– Заходи.
Я вздрогнула. Нет, не может быть! Это всего лишь игра воображения, фантом памяти. Я так ждала, так надеялась, вот мне и чудится всякое.
Шаг на негнущихся ногах дался с трудом.
– Ближе!
А голос резкий, нетерпеливый. Привыкший повелевать. Точно показалось – от Лорана я подобного тона не припомню, чтобы слышала.
Шаг. Еще шаг.
– Остановись. Распусти волосы.
И я вроде бы и не собиралась подчиняться – но руки поднялись сами, вытащили шпильки, расплели пряди. Вспыхнул яркий свет, и я заморгала, ослепленная. И услышала изумленное, тихое, восторженное:
– Мира! Это все-таки ты!
И всхлипнула, протягивая руки, простонала обессилено:
– Лоран! Наконец-то!
И покачнулась.
Он подхватил меня, не позволил упасть, обнял крепко-крепко, прижал к груди. Ласково гладил по плечам, по спине, невесомо касался губами волос и шептал, шептал, не в силах замолчать, остановиться:
– Мира, моя Мира… ты здесь… поверить не могу… Мира…
Глаза защипало, и я заморгала часто-часто, но слезы все равно покатились по щекам, и вскоре я уже беззвучно рыдала, уткнувшись в широкую грудь и вдыхая такой знакомый запах травянистой горечи.
– Неужели я тебя нашла?
– Моя Мира…
Он изменился за прошедшие годы. Стал выше и шире в плечах. Некогда подстриженные кружком волосы отросли, и он стягивал их шелковой лентой в низкий хвост на манер коренных либертинцев. Черты лица утратили юношескую мягкость, заострились, приобрели четкость. Но таким, пожалуй, он нравился мне даже больше, чем вчерашний мальчишка из воспоминаний. Я гладила дрожащими пальцами резкие скулы, запавшие щеки, подбородок с крохотной ямочкой, и никак не могла поверить, что вот он, Лоран, живой и невредимый, рядом со мной. Все происходящее казалось нереальной сказкой, волшебным сном, что развеется с восходом солнца.
Он перебирал мои волосы, шептал что-то неразборчивое, точно в горячечном бреду, и все крепче, крепче, так, что трудно становилось дышать, прижимал к себе. Гулко ударил колокол – и звук этот, громкий и неожиданный, вернул меня к действительности.
– Мне пора.
– Куда?
Он не собирался отпускать. Обхватил лицо ладонями, заглянул в глаза, и от взгляда его горящего ослабли колени.
– Выступление, – прошептала я едва слышно. – Я должна идти.
– Нет!
Невозможно, невозможно разомкнуть эти объятия, скрыться от этого взгляда! И я лишалась рассудка и забывала обо всем, поднималась на цыпочки и тянулась губами к губам – но колокол ударил снова, беспощадный и неумолимый.
– Пусти! Лоран, я должна!
Он помрачнел.
– Ты больше не будешь плясать на потеху этим сластолюбивым ублюдкам!
Ревнует? Точно, ревнует: вон как сошлись у переносицы черные густые брови, как яростно сверкают глаза! И ревность эта согревает меня сильнее, чем огонь магии в собственных жилах.
Я ласково прикоснулась к его губам указательным пальцем.
– Я должна, Лоран. У меня контракт. Нельзя все бросить и уйти вот так, без предупреждения.
– Плевать на контракт! Я его выкуплю у этого проходимца Фабрицио!
Но я покачала головой.
– Нет, Лоран, я так не могу. Меня ждут. Все эти люди в зале – они пришли посмотреть на Огненную Магнолию и почувствуют себя обманутыми, если выступление отменить. Если хочешь, я расторгну контракт, но сначала нужно предупредить Фабрицио. Пожалуйста!
Нехотя он разжал руки.
– Хорошо. Хорошо. Если ты так хочешь – пусть. Но сегодня же предупреди, что уходишь!
Я улыбнулась. Он всегда отличался нетерпением и настойчивостью, мой Лоран. Мой. Странно было называть его так даже в мыслях, странно и сладко. И замирало сердце, и сжималось все внутри в волнующем предвкушении.
– Мой Лоран, – повторила я вслух.
