– И когда туда лучше наведаться? – задал вопрос мужчина, проигнорировав разочарование своей спутницы, видимо, все же счел, что к словам собеседницы имеет смысл прислушаться. – С утра? Или на закате?
В ответ получил добродушную улыбку.
– А когда захотите. Там всегда красиво, хоть утром, хоть вечером. Только черту не пересекайте.
– Мы в курсе, – несколько недовольно процедила покупательница. – Томми, расплачивайся и пойдем.
Я отвернулась к полке с шарфами и увлеченно копалась на ней, пока стук двери не возвестил, что парочка вышла. Только после этого выбрала толстый шарф крупной вязки, конечно же, синий с белыми снежинками, и подошла к лавочнице. Улыбнулась.
– Мне вот это, пожалуйста. И еще нужны перчатки. Какие посоветуете?
Милая женщина тут же расцвела, засуетилась вокруг меня, принялась предлагать то одно, то другое, и спустя десять минут я стала обладательницей чудесного комплекта из шапочки, шарфа и перчаток. Потом подобрала еще одну пару, из мягчайшей глянцевито-шоколадной кожи. Теплые рукавицы, в которых, если верить приветливой хозяйке лавки, никакой мороз не страшен. И напоследок – вязаные домашние тапочки на замшевой подошве.
– Вы здесь все знаете…
Лавочница закивала.
– Конечно, всю жизнь прожила на одном месте, кому и знать-то, как не мне? Что вам рассказать, милая нейра? Обеды лучше заказывать в кафе «Одетон», это на Восточной улице, если идти от ратуши направо, а затем через перекресток, то прямехонько в него и упретесь. Название диковинное, верно, зато накормят до отвала задешево, и вкусно – как дома.
Обеды в кафе меня не особо интересовали, ведь экспедиция находилась на полном обеспечении Николаса Рейндольса-Вернса, и ресторан в отеле был к нашим услугам в любое время суток. Да и насчет того, что дома кормили вкусно, я могла бы поспорить. Нет, до начала самостоятельной жизни, когда мама, а затем и ее второй муж держали повара, утверждение могло считаться верным. Но уже продолжительное время я жила без прислуги, хотя и могла бы себе позволить кухарку или горничную: оставленного дедушкой содержания хватало. Вот только решимость обходиться теми средствами, что заработала сама, никуда не делась, и с домашней работой я справлялась самостоятельно. И если чистоту в квартире поддерживать получалось с относительной легкостью, то вершиной моего кулинарного мастерства до сих пор оставалась яичница с ветчиной и грибами. Вот это блюдо я готовила вдохновенно, что же до всего остального… Нет, оно было съедобно, безусловно, но вот вкусно ли? Не уверена.
– И ботинки не помешало бы вам прикупить, нейра, уж простите великодушно, – окинув критическим взглядом мою обувь, констатировала собеседница. – Ваши-то никуда не годятся, ежели к долине пойдете. Сейчас дам адресок, все в лучшем виде сделают. Вспомните еще Лиззи Доул добрым словом.
Адресок я взяла. И поблагодарила сразу – а почему бы и не поблагодарить хорошего человека? Лиззи заулыбалась, принялась уверять, что всегда рада помочь, особенно такой милой нейре. Подумав, что контакт налажен, я осторожно приступила к расспросам. Начала с самого очевидного:
– Много народу приезжает полюбоваться на Снежную долину?
Ничего подозрительного, банальное любопытство туристки. Лиззи закивала.
– А как же! Даже летом, а уж зимою – толпы!
– И что, никто-никто не пытается нарушить запрет? Пройти через ограждения?
Я смотрела прямо, бесхитростно, всем своим видом показывая, что задаю вопрос из праздного интереса. И если Лиззи помотает головой, начнет заверять, что нет-нет-нет, никто и никогда, то отступлюсь и поверю. Сделаю вид, что поверю. И попробую зайти с другой стороны.
Но Лиззи вздрогнула и как-то съежилась. И я поняла, что мне повезло. Сказочно, нереально повезло. Я попала в центр мишени с первого же выстрела.
