И негде оным девицам услышать либо увидеть что-нибудь такое… этакое, для слуха или взора их никак не предназначенное. И те самые романтические истории, что покупались тайком и читались урывками – наибольшее зло из всех возможных.
Нет, истории-то были. И далеко не все их них книжные. К примеру, молодой помощник садовника встречался в укромном уголке с преподавательницей гимнастики. И еще с преподавательницей изящных искусств, но с той реже, поскольку у нее законный супруг имелся. А еще та неприятная особа, что основы философии преподавала, тоже внезапно прогулки по саду полюбила. И кое-кто из пансионерок на красивого юношу тоже засматривался, и даже записочками обменивался. Но с ученицами отношения дальше платонических не зашли – помощник садовника законы знал и прекрасно представлял, что ему грозит в случае, если в пансион нагрянут разъяренные родственники соблазненной девицы. Так что от каких-либо контактов физиологического свойства удерживался, благо, на его долю и молодых преподавательниц хватало.
Так что наивной я вовсе не была. И в чем состояла суть предложения Местерса понимала. И слова знала всякие и разные, и выражения тоже. В том числе и из тех, кои мне знать вроде как не полагалось. Но просвещать тетушку относительно этаких специфических собственных знаний посчитала излишним.
– Так что о Рейгане можешь пока что забыть, – довольно заключила тетушка. – Кажется, мне удалось его как следует напугать. Расскажи лучше о своем новом начальнике. Какой он?
– Так сказала уже: деспот и тиран! На редкость противный тип!
Но вместо сочувствия услышала сухой смешок.
– Вот как? И столь лестную характеристику он заслужил, всего лишь отправив тебя за кофе?
– Да, но… Тетя, вы бы слышали, каким тоном он отдал приказ! «У вас есть пять минут», – передразнила я. – И даже не поблагодарил! И сунул перепечатывать какой-то нудный протокол! И не объяснил ничего! И вообще делал вид, будто меня нет в кабинете! И.. и.. и..
– Обидно? – каким-то странным тоном спросила тетушка Мирабель. Так, будто она понимала нечто такое, что оставалось неизведанным для меня.
Я несколько раз кивнула.
– Очень. Вот за что он так?
– И, надо полагать, – проигнорировав вопрос, продолжила тетушка, – этот самый лорд Гленвуд молод и хорош собой, да?
– Да, но… какое это имеет значение?
– Большое, дорогая моя. Даже, я бы сказала, огромное. Определяющее. Ведь будь он немощным старцем или уродливым карликом, ты бы восприняла его поведение совсем иначе.
Я обиженно засопела. Ничего-то тетушка не поняла! Ну да, если бы начальник был стариком, дело иное – старость уважать нужно, да. И не обижаться. Но старческие капризы простительны именно что старикам! И на уродца я бы не досадовала, жалость помешала бы. Наверное. Но… но нечего мне намекать, что Его Лордейшество я могла посчитать привлекательным, вот! Все совсем не так!
Продолжать разговор расхотелось, и я сообщила, что иду спать. Устала, перенервничала, а вставать рано: Его Лордейшество сообщил на прощание, что опозданий не потерпит. Причем сказано было таким тоном, будто разговаривал он вовсе не с сотрудницей и даже почти напарницей, а с неразумным ребенком.
Тетушка кивнула согласно, пообещала, что завтра же осмотрит новую квартиру и займется переездом, и лукаво улыбнулась на прощание. Но я на улыбку не ответила.
* * *
К утру снегопад прекратился, немного потеплело, но я все равно мерзла на трамвайной остановке в оставшихся от прошлой, богатой жизни элегантных ботиночках. Когда их покупали, нас с тетушкой повсюду возил шофер, а темно-бордовый цвет как раз только-только входил в моду. Сейчас же кожаная обувка безмолвно свидетельствовала об ухудшившемся финансовом положении хозяйки: слишком легкая для пеших прогулок и устаревшая на два сезона. Я ругала себя за то, что не догадалась найти сапожки времен учебы: в них бы точно не замерзла! А сейчас притопывала и приплясывала, чтобы согреться. Странно, но вчера холода совсем не заметила, от волнения, должно быть. Старые же ботинки на меху, в которых бегала по двору и за нехитрыми припасами в ближайшую лавку, обувать постеснялась: не хватало, чтобы Гленвуд догадался о моей почти нищете. По счастью, в трамвае удалось согреться, а от остановки идти было недалеко. Шла я поспешно, потому-то и не сразу услышала, как кто-то меня окликает.
