Романо вскинул руки, призывая приятеля к молчанию.
        – Нет-нет, стал бы я тревожить тебя в такую рань из-за старикана? Хотя мы действительно виделись и переговорили, и хитрый лис, кажется, склонен принять твое предложение – но всячески делал вид, будто не слишком заинтересован. Но я не хочу говорить о Карло в этот прекрасный рассветный час, о нет! Это раннее утро слишком хорошо для того, чтобы портить его упоминаниями особей не слишком приятных, пусть и полезных.
        Лоренцо едва заметно поморщился. Несмотря на годы, прожитые в Либертине, и статус ее негласного правителя, его все еще раздражали те цветистые обороты речи, к которым частенько прибегали местные жители. Сам он предпочитал при встречах переходить сразу к делу – и эта его привычка порой встречала непонимание.
        – Значит, ты хочешь поговорить об особе приятной, но бесполезной? – не без сарказма уточнил он.
        Романо рассмеялся и допил кофе.
        – Именно так, друг мой, именно так. Как я уже упоминал, ночью я был в театре. И видел нашу новую знаменитость, ту самую Огненную Магнолию.
        Теперь уже Лоренцо не счел нужным скрыть раздражение.
        – И ты заявился ко мне, чтобы обсудить очередную актерку? Прости, меня не интересуют все эти легкодоступные девицы. Если ты позабыл, я женат, и женат счастливо.
        И он жестом указал на портрет на стене. С него надменно взирала огненноволосая черноглазая красавица – госпожа Лаура Чентурри. После свадьбы Лоренцо стал называться фамилией жены, желая не то выглядеть почти коренным либертинцем, не то подчеркнуть свою близость к дону.
        – Так я вовсе не подбиваю тебя на измену, – легкомысленно отмахнулся Романо, бросив мимолетный взгляд на портрет – с Лаурой он был знаком с детских лет. – К тому же поговаривают, что эта Магнолия вовсе не из доступных девок. Напротив, она отказывает всем, кто пытался к ней подступиться.
        Лоренцо поморщился.
        – Да брось! Неприступная актерка – таких не бывает.
        – А вот представь себе, друг мой! Она отвергла даже купца Сферано, а уж о его-то щедрости к пассиям ходят легенды. Помнишь тот фонтан?
        – Такое забудешь, как же.
        И приятели дружно расхохотались.
        Фонтан из вина, устроенный два года назад эксцентричным купцом в собственном патио, чтобы поразить тогдашнюю фаворитку, вся Либертина запомнила надолго. Эта выходка вызвала столько пересудов, обросла такими нелепыми слухами, что даже присутствовавшие на том балу уже почти не сомневались, будто содержанка Сферано и ее подружки купались в том фонтане полуобнаженными.
        – Так вот, Магнолия вернула Сферано все его подарки, – отсмеявшись, вернулся к прежней теме Романо. – Теперь-то ты понимаешь, почему мне так не терпелось взглянуть на этакое чудо?
        – И как? – невольно заинтересовался Лоренцо. – Стоила ли она потраченного времени?
        Лицо его приятеля приобрело мечтательное выражение.
        – Поверь, друг мой, такую женщину не забудешь, раз увидев, хоть она и не снимает маску. Но к чему мне ее лицо? Так даже занимательнее. Зато вот здесь и вот здесь, – Романо экспрессивно очертил в воздухе изгибы, – все замечательно, уверяю тебя.
        Лоренцо хмыкнул.
        – Поверю тебе на слово, это ведь ты у нас известный ценитель женской красоты.
        – А еще, – продолжил тот, – у нее очень редкий оттенок волос. Никогда прежде не видел такого. Словно расплавленное серебро.
        От этих слов Лоренцо дернулся, будто от неожиданного удара.
        – Как ты сказал?
        – Сказал, что она – удивительная красавица. Даже если лицо ее обезображено – в чем лично я сильно сомневаюсь, хотя такие слухи и ходят.
        – Нет, не это! О цвете ее волос! Повтори!
        Романо резко выпрямился в кресле.
        – Сказал, что они похожи на серебро.
        – Лунное серебро?
        – Нет, расплавленное. Хотя твое сравнение даже лучше. Но что с тобой, друг мой?
