– У нас не свидание, – напомнил он. – А встреча…
– Да-да, с информатором. А ему, то есть ей, об этом известно? Ты ей так прямо и сказал, мол, желаю только раздобыть кое-какие сведения, так что на романтику не рассчитывай? Может, заплатить предложил? По стандартному тарифу?
– Я предложил ей поболтать после ужина. Поговорить с умным человеком.
Я смерила его насмешливым взглядом.
– Это с кем же? Сразу признался, что вместо тебя придет твоя жена?
– Недооцениваешь ты меня, принцесса, – сокрушенно вздохнул он.
– Тебя, Харрингтон, сложно недооценить, поверь. Так ты всерьез предлагаешь свидание втроем?
Нет, что-то такое я слышала. Краем уха. Нечто из жизни пресыщенных вседозволенностью богатеев. Но очень сомневалась, что новая знакомая моего напарника отнесется с пониманием. Она-то ведь точно рассчитывала вовсе не на высокоинтеллектуальную беседу. И, значит, мое появление вместе с фальшивым муженьком расценит неверно.
– Не свидание, – терпеливо повторил Харрингтон. – До тебя всегда так трудно доходит?
И вот тут я разозлилась. И от злого азарта взяла и согласилась пойти с ним вместе. А что? Пусть сам и объясняется с разгневанной девицей. А если она поступит глупо и решит выдрать волосы сопернице, то есть мне, ну… ее же никто не заставлял, верно? Так что сама и виновата.
За ужином я внимательно рассматривала собравшихся в ресторане отеля, притворяясь при этом полностью поглощенной супругом наивной новобрачной. Задача не из легких, но, как мне казалось, я справлялась. То и дело подавалась к Харрингтону, заглядывала ему в глаза, а он словно бы невзначай прикасался к моим пальцами, а потом и вовсе накрыл их своей ладонью. И, готова поклясться, тоже изучал отдыхающих.
Половина столиков все еще пустовала, к раннему ужину подтянулись в основном пожилые парочки либо же не обремененные супругами леди и джентльмены в обществе родственников помоложе. Я увидела тех самых девиц из гостиной, сейчас они чинно восседали за столиками со своими родительницами, одинаково полными дамами с пышными прическами в сильно декольтированных платьях. Дамы одновременно повернули головы, стоило нам с Харрингтоном войти в ресторан, разочарованно выдохнули и вернулись к тарелкам. У окна задумчиво барабанил пальцами по столу благообразный седовласый джентльмен, смуглый и сухощавый, с идеально прямой спиной. Чем-то он меня заинтересовал, возможно, тем, что сидел в одиночестве, так что я еще несколько раз бросила на него взгляд искоса. Он ничего не ел, только потягивал нечто ядовито-оранжевое из высокого бокала.
Мой спутник пробежал глазами меню и сделал заказ:
– Нам суфле из крабов и креветки под чесночным соусом, пожалуйста. Две порции.
Креветки под чесночным соусом? На ночь? При том, что спим мы в одной, пусть даже и очень большой, кровати? И это не говоря о том, что я терпеть не могу всяких там ракообразных! Впрочем, о нелюбви к морепродуктам я уже упоминала.
– Я бы взяла телятину в сливочном соусе, – начала я, но несносный Харрингтон тут же перебил.
– Телятину? Дорогая, но разве ты не отказалась от этого мяса после того, как мы побывали на ферме?
Мы никогда не были на ферме. Да и вообще нигде не были вдвоем, если не считать этого вот задания. И нас-то никаких никогда не существовало. А меня я люблю, особенно если оно хорошо приготовлено. Но даже на пережаренное согласна, когда голодна. Я уже открыла рот, чтобы выдать какую-нибудь банальность о женском легкомыслии, об изменчивости мнений, о том, что передумала, но нахальный лже-супруг и слова не дал вставить.
– Ты ведь помнишь, как тебе понравились телята? Такие милые, такие трогательные. Ты так восхищалась! И со слезами на глазах заверила, что никогда больше не прикоснешься к говядине. А к телятине – тем более.