– Саттон! Саттон! Джинджер, да погодите вы! Не спешите так!
Я попыталась обернуться, посмотреть, кому понадобилась – и правая нога моя поехала по гладкому льду под слоем снега.
Да чтоб мне провалиться!
Пожелание тут же исполнилось – ну, почти исполнилось. Я нелепо взмахнула руками в попытке удержать равновесие, но ничего не получилось, и я позорно плюхнулась на пятую точку. И охнула от боли. Из глаз, кажется, даже искры полетели, хотя ударилась я вовсе не головой. Или права наставница Эстелла и между тем самым местом, на которое я упала, и головой действительно существует прямая связь? У меня, во всяком случае?
– Джинджер, с вами все в порядке?
Нет, конечно. Не представляю, как буду сидеть. И синяк точно на мягком месте останется. Но не озвучивать же такое мужчине, которого второй день как знаю? Так что я растянула губы в улыбке.
– Кажется, да, Эллисон.
– Джордж.
– А как же обычаи отдела? – поддела я.
– Да пусть они катятся в… куда-нибудь катятся. В конце концов, обращаться по фамилии к красивой девушке вовсе не то, что к парню, с которым многое прошли вместе. Но давайте я помогу вам встать. Вот так, осторожно. Можете наступить на ногу?
– Да, спасибо. Все хорошо.
Но Эллисон – Джордж – не торопился отпускать меня. И, признаться, его забота была мне приятна. Как и его слова. Он считает меня красивой!
Сам он, без шапки, со сверкающими на солнце снежинками, запутавшимися в белокурых волосах, в длинном черном пальто, несомненно, выглядел весьма эффектно и привлекал женские взгляды.
– Позвольте, я доведу вас до рабочего места, Джинджер. Как же вы так неосторожно! Или лучше в медпункт?
Я представила, как меня попросят предоставить для осмотра пострадавший орган, и безумно смутилась. И ладно бы доктором была женщина, но вот что-то подсказывало мне, что все вовсе наоборот, и в местном лазарете хозяйствует мужчина. Так что от осмотра я поспешно отказалась. А вот от помощи – нет. И мы медленно двинулись к зданию из серого камня.
Айрон отхлебнул глоток черного как смоль кофе из огромной кружки и слегка поморщился. В голове гудело, виски стискивало болью. И спать хотелось до одури – давала о себе знать бессонная ночь.
И что его дернуло вечером поехать к Элис? Расслабиться подумал, успокоиться. Забыться в жарком дурмане. Вот только не предугадал никак, что любовница воспримет его возвращение как согласие со всеми ее условиями. А как поняла, что никто брать отпуск и сопровождать ее в поездке не собирается, так и закатила новый скандал. Тут уже чаша терпения Гленвуда переполнилась. Хотел бы он семейных ссор – так обзавелся бы женой, а не метрессой. О чем Элис и сообщил. Равно как и том, что она вольна искать себе нового покровителя. Нет, на улицу он ее не выгоняет, за аренду дома уплачено до конца месяца. Достаточный срок, чтобы найти кого-нибудь, для такой красотки задача труда не составит, он уверен. Развернулся и вышел, проигнорировав раздавшиеся за спиной рыдания.
А дома его поджидала телеграмма, настроения отнюдь не улучшившая. Выругавшись, он разорвал несчастный листок на мелкие клочки и бросил в камин, понимая, впрочем, что ничего-то изменить в данном случае не в силах.
Звонок застал его в кресле, где он устроился с целью провести вечер максимально приятным в его обстоятельствах способом. А именно – надраться до пляшущих непристойные танцы демонов.