Молчание затягивалось. Лиззи, опустив взгляд, перебирала еще не упакованные покупки. Я терпеливо ждала.
– Ну, – пробормотала она, когда тишина стала совсем давящей, гнетущей, и дальше тянуть паузу казалось невежливым, – туристы, они, знаете, такие. Да, такие. Им все надо. И наплевать на запреты.
Я приподняла бровь. Неужели разом утратившая всю свою словоохотливость лавочница позабыла, что ее собеседница – тоже туристка?
– Все надо? А можно поконкретнее – что именно?
На пухлых щеках вспыхнули некрасивые багровые пятна.
– Да все! – прозвучал неожиданно злобный ответ. – Лезут повсюду, куда не просят! Суют свои любопытные носы, не боятся отморозить! Деньги вот еще обещают…
Тут она осеклась и прикусила губу.
– Вам кто-то пообещал заплатить, чтобы провели его сквозь завесу? – мягко спросила я.
Забрезжила смутная догадка, показался тоненький кончик ниточки – и тут же выскользнул из рук, оставив меня ни с чем.
Лиззи отчаянно замотала головой.
– Нет-нет-нет! Кто мне такое предложит? Я – женщина законопослушная, каждая собака знает! Да и то сказать – какой из меня проводник? Не предлагал мне никто ничего! Нет!
– А кому? – голос мой звучал вкрадчиво, но настойчиво. – Кому предложили?
Ясно же, что ничего хорошего из этой сделки не получилось, так что спрашивать, чем все закончилось, смысла нет.
Или есть.
Потому что отреагировала Лиззи совсем уж неожиданно.
Она молча сгребла мои покупки и сунула мне в руки.
– Но…
– Закрываюсь я, – разом растеряв всю приветливость, буркнула лавочница. – Обед у меня. Имеет право честная женщина спокойно поесть, или как?
Я красноречиво посмотрела на круглый циферблат висевших на стене часов. Как по мне, еще толком время завтрака не миновало, до обеда было далеко. Маленькая стрелка приближалась к одиннадцати. Лавочница перехватила мой взгляд, скрестила руки на груди. Продолжать разговор она явно не собиралась. Пришлось распрощаться и выйти на улицу, где мороз тут же принялся щипать щеки и уши. Помянув нехорошими словами долину, Николаса, Джейка и всю эту дурацкую затею с экспедицией, я натянула повыше шарф и принялась копаться в покупках, выуживая перчатки. Конечно же, не удержала все свертки, рассыпала, и на сей раз поблизости не оказалось вежливых незнакомцев, готовых прийти на помощь. На то, чтобы все собрать, ушло еще несколько минут, зато план придумался быстро, почти мгновенно. Покупки я отправила с посыльным в отель, а сама бодро зашагала по улице. Лиззи Доул, сама о том не подозревая, дала мне две зацепки. Обувная лавка и кафе «Одетон». В одном из этих заведений я непременно разыщу того, кто поделится со мной сведениями. И я уже знаю, о чем буду расспрашивать.
***
Логичным было бы сначала зайти за ботинками, но, поразмыслив как следует, на перекрестке у ратуши я свернула направо. Обитатели Дольстоуна уже точно давно расправились с завтраком, время обеда, что бы там ни говорила Лиззи, еще не наступило, и у меня имелся шанс застать почти пустое заведение. Когда зал забит желающими перекусить, официантам не до разговоров, они и без того сбиваются с ног, стараясь побыстрее обслужить клиентов. А вот в периоды затишья могут и задержаться у столика.
Кафе я нашла без труда. Здесь, в Дольстоуне, расстояния были небольшими, и повсюду можно добраться пешком, а большинство магазинчиков, лавочек, ресторанов и кафе сосредоточились в центре городка. Раскачивающаяся на имитирующих древность цепях поскрипывающая деревянная вывеска гласила, что в кафе «Одетон» подают вкуснейшие северные блюда. Желудок тут же напомнил о том, что позавтракать мне не довелось, и я даже обрадовалась: вот, двойная польза! И поем, и разживусь свежими сплетнями.
