В бушующем океане неопознанных чувств, мыслей и эмоций якорем оставались его глаза. Черные-черные и жгучие-жгучие. У Степки не такие. Светлее на пару тонов.
Он считал про себя, Катя поспорила бы на что угодно.
Раз – пульсирующая жилка под глазом дернулась дважды.
Два – раздулись ноздри на выдохе.
Три – два выстрела раздались одномоментно.
За дыханием его уследить могла, а пули не заметила. Врут всё в фильмах. Не видно этого свинцового убийцу. Слышно только отчетливо.
Есть Жизнь - Нет Жизни.
Еще несколько секунд Катя стояла, не двигаясь, не понимая до конца, что уже ничего не сдерживает свободы ее движений. А когда дошло – бросилась к медленно оседающему на пол Заураби.
Оседал он правильно. Как в фильмах.
-Артуууур! – Протяжно взвыла на одной ноте, обхватив его тяжелую голову двумя руками. Не видела ничего вокруг. Ни бросившегося к отцу следом за ней Степана, ни Юлечки, которую выводили под белы рученьки, ни медиков, отчего-то обходивших их стороной.
-Отставить истерику! – Прохрипел Заураби с закрытыми глазами. Нет, вот глаза закрывать было вовсе не обязательно, Катю и так колотило.
– Бро, кхм,кхм, - Испытывая нервы Солнцевой на прочность, зашелся в кашле Артур, - бронежилет.
Катя мысленно его уже прибила, раскаялась, отсидела и вышла. Вот настолько она была на него зла.
И слезы из глаз ручьем орошали щеки, конечно же, исключительно из-за охватившей девушку злости. А вы о чем подумали?
-Ты как, брат? – Обратился к успевшему прийти в себя Заураби командир сегодняшней спецоперации.
-Порядок, Шнур, жить буду. Спасибо, что броник подогнал. – Артур говорил чуть медленнее, чем обычно, ввиду поврежденной грудины.
Катю как раз осматривали медики, так что у мужчины выдалась минутка, чтобы перевести дыхание. Подъехавший Абаев суетился возле Солнцевой, как курица-наседка над тщедушным цыпленком.
Вам тоже смешно, да?
Куда там этому боевому петуху до тщедушного цыпленка. Сама кого хочешь заклюет. Вон как зыркает на его сигарету.
Да, сигарета ему всё же понадобилась.
-Кто б тебя без него выпустил, интересно. – Хмыкнул Шнуров. – Ты молодец, что сразу мне позвонил, без самодеятельности, как многие у нас любят.
Артуру даже в голову не приходило действовать в одиночку. Слишком многое и многие стояли на кону.
-Пап. – В их мужской компании прибыло. Степан выглядел заметно лучше после манипуляций врача скорой помощи. Но Артур по своему опыту знал, что как раз в момент полнейшей безопасности и спокойствия наступает психологический откат. А потому без лишних слов прижал голову сына к своей груди, даже не поморщившись от мимолетной боли.
Волосы у сына жесткие стали, колючие, в детстве совсем другие были. Мягкие и густые, как у девчонки. Артур все машинкой состричь грозился, жена не давала.
Он столько всего потерял. Недодал. Недополучил.
Он ведь совсем не знал, чем живет его сын. Что ему нравится, что его увлекает. Почему выбрал такую профессию, как у него обстоят дела с девчонками…ничего не знал. И не стремился узнать. Потому что чувство вины гложило. Душило, жить не давало.
Тогда…много лет назад, Артур пошел по пути наименьшего сопротивления. Жалел себя, оплакивал своих ребят. Только жизнь не стоит на месте. И у твоих близких может попросту не хватить терпения дождаться твоего гипотетического выздоровления. Они жить хотят. Здесь и сейчас.
-Сынок! Сыночек мой, Степочка! – Этот голос он забыть не в силах. Голос из прошлой жизни. Голос его неустанно зудящей совести. Голос его бывшей жены.
-Мама? – Степан выглядел удивленным. – Что ты здесь делаешь?
