Сначала – волосы, потом – знак на теле, так сказал старый льер. Если бы он еще упомянул, где искать эту отметину! Ничего не обнаружив, я немного успокоилась, но оставалась вероятность, что таинственная метка появилась там, где я ее увидеть не могу. На спине, например, или на шее. Улучив возможность, я на следующий день проскользнула незаметно в одну из комнат, где стояла редкостная штуковина – зеркало. Посмотрела на шею, расстегнула платье, приспустила его, извернулась и постаралась оглядеть спину. Ничего. Можно временно успокоиться – похищение мне пока что не грозит. Теперь следовало разузнать о льери Эжени.
Вот здесь выполнить задуманное оказалось не так-то просто. К хозяину, хоть к старому, хоть к молодому, с такими вопросами не подойти, а слуги, стоило мне заговорить о госпоже, настороженно оглядывались и даже приседали. И спешили уйти, ссылаясь на занятость. Даже болтушка Луиза не пожелала говорить на эту тему. Повезло мне в ночь праздника урожая. Толстуха Берта выпила слишком много хмельного эля, и язык ее развязался. Ненадолго, но мне хватило, чтобы услышать подтверждение своим страшным догадкам.
- Льери Эжени? – переспросила она и утерла заслезившиеся глаза краем передника. – Ох, как жаль ее! Такая красавица была! Если бы не это чудовище…
Она осеклась, замолчала. Я подалась вперед и с жадным любопытством уточнила:
- Какое чудовище?
- Никакое! – сердито рявкнула Берта. – А коли тебе заняться нечем, так ступай помоги Луизе!
Я не стала возражать, что меня взяли личной служанкой старой льера и помогать прочей прислуге в мои обязанности не входит. Безропотно поднялась и пошла разыскивать Луизу, понимая, что злить сейчас Берту не стоит.
Льер Раннон прожил после того разговора еще полгода, а потом тихо скончался во сне. Я успела искренне привязаться к нему и оплакивала, как родного. Вопреки моим ожиданиям, льер Верион, став полноправным хозяином, меня обратно в деревню не выгнал, возможно, попросту позабыл о служанке покойного отца. Управляющий подумал-подумал, да и перевел меня в подчинение Айнур, старшей горничной. Я переселилась в спальню к Луизе и Ханне и теперь убирала не одну комнату, а все северное крыло замка. Более в моей судьбе никаких перемен не свершилось. А еще через несколько месяцев хозяин притащил пленного колдуна. Где, на каких дорогах пересекся льер с проклятым чародеем, никто не знал. Узника, как я уже говорила, заперли в тесной сырой камере и никого к нему не допускали. Пока Берта не отправила меня с корзинкой со снедью для стража и заключенного.
***
- Распусти волосы, - хрипло повторил пленник.
Золотые глаза с вертикальными зрачками горели во мраке, точно у кошки. Против моей воли руки поднялись к головной ленте, развязали ее. Словно во сне я расплела косу и тряхнула головой, рассыпала освобожденные пряди по плечам и спине. Узник издал тихий вздох, в котором мне послышалось удовлетворение.
- Значит, я не ошибся. Это ты.
Кто – я? Хотела спросить, но губы отказывались шевелиться, язык онемел.
- Подойди. Подойди поближе.
Нельзя, нельзя смотреть в глаза колдуну, иначе зачарует, лишит воли, сделает бессильной бессловесной куклой. Отчего же я пренебрегла запретом?
- Подойди, - в его голосе слышалось нетерпение.
Завороженная, я шагнула, приблизилась почти вплотную к разделявшей нас решетке. Ожидала учуять запах немытого тела, пота и испражнений, но нет, ничем подобным от пленника не пахло. Чародейство, не иначе.
- Дай руку, - велел колдун.
Я больше не пыталась сопротивляться. Длинные сильные пальцы сжали мою ладонь, и все тело пробила дрожь, хотя рука узника оказалась неожиданно горячей.
- Кровь. Мне нужна всего капля. Отдашь добровольно?
Вкрадчивый голос лишал остатков воли, проникал в душу, прикосновение огнем горело на коже. Золотистые глаза мерцали, звали, сулили забытье. Словно в дурмане, я кивнула.
