– И жаловаться потом взрослым, да?
Это прозвучало даже не вопросом – утверждением. Отчего-то я не сомневалась, что так оно и было.
Камилла пожала плечами.
– Теперь мы сами уже взрослые, вмешивать посторонних нам ни к чему. Если у тебя хватит благоразумия, то ты не станешь переходить мне дорогу. Если же нет…
Она не договорила, невысказанная угроза повисла в воздухе. Интересно, о чем это? О Филиппе? Или же есть нечто еще между родственницами, о чем мне пока неизвестно?
Я молчала, но она и не ждала ответа. Поднялась порывисто, бросила на прощание:
– Подумай над моими словами, Элоиза.
И быстрым шагом вышла из комнаты.
Подумать мне действительно было над чем.
То, что Филипп меня обманул и дело вовсе не в невинном дружеском розыгрыше, безобидной шутке, стало очевидным. Он обещал не втягивать меня в криминал – и пока что вроде бы сдержал слово, во всяком случае, в его действиях преступной подоплеки я не видела. Но что-то затевалось на этом маленьком частном острове – вот только что?
Наиболее безопасной из моих старых-новых знакомых мне представлялась Диана, и, пожалуй, имело смысл попробовать сдружиться с девочкой и вытащить из нее хоть какие-нибудь сведения. Конечно, в силу возраста она знала не так уж и много из того, что меня интересовало, но в моем положении могли пригодиться любые крупицы информации. Наметив себе хотя бы такой незамысловатый план действий, я почувствовала себя немного увереннее. И принялась осматривать отведенную мне комнату, на сей раз без помех.
Просторная, светлая. Кровать под изумрудно-зеленым балдахином, в тон ему занавески на высоких, от пола до потолка, окнах. Золотисто-бежевые шелковые обои. Два мягких уютных кресла в углу, между ними – небольшой круглый столик. Шкаф, в который чьи-то заботливые руки уже поместили мои вещи. Туалетный столик с зеркалом и разными женскими мелочами – не припомню, чтобы Филипп их покупал. Опознала я только полученные от Лоры щетку для волос и пудреницу, сама-то я ушла из парка в чем была и даже за своим нехитрым скарбом к Питу не вернулась. Да там и жалеть не за чем, обновки мне достались куда как лучшего качества и, главное, никем до меня не ношеные. К щетке и пудре добавились флакончики и коробочки, и я некоторое время с интересом их изучала. А здесь умеют принимать гостей, скажу я вам!
Затем заглянула в уже упомянутую мной ванную комнату, умылась, пощупала мягкие полотенца и теплый халат, перенюхала все брусочки мыла на полочке. Выбрала то, что источало легкий аромат фиалки, положила его в мыльницу. И отправилась переодеваться к ужину – откуда-то я знала, что в таких домах к ужину принято переодеваться.
***
Столовая, как подсказывал мне все тот же опыт забытой жизни, должна была находиться на первом этаже. Когда я спустилась по лестнице, Филипп уже дожидался меня, причем не один, а в компании Генри и молодой женщины с огненно-рыжими волосами. Я окинула незнакомку неожиданно для себя самой ревнивым взглядом. Узкое, немного удлиненное лицо, слегка раскосые светло-карие глаза, тонкий нос с горбинкой, пухлые, капризно изогнутые губы. Белая кожа, что нехарактерно для рыжих – без веснушек. Высокие дуги бровей. Не такая безупречная красавица, как Камилла, незнакомка обладала внешностью куда более интересной и притягивающей. Была в ее облике какая-то хищность, нечто, наводящее на мысли о некрупном опасном звере. Чуть зазеваешься – ухватит острыми зубами, вопьется до крови, растерзает. Я вздрогнула – до того живой представилась картинка моему воображению. И поспешила отогнать видение.
Изящную фигуру мягко облегало молочного цвета бархатное платье, в глубоком вырезе покачивался на цепочке кулон в виде кленового листа из зеленых и желтых камней. Первые, несомненно, изумруды, а вторые? Впрочем, какая разница, в любом случае стоила эта побрякушка немалую сумму.
