Иногда я поднимала голову и видела в окне силуэт Николаса, который махал нам рукой и исчезал. Я ощущала кратковременные уколы совести – мы гуляем, а он работает, но воздух и простор пьянили, и я продолжала бегать и смеяться.
Наконец мы устали и вернулись в дом, замерзшие и голодные.
– Фройляйн! – спросил Томас. – А когда подадут обед?
– Обед подадут, когда я его приготовлю! – засмеялась я.
Томас скорчил обиженную мордочку, и я вдруг остро почувствовала, что привязалась к нему, как к младшему брату, и мне будет не хватать нелепого, но милого барона.
Я увидела, что Николас принес клавикорд, усадила Томаса на маленькое дизайнерское кресло и велела играть, а сама принялась за готовку. На изысканные блюда не хватило бы времени, поэтому я отправила в духовку ассорти из разных сосисок и колбасок, поставила варить картофель для салата и макароны для пасты. Работа закипела.
А Томас вдохновенно музицировал. Он оказался неплохим исполнителем и с удовольствием играл сонаты, баллады и народные песенки. Когда все мои кастрюльки весело забулькали, я присоединилась к Томасу и сыграла «O Tannenbaum» и «Stille Nacht, heilige Nacht» , которые в мире Томаса создадутся только лет через двадцать. Мы вдохновенно пели, в четыре руки играли на клавикорде и, видимо, отвлекли Николаса от работы.
Он спустился вниз.
– Вы починили соловья, господин Николас! – обрадовался Томас.
Николас покачал головой и сказал:
– Никогда в моем доме не было так хорошо! Музыка и запах вкусной еды!
– А соловей? – тревожно спросили мы.
– Скоро сделаю, – озабоченно произнес Николас. – Небольшая проблема с одной деталью.
Томас расстроенно заиграл «Ах, мой милый Августин! », а я вернулась на кухню.
Когда картофель сварился и отправился в салат, а макароны, политые замысловатым соусом, превратились в итальянскую пасту, я принялась накрывать на стол. Скорее всего, скоро мы расстанемся, и я решила сделать праздничный обед, чтобы все запомнили. Накрыла стол белой скатертью, достала красивую посуду, свернула клетчатые салфетки конвертиками, разложила еду и даже зажгла свечу в рождественском венке.
Накрытый стол выглядел не хуже, чем в хорошем ресторане, и я позвала мужчин обедать.
Томас, просияв, уселся на стул, а Николас обнял меня и, обдав теплым дыханием, прошептал: «Спасибо, Машенька!»
Угощение оказалось простым и вкусным, но мы ели молча, опечаленные предстоящим расставанием.
– Хватит грустить! – решительно сказал Николас. – Я пойду работать, а вы продолжайте петь и играть.
Но мы уже не хотели веселиться. Я включила плазму, нашла канал «Animal Planet » и мы с Томасом увлеченно следили за отважными путешественниками в дебрях Амазонки. День таял, за окнами стремительно темнело, начался снегопад.
«Как бы нам не застрять здесь!» – озабоченно подумала я, но успокоилась, вспомнив про внедорожник Николаса.
Сам мастер спустился вниз, когда дизайнерские светящиеся часы показали без пяти минут одиннадцать. В руках он держал клетку с соловьем.
– Слушайте! – закричал он и повернул ключик. Птичка мелодично пропела арию Папагена до конца, не скрипя, а звеня колокольчиками.
– Получилось! Ура! – запрыгали мы, обнимая мастера.
– В машину! – скомандовал Николас. – Томас, держите мой маскарадный костюм!
Он кинул барону синий синтетический кафтан и белый парик. Томас обрадовался и стянул лыжную шапку, обнажив бритый череп.
– В машине переоденетесь! Бегом!
Автомобиль медленно преодолевал снегопад. Крупные хлопья залепляли лобовое стекло, дворники непрерывно шуршали, летящий снег рассеивал и смягчал мощный свет фар, а водитель напряженно вглядывался в дорогу.