Он поймал мою ладонь, потерся щекой, прижался горячими губами.
– Моя Миранда. Встретимся завтра, хорошо? Приходи в полдень к Мосту Вечности. Придешь?
– Приду.
– Я буду ждать.
Движение легкое, неуловимое, но уверенное и сильное. Миг – и я снова накрепко прижата к горячему мужскому телу. Глаза Лорана близко-близко, сияющие, как звезды. Дыхание обжигает мне щеку. Губы прикасаются к губам…
Бом-м-м! Клятый колокол! Я рванулась, освободилась из объятий, бросилась к двери.
– Завтра! – донеслось мне вслед. – Мост Вечности! Полдень! Я буду ждать!
***
В ту ночь мой номер имел ошеломительный успех. Я танцевала как никогда раньше, позабыв о том, что за мной наблюдают сотни глаз. Меня подхватила и несла волна безудержного восторга, и даже в конце выступления я вовсе не чувствовала себя обессиленной, напротив, могла бы разжечь огромный костер прямо в театре, стоило лишь захотеть. В порыве чувств обняла и расцеловала Молли на прощание – и та застыла, прижав ладони к щекам, с недоумением на лице.
Фабрицио не обрадовался, узнав, что я покидаю театр, но, как мне показалось, не слишком и удивился. Попросил лишь не уходить до карнавальной ночи, и я дала ему обещание задержаться еще на неделю. Лоран, конечно, станет досадовать, но поймет. Не может не понять. В конце концов, он единственный, кто всегда и во всем был на моей стороне.
Узкая лодка неслышно скользила вдоль канала, а мне с трудом удавалось сдерживать порыв раскинуть руки и запеть. Или закричать во все горло от счастья. Или сотворить еще какую-нибудь глупость. И я совсем позабыла о вчерашнем смутном ощущении угрозы. О наблюдателе, что таился в темноте. Я выбросила все тревожные мысли из головы. Вот только, как показало время, тот, кто смотрел на меня из окна опустевшего дома, прекрасно все помнил. Но я в тот момент ни о чем не подозревала и строила самые радужные планы на будущее.
Наивная. Глупая, глупая Миранда.
Боги – или же сильвеи – наблюдали за мной с высоты и посмеивались над моими мечтами. Они-то прекрасно знали, что люди не властны над собственной судьбой.
Незадолго до полудня я пересекла площадь Сан-Антонио и подошла к Мосту Вечности, самому высокому и длинному в Либертине. По обычаю влюбленные на нем клялись друг другу в верности и повязывали на перила шелковые ленты. Эти знаки чужой любви сейчас трепетали на ветру: алые, синие, зеленые. Яркие и потускневшие. Кое-какие так вылиняли со временем, что об их изначальном цвете оставалось только догадываться, но все мне было радостно их видеть. Выбор места для свидания представлялся символичным, и я остановилась у лотка уличного торговца, тоже купила ленту, самую дорогую, прошитую золотой нитью. Представила, как вместе с Лораном повяжу ее на перила моста, и радостно улыбнулась.
Улыбка, к слову, почти не сходила с моих губ со вчерашнего вечера, я улыбалась даже во сне, и снилось мне что-то несказанно прекрасное, но что именно – забылось с пробуждением. Зато осталась уверенность, что вот теперь-то жизнь непременно изменится, что все препятствия наконец-то преодолены, и больше ничто не помешает нашему счастью.
Бом! Бом-м-м! Бом-м-м!
Над площадью плыли гулкие удары, отсчитывая время. Один, второй, третий… двенадцатый. Но где же Лоран? Я вертела головой, высматривая его, и потому не обратила внимания на чумазого мальчишку, пока он не дернул меня за рукав.
– Госпожа Миранда?
Худенький, вертлявый, лет десяти, не старше. Одет бедно, черные волосы падают на лоб и плечи неопрятными лохмами.
– Госпожа Миранда? – повторил он нетерпеливо.
Я кивнула.
– Да.
– Иди за мной, госпожа.
У меня не возникло сомнений в том, кто его послал: Лоран, конечно же! Но почему он не пришел сам? К чему эта таинственность? И вчера он не стал дожидаться окончания выступления, не поджидал меня у театра. И Фабрицио вел себе слишком уж нервозно, да и по имени своего гостя ни разу не назвал. Во мне проснулись запоздалые подозрения, но я постаралась их отогнать. Скоро, совсем скоро мы увидимся, и тогда Лоран все мне объяснит.
