– Что это? Куда ты меня привез?
Лодка не зависла у острова, а скользнула через пролом внутрь зловещего круга и лишь там опустилась на землю. На голую каменистую землю без единой травинки. Седрик сжал мою ладонь.
– Еще один обряд, Эрна. Не бойся, ничего тебе не грозит.
Здесь тоже горело пламя, но иное, не такое, как посреди окруженной дубами поляны. Темное, мрачное, оно тревожно потрескивало и откровенно пугало меня. Но Седрик обхватил за талию и на руках вынес из лодки, поднес к огню. Соткалась из темноты фигура, обернулась женщиной в черном плаще. Молодой или старой? Я бы не смогла ответить на этот вопрос. Бледное лицо ее с нежной гладкой кожей без единой морщины принадлежало юной девушке, а вот тяжелые косы давно посеребрила седина, в них не осталось ни одного темного волоса. Взгляд же черных глаз был строг и печален, а голос звучал напевно и грустно:
– Подойдите, Эрна и Седрик Даркарийские. Подойдите поближе и узнайте, что приготовила вам судьба, если не страшитесь этого знания.
Откуда она знала наши имена? Я бы спросила, но дар речи покинул меня, а руки и ноги словно заледенели. Седрик крепче сжал хватку на моей талии и сделал шаг к незнакомке.
В замке отца жил предсказатель, что бросал руны и определял по ним будущее. В начале лета, когда король созвал лаэрдов на совет, руны показали, что лаэрда Ройгара ждет слава и королевская милость. И не обманули ведь: и слава, и милость – всего хватило сполна. А что расплатиться пришлось старшей дочерью – так разве такие мелочи волнуют богов, отвечающих на вопросы смертных?
Перед моим отъездом, знаю, мама тоже ходила за предсказанием, но я его выслушать не пожелала. И сейчас отказалась бы, но Седрик не позволил.
Незнакомка – знахарка? ведьма? – сунула руку в огонь. Она стояла безмолвно, не морщась, но я уже знала, что не всякое пламя обжигает, потому даже не удивилась. Странным оказалось другое. Когда тонкий палец прикоснулся к щеке Седрика и медленно провел по ней, на его коже прочертилась черная полоса. Будто краской нарисовала ведьма. Если бы я не видела, что руки ее белы и чисты, так бы и подумала.
Три полосы на правой щеке, три на левой. Еще две, поперечные, на лбу. Ведьма опять протянула руку к огню и повернулась ко мне. А прикосновение ее – прохладное и влажное, будто не в пламени, в воде ладонь держала.
Черные глаза заглянули в мои, и я словно провалилась в ледяной бездонный колодец. Летела, затаив дыхание от ужаса, и даже звука издать не могла. Горло сжало мучительным спазмом, голова закружилась. И снова на помощь пришел амулет. Согрел, отогнал запредельный холод.
Ведьма усмехнулась. Алые губы на бледном лице – будто кровью окрашены.
– Ты хочешь знать, сбудется ли твоя задумка, Седрик Даркарийский? Сбудется. Но не так, как ты ждешь.
Мой супруг молча поклонился.
Опять протянула ведьма руку к огню, опять прочертила лицо Седрика полосами. Только не черными в этот раз – кровавыми, багровыми.
– Останешься ты в веках правителем мудрым и справедливым.
И снова он поклонился. Ведьма же повернулась ко мне.
– Нелегка будет дорога твоя, Эрна Даркарийская. Трудный выбор тебе предстоит.
Она опять протянула ко мне руку, но я отшатнулась. Лишь мазнули легко-легко пальцы по скуле.
– Нет! Не желаю ничего слышать!
Снова посмотрела она мне в глаза, и опять упала я в черный колодец, но тут же вынырнула на поверхность.
– Не хочешь знать свое будущее, Эрна Даркарийская? – спросила ведьма насмешливо.
Я упрямо мотнула головой.
– Нет!
– Да будет так! Но помни: предначертанного не избежать!
Она сделала шаг назад и исчезла, растворилась в сумрачных тенях. Седрик отвязал от пояса мешочек и бросил на землю, зазвенели монеты. Все так же молча муж повернулся и потянул меня к лодке.