Наконец «Мерседес» вырвался на расчищенный автобан и помчался вперед черным призраком. Томас с облегчением отпустил мою руку, в которую вцепился от страха. Я встряхнула кистью, а Томас нахлобучил на лысину парик, который тут же свалился, и напялил на футболку просторный кафтан, бурча, что ткань дешевая и колется.
Мы въехали в сказочно прекрасную предрождественскую Вену, сияющую тысячами огней. По пустынным улицам лишь изредка крались автомобили, а по тротуарам спешили домой опаздывающие на праздничный ужин прохожие.
Машина запетляла по старым узким улицам, вырулила на стоянку, и мы облегченно выдохнули: «Доехали!» Часы на панели показывали без четверти двенадцать.
– Побежали! – закричал Николас. – Я не могу припарковать машину ближе. Запрещено!
Он схватил клетку с соловьем, и мы рванули вперед. Томас, проваливаясь в снег туфлями, спешил за нами.
Мы влетели в Горбатый переулок, когда до полуночи осталось десять минут.
– Лавка! – заорал Томас, указывая на дрожащий, изменяющийся магазин сувениров.
Реальность прогнулась, лопнула – и вместо современной неоновой вывески появились старонемецкие буквы, а китайская мигающая гирлянда в окне превратилась в горящие свечи.
– Вот это да! – воскликнул Николас.
Томас толкнул тяжелую старинную дверь, и мы гурьбой ввалились в лавку. Остро запахло благовониями, нагретым воском и чуточку – нафталином
– Я жду вас, господин барон, мастер Николас и фройляйн Мария! – просипел знакомый голос.
Мы с трудом пробрались через груды вещей и подошли к конторке. Скрюченный старик сильно вырос со времени нашего расставания и даже распрямился.
– Герр Камински починил соловья! – завопил Томас. – Отдавай Орден и выпусти меня к Клементине!
– Дайте-ка послушать, – попросил старик, забрал у Николаса птичку и повернул ключик.
Соловей вздернул хвостик и послушно заиграл арию Папагена. Тихо звенели колокольчики, а птичка задорно пела веселую мелодию, ни разу не запнувшись.
– Великолепно! Чудесно! – восхитился старик, подрастая еще выше. – Вы замечательный мастер, герр Камински.
– Орден! Моя флейта! – Я и Томас протянули к деду руки.
– Не надо так громко кричать! – поморщился старик. – Ваши вещи – вот они!
На только что пустом прилавке появились старинный Орден на бархатной подушечке и моя флейта.
– Я отдаю барону фон Краузе Орден Золотого руна, а вы, фройляйн, получите флейту позже. Барон фон Краузе выдержал свое испытание, он не пропал в чужом мире, нашел друзей и научился обращаться с людьми без чванства. Барон, забирайте Орден, клетку с соловьем и поторопитесь! А вы, молодые люди, проследите, чтобы подарок попал одаряемому.
Томас сгреб Орден, схватил клетку с птичкой и побежал к выходу, а нам с Николасом пришлось идти за ним.
За дверью нас ждала непроглядная темнота и сырость. Вместо белого пушистого снега с неба сыпала мелкая крупка и дул холодный ветер. Никто не бродил по переулку, ни заблудившийся турист, ни местный житель, лишь под тусклым фонарем стояла одинокая карета. Кучер, накрывшись плащом, дремал, лошади всхрапывали, встряхивались и переступали ногами.
Вдруг дверца кареты распахнулась и оттуда выпрыгнула женщина в меховой накидке.
– Барон фон Краузе! – закричала она.
– Клементина, любовь моя! – завопил Томас и помчался вперед, хлюпая по лужам и размахивая клеткой, завешанной платком.
Они встретились посередине дороги и протянули к другу руки. Я и Николас, стараясь не попасть в грязь и навоз, подошли и тихонько встали рядом.
– Баронесса фон Гогенштайн! – прошептал Томас. – Я уж думал, что никогда не увижу вас, и так горевал!
