А после и вовсе — просто многозначительно молчала, мол, ты ведь уже взрослая, неужели так и не поняла, что каждой правде — свое время, а когда оно наступит — никому не ведомо.
В школе Дита научилась и сдержанности. Так что теперь, хоть и зудело неутоленное любопытство, и иногда даже мешало спать по ночам, когда самые невероятные предположения и желания так и норовили залезть в голову, Дита умела от этого искушения отгораживаться чем-нибудь более полезным. Например, выученным на зубок длиннющим рецептом оконной замазки, отгоняющей мелкую нечисть, а заодно сырость, туман и жуков-древоточцев — может и не самое ходовое средство, зато уж точно полезное для жителей Стынь-Ключа. И на маму больше не обижалась. Хватало уже и того, что путеводный клубок мама отдала именно ей, а не старшим сестрам. Значит, Дите его и беречь теперь, и уважать, и благодарить за помощь. Только вот что делать, если он ее пусть и краешком, а ко всяким горедельницам заводит? Стерпеть? Промолчать? Или все-таки высказать свое твердое и искреннее возмущение?
Отмотанная нить ловко закручивалась вокруг ее пояса, клубок по-прежнему весело катился по одному ему видимой и ведомой тропинке, и Дита все-таки решила смолчать. Мало ли зачем он ее мимо кудельницы провел. Вдруг в этом потом тоже обнаружится какой-нибудь смысл.
И только на секундочку расслабилась, перестав сомневаться, как вдруг из чащи справа, отгороженной от Диты корявым буреломом и колючими кустами, раздался душераздирающий жуткий вой. Дита вздрогнула и, вопреки острому желанию кинуться прочь, замерла на месте, будто кто ее приморозил. Только через пару медленных вдохов-выдохов сообразила, что ее удержало. Вой и правда был жуткий, вот только боли в нем было больше, чем злости, и слабости больше, чем силы.
— Нет-нет-нет, — пробормотала она, крепче перехватывая корзинку, будто та могла удержать ее на месте. — Ты не станешь в это ввязываться, Дита Лархен! У тебя подарок, и дорога еще наверняка не близкая. Мало ли кто там воет и отчего? Может, специально заманивает всяких особо жалостливых дурех. Даже не вздумай!
Вой раздался снова, громкий и такой недоуменно-страдальческий, что стоять на месте не осталось вовсе никаких сил. Клубок вдруг подскочил, покачался в воздухе, будто раздумывая о чем-то, и покатился прямиком в колючие кусты, и Дита, наплевав на все доводы разума, бросилась следом.
Колючки цеплялись за рукава и подол, будто старались удержать от глупости. Растопыренные ветки кустов так и норовили содрать шляпу, добраться до волос и повыдергивать побольше. А Дита даже не могла злиться ни на кого, кроме себя самой. Потому что нечего было сразу лезть в эдакую гущу! Сама виновата. Нет бы шляпу снять, косу через плечо перекинуть или платок повязать, так нет же, понеслась, как ополоумевшая. Вот и расхлебывай теперь как сможешь. А клубок… Ну так что клубок. Он же наверняка угадал решение, которое она и так бы приняла. Мигом раньше, мигом позже — от дури в голове это бы все равно ее не уберегло. А так он хотя бы знал, куда бежать. Пусть и через заросли, но все же лучше, чем вовсе носиться попусту по колючкам и кустам, а потом вернуться ни с чем.
И только когда выбралась на поляну, Дита поняла, что клубок вел ее напрямик, по самому короткому пути. Заросли можно было и обойти, но для этого понадобилось бы гораздо больше времени.
— У-у-у-у, — раздалось совсем близко, и теперь, наконец, понятно, откуда. — Ва-у-у-у!
На другой стороне поляны, у солнечной опушки с широкой, на диво утоптанной тропой, убегающей дальше в лес, рос огромный, прямо-таки необъятный в стволе и роскошный в кроне дубище.
— Эк же ты вымахал! — не сдержавшись, восхищенно протянула Дита, безуспешно стараясь обхватить одним взглядом эдакую махину. Впрочем, разглядывать чудеса Затемья было некогда: под этим самым дубом и обнаружился источник душераздирающих воплей.