***
Я ждала, что он станет гневаться, и даже приготовилась со смирением принять упреки. Вину свою даже перед собой не отрицала. Я нарушила ритуал, не пожелав выслушать предсказание, и теперь неведомые боги Даркарии вправе разгневаться и на меня, и на моего супруга. Кого просить о заступничестве, я не знала: вряд ли знакомые мне с детства божества имели силу в здешних землях. Да я даже молельного камня ни новом жилище, ни в святилище не видела! Похоже, даркарийцам его заменял огонь, а как обращаться с просьбами к пламени, я не представляла. И захочет ли оно выслушать меня, дочь чужого народа, нанесшую оскорбление его жрице?
Седрик не сказал ни слова, и его угрюмое молчание тревожило меня. Лодка неспешно летела в темноте, внизу горели яркие разноцветные огни, но мне в тот миг было не любования местными диковинками. Собравшись с духом, я решилась заговорить:
– Прости меня. Я не хотела.
– Не хотела чего?
А по голосу и не скажешь, что он злится. Хотя и веселым не назовешь, скорее уж… усталым? Да, пожалуй, что так. Немного осмелев, я пояснила:
– Обидеть вашу ведьму. Мне жаль, что так получилось.
– Нет, – возразил он все тем же тоном, ровным и безразличным. – Ты не нанесла ей обиду нежеланием узнать свою судьбу. Это твое право. Предсказание можно получить лишь дважды: при рождении и при вступлении в брак.
– И ты получил свое? – живо поинтересовалась я. – Когда родился?
– Да.
Распространяться он не стал, а я расспрашивать не осмелилась, понимая, что уже забрела на запретную территорию. Но то, что ни неведомые боги, ни их служительница не держат на меня зла, обрадовало, и когтистая лапа страха разжалась.
***
Замок, как и город внизу, сиял разноцветными огнями. В небе парили пылающие птицы с ярким оперением и длинными хвостами, сотканными из искр. На мгновение я испугалась, что одна из них столкнется с нашей лодкой и подожжет ее, но птицы пролетали мимо, не задевая нас. Во дворе горели костры, звучала музыка, то и дело раздавались выкрики и хохот. Седрик повел меня в замок, ни на миг не останавливаясь и даже не отвечая на приветственные возгласы. А в огромном трапезном зале уже пировали гости. Я узнала Элстана и Эфвира, Элреда и отца его Уорвика. Последний при виде нас встал и поднял кубок.
– За Седрика! – провозгласил зычно, перекрывая застольный шум. – И за Эрну! За молодую чету!
И стукнули о стол кубки, и выплеснулось на белые скатерти вино, и повторили гости в один голос:
– За Седрика и Эрну!
Меня усадили во главе стола, по левую руку от супруга. Множество блюд, как известных мне, так и незнакомых, источали аппетитнейшие ароматы, но мне не хотелось есть. Обряд закончился, а скоро захмелевшие гости сопроводят меня в супружескую спальню, и мысли о том, что там должно произойти, никак не шли из головы. Я украдкой бросала взгляды на мужа, смеявшегося сейчас над чьей-то остротой, и пыталась свыкнуться с тем, что мне предстоит. Утешала себя, повторяя, что мне еще повезло. Седрик молод и красив, пожалуй, что и красивее Свена, только иной, непривычной жителям долины красотой. Вот только утешиться не получалось. И с каждым заздравным выкриком волна удушающего страха все сильнее накатывала на меня, грозя захлестнуть с головой. Быстрее бы все закончилось и наступило утро!
Все громче становились выкрики, все развязнее шутили мужчины, да и женщины, к моему удивлению, от них не отставали. Праздничное застолье лучше всяких слов убедило меня в том, что жены Даркарии пользовались даже большей свободой, чем жительницы предгорной долины. Заздравные речи звучали уже такие, что у меня огнем полыхали щеки. А Седрик только ухмылялся и поднимал кубок. Но почти не пил. Я заметила, что виночерпий всего раз подошел к моему мужу, в то время как гостям подливали постоянно.
– Поцелуй жену! – громыхнул Элред под одобрительные возгласы.
– Поцелуй! – подхватил Эфвир.
И даже Уорвик выкрикнул:
– Ну же, племянник! Покажи новобрачной, что ее ждет!
