– Нет, молодая только она. А с претензиями – это ты в точку попала. Хорошо, что живут отдельно.
– С днём рождения! – запыхавшаяся Ева протянула квадратную, слегка примятую с одного бока, коробку.
– Взаимно, – вернула подачу Маша. – Счастья тебе и вагон денег в придачу. Держи торт, у меня – чемодан.
– Чуть не уехал, чума! Но я ему рассказала.
– У Евы сегодня день рождения? – не поверила своим ушам Александра и решила окончательно расставить все точки над «i». – Оставшиеся две родственницы тоже именинницы?
– Нет, – взмахнула рукой Маша. – Только я и Ева родились двадцать второго ноября. Ещё ты. Прикольное совпадение.
Они втроём направились к подъезду. Александра сдерживала всем телом мощную дверь, пока племянница с чемоданом и тётушка с тортом проскальзывали в парадное с гранитной лестницей.
– Квартира на втором этаже, – информировала хозяйка купеческих хором.
– Там купальни, – с готовностью припомнила квартирантка.
– Умывальни. Купальни тоже были. На пляже. Туда раньше вела очень симпатичная лестница, ажурная такая. Сейчас примитивная, деревянная.
Александра окончательно смирилась с сияющим великолепием нового места жительства. Можно сказать, что шагнула «из грязи – в князи». С такой богатой историей, их квартиру по ночам могут посещать призраки особ голубых кровей.
– На третьем этаже тоже комнаты постояльцев были?
Маша не расслышала вопроса, всецело занятая чемоданом.
– До революции там располагался бальный зал с выходом на балкон, – просветила Ева. – В те годы перед гостиницей разбили сад с беседками и фонтанами, скамейки в укромных местах расставили, статуи, цветочки посадили. Всё по фен-шую. Продвинутый купец поднял бизнес на недвижимости, чуть банкиром не стал.
Александра покосилась на грамотную тётю, со знанием дела рассуждающей о чужой недвижимости. Интересно, насколько прочен союз банкира и выпавшей из обоймы модели?
– Сейчас на третьем этаже квартиры, – просветила Маша и добавила без перехода. – Мне к двум часам надо в ларёк, иначе Рафик выгонит. Мамой двоюродного брата поклялся.
И она буквально побежала с чемоданом вверх по лестнице.
– Большое горе лишиться такой работы, – пробормотала Ева, шаря рукой в сумочке. – Какого …где эти чертовы ключи?
В квартиру красавица-тётя вошла первая. При входе поддала сапогом неизвестный предмет, и это что-то улетело под шкаф, где с подозрительным дребезгом приложилось об стену.
– Потом достанем, – отмахнулась хозяйка, включив синдром незаконченного действия. – Тётушка, покажи Александре свободную спальню. Слушайте, давайте вы сами разберётесь, а мне бежать надо.
– Машка, чай с тортом!
– Чай вечером.
Александра пощёлкала клавишей выключателя и вопросительно взглянула на хозяйку.
– Света с утра нет, – безмятежно объяснила та, – но розетки работают. Не переживай, вечером соседа позову, он разберётся.
Она всё-таки опоздала, хотя так спешила. Глядя на недовольную физиономию сменщицы, Маша понимала, что разборок с Рафиком не избежать. Вот угораздило её пойти на работу мимо проклятущего бутика и увидеть в витрине это розовое чудо. Душа эйфорически воспарила, а слабая воля даже не пискнула. В оболваненном состоянии она вплыла в магазин и на последние деньги купила самую прелестную в мире сумочку.
Безусловно, эта вещь того стоила. Матово-бежевого цвета, смахивающая на толстый мешочек, выпуклый фасад которого украшали кожаные розетки с розовыми каменьями. В сверкающий дизайн прекрасно вписывались золотые шипы, разбросанные щедрой рукой по свободному от розеток периметру. Не сумка, а средоточие мечты и восторга! Замечательный подарок самой себе на день рождения.
Кстати, пока они тянулись с чемоданом от метро, Александра объяснила принцип работы двенадцати дней и сказала, что сегодня необходимо прислушаться к сокровенным желаниям и купить вещь, о которой мечтаешь. Полчаса назад она увидела эту сумочку и, прислушавшись к душераздирающему «хочу», купила.