Здоровенный серо-бурый волчище мельтешил почти у корней, выл, дергал хвостом, поскуливал, и только добежав до дуба, Дита поняла, почему. На лапе мохнатого страдальца блестел новенький, будто только что сделанный или от души начищенный капкан.
— Это еще что за новости! — возмутилась Дита. В обычных лесах капканы, конечно, не новость, но то в обычных! А здесь-то?! В волшебном, первозданном лесу Затемья кому хватило дурости расставлять обычные человеческие ловушки? Магических тварей в такое не поймаешь, а обычных-то на кой черт тут ловить, человеческих лесов мало?
Видно, эти же вопросы, не считая зубастой железяки на ноге, волновали и волка, потому что выглядел он не просто пострадавшим, а напуганным и, пожалуй, растерянным. Клацнул на Диту челюстями, а потом вдруг замер, будто рассматривал. Но не настороженно, а почему-то удивленно.
— Даже не вздумай меня цапнуть! — пригрозила Дита, устраиваясь рядом с волком на коленях. — Так хвост подпалю, что все капканы на свете детской сказочкой покажутся. Понял, зубастый?
Волк недовольно ощерился, показывая клыки.
— И не скалься! А то оставлю тут и дальше пойду. Не знаю, кто додумался тут ловушки расставлять, но вряд ли он так запросто отпустит свою добычу. Сделает из тебя шапку, будешь знать, как щериться на тех, кто тебя спасти хочет!
Волк притих — видно, перспектива стать шапкой не показалась ему привлекательной, только поскулил немного, пока Дита, вооружившись палкой и капелькой силы, раскрывала капкан.
— Знаю, что больно. Потерпи.
Когда челюсти капкана обиженно звякнули, выпуская жертву, волк заскулил громче — теперь уже точно от боли. И боль, видно, была сильной, потому что он не попытался убраться подальше, а устало припал к земле, опустив морду на лапы.
— Ладно-ладно, не надо так показательно страдать. Я всего лишь слабая девушка, хоть и ведьма, и сердце у меня не каменное.
Дита вздохнула и, отшвырнув подальше безопасную теперь железяку, протянула руку.
— Может, ты и не волшебный волк и разговаривать по-человечески не умеешь, но совсем уж безмозглой зверюгой не выглядишь, так что давай мне лапу сам. Посмотрим, что можно сделать.
Волк скосил на нее ярко-зеленый глаз, и Дита невольно сглотнула — слишком уж осмысленным и человеческим показался вдруг его взгляд. А еще почему-то… странно знакомым. Что за глупости? Магической эта зверюга точно не была. Волк как волк, даже не оборотень — тех-то Дита могла за версту учуять: оторопью от них пробирало до самых костей, как от любой проклятой нечисти.
— Это просто лес такой, — вслух успокоила себя Дита. — Просто Затемье. Здесь вечно мерещится не пойми что. Так дашь ты лапу или нет, чудовище хвостатое? Я, вообще-то, тороплюсь.
Волк окинул ее долгим, непередаваемо снисходительным взглядом и, будто делал высочайшее одолжение, протянул пострадавшую лапу.
Дита осторожно провела ладонью поверх, ощупывая даже не саму лапу, а ее ауру — так лучше всего и определять, что где болит, и лечить. Это вам не кухарские чары! Лечение Дите давалось легко, как будто и не новое учила, а хорошо забытое старое припоминала. Вот и сейчас — даже не думала, что делает, руки словно сами знали. Нашли место, над которым аура полыхала болью, послали в самый центр этой боли замораживающие чары, а после и целебные — потихоньку, плавно, чтобы залечились сначала трещины на кости, потом срастились жилы и сухожилия, и только после всего, на готовую, правильную, живую основу восстановились мышцы.
От замораживающих чар волк удивленно провыл-проскулил, будто спросил: что это такое сейчас было?! Даже смешно стало, так напомнило кое-кого из ведьмаков: “Дита, а Дита, ты поняла хоть что-то из всей той зауми, которую несла мэтресса Лючия?!”