- Скажи, что отдаешь добровольно.
Сильные смуглые руки, на запястьях – черные браслеты. Зачем? Ведь должны быть цепи, верно? Но цепей-то и нет, как и кандалов. От браслетов тянет холодом, а еще – мертвечиной. Они пугают меня, и я отвожу взгляд. Жар тела чужака пока что справляется с неведомой силой, заключенной в черном металле, но это ненадолго. Откуда мне известно об этом? Понятия не имею, но я знаю, чувствую, что браслеты тянут из него силу, словно вижу наяву, как они выпивают жизнь колдуна.
- Скажи!
- Отдаю добровольно, - мой голос прошелестел едва слышно.
Боль обожгла лишь на мгновение. Алая капля набухла на порезанной ладони, а потом узник поднес мою руку к губам и слизнул кровь. Меня снова затрясло.
- А теперь уходи. И жди. Я скоро приду за тобой.
Из подземелья я вышла словно во сне. Джок попытался приставать с расспросами, но я молча покачала головой и побрела вверх по лестнице.
Стражник пробормотал мне в спину:
- Небось, в глаза колдуну посмотрела? Не дело это, Кара. Ступай в храм, отмоли грех.
Почему-то его слова показались мне забавными, и я зажала рот ладонью, чтобы не расхохотаться.
Я спохватилась, что все еще сжимаю в руке ленту, а волосы свободно падают на спину, только когда увидела отблески яркого света и услышала пьяный гогот и громкие голоса. Заплела привычно косу, повязала ленту и постаралась успокоиться. Нельзя, чтобы кто-то заподозрил, что я разговаривала с узником. Впрочем, «разговаривала» - слово неверное, говорил колдун, я-то как раз молчала. Но все равно, ни к чему прочим слугам об этом знать. Вроде бы и не сделала я ничего дурного, но чувствовала, что льеру Вериону ох как не понравится, если ему донесут о моем поведении.
Толстуха Берта забрала корзинку и внимательно посмотрела на меня.
- Бледная какая. Что тебе Джок сделал?
- Ничего, - честно ответила я. – Колдуна испугалась.
Кухарка ахнула.
- Как – колдуна? Это что ж, Джок, чтоб его демоны Бездны разодрали, тебя заставил проклятому еду нести?
Я молча кивнула. Берта потрепала меня по плечу.
- Оно и понятно, чего ты вся побелела. Страсть-то какая. Ну, ничего, я вот Джоку устрою, будет знать! А ты ступай спать, без тебя справимся.
Я поблагодарила повариху и отправилась в спальню. В темном коридоре прошла мимо парочки, замершей при моем приближении. Без особого удивления узнала в девушке Луизу. Платье горничной было расстегнуто, подол задран до пояса. Мужчину я видела впервые, должно быть, прибыл с родственниками невесты, но, судя по богато расшитой одежде, к слугам он никак не относился. Что же, если повезет, Луиза получит сегодня монетку или даже подарок. Я ее не осуждала, хотя сама ничего привлекательного в плотских утехах не видела. От одного-единственного поцелуя, которым наградил меня подвыпивший кузен хозяина, меня потом подташнивало, и я долго полоскала рот студеной колодезной водой. Подружки надо мной посмеивались, но я не обращала внимания ни на парней, доводившихся мне ровней, ни – тем более – на господ.
За моей спиной, стоило отойти на пару шагов, вновь раздались смешки и вздохи, и я ускорила шаг. Отчего-то вспомнились золотые глаза, прикосновение горячих губ к ранке. Странное дело – от нее и следа не осталось, затянулась мгновенно, вот только горело место пореза огнем, и часто-часто колотилось сердце при воспоминании.
***
К утру жаром охватило уже всю руку до плеча, хотя никаких изменений внешне не было заметно. Я подумала обратиться к старой знахарке, лечившей травами да наговорами разные хвори, но уже к обеду огонь, казалось, выжигавший кровь, остыл. Позабыть о странной болезни мне не позволил разбушевавшийся в замке скандал.
