– Куда мы едем? – спросила я, чтобы вынырнуть из подступавшей дремы.
На ответ не рассчитывала, тем неожиданнее оказалось услышать:
– В Равенсдейл.
Равенсдейл – ближайший относительно крупный город, настоящий, а не деревушка Синие Холмы, что городом именуется по недоразумению. Конечно, в Равенсдейле есть переход, а то и не один.
– А оттуда куда? Прямиком в Империю?
Негромкий смешок.
– Ты слишком любопытна, крошка Ирис.
Утренние намерения разом вылетели из головы, должно быть, сказались недосып и усталость, вот разум и умолк временно.
– Да неужели? – прозвучало это язвительно. – Меня собираются отдать на мучительную казнь, а я даже не имею права поинтересоваться, когда она состоится?
Выпалила и тут же прикусила язык. Ирис, Ирис, что ты творишь? Теперь этот тип насторожится и не будет спускать с тебя глаз. Надо было изображать неведение относительно своей дальнейшей судьбы.
Я спиной почувствовала, как он напрягся, закаменел.
– С чего ты взяла, что я везу тебя к Императору?
Все равно уже выдала себя, притворяться дальше нет смысла.
– А разве не так? Бумага с печатью эрта, указ о поимке. Куда еще ты можешь меня везти? Север и Империя – союзники, не так ли?
– Да что ты вообще знаешь о севере, крошка Ирис? – спросил он с неожиданной горечью.
– Знаю! Я с начала осени жила в Синих Холмах и даже в этом захолустье наслушалась и насмотрелась достаточно! И перестань называть меня крошкой!
Голос зазвенел и сорвался. Глаза защипало. Я словно вернулась на полгода назад. Ноздри вновь наполнил запах гари, тяжелый, удушливый, саднящий горло, в ушах зазвенели крики.
– Тихо, крошка Ирис, тихо. Успокойся. Все прошло. И запомни: Синие Холмы – это еще не совсем север. Приграничье. Настоящий север ты еще не видела.
Я глубоко вздохнула морозный воздух, отгоняя воспоминания, тряхнула головой. Как же легко этому северянину удалось вывести меня из себя! Не знаю, почему он так на меня действует, но впредь следует быть осторожнее.
– Как мне к тебе обращаться? – спросила я угрюмо.
Короткий смешок.
– Мне кажется, ты уже избрала вольное обращение, крошка Ирис. Никаких «господин» и «вы».
Пропустив на сей раз раздражавшее словечко мимо ушей, я настойчиво уточнила:
– И все же, как мне тебя называть? У тебя есть имя, не так ли?
Он откровенно веселился.
– Есть, как не быть. Можешь звать меня Сирилом.
– Сирил, – повторила я, перекатывая имя на языке. Красиво.
– У тебя есть еще вопросы? Или дашь отдохнуть от твоей болтовни?
Ну и пожалуйста! Раз моя болтовня ему надоела, то буду молчать. До первого привала мы так и ехали в тишине, и я не сразу сообразила, что тягостные воспоминания отступили и временно перестали меня терзать.
***
За весь день мы всего лишь один раз остановились, чтобы перекусить и немного размять ноги. Пока Сирил занимался вороным, я потихоньку двинулась в сторону придорожного леска.
– Далеко собралась? – окликнул меня северянин.
Да чтоб ему под землю провалиться! Глаза у него на затылке, что ли?
– Мне надо, – изображая смущение и потупив взгляд, пробормотала я.
Он хмыкнул.
– Хорошо. Только сначала…
Рядом он оказался мгновенно. Вот только что стоял в нескольких шагах – и уже крепко сжимает мое запястье. Ладонь кольнуло острыми иглами, под кожей растеклось тепло.
– Не задерживайся, крошка Ирис. Путь предстоит дальний, хорошо бы к вечеру добраться до Кривых Сосен.
С низкого хмурого неба срывались одинокие снежинки. Солнце утром выглянуло ненадолго и опять скрылось за тучами, зато вчерашний ветер за ночь утих и пока что возвращаться не собирался. Это хорошо – не так холодно.