— Не скули, — важно сказала Дита, — лучше порадуйся: перелома нет, а трещины я быстро залечу. Перелом бы тоже залечила, но с ним знаешь сколько мороки? Даже метрессе Лючии пришлось бы повозиться, а она все-таки настоящая лекарка, опытная. А у меня вон, — кивнула на корзинку, — ватрушка стынет! И праздник ждет. И сестры вредные дома в Стынь-Ключе. Эх, что б ты понимал, хвостатый…
Волк смотрел, будто и правда что-то понимал, внимательно и незлобно, так что Дита совсем перестала его опасаться. Сращивала мышцы, волоконце к волоконцу, и рассеянно думала, что с живым работать куда как легче, чем с предназначенным на жаркое куском мяса. А еще стало вдруг любопытно, не отметилась ли зловредная кудельница в беде волчары? Хоть и не слыхала Дита, чтобы кудельницы лесу и лесным зверям вредили, но пакостная натура всегда пакостной останется, и если нет под рукой привычной жертвы, так и кому другому от всей гнилой души гадость сделает.
Но вот аура успокоилась. Дита прощупала залеченную лапу уже всерьез, сильно нажимая пальцами, но не ощутила ничего нехорошего, а волк так и вовсе от этой ее проверки разомлел, прикрыл глаза, кажется, был бы кошкой — замурлыкал.
— Все с тобой хорошо, — Дита, осмелев, погладила его по морде. — Смотри под лапы внимательнее и во всякие зубастые штуковины больше не попадайся!
Встала на ноги, отряхнула юбку от налипшей хвои, земли и сухих травинок и скомандовала терпеливо ожидавшему клубочку:
— Веди дальше!
Клубочек радостно подпрыгнул, будто ответил: “Наконец-то!” — и покатился на этот раз не через чащу напролом, а по тропинке. Но не успела Дита сделать и пары шагов за ним, как что-то больно стукнуло ее по макушке.— — Ай! — она от неожиданности вскрикнула, задрала голову, но вверху, конечно же, не было никого и ничего, кроме толстых, переплетенных ветвей дубовой кроны. Через этот роскошный густой шатер наверняка даже в самую солнечную пору лучи не пробивались и дождь не проливался.
А вот под ногами обнаружился здоровенный желудь, насыщенного смолистого цвета, будто драгоценный янтарь, в отливающей золотом яркой шляпке. Дита взяла его, взвесила на ладони, спросила, снова запрокинув голову:
— Ты чего дерешься? Или на память отдал? Если так, то спасибо, я его сохраню.
Дуб в ответ зашелестел листьями, хотя Дита не чувствовала ни малейшего дуновения ветерка. Сунув желудь в карман так, чтобы точно не выпал, она перехватила настороженный зеленый взгляд. Волк, вопреки ее ожиданиям, не убежал в чащу, а все еще сидел неподалеку, внимательно за ней наблюдая.
— Что? — Дита вскинула брови.
Волк молча сверлил ее взглядом, так что даже стало слегка не по себе.
— Ты ведь не собираешься ждать здесь того дурня, что ловушки расставил, чтобы цапнуть его от души? Беги лучше по своим волчьим делам.
Она наконец ступила на тропу, кивнула дожидавшемуся ее клубочку и пошла следом, поглядывая на темнеющее небо в прорехах ветвей. Там, за ветвями в вышине, уже ярко сияли первые звезды, и можно было бы подумать, что на праздник Дита безнадежно опоздала — вот только в Затемье и день с ночью очень даже могут перепутаться и решить, что внешний мир им не указ. Захотел лес нагнать страху на пришлую ведьму, вот и устроил потемки. Не удивительно, если сейчас еще и нечисть какая-нибудь пугать начнет.
Дита напряженно оглядывалась, стараясь не слишком ускорять шаг. Нельзя показать, что напугана! Ведьмы не боятся. Это ведьму должны бояться!
Пару-тройку раз мелькнул позади в подлеске, в густом папоротнике, в кустах серый волчий бок. Это что же, вылеченный волчара, вместо того, чтоб убраться подальше, за ней увязался? Дита тайком вздохнула: вот бы кого в фамильяры! После глупой неудачи с Поганкой вопрос фамильяра она отложила на потом. Но хотелось! Что за ведьма без умного и верного спутника? Неправильная ведьма, если одним словом.