Этот раунд остался за ним. Выглядеть живодеркой в глазах официанта мне не хотелось. Вернее, Эстелле Диас было глубоко наплевать на то, что подумают о ней посторонние, а вот Эстелла Харрингтон – дело иное. Нежная трепетная фиалка вполне могла прослезиться при мысли о несчастных телятах, да. И я кивнула, а Лукас поднес мою ладонь к щеке, прижался к ней, повернул голову и поцеловал тыльную сторону ладони. Демонстративно так.
– Ты такая ранимая, принцесса. Ничего, теперь у тебя есть я, и я позабочусь о тебе. Крабовое суфле и креветки. И пирог с яблоками и корицей на десерт.
Хорошо, что хоть вкусы на сладкое у нас совпадают.
Когда официант уже отошел достаточно далеко, чтобы услышать, я прошипела, с трудом удерживая приклеенную к лицу улыбку:
– А несчастных маленьких креветок мне не жаль, получается? Их выловили в море, сварили в кипятке – да я сейчас расплачусь над их горькой судьбой!
– Никому не придет в голову рыдать над креветками, – возразил Харрингтон. – Или над крабами. Или осьминогами. Их никак не назовешь милыми.
Дальнейшее препирательство остановило возвращение официанта с напитками. Мы замолчали, и в то же мгновение двери распахнулись, и в ресторан торжественно вплыла Клавдия Брестон-Грей в бархатном темно-красном платье в пол. В ушах ее покачивались массивные серьги, ослепляя блеском крупных камней, шею почти полностью скрывала широкая полоса непривычного дизайна колье, здорово смахивающего на ошейник – если бы кому-то в голову взбрело изготовить ошейник из золота и усыпать его бриллиантами. Руки бывшей актрисы скрывали уже знакомые мне кружевные перчатки, и ни браслетов, ни колец я не заметила. Клавдия царственно кивнула мне и прошествовала за столик в центре зала.
– Это и есть та самая особа, с которой ты беседовала днем? – негромко спросил Харрингтон.
Конечно же, я пересказала ему свой разговор с Клавдией, и мы оба сошлись на том, что знакомство стоит поддерживать. Пожилая леди оказалась наблюдательной и словоохотливой – а как раз таких людей мы и разыскивали, чтобы разобраться в том, что происходит на тихом сонном курорте.
Спрашивать, как он догадался, я не стала: выглядела Клавдия действительно несколько эксцентрично, так что распознать в ней бывшую актрису труда не составило.
– Познакомлю тебя с ней чуть позже, – пообещала я.
Вряд ли напарнику удастся вытянуть из нее нечто новое, но кто знает? Меня ведь она предупредила об опасности.
– Кстати, о планах на вечер, – ухмыльнулся Харрингтон. – Я хотел предложить тебе полуночную прогулку, принцесса.
– На кладбище?
– Именно. Романтику, правда, не обещаю…
– Обойдусь, – отрезала я.
– Без кладбища?
– Без романтики. А на погост взглянуть не помешает, ты прав.
И желательно именно ночью. Это обычные люди в темноте почти ничего не разглядят, а вот для нас с Харрингтоном солнечный свет будет только помехой. Эрик всегда учил, что тьма – лучший друг любого гильдейца.
* * *
...Мне десять. Я растеряна. Напугана. Крепко держу за руку маму, изо всех сил цепляюсь за ее ладонь, знаю, что если разожму пальцы, произойдет нечто страшное.
Мама бледна, очень бледна, лицо ее давно приобрело нездоровый желтый оттенок, глаза, такие прекрасные карие глаза ее, ввалились и под ними залегли черные круги. Запали щеки, резче обозначились скулы. Губы уже не розовые, а синюшные. И сама она исхудала, превратилась в почти скелет. Ее красивые дорогие платья теперь висят на ней, словно на вешалке. Мама больше не укладывает свои роскошные золотистые волосы в нарядные прически, заплетает простую косу. И украшений не носит. Только одно: золотое колечко с тремя камешками, символ брака. А на соседнем пальце – черное, символ вдовства. Его она надела два месяца назад – и как же сильно переменилась за столь короткое время! Я ненавижу черное кольцо, мне кажется, оно выпивает из мамы жизнь.
