать лет, начитавшись романов, я позволила поцеловать себя Колину, другу детства. А в девятнадцать мне нравился кузен Дореи, Джеймс, и мы с ним частенько прятались в укромных уголках и с упоением предавались поцелуям. Вот только дядя ему отказал, когда он все же решился просить моей руки. Я расстроилась тогда, конечно, но переживала недолго. Джеймс оказался довольно ветреным молодым человеком и вскоре переметнулся к Марии. И что толку грустить о таком ловеласе?
Все эти воспоминания вихрем пронеслись в моей голове, пока Эдгар скользил ладонью по моей спине и склонялся ниже. А потом я поняла, что ничего-то и не знала о настоящих поцелуях. А потом… потом никаких мыслей не осталось.
Были только его губы. Настойчивые, горячие, сводящие с ума. Его руки, что держали так крепко и так бережно. Его дыхание, смешавшееся с моим. И вспышки перед закрытыми глазами.
Я потерялась, растворилась во вневременье, позабыла обо всем. У меня осталось только одно желание: чтобы это мгновение никогда-никогда не заканчивалось. Чтобы вечно горел этот огонь, от которого вскипала кровь, и шумело в ушах. Чтобы растворился весь мир вокруг – и остались только мы.
Губы Эдгара оторвались от моих и скользнули по шее. Ниже, ниже. Я запрокинула голову и ловила воздух приоткрытым ртом, силилась вдохнуть. Мои пальцы запутались в шелковистых черных прядях, а все кости в теле, казалось, расплавились. Иначе отчего я чувствовала себя податливой глиной в умелых руках?
Голова кружилась, сознание уплывало. Гул в ушах нарастал, и я не сразу поняла его причину. Лишь когда Эдгар отстранился, и я, недовольно всхлипнув, потянулась за ним, то осознала – что-то переменилось. Стало холодно и неуютно, и руки Эдгара, хотя он и не убрал их, замерли неподвижно. Одна – на моей спине, вторая – на бедре. Обнаженное почему-то плечо обдало прохладным из-за сквозняка воздухом, а к моему сознанию пробились, наконец-то, возбужденные голоса.
– …не может быть!
– …нет-нет-нет!
– Лорена!
– Да что там происходит!
И апофеозом – грозный рык дядюшки Тобиаса:
– Пропустите же меня! Дайте пройти!
Я распахнула глаза и заморгала. Следовало признать: мой план сработал даже лучше, чем предполагалось. У двери кабинета собралась целая толпа. Дорея, растопырив руки, застыла в проеме и изо всех сил сдерживала натиск любопытствующих, но дядюшка, ловко распихав сгрудившихся у порога девушек, отодвинул в сторону и ее. Ввалился внутрь – и застыл, будто громом пораженный. А за его плечом – я не удержалась и хихикнула – покачивалось пресловутое фазанье перо. Нейре Доровски тоже заявилась полюбоваться эпатажной сценой, а это значило, что матримониальные планы ее сыночка только что потерпели крах.
