– Почему уволили? Проект завалил?
Кирилл помедлил с ответом, разглядывая парочку, обнявшуюся на скамейке возле метро. Заинтригованная его вниманием, Маша тоже уставилась на влюблённых. Странный народ. Их уже неслабо припорошило, а они сидят, точь в точь попугаи-неразлучники. Может, примёрзли к жёрдочкам?
– Не завалил, а наоборот, вовремя сдал заказчику. Пахал три недели, как проклятый. До сих пор строчки кода плывут перед глазами.
Маша понимающе кивнула:
– Наступит время, когда психушки будут забиты исключительно чокнутыми программерами, свихнувшимися на почве тренингов, форс-мажоров и авралов. Так, почему выгнали?
– А тебя почему?
– Говорю же, опоздала. Неорганизованный я человек: увлекаюсь и опаздываю.
– Сам ушёл. Представляешь, допилил проект, отправил заказчику, как договаривались, к девяти. Значит, сижу, воткнувшись лбом в клавиатуру, выдыхаю. И тут мобильный звонит.
Кирилл опустил голову, потопал ботинками, стряхивая снег.
– Кстати, у меня утром «Шкода» не завелась, поэтому на трамвай сел.
– Телефон зазвонил и что?
Маша не желала отвлекаться на трамваи и сломанные автомобили. Гораздо сильнее интересовал повод чужого увольнения.
– После проекта начальник обещал дать недельный отпуск, клялся, а тут в мобиле голос пьяненький, на заднем плане музыка, визг женский.
– Нормальный задний план для начальства.
– Да, плевать мне… Я ему доложил, что проект отправил и с завтрашнего дня отсыпаюсь, а он мне заплетающимся языком пургу понёс: «У нас маленькая проблемка нарисовалась. Тимоха заболел, но мы – команда…»
– Кто такой Тимоха?
– Дружок его, получающий в нашей конторе зарплату программиста. Ничего не умеет, не сдал ни одного проекта, но иногда падает за комп и с умным видом пишет индусский код. Замучился его бред переделывать.
– И ты отказался.
– Угу. Да, кто же меня слушал? «Не выделывайся, а то уволю. Я тебе на почту рабочие файлы скинул. Глянешь вечерком. Для такого спеца, как ты, дел на пару часиков», – передразнил Кирилл голос начальника.
– Кнут и пряник. Поругал-похвалил.
– Меня уволить? Да, я сам уйду! Прикинул, что самое время сливаться с галеры, о чём и высказал козлу по телефону. Потом вырубил трубу и пошёл собираться.
– Героический поступок. Я бы никогда не решилась уйти сама.
Кирилл забуксовал возле очередного фонаря, шаря рукой в недрах ноутбука.
– Забрал любимую чашку.
Он покачал посудиной перед Машкиным носом. Чашка была подарочной, с приколом, большую часть её шероховатой поверхности занимала ошалелая морда осла и копыта, раскинутые в бреющем полете. Снизу надпись весёлым шрифтом: рабочий осёл.
Маша перевела взгляд с ослиной мордахи на Кирилла. Сказать честно, ничего общего. Сейчас парень показался ей даже симпатичным: ресницы длинные, как у девчонки, лицо тонкое, породистое, румянец на щеках и никаких копыт.
– Если в жизни сплошные неприятности, это означает, что человек нарушил главные законы мироздания, – внезапно объявил породистый.
– Ничего я не нарушала! – возмутилась Маша.
– Когда цель в жизни правильно определена, то неприятностей на пути нет.
– Не чуди.
– Или они совсем маленькие.
– Угу, крошечные. Завязывай статусами сыпать. Цель, так понимаю, должна быть исключительно духовная, а не барахло всякое, – и добавила чуть тише, – которое я люблю.
– Понятное дело, что не материальная: можно зарабатывать большие деньги и чувствовать себя несчастным.
– Больши-ие, – протянула Маша. – Тут ни больших, ни маленьких. В Инете фигни начитался?
– Ага. Там еще писалось, будто судьба подкидывает нам всякие намёки, указывая настоящую цель, а мы игнорируем подсказки. Вот с тобой ничего странного не случалось?