Мой провожатый ловко ввинтился в толпу. Мне, хоть на неуклюжесть я никогда и не жаловалась, поспевать за ним удавалось с трудом. Мальчишка спустился к причалу и указал на узкую длинную лодку.
– Тебе туда, госпожа.
Лодочник – странный лодочник, с острым внимательным взглядом темных глаз и безупречно прямой спиной, со стянутыми на затылке лентой черными с проседью волосами и изящными кистями рук с узкими запястьями и длинными пальцами, с белой кожей человека, не привычного к тяжелому труду – поднялся и протянул мне руку.
– Госпожа Миранда?
Низкий бархатистый голос с властными нотками. Голос человека, привыкшего отдавать приказы.
– Да.
– Меня прислал твой друг. Тот, с которым вы вместе когда-то забрались на кривую яблоню и едва не свалились с нее много лет назад.
Я кивнула и перебралась в суденышко. Да, его точно прислал Лоран. Странный лодочник помог мне устроиться на низенькой скамейке и ловко бросил мальчишке монетку. Блестящий кругляш сверкнул в солнечном луче – и тут же скрылся в грязном кулачке. Так и не представившийся посланец отвязал лодку, оттолкнулся шестом от причала и направил наше судно вниз по каналу.
– Куда ты меня везешь?
– К твоему другу, госпожа. Он ждет тебя.
Беспокойства я не ощущала, только любопытство, разгоравшееся с каждой минутой все сильнее. Лодка свернула раз, затем другой, и мы оказались в незнакомом квартале. Незнакомым, впрочем, он был только для меня, потому что посланец правил уверенно и по сторонам не смотрел. А вот я разглядывала проплывающие мимо дома с интересом. Не роскошные палаццо, конечно, но и не скромные многонаселенные бедные домишки, что тесно лепились друг к другу в квартале Моники. Судя по всему, жили здесь люди пусть не самые влиятельные и богатые, но довольно зажиточные.
Разноцветные стены, горбатые мостики, соединяющие противоположные стороны улиц. Мощеные камнем тротуары. Причальные столбики. К одному из них мой молчаливый спутник и привязал нашу лодку. Сам выпрыгнул с легкостью, подхватил меня на руки, осторожно опустил на землю. Подошел к ярко-зеленой двери и отпер ее.
– Проходи, госпожа.
Я шагнула через порог, и только тогда поняла, что осталась в одиночестве. Незнакомец не последовал за мной. Растерянно оглянулась, но дверь уже захлопнулась, отрезая меня от мира, оставляя в темноте.
– Что происходит?
Ярко вспыхнули световые шары под потолком, и я заморгала, привыкая к свету. Послышались чьи-то стремительные шаги: кто-то торопливо сбегал по лестнице. А уже в следующий миг меня подхватили и закружили сильные руки.
– Миранда!
– Лоран!
Это действительно был он. Бледный, с темными кругами под глазами, словно после бессонной ночи, но такой счастливый! Он кружил меня по просторному холлу и смеялся.
– Ты здесь! – повторял, будто одержимый. – Ты здесь! Ты со мной!
И резко остановился, посмотрел прямо в глаза. Склонил голову, и я запрокинула лицо, подставляя губы. И потерялась, исчезла, растворилась в вихре чувств и эмоций. В этот миг весь мир мог обрушиться нам на головы – мы бы не заметили. Все потеряло значение, кроме жара, разгоравшегося в груди, кроме огня, текущего по венам.
Целую вечность спустя поцелуй прервался, но мы все не размыкали объятий, жадно хватая воздух приоткрытыми ртами.
– Это твой дом? – спросила я, когда нашла в себе силы заговорить.
Мне показалось, или Лоран смутился?
– Нет, но он может стать нашим, если ты захочешь.
Хотела ли я?
– Да! О да!
– И даже не посмотришь? – поддразнил он меня.
– Зачем? – отмахнулась я легкомысленно. – С тобой мне будет хорошо везде.