Скрывшись за деревьями, я убедилась, что с дороги меня не увидеть, и принялась пробираться в чащу. Надо бы найти какое-нибудь убежище, где можно скоротать ночь. Возвращаться в Синие Холмы опасно, как и продолжать путь к Равенсдейлу, но можно будет свернуть на одной из развилок и выйти к другому городу. Сирил порыщет по лесу и рано или поздно уедет, тогда я выберусь на дорогу и определю, куда идти. Вот только и север уже перестал казаться мне надежным пристанищем. Ничего, потом решу, куда податься, сейчас главное – сбежать.
Руку дернуло, обожгло болью. Жидкий огонь разлился по венам. Ничего не понимая, я сделала еще шаг, потом второй – и упала на землю, задыхаясь и не в силах поверить в случившееся. Так вот почему Сирил так спокойно отпустил меня и даже приглядывать не стал! Вот что значат уколы и тепло под кожей! Коварный северянин попросту посадил меня на поводок, как пойманную диковинную зверюшку!
Я зажмурилась и сцепила зубы, сосредоточилась, пытаясь найти и оборвать связь. Ни-че-го. Пусто, будто и не было у меня никогда никакой силы. Еще попытка. И еще. И еще. И все безрезультатные.
На дорогу я выбралась не менее чем полчаса спустя, в грязной юбке, с ободранными костяшками пальцев – не придумала ничего умнее, чем в бессильной злобе ползать по промерзшей земле и колотить кулаками по чему придется. Сирил бросил на меня короткий взгляд и отвернулся.
– Если хочешь есть, возьми пирогов, там еще остались.
Вот и все. Ни слова ни по поводу моего долгого отсутствия, ни по поводу странного вида. А ведь знает, точно знает, что пленница пыталась сбежать. Неужели не собирается обсудить неудачную попытку? Пригрозить? Поглумиться и позубоскалить?
Не собирался. Дождался, пока я поем, взлетел в седло и протянул мне руку.
– Давай, крошка Ирис. Не задерживаемся. Если повезет, попадем в деревню до заката.
СИРИЛ
К чему он точно не был готов, так это к тому, что она окажется такой. Совсем девчонкой, лет восемнадцати-девятнадцати, не старше. С забавно вздернутым коротким носиком, огромными серыми глазами, прозрачной белой кожей и непокорными волосами. Мягкими и шелковистыми – он не смог противиться искушению и все-таки потрогал, хотя и знал, что должен держать руки подальше от ведьмы. Не удержался, поддался соблазну, пропустил сквозь пальцы, вдохнул тонкий аромат луговых трав, медовый, летний, такой неожиданный в начале суровой северной зимы. И почувствовал головокружение, с трудом сдержался, чтобы не отшатнуться, не оттолкнуть ее, не накричать. Опасна. Она слишком опасна, и сама еще в силу юности толком этого не понимает. Не осознает, как действует на мужчин, иначе вела бы себя совсем по-другому. Не дерзила, а попыталась соблазнить. Заманивала бы, завлекала в сети. Но ведьме мысли о том, чтобы воздействовать на него через постель, по-видимому, в голову не приходили.
Сирил и сам не смог бы сказать, раздражает его это или же, напротив, забавляет. Маленькая ведьма могла свести с ума кого угодно. И-рис. И-рис. Имя чистое, звонкое, невесомое, как легкое дуновение весеннего ветерка. Очень ей подходит. Она и сама – как хрупкий цветок, что завянет от морозного дыхания, если не согреть, не уберечь.
Ненужные мысли. Опасные. Долг куда важнее мимолетных желаний, это Сирил усвоил накрепко. Нельзя видеть в ведьме беззащитную девушку. Прежде всего она враг Императора, за ее голову назначена баснословная награда. Вот об этом и следует помнить, не отвлекаясь на белизну нежной кожи, на шелковистую гладкость волос, на чарующий медовый аромат.
Конечно, она попыталась сбежать. Так предсказуемо, на первой же стоянке. Прочная нить связующего заклятия дернулась и натянулась, причиняя беглянке боль. Пока что не слишком острую: он хотел предупредить, а не наказать. Интересно, а если бы ее сила пробудилась, пожалела бы она его? Сирил был уверен, что нет…
***
Зимой на севере темнеет рано, переход от серого дня к чернильным сумеркам стремителен. На смену бледному солнцу высыпали на небо звезды, крупные и близкие, много ближе, чем южные. В окошках домов на единственной улице Кривых Сосен зажглись огоньки.