Маша резко развернулась и, не ожидающий подобного выверта провожатый, выбил из её руки сумку с каменьями, и та, в который раз, шлёпнулась наземь.
– Извини.
Кирилл подобрал невезучую сумку, обмахнул снег, после чего вручил застывшей хозяйке.
– Намёк мироздания – это предмет? – будто осознавая нечто важное, спросила Машка.
– Возможно и такое условие.
– Тогда держи намёк!
И она торжественно вручила Кириллу отвёртку. Вид у парня стал озадаченный.
– Что смотришь? Свет починить надо.
– То есть, по умолчанию, я обязан разбираться в электричестве, – пробормотал он. – Здесь без вариантов: лампочку поменять и все дела.
– Разбежался. Тогда, зачем подкидывать мне отвёртку? – не верила в простоту мироздания Маша. – Кстати, мы пришли.
Они подошли к особняку. Кирилл одобрительно присвистнул, оценивая вычурность купеческой постройки. Хотя, с его точки зрения, имелась раздражающая незавершенность общей картинки: не хватало приятных излишеств в виде красивого парка, помпезных фонтанов и мраморных скульптур.
Он галантно придержал тяжёлую дверь, пока Маша в своем пышном обмундировании протискивалась через дверной проём, солидно гудящий сигналом домофона.
На лестничном пролёте второго этажа их поджидал сюрприз, в образе примёрзшей Александры. Квартирантка сидела на ступеньках, спрятав руки в длинные рукава тёплой серой толстовки. При виде Маши девица просияла, а та сразу все поняла.
– Дверь захлопнулась? Привыкай таскать ключи в кармане халата.
– У меня только б-банный халат, – хлопнула себя по джинсам, а после махнула за спину, – и он там. К-ключ и м-мобильник тоже в квартире.
– Нечего по ночам бродить.
– П-пакет с мусором решила выкинуть и в-вот.
– Замок доисторический. Когда выходишь, он захлопывается. Погоди, ты в темноте убиралась?
– Р-розетки работают. Я везде с т-торшером ходила.
– Представляю, – посочувствовал Кирилл. – Похоже, автомат в щитке выбило. Сейчас заглянем туда …с торшером.
Маша зазвенела ключами, но потом что-то вспомнила и убежала в сторону почтовых ящиков.
– П-пошли домой, – выстукивая зубами, просила Александра. – Х-холодно.
– Я уже две недели почту не вытаскивала! – выкрикнула Маша. – Руки не доходят.
Она вернулась с пёстрой пачкой рекламных листовок, чёрно-белыми полосками счетов и длинным голубым конвертом.
– Писем тоже давно не получала, – задумчиво почесала совиный глаз на шапке и вставила ключ в замочную скважину.
Александра первой вбежала в гостеприимно распахнутую дверь, хозяйка потянулась следом, а замешкавшийся Кирилл удостоился чести быть замыкающим в троице.
Неяркий свет старинного торшера деликатно раздвигал темноту, бросая по углам сгустки серых теней. Маша замерла, разглядывая свою непривычно-аккуратную прихожую.
– Ты, подруга, даёшь. Чистоту здесь развела.
– Спасибо. Знаешь, я нашла…
Александра протянула руку к двери, но растроганную Машку уже распирало с ответной благодарностью:
– Вы голодные? У меня в морозилке котлеты есть.
Она подхватила торшер и попробовала убежать с ним на кухню. Шнур натянулся, вилка выскочила из розетки и, постукивая о пол и стены, полетела вслед. Оставшиеся двое некоторое время пребывали во тьме и бездействии.
– Верни торшер на место, – потребовал голос Кирилла.
С электричеством он провозился немного дольше, чем обещал. Из короткого и туманного объяснения, девушки поняли, что той старой штуковине, на которой «висел» свет, пришёл конец, после чего добровольному электрику пришлось кое-что открутить трофейной отвёрткой и перекинуть провода на «соседний рабочий автомат». За полчаса до полуночи в квартире вспыхнули люстры и лампочки.
– Праздничная иллюминация, – пробормотала Александра и наотрез отказалась от ночного ужина. – Котлет не буду. Спать хочу, – пояснила она и, сонно поморгав, скрылась за дверью новой спальни, где для пущей безопасности, подтянула к двери стул и заблокировала его спинкой дверную ручку. Маша – девочка добрая и простая, но вот гостя она совсем не знает. Осторожность не помешает.