Но почему-то, в отличие от обычных животных, которые вечно тянули к Дите свои морды и лапы, виляли хвостами, мурчали на ушко, магические твари ее сторонились. На что уж при школе был здоровенный питомник, где каждый ученик мог выбрать подходящую животинку, но Дита даже тут осталась ни с чем.
При мысли, что так и придется вернуться в Стынь-Ключ одной, наваливалась грусть. А уж если представить, как это воспримут сестры, так и вовсе злость разбирает. На диплом-то, конечно, скалиться поостерегутся, а вот за фамильяра, точнее, за его отсутствие, изведут насмешками.
И ведь вроде все при ней, и талант, и сила, а с фамильярами отчего-то не задалось. И главное, ни один мэтр так и не сумел ей объяснить, почему ничего не получается. Кто отмахивался, кто отделывался загадочным “однажды поймешь”, а кто и вовсе смотрел, как на дите неразумное, и говорил совсем уж странное: “получишь сразу, как перестанешь ждать и искать”. Но ведь она уже давным-давно искать перестала. Как только облазила все уголки питомника и убедилась, что и там никому не нужна. А ждать… Ждать-то и некогда было. Других занятий хватало. Разве что грустилось иногда, особенно из-за сварливой Поганки.
За всеми этими раздумьями, да еще из-за совсем уж сгустившейся темноты Дита даже внимания не обратила, что деревья по сторонам от тропы стали низкими и корявыми, а густой роскошный папоротник сменился мшистыми кочками. Опомнилась, только увидев болотные огоньки, что закружились хороводом в стороне — наверняка над самой топью, заманивая глупую ведьму сойти с безопасного пути! Но клубочек уверенно тянул вперед, и Дита только отмахнулась и от огоньков, и от вылезшей почти у самой тропы кикиморы — горбатой, патлатой, остроносой, завернутой в серый болотный мох вместо платья.
А потом застыла как вкопанная, когда неожиданно вышла на поляну, сплошь покрытую черной, будто выжженной, травой, посреди которой возвышалась такая же черная избушка на толстых куриных лапищах.
Спасибо школе, об этом диве дивном она знала. А вот о том, чтобы кто-то наткнулся на нее в Затемье, слышать не доводилось.
— Ты тут одна? — осторожно спросила Дита, вглядываясь в единственное темное окошко. — Или с хозяйкой?
А сама все пыталась вспомнить, что там такое было про зад и перед в присказке, после которой избушка по идее должна была стать приветливой, а то и на порог пустить. Хотя на порог, честно сказать, не хотелось. Разило от избушки древней и темной магией, да так, что у Диты даже мурашки по телу побежали. С такой силищей обычным наговором вряд ли справишься, если ей вдруг вздумается навредить.
Дита смотрела во все глаза, но видела, точнее чувствовала, странное. Вроде бы избушка как избушка. А что лапы куриные — так мало ли какая блажь кому в голову взбрести может. Видела Дита и пряничную избушку на сладкой тропинке, и хрустальный замок, где и шаг ступить боязно, и прекрасный переливающийся разноцветными струями дворец морского царя, и вечно движущийся, на воронках смерчей шатер джинна Дэвина. Так почему бы обычный деревянной избушке не отрастить ноги. Особенно если живет в той избушке не то сказочная ворожея, не то посланница самой богини смерти.
Дита поежилась, подумала, что лучше б все-таки Яга оказалась простой ворожеей, пусть и до ужаса древней, и вздрогнула от резкого повторяющегося скрипа. Будто избушка подслушала ее мысли и теперь смеялась над ней. По своему, по-избушечьи. Вспыхнуло ярко-желтым светом окно, в окне мелькнула тень, и избушка, надрывно скрипя, стала поворачиваться. Дита, словно завороженная, шагнула поближе. Ну а что? Когда еще встретишь эдакую невидаль? Раз уж представился случай, хоть рассмотреть как следует, чтоб запомнить, а там, глядишь, и детям с внуками когда-нибудь рассказать.