– Гленвуд? Не спишь? – раздался в трубки до отвращения бодрый голос Райана Стэнли.
– Пока нет.
Стэнли хохотнул. Его чувство юмора отличалось некоторым своеобразием, что в отделе ценили далеко не все. Айрон вот в число ценителей не входил.
– И не уснешь, ха-ха. Приезжай, записывай адрес. Или служебную прислать?
– Я на своей, – отказался Айрон, с сожалением понимая: за незадавшимся днем последует такая же отвратительная ночь.
Что же, предчувствия его не обманули.
Освободился он, когда уже забрезжил рассвет. Не без удивления отметил, что никогда-то в центре города не обращал внимания на красоту солнечного восхода, когда расчерчивается небо первыми золотыми с пурпуром лучами, а сугробы искрятся и кажутся неправдоподобными, сказочными. И нахальная пичуга, совсем позабывши, что зима еще не перевалила за середину, расчирикалась неумолчно, приветствуя новый день. И никакого гудения автомобилей, шума множества голосов, звона трамваев. И пахнет морозной свежестью, а не ванилью и сдобой из булочной, кофе и туалетной водой. Когда он в последний раз стоял вот так, наслаждаясь одиночеством и тишиной?
Впрочем, наслаждаясь – не совсем верное слово. Краткая передышка – вот так правильнее. И глаза уже резало после бессонной ночи, и голову стискивало железным обручем. Домой бы, отдохнуть, только кто ему позволит?
Айрон зачерпнул пригоршню снега, протер лицо. Нет, усталость никуда не делась, но в голове немного прояснилось.
– Предварительный отчет на мне? – кисло спросил Стенли, вышедший во двор.
Бумажную работу дружно ненавидели всем отделом.
– Могу тебя избавить. Будешь должен.
Брови Стенли поползли к середине лба: похоже, о новой сотруднице ему еще не доложили.
– Даже не стану спрашивать, с чего такое великодушие, Гленвуд, чтобы не спугнуть удачу. Подвезешь? Эти, – кивок на служебную машину, – еще полчаса точно провозятся. А мне бы поспать после ночной.
И широко, со вкусом зевнул. Айрон подумал с досадой, что вот ему-то сон точно не грозит, его внепланово вызвали, это у Стенли законный отсыпной. А еще девчонка к девяти заявится. И что с ней делать – никаких мыслей. Ладно, отчет на нее спихнет, а дальше? Только мельтешить в кабинете будет, мешать работать. А дело-то серьезное, здесь сосредоточенность потребуется.
* * *
В висках наливалась, пульсировала тупая боль. Айрон отхлебнул еще кофе, потер переносицу. Прижался лбом к холодному стеклу. И выругался.
Нет, сначала он даже не осознал, что именно видит. Не понял, не проникся. Отметил две фигуры, неспешно пересекающие двор. Джорджи и Саттон прогуливались, мило держась за руки. Вернее, приятель бережно этак поддерживал новую сотрудницу под локоток, склонялся к ней. Что-то говорил.
Вот Саттон поправила выбившийся из-под шапки рыжий локон. Засмеялась, слегка запрокинув голову. Тоже что-то сказала, и теперь расхохотался уже Джорджи.
Айрон скрипнул зубами и одним огромным глотком допил горячий горький напиток.
Вот, значит, как?
Бросил взгляд на часы. До начала рабочего дня оставалось семь минут, а Саттон вовсе не спешила. Конечно, весело болтать с Джорджи ей приятнее, чем выполнять прямые обязанности.
Спроси его кто, с чего это он так воспылал праведным гневом, Айрон не затруднился бы с ответом. Он просто терпеть не может лентяев и бездельников, вот! И безответственных особ! И девиц, не понимающих, что серьезное заведение – это не салон какой, чтобы флиртовать направо и налево в поисках кавалеров. А Джинджер Саттон именно этим и занимается. Думает, что ей все сойдет с рук за красивые глаза.
А глаза и вправду красивые. Огромные синие омуты под опахалами чернющих ресниц. Не заглядывай – затянет, утонешь. И губы розовые, припухшие, будто от поцелуев. И…
Айрон зажмурился, поднес к губам кружку. И выругался. Совсем забыл, что кофе уже допит.