Расчет мой оправдался. В длинном помещении с низким потолком пустовали все столики, кроме дальнего, у стены. Там устроилась хихикающая юная парочка, которой уж точно разговоры с официантами только помешали бы. Я осмотрелась и предусмотрительно выбрала место подальше от влюбленных.
Владелец «Одетона» все свое заведение обустроил под стать вывеске. С порога казалось, будто проваливаешься во временную дыру и выныриваешь несколько столетий назад. Нарочито грубая каменная кладка стен, длинные столы и лавки, накрытые звериными шкурами. Люстра на цепях, имитации факелов на стенах. Пучки каких-то высушенных трав, от которых исходил тонкий приятный аромат. Композиции из еловых лап и красных ягод. Мне интерьер понравился: чисто, уютно. Хорошенькая девушка в длинном платье с белоснежным передником подала меню. Голову ее украшал столь же белоснежный чепец, на спину спускалась толстая длинная рыжая коса, и я испытала мимолетный ребяческий порыв дернуть за нее, проверить, не накладная ли.
Официантка приветливо улыбалась, будто старой знакомой, охотно перечисляла, из чего приготовлено то или иное блюдо. В результате я выбрала тушеное мясо с овощами и горячий пряный ягодный напиток, а потом, когда передо мной уже стоял горшочек с заказанной едой, упомянула якобы ненароком имя Лиззи Доул. Мол, это она порекомендовала мне здесь перекусить, милейшая женщина, знаете такую?
Девушка кивнула, но мне показалось, что улыбка ее словно потускнела.
– Вот только странность какая: стоило мне упомянуть завесу, как она…
И тут официантка сделала нечто неожиданное: быстро поднесла указательный палец к губам, призывая к молчанию. Я растерянно моргнула, а она как ни в чем не бывало спросила:
– Рассчитать вас, нейра?
Я кивнула, все еще недоумевая, как следует себя вести в столь странной ситуации. Девушка упорхнула и вскоре вернулась, а для меня кое-что прояснилось: под моей ладонью словно сама собой оказалась небольшая бумажка, сложенная вдвое. Сгорая от нетерпения, я позабыла о недоеденном действительно очень вкусном мясе, побыстрее расплатилась, натянула пальто и шапку, небрежно закуталась в шарф, за что и поплатилась, кстати говоря, едва вышла на улицу. Нет, не вышла – выскочила. Отошла быстрым шагом за угол и негнущимися от холода пальцами развернула записку. Неровным почерком там были выведены всего две строчки: адрес и имя. Фарина Томс. Я озадаченно потерла лоб ледяной ладонью, спохватилась, вытащила перчатки. Что же, придется немного скорректировать планы и навестить эту самую Фарину.
***
На удивление, чтобы найти нужную улицу, пришлось поплутать. Это в центре проспекты и бульвары расходились ровными лучами, а на окраинах обнаружились такие закоулки, что приезжим недолго и заблудиться. Кривые улочки перетекали одна в другую без всякой видимой логики, внезапно обрывались и продолжались через несколько десятков шагов. С домом под номером, к примеру, десять соседствовал отчего-то восемнадцатый, а под номером пять внезапно оказалось сразу два строения, «5а» и «5б». Я вконец запуталась, да еще и прохожие навстречу не попадались, как назло. В отличие от оживленного центра, здесь царило безмолвие. Не хлопали входные двери, не звучали голоса, за спиной не слышались шаги. Хотя, наверное, звук шагов позади меня сейчас скорее бы испугал, чем обрадовал. Тягостное впечатление производили на меня аккуратные домики под черепичными крышами, низенькие изгороди и укутанные снежными шапками ровно подстриженные кусты. Словно все это декорация к жутковатому спектаклю.
Недоброе предчувствие едва не заставило меня остановиться и повернуть обратно, как вдруг дорога вывела прямо к нужному дому. Немного поколебавшись и посмеявшись над собственным разыгравшимся воображением, я подошла к крыльцу и дернула за шнурок у входа, и где-то в отдалении зазвенел колокольчик.
– Иду я, иду! – раздался звонкий голос.