Кирилл сидел на диване в гостиной и, пока хозяйка священнодействовала на кухне, вяло щёлкал пультом телевизора. Котлеты и картошку голодный программист дождался. С явной радостью он проглотил двойную порцию, закусил четвертушкой хлеба и, вернувшись на диван, обещал продержаться до чая. Не продержался. Маша завозилась с сервировкой, а когда торжественно явилась с дымящимися чашками на подносе, вкупе с тортом и сахарницей, гость крепко спал.
Она растерянно поморгала и не решилась выгонять из дома живой намёк мироздания. Просто накрыла спящего Кирилла тёплым пледом, а после удалилась в свою комнату. Ежевечерняя медитация в зале под заманивающий речитатив девушки из «Ювелирочки» отменялась. Уткнувшись носом в одеяло, Маша рассеянно размышляла о новой сумке, об отвёртке, перешла плавно к вредному Рафику и незаметно уснула.
Далеко за полночь снег перестал падать. Облака тёмно-серой лохматой грядой уплыли за горизонт, и в холодном небе засияли яркие звезды. Прочертив посреди спальни белую дорожку, в окно заглянула любопытная луна.
В эту ночь Маше снился престранный сон. В кипящем бурунами чёрном пространстве качались огромные серебряные весы. Она увидела себя и Еву, неловко балансирующих в одной из чаш. В противоположной чаше стояли Кирилл и ещё один, незнакомый ей, парень. Посудина мужчин медленно покачивалась на высоте пятиэтажного дома, а их чаша болталась далеко внизу. Внезапно весы пришли в движение: чаши неторопливо поплыли навстречу друг другу.
Ева присела на корточки и с опаской следила за неумолимым сближением. Чаши замедлили ход и, в конце концов, совсем остановились. Маша не прошла пытки ожиданием: схватившись за тонкие серебряные нити, она забралась на округлый бортик и потянулась к Кириллу. Он, в свою очередь, перегнулся через бортик чаши и ринулся ей навстречу. Они висели над зияющей бездной, а перепуганная тётушка, вцепившись обеими руками в джинсовую штанину племянницы, тянула назад. Маша попробовала приподняться на носочки, но левая нога соскользнула с края посудины, она дёрнулась и проснулась.
Глядя на градусник, застывший на отметке ноль градусов, Маша вслух раздумывала над достойной экипировкой.
– Пожалуй, жилетка в самый раз, – решила она, распахивая шкаф в прихожей.
– Ты куда? – в дверях появилась сонная Александра.
– Бегать. Утренняя пробежка – плюс пятьсот к вашему здоровью.
– На слоган смахивает. Плюс пятьсот чего: грамм, дней? Куда твой Кирилл делся?
Она осторожно заглянула в ванную комнату.
– Программист подорвался в шесть утра. Смущённо посетил выдраенный тобой клозет и, прижав к груди ноутбук, свалил в утреннюю темень.
– Вроде хороший парень.
Маша почесала щеку и смешно подвигала носом.
– Угу. Непривычно даже. Взрослые мужчины мною не интересуются, только студенты-первокурсники и дедушки. А этот, представляешь, даже номер телефона оставил. Чудеса.
Рассвет только занимался, роняя нежно-розовые блики на пробуждающийся город. Благодаря тонкой пелене снега, дорога, деревья и сама купеческая гостиница выглядели празднично, горделиво застыв в первозданном великолепии.
Бодрой трусцой Маша с тыла обогнула частные дома и оказалась на узкой набережной, по которой привычным маршрутом и в полном одиночестве добежала до пешеходного моста. Возле ступенек она поскользнулась, с трудом удержав равновесие. Под тоненьким слоем снега притаилась замёрзшая лужа. Бегунья остановилась, успокаивая дыхание, а потом энергичным марш-броском взлетела по бетонным ступеням на высокий мост. Она замерла возле перил в немом восхищении, разглядывая побелевшие крыши домов, стрелки дорог, ломаные заборов и пустынный, подёрнутый белесой дымкой лесопарк, пронзающий верхушками деревьев синюю линию горизонта.