– Ты уволена, – объявил в девять вечера толстый Рафик и животом вытолкнул именинницу из цветочного ларька.
На улице было чудовищно холодно: к ночи обещали заморозки. По просохшему асфальту ветер гонял полиэтиленовые кульки и обёртки от мороженого. Она топталась возле освещённой стекляшки, таращилась на жёлтый огонек свечи, согревающий гвоздики в фанерном ящике, и осознавала:
«Уволили практически ни за что! Принцип двенадцати дней, похоже, работает против неё. Сумка-мечта стоила работы».
– Несчастная, горем убитая, – пробормотала Маша, уткнувшись носом в шарф, – без денег стою, позабытая… Рафик, заплати! – забарабанила она в хлипкую дверь, озадаченная нахлынувшим стихотворчеством.
Этот паразит выгонял ее трижды, но всякий раз платил.
– Сумку с термосом отдай! – и поспешно исправилась. – Сумки.
Внутри стекляшки метнулась тень, после чего с надрывным скрипом распахнулось окно. Маша в сапогах на два размера больше, куда легко поместилась пара толстых вязаных носок, не слишком резво оббежала вокруг ларька. Сначала из дохнувшего теплом проёма выпала старая сумка: она едва успела перехватить её за потёртую ручку, а следом, блеснув волшебными каменьями, вылетело дневное приобретение и шлепнулось безработной хозяйке под ноги.
– Чучело ты, Рафик, – обиделась Маша, стряхивая варежкой налипшие хлопья снега. Снег? Будучи в расстроенных чувствах, она и не заметила, как празднично побелел асфальт.
Хлопнула деревянная створка. Денег за честно отработанную неделю ей никто не выдал. Бывшая цветочница, непонятно чего ожидая, бродила вдоль торговых рядов, когда чуть правее ларьков неожиданно громыхнуло, и в небе расплылся золотой цветок салюта. Народ отмечал выпадение первого снега звучно и с огоньком, усугубляя фееричный размах крепкими мужскими выражениями и пронзительно-радостными женскими воплями.
Зажав в руках обе сумки, бедная Маша двинулась по направлению к трамвайной остановке. Тонкая снежная пелена белой скатертью прикрыла вздыбленную кочками, непокорную землю.
«Красиво, но бр-р, как же холод пробирает! Скорее бы домой, где с горячей кружкой в руке и тортом на блюдечке можно подумать о несправедливом увольнении и надвигающемся безденежье. Хотя, не всё так плохо. Теперь вместе с ней неплохая девчонка живёт, которая заплатит за квартиру и, возможно, что-нибудь умное присоветует. Будем считать, что полчаса назад она достигла дна. Теперь надо хорошенько оттолкнуться, минус сменится на плюс, чаша жизненных весов, оттянутая несчастьями, качнется и…»
Трамвай подъехал в тот момент, когда вдохновлённая мечтами Маша ссыпала в противоположную чашу весов сданную «на отлично» сессию, новую работу в тёплом офисе, нетребовательного в быту жениха и миленькие серёжки с розовыми сапфирами, которые она присмотрела в «Ювелирочке TV».
Двери трамвая мелко задрожали и разъехались. Будущая владелица сапфиров неуклюже подняла ногу, но то ли лестница обледенела, то ли пассажирка замёрзла, – подошва сапога соскользнула в подтаявшую лужицу, и лежать их хозяйке на ступенях, если бы не сильные руки, которые подхватили её и вместе с сумками внесли в салон.
– Спасибо! – бросила она за спину и вперевалочку отправилась к свободному креслу.
«Щучкой вынырнула на поверхность новой жизни».
Неприятности отступали, даже салон трамвая был ярко освещён. Маша уселась возле окна и посмотрела на себя в чёрное стекло, которое немедленно отзеркалило довольную девичью физиономию и шапку с совиными глазами. Показав сове язык, она перевела взгляд на сумку. С момента покупки не было времени досконально рассмотреть приобретение, зато сейчас часов и минут хоть завались. Она приподняла с коленей шипастое сокровище и расплылась в улыбке. Какая же она прикольная и …тяжёлая! Кстати, в бутике вес сумки привёл её в недоумение.