– А вот и Элоиза! – с несколько, на мой взгляд, наигранным энтузиазмом воскликнул Филипп. – Хотя сейчас она предпочитает второе имя, Каролина.
Брови Генри слегка приподнялись, а я подумала, что ему вполне могли быть известны полные имена сестер Биннергрин, и если так – то моя история в особняке рьенна Арлоу только что подошла к концу.
Но нет, очевидно, эту деталь Филипп учел, и ни у кого в памяти имена девочек не задержались – либо же вопрос этот и вовсе в то время никого из детей не заботил. Генри удивило другое.
– Но почему? – спросил он.
Я как можно более беззаботно пожала плечами.
– Подростковая причуда. Через пару лет после отъезда мне взбрело в голову, что наши с сестрой имена слишком похожи. Захотелось выделяться. А потом привыкла.
Наспех придуманное объяснение, кажется, усыпило подозрительность.
– Хорошо, как скажешь. Значит, Элоиза Каролина, кхм…
– Кара, – тут же вставила я. – Мы же друзья.
– Да, и верно! Кара – Лукреция. Моя невеста.
Я ожидала какого-нибудь нежного жеста, например, что Генри возьмет рыжеволосую Лукрецию за руку, или хотя бы взгляда, но ничего такого не последовало. Подобным образом можно представить подругу или компаньона.
– Наслышана о тебе, – произнесла Лукреция хрипловатым, но, несмотря на эту хрипотцу, приятным и даже каким-то завораживающим голосом. – Рада познакомиться.
Я выдала в ответ приличествующую случаю фразу, автоматически, не задумываясь, потому как мозг мой занят был совсем иной задачей. Что именно означали слова Лукреции? Сказала ли она стандартную банальную любезность – и, если это так, то беспокоиться мне не о чем? Потому как если она действительно слышала что-либо обо мне, вернее, об Элоизе, то это тревожный знак. Разве что Генри повествовал о детских годах и просто перечислил тех, с кем вместе проводил каникулы – тогда тоже можно расслабиться и не брать в голову дурного. Но как бы выяснить?
По пути в столовую к компании присоединилась Камилла – она стояла у патефона в одной из комнат непонятного назначения и перебирала пластинки. Дверь была приоткрыта, и Генри заглянул внутрь и позвал ее, а заодно и сообщил о моей причуде со сменой имени. Я ожидала ядовитых комментариев и насмешек, но Камилла только посмотрела внимательно и молча кивнула. Мне в кивке этом почудилось удовлетворение.
Место за столом мне досталось между Филиппом, что неудивительно, и благообразным рьенном с седыми висками и редкими серебряными прядками в густых каштановых волосах. Вокруг карих глаз лучиками разбегались морщинки, и я подумала, что он, должно быть, часто улыбается. Приветствовал он меня добродушно и добавил со смешком:
– Моя дочь уже все уши мне прожужжала о том, что вы вернулись.
Ага, так это отец Дианы! Сама девочка сидела напротив меня в компании чопорной пожилой особы и, поймав мой взгляд, озорно подмигнула. И тут же чинно опустила глаза, как примерная пансионерка.
Карл Арлоу, как и ожидалось, занял место во главе стола. Рядом с ним расположилась элегантная рьенна неопределенного возраста, из тех, кому с легкостью можно дать как тридцать лет, так и пятьдесят. Безупречно гладкая кожа, густые светлые волосы, темные глаза, стройная фигура, породистое тонкое лицо, унизанные кольцами длинные пальцы.
– Давняя приятельница старикана, – улучив момент, шепнул мне Филипп. – Ума не приложу, отчего они так и не поженились.
Мне казалось, что ужин в семейном кругу окажется тем еще испытанием, однако все прошло на удивление легко. Карл объявил о том, что счастлив вновь принимать под своим кровом вернувшуюся родственницу, меня то бишь. Заблудшей овцой, отбившейся от стада, прямо не назвал – и на том спасибо. Те домочадцы и гости, кто еще не был мне представлен, особого интереса к новости не выказали, взглянули на меня без излишнего любопытства и отпустили какие-то дежурные любезные реплики – и все. Только та самая чопорная рьенна с поджатыми узкими губами и брезгливой гримасой на оплывшей физиономии, что сидела рядом с Дианой, сверлила меня некоторое время взглядом. И потом, на протяжении всего ужина, нет-нет да и поглядывала украдкой, отводя глаза всякий раз, как я поворачивалась в ее сторону.