Папа… Я почти не помню его. Он редко появлялся дома, но тогда мама светилась от счастья. Он подхватывал ее на руки, кружил, а она заливисто смеялась. Подбрасывал меня к потолку, удивлялся, как сильно я выросла. Привозил сладости и непривычные наряды. Папа состоял в Гильдии магов, я знала и гордилась им. Постоянно в разъездах, постоянно в опасности. С очередного задания он не вернулся.
Мама не плакала. Она словно застыла, жила, словно механическая кукла. Зачем-то уволила кухарку и горничную. А следом – и мою няню. Дядя Эрик прислал к нам Агнесс, милую женщину средних лет с тихим голосом и добрыми серыми глазами. Она готовила есть, убирала, помогала мне приводить себя в порядок. А вчера дядя Эрик появился снова, заперся с мамой в кабинете и о чем-то долго разговаривал. После его ухода мама впервые заплакала, а утром сказала, что нам с ней нужно сходить в Гильдию. Зачем – не пояснила.
Здание Гильдии магов огромное, величественное, с мраморными колоннами, портиками и барельефами. Сразу видно, что маги – люди богатые и уважаемые. Мы поднимаемся на третий этаж, лифт сверкает зеркалами и позолотой, стены коридора отделаны панелями из лакированного темного дерева. В холлах – мрамор и малахит. Вся эта роскошь подавляет меня, внушает не восхищение, а страх.
У дяди Эрика личный кабинет, а перед ним – приемная. Секретарь, серьезный парень в очках, угощает маму кофе, а меня – горячим шоколадом. Неловко сообщает, что нас вот-вот примут, и я от удивления выпускаю мамину руку. Никогда не думала, что папин друг – столь важный человек. Он изредка появлялся у нас дома, много шутил, смеялся, дарил маме цветы и конфеты, милые безделушки, а мне – огромных плюшевых зверей. А теперь вот выясняется, что дядя Эрик – самый главный маг. Самый влиятельный. Глава Гильдии.
И все-таки я не совсем верю. Может быть, это какая-то ошибка. Может быть, в кабинете мы сейчас увидим кого-то другого. От волнения я закашливаюсь, и капли шоколада разлетаются во все стороны, оседают на моем нарядном светло-розовом платьице. Платье мне маловато, ведь няню уволили, а мама не знает, где что лежит из моих вещей. Юбка коротковата и не прикрывает коленки, рукава тесны. Мама укоризненно качает головой, и я зажмуриваюсь. Боюсь, что она примется меня ругать, но она молчит. Пытается оттереть пятна салфеткой, но становится только хуже.
Тяжелая дверь распахивается, и на пороге появляется дядя Эрик. Это он, несомненно, его светлые волосы, его серые глаза, только одежда на нем какая-то странная. Не привычный свитер и брюки, а нечто широкое, развевающееся, насыщенно-фиолетового оттенка. Я растерянно моргаю, а он подхватывает меня на руки и расцеловывает в обе щеки.
– Рад тебя видеть, Эстелла.
И это тоже странно, потому что прежде он никогда не здоровался со мной первой. Сначала с мамой, всегда с мамой, затем с отцом. Мне доставалось третье приветствие.
Но сегодня он не смотрит на маму, а она ничего не говорит, только все крепче цепляется пальцами за ручку сумочки – так, что они белеют. И мне становится обидно.
– Мама!
Она пытается улыбнуться.
– Ты… ты останешься здесь, дорогая, хорошо? С дядей Эриком.
– Нет, нехорошо! – кричу я. – Не хочу! Я хочу домой! Пойдем домой!
Дядя Эрик переводит взгляд на маму – и та съеживается, оставляет сумочку, обхватывает себя за плечи.
– Ты что – ничего ей не сказала?
От его голоса я испуганно замолкаю и даже икаю, и звук этот в тишине слышится особенно громко. Я кусаю губу, судорожно сглатываю, но никак не могу остановить позорную икоту.
– Нет, – едва слышно шепчет мама, – как я могла? Как, скажи, как?