        Лоренцо мотнул головой, но вид у нее был растерянный.
        – Нет, ничего. Ничего. Просто совпадение.
        – Да о чем ты? – встревожился Романо.
        Никогда прежде не видел он своего друга в таком состоянии. Всегда, в разгар ли развеселого хмельного кутежа или же в напряженные моменты важных переговоров, тот оставался холодным и слегка отстраненным. А сейчас темные глаза лихорадочно блестели, лицо побледнело, а пальцы безостановочно сминали плотный лист бумаги. Перехватив недоумевающий взгляд гостя, Лоренцо моргнул и положил многострадальный листок на стол, неуклюже попытался разгладить.
        – Не обращай внимания. Твои слова напомнили о… неважно. Это все осталось в прошлой жизни. Забудь. Сейчас я велю подать еще кофе, и ты расскажешь мне, о чем вы договорились с Карло.
        Столь резкая смена темы удивила Романо.
        – Друг мой, старикан Карло и дела подождут. Ради них я бы точно не спешил к тебе. Мы ведь говорили…
        – Хватит, – отрывисто перебил его Лоренцо. – Отвлеклись – и довольно. Пора возвращаться к работе.
        Романо в недоумении пожал плечами. Он так и не понял, что именно вызвало такое раздражение у его приятеля, но по опыту знал: спорить бесполезно. Если уж Лоренцо Чентурри что-то надумал, то заставить его свернуть с выбранного пути бесполезно. Даже в мелочах.
       

        ГЛАВА ТРЕТЬЯ

       
        Неосторожно брошенные слова всколыхнули воспоминания. Давние, полустертые, старательно загоняемые в самые потаенные уголки памяти. Вызывающие неловкость, смущение и… да, что уж скрывать, и стыд.
        Это все ничего не значило, говорил он себе. Ни-че-го. Всего лишь детская дружба, наивная и невинная. Но как же некстати Романо напомнил о ней, о девочке с волосами цвета лунного серебра и ярко-синими глазами!
        Лоран знал, что надеяться ему не на что. Всегда знал. С самого начала, с юных лет. Он – сын стюарда, она – дочь владетельного лорда. И оба они чувствовали себя одинокими и никому не нужными в огромном мрачном замке из серого камня. Мачеха недолюбливала маленькую Миранду, живое напоминание о предшественнице, которую супруг любил куда больше, чем вторую жену. Любил так сильно, что чувство это не угасло с годами, и леди Марии доставались лишь жалкие крохи его внимания. Лорду-отцу было больно смотреть на копию покинувшей его возлюбленной. Слуги относились к малышке хорошо, но у них хватало забот и без возни с ребенком. А Лоран… Лоран давным-давно понял, отчего его в собственной семье терпеть не могут. Мать его выходила замуж, будучи уже в тягости, но приданое за ней давали хорошее, вот замковый стюард и польстился. Но вот мальчишку возненавидел со дня его появления на свет, шпынял и щедро одаривал подзатыльниками. А мать не заступалась, ей тоже неприятно было, что напоминание об ошибке юности постоянно маячит перед глазами. Тем более, что в семье появились и другие дети, в законности происхождения которых сомнений ни у кого не возникало.
        Он же отличался от них, единоутробных братьев и сестер, и отличался сильно. Выделялся не только странной внешностью, непривычной в северном краю светловолосых и светлоглазых жителей, но и диковатой мрачностью, и целеустремленностью, а попросту – упрямством. Он никогда не хныкал и не жаловался, лишь обжигал обидчика яростным взглядом темных глаз. Отчим от этого лишь распалялся сильнее, порой совсем зверел, но ни разу ему не удалось довести Лорана до рыданий, как он ни старался.
        Отношение к малявке поначалу было снисходительно-покровительственным. Все-таки когда тебе двенадцать, ты кажешься самому себе совсем уж взрослым, а восьмилетка представляется сущим ребенком. И Лоран опекал Миранду, заботился о ней, как умел. Лазал вместе с ней по деревьям и стенам: дочери лорда крепко доставалось за такое времяпрепровождение, но она ни разу не выдала товарища по играм. Учил удить рыбу в неширокой стремительной речушке. Развлекал выдуманными историями. Она смотрела на него снизу вверх огромными синими глазищами, и во взгляде ее отчетливо читалось восхищение.