Мне хотелось расспросить о ней отца девочки – он представился Эдмундом. Но легкая застольная беседа не затрагивала иных тем, кроме погоды и кое-каких новостей из культурной жизни Лаудинна, а перевести разговор на членов семьи самой мне представлялось невежливым.
Если судить в целом, то ужин прошел неплохо. Мне удалось пообщаться с якобы родственниками и ни разу не проколоться – это ли не удача? Но я совсем упустила из виду конец разговора между Дианой и Филиппом на террасе. Потому-то и оказалось для меня неожиданностью то, что в самом конце, когда уже подали десерт, мой фиктивный жених поднялся и объявил:
– А теперь, уважаемые, я прошу вашего внимания. Не волнуйтесь, отвлеку ненадолго. У меня небольшое объявление.
Диана заулыбалась и осторожно помахала мне. Я скосила взгляд на Карла: тот с невозмутимым видом отложил нож и вилку, поднес к губам бокал и сделал небольшой глоток. Заинтересованным не выглядел, и даже изобразить любопытство не старался. Вероятно, прекрасно знал, что именно заявит Филипп.
– Итак, у нас с рьенной Элоизой Каролиной Биннергрин есть радостное известие: мы собираемся пожениться в конце этого года. Можете нас поздравить.
И уселся на свое место, самодовольно ухмыляясь.
В столовой повисла мертвенная тишина.
Никто не спешил поздравить нас первым. Карл молчал, легко покачивал в руке бокал и казался погруженным в какие-то свои мысли. Камилла стиснула губы и сжала вилку с такой силой, что побелели пальцы. Я представила, с каким кровожадным удовольствием она воткнула бы острые зубцы в мою руку – и поежилась.
И тут молчание взорвалось громкими аплодисментами. Хлопала в ладоши Диана, усердно, старательно.
– Как замечательно! – с наигранным восторгом воскликнула она. – Как я за вас рада!
Сидевшая рядом с ней чопорная рьенна повернула голову и уже шевельнула губами, приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но ее слова заглушил густой бас Эдмунда:
– Присоединяюсь к дочери! Поздравляю!
Рьенна резко развернулась.
– Это известие, – вопреки моим фантазиям, голос ее вовсе не напоминал скрип несмазанных дверных петель, а звучал глубоко и бархатисто, – оказалось несколько неожиданным. Кажется, ты говорил, что еще не готов связать себя брачными узами, Фил.
Я бросила осторожный взгляд на Карла Арлоу: вмешается или нет? Хозяин дома хранил молчание и все так же поигрывал бокалом.
– Я передумал, – беспечно ответил Филипп. – Любовь, страсть, помешательство, безумие и все такое прочее, что описывают романисты и показывают в синематографе, знаете ли. Да вам уж точно это чувство знакомо, дорогая Лидия.
Он ехидничал. Точно ехидничал: даже я, столь мало с ним знакомая, различила насмешку в его голосе. Он явно намекал на какой-то неприятный эпизод из жизни Лидии, на какую-то ее болезненную увлеченность – но на кого именно? Ох, у этой семейки в шкафах скелетов, похоже, хватит на целое кладбище!
Лидия побледнела, но найтись с ответом не успела. Ее опередили.
– Любовь? – переспросила Камилла, и вот ее-то голос прозвучал резко и неприятно, словно ножом провели по стеклу. – Страсть?
– Именно, милая, именно. Тебе ведь известно, что это такое? Или нет?
Да почему же он их дразнит? И есть ли в этом доме хоть один настоящий друг моего лже-жениха, кроме, разумеется, Дианы?
Последняя, кстати, явно наслаждалась происходящим, из чего я сделала вывод, что и Камиллу, и Лидию она недолюбливает. В силу возраста Диана еще не могла хорошо скрывать свои эмоции, и сейчас у нее на лице отражалось злорадное веселье.