И гости дружно расхохотались. Но не все, о нет, не все. Я поймала устремленный на меня злобный взгляд незнакомки, что сидела подле Элреда, и содрогнулась от ненависти, что горела в ее глазах. Прекрасное лицо искажала гримаса, алые губы сжались в тонкую полоску. А ведь она хороша, осознала я, куда соблазнительнее меня. Ярко-рыжие локоны удерживала расшитая жемчугом лента, легкомысленного покроя светлое платье почти обнажало пышную грудь. Нежная белая кожа, изящные руки, тонкие черты лица – такая красавица отбоя не должна знать от мужчин. Но ей, похоже, нужен тот, кто не далее чем сегодня связал себя брачными клятвами. Ничем иным объяснить такую злобу, обращенную на меня, я не могла.
Я бы и выдержала ее взгляд, не отвернулась, но Седрик уже встал и тянул меня за руку.
– Поцелуй! Поцелуй! – гремело под сводами зала.
И только оказавшись лицом к лицу с мужем, я поняла, что сейчас произойдет.
Супруг взял протянутую ему с поклоном золотую чашу, поднес к моему лицу.
– Пей!
Я осторожно пригубила тягучий сладкий напиток, следом за мной к чаше приложился Седрик. Ударила в голову кровь, зашумела в ушах. Виночерпий забрал опустевший сосуд, и Седрик склонился ко мне.
Он вовсе не ограничился невесомым касанием губ к губам. Обхватил меня за плечи одной рукой, ладонь другой положил мне на затылок.
– Что… – шепнула я и не договорила.
Горячий рот накрыл мои губы, не позволяя им сомкнуться. Седрик пил мое дыхание и вливал взамен огонь в мои жилы. Померкло, заволокло туманной дымкой все вокруг. Мир шатался и рушился, и моей единственной опорой оставался он, мой муж. Разожми он в тот момент объятия – я бы упала.
Долго, нескончаемо долго длился поцелуй, целую вечность. Или один краткий миг? Я не смогла бы ответить, спроси кто меня. Знаю только, что когда Седрик оторвался от моих губ, я все еще цеплялась беспомощно за его плечи. Он улыбнулся мне, ошалело, пьяно, и я ответила улыбкой.
Чьи-то руки бесцеремонно оторвали меня от мужа, поволокли прочь. Не сразу я осознала, что происходит. Оглянулась растерянно и заметила, что Седрика уже окружили хохочущие мужчины, и лишь тогда поняла, что для нас свадебный пир закончился. И даже не испугалась. Распаленная поцелуем кровь жидким пламенем бежала по венам, одурманивая и обжигая. Неясное томление охватило все тело, прогоняя страх. На смену ему пришло любопытство и предвкушение. На миг вспомнился Свен, его руки, его губы, его жадный неумелый поцелуй, и я с удивлением поняла, что не чувствую той неловкости, что испытывала с бывшим женихом. Даже мысль о том, что только что на нас с Седриком смотрела целая толпа, не смущала.
В Даркарии невесту отводили в спальню одни женщины, мужчины остались с женихом и давали ему советы. До меня донеслись громко выкрикнутые скабрезности и взрывы хохота. Сопровождавшие меня даркарийки тоже рассмеялись.
– Этой ночью тебе не уснуть, Эрна из-за перевала, – весело сказала молодая женщина, что тянула меня за руку.
– Отныне она Эрна из Даркарии! – сурово поправила ее товарка постарше. – Но ты права, спать нынче новобрачной не доведется.
Кто-то больно толкнул меня в спину, и, обернувшись, я увидела ту самую рыжеволосую красавицу, что испепеляла меня злым взглядом за столом. Мне захотелось якобы случайно оступиться и как следует оттоптать ей ногу, но ничего не получилось. Даркарийские жены стремительно увлекали меня за собой, не позволяя задержаться ни на миг. Они давали советы, от которых заполыхали в придачу к уже горящим щекам еще и уши, и даже шея. Беззлобно подтрунивали, спрашивали, крепки ли девы моего родного края, выносливы ли, намекали, что завтра я и встать с постели не смогу. И от шуточек этих по телу моему шла дрожь, но я и сама не сказала бы, чем она вызвана, испугом или предвкушением.