Я ожидала, что мы попросимся к кому-нибудь на постой, но деревушка меня удивила. Здесь имелся самый что ни есть настоящий постоялый двор: двухэтажное несколько кривобокое строение с кое-как приколоченной вывеской. На ней чья-то не слишком умела рука вывела: «Золотой петух», причем вторая «о» подозрительно смахивала на «а».
– Здесь неподалеку проходит тракт, – пояснил Сирил. – Сейчас им пользуются не слишком часто, так что местность уже оживленной не назовешь, но еще лет двадцать назад дела у хозяина шли преотлично.
В трактире царило запустение. О былом величии напоминала огромная трапезная, сейчас почти пустая и скудно освещаемая. Паутина давно затянула и люстру под потолком, и темные углы. За одним из длинных столов сидела небольшая компания: четверо крепких мужчин средних лет в скромной одежде. По тому любопытству, с которым они уставились на нас, можно было предположить, что они из местных жителей. Хозяин, всклокоченный мужичонка с длинной полуседой бородой, приблизился неспешно. Левую ногу он при ходьбе слегка приволакивал.
– Любезный, принеси-ка чего-нибудь горячего на ужин, – распорядился Сирил. – И пусть нам с женой приготовят комнату для ночлега, да белье вели постелить свежее и непременно сухое.
Он крутанул в пальцах золотой, а я задохнулась от возмущения. Нам с женой? Комнату? Одну? Да что он себе позволяет!
Хозяин угодливо поклонился, обнажил в улыбке щербатые желтые зубы.
– Жаркое из кролика, – доложил он. – Отменное жаркое, господин. И, быть может, сливового вина?
Сирил кивнул и щелчком отправил монету. Вертясь на ребре, золотой пересек стол и скрылся бесследно в рукаве трактирщика.
В жарком из кролика овощей оказалось куда больше, нежели мяса, но меня такое блюдо вполне устроило. Главное, что сытно, вкусно, да и на размер порции не пожалуешься. Сирил тоже недовольства не выказывал, быстро опустошая свою миску. Расправившись с ужином, он молча поднялся и протянул мне руку. Вертлявая тощая девица, назвавшаяся внучкой трактирщика, поднялась перед нами по лестнице и прошла по темному коридору, вихляя бедрами. В руке ее тускло чадила свеча.
– Вот, господа, самая лучшая комната, – сообщила она и распахнула дверь. – Прошу.
Самая лучшая комната по комфорту не слишком отличалась от кельи в обители. Узкая, тесная, сырая и холодная.
– Я вам горячий кирпич в кровать сунула, – доложила внучка хозяина и получила в награду пару медяков.
Упомянутая кровать вовсе не походила на королевское ложе, где можно разместить чуть ли не десяток спящих. Более того, на ней и вдвоем-то не слишком понятно, как спать, чтобы не прикоснуться друг к другу. Легендарным возлюбленным, давшим клятву целомудрия, попросту некуда было бы положить разделявший их тела острый меч.
Едва девица скрылась за дверью, оставив нам свечу, я повернулась к Сирилу и посмотрела ему в лицо, молча вздернув бровь. Напрасно: на северянина такие штуки не действовали, объясняться он не пожелал.
– Пожалуй, лучше спать в одежде, несмотря на любезность милой девушки. Вряд ли один-единственный кирпич и тонкое одеяло спасут нас от холода. Хотя… я могу согреть тебя иначе, крошка Ирис.
– Обойдусь, – проворчала я и отвернулась. – Не думаешь же ты, что мы станем спать в одной постели.
– Да-а-а? – деланно удивился он. – А разве есть еще варианты?
– Уступить кровать даме? Благородный тарн из южных земель поступил бы именно так.
– Возможно, крошка Ирис, возможно. Вот только есть две небольшие загвоздки. Во-первых, я не тарн, а во-вторых, мы вовсе не на юге, как ты, полагаю, уже успела заметить.