Так что когда дверь, наконец, распахнулась, он готов был испепелить новую сотрудницу взглядом прямо с порога. Вот только девчонка ничего, кажется, и не заметила. Скинула шубейку, пристроила ее в шкаф. Следом отправились забавная шапочка, перчатки и шарф. Айрон красноречиво посмотрел на часы.
– Вы опоздали!
– Вовсе нет! – возмутилась она. Щеки окрасились нежным румянцем, синие глаза заблестели. – Я пришла вовремя.
– Опоздали, – злорадно повторил Айрон. – На две секунды. Я следил.
Она моргнула. По-детски прикусила губу. Выдохнула растерянно.
– Вы.. вы шутите?
– Вовсе нет. Дисциплина на рабочем месте – не повод для шуток.
– Но… но две секунды?! Это не может быть всерьез!
– Большое всегда начинается с малого, – менторским тоном заметил Айрон. – Сначала вы опаздываете на две секунды – между прочим, всего на второй рабочий день! Завтра опоздаете на пять минут, через неделю – на полчаса, а через месяц и вовсе на работу не выйдете.
Вот так! Будет знать, как во дворе с Джорджи любезничать!
Саттон моргнула еще раз. И еще. Заморгала часто-часто, и Айрону показалось, будто она пытается спрятать от него слезы. Кольнула неприятно совесть – все равно что у ребенка конфету отобрал! Но невесть откуда взявшееся злорадство укол этот приглушило. Девица получила вполне справедливое замечание, между прочим!
Она все-таки сумела взять себя в руки. Не расплакалась. Судорожно сглотнула, стиснула кулаки и сухим тоном сообщила:
– Подобное больше не повторится.
И Айрон испытал непонятное разочарование. Понял не без удивления, что с удовольствием бы поспорил, доказывая, что прогулки с Джорджи… то есть опоздания – вовсе не то, чего ожидают от новых сотрудников. Что преданность службе – величайшая добродетель. Ну, и еще что-нибудь в таком же роде, пафосное и лишенное особого смысла, выдал бы.
И даже головная боль отступила, притихла. Он потер лоб, бросил взгляд на заваленный бумагами стол. Ах, да, отчет для Стенли! Но это потом, чуть позже. А пока…
– Принесите мне кофе, Саттон. Большую кружку. Черный, без сахара.
– Простите, – попросила она робко, – а могу я взять талоны на питание? Заодно отдам их Стелле.
Он выдвинул ящик стола, вытащил бумажки.
– Вот, возьмите. Я уже получил их за вас, раз уж все равно прибыл раньше.
Синие глаза округлились.
– О! Спасибо!
– Только не думайте, что подобное будет происходить на регулярной основе, – предупредил он. – Да, вот еще. В обеденный перерыв зайдете на склад, я оставил распоряжение. Получите форму, канцелярию и прочие мелочи.
– Спасибо, – повторила она.
– Можете не рассыпаться в благодарностях. Делать за вас вашу работу я не намерен, зарубите на носу. А сейчас – бегом в буфет! Мне срочно нужен кофе.
– У вас желудок заболит, – негромко произнесла Саттон.
И сжалась, ссутулилась, даже ростом будто меньше стала.
– Что-о-о?
– Желудок, говорю, заболит, – а вот голос звучал твердо. – Если пить много кофе натощак. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
От этакой наглости Айрон даже оторопел. Немного. Самую малость. Настолько, что с ответом замешкался. Не сразу придумал что-нибудь такое, этакое, язвительное. А потом вроде как и не к месту стало. Поздно.
А что всего обиднее – права ведь девчонка оказалась. Дискомфорт какой-то ощущался, и мысль, что неплохо бы перекусить, показалась на редкость здравой. Что там в буфете на завтрак подают?
Он силился вспомнить, что видел на тарелках коллег, когда ему случалось заглянуть в буфет с утра. Сам-то он, как правило, обходился выпитым дома кофе, но иногда, после ночного дежурства, или вот как сегодня, заказывал утренний напиток вульгарной особе, что строила глазки всем без разбору.