Конечно, он не сможет купить нам замок, подобный тому, где прошло наше детство – хотя бы по той причине, что в Либертине и замков-то никаких нет. Но мне и не нужна мрачная каменная громадина. Вполне хватит этого милого двухэтажного домика со светло-зеленым фасадом. Судя по просторному холлу, в котором мы сейчас находились, обставлено жилище со вкусом. На второй этаж поднималась широкая мраморная лестница, верх ее тонул в полумраке. Все ставни отчего-то были плотно закрыты.
– Тогда я куплю его для тебя… для нас, – поправился он. – И мы сможем перебраться сюда после карнавала. Согласна?
Я кивнула, и он поцеловал меня в нос и засмеялся.
– Миранда…
Громкий стук прозвучал настолько неуместно, что я даже не сразу сообразила, что происходит. А дверь уже распахнулась, впуская солнечный свет и прохладный ветерок, на пороге возникла темная фигура.
– Господин, – обеспокоенно произнес мой сегодняшний провожатый, – пора.
Лоран раздосадовано прикусил губу.
– Да, пора, – повторил он немного растерянно. – Мне… мне не удастся увидеться с тобой до конца праздников, Мира. Слишком много дел. Но дом я непременно куплю и заберу тебя после карнавала. Договорились?
И он прижал мою ладонь к щеке, повернул голову и нежно прикоснулся губами.
– Я буду ждать, – пообещала я.
И тут же кольнуло в сердце недобрым предчувствием: это ведь уже было, было когда-то. Семь лет назад он так же клялся, что заберет меня, и я давала такое же обещание ждать.
Глупости какие! Я решительно стиснула зубы и отступила на шаг, мягко отняла у Лорана ладонь. К чему эти дурацкие воспоминания? Теперь все будет иначе, ведь мы встретились, чтобы больше не расставаться.
И я твердо повторила:
– Я буду ждать.
***
Наступила последняя зимняя неделя, и всю Либертину, как и предрекала Моника, охватило безудержное лихорадочное веселье. Главная площадь превратилась в шумную ярмарку, где каждый вечер собирались толпы народа. Ровно в полдень ежедневно городские маги-водники зачаровывали Гранд-канал рядом с ней, и все желающие целых два часа могли предаваться невиданной забаве: катанию на льду. Карусели не останавливались даже на ночь, как не знали отдыха и многочисленные торговцы всякой всячиной. Лишь незадолго до рассвета жизнь в городе затихала, чтобы утром вновь вернуться к празднованию, еще более шумному и радостному, чем вчера.
Я тоже заразилась всеобщим легкомысленным ликованием и по вечерам, до выступлений в театре, гуляла по городу в новом ярко-синем с серебряными искрами домино и бархатной полумаске. Кружилась на карусели, любовалась на огненные цветы, распускающиеся в небе, пила обжигающий пряный напиток, что разливали из огромных котлов, установленных на всех площадях.
Монику предупредила о том, что съеду после карнавала, но добродушная хозяйка, кажется, особо не расстроилась. Ущипнула меня за бок и лукаво шепнула:
– Что, встретила-таки своего принца?
Я залилась румянцем. Как-то так выходило, что Моника оказалась права, пусть и не во всем. Но мои попытки объяснить, что Лоран – не какой-то там богатенький сынок местного купца и что у нас будет настоящая семья, даже не воспринимались всерьез. Моника только смеялась и махала пухлой рукой, а я злилась, но недолго. Какая разница, в конце концов, что именно она о нас подумает? Главное то, что я сама знаю правду.
В ночь прихода весны театр не открывался, все веселье выплеснулось на городские улицы. Накануне Фабрицио отдал мне заработок и сказал:
– Если надумаешь вернуться – двери для тебя всегда открыты.
Я покачала головой.
– Спасибо, конечно, но вряд ли.
И он грустно кивнул. Что-то он знал о Лоране, неведомое мне, но ни на один вопрос не ответил. Усмехался эдак многозначительно и отмалчивался. И я, парящая на крыльях недавно обретенного счастья, перестала выпытывать. Скоро и сама все узнаю.
В последний зимний день на тесной кухне Моники собрались все ее жилички: я, Рената и Томазина. Мои соседки уже прихорошились, вплели в волосы ленты и украсили запястья браслетами с колокольчиками.