Хотя, почему пустынный? На обочине дороги, внизу, возле фургона, парень в тёмной шапочке-балаклаве топчется, на мост поглядывает. Автомобиль очень знакомого цвета, синего. В балаклаве?! Ой, мамочка!
Буйная фантазия и природная осторожность слились в единое целое, отчего Маша в красках представила последующую сцену похищения.
Её непременно продадут в грязный бордель развратному старику. Дальше сплошной ужас: существование, смахивающее на пытку, отчаянный побег и жуткий конец! Надо любой ценой спасать драгоценное тело, причём уносить ноги следует незаметно. Дальнейшие передвижения Ковальской напоминали танец охромевшего маленького лебедя: уходить от преследования она решила боком. Десяток приставных шажков вывел беглянку на край эстакады, под сомнительное прикрытие голого куста. В этот момент парень резко задрал голову и сквозь прорези в шапке уставился на будущую звезду борделя. Она ойкнула, попятилась и…
…и побежала вниз. Почти всю дорогу бедная Машка продержалась на ногах и лишь в пяти метрах от подножья улеглась на спину, умудрившись проехаться курткой на смеси из снега и сухой травы. Что самое невообразимое, иезуитски-петляющий спуск вывел девицу аккуратно к синему фургону, причём она ловко проскользнула между боковыми колесами проклятого автомобиля и вынырнула с противоположной стороны у ног притаившегося похитителя.
В полёте несчастная жертва потеряла шапку. Внезапное явление из-под машины её кроссовок, запылённых джинсов, а напоследок и головы с розовыми волосами внесло переполох в ряды противника.
– Что за ёлки-палки? – выдала розовая голова риторический вопрос.
Подлый похититель девиц поперхнулся воздухом, отчего принялся осатанело кашлять, по инерции пряча лицо в развороте куртки. У Маши появилось время вскочить и удачно сбежать от балаклавы. Она летела точно птица, опасно скользила на завуалированных лужах, тормозила на краю обочины и поминутно оглядывалась. Парень в предсмертном экстазе обнимал дверцу фургона, даже не пытаясь догнать такую шуструю и хитрую девицу. В целом, сумбурный побег от неприятеля состоялся. Дальше Маша задумала углубиться в парк, но засомневалась в своих топографических способностях, – вдруг она что-нибудь перепутает, и ноги снова вынесут к проклятому автомобилю. Второго зачётного явления розовой блондинки из-под фургона балаклава не вынесет.
Когда расхристанная Маша вернулась домой, в кухне, на табурете, её дожидалась вездесущая тётушка.
– Доброе утро.
– Доброе, – со вздохом посетовала племянница. – Не спится некоторым в понедельник.
– Почему хромаешь и где шапка? – прищурилась бдительная родственница.
Маша включила телевизор, рассеянно провела рукой по голове и неопределённо объяснила:
– Потеряла, когда убегала.
Ева насторожилась: когда Машка убегает, она чего-то боится.
– Во что снова влипла?
Племянница пожала плечами и отрезала приличный кусок торта.
– Сама не знаю. Помнишь, вчера днём здесь столкнулись фургон и мотоцикл?
– Я помню, – подтвердила вошедшая в кухню Александра.
Ева нахмурилась, припоминая вчерашний скандал с водителем такси. Точно, на заднем плане происходили разборки, но занятая всецело тортом…
– Сегодня утром, когда делала пробежку, неподалёку крутился похожий синий фургон.
Маша высказала опасения вслух и сама засомневалась.
– Ты уверена, что фургон был вчерашний? – не поверила тётка. – Таких в городе – миллион и с твоим зрением могло привидеться.
– Минус один – это практически нормально. Я всё вижу, просто невнимательная.
– У меня тоже плохое зрение, – призналась Александра. – Линзы ношу. Никаких проблем.
– Мне тётушки не разрешали, – пожаловалась Маша.
Александра перевела взгляд на Еву.
– Не я, – отмахнулась та. – Нас у мамы – четверо: отец Машки, две мои старшие сестры, которым сейчас под полтинник, и я. Родители Машки погибли очень давно, и следующие двенадцать лет она жила на два дома: то с нами, то с бабушкой.