Льер Верион проснулся к полудню и первым делом, не дожидаясь завтрака и не поприветствовав невесту, спустился в подземелье. А спустя примерно четверть часа громкая брань донеслась даже до кухни. Берта оторвалась от супа (слуги как раз сели обедать) и велела мелкому юркому Тиму:
- Ну-ка, сбегай, разузнай, что стряслось.
Мальчонка послушно кивнул и выскользнул бесшумно из кухни. Ходил Тим точно кошка – и не заметишь, как подкрадется. В темных мрачных коридорах ухитрялся сливаться со стенами. Видел и слышал многое, но болтать не любил, ни с кем своими секретами не делился. Но раз уж Берта велела – всем расскажет, что разузнал.
Вернулся Тим скоро, бледный, с трясущимися губами.
- Там… - выговорил, задыхаясь, - там… колдун сбежал!
И хлопнулся бы на пол, да Берта ухватила за шиворот, встряхнула как следует, свободной рукой сунула кружку с водой.
- Пей! Да рассказывай толком: как сбежал, откуда известно.
Ее деловитый тон немного успокоил остальных слуг, при словах Тима переменившихся в лицах. Мне так и вовсе стало дурно. Вспомнилось обещание колдуна вернуться за мной. И пусть я ничем ему не помогала, лишь принесла поесть, но меня не оставляло чувство, будто я причастна неким загадочным образом к его побегу. Хорошо еще, что сидела, и никто не заметил, как мелкая противная дрожь охватила ноги. А руки я спрятала под стол и накрепко сцепила пальцы.
Тим выпил, клацая зубами о край кружки, воду, перевел дух и сообщил, что видел, как льер Верион в ярости крушит все на своем пути.
- У Рикарда глаз заплыл, - вещал мальчонка. – И зуба переднего нет.
Значит, Рикард уже сменил Джока. Интересно, как скоро льер Верион узнает, что ужин в подземелье относила я? И какое придумает наказание? Берта точно о чем-то догадалась, вон, как на меня посматривает. В груди похолодело.
- Значит, так! – пробасила толстуха и грохнула кулаком по столу – аж тарелки да кружки задребезжали. – Кто там да откуда сбежал – не нашего ума дело. Быстро доели и принялись за работу!
Колдуна, конечно, обитатели замка боялись, но где тот колдун – неизвестно, а Берта – вот она, и отлынивание от службы не спустит. Так что если кого и посетила мысль забросить дела и обсудить побег узника, то мигом упорхнула, стоило поварихе сжать мощный кулак. Когда спешно дохлебавшие суп слуги разбрелись из кухни, Берта окликнула меня и поманила пальцем.
- Эй, Кара, ступай за мной.
Приказ недоумения не вызвал: мало ли, какую работу поручить хочет. Но повариха затянула меня в пустую в сей час бельевую и велела:
- Раздевайся.
Я решила, что ослышалась.
- Что?
- Раздевайся, кому говорю! Платье снимай! И нижнюю рубаху!
Она стала у двери, скрестив руки на необъятной груди. Пути к отступлению не было, и я медленно потянула вверх подол.
- Да шевелись же! – нервно выкрикнула повариха и зажала рот ладонью.
Невозможно поверить – неужели она испугалась? Та самая Берта, что ловко размозжила поленом голову огромной крысе – чуть не с кошку размером? Берта, которую боялись даже пьяные мужики? Да быть того не может!
Снимать нижнюю сорочку не понадобилось. Когда я дрожащими руками стянула платье, повариха прищурилась, шагнула ко мне и схватила за руку.
- Ну-ка, что это здесь такое?
- Где? – не поняла я.
Берта толкнула меня к окну.
- Вот, гляди! Когда проявилась?
Она чуть вывернула мне руку, и я заметила пониже локтя странное пятнышко, очертаниями похожее на силуэт летящей птицы.
- Ой! – произнесла растерянно. – Испачкалась. Вот только где и чем?
Вопрос не был праздным. Странное пятно мерцало на коже и мало походило на грязь.
- Испачкалась! – передразнила меня Берта и рявкнула: - Говорила вчера с колдуном? Признавайся!