Мне хочется разреветься в голос, затопать ногами, повалиться на пушистый ковер и молотить его кулаками, но слезы безмолвно текут по моему лицу, а отвратительная икота никак не остановится.
– Ты останешься здесь, Эстелла.
Голос дяди Эрика негромок и вроде бы ласков, но я отчаянно трясу головой. Не хочу, не хочу, не хочу!
Мама подходит ко мне, опускается на колени, обнимает, прячет лицо у меня в волосах.
– Так надо, дорогая. Это ненадолго. Я скоро заберу тебя.
И я позволяю себе поверить в эту ложь. И первое время даже жду, что она придет за мной, сдержит обещание. Конечно же, она не приходит…
Перед походом на кладбище нас ожидала встреча с информатором Харрингтона, молоденькой рыжеволосой девицей. Как я и предсказывала, она никак не подозревала, что в увитую плющом беседку заявлюсь и я, вскочила со скамьи, где раскинулась в картинной позе, и порывалась убежать. Но Харрингтон был начеку: преградил ей путь, осыпал комплиментами и заверениями, как мечтал познакомить свою супругу со столь очаровательной, умной, красивой, веселой, остроумной и еще боги только знают какой замечательной девушкой. Она слушала и таяла, а мне даже стало невольно жаль глупышку.
– К тому же Эстелле очень хотелось услышать вашу историю из первых уст, Диана. Боюсь, я не смогу столь красочно передать все подробности, увы, лишен вашего дара рассказчика.
Польщенная Диана тут же немного поотнекивалась для виду, но вскоре сдалась и принялась выкладывать скучнейший рассказ о том, как ходила с неким молодым человеком любоваться звездами. Она то и дело упоминала о том, как сей восторженный юноша клялся ей в любви, намекала, что он готов прямо в тот же вечер обменяться с ней брачными клятвами, но она, холодная и недоступная, не позволила бедолаге даже взять себя за руку. Я слушала ее с показным вниманием, кивала и вставляла восклицания в нужные моменты, и не перебивала по одной причине: Харрингтон, несмотря на все его недостатки, все-таки был профессионалом. Одним из лучших в Гильдии. И если он хотел, чтобы я выслушала эти благоглупости, то за ними крылось нечто важно. Так что я не слишком удивилась, когда Диана, понизив голос до таинственного шепота, произнесла:
– Ну, а потом случилось это.
– Вы так и не рассказали до конца, что именно увидели, – напомнил Харрингтон. – Пообещали, что продолжите вечером.
Хм, слышала я что-то о подобной уловке. Только героиня той истории спасала свою голову, а не заманивала кавалера на свидание. Творческий подход, что сказать.
– Не знаю, поверите ли вы мне, – округлила глаза Диана.
Последовала новая порция комплиментов и заверений в том, что каждое слово такой кристально честной девушки, разумеется, является истиной.
– А Люси мне не поверила, – заявила она с обидой. – Сказала, что я все выдумываю.
Надо полагать, подруга или кузина.
– Как недальновидно с ее стороны, – не сдержалась я и заработала укоризненный взгляд от Харрингтона.
– Да! Вот если окажется, что я права…
Диана зажала рот ладонью и помотала головой. Признаться, мне ее ужимки изрядно поднадоели.
– Расскажите нам, – мягко попросил Харрингтон. – Не бойтесь. Вы среди друзей.
Смелое, однако, заявление. И будь у девицы побольше ума, она бы поинтересовалась, когда это успела с нами так сдружиться, но вместо этого только вздохнула и послала Харрингтону ослепительную улыбку.
– Ах, спасибо! Так приятно, когда тебя кто-то понимает.
Но и дальнейшую историю пришлось из нее вытягивать буквально по фразе. В конце концов, нам удалось выяснить вот что.
Милейшая Диана прогуливалась по саду отеля с неким молодым человеком, чье имя упорно отказывалась называть – ах, это неважно, да и потом, он уже уехал! Ночь была теплой, безветренной и безоблачной. И звездной, разумеется, ведь они же на эти самые звезды пришли полюбоваться! Как вдруг – тут рассказчица понизила голос так, что нам пришлось
– Да-да, с информатором. А ему, то есть ей, об этом известно? Ты ей так прямо и сказал, мол, желаю только раздобыть кое-какие сведения, так что на романтику не рассчитывай? Может, заплатить предложил? По стандартному тарифу?