Я вздрогнула. Нет, не может быть! Это всего лишь игра воображения, фантом памяти. Я так ждала, так надеялась, вот мне и чудится всякое.
Шаг на негнущихся ногах дался с трудом.
– Ближе!
А голос резкий, нетерпеливый. Привыкший повелевать. Точно показалось – от Лорана я подобного тона не припомню, чтобы слышала.
Шаг. Еще шаг.
– Остановись. Распусти волосы.
И я вроде бы и не собиралась подчиняться – но руки поднялись сами, вытащили шпильки, расплели пряди. Вспыхнул яркий свет, и я заморгала, ослепленная. И услышала изумленное, тихое, восторженное:
– Мира! Это все-таки ты!
И всхлипнула, протягивая руки, простонала обессилено:
– Лоран! Наконец-то!
И покачнулась.
Он подхватил меня, не позволил упасть, обнял крепко-крепко, прижал к груди. Ласково гладил по плечам, по спине, невесомо касался губами волос и шептал, шептал, не в силах замолчать, остановиться:
– Мира, моя Мира… ты здесь… поверить не могу… Мира…
Глаза защипало, и я заморгала часто-часто, но слезы все равно покатились по щекам, и вскоре я уже беззвучно рыдала, уткнувшись в широкую грудь и вдыхая такой знакомый запах травянистой горечи.
– Неужели я тебя нашла?
– Моя Мира…
Он изменился за прошедшие годы. Стал выше и шире в плечах. Некогда подстриженные кружком волосы отросли, и он стягивал их шелковой лентой в низкий хвост на манер коренных либертинцев. Черты лица утратили юношескую мягкость, заострились, приобрели четкость. Но таким, пожалуй, он нравился мне даже больше, чем вчерашний мальчишка из воспоминаний. Я гладила дрожащими пальцами резкие скулы, запавшие щеки, подбородок с крохотной ямочкой, и никак не могла поверить, что вот он, Лоран, живой и невредимый, рядом со мной. Все происходящее казалось нереальной сказкой, волшебным сном, что развеется с восходом солнца.
Он перебирал мои волосы, шептал что-то неразборчивое, точно в горячечном бреду, и все крепче, крепче, так, что трудно становилось дышать, прижимал к себе. Гулко ударил колокол – и звук этот, громкий и неожиданный, вернул меня к действительности.
– Мне пора.
– Куда?
Он не собирался отпускать. Обхватил лицо ладонями, заглянул в глаза, и от взгляда его горящего ослабли колени.
– Выступление, – прошептала я едва слышно. – Я должна идти.
– Нет!
Невозможно, невозможно разомкнуть эти объятия, скрыться от этого взгляда! И я лишалась рассудка и забывала обо всем, поднималась на цыпочки и тянулась губами к губам – но колокол ударил снова, беспощадный и неумолимый.
– Пусти! Лоран, я должна!
Он помрачнел.
– Ты больше не будешь плясать на потеху этим сластолюбивым ублюдкам!
Ревнует? Точно, ревнует: вон как сошлись у переносицы черные густые брови, как яростно сверкают глаза! И ревность эта согревает меня сильнее, чем огонь магии в собственных жилах.
Я ласково прикоснулась к его губам указательным пальцем.
– Я должна, Лоран. У меня контракт. Нельзя все бросить и уйти вот так, без предупреждения.
– Плевать на контракт! Я его выкуплю у этого проходимца Фабрицио!
Но я покачала головой.
– Нет, Лоран, я так не могу. Меня ждут. Все эти люди в зале – они пришли посмотреть на Огненную Магнолию и почувствуют себя обманутыми, если выступление отменить. Если хочешь, я расторгну контракт, но сначала нужно предупредить Фабрицио. Пожалуйста!
Нехотя он разжал руки.
– Хорошо. Хорошо. Если ты так хочешь – пусть. Но сегодня же предупреди, что уходишь!
Я улыбнулась. Он всегда отличался нетерпением и настойчивостью, мой Лоран. Мой. Странно было называть его так даже в мыслях, странно и сладко. И замирало сердце, и сжималось все внутри в волнующем предвкушении.
– Мой Лоран, – повторила я вслух.
Он поймал мою ладонь, потерся щекой, прижался горячими губами.