Я зажмурилась и кивнула, съежилась в страхе. Сейчас она пойдет к льеру Вериону и выдаст меня, а дальше… О «дальше» думать не хотелось. Хорошо, если жива останусь, разгневанному хозяину и на глаза-то лучше не попадаться ненароком, а уж самой его разозлить – так проще камень на шею и в озеро, наверное.
Однако же Берта меня удивила. Она ласково провела по моим волосам, привычно заплетенным в косу, и печально вздохнула.
- Ох, девка, девка. Верно говорят, что от судьбы не уйти. Давно волосы-то покраснели?
Я вскинула голову.
- Что? Вы знаете? Но откуда?
Повариха опять сокрушенно вздохнула.
- Знать – не знала, но догадывалась. И чего только вчера тебя в подземелье отправила? Своими руками, получается, жизнь тебе, бедолаге, поломала. Закрутилась, забегалась, да и позабыла. Ты уж прости меня, Кара, виновата я перед тобой.
Голова шла кругом, я никак не могла осознать услышанное. Жалобно проблеяла в попытке разобраться:
- Но мне никто никогда не говорил, в чем дело. Даже матушка. Только розгами отходила.
- Матушка! – взвилась Берта. – Да какая она тебе матушка!
Вот уж чего я никак не ожидала услышать! Открыла рот, но не смогла из себя выдавить ни звука, только моргала растерянно.
- Не должна я этого говорить, ох, не должна, - сокрушалась повариха. – Да только видишь как все повернулось.
Она грузно опустилась на колченогий табурет и завела рассказ. Чем дольше она говорила, тем сильнее мне хотелось ущипнуть себя за руку и убедиться, что не сплю.
***
Восемнадцать лет назад молодая тогда еще Хлоя овдовела, оставшись с годовалой дочкой на руках. Погоревала недолго, да решила присмотреть себе нового мужа, вот только никому из деревенских парней вдова с ребенком в жены не годилась, а мужика в годах не хотела сама Хлоя. Юная Берта, подружка и наперсница, никак не могла понять, отчего не устраивает приятельницу Бранд? Ну и пусть почти полвека прожил, зато достаток в доме хороший.
- Он уже двух жен на погост отправил, - кривилась Хлоя.
А потом ей в голову пришла безумная мысль: оправиться за помощью к ведунье, что жила отшельницей в лесах. Берту она подбила идти с собой. О том, как они добирались до лачуги ведуньи, повариха умолчала, сказала только, что страху в дороге натерпелись. Маленькую Кару Хлоя, разумеется, потащила с собой, ребенок просил есть, капризничал, постоянно плакал. Когда подруги, наконец, достигли цели, они с ног падали от усталости. Ночь, как назло, выдалась темная, луна пряталась за низкими тяжелыми тучами, то и дело срывался мелкий дождь.
Отшельница оказалась неожиданно молодой женщиной с темными волосами, белой кожей и большими синими глазами. Эти глаза смотрели, как показалось перепуганной насмерть Берте, прямо в душу, и видели все страхи и радости, все тайные помыслы. Смерила ведунья взглядом Хлою и усмехнулась:
- Зря пришла. Муж твой под камнем могильным, другого тебе боги не припасли.
Хлоя повалилась на колени и принялась умолять отшельницу помочь. Тяжко, мол, одной дочь на ноги поднимать.
- А не поднимай, - равнодушно бросила отшельница. – Мне оставь.
Берта обмерла. Хотела закричать, схватить подругу за шиворот и волоком поволочь подальше от жилища страшной девицы, но руки-ноги словно отнялись, язык онемел.
- И оставлю! – зло отозвалась Хлоя. – Зачем мне лишний груз на горбу тащить?
Ведунья еще раз посмотрела ей в лицо.
- Значит, так замуж хочешь? Хорошо, будет у тебя супруг, только помни – сама просила. А взамен возьмешь ребенка и воспитаешь как своего.
- Какого ребенка? – удивилась Хлоя.
Словно в ответ на ее слова из покосившейся хижины донесся детский плач.