В супружескую спальню меня втолкнули, хохоча и что-то беспорядочно восклицая, а внутри уже дожидались служанки. Лина и Лира помогли мне снять платье и облачиться в ночную сорочку из тончайшего вышитого белым по белому батиста, расчесали волосы и обтерли лицо и руки розовой водой. И ушли, оставив меня в одиночестве дожидаться мужа.
Я взволнованно ходила по комнате, обхватывала себя за плечи руками. Сняла медальон и спрятала его под подушкой, но, почувствовав внезапный приступ озноба, снова надела. Ожидание становилось нестерпимым. Что бы ни готовила мне эта ночь, я хотела встретить свою судьбу как можно раньше.
Наконец, спустя, казалось, несколько часов, дверь снова распахнулась, и вошел Седрик. Посмотрел на меня, на расстеленную постель, куда я так и не рискнула не то что лечь, присесть даже, снова на меня. Скривил губы в горькой усмешке и сказал устало:
– Ну что, давай спать… жена. Ложись. И не бойся, не трону.
Поначалу я решила, что ослышалась. Переспросила в изумлении:
– Как не тронешь?
– Никак не трону, – с непонятным раздражением ответил супруг. – Пальцем не прикоснусь.
Что испытала я при его словах? Облегчение? Разочарование? Пожалуй, и то, и другое, и сама бы не ответила, чего было больше в моих чувствах в то мгновение. Откинула одеяло, посмотрела на белоснежную простыню и потребовала:
– Дай нож!
Седрик удивился.
– Зачем тебе? Решила меня прикончить?
– Дай нож! – повторила я. – Не желаю незаслуженного позора!
Он пожал плечами и вытащил из ножен у пояса кинжал с длинным узким лезвием. Протянул мне и застыл неподвижно, скрестив на груди руки.
– И что теперь?
Отвечать я не стала. Под насмешливым взглядом провела острием по ладони и отерла руку о постель. Порез вышел неглубокий, но много крови мне и не надо. Хватит и нескольких пятен, чтобы убедить даркарийцев в своей честности.
Седрик следил за мной с недоумением.
– Зачем тебе?
Я глубоко вздохнула, зажмурилась на миг. Объяснять очевидное мужчине, пусть даже и мужу, было неловко и постыдно.
– Чтобы завтра твои соплеменники убедились, что я… я никогда… ни с кем… до тебя…
И тут он расхохотался. Так весело, будто услышал на редкость удачную остроту. Я прикусила губу и крепко сжала кулаки. Боль в раненой ладони остудила рвущийся наружу гнев.
– Тебе это неважно, да? Что обо мне подумают?
– Никто о тебе ничего не подумает, – отсмеявшись, сказал он. – А что, у вас за перевалом до сих пор жив этот дикий обычай? Вы все еще вывешиваете простыни на стены? Вместо флагов?
И снова согнулся в приступе хохота. Мне стало обидно.
– И вовсе не вывешиваем! За кого ты нас держишь? Но всякий желающий может прийти в супружескую спальню и убедиться, что невеста досталась жениху невинной. Разве у вас не так?
– Нет, не так, – отрезал он. – У даркарийцев нет обычая заглядывать в чужие спальни, не говоря уже о чужих постелях. Дай мне руку, жена.
Я протянула ему правую ладонь, но он покачал головой.
– Не ту. Раненую.
Взял осторожно, погладил пальцами запястье, поднес к губам. Я напряглась. Передумал? Решил таки воспользоваться правом мужа?
Седрик осторожно прикоснулся губами к ранке. Я почувствовала легкое жжение, а затем – прохладу.
– Вот и все, – сказал он и отпустил меня.
Кожа на ладони снова стала чистой и гладкой, порез затянулся. Я вертела рукой так и эдак, рассматривала то место, где совсем недавно сочилась кровью ранка, но никаких следов ее не обнаружила.
– Как ты это сделал?
Он пожал плечами.
– Это нетрудно. Позже поймешь. Ложись спать, жена. Завтра тебе предстоит хлопотный день.
Он не стал пояснять свои слова, а я не решилась расспрашивать из боязни вновь сказать или сделать что-то не так, выставить себя в его глазах необразованной дикаркой.