– Страсть – это прекрасно, – с чувством произнесла светловолосая красавица без возраста, подруга Карла. – Я даже немного вам завидую. И поздравляю, конечно же.
– Присоединюсь к Милане, – негромко произнес Карл, все так же рассматривая, как вспыхивают золотистые всполохи в рубиновой жидкости при легком повороте бокала и обращаясь вроде бы как не к сотрапезникам, а к собственному напитку: зрелище забавное, но наводящее на размышления отнюдь не самые веселые. – Любовь и юность – это прекрасно. Полагаю, все собравшиеся приглашены на свадьбу?
Милана – вот как, значит, зовут его постоянную спутницу, если я верно поняла определение «давняя приятельница», данное Филиппом.
– Разумеется, вы все приглашены, – с преувеличенным энтузиазмом откликнулся Фил и демонстративно накрыл мою ладонь своей. – Как замечательно, что близкие люди могут разделить твою радость, верно?
И снова в его словах звучал вызов. Вызов и издевка. Хм, не удивлюсь, если в этом семействе именно Филипп является так называемой черной овцой.
Но после поздравлений главы семьи остальные уже молчать не могли. Генри поздравил нас, как мне показалось, как-то кисло, неуверенно. Во всяком случае, даже голос вернувшей себе самообладание Камиллы звучал менее безрадостно.
Рыжеволосая Лукреция улыбалась вполне искренне.
– Обожаю свадьбы, – мечтательным тоном протянула она. – Самый красивый праздник!
– Вы могли бы сыграть в один день, – наивно предложила Диана. – Две пары: Генри и Лукреция, Филипп и Каролина. Здорово, правда?
– Не думаю, что это хорошая идея, – вместо невесты ответил Генри. – Девушки ревниво относятся к такому событию, правда же? Каждой хочется быть в центре внимания на собственной свадьбе.
– Я, между прочим, тоже девушка! И была бы не против двойной свадьбы.
– Ты еще слишком мала, – безапелляционно отрезал Генри. – Подрастешь – изменишь мнение.
Диана надулась и демонстративно повернулась ко мне.
– А ты что скажешь, Кара?
Скажу, что моя новая семейка все больше напоминает мне клубок целующихся змей, вот что.
– Даже не знаю…
– Нет-нет, никаких двойных свадеб, – пришел мне на выручку Филипп. – Дина, ты ведь видишь, что Генри против?
– Вижу, – буркнула та. – Но прикрывает свое нежелание почему-то девушками.
– Дина! – возмутился Эдмунд. – Что ты себе позволяешь? Ты как разговариваешь с взрослыми? Немедленно выйди из-за стола!
– Ну и пожалуйста! – обиженно выкрикнула девочка, бросила вилку, вскочила и убежала.
– Приношу извинения за поведение дочери.
– Она стала невыносимой, – процедила Лидия. – С тех пор, как…
– Десерт сегодня удался, – громко перебила ее Милана. – Очень нежный и воздушный. Твой повар превзошел себя, Карл!
– Да, Тьерри постарался, – согласился Карл, не притронувшийся к сладкому. – Повысить ему жалование, что ли?
Разговор плавно перетек к обсуждению повара, которого Карл, как я поняла из беседы, несколько лет назад переманил из какого-то модного дорогого ресторана. О Диане все забыли – или сделали вид что забыли.
Эдмунд мне резко разонравился. Неизвестно, с чего я решила, что он любит дочь и заботится о ней, но теперь мнение мое поменялось. Слишком уж грубо он обошелся с девочкой, не столь уж и велика ее провинность, чтобы выгонять из-за стола. Вот мои родители никогда такого не… стоп! Мои родители? Неужели проблеск памяти осветил позабытое прошлое?
Увы, как ни старалась я потянуть за кончик ниточки и размотать клубок воспоминаний, ничего не получалось. Случайный лучик вспыхнул – и погас. Все, что мне осталось, так это осознание: у меня были родители. Ну и что такого, сказал бы случайный слушатель моего рассказа, у каждого имелись отец и мать, никто еще не появился на свет сам по себе.