Дверь распахнулась и передо мной предстала настоящая героиня северных легенд, высокая, стройная, с белоснежными косами толщиной в руку и огромными васильковыми глазами под черными дугами бровей. Выглядела она так, что я невольно обрядила девушку в кольчугу и дала ей в руки меч, хотя в лице ее не было ни капли суровости, только приветливость.
– Ищете кого? – без удивления спросила красавица-северянка.
– Да. Фарину Томс.
Безупречная бровь слегка приподнялась.
– И зачем она вам понадобилась?
– Мне ее адрес дала официантка из «Одетона», рыжая такая, – несколько бестолково объяснила я. – Я спросила о Лиззи Доул…
– Ясно, – оборвала меня хозяйка дома. – Охотника ищете?
Охотника? Я изумилась, но кивнула. На всякий случай. Что, если я продемонстрирую удивление, и меня тут же развернут обратно? Нет, лучше соглашаться и не подавать виду, что совсем сбита с толку.
– За мной ступай, – перешла на «ты» северянка. – Обувь только скинь вот тут, у порога. Не бойся, не застудишься, у меня полы теплые.
И я пошла за ней в дом.
В доме было действительно тепло, сухо и пахло чем-то смутно знакомым, приятным. Я распознала в аромате сушеные травы и полироль для натирки полов, но оставалось еще что-то, едва уловимое, горьковатое, нежное. И это что-то определить никак не удавалось.
Моя провожатая решительно шагала по коридору, и я едва поспевала за ней. Наконец, она остановилась у крепкой на вид двери, коротко стукнула и, не дожидаясь ответа, вошла. Я затопталась на пороге, не уверенная, следует ли мне идти следом или нужно ждать приглашения.
– Что случилось, Фара? – спросил мелодичный голос.
Ага, значит, Фарина – это и есть красавица-северянка. Тогда кто такой охотник? Или нет, не так – Охотник, как имя. Прозвище? Имелась у меня догадка…
– Вот, – не слишком-то вежливо ответила Фарина. – Она. Приезжая. Охотника ищет.
Невидимая женщина усмехнулась – словно серебряные колокольчики зазвенели.
– Ищет? А что же в дверях застряла? Проходи, чужачка.
И я вошла.
Сквозь незашторенное окно ярко били солнечные лучи, освещая скромную обстановку. Грубо сколоченный стол, простые стулья. В углу – кресло-качалка, в котором и сидела заговорившая со мной. Этот угол тонул в полумраке, и лица женщины я не разглядела, отметила только, что волосы ее такого же платинового оттенка, что и у Фарины. Мать? Сестра?
А все стены были увешаны полками. Часть из них занимали книги, множество книг, толстых томов и тоненьких томиков. А на некоторых стояли странные предметы. Мне захотелось подойти и рассмотреть их поближе, но я не решилась из боязни, что излишне любопытную гостью выставят за дверь. Поэтому бросала косые взгляды из-под ресниц и молча удивлялась. Вон то, определенно, осколок глиняной миски. Рядом с ним, похоже, детская игрушка, деревянная лошадка без одной ноги. Краска давно облезла, и выглядит игрушка так, что детей ею разве что пугать. Что это? Коллекция обломков чьей-то жизни, чье место на помойке, но сентиментальные потомки никак не могут собраться с духом и выкинуть? Или же нечто иное?
Как ни старалась я осторожничать, но женщина в кресле перехватила мой взгляд.
– Сувениры, – пояснила она небрежно. – Брала себе на память о каждом удачном походе.
Отбросила плед и встала.
Косой солнечный луч упал на ее лицо, безжалостно высветил глубокие морщины вокруг глаз и складки возле губ. И только глаза, голубые-голубые, словно весеннее северное небо, никак не сочетались с выдубленной ветрами загорелой морщинистой кожей. Они могли бы принадлежать молодой женщине, эти глаза. Не юной кокетке, нет. Во взгляде, внимательном, цепком, сквозило то, что не присуще юности – опыт. Но яркий цвет их еще не выцвел, не поблек.
Ростом Охотник, вернее, Охотница доходила Фарине до плеча и выглядела рядом с той совсем миниатюрной. Хрупкая фигурка, тонкая талия – ладонями обхватить можно. Кожаные штаны, длинная туника, подпоясанная широким ремнем.