-Что Я здесь делаю? Это что ТЫ здесь делаешь! Я что тебе сказала? Учись, занимайся, а ты вместо этого что творишь? Хочешь доказать, что взрослый?! Вот это твоя взрослость? Разбитое лицо и…
-Прекрати орать на сына. – Артур уже просто не мог отстраненно наблюдать за театром одного актера. – Перенеси нотации на завтра, ему прийти в себя нужно.
Женщина натуральным образом застыла. Перевела взгляд с разбитого лица сына на него, а потом снова на Степку. Моргнула. Открыла рот. Закрыла. Сглотнула. Набрала полную грудь воздуха и…понеслось.
-И ты тут?! Так вот значит, где работает мой, - она интонационно выделила это слово, - сын. А я-то всё думала-гадала. Я разве не сказала тебе держаться от сына подальше?! Ты что, не видишь, что приносишь людям одни несчастья?! – Бывшая жена так часто повторяла ему это в былые годы, что Артур даже поверил. - Держись от него и от меня (ха-ха, фрейдизм чистой воды) подальше, понял меня?! – Женщина с каждой произнесенной фразой всё агрессивнее наступала на Артура, тыча в его сторону указательным пальцем на манер шпаги. Так как защитной маски на его лице не было, а женщин бить он был не приучен, рано или поздно Заураби лишился бы чего-нибудь жизненно важного. Глаза, к примеру.
Но все мы прекрасно помним о том, что у Артура вместо шпаги был личный боевой петух, наконец-то вырвавшийся из-под крыла мамочки-босса.
-Артур Ремеевич.
«Надо же», -удивился Заураби, - «запомнила».
-Прошу прощения, что отвлекаю, - Тем, кто ранее был с Катериной не знаком, ее голосок и мог показаться милым и доброжелательным, но только не ему. Артур всерьез начал опасаться за теперь уже женский глаз. Не Катин, естественно.
-Алим Тамирович просил передать, что вас там срочно требуют. Нужно дать показания. – Солнцева времени зря не теряла. Загородила Артура собой, приняв весь удар на себя. Клиническая идиотка. - А вы, наверное, мама Степана? К сожалению, посторонним здесь находиться нельзя, подождите, пожалуйста, в кафе напротив. Как только Степан закончит с показаниями, его сразу же отпустят.
Бывшая жена Заураби от подобной наглости потеряла дар речи, что случалось с ней на его памяти нечасто.
-Но он еще несовершеннолетний! Вы не имеете права допрашивать его в мое отсутствие! – Визжала утратившая самообладание Татьяна.
- По закону Степа уже в том возрасте, когда может сам решать, хочет ли, чтобы рядом с ним находилась мать. – Катя юридическими тонкостями право- и дееспособности подростков никогда не интересовалась, а посему подкована не была. Но все мы осведомлены в том, что любая глупость, сказанная уверенно, автоматически превращается в точку зрения.
- Стёпа? –Катя выжидающе уставилась на мальчика. Если бы таким взглядом сотрудники правоохранительных органов давили на подследственных, те подписывали бы чистосердечные признания, не глядя.
-Мам, ты, правда, лучше подожди меня в кафе. Я быстро. – Расставил все точки над «и» Степан.
На удивление, Татьяна возражать прекратила и молча удалилась, провожаемая орлиным взором такого боевого петушка.
Спустя примерно час, когда все они поставили весомые закорючки на свидетельских показаниях, их великодушно отпустили на все четыре стороны.
Проводив Степана до дверей, Катя и Артур попрощались с мальчиком, не горя желанием снова встречаться с его скандальной матерью.
-Я тебя подвезу. – Солнцева опередила Артура буквально на пару секунд. Видя, что он собирается возразить, поспешила заверить:
– Я машину у заднего выхода оставила, а твоя на стоянке, загороженная скорой, полицией и бог еще знает, кем. К тому же, у тебя травма, и я, как настоящий товарищ, просто обязана удостовериться, что ты без происшествий доберешься до дома.
Можно было бы легко оспорить и травму, и загороженность, но Артур так сильно устал за прошедший день, что у него просто-напросто не осталось сил препираться.