Кирилл помедлил с ответом, разглядывая парочку, обнявшуюся на скамейке возле метро. Заинтригованная его вниманием, Маша тоже уставилась на влюблённых. Странный народ. Их уже неслабо припорошило, а они сидят, точь в точь попугаи-неразлучники. Может, примёрзли к жёрдочкам?
– Не завалил, а наоборот, вовремя сдал заказчику. Пахал три недели, как проклятый. До сих пор строчки кода плывут перед глазами.
Маша понимающе кивнула:
– Наступит время, когда психушки будут забиты исключительно чокнутыми программерами, свихнувшимися на почве тренингов, форс-мажоров и авралов. Так, почему выгнали?
– А тебя почему?
– Говорю же, опоздала. Неорганизованный я человек: увлекаюсь и опаздываю.
– Сам ушёл. Представляешь, допилил проект, отправил заказчику, как договаривались, к девяти. Значит, сижу, воткнувшись лбом в клавиатуру, выдыхаю. И тут мобильный звонит.
Кирилл опустил голову, потопал ботинками, стряхивая снег.
– Кстати, у меня утром «Шкода» не завелась, поэтому на трамвай сел.
– Телефон зазвонил и что?
Маша не желала отвлекаться на трамваи и сломанные автомобили. Гораздо сильнее интересовал повод чужого увольнения.
– После проекта начальник обещал дать недельный отпуск, клялся, а тут в мобиле голос пьяненький, на заднем плане музыка, визг женский.
– Нормальный задний план для начальства.
– Да, плевать мне… Я ему доложил, что проект отправил и с завтрашнего дня отсыпаюсь, а он мне заплетающимся языком пургу понёс: «У нас маленькая проблемка нарисовалась. Тимоха заболел, но мы – команда…»
– Кто такой Тимоха?
– Дружок его, получающий в нашей конторе зарплату программиста. Ничего не умеет, не сдал ни одного проекта, но иногда падает за комп и с умным видом пишет индусский код. Замучился его бред переделывать.
– И ты отказался.
– Угу. Да, кто же меня слушал? «Не выделывайся, а то уволю. Я тебе на почту рабочие файлы скинул. Глянешь вечерком. Для такого спеца, как ты, дел на пару часиков», – передразнил Кирилл голос начальника.
– Кнут и пряник. Поругал-похвалил.
– Меня уволить? Да, я сам уйду! Прикинул, что самое время сливаться с галеры, о чём и высказал козлу по телефону. Потом вырубил трубу и пошёл собираться.
– Героический поступок. Я бы никогда не решилась уйти сама.
Кирилл забуксовал возле очередного фонаря, шаря рукой в недрах ноутбука.
– Забрал любимую чашку.
Он покачал посудиной перед Машкиным носом. Чашка была подарочной, с приколом, большую часть её шероховатой поверхности занимала ошалелая морда осла и копыта, раскинутые в бреющем полете. Снизу надпись весёлым шрифтом: рабочий осёл.
Маша перевела взгляд с ослиной мордахи на Кирилла. Сказать честно, ничего общего. Сейчас парень показался ей даже симпатичным: ресницы длинные, как у девчонки, лицо тонкое, породистое, румянец на щеках и никаких копыт.
– Если в жизни сплошные неприятности, это означает, что человек нарушил главные законы мироздания, – внезапно объявил породистый.
– Ничего я не нарушала! – возмутилась Маша.
– Когда цель в жизни правильно определена, то неприятностей на пути нет.
– Не чуди.
– Или они совсем маленькие.
– Угу, крошечные. Завязывай статусами сыпать. Цель, так понимаю, должна быть исключительно духовная, а не барахло всякое, – и добавила чуть тише, – которое я люблю.
– Понятное дело, что не материальная: можно зарабатывать большие деньги и чувствовать себя несчастным.
– Больши-ие, – протянула Маша. – Тут ни больших, ни маленьких. В Инете фигни начитался?
– Ага. Там еще писалось, будто судьба подкидывает нам всякие намёки, указывая настоящую цель, а мы игнорируем подсказки. Вот с тобой ничего странного не случалось?
Маша резко развернулась и, не ожидающий подобного выверта провожатый, выбил из её руки сумку с каменьями, и та, в который раз, шлёпнулась наземь.