– Моя Миранда. Встретимся завтра, хорошо? Приходи в полдень к Мосту Вечности. Придешь?
– Приду.
– Я буду ждать.
Движение легкое, неуловимое, но уверенное и сильное. Миг – и я снова накрепко прижата к горячему мужскому телу. Глаза Лорана близко-близко, сияющие, как звезды. Дыхание обжигает мне щеку. Губы прикасаются к губам…
Бом-м-м! Клятый колокол! Я рванулась, освободилась из объятий, бросилась к двери.
– Завтра! – донеслось мне вслед. – Мост Вечности! Полдень! Я буду ждать!
***
В ту ночь мой номер имел ошеломительный успех. Я танцевала как никогда раньше, позабыв о том, что за мной наблюдают сотни глаз. Меня подхватила и несла волна безудержного восторга, и даже в конце выступления я вовсе не чувствовала себя обессиленной, напротив, могла бы разжечь огромный костер прямо в театре, стоило лишь захотеть. В порыве чувств обняла и расцеловала Молли на прощание – и та застыла, прижав ладони к щекам, с недоумением на лице.
Фабрицио не обрадовался, узнав, что я покидаю театр, но, как мне показалось, не слишком и удивился. Попросил лишь не уходить до карнавальной ночи, и я дала ему обещание задержаться еще на неделю. Лоран, конечно, станет досадовать, но поймет. Не может не понять. В конце концов, он единственный, кто всегда и во всем был на моей стороне.
Узкая лодка неслышно скользила вдоль канала, а мне с трудом удавалось сдерживать порыв раскинуть руки и запеть. Или закричать во все горло от счастья. Или сотворить еще какую-нибудь глупость. И я совсем позабыла о вчерашнем смутном ощущении угрозы. О наблюдателе, что таился в темноте. Я выбросила все тревожные мысли из головы. Вот только, как показало время, тот, кто смотрел на меня из окна опустевшего дома, прекрасно все помнил. Но я в тот момент ни о чем не подозревала и строила самые радужные планы на будущее.
Наивная. Глупая, глупая Миранда.
Боги – или же сильвеи – наблюдали за мной с высоты и посмеивались над моими мечтами. Они-то прекрасно знали, что люди не властны над собственной судьбой.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Незадолго до полудня я пересекла площадь Сан-Антонио и подошла к Мосту Вечности, самому высокому и длинному в Либертине. По обычаю влюбленные на нем клялись друг другу в верности и повязывали на перила шелковые ленты. Эти знаки чужой любви сейчас трепетали на ветру: алые, синие, зеленые. Яркие и потускневшие. Кое-какие так вылиняли со временем, что об их изначальном цвете оставалось только догадываться, но все мне было радостно их видеть. Выбор места для свидания представлялся символичным, и я остановилась у лотка уличного торговца, тоже купила ленту, самую дорогую, прошитую золотой нитью. Представила, как вместе с Лораном повяжу ее на перила моста, и радостно улыбнулась.
Улыбка, к слову, почти не сходила с моих губ со вчерашнего вечера, я улыбалась даже во сне, и снилось мне что-то несказанно прекрасное, но что именно – забылось с пробуждением. Зато осталась уверенность, что вот теперь-то жизнь непременно изменится, что все препятствия наконец-то преодолены, и больше ничто не помешает нашему счастью.
Бом! Бом-м-м! Бом-м-м!
Над площадью плыли гулкие удары, отсчитывая время. Один, второй, третий… двенадцатый. Но где же Лоран? Я вертела головой, высматривая его, и потому не обратила внимания на чумазого мальчишку, пока он не дернул меня за рукав.
– Госпожа Миранда?
Худенький, вертлявый, лет десяти, не старше. Одет бедно, черные волосы падают на лоб и плечи неопрятными лохмами.
– Госпожа Миранда? – повторил он нетерпеливо.
Я кивнула.
– Да.
– Иди за мной, госпожа.
У меня не возникло сомнений в том, кто его послал: Лоран, конечно же! Но почему он не пришел сам? К чему эта таинственность? И вчера он не стал дожидаться окончания выступления, не поджидал меня у театра. И Фабрицио вел себе слишком уж нервозно, да и по имени своего гостя ни разу не назвал. Во мне проснулись запоздалые подозрения, но я постаралась их отогнать. Скоро, совсем скоро мы увидимся, и тогда Лоран все мне объяснит.