В ответ получил добродушную улыбку.
– А когда захотите. Там всегда красиво, хоть утром, хоть вечером. Только черту не пересекайте.
– Мы в курсе, – несколько недовольно процедила покупательница. – Томми, расплачивайся и пойдем.
Я отвернулась к полке с шарфами и увлеченно копалась на ней, пока стук двери не возвестил, что парочка вышла. Только после этого выбрала толстый шарф крупной вязки, конечно же, синий с белыми снежинками, и подошла к лавочнице. Улыбнулась.
– Мне вот это, пожалуйста. И еще нужны перчатки. Какие посоветуете?
Милая женщина тут же расцвела, засуетилась вокруг меня, принялась предлагать то одно, то другое, и спустя десять минут я стала обладательницей чудесного комплекта из шапочки, шарфа и перчаток. Потом подобрала еще одну пару, из мягчайшей глянцевито-шоколадной кожи. Теплые рукавицы, в которых, если верить приветливой хозяйке лавки, никакой мороз не страшен. И напоследок – вязаные домашние тапочки на замшевой подошве.
– Вы здесь все знаете…
Лавочница закивала.
– Конечно, всю жизнь прожила на одном месте, кому и знать-то, как не мне? Что вам рассказать, милая нейра? Обеды лучше заказывать в кафе «Одетон», это на Восточной улице, если идти от ратуши направо, а затем через перекресток, то прямехонько в него и упретесь. Название диковинное, верно, зато накормят до отвала задешево, и вкусно – как дома.
Обеды в кафе меня не особо интересовали, ведь экспедиция находилась на полном обеспечении Николаса Рейндольса-Вернса, и ресторан в отеле был к нашим услугам в любое время суток. Да и насчет того, что дома кормили вкусно, я могла бы поспорить. Нет, до начала самостоятельной жизни, когда мама, а затем и ее второй муж держали повара, утверждение могло считаться верным. Но уже продолжительное время я жила без прислуги, хотя и могла бы себе позволить кухарку или горничную: оставленного дедушкой содержания хватало. Вот только решимость обходиться теми средствами, что заработала сама, никуда не делась, и с домашней работой я справлялась самостоятельно. И если чистоту в квартире поддерживать получалось с относительной легкостью, то вершиной моего кулинарного мастерства до сих пор оставалась яичница с ветчиной и грибами. Вот это блюдо я готовила вдохновенно, что же до всего остального… Нет, оно было съедобно, безусловно, но вот вкусно ли? Не уверена.
– И ботинки не помешало бы вам прикупить, нейра, уж простите великодушно, – окинув критическим взглядом мою обувь, констатировала собеседница. – Ваши-то никуда не годятся, ежели к долине пойдете. Сейчас дам адресок, все в лучшем виде сделают. Вспомните еще Лиззи Доул добрым словом.
Адресок я взяла. И поблагодарила сразу – а почему бы и не поблагодарить хорошего человека? Лиззи заулыбалась, принялась уверять, что всегда рада помочь, особенно такой милой нейре. Подумав, что контакт налажен, я осторожно приступила к расспросам. Начала с самого очевидного:
– Много народу приезжает полюбоваться на Снежную долину?
Ничего подозрительного, банальное любопытство туристки. Лиззи закивала.
– А как же! Даже летом, а уж зимою – толпы!
– И что, никто-никто не пытается нарушить запрет? Пройти через ограждения?
Я смотрела прямо, бесхитростно, всем своим видом показывая, что задаю вопрос из праздного интереса. И если Лиззи помотает головой, начнет заверять, что нет-нет-нет, никто и никогда, то отступлюсь и поверю. Сделаю вид, что поверю. И попробую зайти с другой стороны.
Но Лиззи вздрогнула и как-то съежилась. И я поняла, что мне повезло. Сказочно, нереально повезло. Я попала в центр мишени с первого же выстрела.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Молчание затягивалось. Лиззи, опустив взгляд, перебирала еще не упакованные покупки. Я терпеливо ждала.