– Камни, – просветила гламурная продавщица, смахивающая манерностью на тётушку. – Вы, что, не понимаете?
Маша понимала, потому что обожала рассматривать и трогать драгоценные камни. Любимейшее развлечение вечера – это сидеть подле включённого телевизора, собирать из бусин браслетики и слушать «Ювелирочку».
– Изумительный серебряный комплект девятьсот двадцать пятой пробы с настоящими, красными гранатами. – Девица с экрана буквально захлёбывалась словами. – Огненные камни идеальной брильянтовой огранки. О, чудо, чудо! Цена снизилась! Торопитесь, звоните! Остались последние три комплекта!
Эти сияющие гранаты, чистой воды изумруды и запредельной яркости сапфиры снились Маше каждую ночь. Одно такое колечко, считай, по бросовой цене, купила полгода назад: она не удержалась, стянула с руки варежку и с нежностью уставилась на массивный перстенёк, – настоящий топаз, двенадцатикратный слой позолоты и всего за четыре тысячи рублей. В тот волшебный вечер владелец «бутика на диване» сделал фантастическую скидку. Маша склонилась над воплощением грёз и присмотрелась. Там, где кольцо соприкасалось с указательным пальцем, проглядывал подозрительно-чёрный цвет. Двенадцатикратный слой позорно облез, обнажая примитивную, железную сущность. Что же за день такой сегодня?
Чтобы как-то успокоить мятущуюся душу, она снова схватилась за сумку. Розовые камни яростно поблёскивали, бежевые розетки трогательно подрагивали лепестками, кожаный фасад призывал оценить его чудесную выделку. Маша нервно повертела подарок, и на праздничный фасад сумки приземлился пластиковый ценник, закреплённый на ручке толстой вощёной нитью. Подергав за нить, владелица поняла, что голыми руками оборвать ценник не получится. С задумчивым видом обняв сумку, она мысленно перебирала имеющийся арсенал и, в результате, остановилась на ключе: зазубрины рабочей стороны вполне могли послужить миниатюрной пилкой.
Мария Ковальская начала пилить. Нить сходу не поддалась, впрочем, она и не надеялась на скорое решение проблемы. Только не в этот день! В запасе имелся ещё один страшный способ победить нить, – перекусить её зубами. Совиная шапка уехала на затылок, явив миру растрёпанную копну волос. Сосед по креслу удивлённо хмыкнул и завозился: краем глаза Маша видела, как он расстёгивал сумку ноутбука. Не сдержав любопытства, покосилась. Рядом с ней сидел долговязый парень, чей возраст вписывался в рамки от двадцати пяти до тридцати. Он выглядел бледным и взъерошенным, словно больная птица. Птица разогнулась от ноутбука и, кашлянув, протянул ей складной нож с выправленными ножницами.
– Спасибо огромное! – горячо поблагодарила она.
Перерезав растрёпанную нить, вернула вещь хозяину.
Растревоженная душа требовала продолжения банкета. Маша с трепетом расстегнула сумку и, полюбовавшись на розовую атласную подкладку – красота неописуемая – сунула руку в сияющее нутро.
Рука упёрлась во что-то твёрдое и длинное. Она так и замерла с блаженной улыбкой на лице, в то время как пальцы ощупывали спрятанный под подкладкой продолговатый предмет. Спустя мгновенье Маша вывернула подкладку наружу, выхватила из рук соседа нож с ножницами и подцепила острым концом нитку шва. Распороть пару стежков в дёргающемся, промёрзшем трамвае – сущий пустяк для девушки с умелыми руками. На раз-два ткань разъехалась, и она вытащила из сумки …огромную отвёртку!
Выглядела трофейная вещица лет на сто: металлический стержень украшен зеленоватыми разводами, наконечник тупой, а треснувшая ручка обмотана старой изоляционной лентой. Понятное дело, отвёртка решила умереть красиво, и Машкина драгоценная сумка явилась местом её пышного захоронения: королевским склепом, египетским саркофагом.
– Капец!