Лодка не зависла у острова, а скользнула через пролом внутрь зловещего круга и лишь там опустилась на землю. На голую каменистую землю без единой травинки. Седрик сжал мою ладонь.
– Еще один обряд, Эрна. Не бойся, ничего тебе не грозит.
Здесь тоже горело пламя, но иное, не такое, как посреди окруженной дубами поляны. Темное, мрачное, оно тревожно потрескивало и откровенно пугало меня. Но Седрик обхватил за талию и на руках вынес из лодки, поднес к огню. Соткалась из темноты фигура, обернулась женщиной в черном плаще. Молодой или старой? Я бы не смогла ответить на этот вопрос. Бледное лицо ее с нежной гладкой кожей без единой морщины принадлежало юной девушке, а вот тяжелые косы давно посеребрила седина, в них не осталось ни одного темного волоса. Взгляд же черных глаз был строг и печален, а голос звучал напевно и грустно:
– Подойдите, Эрна и Седрик Даркарийские. Подойдите поближе и узнайте, что приготовила вам судьба, если не страшитесь этого знания.
Откуда она знала наши имена? Я бы спросила, но дар речи покинул меня, а руки и ноги словно заледенели. Седрик крепче сжал хватку на моей талии и сделал шаг к незнакомке.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В замке отца жил предсказатель, что бросал руны и определял по ним будущее. В начале лета, когда король созвал лаэрдов на совет, руны показали, что лаэрда Ройгара ждет слава и королевская милость. И не обманули ведь: и слава, и милость – всего хватило сполна. А что расплатиться пришлось старшей дочерью – так разве такие мелочи волнуют богов, отвечающих на вопросы смертных?
Перед моим отъездом, знаю, мама тоже ходила за предсказанием, но я его выслушать не пожелала. И сейчас отказалась бы, но Седрик не позволил.
Незнакомка – знахарка? ведьма? – сунула руку в огонь. Она стояла безмолвно, не морщась, но я уже знала, что не всякое пламя обжигает, потому даже не удивилась. Странным оказалось другое. Когда тонкий палец прикоснулся к щеке Седрика и медленно провел по ней, на его коже прочертилась черная полоса. Будто краской нарисовала ведьма. Если бы я не видела, что руки ее белы и чисты, так бы и подумала.
Три полосы на правой щеке, три на левой. Еще две, поперечные, на лбу. Ведьма опять протянула руку к огню и повернулась ко мне. А прикосновение ее – прохладное и влажное, будто не в пламени, в воде ладонь держала.
Черные глаза заглянули в мои, и я словно провалилась в ледяной бездонный колодец. Летела, затаив дыхание от ужаса, и даже звука издать не могла. Горло сжало мучительным спазмом, голова закружилась. И снова на помощь пришел амулет. Согрел, отогнал запредельный холод.
Ведьма усмехнулась. Алые губы на бледном лице – будто кровью окрашены.
– Ты хочешь знать, сбудется ли твоя задумка, Седрик Даркарийский? Сбудется. Но не так, как ты ждешь.
Мой супруг молча поклонился.
Опять протянула ведьма руку к огню, опять прочертила лицо Седрика полосами. Только не черными в этот раз – кровавыми, багровыми.
– Останешься ты в веках правителем мудрым и справедливым.
И снова он поклонился. Ведьма же повернулась ко мне.
– Нелегка будет дорога твоя, Эрна Даркарийская. Трудный выбор тебе предстоит.
Она опять протянула ко мне руку, но я отшатнулась. Лишь мазнули легко-легко пальцы по скуле.
– Нет! Не желаю ничего слышать!
Снова посмотрела она мне в глаза, и опять упала я в черный колодец, но тут же вынырнула на поверхность.
– Не хочешь знать свое будущее, Эрна Даркарийская? – спросила ведьма насмешливо.
Я упрямо мотнула головой.
– Нет!
– Да будет так! Но помни: предначертанного не избежать!
Она сделала шаг назад и исчезла, растворилась в сумрачных тенях. Седрик отвязал от пояса мешочек и бросил на землю, зазвенели монеты. Все так же молча муж повернулся и потянул меня к лодке.