Нет, истории-то были. И далеко не все их них книжные. К примеру, молодой помощник садовника встречался в укромном уголке с преподавательницей гимнастики. И еще с преподавательницей изящных искусств, но с той реже, поскольку у нее законный супруг имелся. А еще та неприятная особа, что основы философии преподавала, тоже внезапно прогулки по саду полюбила. И кое-кто из пансионерок на красивого юношу тоже засматривался, и даже записочками обменивался. Но с ученицами отношения дальше платонических не зашли – помощник садовника законы знал и прекрасно представлял, что ему грозит в случае, если в пансион нагрянут разъяренные родственники соблазненной девицы. Так что от каких-либо контактов физиологического свойства удерживался, благо, на его долю и молодых преподавательниц хватало.
Так что наивной я вовсе не была. И в чем состояла суть предложения Местерса понимала. И слова знала всякие и разные, и выражения тоже. В том числе и из тех, кои мне знать вроде как не полагалось. Но просвещать тетушку относительно этаких специфических собственных знаний посчитала излишним.
– Так что о Рейгане можешь пока что забыть, – довольно заключила тетушка. – Кажется, мне удалось его как следует напугать. Расскажи лучше о своем новом начальнике. Какой он?
– Так сказала уже: деспот и тиран! На редкость противный тип!
Но вместо сочувствия услышала сухой смешок.
– Вот как? И столь лестную характеристику он заслужил, всего лишь отправив тебя за кофе?
– Да, но… Тетя, вы бы слышали, каким тоном он отдал приказ! «У вас есть пять минут», – передразнила я. – И даже не поблагодарил! И сунул перепечатывать какой-то нудный протокол! И не объяснил ничего! И вообще делал вид, будто меня нет в кабинете! И.. и.. и..
– Обидно? – каким-то странным тоном спросила тетушка Мирабель. Так, будто она понимала нечто такое, что оставалось неизведанным для меня.
Я несколько раз кивнула.
– Очень. Вот за что он так?
– И, надо полагать, – проигнорировав вопрос, продолжила тетушка, – этот самый лорд Гленвуд молод и хорош собой, да?
– Да, но… какое это имеет значение?
– Большое, дорогая моя. Даже, я бы сказала, огромное. Определяющее. Ведь будь он немощным старцем или уродливым карликом, ты бы восприняла его поведение совсем иначе.
Я обиженно засопела. Ничего-то тетушка не поняла! Ну да, если бы начальник был стариком, дело иное – старость уважать нужно, да. И не обижаться. Но старческие капризы простительны именно что старикам! И на уродца я бы не досадовала, жалость помешала бы. Наверное. Но… но нечего мне намекать, что Его Лордейшество я могла посчитать привлекательным, вот! Все совсем не так!
Продолжать разговор расхотелось, и я сообщила, что иду спать. Устала, перенервничала, а вставать рано: Его Лордейшество сообщил на прощание, что опозданий не потерпит. Причем сказано было таким тоном, будто разговаривал он вовсе не с сотрудницей и даже почти напарницей, а с неразумным ребенком.
Тетушка кивнула согласно, пообещала, что завтра же осмотрит новую квартиру и займется переездом, и лукаво улыбнулась на прощание. Но я на улыбку не ответила.
* * *
К утру снегопад прекратился, немного потеплело, но я все равно мерзла на трамвайной остановке в оставшихся от прошлой, богатой жизни элегантных ботиночках. Когда их покупали, нас с тетушкой повсюду возил шофер, а темно-бордовый цвет как раз только-только входил в моду. Сейчас же кожаная обувка безмолвно свидетельствовала об ухудшившемся финансовом положении хозяйки: слишком легкая для пеших прогулок и устаревшая на два сезона. Я ругала себя за то, что не догадалась найти сапожки времен учебы: в них бы точно не замерзла! А сейчас притопывала и приплясывала, чтобы согреться. Странно, но вчера холода совсем не заметила, от волнения, должно быть. Старые же ботинки на меху, в которых бегала по двору и за нехитрыми припасами в ближайшую лавку, обувать постеснялась: не хватало, чтобы Гленвуд догадался о моей почти нищете. По счастью, в трамвае удалось согреться, а от остановки идти было недалеко. Шла я поспешно, потому-то и не сразу услышала, как кто-то меня окликает.