– Я предложил ей поболтать после ужина. Поговорить с умным человеком.
Я смерила его насмешливым взглядом.
– Это с кем же? Сразу признался, что вместо тебя придет твоя жена?
– Недооцениваешь ты меня, принцесса, – сокрушенно вздохнул он.
– Тебя, Харрингтон, сложно недооценить, поверь. Так ты всерьез предлагаешь свидание втроем?
Нет, что-то такое я слышала. Краем уха. Нечто из жизни пресыщенных вседозволенностью богатеев. Но очень сомневалась, что новая знакомая моего напарника отнесется с пониманием. Она-то ведь точно рассчитывала вовсе не на высокоинтеллектуальную беседу. И, значит, мое появление вместе с фальшивым муженьком расценит неверно.
– Не свидание, – терпеливо повторил Харрингтон. – До тебя всегда так трудно доходит?
И вот тут я разозлилась. И от злого азарта взяла и согласилась пойти с ним вместе. А что? Пусть сам и объясняется с разгневанной девицей. А если она поступит глупо и решит выдрать волосы сопернице, то есть мне, ну… ее же никто не заставлял, верно? Так что сама и виновата.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
За ужином я внимательно рассматривала собравшихся в ресторане отеля, притворяясь при этом полностью поглощенной супругом наивной новобрачной. Задача не из легких, но, как мне казалось, я справлялась. То и дело подавалась к Харрингтону, заглядывала ему в глаза, а он словно бы невзначай прикасался к моим пальцами, а потом и вовсе накрыл их своей ладонью. И, готова поклясться, тоже изучал отдыхающих.
Половина столиков все еще пустовала, к раннему ужину подтянулись в основном пожилые парочки либо же не обремененные супругами леди и джентльмены в обществе родственников помоложе. Я увидела тех самых девиц из гостиной, сейчас они чинно восседали за столиками со своими родительницами, одинаково полными дамами с пышными прическами в сильно декольтированных платьях. Дамы одновременно повернули головы, стоило нам с Харрингтоном войти в ресторан, разочарованно выдохнули и вернулись к тарелкам. У окна задумчиво барабанил пальцами по столу благообразный седовласый джентльмен, смуглый и сухощавый, с идеально прямой спиной. Чем-то он меня заинтересовал, возможно, тем, что сидел в одиночестве, так что я еще несколько раз бросила на него взгляд искоса. Он ничего не ел, только потягивал нечто ядовито-оранжевое из высокого бокала.
Мой спутник пробежал глазами меню и сделал заказ:
– Нам суфле из крабов и креветки под чесночным соусом, пожалуйста. Две порции.
Креветки под чесночным соусом? На ночь? При том, что спим мы в одной, пусть даже и очень большой, кровати? И это не говоря о том, что я терпеть не могу всяких там ракообразных! Впрочем, о нелюбви к морепродуктам я уже упоминала.
– Я бы взяла телятину в сливочном соусе, – начала я, но несносный Харрингтон тут же перебил.
– Телятину? Дорогая, но разве ты не отказалась от этого мяса после того, как мы побывали на ферме?
Мы никогда не были на ферме. Да и вообще нигде не были вдвоем, если не считать этого вот задания. И нас-то никаких никогда не существовало. А меня я люблю, особенно если оно хорошо приготовлено. Но даже на пережаренное согласна, когда голодна. Я уже открыла рот, чтобы выдать какую-нибудь банальность о женском легкомыслии, об изменчивости мнений, о том, что передумала, но нахальный лже-супруг и слова не дал вставить.
– Ты ведь помнишь, как тебе понравились телята? Такие милые, такие трогательные. Ты так восхищалась! И со слезами на глазах заверила, что никогда больше не прикоснешься к говядине. А к телятине – тем более.