        В четырнадцать он впервые влюбился. Нет, даже не влюбился, так, увлекся. Милашка Рози помогала на кухне и всегда была не против пообжиматься по вечерам с красивым парнем, да еще и сыном стюарда. Лоран дарил ей всякую ерунду: ленты, леденцы с ярмарки, орехи, и дуреха радовалась так, словно он осыпал ее золотом. Тогда он находил это ужасно милым. Вот только у малявки невесть почему глаза постоянно были на мокром месте. Когда же он прижал ее к стенке, то уставилась на него – лицо бледное, губы искусаны, глазищи горят синим огнем – и выпалила:
        – Ты на ней женишься?
        – На ком? – опешил он.
        – На Рози, на ком же еще. Или у тебя несколько подружек?
        Он расхохотался и щелкнул ее по носу. Цену Рози к тому моменту Лоран уже выяснил: две шелковые ленты и сережки с кораллами – и красотка готова задрать юбку.
        – У меня одна подружка – ты. Других друзей нет, да мне и не надо. Поняла, Мира?
        Она зажмурилась и мотнула головой.
        – Я не в том смысле. Ну, ты же знаешь.
        Конечно, он-то знал. А вот ей о таких вещах думать пока что было рановато. И он щелкнул ее по носу еще разок и пообещал с важной серьезностью:
        – Вот вырастешь – разберемся.
        Она вцепилась в его ладонь дрожащими ледяными пальчиками и срывающимся голосом произнесла:
        – Мне никто, кроме тебя, не нужен. Даже когда вырасту. Так и знай!
        А он только рассмеялся. Дурак, что говорить.
        Магия в нем проснулась поздно, к девятнадцати годам. Зато и прорвалась удивительной, невиданной в здешних краях силах. И все из-за малявки. Ей уже исполнилось пятнадцать, и на нее, тоненькую, хрупкую, с бледным изящным личиком, огромными синими глазищами и волосами цвета лунного серебра, давно засматривались парни. А тут еще к лорду прибыл друг и прихватил с собой сыновей. Вот с одним из них Лоран и застал Миранду. Ничего такого, разумеется, они не делали, просто держались за руки, но очень уж не понравился Лорану тот взгляд, которым благородный хлыщ пожирал малявку. Его малявку! Внутри взметнулась черная волна, вырвалась наружу, смела, смяла, впечатала в замковую стену ненавистного тщедушного блондинчика.
        Скандал вышел знатный. Друг лорда – уже бывший, надо понимать, друг – требовал казни осмелившегося поднять руку на его драгоценного сынка простолюдина. И лорд бы согласился сгоряча, пожалуй, но горячку охладили коршунами слетевшиеся храмовники. Маги принадлежали храму – это-то и спасло Лорану жизнь. Сбежать, на удивление, труда не составило. Путы лопнули сами собой, дверь сарая, в котором его заперли, слетела с петель, часового попросту отмело в сторону. А она ожидала его у крепостной стены, будто знала. В руках – узелок с нехитрой снедью, бледное личико заплакано, глаза покраснели, нос распух. Но даже в таком виде она показалась Лорану прекраснее всех когда-либо виданных девушек.
        – Возьмешь меня с собой?
        Преодолев соблазн, он покачал головой.
        – Не могу. Слишком опасно, Мира. Ты знаешь что? Жди меня, я непременно вернусь за тобой. Устроюсь на новом месте и вернусь. И заберу тебя отсюда. И мы больше не расстанемся.
        – Никогда?
        – Никогда-никогда, – пообещал он и сам в тот момент верил своему обещанию.
        – Вот, возьми.
        Она что-то совала ему в руку, и он не сразу сообразил, что это такое: кожаный мешочек с монетами – все ее сбережения.
        – Не нужно.
        – Возьми! – горячо повторила она. – Пригодится!
        И сунула-таки в ладонь, сжала тоненькими ледяными пальчиками. Дрогнули нежные губы, искривились.
        – Не плачь, – шепнул он. – Не надо. Я заберу тебя, ты только жди. Обещаешь?
        – Обещаю.