– Саттон! Саттон! Джинджер, да погодите вы! Не спешите так!
Я попыталась обернуться, посмотреть, кому понадобилась – и правая нога моя поехала по гладкому льду под слоем снега.
Да чтоб мне провалиться!
Пожелание тут же исполнилось – ну, почти исполнилось. Я нелепо взмахнула руками в попытке удержать равновесие, но ничего не получилось, и я позорно плюхнулась на пятую точку. И охнула от боли. Из глаз, кажется, даже искры полетели, хотя ударилась я вовсе не головой. Или права наставница Эстелла и между тем самым местом, на которое я упала, и головой действительно существует прямая связь? У меня, во всяком случае?
– Джинджер, с вами все в порядке?
Нет, конечно. Не представляю, как буду сидеть. И синяк точно на мягком месте останется. Но не озвучивать же такое мужчине, которого второй день как знаю? Так что я растянула губы в улыбке.
– Кажется, да, Эллисон.
– Джордж.
– А как же обычаи отдела? – поддела я.
– Да пусть они катятся в… куда-нибудь катятся. В конце концов, обращаться по фамилии к красивой девушке вовсе не то, что к парню, с которым многое прошли вместе. Но давайте я помогу вам встать. Вот так, осторожно. Можете наступить на ногу?
– Да, спасибо. Все хорошо.
Но Эллисон – Джордж – не торопился отпускать меня. И, признаться, его забота была мне приятна. Как и его слова. Он считает меня красивой!
Сам он, без шапки, со сверкающими на солнце снежинками, запутавшимися в белокурых волосах, в длинном черном пальто, несомненно, выглядел весьма эффектно и привлекал женские взгляды.
– Позвольте, я доведу вас до рабочего места, Джинджер. Как же вы так неосторожно! Или лучше в медпункт?
Я представила, как меня попросят предоставить для осмотра пострадавший орган, и безумно смутилась. И ладно бы доктором была женщина, но вот что-то подсказывало мне, что все вовсе наоборот, и в местном лазарете хозяйствует мужчина. Так что от осмотра я поспешно отказалась. А вот от помощи – нет. И мы медленно двинулись к зданию из серого камня.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Айрон отхлебнул глоток черного как смоль кофе из огромной кружки и слегка поморщился. В голове гудело, виски стискивало болью. И спать хотелось до одури – давала о себе знать бессонная ночь.
И что его дернуло вечером поехать к Элис? Расслабиться подумал, успокоиться. Забыться в жарком дурмане. Вот только не предугадал никак, что любовница воспримет его возвращение как согласие со всеми ее условиями. А как поняла, что никто брать отпуск и сопровождать ее в поездке не собирается, так и закатила новый скандал. Тут уже чаша терпения Гленвуда переполнилась. Хотел бы он семейных ссор – так обзавелся бы женой, а не метрессой. О чем Элис и сообщил. Равно как и том, что она вольна искать себе нового покровителя. Нет, на улицу он ее не выгоняет, за аренду дома уплачено до конца месяца. Достаточный срок, чтобы найти кого-нибудь, для такой красотки задача труда не составит, он уверен. Развернулся и вышел, проигнорировав раздавшиеся за спиной рыдания.
А дома его поджидала телеграмма, настроения отнюдь не улучшившая. Выругавшись, он разорвал несчастный листок на мелкие клочки и бросил в камин, понимая, впрочем, что ничего-то изменить в данном случае не в силах.
Звонок застал его в кресле, где он устроился с целью провести вечер максимально приятным в его обстоятельствах способом. А именно – надраться до пляшущих непристойные танцы демонов.
– Гленвуд? Не спишь? – раздался в трубки до отвращения бодрый голос Райана Стэнли.
– Пока нет.