Возмущённая хозяйка саркофага, взывая отвёрткой к небесам, развернулась к соседу: не каждый справится с таким потрясением в одиночку. Чисто интуитивно она выбрала утешителем отзывчивого попутчика с ножницами.
Трамвай остановился, и утешитель сорвался с места.
– Куда?! – выкрикнула в спину Маша.
Слишком много предметов оказалось у неё в руках. Зажав в объятиях сумки, варежки, ценник, чужой нож и неупокоенную отвёртку, она устремилась вслед за убегающим соседом.
– Постойте!
Парень выскочил из трамвая. Догнать беглеца в рабочих сапогах, было для Маши делом сложным, но получить в нагрузку к новой, рваной сумке левый нож – это уже запредельная несправедливость для бедной девушки. Ей очень не хотелось вечером плакать.
– Нож заберите! – прокричала она в спину больной птице. – Пожалуйста.
Парень с ноутбуком остановился, а Маша, пока догоняла, успела растерять по дороге часть приобретений. Прыгая под фонарём, суетливо поднимала-роняла то варежку, то новую сумку. Парень забрал нож и подобрал с обочины варежку.
– Зачем вам отвёртка? – спросил он, стряхивая с варежки налипшие хлопья снега.
– Не нужна мне отвёртка! Я её в новой сумке нечаянно нашла. Хотите вам отдам?
Парень помотал головой, а она настолько разволновалась, что стащила с головы совиную шапку и прижала её к груди.
– Не смотрите так, – попросила жалобно. – Я не городская сумасшедшая.
Он кивнул с сомнением и неуверенно спросил:
– Почему у вас розовые волосы. Я подумал…
– В смысле, розовые? – удивилась Маша, поднося прядь к глазам. – Прикалываетесь? У меня розовые волосы! Наверное, лампа здесь такая?
Она с надеждой задрала лицо к фонарю.
– Ярко-розовые, – не сдавался парень.
Маша зажмурилась, помотала головой и с возгласом облегчения стукнула себя по лбу набалдашником отвёртки.
– Понятно! Сегодня, когда мыла голову, в ванной погас свет. Шампунь и тоник для волос стояли на полочке рядышком. Я их перепутала в темноте.
– Просто лампочку поменять, – советовал парень, наблюдая, как розовая шевелюра небрежно заталкивается под шапку.
– Некогда было. Волосы сушила на ходу и не обратила внимания, какого они цвета.
Она зажала сумки между ногами и взялась энергично натягивать варежки.
– Сегодня вообще отстойный день …рождения, – сетовала бедняжка на судьбу. – Сначала я проспала, потом вырубился свет в квартире, и я в розовый нечаянно выкрасилась. Дальше из-за новой сумки опоздала в киоск, и Рафик меня с работы выгнал.
Маша обиженно засопела, как будто только сейчас осознала всю несправедливость увольнения. Ветер решил поддразнить неудачницу: захватил в небесах пригоршню снега и, дурачась, метнул ей в лицо.
– Да пошёл, ты! – рассказала лузерша ветру и спряталась за спиной парня.
– Поздравляю с днюхой, – пробормотал тот и, чуть помаявшись, признался. – Меня тоже, считай, уволили.
– Жесть! – глухо возмутилась девица и представилась. – Маша. Тебя как зовут?
– Кирилл. Куда мы идём?
Машка махнула рукой в темноту.
– К реке. Я живу в бывшей купеческой гостинице.
Потянула парня за рукав куртки.
– Лучше здесь свернуть. Две остановки на трамвае не доехали, хотя безработным положено пешком.
Безработный подумал и присоединил к своему ноутбуку старую женскую сумку с термосом. С новой, невзирая на распоротую подкладку и подарок судьбы, упёртая девица категорически отказалась расставаться:
– Суперская. Хоть что-то хорошее сегодня.
Они брели по вечернему городу, смотрели на снежные хлопья, невесомыми бабочками порхающие в свете фонарей, и разговаривали обо всём.
– Кем трудилась в таком прикиде?
– Стрёмный, да? Цветы в ларьке продавала, но, вообще-то, я студентка. А ты кем?
– Программистом в конторе.
«Хорошо оплачиваемая работа, – думала Маша, – с бесплатным кофе и печеньками, но, судя по болезному виду, нервная».