В салоне автомобиля оба хранили молчание. Накрыло опустошением. Недавние события обесценили слова. Хотелось уйти на некоторое время в себя и переварить всё, препарировав в своей голове на мелкие кусочки.
Казалось, он закрыл глаза всего на минуту, но вот машина плавно затормозила, тихонько шурша шинами по асфальту, говоря о том, что они достигли места назначения. Странно, но Артуру было комфортно с Катей за рулем. Мужчины с многолетним водительским стажем его сейчас поймут. Таким физически тяжело находиться в кресле пассажира, доверившись кому бы то ни было. А уж женщине и подавно…
-Я привезла тебя к себе домой. – Спокойно и как-то так отстраненно проговорила Катерина.
Хорошо, что предупредила, он бы в темноте не разобрал.
-Зачем? – Сил не осталось даже на удивление.
-Выпей со мной чаю, пожалуйста.
Можно было бы отказать. Уйти пешком на другой конец города, потому что машина осталась на офисной стоянке, телефон сел, а поймать такси в такое время представлялось чуть ли не сверхъестественной задачей. Можно было бы…Но что-то такое было в ее голосе, что нутром вывернуться заставило.
Солнцевой страшно и больно. И тогда тоже было, она же не робот.
Смертельно страшно, до судорог в сердце. Он знал.
Человеку в подобной ситуации нужен человек. Любой. Неважно, кто. Лишь бы не оставаться с воспоминаниями один на один. Лишь бы держал крепко за руку на краю обрыва, не давая разбиться.
Это понимание перевесило всё. Он не стал говорить, что не нужен ей. Что она себе всё придумала. Настроила в голове розовых замков, взяв в плен дракона в виде приманки.
Артур взрослый и умный. Он много чего в жизни повидал и пережил.
Эта светлая невозможная девочка просто не может испытывать к нему что-то большее, чем азарт и здоровый спортивный интерес. Привыкла, что за ней все бегают, вот и подменила понятия.
Не может быть никаких «если». А допусти он подобные мысли, сгинет. Как пить дать, сгинет.
Ведьму хотелось до помутнения рассудка, но жить хотелось больше. Незначительно, но больше.
Квартира поражала своей малогабаритностью. Даже сейчас, будучи посвященным в тонкости ее взаимоотношений с отцом, Артур не понимал, как ей, дочери такого человека, удалось отвоевать себе свободу волеизъявления.
Солнцева схватила его за бицепс, будто боясь, что он может передумать и унести отсюда ноги, и отбуксировала Заураби на кухню.
Все навесные шкафчики в небольшом помещении были окрашены в желтый – а какой же еще – цвет, отчего создавалось впечатление, что солнечный диск всё еще не скрылся за линией горизонта, накрыв городок, словно клетку с попугаями, покрывалом тьмы.
Катерина застыла, ожидая от него каких-то слов или действий.
Так и не дождавшись, отвернулась в сторону раковины и принялась набирать проточную воду в чайник, игнорируя стоявший рядом фильтр.
Медленно подойдя к печке, оглянулась, перехватив его взгляд.
-Что, реально чайник ставить? – Проговорила с детской обидой в голосе. Казалось, вот-вот заплачет.
Всё. Терпение, висевшее на истертой вконец ниточке, лопнуло. Назад дороги нет.
И не было никогда. Это он так трусливо себя обманывал.
-Иди сюда. – Скомандовал тихим уверенным голосом, не имея больше сил бороться с ними обоими.
Она пахла порохом и самой собой – солнцем и луговыми травами. Убойная смесь. Его повело с первого вдоха – энергетическая волна сначала ударила по пояснице, заставив ноги налиться свинцовой тяжестью, а потом уж добралась и до головы, опалив пожаром черепную коробку.
«Пока не поздно, остановись!» - Билось набатом в мозгах, лишенных кислорода. «Поздно.» - Со смирением великомученика признал Артур, почувствовав, что Ведьма привстала на цыпочки и провела шелковым влажным языком по его скуле и подбородку, облизывая его, как кошка – крынку со сметаной.