- Девочку, - пояснила отшельница. – Свою оставишь, чужую заберешь. До конца года замуж выйдешь. Согласна?
Хлоя вцепилась в подол ее юбки.
- Молодой муж? В постели горячий? Не обманешь?
На алых губах промелькнула и тут же исчезла насмешливая улыбка.
- И молодой, и горячий, и с деньгами. Ну как, согласна?
Вот здесь выполнить задуманное оказалось не так-то просто. К хозяину, хоть к старому, хоть к молодому, с такими вопросами не подойти, а слуги, стоило мне заговорить о госпоже, настороженно оглядывались и даже приседали. И спешили уйти, ссылаясь на занятость. Даже болтушка Луиза не пожелала говорить на эту тему. Повезло мне в ночь праздника урожая. Толстуха Берта выпила слишком много хмельного эля, и язык ее развязался. Ненадолго, но мне хватило, чтобы услышать подтверждение своим страшным догадкам.
- Льери Эжени? – переспросила она и утерла заслезившиеся глаза краем передника. – Ох, как жаль ее! Такая красавица была! Если бы не это чудовище…
Она осеклась, замолчала. Я подалась вперед и с жадным любопытством уточнила:
- Какое чудовище?
- Никакое! – сердито рявкнула Берта. – А коли тебе заняться нечем, так ступай помоги Луизе!
Я не стала возражать, что меня взяли личной служанкой старой льера и помогать прочей прислуге в мои обязанности не входит. Безропотно поднялась и пошла разыскивать Луизу, понимая, что злить сейчас Берту не стоит.
Льер Раннон прожил после того разговора еще полгода, а потом тихо скончался во сне. Я успела искренне привязаться к нему и оплакивала, как родного. Вопреки моим ожиданиям, льер Верион, став полноправным хозяином, меня обратно в деревню не выгнал, возможно, попросту позабыл о служанке покойного отца. Управляющий подумал-подумал, да и перевел меня в подчинение Айнур, старшей горничной. Я переселилась в спальню к Луизе и Ханне и теперь убирала не одну комнату, а все северное крыло замка. Более в моей судьбе никаких перемен не свершилось. А еще через несколько месяцев хозяин притащил пленного колдуна. Где, на каких дорогах пересекся льер с проклятым чародеем, никто не знал. Узника, как я уже говорила, заперли в тесной сырой камере и никого к нему не допускали. Пока Берта не отправила меня с корзинкой со снедью для стража и заключенного.
***
- Распусти волосы, - хрипло повторил пленник.
Золотые глаза с вертикальными зрачками горели во мраке, точно у кошки. Против моей воли руки поднялись к головной ленте, развязали ее. Словно во сне я расплела косу и тряхнула головой, рассыпала освобожденные пряди по плечам и спине. Узник издал тихий вздох, в котором мне послышалось удовлетворение.
- Значит, я не ошибся. Это ты.
Кто – я? Хотела спросить, но губы отказывались шевелиться, язык онемел.
- Подойди. Подойди поближе.
Нельзя, нельзя смотреть в глаза колдуну, иначе зачарует, лишит воли, сделает бессильной бессловесной куклой. Отчего же я пренебрегла запретом?
- Подойди, - в его голосе слышалось нетерпение.
Завороженная, я шагнула, приблизилась почти вплотную к разделявшей нас решетке. Ожидала учуять запах немытого тела, пота и испражнений, но нет, ничем подобным от пленника не пахло. Чародейство, не иначе.
- Дай руку, - велел колдун.
Я больше не пыталась сопротивляться. Длинные сильные пальцы сжали мою ладонь, и все тело пробила дрожь, хотя рука узника оказалась неожиданно горячей.
- Кровь. Мне нужна всего капля. Отдашь добровольно?
Вкрадчивый голос лишал остатков воли, проникал в душу, прикосновение огнем горело на коже. Золотистые глаза мерцали, звали, сулили забытье. Словно в дурмане, я кивнула.
- Скажи, что отдаешь добровольно.