– С днём рождения! – запыхавшаяся Ева протянула квадратную, слегка примятую с одного бока, коробку.
– Взаимно, – вернула подачу Маша. – Счастья тебе и вагон денег в придачу. Держи торт, у меня – чемодан.
– Чуть не уехал, чума! Но я ему рассказала.
– У Евы сегодня день рождения? – не поверила своим ушам Александра и решила окончательно расставить все точки над «i». – Оставшиеся две родственницы тоже именинницы?
– Нет, – взмахнула рукой Маша. – Только я и Ева родились двадцать второго ноября. Ещё ты. Прикольное совпадение.
Они втроём направились к подъезду. Александра сдерживала всем телом мощную дверь, пока племянница с чемоданом и тётушка с тортом проскальзывали в парадное с гранитной лестницей.
– Квартира на втором этаже, – информировала хозяйка купеческих хором.
– Там купальни, – с готовностью припомнила квартирантка.
– Умывальни. Купальни тоже были. На пляже. Туда раньше вела очень симпатичная лестница, ажурная такая. Сейчас примитивная, деревянная.
Александра окончательно смирилась с сияющим великолепием нового места жительства. Можно сказать, что шагнула «из грязи – в князи». С такой богатой историей, их квартиру по ночам могут посещать призраки особ голубых кровей.
– На третьем этаже тоже комнаты постояльцев были?
Маша не расслышала вопроса, всецело занятая чемоданом.
– До революции там располагался бальный зал с выходом на балкон, – просветила Ева. – В те годы перед гостиницей разбили сад с беседками и фонтанами, скамейки в укромных местах расставили, статуи, цветочки посадили. Всё по фен-шую. Продвинутый купец поднял бизнес на недвижимости, чуть банкиром не стал.
Александра покосилась на грамотную тётю, со знанием дела рассуждающей о чужой недвижимости. Интересно, насколько прочен союз банкира и выпавшей из обоймы модели?
– Сейчас на третьем этаже квартиры, – просветила Маша и добавила без перехода. – Мне к двум часам надо в ларёк, иначе Рафик выгонит. Мамой двоюродного брата поклялся.
И она буквально побежала с чемоданом вверх по лестнице.
– Большое горе лишиться такой работы, – пробормотала Ева, шаря рукой в сумочке. – Какого …где эти чертовы ключи?
В квартиру красавица-тётя вошла первая. При входе поддала сапогом неизвестный предмет, и это что-то улетело под шкаф, где с подозрительным дребезгом приложилось об стену.
– Потом достанем, – отмахнулась хозяйка, включив синдром незаконченного действия. – Тётушка, покажи Александре свободную спальню. Слушайте, давайте вы сами разберётесь, а мне бежать надо.
– Машка, чай с тортом!
– Чай вечером.
Александра пощёлкала клавишей выключателя и вопросительно взглянула на хозяйку.
– Света с утра нет, – безмятежно объяснила та, – но розетки работают. Не переживай, вечером соседа позову, он разберётся.
Она всё-таки опоздала, хотя так спешила. Глядя на недовольную физиономию сменщицы, Маша понимала, что разборок с Рафиком не избежать. Вот угораздило её пойти на работу мимо проклятущего бутика и увидеть в витрине это розовое чудо. Душа эйфорически воспарила, а слабая воля даже не пискнула. В оболваненном состоянии она вплыла в магазин и на последние деньги купила самую прелестную в мире сумочку.
Безусловно, эта вещь того стоила. Матово-бежевого цвета, смахивающая на толстый мешочек, выпуклый фасад которого украшали кожаные розетки с розовыми каменьями. В сверкающий дизайн прекрасно вписывались золотые шипы, разбросанные щедрой рукой по свободному от розеток периметру. Не сумка, а средоточие мечты и восторга! Замечательный подарок самой себе на день рождения.
Кстати, пока они тянулись с чемоданом от метро, Александра объяснила принцип работы двенадцати дней и сказала, что сегодня необходимо прислушаться к сокровенным желаниям и купить вещь, о которой мечтаешь. Полчаса назад она увидела эту сумочку и, прислушавшись к душераздирающему «хочу», купила.