-Вкусный. Какой же ты вкусный, Артур. И такой глупый. – Катя резала его своими словами без ножа, спускаясь поцелуями по его шее к мощной груди. Заураби распознал сосущий под ложечкой страх, который возник от неспособности контролировать ситуацию. В этой пьесе в отстраненность сыграть не получится. Таланта не хватит.
То, что происходило сейчас, диаметрально отличалось от всего, что было в его жизни после развода. Первые полгода ему еще удавалось игнорировать потребности тела, а потом плюнул на это дело, перестав наказывать себя за то, что изменить был уже не в силах.
Он знал, что при особом желании может выйти вечером в бар и без труда подцепить неотягощенную моральными принципами партнершу на вечер. Отягощенную, в принципе, тоже. Но сознательно избегал такого варианта развития событий. Артуру не хотелось играть. Говорить, уламывать, улыбаться и чего-то обещать. Хотелось грубого траха, и он эти вещи научился четко разделять.
За эти годы женщин было много. Неизменным оставалось одно: ни одна из них не уходила без нескольких тысяч в кармане и не возвращалась вновь. Был еще один определяющий критерий: он не разрешал им задерживаться в квартире больше, чем на пару часов, и не позволял заходить в спальню. В спальне он спал, а они к нему приходили не за этим.
Поэтому сейчас он совершенно не представлял, как ему вести себя с Катей. Не было больше четкого понимания: ты мне - я тебе. Были только налитые тяжестью ноги и ничего не соображающая голова.
За этими невеселыми размышлениями мужчина не заметил, как лишился футболки. Очнулся лишь тогда, когда проворные женские пальчики забегали по вздувшимся грудным мышцам, очерчивая рисунок этнической татуировки, которую Артур набил однажды по пьяни, стремясь скрыть под ней изуродованную бомбежкой кожу. Если не приглядываться, смотрелось вполне прилично, но на близком расстоянии его ущербность становилась еще более заметной.
Артуру стало неловко и досадно, что она видит его именно таким. Изуродованным, побитым жизнью. Несчастным калекой, которому с какого-то перепугу перепали крошки с барского стола несправедливой жизни.
Подумал и сам на себя разозлился. Какое ему дело до того, чтО она подумает! Ведет себя будто мальчишка. Нет ему дела до мнения окружающих, нет – и всё тут!
Хочет секса с ним – она его получит. Но в душу к себе он ей залезть не позволит. Пусто там, выжжено до тла. Нечего там делать светлым девчонкам с неугасающим пустоголовым оптимизмом и стремлением объять необъятное.
Солнцева чуть отстранилась от него и, бегло расстегнув мелкие жемчужные пуговички на офисной блузке, скинула ее с себя.
Девушка снова положила ладошку на сокрытую причудливым узором рану, заглядывая в глаза:
-Больно? – И взгляд этот доверчивый, не по возрасту мудрый кости ему ломал, жилы с мясом выдергивал.
-Нет. – Он усмехнулся в слабом подобии насмешки над ее романтизированной наивностью.
– И здесь не больно? – Коснулась указательным пальчиком, словно лебяжьим перышком, округлого синяка от недобравшейся до цели пули в районе солнечного сплетения.
-А мне больно. Вот тут. – Катя положила его огромную ладонь на собственное левое плечо в зеркальном отображении повторяя его травму. –И тут. – Провела теперь уже его пальцем между грудями. - Очень больно, Артур. Теперь только ждать, пока отболит. Ты долго ждал?
«До сих пор жду».
-Долго. – Мужчине даже на какой-то миг показалось, что кожа на ее плече и груди действительно покраснела.
-Если бы я только могла…Я бы всю твою боль себе забрала, Артур. Веришь?
-Нет. – Он действительно не верил. Потому что так не бывает. Нет, он не сомневался в искренности Кати, просто она сама заблуждалась. Но он разделять это сумасшествие не собирался.
-Это не страшно. Правда, не страшно. Страшно было бы, если бы мы не встретились, понимаешь? Я ведь тогда сразу поняла, что ты мой. На той самой парковке. Не знаю, как. Просто поняла, что больше не одна. И ты больше не один, слышишь меня? Я есть. Никуда теперь не денусь. Как же я тебя отпущу, если только нашла? Ты, главное, верь мне.