– Извини.
Кирилл подобрал невезучую сумку, обмахнул снег, после чего вручил застывшей хозяйке.
– Намёк мироздания – это предмет? – будто осознавая нечто важное, спросила Машка.
– Возможно и такое условие.
– Тогда держи намёк!
И она торжественно вручила Кириллу отвёртку. Вид у парня стал озадаченный.
– Что смотришь? Свет починить надо.
– То есть, по умолчанию, я обязан разбираться в электричестве, – пробормотал он. – Здесь без вариантов: лампочку поменять и все дела.
– Разбежался. Тогда, зачем подкидывать мне отвёртку? – не верила в простоту мироздания Маша. – Кстати, мы пришли.
Они подошли к особняку. Кирилл одобрительно присвистнул, оценивая вычурность купеческой постройки. Хотя, с его точки зрения, имелась раздражающая незавершенность общей картинки: не хватало приятных излишеств в виде красивого парка, помпезных фонтанов и мраморных скульптур.
Он галантно придержал тяжёлую дверь, пока Маша в своем пышном обмундировании протискивалась через дверной проём, солидно гудящий сигналом домофона.
На лестничном пролёте второго этажа их поджидал сюрприз, в образе примёрзшей Александры. Квартирантка сидела на ступеньках, спрятав руки в длинные рукава тёплой серой толстовки. При виде Маши девица просияла, а та сразу все поняла.
– Дверь захлопнулась? Привыкай таскать ключи в кармане халата.
– У меня только б-банный халат, – хлопнула себя по джинсам, а после махнула за спину, – и он там. К-ключ и м-мобильник тоже в квартире.
– Нечего по ночам бродить.
– П-пакет с мусором решила выкинуть и в-вот.
– Замок доисторический. Когда выходишь, он захлопывается. Погоди, ты в темноте убиралась?
– Р-розетки работают. Я везде с т-торшером ходила.
– Представляю, – посочувствовал Кирилл. – Похоже, автомат в щитке выбило. Сейчас заглянем туда …с торшером.
Маша зазвенела ключами, но потом что-то вспомнила и убежала в сторону почтовых ящиков.
– П-пошли домой, – выстукивая зубами, просила Александра. – Х-холодно.
– Я уже две недели почту не вытаскивала! – выкрикнула Маша. – Руки не доходят.
Она вернулась с пёстрой пачкой рекламных листовок, чёрно-белыми полосками счетов и длинным голубым конвертом.
– Писем тоже давно не получала, – задумчиво почесала совиный глаз на шапке и вставила ключ в замочную скважину.
Александра первой вбежала в гостеприимно распахнутую дверь, хозяйка потянулась следом, а замешкавшийся Кирилл удостоился чести быть замыкающим в троице.
Неяркий свет старинного торшера деликатно раздвигал темноту, бросая по углам сгустки серых теней. Маша замерла, разглядывая свою непривычно-аккуратную прихожую.
– Ты, подруга, даёшь. Чистоту здесь развела.
– Спасибо. Знаешь, я нашла…
Александра протянула руку к двери, но растроганную Машку уже распирало с ответной благодарностью:
– Вы голодные? У меня в морозилке котлеты есть.
Она подхватила торшер и попробовала убежать с ним на кухню. Шнур натянулся, вилка выскочила из розетки и, постукивая о пол и стены, полетела вслед. Оставшиеся двое некоторое время пребывали во тьме и бездействии.
– Верни торшер на место, – потребовал голос Кирилла.
С электричеством он провозился немного дольше, чем обещал. Из короткого и туманного объяснения, девушки поняли, что той старой штуковине, на которой «висел» свет, пришёл конец, после чего добровольному электрику пришлось кое-что открутить трофейной отвёрткой и перекинуть провода на «соседний рабочий автомат». За полчаса до полуночи в квартире вспыхнули люстры и лампочки.
– Праздничная иллюминация, – пробормотала Александра и наотрез отказалась от ночного ужина. – Котлет не буду. Спать хочу, – пояснила она и, сонно поморгав, скрылась за дверью новой спальни, где для пущей безопасности, подтянула к двери стул и заблокировала его спинкой дверную ручку. Маша – девочка добрая и простая, но вот гостя она совсем не знает. Осторожность не помешает.