Этот раунд остался за ним. Выглядеть живодеркой в глазах официанта мне не хотелось. Вернее, Эстелле Диас было глубоко наплевать на то, что подумают о ней посторонние, а вот Эстелла Харрингтон – дело иное. Нежная трепетная фиалка вполне могла прослезиться при мысли о несчастных телятах, да. И я кивнула, а Лукас поднес мою ладонь к щеке, прижался к ней, повернул голову и поцеловал тыльную сторону ладони. Демонстративно так.
– Ты такая ранимая, принцесса. Ничего, теперь у тебя есть я, и я позабочусь о тебе. Крабовое суфле и креветки. И пирог с яблоками и корицей на десерт.
Хорошо, что хоть вкусы на сладкое у нас совпадают.
Когда официант уже отошел достаточно далеко, чтобы услышать, я прошипела, с трудом удерживая приклеенную к лицу улыбку:
– А несчастных маленьких креветок мне не жаль, получается? Их выловили в море, сварили в кипятке – да я сейчас расплачусь над их горькой судьбой!
– Никому не придет в голову рыдать над креветками, – возразил Харрингтон. – Или над крабами. Или осьминогами. Их никак не назовешь милыми.
Дальнейшее препирательство остановило возвращение официанта с напитками. Мы замолчали, и в то же мгновение двери распахнулись, и в ресторан торжественно вплыла Клавдия Брестон-Грей в бархатном темно-красном платье в пол. В ушах ее покачивались массивные серьги, ослепляя блеском крупных камней, шею почти полностью скрывала широкая полоса непривычного дизайна колье, здорово смахивающего на ошейник – если бы кому-то в голову взбрело изготовить ошейник из золота и усыпать его бриллиантами. Руки бывшей актрисы скрывали уже знакомые мне кружевные перчатки, и ни браслетов, ни колец я не заметила. Клавдия царственно кивнула мне и прошествовала за столик в центре зала.
– Это и есть та самая особа, с которой ты беседовала днем? – негромко спросил Харрингтон.
Конечно же, я пересказала ему свой разговор с Клавдией, и мы оба сошлись на том, что знакомство стоит поддерживать. Пожилая леди оказалась наблюдательной и словоохотливой – а как раз таких людей мы и разыскивали, чтобы разобраться в том, что происходит на тихом сонном курорте.
Спрашивать, как он догадался, я не стала: выглядела Клавдия действительно несколько эксцентрично, так что распознать в ней бывшую актрису труда не составило.
– Познакомлю тебя с ней чуть позже, – пообещала я.
Вряд ли напарнику удастся вытянуть из нее нечто новое, но кто знает? Меня ведь она предупредила об опасности.
– Кстати, о планах на вечер, – ухмыльнулся Харрингтон. – Я хотел предложить тебе полуночную прогулку, принцесса.
– На кладбище?
– Именно. Романтику, правда, не обещаю…
– Обойдусь, – отрезала я.
– Без кладбища?
– Без романтики. А на погост взглянуть не помешает, ты прав.
И желательно именно ночью. Это обычные люди в темноте почти ничего не разглядят, а вот для нас с Харрингтоном солнечный свет будет только помехой. Эрик всегда учил, что тьма – лучший друг любого гильдейца.
* * *
...Мне десять. Я растеряна. Напугана. Крепко держу за руку маму, изо всех сил цепляюсь за ее ладонь, знаю, что если разожму пальцы, произойдет нечто страшное.
Мама бледна, очень бледна, лицо ее давно приобрело нездоровый желтый оттенок, глаза, такие прекрасные карие глаза ее, ввалились и под ними залегли черные круги. Запали щеки, резче обозначились скулы. Губы уже не розовые, а синюшные. И сама она исхудала, превратилась в почти скелет. Ее красивые дорогие платья теперь висят на ней, словно на вешалке. Мама больше не укладывает свои роскошные золотистые волосы в нарядные прически, заплетает простую косу. И украшений не носит. Только одно: золотое колечко с тремя камешками, символ брака. А на соседнем пальце – черное, символ вдовства. Его она надела два месяца назад – и как же сильно переменилась за столь короткое время! Я ненавижу черное кольцо, мне кажется, оно выпивает из мамы жизнь.