Да он просто издевался!
– Зачем было говорить, что мы муж и жена? Или на две комнаты денег не хватило?
– Взять две комнаты и провести всю ночь, отбиваясь от пожелавших навестить одинокую девицу мужланов? Или ты не заметила, как смотрели на тебя внизу выпивохи?
Конечно, не заметила, мне до них вообще не было никакого дела. Мазнула взглядом при входе и все. Но северянин прав: в бедной поношенной одежде за благородную госпожу меня не примут. Скорее всего, и трактирщик, и его внучка, и крестьяне поняли, что никакая я не жена Сирилу, а решили… решили…
– Они подумали, что я твоя девка! – прошипела я, резко поворачиваясь. – Что грею твою постель в дороге!
Он только ухмыльнулся, вызвав во мне очередной приступ раздражения.
– Какая разница, что они подумали? Или тебя волнует их мнение, крошка Ирис? Так спустись и скажи, что они ошиблись.
Гад! Какой гад! Я прикусила губу от досады. Ведь знает же прекрасно, что ничего подобного я не сделаю, и смеется надо мной.
– Перестань называть меня крошкой!
Он сделал шаг ко мне и оказался близко-близко, отчего меня так и обдало непонятным жаром. Только что комната казалась холоднее склепа, а теперь вдруг захотелось сбросить распахнутый тулуп. Сирил потянул за тонкую прядку, щекотавшую мне шею.
– Ты боишься, крошка Ирис? Не надо, я всегда смогу отбиться от не в меру приставучей девицы.
До меня не сразу дошел смысл его слов. Когда же я осознала, на что он намекал, то от ярости потемнело в глазах.
– Ты слишком высокого мнения о себе, северянин! Я бы прошла мимо тебя, не заметив, даже будь ты последним мужчиной на свете!
Он медленно опустил руку.
– Вот и хорошо, крошка. Давай ложиться спать. Надо выехать с рассветом, чтобы до вечера попасть в Равенсдейл.
***
СИРИЛ
Он знал, что не имеет права поддаваться эмоциям. Что должен держать разум ясным, а голову – холодной. Что ни в коем случае не должен прикасаться к ней, поддаваться ее чарам. Вот только получилось все совсем иначе, нежели он планировал.
Пьянчуги в трактире вывели его из себя. Они не осмелились бы заговорить со спутницей благородного господина, но их взгляды, сальные, жадные, выдавали чувства и мысли. И Сирила взъярило то, что он увидел. Пламя внутри заревело, требуя выхода, желая сжечь, испепелить, развеять по ветру. Он успокаивал себя, уверял, что мужланы не заслужили столь суровой кары, но овладеть своей сущностью получалось плохо. «Не сметь! – ревело яростно внутри. – Р-р-разорву!» И эти внезапные чувства пугали. Он слишком привык во всем себя контролировать. Новизна ощущений сбивала с толку, сшибала с ног, оставляла растерянным, не знающим, что делать и как поступить. Сирил попытался спрятаться под привычной броней ядовитого сарказма, но с ужасом осознал, что получается плохо. Ведьма действовала на него не так, как женщины, знакомые прежде, женщины, с которыми он делил ложе и которых тут же выбрасывал из мыслей. Нежный медовый запах щекотал ноздри, манил, дразнил, не отпускал. А девчонка еще и пробовала язвить – глупая! Не знала, что играет даже не с огнем – с пламенем, неуправляемым, жадным, всепоглощающим, пламенем, что не пощадит ни ее, ни самого Сирила.
Ее намеки на то, что его поведение далеко от обходительности южных тарнов, смешили. Северяне вообще считали южан излишне изнеженными и манерными, собственно, Император с легкостью доказал безошибочность этого суждения. Ирис ошиблась и еще в одном: эрт севера вовсе не радовался союзу с Империей, у него попросту не было иного выхода. И теперь, когда Сирил случайно обнаружил ту, которую Император искал с одержимостью безумца, он собирался воспользоваться своим шансом. Непременно выяснит, зачем ведьма понадобилась могущественному властелину и что смогут выиграть для себя северяне, заполучив ее.
Ирис еще немного поворчала и все-таки улеглась в постель, придвинулась вплотную к стене, вжалась в нее.