Мой провожатый ловко ввинтился в толпу. Мне, хоть на неуклюжесть я никогда и не жаловалась, поспевать за ним удавалось с трудом. Мальчишка спустился к причалу и указал на узкую длинную лодку.
– Тебе туда, госпожа.
Лодочник – странный лодочник, с острым внимательным взглядом темных глаз и безупречно прямой спиной, со стянутыми на затылке лентой черными с проседью волосами и изящными кистями рук с узкими запястьями и длинными пальцами, с белой кожей человека, не привычного к тяжелому труду – поднялся и протянул мне руку.
– Госпожа Миранда?
Низкий бархатистый голос с властными нотками. Голос человека, привыкшего отдавать приказы.
– Да.
– Меня прислал твой друг. Тот, с которым вы вместе когда-то забрались на кривую яблоню и едва не свалились с нее много лет назад.
Я кивнула и перебралась в суденышко. Да, его точно прислал Лоран. Странный лодочник помог мне устроиться на низенькой скамейке и ловко бросил мальчишке монетку. Блестящий кругляш сверкнул в солнечном луче – и тут же скрылся в грязном кулачке. Так и не представившийся посланец отвязал лодку, оттолкнулся шестом от причала и направил наше судно вниз по каналу.
– Куда ты меня везешь?
– К твоему другу, госпожа. Он ждет тебя.
Беспокойства я не ощущала, только любопытство, разгоравшееся с каждой минутой все сильнее. Лодка свернула раз, затем другой, и мы оказались в незнакомом квартале. Незнакомым, впрочем, он был только для меня, потому что посланец правил уверенно и по сторонам не смотрел. А вот я разглядывала проплывающие мимо дома с интересом. Не роскошные палаццо, конечно, но и не скромные многонаселенные бедные домишки, что тесно лепились друг к другу в квартале Моники. Судя по всему, жили здесь люди пусть не самые влиятельные и богатые, но довольно зажиточные.
Разноцветные стены, горбатые мостики, соединяющие противоположные стороны улиц. Мощеные камнем тротуары. Причальные столбики. К одному из них мой молчаливый спутник и привязал нашу лодку. Сам выпрыгнул с легкостью, подхватил меня на руки, осторожно опустил на землю. Подошел к ярко-зеленой двери и отпер ее.
– Проходи, госпожа.
Я шагнула через порог, и только тогда поняла, что осталась в одиночестве. Незнакомец не последовал за мной. Растерянно оглянулась, но дверь уже захлопнулась, отрезая меня от мира, оставляя в темноте.
– Что происходит?
Ярко вспыхнули световые шары под потолком, и я заморгала, привыкая к свету. Послышались чьи-то стремительные шаги: кто-то торопливо сбегал по лестнице. А уже в следующий миг меня подхватили и закружили сильные руки.
– Миранда!
– Лоран!
Это действительно был он. Бледный, с темными кругами под глазами, словно после бессонной ночи, но такой счастливый! Он кружил меня по просторному холлу и смеялся.
– Ты здесь! – повторял, будто одержимый. – Ты здесь! Ты со мной!
И резко остановился, посмотрел прямо в глаза. Склонил голову, и я запрокинула лицо, подставляя губы. И потерялась, исчезла, растворилась в вихре чувств и эмоций. В этот миг весь мир мог обрушиться нам на головы – мы бы не заметили. Все потеряло значение, кроме жара, разгоравшегося в груди, кроме огня, текущего по венам.
Целую вечность спустя поцелуй прервался, но мы все не размыкали объятий, жадно хватая воздух приоткрытыми ртами.
– Это твой дом? – спросила я, когда нашла в себе силы заговорить.
Мне показалось, или Лоран смутился?
– Нет, но он может стать нашим, если ты захочешь.
Хотела ли я?
– Да! О да!
– И даже не посмотришь? – поддразнил он меня.
– Зачем? – отмахнулась я легкомысленно. – С тобой мне будет хорошо везде.