Он считал про себя, Катя поспорила бы на что угодно.
Раз – пульсирующая жилка под глазом дернулась дважды.
Два – раздулись ноздри на выдохе.
Три – два выстрела раздались одномоментно.
За дыханием его уследить могла, а пули не заметила. Врут всё в фильмах. Не видно этого свинцового убийцу. Слышно только отчетливо.
Есть Жизнь - Нет Жизни.
Еще несколько секунд Катя стояла, не двигаясь, не понимая до конца, что уже ничего не сдерживает свободы ее движений. А когда дошло – бросилась к медленно оседающему на пол Заураби.
Оседал он правильно. Как в фильмах.
-Артуууур! – Протяжно взвыла на одной ноте, обхватив его тяжелую голову двумя руками. Не видела ничего вокруг. Ни бросившегося к отцу следом за ней Степана, ни Юлечки, которую выводили под белы рученьки, ни медиков, отчего-то обходивших их стороной.
-Отставить истерику! – Прохрипел Заураби с закрытыми глазами. Нет, вот глаза закрывать было вовсе не обязательно, Катю и так колотило.
– Бро, кхм,кхм, - Испытывая нервы Солнцевой на прочность, зашелся в кашле Артур, - бронежилет.
Катя мысленно его уже прибила, раскаялась, отсидела и вышла. Вот настолько она была на него зла.
И слезы из глаз ручьем орошали щеки, конечно же, исключительно из-за охватившей девушку злости. А вы о чем подумали?
***
-Ты как, брат? – Обратился к успевшему прийти в себя Заураби командир сегодняшней спецоперации.
-Порядок, Шнур, жить буду. Спасибо, что броник подогнал. – Артур говорил чуть медленнее, чем обычно, ввиду поврежденной грудины.
Катю как раз осматривали медики, так что у мужчины выдалась минутка, чтобы перевести дыхание. Подъехавший Абаев суетился возле Солнцевой, как курица-наседка над тщедушным цыпленком.
Вам тоже смешно, да?
Куда там этому боевому петуху до тщедушного цыпленка. Сама кого хочешь заклюет. Вон как зыркает на его сигарету.
Да, сигарета ему всё же понадобилась.
-Кто б тебя без него выпустил, интересно. – Хмыкнул Шнуров. – Ты молодец, что сразу мне позвонил, без самодеятельности, как многие у нас любят.
Артуру даже в голову не приходило действовать в одиночку. Слишком многое и многие стояли на кону.
-Пап. – В их мужской компании прибыло. Степан выглядел заметно лучше после манипуляций врача скорой помощи. Но Артур по своему опыту знал, что как раз в момент полнейшей безопасности и спокойствия наступает психологический откат. А потому без лишних слов прижал голову сына к своей груди, даже не поморщившись от мимолетной боли.
Волосы у сына жесткие стали, колючие, в детстве совсем другие были. Мягкие и густые, как у девчонки. Артур все машинкой состричь грозился, жена не давала.
Он столько всего потерял. Недодал. Недополучил.
Он ведь совсем не знал, чем живет его сын. Что ему нравится, что его увлекает. Почему выбрал такую профессию, как у него обстоят дела с девчонками…ничего не знал. И не стремился узнать. Потому что чувство вины гложило. Душило, жить не давало.
Тогда…много лет назад, Артур пошел по пути наименьшего сопротивления. Жалел себя, оплакивал своих ребят. Только жизнь не стоит на месте. И у твоих близких может попросту не хватить терпения дождаться твоего гипотетического выздоровления. Они жить хотят. Здесь и сейчас.
-Сынок! Сыночек мой, Степочка! – Этот голос он забыть не в силах. Голос из прошлой жизни. Голос его неустанно зудящей совести. Голос его бывшей жены.
-Мама? – Степан выглядел удивленным. – Что ты здесь делаешь?