– Ты уволена, – объявил в девять вечера толстый Рафик и животом вытолкнул именинницу из цветочного ларька.
На улице было чудовищно холодно: к ночи обещали заморозки. По просохшему асфальту ветер гонял полиэтиленовые кульки и обёртки от мороженого. Она топталась возле освещённой стекляшки, таращилась на жёлтый огонек свечи, согревающий гвоздики в фанерном ящике, и осознавала:
«Уволили практически ни за что! Принцип двенадцати дней, похоже, работает против неё. Сумка-мечта стоила работы».
– Несчастная, горем убитая, – пробормотала Маша, уткнувшись носом в шарф, – без денег стою, позабытая… Рафик, заплати! – забарабанила она в хлипкую дверь, озадаченная нахлынувшим стихотворчеством.
Этот паразит выгонял ее трижды, но всякий раз платил.
– Сумку с термосом отдай! – и поспешно исправилась. – Сумки.
Внутри стекляшки метнулась тень, после чего с надрывным скрипом распахнулось окно. Маша в сапогах на два размера больше, куда легко поместилась пара толстых вязаных носок, не слишком резво оббежала вокруг ларька. Сначала из дохнувшего теплом проёма выпала старая сумка: она едва успела перехватить её за потёртую ручку, а следом, блеснув волшебными каменьями, вылетело дневное приобретение и шлепнулось безработной хозяйке под ноги.
– Чучело ты, Рафик, – обиделась Маша, стряхивая варежкой налипшие хлопья снега. Снег? Будучи в расстроенных чувствах, она и не заметила, как празднично побелел асфальт.
Хлопнула деревянная створка. Денег за честно отработанную неделю ей никто не выдал. Бывшая цветочница, непонятно чего ожидая, бродила вдоль торговых рядов, когда чуть правее ларьков неожиданно громыхнуло, и в небе расплылся золотой цветок салюта. Народ отмечал выпадение первого снега звучно и с огоньком, усугубляя фееричный размах крепкими мужскими выражениями и пронзительно-радостными женскими воплями.
Зажав в руках обе сумки, бедная Маша двинулась по направлению к трамвайной остановке. Тонкая снежная пелена белой скатертью прикрыла вздыбленную кочками, непокорную землю.
«Красиво, но бр-р, как же холод пробирает! Скорее бы домой, где с горячей кружкой в руке и тортом на блюдечке можно подумать о несправедливом увольнении и надвигающемся безденежье. Хотя, не всё так плохо. Теперь вместе с ней неплохая девчонка живёт, которая заплатит за квартиру и, возможно, что-нибудь умное присоветует. Будем считать, что полчаса назад она достигла дна. Теперь надо хорошенько оттолкнуться, минус сменится на плюс, чаша жизненных весов, оттянутая несчастьями, качнется и…»
ГЛАВА 3 - в которой Маша бегает за мужчинами
Трамвай подъехал в тот момент, когда вдохновлённая мечтами Маша ссыпала в противоположную чашу весов сданную «на отлично» сессию, новую работу в тёплом офисе, нетребовательного в быту жениха и миленькие серёжки с розовыми сапфирами, которые она присмотрела в «Ювелирочке TV».
Двери трамвая мелко задрожали и разъехались. Будущая владелица сапфиров неуклюже подняла ногу, но то ли лестница обледенела, то ли пассажирка замёрзла, – подошва сапога соскользнула в подтаявшую лужицу, и лежать их хозяйке на ступенях, если бы не сильные руки, которые подхватили её и вместе с сумками внесли в салон.
– Спасибо! – бросила она за спину и вперевалочку отправилась к свободному креслу.
«Щучкой вынырнула на поверхность новой жизни».
Неприятности отступали, даже салон трамвая был ярко освещён. Маша уселась возле окна и посмотрела на себя в чёрное стекло, которое немедленно отзеркалило довольную девичью физиономию и шапку с совиными глазами. Показав сове язык, она перевела взгляд на сумку. С момента покупки не было времени досконально рассмотреть приобретение, зато сейчас часов и минут хоть завались. Она приподняла с коленей шипастое сокровище и расплылась в улыбке. Какая же она прикольная и …тяжёлая! Кстати, в бутике вес сумки привёл её в недоумение.