– Ну, – пробормотала она, когда тишина стала совсем давящей, гнетущей, и дальше тянуть паузу казалось невежливым, – туристы, они, знаете, такие. Да, такие. Им все надо. И наплевать на запреты.
Я приподняла бровь. Неужели разом утратившая всю свою словоохотливость лавочница позабыла, что ее собеседница – тоже туристка?
– Все надо? А можно поконкретнее – что именно?
На пухлых щеках вспыхнули некрасивые багровые пятна.
– Да все! – прозвучал неожиданно злобный ответ. – Лезут повсюду, куда не просят! Суют свои любопытные носы, не боятся отморозить! Деньги вот еще обещают…
Тут она осеклась и прикусила губу.
– Вам кто-то пообещал заплатить, чтобы провели его сквозь завесу? – мягко спросила я.
Забрезжила смутная догадка, показался тоненький кончик ниточки – и тут же выскользнул из рук, оставив меня ни с чем.
Лиззи отчаянно замотала головой.
– Нет-нет-нет! Кто мне такое предложит? Я – женщина законопослушная, каждая собака знает! Да и то сказать – какой из меня проводник? Не предлагал мне никто ничего! Нет!
– А кому? – голос мой звучал вкрадчиво, но настойчиво. – Кому предложили?
Ясно же, что ничего хорошего из этой сделки не получилось, так что спрашивать, чем все закончилось, смысла нет.
Или есть.
Потому что отреагировала Лиззи совсем уж неожиданно.
Она молча сгребла мои покупки и сунула мне в руки.
– Но…
– Закрываюсь я, – разом растеряв всю приветливость, буркнула лавочница. – Обед у меня. Имеет право честная женщина спокойно поесть, или как?
Я красноречиво посмотрела на круглый циферблат висевших на стене часов. Как по мне, еще толком время завтрака не миновало, до обеда было далеко. Маленькая стрелка приближалась к одиннадцати. Лавочница перехватила мой взгляд, скрестила руки на груди. Продолжать разговор она явно не собиралась. Пришлось распрощаться и выйти на улицу, где мороз тут же принялся щипать щеки и уши. Помянув нехорошими словами долину, Николаса, Джейка и всю эту дурацкую затею с экспедицией, я натянула повыше шарф и принялась копаться в покупках, выуживая перчатки. Конечно же, не удержала все свертки, рассыпала, и на сей раз поблизости не оказалось вежливых незнакомцев, готовых прийти на помощь. На то, чтобы все собрать, ушло еще несколько минут, зато план придумался быстро, почти мгновенно. Покупки я отправила с посыльным в отель, а сама бодро зашагала по улице. Лиззи Доул, сама о том не подозревая, дала мне две зацепки. Обувная лавка и кафе «Одетон». В одном из этих заведений я непременно разыщу того, кто поделится со мной сведениями. И я уже знаю, о чем буду расспрашивать.
***
Логичным было бы сначала зайти за ботинками, но, поразмыслив как следует, на перекрестке у ратуши я свернула направо. Обитатели Дольстоуна уже точно давно расправились с завтраком, время обеда, что бы там ни говорила Лиззи, еще не наступило, и у меня имелся шанс застать почти пустое заведение. Когда зал забит желающими перекусить, официантам не до разговоров, они и без того сбиваются с ног, стараясь побыстрее обслужить клиентов. А вот в периоды затишья могут и задержаться у столика.
Кафе я нашла без труда. Здесь, в Дольстоуне, расстояния были небольшими, и повсюду можно добраться пешком, а большинство магазинчиков, лавочек, ресторанов и кафе сосредоточились в центре городка. Раскачивающаяся на имитирующих древность цепях поскрипывающая деревянная вывеска гласила, что в кафе «Одетон» подают вкуснейшие северные блюда. Желудок тут же напомнил о том, что позавтракать мне не довелось, и я даже обрадовалась: вот, двойная польза! И поем, и разживусь свежими сплетнями.
Расчет мой оправдался. В длинном помещении с низким потолком пустовали все столики, кроме дальнего, у стены. Там устроилась хихикающая юная парочка, которой уж точно разговоры с официантами только помешали бы. Я осмотрелась и предусмотрительно выбрала место подальше от влюбленных.