Кирилл сидел на диване в гостиной и, пока хозяйка священнодействовала на кухне, вяло щёлкал пультом телевизора. Котлеты и картошку голодный программист дождался. С явной радостью он проглотил двойную порцию, закусил четвертушкой хлеба и, вернувшись на диван, обещал продержаться до чая. Не продержался. Маша завозилась с сервировкой, а когда торжественно явилась с дымящимися чашками на подносе, вкупе с тортом и сахарницей, гость крепко спал.
Она растерянно поморгала и не решилась выгонять из дома живой намёк мироздания. Просто накрыла спящего Кирилла тёплым пледом, а после удалилась в свою комнату. Ежевечерняя медитация в зале под заманивающий речитатив девушки из «Ювелирочки» отменялась. Уткнувшись носом в одеяло, Маша рассеянно размышляла о новой сумке, об отвёртке, перешла плавно к вредному Рафику и незаметно уснула.
Далеко за полночь снег перестал падать. Облака тёмно-серой лохматой грядой уплыли за горизонт, и в холодном небе засияли яркие звезды. Прочертив посреди спальни белую дорожку, в окно заглянула любопытная луна.
В эту ночь Маше снился престранный сон. В кипящем бурунами чёрном пространстве качались огромные серебряные весы. Она увидела себя и Еву, неловко балансирующих в одной из чаш. В противоположной чаше стояли Кирилл и ещё один, незнакомый ей, парень. Посудина мужчин медленно покачивалась на высоте пятиэтажного дома, а их чаша болталась далеко внизу. Внезапно весы пришли в движение: чаши неторопливо поплыли навстречу друг другу.
Ева присела на корточки и с опаской следила за неумолимым сближением. Чаши замедлили ход и, в конце концов, совсем остановились. Маша не прошла пытки ожиданием: схватившись за тонкие серебряные нити, она забралась на округлый бортик и потянулась к Кириллу. Он, в свою очередь, перегнулся через бортик чаши и ринулся ей навстречу. Они висели над зияющей бездной, а перепуганная тётушка, вцепившись обеими руками в джинсовую штанину племянницы, тянула назад. Маша попробовала приподняться на носочки, но левая нога соскользнула с края посудины, она дёрнулась и проснулась.
ГЛАВА 4 - в которой утро начинается, и город просыпается
Глядя на градусник, застывший на отметке ноль градусов, Маша вслух раздумывала над достойной экипировкой.
– Пожалуй, жилетка в самый раз, – решила она, распахивая шкаф в прихожей.
– Ты куда? – в дверях появилась сонная Александра.
– Бегать. Утренняя пробежка – плюс пятьсот к вашему здоровью.
– На слоган смахивает. Плюс пятьсот чего: грамм, дней? Куда твой Кирилл делся?
Она осторожно заглянула в ванную комнату.
– Программист подорвался в шесть утра. Смущённо посетил выдраенный тобой клозет и, прижав к груди ноутбук, свалил в утреннюю темень.
– Вроде хороший парень.
Маша почесала щеку и смешно подвигала носом.
– Угу. Непривычно даже. Взрослые мужчины мною не интересуются, только студенты-первокурсники и дедушки. А этот, представляешь, даже номер телефона оставил. Чудеса.
Рассвет только занимался, роняя нежно-розовые блики на пробуждающийся город. Благодаря тонкой пелене снега, дорога, деревья и сама купеческая гостиница выглядели празднично, горделиво застыв в первозданном великолепии.
Бодрой трусцой Маша с тыла обогнула частные дома и оказалась на узкой набережной, по которой привычным маршрутом и в полном одиночестве добежала до пешеходного моста. Возле ступенек она поскользнулась, с трудом удержав равновесие. Под тоненьким слоем снега притаилась замёрзшая лужа. Бегунья остановилась, успокаивая дыхание, а потом энергичным марш-броском взлетела по бетонным ступеням на высокий мост. Она замерла возле перил в немом восхищении, разглядывая побелевшие крыши домов, стрелки дорог, ломаные заборов и пустынный, подёрнутый белесой дымкой лесопарк, пронзающий верхушками деревьев синюю линию горизонта.