– Ах, барон, когда ваша матушка сказала, что вы ушли и не вернулись, я не находила себе места от страха за вас, – отвечала ему хорошенькая девушка в высоком белом парике. – Слухи донесли, что последний раз вас видели входящим в «Лавку чудес», и моя милая матушка отпустила меня ненадолго. А я жду вас уже несколько часов. Какое счастье, барон, что вы живы!
– Вы беспокоились за меня, баронесса? – удивился Томас. – А я нашел для вас соловья, он механический, но зато поет арию из оперы господина Моцарта.
– Ах, не надо мне соловья, дорогой барон. Мне нужны только вы!
Они обнялись, а мы смотрели на них с умилением родителей, женивших шалопая сына на хорошей хозяйственной девушке. А потом, взявшись за руки, побрели обратно в лавку. Николас посмотрел на часы и пробурчал:
– Без пяти минут двенадцать. Время резиновое, что ли? Мы торчим здесь уже четверть часа, а стрелки не двигаются. – Черт! – вскрикнул он. – Я наступил в кучу лошадиного навоза!
– Это гипноз! – хихикнула я.
– Стойте! Подождите! – послышалось позади.
Мы обернулись.
– Герр Камински, фройляйн Мария! – подбежавший Томас крепко обнял нас. – Спасибо вам за все!
Я шмыгнула носом, чмокнула его в щеку и навсегда запомнила Томаса таким, как сейчас: лысым, нелепым, в сползающих трениках, в футболке с Гарри Поттером и с зеленой плюшевой свинкой в кармане синего кафтана.
– Машенька, нам пора! А то останемся здесь навсегда! – поторопил меня Николас.
Мы пулей влетели в лавку.
– Проходите, молодые люди! – проскрипел закутанный в темно-красный плащ высокий седовласый старик с посохом в руке. – Итак, соловей исправлен и подарок вручен! Вы успели до Рождества, хотя мне и пришлось немного растянуть время. Томас и Клементина обрели свое счастье, а сейчас ваша очередь, фройляйн Мария. Перед вами две флейты: ваша, которую подарила бабушка, и моя волшебная флейта. Вы можете выбрать только одну! Выбирайте!
Я схватила свою флейту и радостно рассмеялась.
– Верный выбор, фройляйн, – одобрил старик. – В руках талантливого музыканта, а вы, несомненно, очень талантливы, любая флейта станет волшебной. А что же вы, герр Камински? Какой подарок хотите вы?
– Я уже получил свой подарок, – покачал головой Николас. – Соловья, которого я починил, увидит великий Сказочник и напишет прекрасную сказку. Это ли не подарок для мастера?
– Вы совершенно правы, герр Камински, – сказал старик, подпирая головой потолок лавки. – Ну что ж, молодые люди, вас ждет еще один подарок, но вы узнаете о нем позже! Торопитесь, ваше время истекает!
Он стукнул посохом, и лавка стала преображаться, погасли свечи, загорелась разноцветными лампочками китайская гирлянда. Мы помчались к выходу, роняя на пол статуэтки, шляпы, веера, серебряные ложки, кукол с льняными волосами, а они поднимались в воздух, превращались в футболки, кружки, магнитики и прочую дребедень и ложились на металлические стеллажи. Но входная дверь оставалась прежней: тяжелой и старинной. Николас сильно дернул за ручку и мы, шумно дыша, вывалились на ярко освещенный Горбатый переулок.
Часы на Ратушной башне пробили полночь.
– С Рождеством, Машенька!
– С Рождеством, Николас!
– Я понял, о каком подарке толковал Святой Николай, – тихо сказал Николас. – Я встретил тебя!
– А я тебя!
Снег сыпал хлопья на нас, обнявшихся в белой метели, а мы ничего вокруг не замечали, потому и не увидели вышедшего из сувенирного магазина высокого седобородого старика с большим мешком и посохом.
Конец
Дорогие женщины! Эта история начиналась перед Новым Годом, а закончилась 8 Марта!
Желаю вам, дорогие читательницы, чтобы ваши желания всегда исполнялись, как у Машеньки, не только в Рождество и в 8 Марта, но и каждый день!