Сильные смуглые руки, на запястьях – черные браслеты. Зачем? Ведь должны быть цепи, верно? Но цепей-то и нет, как и кандалов. От браслетов тянет холодом, а еще – мертвечиной. Они пугают меня, и я отвожу взгляд. Жар тела чужака пока что справляется с неведомой силой, заключенной в черном металле, но это ненадолго. Откуда мне известно об этом? Понятия не имею, но я знаю, чувствую, что браслеты тянут из него силу, словно вижу наяву, как они выпивают жизнь колдуна.
- Скажи!
- Отдаю добровольно, - мой голос прошелестел едва слышно.
Боль обожгла лишь на мгновение. Алая капля набухла на порезанной ладони, а потом узник поднес мою руку к губам и слизнул кровь. Меня снова затрясло.
- А теперь уходи. И жди. Я скоро приду за тобой.
Из подземелья я вышла словно во сне. Джок попытался приставать с расспросами, но я молча покачала головой и побрела вверх по лестнице.
Стражник пробормотал мне в спину:
- Небось, в глаза колдуну посмотрела? Не дело это, Кара. Ступай в храм, отмоли грех.
Почему-то его слова показались мне забавными, и я зажала рот ладонью, чтобы не расхохотаться.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Я спохватилась, что все еще сжимаю в руке ленту, а волосы свободно падают на спину, только когда увидела отблески яркого света и услышала пьяный гогот и громкие голоса. Заплела привычно косу, повязала ленту и постаралась успокоиться. Нельзя, чтобы кто-то заподозрил, что я разговаривала с узником. Впрочем, «разговаривала» - слово неверное, говорил колдун, я-то как раз молчала. Но все равно, ни к чему прочим слугам об этом знать. Вроде бы и не сделала я ничего дурного, но чувствовала, что льеру Вериону ох как не понравится, если ему донесут о моем поведении.
Толстуха Берта забрала корзинку и внимательно посмотрела на меня.
- Бледная какая. Что тебе Джок сделал?
- Ничего, - честно ответила я. – Колдуна испугалась.
Кухарка ахнула.
- Как – колдуна? Это что ж, Джок, чтоб его демоны Бездны разодрали, тебя заставил проклятому еду нести?
Я молча кивнула. Берта потрепала меня по плечу.
- Оно и понятно, чего ты вся побелела. Страсть-то какая. Ну, ничего, я вот Джоку устрою, будет знать! А ты ступай спать, без тебя справимся.
Я поблагодарила повариху и отправилась в спальню. В темном коридоре прошла мимо парочки, замершей при моем приближении. Без особого удивления узнала в девушке Луизу. Платье горничной было расстегнуто, подол задран до пояса. Мужчину я видела впервые, должно быть, прибыл с родственниками невесты, но, судя по богато расшитой одежде, к слугам он никак не относился. Что же, если повезет, Луиза получит сегодня монетку или даже подарок. Я ее не осуждала, хотя сама ничего привлекательного в плотских утехах не видела. От одного-единственного поцелуя, которым наградил меня подвыпивший кузен хозяина, меня потом подташнивало, и я долго полоскала рот студеной колодезной водой. Подружки надо мной посмеивались, но я не обращала внимания ни на парней, доводившихся мне ровней, ни – тем более – на господ.
За моей спиной, стоило отойти на пару шагов, вновь раздались смешки и вздохи, и я ускорила шаг. Отчего-то вспомнились золотые глаза, прикосновение горячих губ к ранке. Странное дело – от нее и следа не осталось, затянулась мгновенно, вот только горело место пореза огнем, и часто-часто колотилось сердце при воспоминании.
***
К утру жаром охватило уже всю руку до плеча, хотя никаких изменений внешне не было заметно. Я подумала обратиться к старой знахарке, лечившей травами да наговорами разные хвори, но уже к обеду огонь, казалось, выжигавший кровь, остыл. Позабыть о странной болезни мне не позволил разбушевавшийся в замке скандал.
Льер Верион проснулся к полудню и первым делом, не дожидаясь завтрака и не поприветствовав невесту, спустился в подземелье. А спустя примерно четверть часа громкая брань донеслась даже до кухни. Берта оторвалась от супа (слуги как раз сели обедать) и велела мелкому юркому Тиму:
- Ну-ка, сбегай, разузнай, что стряслось.