Это прозвучало даже не вопросом – утверждением. Отчего-то я не сомневалась, что так оно и было.
Камилла пожала плечами.
– Теперь мы сами уже взрослые, вмешивать посторонних нам ни к чему. Если у тебя хватит благоразумия, то ты не станешь переходить мне дорогу. Если же нет…
Она не договорила, невысказанная угроза повисла в воздухе. Интересно, о чем это? О Филиппе? Или же есть нечто еще между родственницами, о чем мне пока неизвестно?
Я молчала, но она и не ждала ответа. Поднялась порывисто, бросила на прощание:
– Подумай над моими словами, Элоиза.
И быстрым шагом вышла из комнаты.
Подумать мне действительно было над чем.
То, что Филипп меня обманул и дело вовсе не в невинном дружеском розыгрыше, безобидной шутке, стало очевидным. Он обещал не втягивать меня в криминал – и пока что вроде бы сдержал слово, во всяком случае, в его действиях преступной подоплеки я не видела. Но что-то затевалось на этом маленьком частном острове – вот только что?
Наиболее безопасной из моих старых-новых знакомых мне представлялась Диана, и, пожалуй, имело смысл попробовать сдружиться с девочкой и вытащить из нее хоть какие-нибудь сведения. Конечно, в силу возраста она знала не так уж и много из того, что меня интересовало, но в моем положении могли пригодиться любые крупицы информации. Наметив себе хотя бы такой незамысловатый план действий, я почувствовала себя немного увереннее. И принялась осматривать отведенную мне комнату, на сей раз без помех.
Просторная, светлая. Кровать под изумрудно-зеленым балдахином, в тон ему занавески на высоких, от пола до потолка, окнах. Золотисто-бежевые шелковые обои. Два мягких уютных кресла в углу, между ними – небольшой круглый столик. Шкаф, в который чьи-то заботливые руки уже поместили мои вещи. Туалетный столик с зеркалом и разными женскими мелочами – не припомню, чтобы Филипп их покупал. Опознала я только полученные от Лоры щетку для волос и пудреницу, сама-то я ушла из парка в чем была и даже за своим нехитрым скарбом к Питу не вернулась. Да там и жалеть не за чем, обновки мне достались куда как лучшего качества и, главное, никем до меня не ношеные. К щетке и пудре добавились флакончики и коробочки, и я некоторое время с интересом их изучала. А здесь умеют принимать гостей, скажу я вам!
Затем заглянула в уже упомянутую мной ванную комнату, умылась, пощупала мягкие полотенца и теплый халат, перенюхала все брусочки мыла на полочке. Выбрала то, что источало легкий аромат фиалки, положила его в мыльницу. И отправилась переодеваться к ужину – откуда-то я знала, что в таких домах к ужину принято переодеваться.
***
Столовая, как подсказывал мне все тот же опыт забытой жизни, должна была находиться на первом этаже. Когда я спустилась по лестнице, Филипп уже дожидался меня, причем не один, а в компании Генри и молодой женщины с огненно-рыжими волосами. Я окинула незнакомку неожиданно для себя самой ревнивым взглядом. Узкое, немного удлиненное лицо, слегка раскосые светло-карие глаза, тонкий нос с горбинкой, пухлые, капризно изогнутые губы. Белая кожа, что нехарактерно для рыжих – без веснушек. Высокие дуги бровей. Не такая безупречная красавица, как Камилла, незнакомка обладала внешностью куда более интересной и притягивающей. Была в ее облике какая-то хищность, нечто, наводящее на мысли о некрупном опасном звере. Чуть зазеваешься – ухватит острыми зубами, вопьется до крови, растерзает. Я вздрогнула – до того живой представилась картинка моему воображению. И поспешила отогнать видение.
Изящную фигуру мягко облегало молочного цвета бархатное платье, в глубоком вырезе покачивался на цепочке кулон в виде кленового листа из зеленых и желтых камней. Первые, несомненно, изумруды, а вторые? Впрочем, какая разница, в любом случае стоила эта побрякушка немалую сумму.