В школе Дита научилась и сдержанности. Так что теперь, хоть и зудело неутоленное любопытство, и иногда даже мешало спать по ночам, когда самые невероятные предположения и желания так и норовили залезть в голову, Дита умела от этого искушения отгораживаться чем-нибудь более полезным. Например, выученным на зубок длиннющим рецептом оконной замазки, отгоняющей мелкую нечисть, а заодно сырость, туман и жуков-древоточцев — может и не самое ходовое средство, зато уж точно полезное для жителей Стынь-Ключа. И на маму больше не обижалась. Хватало уже и того, что путеводный клубок мама отдала именно ей, а не старшим сестрам. Значит, Дите его и беречь теперь, и уважать, и благодарить за помощь. Только вот что делать, если он ее пусть и краешком, а ко всяким горедельницам заводит? Стерпеть? Промолчать? Или все-таки высказать свое твердое и искреннее возмущение?
Отмотанная нить ловко закручивалась вокруг ее пояса, клубок по-прежнему весело катился по одному ему видимой и ведомой тропинке, и Дита все-таки решила смолчать. Мало ли зачем он ее мимо кудельницы провел. Вдруг в этом потом тоже обнаружится какой-нибудь смысл.
И только на секундочку расслабилась, перестав сомневаться, как вдруг из чащи справа, отгороженной от Диты корявым буреломом и колючими кустами, раздался душераздирающий жуткий вой. Дита вздрогнула и, вопреки острому желанию кинуться прочь, замерла на месте, будто кто ее приморозил. Только через пару медленных вдохов-выдохов сообразила, что ее удержало. Вой и правда был жуткий, вот только боли в нем было больше, чем злости, и слабости больше, чем силы.
— Нет-нет-нет, — пробормотала она, крепче перехватывая корзинку, будто та могла удержать ее на месте. — Ты не станешь в это ввязываться, Дита Лархен! У тебя подарок, и дорога еще наверняка не близкая. Мало ли кто там воет и отчего? Может, специально заманивает всяких особо жалостливых дурех. Даже не вздумай!
Вой раздался снова, громкий и такой недоуменно-страдальческий, что стоять на месте не осталось вовсе никаких сил. Клубок вдруг подскочил, покачался в воздухе, будто раздумывая о чем-то, и покатился прямиком в колючие кусты, и Дита, наплевав на все доводы разума, бросилась следом.
Прода от 08.11.2024, 13:59
Колючки цеплялись за рукава и подол, будто старались удержать от глупости. Растопыренные ветки кустов так и норовили содрать шляпу, добраться до волос и повыдергивать побольше. А Дита даже не могла злиться ни на кого, кроме себя самой. Потому что нечего было сразу лезть в эдакую гущу! Сама виновата. Нет бы шляпу снять, косу через плечо перекинуть или платок повязать, так нет же, понеслась, как ополоумевшая. Вот и расхлебывай теперь как сможешь. А клубок… Ну так что клубок. Он же наверняка угадал решение, которое она и так бы приняла. Мигом раньше, мигом позже — от дури в голове это бы все равно ее не уберегло. А так он хотя бы знал, куда бежать. Пусть и через заросли, но все же лучше, чем вовсе носиться попусту по колючкам и кустам, а потом вернуться ни с чем.
И только когда выбралась на поляну, Дита поняла, что клубок вел ее напрямик, по самому короткому пути. Заросли можно было и обойти, но для этого понадобилось бы гораздо больше времени.
— У-у-у-у, — раздалось совсем близко, и теперь, наконец, понятно, откуда. — Ва-у-у-у!
На другой стороне поляны, у солнечной опушки с широкой, на диво утоптанной тропой, убегающей дальше в лес, рос огромный, прямо-таки необъятный в стволе и роскошный в кроне дубище.
— Эк же ты вымахал! — не сдержавшись, восхищенно протянула Дита, безуспешно стараясь обхватить одним взглядом эдакую махину. Впрочем, разглядывать чудеса Затемья было некогда: под этим самым дубом и обнаружился источник душераздирающих воплей.