Мальчонка послушно кивнул и выскользнул бесшумно из кухни. Ходил Тим точно кошка – и не заметишь, как подкрадется. В темных мрачных коридорах ухитрялся сливаться со стенами. Видел и слышал многое, но болтать не любил, ни с кем своими секретами не делился. Но раз уж Берта велела – всем расскажет, что разузнал.
Вернулся Тим скоро, бледный, с трясущимися губами.
- Там… - выговорил, задыхаясь, - там… колдун сбежал!
И хлопнулся бы на пол, да Берта ухватила за шиворот, встряхнула как следует, свободной рукой сунула кружку с водой.
- Пей! Да рассказывай толком: как сбежал, откуда известно.
Ее деловитый тон немного успокоил остальных слуг, при словах Тима переменившихся в лицах. Мне так и вовсе стало дурно. Вспомнилось обещание колдуна вернуться за мной. И пусть я ничем ему не помогала, лишь принесла поесть, но меня не оставляло чувство, будто я причастна неким загадочным образом к его побегу. Хорошо еще, что сидела, и никто не заметил, как мелкая противная дрожь охватила ноги. А руки я спрятала под стол и накрепко сцепила пальцы.
Тим выпил, клацая зубами о край кружки, воду, перевел дух и сообщил, что видел, как льер Верион в ярости крушит все на своем пути.
- У Рикарда глаз заплыл, - вещал мальчонка. – И зуба переднего нет.
Значит, Рикард уже сменил Джока. Интересно, как скоро льер Верион узнает, что ужин в подземелье относила я? И какое придумает наказание? Берта точно о чем-то догадалась, вон, как на меня посматривает. В груди похолодело.
- Значит, так! – пробасила толстуха и грохнула кулаком по столу – аж тарелки да кружки задребезжали. – Кто там да откуда сбежал – не нашего ума дело. Быстро доели и принялись за работу!
Колдуна, конечно, обитатели замка боялись, но где тот колдун – неизвестно, а Берта – вот она, и отлынивание от службы не спустит. Так что если кого и посетила мысль забросить дела и обсудить побег узника, то мигом упорхнула, стоило поварихе сжать мощный кулак. Когда спешно дохлебавшие суп слуги разбрелись из кухни, Берта окликнула меня и поманила пальцем.
- Эй, Кара, ступай за мной.
Приказ недоумения не вызвал: мало ли, какую работу поручить хочет. Но повариха затянула меня в пустую в сей час бельевую и велела:
- Раздевайся.
Я решила, что ослышалась.
- Что?
- Раздевайся, кому говорю! Платье снимай! И нижнюю рубаху!
Она стала у двери, скрестив руки на необъятной груди. Пути к отступлению не было, и я медленно потянула вверх подол.
- Да шевелись же! – нервно выкрикнула повариха и зажала рот ладонью.
Невозможно поверить – неужели она испугалась? Та самая Берта, что ловко размозжила поленом голову огромной крысе – чуть не с кошку размером? Берта, которую боялись даже пьяные мужики? Да быть того не может!
Снимать нижнюю сорочку не понадобилось. Когда я дрожащими руками стянула платье, повариха прищурилась, шагнула ко мне и схватила за руку.
- Ну-ка, что это здесь такое?
- Где? – не поняла я.
Берта толкнула меня к окну.
- Вот, гляди! Когда проявилась?
Она чуть вывернула мне руку, и я заметила пониже локтя странное пятнышко, очертаниями похожее на силуэт летящей птицы.
- Ой! – произнесла растерянно. – Испачкалась. Вот только где и чем?
Вопрос не был праздным. Странное пятно мерцало на коже и мало походило на грязь.
- Испачкалась! – передразнила меня Берта и рявкнула: - Говорила вчера с колдуном? Признавайся!
Я зажмурилась и кивнула, съежилась в страхе. Сейчас она пойдет к льеру Вериону и выдаст меня, а дальше… О «дальше» думать не хотелось. Хорошо, если жива останусь, разгневанному хозяину и на глаза-то лучше не попадаться ненароком, а уж самой его разозлить – так проще камень на шею и в озеро, наверное.