– А вот и Элоиза! – с несколько, на мой взгляд, наигранным энтузиазмом воскликнул Филипп. – Хотя сейчас она предпочитает второе имя, Каролина.
Брови Генри слегка приподнялись, а я подумала, что ему вполне могли быть известны полные имена сестер Биннергрин, и если так – то моя история в особняке рьенна Арлоу только что подошла к концу.
Но нет, очевидно, эту деталь Филипп учел, и ни у кого в памяти имена девочек не задержались – либо же вопрос этот и вовсе в то время никого из детей не заботил. Генри удивило другое.
– Но почему? – спросил он.
Я как можно более беззаботно пожала плечами.
– Подростковая причуда. Через пару лет после отъезда мне взбрело в голову, что наши с сестрой имена слишком похожи. Захотелось выделяться. А потом привыкла.
Наспех придуманное объяснение, кажется, усыпило подозрительность.
– Хорошо, как скажешь. Значит, Элоиза Каролина, кхм…
– Кара, – тут же вставила я. – Мы же друзья.
– Да, и верно! Кара – Лукреция. Моя невеста.
Я ожидала какого-нибудь нежного жеста, например, что Генри возьмет рыжеволосую Лукрецию за руку, или хотя бы взгляда, но ничего такого не последовало. Подобным образом можно представить подругу или компаньона.
– Наслышана о тебе, – произнесла Лукреция хрипловатым, но, несмотря на эту хрипотцу, приятным и даже каким-то завораживающим голосом. – Рада познакомиться.
Я выдала в ответ приличествующую случаю фразу, автоматически, не задумываясь, потому как мозг мой занят был совсем иной задачей. Что именно означали слова Лукреции? Сказала ли она стандартную банальную любезность – и, если это так, то беспокоиться мне не о чем? Потому как если она действительно слышала что-либо обо мне, вернее, об Элоизе, то это тревожный знак. Разве что Генри повествовал о детских годах и просто перечислил тех, с кем вместе проводил каникулы – тогда тоже можно расслабиться и не брать в голову дурного. Но как бы выяснить?
По пути в столовую к компании присоединилась Камилла – она стояла у патефона в одной из комнат непонятного назначения и перебирала пластинки. Дверь была приоткрыта, и Генри заглянул внутрь и позвал ее, а заодно и сообщил о моей причуде со сменой имени. Я ожидала ядовитых комментариев и насмешек, но Камилла только посмотрела внимательно и молча кивнула. Мне в кивке этом почудилось удовлетворение.
Место за столом мне досталось между Филиппом, что неудивительно, и благообразным рьенном с седыми висками и редкими серебряными прядками в густых каштановых волосах. Вокруг карих глаз лучиками разбегались морщинки, и я подумала, что он, должно быть, часто улыбается. Приветствовал он меня добродушно и добавил со смешком:
– Моя дочь уже все уши мне прожужжала о том, что вы вернулись.
Ага, так это отец Дианы! Сама девочка сидела напротив меня в компании чопорной пожилой особы и, поймав мой взгляд, озорно подмигнула. И тут же чинно опустила глаза, как примерная пансионерка.
Карл Арлоу, как и ожидалось, занял место во главе стола. Рядом с ним расположилась элегантная рьенна неопределенного возраста, из тех, кому с легкостью можно дать как тридцать лет, так и пятьдесят. Безупречно гладкая кожа, густые светлые волосы, темные глаза, стройная фигура, породистое тонкое лицо, унизанные кольцами длинные пальцы.
– Давняя приятельница старикана, – улучив момент, шепнул мне Филипп. – Ума не приложу, отчего они так и не поженились.
Мне казалось, что ужин в семейном кругу окажется тем еще испытанием, однако все прошло на удивление легко. Карл объявил о том, что счастлив вновь принимать под своим кровом вернувшуюся родственницу, меня то бишь. Заблудшей овцой, отбившейся от стада, прямо не назвал – и на том спасибо. Те домочадцы и гости, кто еще не был мне представлен, особого интереса к новости не выказали, взглянули на меня без излишнего любопытства и отпустили какие-то дежурные любезные реплики – и все. Только та самая чопорная рьенна с поджатыми узкими губами и брезгливой гримасой на оплывшей физиономии, что сидела рядом с Дианой, сверлила меня некоторое время взглядом. И потом, на протяжении всего ужина, нет-нет да и поглядывала украдкой, отводя глаза всякий раз, как я поворачивалась в ее сторону.