Конечно, он не сможет купить нам замок, подобный тому, где прошло наше детство – хотя бы по той причине, что в Либертине и замков-то никаких нет. Но мне и не нужна мрачная каменная громадина. Вполне хватит этого милого двухэтажного домика со светло-зеленым фасадом. Судя по просторному холлу, в котором мы сейчас находились, обставлено жилище со вкусом. На второй этаж поднималась широкая мраморная лестница, верх ее тонул в полумраке. Все ставни отчего-то были плотно закрыты.
– Тогда я куплю его для тебя… для нас, – поправился он. – И мы сможем перебраться сюда после карнавала. Согласна?
Я кивнула, и он поцеловал меня в нос и засмеялся.
– Миранда…
Громкий стук прозвучал настолько неуместно, что я даже не сразу сообразила, что происходит. А дверь уже распахнулась, впуская солнечный свет и прохладный ветерок, на пороге возникла темная фигура.
– Господин, – обеспокоенно произнес мой сегодняшний провожатый, – пора.
Лоран раздосадовано прикусил губу.
– Да, пора, – повторил он немного растерянно. – Мне… мне не удастся увидеться с тобой до конца праздников, Мира. Слишком много дел. Но дом я непременно куплю и заберу тебя после карнавала. Договорились?
И он прижал мою ладонь к щеке, повернул голову и нежно прикоснулся губами.
– Я буду ждать, – пообещала я.
И тут же кольнуло в сердце недобрым предчувствием: это ведь уже было, было когда-то. Семь лет назад он так же клялся, что заберет меня, и я давала такое же обещание ждать.
Глупости какие! Я решительно стиснула зубы и отступила на шаг, мягко отняла у Лорана ладонь. К чему эти дурацкие воспоминания? Теперь все будет иначе, ведь мы встретились, чтобы больше не расставаться.
И я твердо повторила:
– Я буду ждать.
***
Наступила последняя зимняя неделя, и всю Либертину, как и предрекала Моника, охватило безудержное лихорадочное веселье. Главная площадь превратилась в шумную ярмарку, где каждый вечер собирались толпы народа. Ровно в полдень ежедневно городские маги-водники зачаровывали Гранд-канал рядом с ней, и все желающие целых два часа могли предаваться невиданной забаве: катанию на льду. Карусели не останавливались даже на ночь, как не знали отдыха и многочисленные торговцы всякой всячиной. Лишь незадолго до рассвета жизнь в городе затихала, чтобы утром вновь вернуться к празднованию, еще более шумному и радостному, чем вчера.
Я тоже заразилась всеобщим легкомысленным ликованием и по вечерам, до выступлений в театре, гуляла по городу в новом ярко-синем с серебряными искрами домино и бархатной полумаске. Кружилась на карусели, любовалась на огненные цветы, распускающиеся в небе, пила обжигающий пряный напиток, что разливали из огромных котлов, установленных на всех площадях.
Монику предупредила о том, что съеду после карнавала, но добродушная хозяйка, кажется, особо не расстроилась. Ущипнула меня за бок и лукаво шепнула:
– Что, встретила-таки своего принца?
Я залилась румянцем. Как-то так выходило, что Моника оказалась права, пусть и не во всем. Но мои попытки объяснить, что Лоран – не какой-то там богатенький сынок местного купца и что у нас будет настоящая семья, даже не воспринимались всерьез. Моника только смеялась и махала пухлой рукой, а я злилась, но недолго. Какая разница, в конце концов, что именно она о нас подумает? Главное то, что я сама знаю правду.
В ночь прихода весны театр не открывался, все веселье выплеснулось на городские улицы. Накануне Фабрицио отдал мне заработок и сказал:
– Если надумаешь вернуться – двери для тебя всегда открыты.
Я покачала головой.
– Спасибо, конечно, но вряд ли.
И он грустно кивнул. Что-то он знал о Лоране, неведомое мне, но ни на один вопрос не ответил. Усмехался эдак многозначительно и отмалчивался. И я, парящая на крыльях недавно обретенного счастья, перестала выпытывать. Скоро и сама все узнаю.
В последний зимний день на тесной кухне Моники собрались все ее жилички: я, Рената и Томазина. Мои соседки уже прихорошились, вплели в волосы ленты и украсили запястья браслетами с колокольчиками.