Однако же Берта меня удивила. Она ласково провела по моим волосам, привычно заплетенным в косу, и печально вздохнула.
- Ох, девка, девка. Верно говорят, что от судьбы не уйти. Давно волосы-то покраснели?
Я вскинула голову.
- Что? Вы знаете? Но откуда?
Повариха опять сокрушенно вздохнула.
- Знать – не знала, но догадывалась. И чего только вчера тебя в подземелье отправила? Своими руками, получается, жизнь тебе, бедолаге, поломала. Закрутилась, забегалась, да и позабыла. Ты уж прости меня, Кара, виновата я перед тобой.
Голова шла кругом, я никак не могла осознать услышанное. Жалобно проблеяла в попытке разобраться:
- Но мне никто никогда не говорил, в чем дело. Даже матушка. Только розгами отходила.
- Матушка! – взвилась Берта. – Да какая она тебе матушка!
Вот уж чего я никак не ожидала услышать! Открыла рот, но не смогла из себя выдавить ни звука, только моргала растерянно.
- Не должна я этого говорить, ох, не должна, - сокрушалась повариха. – Да только видишь как все повернулось.
Она грузно опустилась на колченогий табурет и завела рассказ. Чем дольше она говорила, тем сильнее мне хотелось ущипнуть себя за руку и убедиться, что не сплю.
***
Восемнадцать лет назад молодая тогда еще Хлоя овдовела, оставшись с годовалой дочкой на руках. Погоревала недолго, да решила присмотреть себе нового мужа, вот только никому из деревенских парней вдова с ребенком в жены не годилась, а мужика в годах не хотела сама Хлоя. Юная Берта, подружка и наперсница, никак не могла понять, отчего не устраивает приятельницу Бранд? Ну и пусть почти полвека прожил, зато достаток в доме хороший.
- Он уже двух жен на погост отправил, - кривилась Хлоя.
А потом ей в голову пришла безумная мысль: оправиться за помощью к ведунье, что жила отшельницей в лесах. Берту она подбила идти с собой. О том, как они добирались до лачуги ведуньи, повариха умолчала, сказала только, что страху в дороге натерпелись. Маленькую Кару Хлоя, разумеется, потащила с собой, ребенок просил есть, капризничал, постоянно плакал. Когда подруги, наконец, достигли цели, они с ног падали от усталости. Ночь, как назло, выдалась темная, луна пряталась за низкими тяжелыми тучами, то и дело срывался мелкий дождь.
Отшельница оказалась неожиданно молодой женщиной с темными волосами, белой кожей и большими синими глазами. Эти глаза смотрели, как показалось перепуганной насмерть Берте, прямо в душу, и видели все страхи и радости, все тайные помыслы. Смерила ведунья взглядом Хлою и усмехнулась:
- Зря пришла. Муж твой под камнем могильным, другого тебе боги не припасли.
Хлоя повалилась на колени и принялась умолять отшельницу помочь. Тяжко, мол, одной дочь на ноги поднимать.
- А не поднимай, - равнодушно бросила отшельница. – Мне оставь.
Берта обмерла. Хотела закричать, схватить подругу за шиворот и волоком поволочь подальше от жилища страшной девицы, но руки-ноги словно отнялись, язык онемел.
- И оставлю! – зло отозвалась Хлоя. – Зачем мне лишний груз на горбу тащить?
Ведунья еще раз посмотрела ей в лицо.
- Значит, так замуж хочешь? Хорошо, будет у тебя супруг, только помни – сама просила. А взамен возьмешь ребенка и воспитаешь как своего.
- Какого ребенка? – удивилась Хлоя.
Словно в ответ на ее слова из покосившейся хижины донесся детский плач.
- Девочку, - пояснила отшельница. – Свою оставишь, чужую заберешь. До конца года замуж выйдешь. Согласна?
Хлоя вцепилась в подол ее юбки.
- Молодой муж? В постели горячий? Не обманешь?
На алых губах промелькнула и тут же исчезла насмешливая улыбка.
- И молодой, и горячий, и с деньгами. Ну как, согласна?