Хотя, почему пустынный? На обочине дороги, внизу, возле фургона, парень в тёмной шапочке-балаклаве топчется, на мост поглядывает. Автомобиль очень знакомого цвета, синего. В балаклаве?! Ой, мамочка!
Буйная фантазия и природная осторожность слились в единое целое, отчего Маша в красках представила последующую сцену похищения.
Её непременно продадут в грязный бордель развратному старику. Дальше сплошной ужас: существование, смахивающее на пытку, отчаянный побег и жуткий конец! Надо любой ценой спасать драгоценное тело, причём уносить ноги следует незаметно. Дальнейшие передвижения Ковальской напоминали танец охромевшего маленького лебедя: уходить от преследования она решила боком. Десяток приставных шажков вывел беглянку на край эстакады, под сомнительное прикрытие голого куста. В этот момент парень резко задрал голову и сквозь прорези в шапке уставился на будущую звезду борделя. Она ойкнула, попятилась и…
…и побежала вниз. Почти всю дорогу бедная Машка продержалась на ногах и лишь в пяти метрах от подножья улеглась на спину, умудрившись проехаться курткой на смеси из снега и сухой травы. Что самое невообразимое, иезуитски-петляющий спуск вывел девицу аккуратно к синему фургону, причём она ловко проскользнула между боковыми колесами проклятого автомобиля и вынырнула с противоположной стороны у ног притаившегося похитителя.
В полёте несчастная жертва потеряла шапку. Внезапное явление из-под машины её кроссовок, запылённых джинсов, а напоследок и головы с розовыми волосами внесло переполох в ряды противника.
– Что за ёлки-палки? – выдала розовая голова риторический вопрос.
Подлый похититель девиц поперхнулся воздухом, отчего принялся осатанело кашлять, по инерции пряча лицо в развороте куртки. У Маши появилось время вскочить и удачно сбежать от балаклавы. Она летела точно птица, опасно скользила на завуалированных лужах, тормозила на краю обочины и поминутно оглядывалась. Парень в предсмертном экстазе обнимал дверцу фургона, даже не пытаясь догнать такую шуструю и хитрую девицу. В целом, сумбурный побег от неприятеля состоялся. Дальше Маша задумала углубиться в парк, но засомневалась в своих топографических способностях, – вдруг она что-нибудь перепутает, и ноги снова вынесут к проклятому автомобилю. Второго зачётного явления розовой блондинки из-под фургона балаклава не вынесет.
Когда расхристанная Маша вернулась домой, в кухне, на табурете, её дожидалась вездесущая тётушка.
– Доброе утро.
– Доброе, – со вздохом посетовала племянница. – Не спится некоторым в понедельник.
– Почему хромаешь и где шапка? – прищурилась бдительная родственница.
Маша включила телевизор, рассеянно провела рукой по голове и неопределённо объяснила:
– Потеряла, когда убегала.
Ева насторожилась: когда Машка убегает, она чего-то боится.
– Во что снова влипла?
Племянница пожала плечами и отрезала приличный кусок торта.
– Сама не знаю. Помнишь, вчера днём здесь столкнулись фургон и мотоцикл?
– Я помню, – подтвердила вошедшая в кухню Александра.
Ева нахмурилась, припоминая вчерашний скандал с водителем такси. Точно, на заднем плане происходили разборки, но занятая всецело тортом…
– Сегодня утром, когда делала пробежку, неподалёку крутился похожий синий фургон.
Маша высказала опасения вслух и сама засомневалась.
– Ты уверена, что фургон был вчерашний? – не поверила тётка. – Таких в городе – миллион и с твоим зрением могло привидеться.
– Минус один – это практически нормально. Я всё вижу, просто невнимательная.
– У меня тоже плохое зрение, – призналась Александра. – Линзы ношу. Никаких проблем.
– Мне тётушки не разрешали, – пожаловалась Маша.
Александра перевела взгляд на Еву.
– Не я, – отмахнулась та. – Нас у мамы – четверо: отец Машки, две мои старшие сестры, которым сейчас под полтинник, и я. Родители Машки погибли очень давно, и следующие двенадцать лет она жила на два дома: то с нами, то с бабушкой.