-Что Я здесь делаю? Это что ТЫ здесь делаешь! Я что тебе сказала? Учись, занимайся, а ты вместо этого что творишь? Хочешь доказать, что взрослый?! Вот это твоя взрослость? Разбитое лицо и…
-Прекрати орать на сына. – Артур уже просто не мог отстраненно наблюдать за театром одного актера. – Перенеси нотации на завтра, ему прийти в себя нужно.
Женщина натуральным образом застыла. Перевела взгляд с разбитого лица сына на него, а потом снова на Степку. Моргнула. Открыла рот. Закрыла. Сглотнула. Набрала полную грудь воздуха и…понеслось.
-И ты тут?! Так вот значит, где работает мой, - она интонационно выделила это слово, - сын. А я-то всё думала-гадала. Я разве не сказала тебе держаться от сына подальше?! Ты что, не видишь, что приносишь людям одни несчастья?! – Бывшая жена так часто повторяла ему это в былые годы, что Артур даже поверил. - Держись от него и от меня (ха-ха, фрейдизм чистой воды) подальше, понял меня?! – Женщина с каждой произнесенной фразой всё агрессивнее наступала на Артура, тыча в его сторону указательным пальцем на манер шпаги. Так как защитной маски на его лице не было, а женщин бить он был не приучен, рано или поздно Заураби лишился бы чего-нибудь жизненно важного. Глаза, к примеру.
Но все мы прекрасно помним о том, что у Артура вместо шпаги был личный боевой петух, наконец-то вырвавшийся из-под крыла мамочки-босса.
-Артур Ремеевич.
«Надо же», -удивился Заураби, - «запомнила».
-Прошу прощения, что отвлекаю, - Тем, кто ранее был с Катериной не знаком, ее голосок и мог показаться милым и доброжелательным, но только не ему. Артур всерьез начал опасаться за теперь уже женский глаз. Не Катин, естественно.
-Алим Тамирович просил передать, что вас там срочно требуют. Нужно дать показания. – Солнцева времени зря не теряла. Загородила Артура собой, приняв весь удар на себя. Клиническая идиотка. - А вы, наверное, мама Степана? К сожалению, посторонним здесь находиться нельзя, подождите, пожалуйста, в кафе напротив. Как только Степан закончит с показаниями, его сразу же отпустят.
Бывшая жена Заураби от подобной наглости потеряла дар речи, что случалось с ней на его памяти нечасто.
-Но он еще несовершеннолетний! Вы не имеете права допрашивать его в мое отсутствие! – Визжала утратившая самообладание Татьяна.
- По закону Степа уже в том возрасте, когда может сам решать, хочет ли, чтобы рядом с ним находилась мать. – Катя юридическими тонкостями право- и дееспособности подростков никогда не интересовалась, а посему подкована не была. Но все мы осведомлены в том, что любая глупость, сказанная уверенно, автоматически превращается в точку зрения.
- Стёпа? –Катя выжидающе уставилась на мальчика. Если бы таким взглядом сотрудники правоохранительных органов давили на подследственных, те подписывали бы чистосердечные признания, не глядя.
-Мам, ты, правда, лучше подожди меня в кафе. Я быстро. – Расставил все точки над «и» Степан.
На удивление, Татьяна возражать прекратила и молча удалилась, провожаемая орлиным взором такого боевого петушка.
Спустя примерно час, когда все они поставили весомые закорючки на свидетельских показаниях, их великодушно отпустили на все четыре стороны.
Проводив Степана до дверей, Катя и Артур попрощались с мальчиком, не горя желанием снова встречаться с его скандальной матерью.
-Я тебя подвезу. – Солнцева опередила Артура буквально на пару секунд. Видя, что он собирается возразить, поспешила заверить:
– Я машину у заднего выхода оставила, а твоя на стоянке, загороженная скорой, полицией и бог еще знает, кем. К тому же, у тебя травма, и я, как настоящий товарищ, просто обязана удостовериться, что ты без происшествий доберешься до дома.
Можно было бы легко оспорить и травму, и загороженность, но Артур так сильно устал за прошедший день, что у него просто-напросто не осталось сил препираться.
В салоне автомобиля оба хранили молчание. Накрыло опустошением. Недавние события обесценили слова. Хотелось уйти на некоторое время в себя и переварить всё, препарировав в своей голове на мелкие кусочки.