Любви, счастья и весны!
Наконец мы устали и вернулись в дом, замерзшие и голодные.
– Фройляйн! – спросил Томас. – А когда подадут обед?
– Обед подадут, когда я его приготовлю! – засмеялась я.
Томас скорчил обиженную мордочку, и я вдруг остро почувствовала, что привязалась к нему, как к младшему брату, и мне будет не хватать нелепого, но милого барона.
Я увидела, что Николас принес клавикорд, усадила Томаса на маленькое дизайнерское кресло и велела играть, а сама принялась за готовку. На изысканные блюда не хватило бы времени, поэтому я отправила в духовку ассорти из разных сосисок и колбасок, поставила варить картофель для салата и макароны для пасты. Работа закипела.
А Томас вдохновенно музицировал. Он оказался неплохим исполнителем и с удовольствием играл сонаты, баллады и народные песенки. Когда все мои кастрюльки весело забулькали, я присоединилась к Томасу и сыграла «O Tannenbaum» и «Stille Nacht, heilige Nacht» , которые в мире Томаса создадутся только лет через двадцать. Мы вдохновенно пели, в четыре руки играли на клавикорде и, видимо, отвлекли Николаса от работы.
Он спустился вниз.
– Вы починили соловья, господин Николас! – обрадовался Томас.
Николас покачал головой и сказал:
– Никогда в моем доме не было так хорошо! Музыка и запах вкусной еды!
– А соловей? – тревожно спросили мы.
– Скоро сделаю, – озабоченно произнес Николас. – Небольшая проблема с одной деталью.
Томас расстроенно заиграл «Ах, мой милый Августин! », а я вернулась на кухню.
Когда картофель сварился и отправился в салат, а макароны, политые замысловатым соусом, превратились в итальянскую пасту, я принялась накрывать на стол. Скорее всего, скоро мы расстанемся, и я решила сделать праздничный обед, чтобы все запомнили. Накрыла стол белой скатертью, достала красивую посуду, свернула клетчатые салфетки конвертиками, разложила еду и даже зажгла свечу в рождественском венке.
Накрытый стол выглядел не хуже, чем в хорошем ресторане, и я позвала мужчин обедать.
Томас, просияв, уселся на стул, а Николас обнял меня и, обдав теплым дыханием, прошептал: «Спасибо, Машенька!»
Угощение оказалось простым и вкусным, но мы ели молча, опечаленные предстоящим расставанием.
– Хватит грустить! – решительно сказал Николас. – Я пойду работать, а вы продолжайте петь и играть.
Но мы уже не хотели веселиться. Я включила плазму, нашла канал «Animal Planet » и мы с Томасом увлеченно следили за отважными путешественниками в дебрях Амазонки. День таял, за окнами стремительно темнело, начался снегопад.
«Как бы нам не застрять здесь!» – озабоченно подумала я, но успокоилась, вспомнив про внедорожник Николаса.
Сам мастер спустился вниз, когда дизайнерские светящиеся часы показали без пяти минут одиннадцать. В руках он держал клетку с соловьем.
– Слушайте! – закричал он и повернул ключик. Птичка мелодично пропела арию Папагена до конца, не скрипя, а звеня колокольчиками.
– Получилось! Ура! – запрыгали мы, обнимая мастера.
– В машину! – скомандовал Николас. – Томас, держите мой маскарадный костюм!
Он кинул барону синий синтетический кафтан и белый парик. Томас обрадовался и стянул лыжную шапку, обнажив бритый череп.
– В машине переоденетесь! Бегом!
Глава 24. «Лавка чудес»
Автомобиль медленно преодолевал снегопад. Крупные хлопья залепляли лобовое стекло, дворники непрерывно шуршали, летящий снег рассеивал и смягчал мощный свет фар, а водитель напряженно вглядывался в дорогу.