Папа… Я почти не помню его. Он редко появлялся дома, но тогда мама светилась от счастья. Он подхватывал ее на руки, кружил, а она заливисто смеялась. Подбрасывал меня к потолку, удивлялся, как сильно я выросла. Привозил сладости и непривычные наряды. Папа состоял в Гильдии магов, я знала и гордилась им. Постоянно в разъездах, постоянно в опасности. С очередного задания он не вернулся.
Мама не плакала. Она словно застыла, жила, словно механическая кукла. Зачем-то уволила кухарку и горничную. А следом – и мою няню. Дядя Эрик прислал к нам Агнесс, милую женщину средних лет с тихим голосом и добрыми серыми глазами. Она готовила есть, убирала, помогала мне приводить себя в порядок. А вчера дядя Эрик появился снова, заперся с мамой в кабинете и о чем-то долго разговаривал. После его ухода мама впервые заплакала, а утром сказала, что нам с ней нужно сходить в Гильдию. Зачем – не пояснила.
Здание Гильдии магов огромное, величественное, с мраморными колоннами, портиками и барельефами. Сразу видно, что маги – люди богатые и уважаемые. Мы поднимаемся на третий этаж, лифт сверкает зеркалами и позолотой, стены коридора отделаны панелями из лакированного темного дерева. В холлах – мрамор и малахит. Вся эта роскошь подавляет меня, внушает не восхищение, а страх.
У дяди Эрика личный кабинет, а перед ним – приемная. Секретарь, серьезный парень в очках, угощает маму кофе, а меня – горячим шоколадом. Неловко сообщает, что нас вот-вот примут, и я от удивления выпускаю мамину руку. Никогда не думала, что папин друг – столь важный человек. Он изредка появлялся у нас дома, много шутил, смеялся, дарил маме цветы и конфеты, милые безделушки, а мне – огромных плюшевых зверей. А теперь вот выясняется, что дядя Эрик – самый главный маг. Самый влиятельный. Глава Гильдии.
И все-таки я не совсем верю. Может быть, это какая-то ошибка. Может быть, в кабинете мы сейчас увидим кого-то другого. От волнения я закашливаюсь, и капли шоколада разлетаются во все стороны, оседают на моем нарядном светло-розовом платьице. Платье мне маловато, ведь няню уволили, а мама не знает, где что лежит из моих вещей. Юбка коротковата и не прикрывает коленки, рукава тесны. Мама укоризненно качает головой, и я зажмуриваюсь. Боюсь, что она примется меня ругать, но она молчит. Пытается оттереть пятна салфеткой, но становится только хуже.
Тяжелая дверь распахивается, и на пороге появляется дядя Эрик. Это он, несомненно, его светлые волосы, его серые глаза, только одежда на нем какая-то странная. Не привычный свитер и брюки, а нечто широкое, развевающееся, насыщенно-фиолетового оттенка. Я растерянно моргаю, а он подхватывает меня на руки и расцеловывает в обе щеки.
– Рад тебя видеть, Эстелла.
И это тоже странно, потому что прежде он никогда не здоровался со мной первой. Сначала с мамой, всегда с мамой, затем с отцом. Мне доставалось третье приветствие.
Но сегодня он не смотрит на маму, а она ничего не говорит, только все крепче цепляется пальцами за ручку сумочки – так, что они белеют. И мне становится обидно.
– Мама!
Она пытается улыбнуться.
– Ты… ты останешься здесь, дорогая, хорошо? С дядей Эриком.
– Нет, нехорошо! – кричу я. – Не хочу! Я хочу домой! Пойдем домой!
Дядя Эрик переводит взгляд на маму – и та съеживается, оставляет сумочку, обхватывает себя за плечи.
– Ты что – ничего ей не сказала?
От его голоса я испуганно замолкаю и даже икаю, и звук этот в тишине слышится особенно громко. Я кусаю губу, судорожно сглатываю, но никак не могу остановить позорную икоту.
– Нет, – едва слышно шепчет мама, – как я могла? Как, скажи, как?