На ответ не рассчитывала, тем неожиданнее оказалось услышать:
– В Равенсдейл.
Равенсдейл – ближайший относительно крупный город, настоящий, а не деревушка Синие Холмы, что городом именуется по недоразумению. Конечно, в Равенсдейле есть переход, а то и не один.
– А оттуда куда? Прямиком в Империю?
Негромкий смешок.
– Ты слишком любопытна, крошка Ирис.
Утренние намерения разом вылетели из головы, должно быть, сказались недосып и усталость, вот разум и умолк временно.
– Да неужели? – прозвучало это язвительно. – Меня собираются отдать на мучительную казнь, а я даже не имею права поинтересоваться, когда она состоится?
Выпалила и тут же прикусила язык. Ирис, Ирис, что ты творишь? Теперь этот тип насторожится и не будет спускать с тебя глаз. Надо было изображать неведение относительно своей дальнейшей судьбы.
Я спиной почувствовала, как он напрягся, закаменел.
– С чего ты взяла, что я везу тебя к Императору?
Все равно уже выдала себя, притворяться дальше нет смысла.
– А разве не так? Бумага с печатью эрта, указ о поимке. Куда еще ты можешь меня везти? Север и Империя – союзники, не так ли?
– Да что ты вообще знаешь о севере, крошка Ирис? – спросил он с неожиданной горечью.
– Знаю! Я с начала осени жила в Синих Холмах и даже в этом захолустье наслушалась и насмотрелась достаточно! И перестань называть меня крошкой!
Голос зазвенел и сорвался. Глаза защипало. Я словно вернулась на полгода назад. Ноздри вновь наполнил запах гари, тяжелый, удушливый, саднящий горло, в ушах зазвенели крики.
– Тихо, крошка Ирис, тихо. Успокойся. Все прошло. И запомни: Синие Холмы – это еще не совсем север. Приграничье. Настоящий север ты еще не видела.
Я глубоко вздохнула морозный воздух, отгоняя воспоминания, тряхнула головой. Как же легко этому северянину удалось вывести меня из себя! Не знаю, почему он так на меня действует, но впредь следует быть осторожнее.
– Как мне к тебе обращаться? – спросила я угрюмо.
Короткий смешок.
– Мне кажется, ты уже избрала вольное обращение, крошка Ирис. Никаких «господин» и «вы».
Пропустив на сей раз раздражавшее словечко мимо ушей, я настойчиво уточнила:
– И все же, как мне тебя называть? У тебя есть имя, не так ли?
Он откровенно веселился.
– Есть, как не быть. Можешь звать меня Сирилом.
– Сирил, – повторила я, перекатывая имя на языке. Красиво.
– У тебя есть еще вопросы? Или дашь отдохнуть от твоей болтовни?
Ну и пожалуйста! Раз моя болтовня ему надоела, то буду молчать. До первого привала мы так и ехали в тишине, и я не сразу сообразила, что тягостные воспоминания отступили и временно перестали меня терзать.
***
За весь день мы всего лишь один раз остановились, чтобы перекусить и немного размять ноги. Пока Сирил занимался вороным, я потихоньку двинулась в сторону придорожного леска.
– Далеко собралась? – окликнул меня северянин.
Да чтоб ему под землю провалиться! Глаза у него на затылке, что ли?
– Мне надо, – изображая смущение и потупив взгляд, пробормотала я.
Он хмыкнул.
– Хорошо. Только сначала…
Рядом он оказался мгновенно. Вот только что стоял в нескольких шагах – и уже крепко сжимает мое запястье. Ладонь кольнуло острыми иглами, под кожей растеклось тепло.
– Не задерживайся, крошка Ирис. Путь предстоит дальний, хорошо бы к вечеру добраться до Кривых Сосен.
С низкого хмурого неба срывались одинокие снежинки. Солнце утром выглянуло ненадолго и опять скрылось за тучами, зато вчерашний ветер за ночь утих и пока что возвращаться не собирался. Это хорошо – не так холодно.