Наконец «Мерседес» вырвался на расчищенный автобан и помчался вперед черным призраком. Томас с облегчением отпустил мою руку, в которую вцепился от страха. Я встряхнула кистью, а Томас нахлобучил на лысину парик, который тут же свалился, и напялил на футболку просторный кафтан, бурча, что ткань дешевая и колется.
Мы въехали в сказочно прекрасную предрождественскую Вену, сияющую тысячами огней. По пустынным улицам лишь изредка крались автомобили, а по тротуарам спешили домой опаздывающие на праздничный ужин прохожие.
Машина запетляла по старым узким улицам, вырулила на стоянку, и мы облегченно выдохнули: «Доехали!» Часы на панели показывали без четверти двенадцать.
– Побежали! – закричал Николас. – Я не могу припарковать машину ближе. Запрещено!
Он схватил клетку с соловьем, и мы рванули вперед. Томас, проваливаясь в снег туфлями, спешил за нами.
Мы влетели в Горбатый переулок, когда до полуночи осталось десять минут.
– Лавка! – заорал Томас, указывая на дрожащий, изменяющийся магазин сувениров.
Реальность прогнулась, лопнула – и вместо современной неоновой вывески появились старонемецкие буквы, а китайская мигающая гирлянда в окне превратилась в горящие свечи.
– Вот это да! – воскликнул Николас.
Томас толкнул тяжелую старинную дверь, и мы гурьбой ввалились в лавку. Остро запахло благовониями, нагретым воском и чуточку – нафталином
– Я жду вас, господин барон, мастер Николас и фройляйн Мария! – просипел знакомый голос.
Мы с трудом пробрались через груды вещей и подошли к конторке. Скрюченный старик сильно вырос со времени нашего расставания и даже распрямился.
– Герр Камински починил соловья! – завопил Томас. – Отдавай Орден и выпусти меня к Клементине!
– Дайте-ка послушать, – попросил старик, забрал у Николаса птичку и повернул ключик.
Соловей вздернул хвостик и послушно заиграл арию Папагена. Тихо звенели колокольчики, а птичка задорно пела веселую мелодию, ни разу не запнувшись.
– Великолепно! Чудесно! – восхитился старик, подрастая еще выше. – Вы замечательный мастер, герр Камински.
– Орден! Моя флейта! – Я и Томас протянули к деду руки.
– Не надо так громко кричать! – поморщился старик. – Ваши вещи – вот они!
На только что пустом прилавке появились старинный Орден на бархатной подушечке и моя флейта.
– Я отдаю барону фон Краузе Орден Золотого руна, а вы, фройляйн, получите флейту позже. Барон фон Краузе выдержал свое испытание, он не пропал в чужом мире, нашел друзей и научился обращаться с людьми без чванства. Барон, забирайте Орден, клетку с соловьем и поторопитесь! А вы, молодые люди, проследите, чтобы подарок попал одаряемому.
Томас сгреб Орден, схватил клетку с птичкой и побежал к выходу, а нам с Николасом пришлось идти за ним.
За дверью нас ждала непроглядная темнота и сырость. Вместо белого пушистого снега с неба сыпала мелкая крупка и дул холодный ветер. Никто не бродил по переулку, ни заблудившийся турист, ни местный житель, лишь под тусклым фонарем стояла одинокая карета. Кучер, накрывшись плащом, дремал, лошади всхрапывали, встряхивались и переступали ногами.
Вдруг дверца кареты распахнулась и оттуда выпрыгнула женщина в меховой накидке.
– Барон фон Краузе! – закричала она.
– Клементина, любовь моя! – завопил Томас и помчался вперед, хлюпая по лужам и размахивая клеткой, завешанной платком.
Они встретились посередине дороги и протянули к другу руки. Я и Николас, стараясь не попасть в грязь и навоз, подошли и тихонько встали рядом.
– Баронесса фон Гогенштайн! – прошептал Томас. – Я уж думал, что никогда не увижу вас, и так горевал!