Мне хочется разреветься в голос, затопать ногами, повалиться на пушистый ковер и молотить его кулаками, но слезы безмолвно текут по моему лицу, а отвратительная икота никак не остановится.
– Ты останешься здесь, Эстелла.
Голос дяди Эрика негромок и вроде бы ласков, но я отчаянно трясу головой. Не хочу, не хочу, не хочу!
Мама подходит ко мне, опускается на колени, обнимает, прячет лицо у меня в волосах.
– Так надо, дорогая. Это ненадолго. Я скоро заберу тебя.
И я позволяю себе поверить в эту ложь. И первое время даже жду, что она придет за мной, сдержит обещание. Конечно же, она не приходит…
ГЛАВА ПЯТАЯ
Перед походом на кладбище нас ожидала встреча с информатором Харрингтона, молоденькой рыжеволосой девицей. Как я и предсказывала, она никак не подозревала, что в увитую плющом беседку заявлюсь и я, вскочила со скамьи, где раскинулась в картинной позе, и порывалась убежать. Но Харрингтон был начеку: преградил ей путь, осыпал комплиментами и заверениями, как мечтал познакомить свою супругу со столь очаровательной, умной, красивой, веселой, остроумной и еще боги только знают какой замечательной девушкой. Она слушала и таяла, а мне даже стало невольно жаль глупышку.
– К тому же Эстелле очень хотелось услышать вашу историю из первых уст, Диана. Боюсь, я не смогу столь красочно передать все подробности, увы, лишен вашего дара рассказчика.
Польщенная Диана тут же немного поотнекивалась для виду, но вскоре сдалась и принялась выкладывать скучнейший рассказ о том, как ходила с неким молодым человеком любоваться звездами. Она то и дело упоминала о том, как сей восторженный юноша клялся ей в любви, намекала, что он готов прямо в тот же вечер обменяться с ней брачными клятвами, но она, холодная и недоступная, не позволила бедолаге даже взять себя за руку. Я слушала ее с показным вниманием, кивала и вставляла восклицания в нужные моменты, и не перебивала по одной причине: Харрингтон, несмотря на все его недостатки, все-таки был профессионалом. Одним из лучших в Гильдии. И если он хотел, чтобы я выслушала эти благоглупости, то за ними крылось нечто важно. Так что я не слишком удивилась, когда Диана, понизив голос до таинственного шепота, произнесла:
– Ну, а потом случилось это.
– Вы так и не рассказали до конца, что именно увидели, – напомнил Харрингтон. – Пообещали, что продолжите вечером.
Хм, слышала я что-то о подобной уловке. Только героиня той истории спасала свою голову, а не заманивала кавалера на свидание. Творческий подход, что сказать.
– Не знаю, поверите ли вы мне, – округлила глаза Диана.
Последовала новая порция комплиментов и заверений в том, что каждое слово такой кристально честной девушки, разумеется, является истиной.
– А Люси мне не поверила, – заявила она с обидой. – Сказала, что я все выдумываю.
Надо полагать, подруга или кузина.
– Как недальновидно с ее стороны, – не сдержалась я и заработала укоризненный взгляд от Харрингтона.
– Да! Вот если окажется, что я права…
Диана зажала рот ладонью и помотала головой. Признаться, мне ее ужимки изрядно поднадоели.
– Расскажите нам, – мягко попросил Харрингтон. – Не бойтесь. Вы среди друзей.
Смелое, однако, заявление. И будь у девицы побольше ума, она бы поинтересовалась, когда это успела с нами так сдружиться, но вместо этого только вздохнула и послала Харрингтону ослепительную улыбку.
– Ах, спасибо! Так приятно, когда тебя кто-то понимает.
Но и дальнейшую историю пришлось из нее вытягивать буквально по фразе. В конце концов, нам удалось выяснить вот что.
Милейшая Диана прогуливалась по саду отеля с неким молодым человеком, чье имя упорно отказывалась называть – ах, это неважно, да и потом, он уже уехал! Ночь была теплой, безветренной и безоблачной. И звездной, разумеется, ведь они же на эти самые звезды пришли полюбоваться! Как вдруг – тут рассказчица понизила голос так, что нам пришлось