Скрывшись за деревьями, я убедилась, что с дороги меня не увидеть, и принялась пробираться в чащу. Надо бы найти какое-нибудь убежище, где можно скоротать ночь. Возвращаться в Синие Холмы опасно, как и продолжать путь к Равенсдейлу, но можно будет свернуть на одной из развилок и выйти к другому городу. Сирил порыщет по лесу и рано или поздно уедет, тогда я выберусь на дорогу и определю, куда идти. Вот только и север уже перестал казаться мне надежным пристанищем. Ничего, потом решу, куда податься, сейчас главное – сбежать.
Руку дернуло, обожгло болью. Жидкий огонь разлился по венам. Ничего не понимая, я сделала еще шаг, потом второй – и упала на землю, задыхаясь и не в силах поверить в случившееся. Так вот почему Сирил так спокойно отпустил меня и даже приглядывать не стал! Вот что значат уколы и тепло под кожей! Коварный северянин попросту посадил меня на поводок, как пойманную диковинную зверюшку!
Я зажмурилась и сцепила зубы, сосредоточилась, пытаясь найти и оборвать связь. Ни-че-го. Пусто, будто и не было у меня никогда никакой силы. Еще попытка. И еще. И еще. И все безрезультатные.
На дорогу я выбралась не менее чем полчаса спустя, в грязной юбке, с ободранными костяшками пальцев – не придумала ничего умнее, чем в бессильной злобе ползать по промерзшей земле и колотить кулаками по чему придется. Сирил бросил на меня короткий взгляд и отвернулся.
– Если хочешь есть, возьми пирогов, там еще остались.
Вот и все. Ни слова ни по поводу моего долгого отсутствия, ни по поводу странного вида. А ведь знает, точно знает, что пленница пыталась сбежать. Неужели не собирается обсудить неудачную попытку? Пригрозить? Поглумиться и позубоскалить?
Не собирался. Дождался, пока я поем, взлетел в седло и протянул мне руку.
– Давай, крошка Ирис. Не задерживаемся. Если повезет, попадем в деревню до заката.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
СИРИЛ
К чему он точно не был готов, так это к тому, что она окажется такой. Совсем девчонкой, лет восемнадцати-девятнадцати, не старше. С забавно вздернутым коротким носиком, огромными серыми глазами, прозрачной белой кожей и непокорными волосами. Мягкими и шелковистыми – он не смог противиться искушению и все-таки потрогал, хотя и знал, что должен держать руки подальше от ведьмы. Не удержался, поддался соблазну, пропустил сквозь пальцы, вдохнул тонкий аромат луговых трав, медовый, летний, такой неожиданный в начале суровой северной зимы. И почувствовал головокружение, с трудом сдержался, чтобы не отшатнуться, не оттолкнуть ее, не накричать. Опасна. Она слишком опасна, и сама еще в силу юности толком этого не понимает. Не осознает, как действует на мужчин, иначе вела бы себя совсем по-другому. Не дерзила, а попыталась соблазнить. Заманивала бы, завлекала в сети. Но ведьме мысли о том, чтобы воздействовать на него через постель, по-видимому, в голову не приходили.
Сирил и сам не смог бы сказать, раздражает его это или же, напротив, забавляет. Маленькая ведьма могла свести с ума кого угодно. И-рис. И-рис. Имя чистое, звонкое, невесомое, как легкое дуновение весеннего ветерка. Очень ей подходит. Она и сама – как хрупкий цветок, что завянет от морозного дыхания, если не согреть, не уберечь.
Ненужные мысли. Опасные. Долг куда важнее мимолетных желаний, это Сирил усвоил накрепко. Нельзя видеть в ведьме беззащитную девушку. Прежде всего она враг Императора, за ее голову назначена баснословная награда. Вот об этом и следует помнить, не отвлекаясь на белизну нежной кожи, на шелковистую гладкость волос, на чарующий медовый аромат.
Конечно, она попыталась сбежать. Так предсказуемо, на первой же стоянке. Прочная нить связующего заклятия дернулась и натянулась, причиняя беглянке боль. Пока что не слишком острую: он хотел предупредить, а не наказать. Интересно, а если бы ее сила пробудилась, пожалела бы она его? Сирил был уверен, что нет…
***
Зимой на севере темнеет рано, переход от серого дня к чернильным сумеркам стремителен. На смену бледному солнцу высыпали на небо звезды, крупные и близкие, много ближе, чем южные. В окошках домов на единственной улице Кривых Сосен зажглись огоньки.