Стэнли хохотнул. Его чувство юмора отличалось некоторым своеобразием, что в отделе ценили далеко не все. Айрон вот в число ценителей не входил.
– И не уснешь, ха-ха. Приезжай, записывай адрес. Или служебную прислать?
– Я на своей, – отказался Айрон, с сожалением понимая: за незадавшимся днем последует такая же отвратительная ночь.
Что же, предчувствия его не обманули.
Освободился он, когда уже забрезжил рассвет. Не без удивления отметил, что никогда-то в центре города не обращал внимания на красоту солнечного восхода, когда расчерчивается небо первыми золотыми с пурпуром лучами, а сугробы искрятся и кажутся неправдоподобными, сказочными. И нахальная пичуга, совсем позабывши, что зима еще не перевалила за середину, расчирикалась неумолчно, приветствуя новый день. И никакого гудения автомобилей, шума множества голосов, звона трамваев. И пахнет морозной свежестью, а не ванилью и сдобой из булочной, кофе и туалетной водой. Когда он в последний раз стоял вот так, наслаждаясь одиночеством и тишиной?
Впрочем, наслаждаясь – не совсем верное слово. Краткая передышка – вот так правильнее. И глаза уже резало после бессонной ночи, и голову стискивало железным обручем. Домой бы, отдохнуть, только кто ему позволит?
Айрон зачерпнул пригоршню снега, протер лицо. Нет, усталость никуда не делась, но в голове немного прояснилось.
– Предварительный отчет на мне? – кисло спросил Стенли, вышедший во двор.
Бумажную работу дружно ненавидели всем отделом.
– Могу тебя избавить. Будешь должен.
Брови Стенли поползли к середине лба: похоже, о новой сотруднице ему еще не доложили.
– Даже не стану спрашивать, с чего такое великодушие, Гленвуд, чтобы не спугнуть удачу. Подвезешь? Эти, – кивок на служебную машину, – еще полчаса точно провозятся. А мне бы поспать после ночной.
И широко, со вкусом зевнул. Айрон подумал с досадой, что вот ему-то сон точно не грозит, его внепланово вызвали, это у Стенли законный отсыпной. А еще девчонка к девяти заявится. И что с ней делать – никаких мыслей. Ладно, отчет на нее спихнет, а дальше? Только мельтешить в кабинете будет, мешать работать. А дело-то серьезное, здесь сосредоточенность потребуется.
* * *
В висках наливалась, пульсировала тупая боль. Айрон отхлебнул еще кофе, потер переносицу. Прижался лбом к холодному стеклу. И выругался.
Нет, сначала он даже не осознал, что именно видит. Не понял, не проникся. Отметил две фигуры, неспешно пересекающие двор. Джорджи и Саттон прогуливались, мило держась за руки. Вернее, приятель бережно этак поддерживал новую сотрудницу под локоток, склонялся к ней. Что-то говорил.
Вот Саттон поправила выбившийся из-под шапки рыжий локон. Засмеялась, слегка запрокинув голову. Тоже что-то сказала, и теперь расхохотался уже Джорджи.
Айрон скрипнул зубами и одним огромным глотком допил горячий горький напиток.
Вот, значит, как?
Бросил взгляд на часы. До начала рабочего дня оставалось семь минут, а Саттон вовсе не спешила. Конечно, весело болтать с Джорджи ей приятнее, чем выполнять прямые обязанности.
Спроси его кто, с чего это он так воспылал праведным гневом, Айрон не затруднился бы с ответом. Он просто терпеть не может лентяев и бездельников, вот! И безответственных особ! И девиц, не понимающих, что серьезное заведение – это не салон какой, чтобы флиртовать направо и налево в поисках кавалеров. А Джинджер Саттон именно этим и занимается. Думает, что ей все сойдет с рук за красивые глаза.
А глаза и вправду красивые. Огромные синие омуты под опахалами чернющих ресниц. Не заглядывай – затянет, утонешь. И губы розовые, припухшие, будто от поцелуев. И…
Айрон зажмурился, поднес к губам кружку. И выругался. Совсем забыл, что кофе уже допит.