Казалось, он закрыл глаза всего на минуту, но вот машина плавно затормозила, тихонько шурша шинами по асфальту, говоря о том, что они достигли места назначения. Странно, но Артуру было комфортно с Катей за рулем. Мужчины с многолетним водительским стажем его сейчас поймут. Таким физически тяжело находиться в кресле пассажира, доверившись кому бы то ни было. А уж женщине и подавно…
-Я привезла тебя к себе домой. – Спокойно и как-то так отстраненно проговорила Катерина.
Хорошо, что предупредила, он бы в темноте не разобрал.
-Зачем? – Сил не осталось даже на удивление.
-Выпей со мной чаю, пожалуйста.
Можно было бы отказать. Уйти пешком на другой конец города, потому что машина осталась на офисной стоянке, телефон сел, а поймать такси в такое время представлялось чуть ли не сверхъестественной задачей. Можно было бы…Но что-то такое было в ее голосе, что нутром вывернуться заставило.
Солнцевой страшно и больно. И тогда тоже было, она же не робот.
Смертельно страшно, до судорог в сердце. Он знал.
Человеку в подобной ситуации нужен человек. Любой. Неважно, кто. Лишь бы не оставаться с воспоминаниями один на один. Лишь бы держал крепко за руку на краю обрыва, не давая разбиться.
Это понимание перевесило всё. Он не стал говорить, что не нужен ей. Что она себе всё придумала. Настроила в голове розовых замков, взяв в плен дракона в виде приманки.
Артур взрослый и умный. Он много чего в жизни повидал и пережил.
Эта светлая невозможная девочка просто не может испытывать к нему что-то большее, чем азарт и здоровый спортивный интерес. Привыкла, что за ней все бегают, вот и подменила понятия.
Не может быть никаких «если». А допусти он подобные мысли, сгинет. Как пить дать, сгинет.
Ведьму хотелось до помутнения рассудка, но жить хотелось больше. Незначительно, но больше.
Квартира поражала своей малогабаритностью. Даже сейчас, будучи посвященным в тонкости ее взаимоотношений с отцом, Артур не понимал, как ей, дочери такого человека, удалось отвоевать себе свободу волеизъявления.
Солнцева схватила его за бицепс, будто боясь, что он может передумать и унести отсюда ноги, и отбуксировала Заураби на кухню.
Все навесные шкафчики в небольшом помещении были окрашены в желтый – а какой же еще – цвет, отчего создавалось впечатление, что солнечный диск всё еще не скрылся за линией горизонта, накрыв городок, словно клетку с попугаями, покрывалом тьмы.
Катерина застыла, ожидая от него каких-то слов или действий.
Так и не дождавшись, отвернулась в сторону раковины и принялась набирать проточную воду в чайник, игнорируя стоявший рядом фильтр.
Медленно подойдя к печке, оглянулась, перехватив его взгляд.
-Что, реально чайник ставить? – Проговорила с детской обидой в голосе. Казалось, вот-вот заплачет.
Всё. Терпение, висевшее на истертой вконец ниточке, лопнуло. Назад дороги нет.
И не было никогда. Это он так трусливо себя обманывал.
-Иди сюда. – Скомандовал тихим уверенным голосом, не имея больше сил бороться с ними обоими.
Глава 12
Она пахла порохом и самой собой – солнцем и луговыми травами. Убойная смесь. Его повело с первого вдоха – энергетическая волна сначала ударила по пояснице, заставив ноги налиться свинцовой тяжестью, а потом уж добралась и до головы, опалив пожаром черепную коробку.
«Пока не поздно, остановись!» - Билось набатом в мозгах, лишенных кислорода. «Поздно.» - Со смирением великомученика признал Артур, почувствовав, что Ведьма привстала на цыпочки и провела шелковым влажным языком по его скуле и подбородку, облизывая его, как кошка – крынку со сметаной.
-Вкусный. Какой же ты вкусный, Артур. И такой глупый. – Катя резала его своими словами без ножа, спускаясь поцелуями по его шее к мощной груди. Заураби распознал сосущий под ложечкой страх, который возник от неспособности контролировать ситуацию. В этой пьесе в отстраненность сыграть не получится. Таланта не хватит.