Здоровенный серо-бурый волчище мельтешил почти у корней, выл, дергал хвостом, поскуливал, и только добежав до дуба, Дита поняла, почему. На лапе мохнатого страдальца блестел новенький, будто только что сделанный или от души начищенный капкан.
— Это еще что за новости! — возмутилась Дита. В обычных лесах капканы, конечно, не новость, но то в обычных! А здесь-то?! В волшебном, первозданном лесу Затемья кому хватило дурости расставлять обычные человеческие ловушки? Магических тварей в такое не поймаешь, а обычных-то на кой черт тут ловить, человеческих лесов мало?
Видно, эти же вопросы, не считая зубастой железяки на ноге, волновали и волка, потому что выглядел он не просто пострадавшим, а напуганным и, пожалуй, растерянным. Клацнул на Диту челюстями, а потом вдруг замер, будто рассматривал. Но не настороженно, а почему-то удивленно.
— Даже не вздумай меня цапнуть! — пригрозила Дита, устраиваясь рядом с волком на коленях. — Так хвост подпалю, что все капканы на свете детской сказочкой покажутся. Понял, зубастый?
Волк недовольно ощерился, показывая клыки.
— И не скалься! А то оставлю тут и дальше пойду. Не знаю, кто додумался тут ловушки расставлять, но вряд ли он так запросто отпустит свою добычу. Сделает из тебя шапку, будешь знать, как щериться на тех, кто тебя спасти хочет!
Волк притих — видно, перспектива стать шапкой не показалась ему привлекательной, только поскулил немного, пока Дита, вооружившись палкой и капелькой силы, раскрывала капкан.
— Знаю, что больно. Потерпи.
Когда челюсти капкана обиженно звякнули, выпуская жертву, волк заскулил громче — теперь уже точно от боли. И боль, видно, была сильной, потому что он не попытался убраться подальше, а устало припал к земле, опустив морду на лапы.
— Ладно-ладно, не надо так показательно страдать. Я всего лишь слабая девушка, хоть и ведьма, и сердце у меня не каменное.
Дита вздохнула и, отшвырнув подальше безопасную теперь железяку, протянула руку.
— Может, ты и не волшебный волк и разговаривать по-человечески не умеешь, но совсем уж безмозглой зверюгой не выглядишь, так что давай мне лапу сам. Посмотрим, что можно сделать.
Прода от 13.11.2024, 11:23
Волк скосил на нее ярко-зеленый глаз, и Дита невольно сглотнула — слишком уж осмысленным и человеческим показался вдруг его взгляд. А еще почему-то… странно знакомым. Что за глупости? Магической эта зверюга точно не была. Волк как волк, даже не оборотень — тех-то Дита могла за версту учуять: оторопью от них пробирало до самых костей, как от любой проклятой нечисти.
— Это просто лес такой, — вслух успокоила себя Дита. — Просто Затемье. Здесь вечно мерещится не пойми что. Так дашь ты лапу или нет, чудовище хвостатое? Я, вообще-то, тороплюсь.
Волк окинул ее долгим, непередаваемо снисходительным взглядом и, будто делал высочайшее одолжение, протянул пострадавшую лапу.
Дита осторожно провела ладонью поверх, ощупывая даже не саму лапу, а ее ауру — так лучше всего и определять, что где болит, и лечить. Это вам не кухарские чары! Лечение Дите давалось легко, как будто и не новое учила, а хорошо забытое старое припоминала. Вот и сейчас — даже не думала, что делает, руки словно сами знали. Нашли место, над которым аура полыхала болью, послали в самый центр этой боли замораживающие чары, а после и целебные — потихоньку, плавно, чтобы залечились сначала трещины на кости, потом срастились жилы и сухожилия, и только после всего, на готовую, правильную, живую основу восстановились мышцы.
От замораживающих чар волк удивленно провыл-проскулил, будто спросил: что это такое сейчас было?! Даже смешно стало, так напомнило кое-кого из ведьмаков: “Дита, а Дита, ты поняла хоть что-то из всей той зауми, которую несла мэтресса Лючия?!”