– Камни, – просветила гламурная продавщица, смахивающая манерностью на тётушку. – Вы, что, не понимаете?
Маша понимала, потому что обожала рассматривать и трогать драгоценные камни. Любимейшее развлечение вечера – это сидеть подле включённого телевизора, собирать из бусин браслетики и слушать «Ювелирочку».
– Изумительный серебряный комплект девятьсот двадцать пятой пробы с настоящими, красными гранатами. – Девица с экрана буквально захлёбывалась словами. – Огненные камни идеальной брильянтовой огранки. О, чудо, чудо! Цена снизилась! Торопитесь, звоните! Остались последние три комплекта!
Эти сияющие гранаты, чистой воды изумруды и запредельной яркости сапфиры снились Маше каждую ночь. Одно такое колечко, считай, по бросовой цене, купила полгода назад: она не удержалась, стянула с руки варежку и с нежностью уставилась на массивный перстенёк, – настоящий топаз, двенадцатикратный слой позолоты и всего за четыре тысячи рублей. В тот волшебный вечер владелец «бутика на диване» сделал фантастическую скидку. Маша склонилась над воплощением грёз и присмотрелась. Там, где кольцо соприкасалось с указательным пальцем, проглядывал подозрительно-чёрный цвет. Двенадцатикратный слой позорно облез, обнажая примитивную, железную сущность. Что же за день такой сегодня?
Чтобы как-то успокоить мятущуюся душу, она снова схватилась за сумку. Розовые камни яростно поблёскивали, бежевые розетки трогательно подрагивали лепестками, кожаный фасад призывал оценить его чудесную выделку. Маша нервно повертела подарок, и на праздничный фасад сумки приземлился пластиковый ценник, закреплённый на ручке толстой вощёной нитью. Подергав за нить, владелица поняла, что голыми руками оборвать ценник не получится. С задумчивым видом обняв сумку, она мысленно перебирала имеющийся арсенал и, в результате, остановилась на ключе: зазубрины рабочей стороны вполне могли послужить миниатюрной пилкой.
Мария Ковальская начала пилить. Нить сходу не поддалась, впрочем, она и не надеялась на скорое решение проблемы. Только не в этот день! В запасе имелся ещё один страшный способ победить нить, – перекусить её зубами. Совиная шапка уехала на затылок, явив миру растрёпанную копну волос. Сосед по креслу удивлённо хмыкнул и завозился: краем глаза Маша видела, как он расстёгивал сумку ноутбука. Не сдержав любопытства, покосилась. Рядом с ней сидел долговязый парень, чей возраст вписывался в рамки от двадцати пяти до тридцати. Он выглядел бледным и взъерошенным, словно больная птица. Птица разогнулась от ноутбука и, кашлянув, протянул ей складной нож с выправленными ножницами.
– Спасибо огромное! – горячо поблагодарила она.
Перерезав растрёпанную нить, вернула вещь хозяину.
Растревоженная душа требовала продолжения банкета. Маша с трепетом расстегнула сумку и, полюбовавшись на розовую атласную подкладку – красота неописуемая – сунула руку в сияющее нутро.
Рука упёрлась во что-то твёрдое и длинное. Она так и замерла с блаженной улыбкой на лице, в то время как пальцы ощупывали спрятанный под подкладкой продолговатый предмет. Спустя мгновенье Маша вывернула подкладку наружу, выхватила из рук соседа нож с ножницами и подцепила острым концом нитку шва. Распороть пару стежков в дёргающемся, промёрзшем трамвае – сущий пустяк для девушки с умелыми руками. На раз-два ткань разъехалась, и она вытащила из сумки …огромную отвёртку!
Выглядела трофейная вещица лет на сто: металлический стержень украшен зеленоватыми разводами, наконечник тупой, а треснувшая ручка обмотана старой изоляционной лентой. Понятное дело, отвёртка решила умереть красиво, и Машкина драгоценная сумка явилась местом её пышного захоронения: королевским склепом, египетским саркофагом.
– Капец!