Так что когда дверь, наконец, распахнулась, он готов был испепелить новую сотрудницу взглядом прямо с порога. Вот только девчонка ничего, кажется, и не заметила. Скинула шубейку, пристроила ее в шкаф. Следом отправились забавная шапочка, перчатки и шарф. Айрон красноречиво посмотрел на часы.
– Вы опоздали!
– Вовсе нет! – возмутилась она. Щеки окрасились нежным румянцем, синие глаза заблестели. – Я пришла вовремя.
– Опоздали, – злорадно повторил Айрон. – На две секунды. Я следил.
Она моргнула. По-детски прикусила губу. Выдохнула растерянно.
– Вы.. вы шутите?
– Вовсе нет. Дисциплина на рабочем месте – не повод для шуток.
– Но… но две секунды?! Это не может быть всерьез!
– Большое всегда начинается с малого, – менторским тоном заметил Айрон. – Сначала вы опаздываете на две секунды – между прочим, всего на второй рабочий день! Завтра опоздаете на пять минут, через неделю – на полчаса, а через месяц и вовсе на работу не выйдете.
Вот так! Будет знать, как во дворе с Джорджи любезничать!
Саттон моргнула еще раз. И еще. Заморгала часто-часто, и Айрону показалось, будто она пытается спрятать от него слезы. Кольнула неприятно совесть – все равно что у ребенка конфету отобрал! Но невесть откуда взявшееся злорадство укол этот приглушило. Девица получила вполне справедливое замечание, между прочим!
Она все-таки сумела взять себя в руки. Не расплакалась. Судорожно сглотнула, стиснула кулаки и сухим тоном сообщила:
– Подобное больше не повторится.
И Айрон испытал непонятное разочарование. Понял не без удивления, что с удовольствием бы поспорил, доказывая, что прогулки с Джорджи… то есть опоздания – вовсе не то, чего ожидают от новых сотрудников. Что преданность службе – величайшая добродетель. Ну, и еще что-нибудь в таком же роде, пафосное и лишенное особого смысла, выдал бы.
И даже головная боль отступила, притихла. Он потер лоб, бросил взгляд на заваленный бумагами стол. Ах, да, отчет для Стенли! Но это потом, чуть позже. А пока…
– Принесите мне кофе, Саттон. Большую кружку. Черный, без сахара.
– Простите, – попросила она робко, – а могу я взять талоны на питание? Заодно отдам их Стелле.
Он выдвинул ящик стола, вытащил бумажки.
– Вот, возьмите. Я уже получил их за вас, раз уж все равно прибыл раньше.
Синие глаза округлились.
– О! Спасибо!
– Только не думайте, что подобное будет происходить на регулярной основе, – предупредил он. – Да, вот еще. В обеденный перерыв зайдете на склад, я оставил распоряжение. Получите форму, канцелярию и прочие мелочи.
– Спасибо, – повторила она.
– Можете не рассыпаться в благодарностях. Делать за вас вашу работу я не намерен, зарубите на носу. А сейчас – бегом в буфет! Мне срочно нужен кофе.
– У вас желудок заболит, – негромко произнесла Саттон.
И сжалась, ссутулилась, даже ростом будто меньше стала.
– Что-о-о?
– Желудок, говорю, заболит, – а вот голос звучал твердо. – Если пить много кофе натощак. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
От этакой наглости Айрон даже оторопел. Немного. Самую малость. Настолько, что с ответом замешкался. Не сразу придумал что-нибудь такое, этакое, язвительное. А потом вроде как и не к месту стало. Поздно.
А что всего обиднее – права ведь девчонка оказалась. Дискомфорт какой-то ощущался, и мысль, что неплохо бы перекусить, показалась на редкость здравой. Что там в буфете на завтрак подают?
Он силился вспомнить, что видел на тарелках коллег, когда ему случалось заглянуть в буфет с утра. Сам-то он, как правило, обходился выпитым дома кофе, но иногда, после ночного дежурства, или вот как сегодня, заказывал утренний напиток вульгарной особе, что строила глазки всем без разбору.