***
Я ждала, что он станет гневаться, и даже приготовилась со смирением принять упреки. Вину свою даже перед собой не отрицала. Я нарушила ритуал, не пожелав выслушать предсказание, и теперь неведомые боги Даркарии вправе разгневаться и на меня, и на моего супруга. Кого просить о заступничестве, я не знала: вряд ли знакомые мне с детства божества имели силу в здешних землях. Да я даже молельного камня ни новом жилище, ни в святилище не видела! Похоже, даркарийцам его заменял огонь, а как обращаться с просьбами к пламени, я не представляла. И захочет ли оно выслушать меня, дочь чужого народа, нанесшую оскорбление его жрице?
Седрик не сказал ни слова, и его угрюмое молчание тревожило меня. Лодка неспешно летела в темноте, внизу горели яркие разноцветные огни, но мне в тот миг было не любования местными диковинками. Собравшись с духом, я решилась заговорить:
– Прости меня. Я не хотела.
– Не хотела чего?
А по голосу и не скажешь, что он злится. Хотя и веселым не назовешь, скорее уж… усталым? Да, пожалуй, что так. Немного осмелев, я пояснила:
– Обидеть вашу ведьму. Мне жаль, что так получилось.
– Нет, – возразил он все тем же тоном, ровным и безразличным. – Ты не нанесла ей обиду нежеланием узнать свою судьбу. Это твое право. Предсказание можно получить лишь дважды: при рождении и при вступлении в брак.
– И ты получил свое? – живо поинтересовалась я. – Когда родился?
– Да.
Распространяться он не стал, а я расспрашивать не осмелилась, понимая, что уже забрела на запретную территорию. Но то, что ни неведомые боги, ни их служительница не держат на меня зла, обрадовало, и когтистая лапа страха разжалась.
***
Замок, как и город внизу, сиял разноцветными огнями. В небе парили пылающие птицы с ярким оперением и длинными хвостами, сотканными из искр. На мгновение я испугалась, что одна из них столкнется с нашей лодкой и подожжет ее, но птицы пролетали мимо, не задевая нас. Во дворе горели костры, звучала музыка, то и дело раздавались выкрики и хохот. Седрик повел меня в замок, ни на миг не останавливаясь и даже не отвечая на приветственные возгласы. А в огромном трапезном зале уже пировали гости. Я узнала Элстана и Эфвира, Элреда и отца его Уорвика. Последний при виде нас встал и поднял кубок.
– За Седрика! – провозгласил зычно, перекрывая застольный шум. – И за Эрну! За молодую чету!
И стукнули о стол кубки, и выплеснулось на белые скатерти вино, и повторили гости в один голос:
– За Седрика и Эрну!
Меня усадили во главе стола, по левую руку от супруга. Множество блюд, как известных мне, так и незнакомых, источали аппетитнейшие ароматы, но мне не хотелось есть. Обряд закончился, а скоро захмелевшие гости сопроводят меня в супружескую спальню, и мысли о том, что там должно произойти, никак не шли из головы. Я украдкой бросала взгляды на мужа, смеявшегося сейчас над чьей-то остротой, и пыталась свыкнуться с тем, что мне предстоит. Утешала себя, повторяя, что мне еще повезло. Седрик молод и красив, пожалуй, что и красивее Свена, только иной, непривычной жителям долины красотой. Вот только утешиться не получалось. И с каждым заздравным выкриком волна удушающего страха все сильнее накатывала на меня, грозя захлестнуть с головой. Быстрее бы все закончилось и наступило утро!
Все громче становились выкрики, все развязнее шутили мужчины, да и женщины, к моему удивлению, от них не отставали. Праздничное застолье лучше всяких слов убедило меня в том, что жены Даркарии пользовались даже большей свободой, чем жительницы предгорной долины. Заздравные речи звучали уже такие, что у меня огнем полыхали щеки. А Седрик только ухмылялся и поднимал кубок. Но почти не пил. Я заметила, что виночерпий всего раз подошел к моему мужу, в то время как гостям подливали постоянно.
– Поцелуй жену! – громыхнул Элред под одобрительные возгласы.
– Поцелуй! – подхватил Эфвир.
И даже Уорвик выкрикнул:
– Ну же, племянник! Покажи новобрачной, что ее ждет!