Я ожидала, что мы попросимся к кому-нибудь на постой, но деревушка меня удивила. Здесь имелся самый что ни есть настоящий постоялый двор: двухэтажное несколько кривобокое строение с кое-как приколоченной вывеской. На ней чья-то не слишком умела рука вывела: «Золотой петух», причем вторая «о» подозрительно смахивала на «а».
– Здесь неподалеку проходит тракт, – пояснил Сирил. – Сейчас им пользуются не слишком часто, так что местность уже оживленной не назовешь, но еще лет двадцать назад дела у хозяина шли преотлично.
В трактире царило запустение. О былом величии напоминала огромная трапезная, сейчас почти пустая и скудно освещаемая. Паутина давно затянула и люстру под потолком, и темные углы. За одним из длинных столов сидела небольшая компания: четверо крепких мужчин средних лет в скромной одежде. По тому любопытству, с которым они уставились на нас, можно было предположить, что они из местных жителей. Хозяин, всклокоченный мужичонка с длинной полуседой бородой, приблизился неспешно. Левую ногу он при ходьбе слегка приволакивал.
– Любезный, принеси-ка чего-нибудь горячего на ужин, – распорядился Сирил. – И пусть нам с женой приготовят комнату для ночлега, да белье вели постелить свежее и непременно сухое.
Он крутанул в пальцах золотой, а я задохнулась от возмущения. Нам с женой? Комнату? Одну? Да что он себе позволяет!
Хозяин угодливо поклонился, обнажил в улыбке щербатые желтые зубы.
– Жаркое из кролика, – доложил он. – Отменное жаркое, господин. И, быть может, сливового вина?
Сирил кивнул и щелчком отправил монету. Вертясь на ребре, золотой пересек стол и скрылся бесследно в рукаве трактирщика.
В жарком из кролика овощей оказалось куда больше, нежели мяса, но меня такое блюдо вполне устроило. Главное, что сытно, вкусно, да и на размер порции не пожалуешься. Сирил тоже недовольства не выказывал, быстро опустошая свою миску. Расправившись с ужином, он молча поднялся и протянул мне руку. Вертлявая тощая девица, назвавшаяся внучкой трактирщика, поднялась перед нами по лестнице и прошла по темному коридору, вихляя бедрами. В руке ее тускло чадила свеча.
– Вот, господа, самая лучшая комната, – сообщила она и распахнула дверь. – Прошу.
Самая лучшая комната по комфорту не слишком отличалась от кельи в обители. Узкая, тесная, сырая и холодная.
– Я вам горячий кирпич в кровать сунула, – доложила внучка хозяина и получила в награду пару медяков.
Упомянутая кровать вовсе не походила на королевское ложе, где можно разместить чуть ли не десяток спящих. Более того, на ней и вдвоем-то не слишком понятно, как спать, чтобы не прикоснуться друг к другу. Легендарным возлюбленным, давшим клятву целомудрия, попросту некуда было бы положить разделявший их тела острый меч.
Едва девица скрылась за дверью, оставив нам свечу, я повернулась к Сирилу и посмотрела ему в лицо, молча вздернув бровь. Напрасно: на северянина такие штуки не действовали, объясняться он не пожелал.
– Пожалуй, лучше спать в одежде, несмотря на любезность милой девушки. Вряд ли один-единственный кирпич и тонкое одеяло спасут нас от холода. Хотя… я могу согреть тебя иначе, крошка Ирис.
– Обойдусь, – проворчала я и отвернулась. – Не думаешь же ты, что мы станем спать в одной постели.
– Да-а-а? – деланно удивился он. – А разве есть еще варианты?
– Уступить кровать даме? Благородный тарн из южных земель поступил бы именно так.
– Возможно, крошка Ирис, возможно. Вот только есть две небольшие загвоздки. Во-первых, я не тарн, а во-вторых, мы вовсе не на юге, как ты, полагаю, уже успела заметить.
Да он просто издевался!