Владелец «Одетона» все свое заведение обустроил под стать вывеске. С порога казалось, будто проваливаешься во временную дыру и выныриваешь несколько столетий назад. Нарочито грубая каменная кладка стен, длинные столы и лавки, накрытые звериными шкурами. Люстра на цепях, имитации факелов на стенах. Пучки каких-то высушенных трав, от которых исходил тонкий приятный аромат. Композиции из еловых лап и красных ягод. Мне интерьер понравился: чисто, уютно. Хорошенькая девушка в длинном платье с белоснежным передником подала меню. Голову ее украшал столь же белоснежный чепец, на спину спускалась толстая длинная рыжая коса, и я испытала мимолетный ребяческий порыв дернуть за нее, проверить, не накладная ли.
Официантка приветливо улыбалась, будто старой знакомой, охотно перечисляла, из чего приготовлено то или иное блюдо. В результате я выбрала тушеное мясо с овощами и горячий пряный ягодный напиток, а потом, когда передо мной уже стоял горшочек с заказанной едой, упомянула якобы ненароком имя Лиззи Доул. Мол, это она порекомендовала мне здесь перекусить, милейшая женщина, знаете такую?
Девушка кивнула, но мне показалось, что улыбка ее словно потускнела.
– Вот только странность какая: стоило мне упомянуть завесу, как она…
И тут официантка сделала нечто неожиданное: быстро поднесла указательный палец к губам, призывая к молчанию. Я растерянно моргнула, а она как ни в чем не бывало спросила:
– Рассчитать вас, нейра?
Я кивнула, все еще недоумевая, как следует себя вести в столь странной ситуации. Девушка упорхнула и вскоре вернулась, а для меня кое-что прояснилось: под моей ладонью словно сама собой оказалась небольшая бумажка, сложенная вдвое. Сгорая от нетерпения, я позабыла о недоеденном действительно очень вкусном мясе, побыстрее расплатилась, натянула пальто и шапку, небрежно закуталась в шарф, за что и поплатилась, кстати говоря, едва вышла на улицу. Нет, не вышла – выскочила. Отошла быстрым шагом за угол и негнущимися от холода пальцами развернула записку. Неровным почерком там были выведены всего две строчки: адрес и имя. Фарина Томс. Я озадаченно потерла лоб ледяной ладонью, спохватилась, вытащила перчатки. Что же, придется немного скорректировать планы и навестить эту самую Фарину.
***
На удивление, чтобы найти нужную улицу, пришлось поплутать. Это в центре проспекты и бульвары расходились ровными лучами, а на окраинах обнаружились такие закоулки, что приезжим недолго и заблудиться. Кривые улочки перетекали одна в другую без всякой видимой логики, внезапно обрывались и продолжались через несколько десятков шагов. С домом под номером, к примеру, десять соседствовал отчего-то восемнадцатый, а под номером пять внезапно оказалось сразу два строения, «5а» и «5б». Я вконец запуталась, да еще и прохожие навстречу не попадались, как назло. В отличие от оживленного центра, здесь царило безмолвие. Не хлопали входные двери, не звучали голоса, за спиной не слышались шаги. Хотя, наверное, звук шагов позади меня сейчас скорее бы испугал, чем обрадовал. Тягостное впечатление производили на меня аккуратные домики под черепичными крышами, низенькие изгороди и укутанные снежными шапками ровно подстриженные кусты. Словно все это декорация к жутковатому спектаклю.
Недоброе предчувствие едва не заставило меня остановиться и повернуть обратно, как вдруг дорога вывела прямо к нужному дому. Немного поколебавшись и посмеявшись над собственным разыгравшимся воображением, я подошла к крыльцу и дернула за шнурок у входа, и где-то в отдалении зазвенел колокольчик.
– Иду я, иду! – раздался звонкий голос.
Дверь распахнулась и передо мной предстала настоящая героиня северных легенд, высокая, стройная, с белоснежными косами толщиной в руку и огромными васильковыми глазами под черными дугами бровей. Выглядела она так, что я невольно обрядила девушку в кольчугу и дала ей в руки меч, хотя в лице ее не было ни капли суровости, только приветливость.