— Не скули, — важно сказала Дита, — лучше порадуйся: перелома нет, а трещины я быстро залечу. Перелом бы тоже залечила, но с ним знаешь сколько мороки? Даже метрессе Лючии пришлось бы повозиться, а она все-таки настоящая лекарка, опытная. А у меня вон, — кивнула на корзинку, — ватрушка стынет! И праздник ждет. И сестры вредные дома в Стынь-Ключе. Эх, что б ты понимал, хвостатый…
Волк смотрел, будто и правда что-то понимал, внимательно и незлобно, так что Дита совсем перестала его опасаться. Сращивала мышцы, волоконце к волоконцу, и рассеянно думала, что с живым работать куда как легче, чем с предназначенным на жаркое куском мяса. А еще стало вдруг любопытно, не отметилась ли зловредная кудельница в беде волчары? Хоть и не слыхала Дита, чтобы кудельницы лесу и лесным зверям вредили, но пакостная натура всегда пакостной останется, и если нет под рукой привычной жертвы, так и кому другому от всей гнилой души гадость сделает.
Но вот аура успокоилась. Дита прощупала залеченную лапу уже всерьез, сильно нажимая пальцами, но не ощутила ничего нехорошего, а волк так и вовсе от этой ее проверки разомлел, прикрыл глаза, кажется, был бы кошкой — замурлыкал.
— Все с тобой хорошо, — Дита, осмелев, погладила его по морде. — Смотри под лапы внимательнее и во всякие зубастые штуковины больше не попадайся!
Встала на ноги, отряхнула юбку от налипшей хвои, земли и сухих травинок и скомандовала терпеливо ожидавшему клубочку:
— Веди дальше!
Прода от 18.11.2024, 12:58
Клубочек радостно подпрыгнул, будто ответил: “Наконец-то!” — и покатился на этот раз не через чащу напролом, а по тропинке. Но не успела Дита сделать и пары шагов за ним, как что-то больно стукнуло ее по макушке.— — Ай! — она от неожиданности вскрикнула, задрала голову, но вверху, конечно же, не было никого и ничего, кроме толстых, переплетенных ветвей дубовой кроны. Через этот роскошный густой шатер наверняка даже в самую солнечную пору лучи не пробивались и дождь не проливался.
А вот под ногами обнаружился здоровенный желудь, насыщенного смолистого цвета, будто драгоценный янтарь, в отливающей золотом яркой шляпке. Дита взяла его, взвесила на ладони, спросила, снова запрокинув голову:
— Ты чего дерешься? Или на память отдал? Если так, то спасибо, я его сохраню.
Дуб в ответ зашелестел листьями, хотя Дита не чувствовала ни малейшего дуновения ветерка. Сунув желудь в карман так, чтобы точно не выпал, она перехватила настороженный зеленый взгляд. Волк, вопреки ее ожиданиям, не убежал в чащу, а все еще сидел неподалеку, внимательно за ней наблюдая.
— Что? — Дита вскинула брови.
Волк молча сверлил ее взглядом, так что даже стало слегка не по себе.
— Ты ведь не собираешься ждать здесь того дурня, что ловушки расставил, чтобы цапнуть его от души? Беги лучше по своим волчьим делам.
Она наконец ступила на тропу, кивнула дожидавшемуся ее клубочку и пошла следом, поглядывая на темнеющее небо в прорехах ветвей. Там, за ветвями в вышине, уже ярко сияли первые звезды, и можно было бы подумать, что на праздник Дита безнадежно опоздала — вот только в Затемье и день с ночью очень даже могут перепутаться и решить, что внешний мир им не указ. Захотел лес нагнать страху на пришлую ведьму, вот и устроил потемки. Не удивительно, если сейчас еще и нечисть какая-нибудь пугать начнет.
Дита напряженно оглядывалась, стараясь не слишком ускорять шаг. Нельзя показать, что напугана! Ведьмы не боятся. Это ведьму должны бояться!
Пару-тройку раз мелькнул позади в подлеске, в густом папоротнике, в кустах серый волчий бок. Это что же, вылеченный волчара, вместо того, чтоб убраться подальше, за ней увязался? Дита тайком вздохнула: вот бы кого в фамильяры! После глупой неудачи с Поганкой вопрос фамильяра она отложила на потом. Но хотелось! Что за ведьма без умного и верного спутника? Неправильная ведьма, если одним словом.