        Воровато оглянувшись, он склонил голову и на краткий сладкий миг прижался губами к дрожащим губам. Горячей волной омыло все тело, закружилась голова. Поспешно отстранившись, он рвано выдохнул и глубоко вдохнул – раз, другой. Уже слышались голоса, доносился топот множества ног – его отсутствие обнаружили, да и поди не заметь сорванную с петель дверь! Скоро погоня будет здесь.
        – Уходи! – велел он Миранде. – Если тебя заметят – накажут.
        Но она упрямо мотнула головой.
        – Нет. Я должна убедиться, что ты в безопасности.
        Голоса все ближе, ближе. Из-за угла кузни упали на снег яркие отсветы огня факелов.
        – Я вернусь! – отчаянно выкрикнул Лоран. – Обещаю!
        Резкий порыв ветра подхватил его, легко, словно пушинку, поднял в воздух, перенес через стену и через обледенелый ров, бережно опустил на опушке леса. В последний раз взглянув на замок, Лоран закусил губу, моргнул несколько раз, а потом решительно отвернулся и скрылся среди деревьев. Куда держать путь, он даже не задумывался. В Вольный город, конечно, куда же еще! В Либертину, дающую приют всем беглым магам. В волшебный, сказочный край всеобщего процветания и благоденствия.
        Лгали легенды. Вот чего он не учел – все россказни о чудесной жизни в Либертине передавали из уст в уста те, кто никогда в Вольном городе не бывал. Кто-то что-то краем уха услышал, кто-то что-то додумал, кто-то исказил невольно чужие слова – вот и возник в людском воображении прекрасный город, где каждому рады и всякому дадут приют. Город, в котором золото дождем проливается на голову любому желающему. Город, в котором счастье для всех и каждого всегда рядом – только руку протяни да возьми. Действительность оказалась куда менее чудесной и куда более мрачной. Но Лорану жаловаться было не на что.
        Магов в Либертине действительно привечали, особенно магов сильных – а он оказался как раз из таковых. Дома-то не задумывался даже, как это ему, необученному, столь легко дался побег, да и оценить свои способности правильно не мог – сравнивать не с кем. Он ведь как думал? Раз маг, значит, всякие чудеса под силу. А вот и не всякие, и далеко не всем.
        Его, одаренного воздушника, приняли радушно. И кров предложили, и оплату хорошую. И обучать взялись. На самом верху заметили, вот так-то! Всего два года прошло, а он уже запросто, по-свойски, появлялся в палаццо дона. Старый Марко благоволил ему, а красавица Лаура посматривала заинтересованно, но особо из сонма своих поклонников не выделяла. Вокруг нее вились толпы верных обожателей, что и неудивительно: мало того, что хороша собой, будто картина искусного мастера, так еще умна и образована. Даже не будь она дочерью дона, все равно отбоя от желающих взять ее в жены не было бы.
        Поначалу Лоран даже не задумывался о женитьбе. Ныла еще в сердце рана, являлась по ночам видением тоненькая фигурка Миранды, эхом звучали в ушах слова собственной клятвы. Да и не до семейной жизни было. А потом дон Марко пригласил его для некой важной беседы, причем позвал в неурочный час: на рассвете, когда Либертина только-только стряхивала сонное оцепенение, а праздная богатая молодежь как раз укладывалась спать. Лоран – тогда он еще не сменил имя на Лоренцо – всю ночь прокутил с новыми приятелями. Его не радовали подобные развлечения, но хочешь стать своим – будь добр разделяй общие увлечения. А когда вернулся, наконец-таки, на постоялый двор, где снимал комнаты, у причала ждала неприметная лодка с доверенным человеком дона.
        Марко встретил Лорана на плоской крыше палаццо. Столик, накрытый на двоих, скромный завтрак: кофе, мягкие сладкие булочки, масло и сыр. Дон взмахом руки отпустил слуг и сам разлил горячий напиток по изящным фарфоровым чашечкам.
        – Мне нравится встречать здесь рассвет, – сказал задумчиво. – Смотреть, как первые солнечные лучи расцвечивают алым золотом фасады и крыши, как светлеет вода в каналах. Как выступают из тьмы сильвеи и оживают на мгновение их лица. Раздели со мной эти минуты, друг мой.