– Зачем было говорить, что мы муж и жена? Или на две комнаты денег не хватило?
– Взять две комнаты и провести всю ночь, отбиваясь от пожелавших навестить одинокую девицу мужланов? Или ты не заметила, как смотрели на тебя внизу выпивохи?
Конечно, не заметила, мне до них вообще не было никакого дела. Мазнула взглядом при входе и все. Но северянин прав: в бедной поношенной одежде за благородную госпожу меня не примут. Скорее всего, и трактирщик, и его внучка, и крестьяне поняли, что никакая я не жена Сирилу, а решили… решили…
– Они подумали, что я твоя девка! – прошипела я, резко поворачиваясь. – Что грею твою постель в дороге!
Он только ухмыльнулся, вызвав во мне очередной приступ раздражения.
– Какая разница, что они подумали? Или тебя волнует их мнение, крошка Ирис? Так спустись и скажи, что они ошиблись.
Гад! Какой гад! Я прикусила губу от досады. Ведь знает же прекрасно, что ничего подобного я не сделаю, и смеется надо мной.
– Перестань называть меня крошкой!
Он сделал шаг ко мне и оказался близко-близко, отчего меня так и обдало непонятным жаром. Только что комната казалась холоднее склепа, а теперь вдруг захотелось сбросить распахнутый тулуп. Сирил потянул за тонкую прядку, щекотавшую мне шею.
– Ты боишься, крошка Ирис? Не надо, я всегда смогу отбиться от не в меру приставучей девицы.
До меня не сразу дошел смысл его слов. Когда же я осознала, на что он намекал, то от ярости потемнело в глазах.
– Ты слишком высокого мнения о себе, северянин! Я бы прошла мимо тебя, не заметив, даже будь ты последним мужчиной на свете!
Он медленно опустил руку.
– Вот и хорошо, крошка. Давай ложиться спать. Надо выехать с рассветом, чтобы до вечера попасть в Равенсдейл.
***
СИРИЛ
Он знал, что не имеет права поддаваться эмоциям. Что должен держать разум ясным, а голову – холодной. Что ни в коем случае не должен прикасаться к ней, поддаваться ее чарам. Вот только получилось все совсем иначе, нежели он планировал.
Пьянчуги в трактире вывели его из себя. Они не осмелились бы заговорить со спутницей благородного господина, но их взгляды, сальные, жадные, выдавали чувства и мысли. И Сирила взъярило то, что он увидел. Пламя внутри заревело, требуя выхода, желая сжечь, испепелить, развеять по ветру. Он успокаивал себя, уверял, что мужланы не заслужили столь суровой кары, но овладеть своей сущностью получалось плохо. «Не сметь! – ревело яростно внутри. – Р-р-разорву!» И эти внезапные чувства пугали. Он слишком привык во всем себя контролировать. Новизна ощущений сбивала с толку, сшибала с ног, оставляла растерянным, не знающим, что делать и как поступить. Сирил попытался спрятаться под привычной броней ядовитого сарказма, но с ужасом осознал, что получается плохо. Ведьма действовала на него не так, как женщины, знакомые прежде, женщины, с которыми он делил ложе и которых тут же выбрасывал из мыслей. Нежный медовый запах щекотал ноздри, манил, дразнил, не отпускал. А девчонка еще и пробовала язвить – глупая! Не знала, что играет даже не с огнем – с пламенем, неуправляемым, жадным, всепоглощающим, пламенем, что не пощадит ни ее, ни самого Сирила.
Ее намеки на то, что его поведение далеко от обходительности южных тарнов, смешили. Северяне вообще считали южан излишне изнеженными и манерными, собственно, Император с легкостью доказал безошибочность этого суждения. Ирис ошиблась и еще в одном: эрт севера вовсе не радовался союзу с Империей, у него попросту не было иного выхода. И теперь, когда Сирил случайно обнаружил ту, которую Император искал с одержимостью безумца, он собирался воспользоваться своим шансом. Непременно выяснит, зачем ведьма понадобилась могущественному властелину и что смогут выиграть для себя северяне, заполучив ее.
Ирис еще немного поворчала и все-таки улеглась в постель, придвинулась вплотную к стене, вжалась в нее.