И гости дружно расхохотались. Но не все, о нет, не все. Я поймала устремленный на меня злобный взгляд незнакомки, что сидела подле Элреда, и содрогнулась от ненависти, что горела в ее глазах. Прекрасное лицо искажала гримаса, алые губы сжались в тонкую полоску. А ведь она хороша, осознала я, куда соблазнительнее меня. Ярко-рыжие локоны удерживала расшитая жемчугом лента, легкомысленного покроя светлое платье почти обнажало пышную грудь. Нежная белая кожа, изящные руки, тонкие черты лица – такая красавица отбоя не должна знать от мужчин. Но ей, похоже, нужен тот, кто не далее чем сегодня связал себя брачными клятвами. Ничем иным объяснить такую злобу, обращенную на меня, я не могла.
Я бы и выдержала ее взгляд, не отвернулась, но Седрик уже встал и тянул меня за руку.
– Поцелуй! Поцелуй! – гремело под сводами зала.
И только оказавшись лицом к лицу с мужем, я поняла, что сейчас произойдет.
Супруг взял протянутую ему с поклоном золотую чашу, поднес к моему лицу.
– Пей!
Я осторожно пригубила тягучий сладкий напиток, следом за мной к чаше приложился Седрик. Ударила в голову кровь, зашумела в ушах. Виночерпий забрал опустевший сосуд, и Седрик склонился ко мне.
Он вовсе не ограничился невесомым касанием губ к губам. Обхватил меня за плечи одной рукой, ладонь другой положил мне на затылок.
– Что… – шепнула я и не договорила.
Горячий рот накрыл мои губы, не позволяя им сомкнуться. Седрик пил мое дыхание и вливал взамен огонь в мои жилы. Померкло, заволокло туманной дымкой все вокруг. Мир шатался и рушился, и моей единственной опорой оставался он, мой муж. Разожми он в тот момент объятия – я бы упала.
Долго, нескончаемо долго длился поцелуй, целую вечность. Или один краткий миг? Я не смогла бы ответить, спроси кто меня. Знаю только, что когда Седрик оторвался от моих губ, я все еще цеплялась беспомощно за его плечи. Он улыбнулся мне, ошалело, пьяно, и я ответила улыбкой.
Чьи-то руки бесцеремонно оторвали меня от мужа, поволокли прочь. Не сразу я осознала, что происходит. Оглянулась растерянно и заметила, что Седрика уже окружили хохочущие мужчины, и лишь тогда поняла, что для нас свадебный пир закончился. И даже не испугалась. Распаленная поцелуем кровь жидким пламенем бежала по венам, одурманивая и обжигая. Неясное томление охватило все тело, прогоняя страх. На смену ему пришло любопытство и предвкушение. На миг вспомнился Свен, его руки, его губы, его жадный неумелый поцелуй, и я с удивлением поняла, что не чувствую той неловкости, что испытывала с бывшим женихом. Даже мысль о том, что только что на нас с Седриком смотрела целая толпа, не смущала.
В Даркарии невесту отводили в спальню одни женщины, мужчины остались с женихом и давали ему советы. До меня донеслись громко выкрикнутые скабрезности и взрывы хохота. Сопровождавшие меня даркарийки тоже рассмеялись.
– Этой ночью тебе не уснуть, Эрна из-за перевала, – весело сказала молодая женщина, что тянула меня за руку.
– Отныне она Эрна из Даркарии! – сурово поправила ее товарка постарше. – Но ты права, спать нынче новобрачной не доведется.
Кто-то больно толкнул меня в спину, и, обернувшись, я увидела ту самую рыжеволосую красавицу, что испепеляла меня злым взглядом за столом. Мне захотелось якобы случайно оступиться и как следует оттоптать ей ногу, но ничего не получилось. Даркарийские жены стремительно увлекали меня за собой, не позволяя задержаться ни на миг. Они давали советы, от которых заполыхали в придачу к уже горящим щекам еще и уши, и даже шея. Беззлобно подтрунивали, спрашивали, крепки ли девы моего родного края, выносливы ли, намекали, что завтра я и встать с постели не смогу. И от шуточек этих по телу моему шла дрожь, но я и сама не сказала бы, чем она вызвана, испугом или предвкушением.