Возмущённая хозяйка саркофага, взывая отвёрткой к небесам, развернулась к соседу: не каждый справится с таким потрясением в одиночку. Чисто интуитивно она выбрала утешителем отзывчивого попутчика с ножницами.
Трамвай остановился, и утешитель сорвался с места.
– Куда?! – выкрикнула в спину Маша.
Слишком много предметов оказалось у неё в руках. Зажав в объятиях сумки, варежки, ценник, чужой нож и неупокоенную отвёртку, она устремилась вслед за убегающим соседом.
– Постойте!
Парень выскочил из трамвая. Догнать беглеца в рабочих сапогах, было для Маши делом сложным, но получить в нагрузку к новой, рваной сумке левый нож – это уже запредельная несправедливость для бедной девушки. Ей очень не хотелось вечером плакать.
– Нож заберите! – прокричала она в спину больной птице. – Пожалуйста.
Парень с ноутбуком остановился, а Маша, пока догоняла, успела растерять по дороге часть приобретений. Прыгая под фонарём, суетливо поднимала-роняла то варежку, то новую сумку. Парень забрал нож и подобрал с обочины варежку.
– Зачем вам отвёртка? – спросил он, стряхивая с варежки налипшие хлопья снега.
– Не нужна мне отвёртка! Я её в новой сумке нечаянно нашла. Хотите вам отдам?
Парень помотал головой, а она настолько разволновалась, что стащила с головы совиную шапку и прижала её к груди.
– Не смотрите так, – попросила жалобно. – Я не городская сумасшедшая.
Он кивнул с сомнением и неуверенно спросил:
– Почему у вас розовые волосы. Я подумал…
– В смысле, розовые? – удивилась Маша, поднося прядь к глазам. – Прикалываетесь? У меня розовые волосы! Наверное, лампа здесь такая?
Она с надеждой задрала лицо к фонарю.
– Ярко-розовые, – не сдавался парень.
Маша зажмурилась, помотала головой и с возгласом облегчения стукнула себя по лбу набалдашником отвёртки.
– Понятно! Сегодня, когда мыла голову, в ванной погас свет. Шампунь и тоник для волос стояли на полочке рядышком. Я их перепутала в темноте.
– Просто лампочку поменять, – советовал парень, наблюдая, как розовая шевелюра небрежно заталкивается под шапку.
– Некогда было. Волосы сушила на ходу и не обратила внимания, какого они цвета.
Она зажала сумки между ногами и взялась энергично натягивать варежки.
– Сегодня вообще отстойный день …рождения, – сетовала бедняжка на судьбу. – Сначала я проспала, потом вырубился свет в квартире, и я в розовый нечаянно выкрасилась. Дальше из-за новой сумки опоздала в киоск, и Рафик меня с работы выгнал.
Маша обиженно засопела, как будто только сейчас осознала всю несправедливость увольнения. Ветер решил поддразнить неудачницу: захватил в небесах пригоршню снега и, дурачась, метнул ей в лицо.
– Да пошёл, ты! – рассказала лузерша ветру и спряталась за спиной парня.
– Поздравляю с днюхой, – пробормотал тот и, чуть помаявшись, признался. – Меня тоже, считай, уволили.
– Жесть! – глухо возмутилась девица и представилась. – Маша. Тебя как зовут?
– Кирилл. Куда мы идём?
Машка махнула рукой в темноту.
– К реке. Я живу в бывшей купеческой гостинице.
Потянула парня за рукав куртки.
– Лучше здесь свернуть. Две остановки на трамвае не доехали, хотя безработным положено пешком.
Безработный подумал и присоединил к своему ноутбуку старую женскую сумку с термосом. С новой, невзирая на распоротую подкладку и подарок судьбы, упёртая девица категорически отказалась расставаться:
– Суперская. Хоть что-то хорошее сегодня.
Они брели по вечернему городу, смотрели на снежные хлопья, невесомыми бабочками порхающие в свете фонарей, и разговаривали обо всём.
– Кем трудилась в таком прикиде?
– Стрёмный, да? Цветы в ларьке продавала, но, вообще-то, я студентка. А ты кем?
– Программистом в конторе.
«Хорошо оплачиваемая работа, – думала Маша, – с бесплатным кофе и печеньками, но, судя по болезному виду, нервная».