Мне хотелось расспросить о ней отца девочки – он представился Эдмундом. Но легкая застольная беседа не затрагивала иных тем, кроме погоды и кое-каких новостей из культурной жизни Лаудинна, а перевести разговор на членов семьи самой мне представлялось невежливым.
Если судить в целом, то ужин прошел неплохо. Мне удалось пообщаться с якобы родственниками и ни разу не проколоться – это ли не удача? Но я совсем упустила из виду конец разговора между Дианой и Филиппом на террасе. Потому-то и оказалось для меня неожиданностью то, что в самом конце, когда уже подали десерт, мой фиктивный жених поднялся и объявил:
– А теперь, уважаемые, я прошу вашего внимания. Не волнуйтесь, отвлеку ненадолго. У меня небольшое объявление.
Диана заулыбалась и осторожно помахала мне. Я скосила взгляд на Карла: тот с невозмутимым видом отложил нож и вилку, поднес к губам бокал и сделал небольшой глоток. Заинтересованным не выглядел, и даже изобразить любопытство не старался. Вероятно, прекрасно знал, что именно заявит Филипп.
– Итак, у нас с рьенной Элоизой Каролиной Биннергрин есть радостное известие: мы собираемся пожениться в конце этого года. Можете нас поздравить.
И уселся на свое место, самодовольно ухмыляясь.
В столовой повисла мертвенная тишина.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Никто не спешил поздравить нас первым. Карл молчал, легко покачивал в руке бокал и казался погруженным в какие-то свои мысли. Камилла стиснула губы и сжала вилку с такой силой, что побелели пальцы. Я представила, с каким кровожадным удовольствием она воткнула бы острые зубцы в мою руку – и поежилась.
И тут молчание взорвалось громкими аплодисментами. Хлопала в ладоши Диана, усердно, старательно.
– Как замечательно! – с наигранным восторгом воскликнула она. – Как я за вас рада!
Сидевшая рядом с ней чопорная рьенна повернула голову и уже шевельнула губами, приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но ее слова заглушил густой бас Эдмунда:
– Присоединяюсь к дочери! Поздравляю!
Рьенна резко развернулась.
– Это известие, – вопреки моим фантазиям, голос ее вовсе не напоминал скрип несмазанных дверных петель, а звучал глубоко и бархатисто, – оказалось несколько неожиданным. Кажется, ты говорил, что еще не готов связать себя брачными узами, Фил.
Я бросила осторожный взгляд на Карла Арлоу: вмешается или нет? Хозяин дома хранил молчание и все так же поигрывал бокалом.
– Я передумал, – беспечно ответил Филипп. – Любовь, страсть, помешательство, безумие и все такое прочее, что описывают романисты и показывают в синематографе, знаете ли. Да вам уж точно это чувство знакомо, дорогая Лидия.
Он ехидничал. Точно ехидничал: даже я, столь мало с ним знакомая, различила насмешку в его голосе. Он явно намекал на какой-то неприятный эпизод из жизни Лидии, на какую-то ее болезненную увлеченность – но на кого именно? Ох, у этой семейки в шкафах скелетов, похоже, хватит на целое кладбище!
Лидия побледнела, но найтись с ответом не успела. Ее опередили.
– Любовь? – переспросила Камилла, и вот ее-то голос прозвучал резко и неприятно, словно ножом провели по стеклу. – Страсть?
– Именно, милая, именно. Тебе ведь известно, что это такое? Или нет?
Да почему же он их дразнит? И есть ли в этом доме хоть один настоящий друг моего лже-жениха, кроме, разумеется, Дианы?
Последняя, кстати, явно наслаждалась происходящим, из чего я сделала вывод, что и Камиллу, и Лидию она недолюбливает. В силу возраста Диана еще не могла хорошо скрывать свои эмоции, и сейчас у нее на лице отражалось злорадное веселье.