– Ах, барон, когда ваша матушка сказала, что вы ушли и не вернулись, я не находила себе места от страха за вас, – отвечала ему хорошенькая девушка в высоком белом парике. – Слухи донесли, что последний раз вас видели входящим в «Лавку чудес», и моя милая матушка отпустила меня ненадолго. А я жду вас уже несколько часов. Какое счастье, барон, что вы живы!
– Вы беспокоились за меня, баронесса? – удивился Томас. – А я нашел для вас соловья, он механический, но зато поет арию из оперы господина Моцарта.
– Ах, не надо мне соловья, дорогой барон. Мне нужны только вы!
Они обнялись, а мы смотрели на них с умилением родителей, женивших шалопая сына на хорошей хозяйственной девушке. А потом, взявшись за руки, побрели обратно в лавку. Николас посмотрел на часы и пробурчал:
– Без пяти минут двенадцать. Время резиновое, что ли? Мы торчим здесь уже четверть часа, а стрелки не двигаются. – Черт! – вскрикнул он. – Я наступил в кучу лошадиного навоза!
– Это гипноз! – хихикнула я.
– Стойте! Подождите! – послышалось позади.
Мы обернулись.
– Герр Камински, фройляйн Мария! – подбежавший Томас крепко обнял нас. – Спасибо вам за все!
Я шмыгнула носом, чмокнула его в щеку и навсегда запомнила Томаса таким, как сейчас: лысым, нелепым, в сползающих трениках, в футболке с Гарри Поттером и с зеленой плюшевой свинкой в кармане синего кафтана.
– Машенька, нам пора! А то останемся здесь навсегда! – поторопил меня Николас.
Мы пулей влетели в лавку.
– Проходите, молодые люди! – проскрипел закутанный в темно-красный плащ высокий седовласый старик с посохом в руке. – Итак, соловей исправлен и подарок вручен! Вы успели до Рождества, хотя мне и пришлось немного растянуть время. Томас и Клементина обрели свое счастье, а сейчас ваша очередь, фройляйн Мария. Перед вами две флейты: ваша, которую подарила бабушка, и моя волшебная флейта. Вы можете выбрать только одну! Выбирайте!
Я схватила свою флейту и радостно рассмеялась.
– Верный выбор, фройляйн, – одобрил старик. – В руках талантливого музыканта, а вы, несомненно, очень талантливы, любая флейта станет волшебной. А что же вы, герр Камински? Какой подарок хотите вы?
– Я уже получил свой подарок, – покачал головой Николас. – Соловья, которого я починил, увидит великий Сказочник и напишет прекрасную сказку. Это ли не подарок для мастера?
– Вы совершенно правы, герр Камински, – сказал старик, подпирая головой потолок лавки. – Ну что ж, молодые люди, вас ждет еще один подарок, но вы узнаете о нем позже! Торопитесь, ваше время истекает!
Он стукнул посохом, и лавка стала преображаться, погасли свечи, загорелась разноцветными лампочками китайская гирлянда. Мы помчались к выходу, роняя на пол статуэтки, шляпы, веера, серебряные ложки, кукол с льняными волосами, а они поднимались в воздух, превращались в футболки, кружки, магнитики и прочую дребедень и ложились на металлические стеллажи. Но входная дверь оставалась прежней: тяжелой и старинной. Николас сильно дернул за ручку и мы, шумно дыша, вывалились на ярко освещенный Горбатый переулок.
Часы на Ратушной башне пробили полночь.
– С Рождеством, Машенька!
– С Рождеством, Николас!
– Я понял, о каком подарке толковал Святой Николай, – тихо сказал Николас. – Я встретил тебя!
– А я тебя!
Снег сыпал хлопья на нас, обнявшихся в белой метели, а мы ничего вокруг не замечали, потому и не увидели вышедшего из сувенирного магазина высокого седобородого старика с большим мешком и посохом.
Конец
Дорогие женщины! Эта история начиналась перед Новым Годом, а закончилась 8 Марта!
Желаю вам, дорогие читательницы, чтобы ваши желания всегда исполнялись, как у Машеньки, не только в Рождество и в 8 Марта, но и каждый день!
Любви, счастья и весны!