То, что происходило сейчас, диаметрально отличалось от всего, что было в его жизни после развода. Первые полгода ему еще удавалось игнорировать потребности тела, а потом плюнул на это дело, перестав наказывать себя за то, что изменить был уже не в силах.
Он знал, что при особом желании может выйти вечером в бар и без труда подцепить неотягощенную моральными принципами партнершу на вечер. Отягощенную, в принципе, тоже. Но сознательно избегал такого варианта развития событий. Артуру не хотелось играть. Говорить, уламывать, улыбаться и чего-то обещать. Хотелось грубого траха, и он эти вещи научился четко разделять.
За эти годы женщин было много. Неизменным оставалось одно: ни одна из них не уходила без нескольких тысяч в кармане и не возвращалась вновь. Был еще один определяющий критерий: он не разрешал им задерживаться в квартире больше, чем на пару часов, и не позволял заходить в спальню. В спальне он спал, а они к нему приходили не за этим.
Поэтому сейчас он совершенно не представлял, как ему вести себя с Катей. Не было больше четкого понимания: ты мне - я тебе. Были только налитые тяжестью ноги и ничего не соображающая голова.
За этими невеселыми размышлениями мужчина не заметил, как лишился футболки. Очнулся лишь тогда, когда проворные женские пальчики забегали по вздувшимся грудным мышцам, очерчивая рисунок этнической татуировки, которую Артур набил однажды по пьяни, стремясь скрыть под ней изуродованную бомбежкой кожу. Если не приглядываться, смотрелось вполне прилично, но на близком расстоянии его ущербность становилась еще более заметной.
Артуру стало неловко и досадно, что она видит его именно таким. Изуродованным, побитым жизнью. Несчастным калекой, которому с какого-то перепугу перепали крошки с барского стола несправедливой жизни.
Подумал и сам на себя разозлился. Какое ему дело до того, чтО она подумает! Ведет себя будто мальчишка. Нет ему дела до мнения окружающих, нет – и всё тут!
Хочет секса с ним – она его получит. Но в душу к себе он ей залезть не позволит. Пусто там, выжжено до тла. Нечего там делать светлым девчонкам с неугасающим пустоголовым оптимизмом и стремлением объять необъятное.
Солнцева чуть отстранилась от него и, бегло расстегнув мелкие жемчужные пуговички на офисной блузке, скинула ее с себя.
Девушка снова положила ладошку на сокрытую причудливым узором рану, заглядывая в глаза:
-Больно? – И взгляд этот доверчивый, не по возрасту мудрый кости ему ломал, жилы с мясом выдергивал.
-Нет. – Он усмехнулся в слабом подобии насмешки над ее романтизированной наивностью.
– И здесь не больно? – Коснулась указательным пальчиком, словно лебяжьим перышком, округлого синяка от недобравшейся до цели пули в районе солнечного сплетения.
-А мне больно. Вот тут. – Катя положила его огромную ладонь на собственное левое плечо в зеркальном отображении повторяя его травму. –И тут. – Провела теперь уже его пальцем между грудями. - Очень больно, Артур. Теперь только ждать, пока отболит. Ты долго ждал?
«До сих пор жду».
-Долго. – Мужчине даже на какой-то миг показалось, что кожа на ее плече и груди действительно покраснела.
-Если бы я только могла…Я бы всю твою боль себе забрала, Артур. Веришь?
-Нет. – Он действительно не верил. Потому что так не бывает. Нет, он не сомневался в искренности Кати, просто она сама заблуждалась. Но он разделять это сумасшествие не собирался.
-Это не страшно. Правда, не страшно. Страшно было бы, если бы мы не встретились, понимаешь? Я ведь тогда сразу поняла, что ты мой. На той самой парковке. Не знаю, как. Просто поняла, что больше не одна. И ты больше не один, слышишь меня? Я есть. Никуда теперь не денусь. Как же я тебя отпущу, если только нашла? Ты, главное, верь мне.