– Страсть – это прекрасно, – с чувством произнесла светловолосая красавица без возраста, подруга Карла. – Я даже немного вам завидую. И поздравляю, конечно же.
– Присоединюсь к Милане, – негромко произнес Карл, все так же рассматривая, как вспыхивают золотистые всполохи в рубиновой жидкости при легком повороте бокала и обращаясь вроде бы как не к сотрапезникам, а к собственному напитку: зрелище забавное, но наводящее на размышления отнюдь не самые веселые. – Любовь и юность – это прекрасно. Полагаю, все собравшиеся приглашены на свадьбу?
Милана – вот как, значит, зовут его постоянную спутницу, если я верно поняла определение «давняя приятельница», данное Филиппом.
– Разумеется, вы все приглашены, – с преувеличенным энтузиазмом откликнулся Фил и демонстративно накрыл мою ладонь своей. – Как замечательно, что близкие люди могут разделить твою радость, верно?
И снова в его словах звучал вызов. Вызов и издевка. Хм, не удивлюсь, если в этом семействе именно Филипп является так называемой черной овцой.
Но после поздравлений главы семьи остальные уже молчать не могли. Генри поздравил нас, как мне показалось, как-то кисло, неуверенно. Во всяком случае, даже голос вернувшей себе самообладание Камиллы звучал менее безрадостно.
Рыжеволосая Лукреция улыбалась вполне искренне.
– Обожаю свадьбы, – мечтательным тоном протянула она. – Самый красивый праздник!
– Вы могли бы сыграть в один день, – наивно предложила Диана. – Две пары: Генри и Лукреция, Филипп и Каролина. Здорово, правда?
– Не думаю, что это хорошая идея, – вместо невесты ответил Генри. – Девушки ревниво относятся к такому событию, правда же? Каждой хочется быть в центре внимания на собственной свадьбе.
– Я, между прочим, тоже девушка! И была бы не против двойной свадьбы.
– Ты еще слишком мала, – безапелляционно отрезал Генри. – Подрастешь – изменишь мнение.
Диана надулась и демонстративно повернулась ко мне.
– А ты что скажешь, Кара?
Скажу, что моя новая семейка все больше напоминает мне клубок целующихся змей, вот что.
– Даже не знаю…
– Нет-нет, никаких двойных свадеб, – пришел мне на выручку Филипп. – Дина, ты ведь видишь, что Генри против?
– Вижу, – буркнула та. – Но прикрывает свое нежелание почему-то девушками.
– Дина! – возмутился Эдмунд. – Что ты себе позволяешь? Ты как разговариваешь с взрослыми? Немедленно выйди из-за стола!
– Ну и пожалуйста! – обиженно выкрикнула девочка, бросила вилку, вскочила и убежала.
– Приношу извинения за поведение дочери.
– Она стала невыносимой, – процедила Лидия. – С тех пор, как…
– Десерт сегодня удался, – громко перебила ее Милана. – Очень нежный и воздушный. Твой повар превзошел себя, Карл!
– Да, Тьерри постарался, – согласился Карл, не притронувшийся к сладкому. – Повысить ему жалование, что ли?
Разговор плавно перетек к обсуждению повара, которого Карл, как я поняла из беседы, несколько лет назад переманил из какого-то модного дорогого ресторана. О Диане все забыли – или сделали вид что забыли.
Эдмунд мне резко разонравился. Неизвестно, с чего я решила, что он любит дочь и заботится о ней, но теперь мнение мое поменялось. Слишком уж грубо он обошелся с девочкой, не столь уж и велика ее провинность, чтобы выгонять из-за стола. Вот мои родители никогда такого не… стоп! Мои родители? Неужели проблеск памяти осветил позабытое прошлое?
Увы, как ни старалась я потянуть за кончик ниточки и размотать клубок воспоминаний, ничего не получалось. Случайный лучик вспыхнул – и погас. Все, что мне осталось, так это осознание: у меня были родители. Ну и что такого, сказал бы случайный слушатель моего рассказа, у каждого имелись отец и мать, никто еще не появился на свет сам по себе.