– Ищете кого? – без удивления спросила красавица-северянка.
– Да. Фарину Томс.
Безупречная бровь слегка приподнялась.
– И зачем она вам понадобилась?
– Мне ее адрес дала официантка из «Одетона», рыжая такая, – несколько бестолково объяснила я. – Я спросила о Лиззи Доул…
– Ясно, – оборвала меня хозяйка дома. – Охотника ищете?
Охотника? Я изумилась, но кивнула. На всякий случай. Что, если я продемонстрирую удивление, и меня тут же развернут обратно? Нет, лучше соглашаться и не подавать виду, что совсем сбита с толку.
– За мной ступай, – перешла на «ты» северянка. – Обувь только скинь вот тут, у порога. Не бойся, не застудишься, у меня полы теплые.
И я пошла за ней в дом.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В доме было действительно тепло, сухо и пахло чем-то смутно знакомым, приятным. Я распознала в аромате сушеные травы и полироль для натирки полов, но оставалось еще что-то, едва уловимое, горьковатое, нежное. И это что-то определить никак не удавалось.
Моя провожатая решительно шагала по коридору, и я едва поспевала за ней. Наконец, она остановилась у крепкой на вид двери, коротко стукнула и, не дожидаясь ответа, вошла. Я затопталась на пороге, не уверенная, следует ли мне идти следом или нужно ждать приглашения.
– Что случилось, Фара? – спросил мелодичный голос.
Ага, значит, Фарина – это и есть красавица-северянка. Тогда кто такой охотник? Или нет, не так – Охотник, как имя. Прозвище? Имелась у меня догадка…
– Вот, – не слишком-то вежливо ответила Фарина. – Она. Приезжая. Охотника ищет.
Невидимая женщина усмехнулась – словно серебряные колокольчики зазвенели.
– Ищет? А что же в дверях застряла? Проходи, чужачка.
И я вошла.
Сквозь незашторенное окно ярко били солнечные лучи, освещая скромную обстановку. Грубо сколоченный стол, простые стулья. В углу – кресло-качалка, в котором и сидела заговорившая со мной. Этот угол тонул в полумраке, и лица женщины я не разглядела, отметила только, что волосы ее такого же платинового оттенка, что и у Фарины. Мать? Сестра?
А все стены были увешаны полками. Часть из них занимали книги, множество книг, толстых томов и тоненьких томиков. А на некоторых стояли странные предметы. Мне захотелось подойти и рассмотреть их поближе, но я не решилась из боязни, что излишне любопытную гостью выставят за дверь. Поэтому бросала косые взгляды из-под ресниц и молча удивлялась. Вон то, определенно, осколок глиняной миски. Рядом с ним, похоже, детская игрушка, деревянная лошадка без одной ноги. Краска давно облезла, и выглядит игрушка так, что детей ею разве что пугать. Что это? Коллекция обломков чьей-то жизни, чье место на помойке, но сентиментальные потомки никак не могут собраться с духом и выкинуть? Или же нечто иное?
Как ни старалась я осторожничать, но женщина в кресле перехватила мой взгляд.
– Сувениры, – пояснила она небрежно. – Брала себе на память о каждом удачном походе.
Отбросила плед и встала.
Косой солнечный луч упал на ее лицо, безжалостно высветил глубокие морщины вокруг глаз и складки возле губ. И только глаза, голубые-голубые, словно весеннее северное небо, никак не сочетались с выдубленной ветрами загорелой морщинистой кожей. Они могли бы принадлежать молодой женщине, эти глаза. Не юной кокетке, нет. Во взгляде, внимательном, цепком, сквозило то, что не присуще юности – опыт. Но яркий цвет их еще не выцвел, не поблек.
Ростом Охотник, вернее, Охотница доходила Фарине до плеча и выглядела рядом с той совсем миниатюрной. Хрупкая фигурка, тонкая талия – ладонями обхватить можно. Кожаные штаны, длинная туника, подпоясанная широким ремнем.