Но почему-то, в отличие от обычных животных, которые вечно тянули к Дите свои морды и лапы, виляли хвостами, мурчали на ушко, магические твари ее сторонились. На что уж при школе был здоровенный питомник, где каждый ученик мог выбрать подходящую животинку, но Дита даже тут осталась ни с чем.
При мысли, что так и придется вернуться в Стынь-Ключ одной, наваливалась грусть. А уж если представить, как это воспримут сестры, так и вовсе злость разбирает. На диплом-то, конечно, скалиться поостерегутся, а вот за фамильяра, точнее, за его отсутствие, изведут насмешками.
И ведь вроде все при ней, и талант, и сила, а с фамильярами отчего-то не задалось. И главное, ни один мэтр так и не сумел ей объяснить, почему ничего не получается. Кто отмахивался, кто отделывался загадочным “однажды поймешь”, а кто и вовсе смотрел, как на дите неразумное, и говорил совсем уж странное: “получишь сразу, как перестанешь ждать и искать”. Но ведь она уже давным-давно искать перестала. Как только облазила все уголки питомника и убедилась, что и там никому не нужна. А ждать… Ждать-то и некогда было. Других занятий хватало. Разве что грустилось иногда, особенно из-за сварливой Поганки.
За всеми этими раздумьями, да еще из-за совсем уж сгустившейся темноты Дита даже внимания не обратила, что деревья по сторонам от тропы стали низкими и корявыми, а густой роскошный папоротник сменился мшистыми кочками. Опомнилась, только увидев болотные огоньки, что закружились хороводом в стороне — наверняка над самой топью, заманивая глупую ведьму сойти с безопасного пути! Но клубочек уверенно тянул вперед, и Дита только отмахнулась и от огоньков, и от вылезшей почти у самой тропы кикиморы — горбатой, патлатой, остроносой, завернутой в серый болотный мох вместо платья.
А потом застыла как вкопанная, когда неожиданно вышла на поляну, сплошь покрытую черной, будто выжженной, травой, посреди которой возвышалась такая же черная избушка на толстых куриных лапищах.
Прода от 29.11.2024, 12:55
ГЛАВА 5
Спасибо школе, об этом диве дивном она знала. А вот о том, чтобы кто-то наткнулся на нее в Затемье, слышать не доводилось.
— Ты тут одна? — осторожно спросила Дита, вглядываясь в единственное темное окошко. — Или с хозяйкой?
А сама все пыталась вспомнить, что там такое было про зад и перед в присказке, после которой избушка по идее должна была стать приветливой, а то и на порог пустить. Хотя на порог, честно сказать, не хотелось. Разило от избушки древней и темной магией, да так, что у Диты даже мурашки по телу побежали. С такой силищей обычным наговором вряд ли справишься, если ей вдруг вздумается навредить.
Дита смотрела во все глаза, но видела, точнее чувствовала, странное. Вроде бы избушка как избушка. А что лапы куриные — так мало ли какая блажь кому в голову взбрести может. Видела Дита и пряничную избушку на сладкой тропинке, и хрустальный замок, где и шаг ступить боязно, и прекрасный переливающийся разноцветными струями дворец морского царя, и вечно движущийся, на воронках смерчей шатер джинна Дэвина. Так почему бы обычный деревянной избушке не отрастить ноги. Особенно если живет в той избушке не то сказочная ворожея, не то посланница самой богини смерти.
Дита поежилась, подумала, что лучше б все-таки Яга оказалась простой ворожеей, пусть и до ужаса древней, и вздрогнула от резкого повторяющегося скрипа. Будто избушка подслушала ее мысли и теперь смеялась над ней. По своему, по-избушечьи. Вспыхнуло ярко-желтым светом окно, в окне мелькнула тень, и избушка, надрывно скрипя, стала поворачиваться. Дита, словно завороженная, шагнула поближе. Ну а что? Когда еще встретишь эдакую невидаль? Раз уж представился случай, хоть рассмотреть как следует, чтоб запомнить, а там, глядишь, и детям с внуками когда-нибудь рассказать.