В супружескую спальню меня втолкнули, хохоча и что-то беспорядочно восклицая, а внутри уже дожидались служанки. Лина и Лира помогли мне снять платье и облачиться в ночную сорочку из тончайшего вышитого белым по белому батиста, расчесали волосы и обтерли лицо и руки розовой водой. И ушли, оставив меня в одиночестве дожидаться мужа.
Я взволнованно ходила по комнате, обхватывала себя за плечи руками. Сняла медальон и спрятала его под подушкой, но, почувствовав внезапный приступ озноба, снова надела. Ожидание становилось нестерпимым. Что бы ни готовила мне эта ночь, я хотела встретить свою судьбу как можно раньше.
Наконец, спустя, казалось, несколько часов, дверь снова распахнулась, и вошел Седрик. Посмотрел на меня, на расстеленную постель, куда я так и не рискнула не то что лечь, присесть даже, снова на меня. Скривил губы в горькой усмешке и сказал устало:
– Ну что, давай спать… жена. Ложись. И не бойся, не трону.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Поначалу я решила, что ослышалась. Переспросила в изумлении:
– Как не тронешь?
– Никак не трону, – с непонятным раздражением ответил супруг. – Пальцем не прикоснусь.
Что испытала я при его словах? Облегчение? Разочарование? Пожалуй, и то, и другое, и сама бы не ответила, чего было больше в моих чувствах в то мгновение. Откинула одеяло, посмотрела на белоснежную простыню и потребовала:
– Дай нож!
Седрик удивился.
– Зачем тебе? Решила меня прикончить?
– Дай нож! – повторила я. – Не желаю незаслуженного позора!
Он пожал плечами и вытащил из ножен у пояса кинжал с длинным узким лезвием. Протянул мне и застыл неподвижно, скрестив на груди руки.
– И что теперь?
Отвечать я не стала. Под насмешливым взглядом провела острием по ладони и отерла руку о постель. Порез вышел неглубокий, но много крови мне и не надо. Хватит и нескольких пятен, чтобы убедить даркарийцев в своей честности.
Седрик следил за мной с недоумением.
– Зачем тебе?
Я глубоко вздохнула, зажмурилась на миг. Объяснять очевидное мужчине, пусть даже и мужу, было неловко и постыдно.
– Чтобы завтра твои соплеменники убедились, что я… я никогда… ни с кем… до тебя…
И тут он расхохотался. Так весело, будто услышал на редкость удачную остроту. Я прикусила губу и крепко сжала кулаки. Боль в раненой ладони остудила рвущийся наружу гнев.
– Тебе это неважно, да? Что обо мне подумают?
– Никто о тебе ничего не подумает, – отсмеявшись, сказал он. – А что, у вас за перевалом до сих пор жив этот дикий обычай? Вы все еще вывешиваете простыни на стены? Вместо флагов?
И снова согнулся в приступе хохота. Мне стало обидно.
– И вовсе не вывешиваем! За кого ты нас держишь? Но всякий желающий может прийти в супружескую спальню и убедиться, что невеста досталась жениху невинной. Разве у вас не так?
– Нет, не так, – отрезал он. – У даркарийцев нет обычая заглядывать в чужие спальни, не говоря уже о чужих постелях. Дай мне руку, жена.
Я протянула ему правую ладонь, но он покачал головой.
– Не ту. Раненую.
Взял осторожно, погладил пальцами запястье, поднес к губам. Я напряглась. Передумал? Решил таки воспользоваться правом мужа?
Седрик осторожно прикоснулся губами к ранке. Я почувствовала легкое жжение, а затем – прохладу.
– Вот и все, – сказал он и отпустил меня.
Кожа на ладони снова стала чистой и гладкой, порез затянулся. Я вертела рукой так и эдак, рассматривала то место, где совсем недавно сочилась кровью ранка, но никаких следов ее не обнаружила.
– Как ты это сделал?
Он пожал плечами.
– Это нетрудно. Позже поймешь. Ложись спать, жена. Завтра тебе предстоит хлопотный день.
Он не стал пояснять свои слова, а я не решилась расспрашивать из боязни вновь сказать или сделать что-то не так, выставить себя в его глазах необразованной дикаркой.
