Даша в отчаянии упала на диванчик в холле. Оставалось только одно — проверить, на месте ли её последняя надежда на спасение.
Даша коротко постучала в узкую тёмную дверь и, не дождавшись ответа, вошла.
— Глеб Егорович, добрый день, — поздоровалась она.
Грузный механик обернулся.
— Привет, чего бродишь без дела?
— Да так. Меня на спектакль позвали — уходить смысла не было. Я вас не сильно отвлекаю?
— Совсем не отвлекаешь.
— Как вам наш спектакль?
— Нормально, вы молодцы — иначе у нас и не бывает. Я, правда, мельком смотрел, в основном следил за техникой. Ты, наверное, знаешь уже про наших домовых, которые пытаются каждый раз премьеру сорвать? Вот и приходилось в режиме реального времени что-то чинить, свет вручную двигать. Седых волос мне прибавилось сегодня.
Мужчина говорил о более, чем странных театральных поверьях так просто и обыденно, будто рассказывал, как сходил на рыбалку в субботу.
— Какие домовые, Глеб Егорович? — Даша свела брови к переносице. — Вы что серьёзно?
Механик обиженно посмотрел на девушку.
— И ты туда же. Все делают вид, что не верят, а они есть. Пошли.
Он тяжело поднялся со своего места, вышел из кабинета и широким шагом направился куда-то в сторону лестницы, не заботясь о том, успевает ли Даша за ним. Несколько секунд она буравила его спину суровым взглядом, после чего бросилась следом.
— Глеб Егорович, куда мы идём? — спросила она, отдуваясь при беге.
— Увидишь, — коротко ответил мужчина.
Они поднялись по широкой лестнице на самый последний этаж, где на площадке стояла узкая стремянка, уходящая вверх прямо к чердачному люку. Даша никогда здесь не бывала и недоверчиво озиралась вокруг, разглядывая ничем не прикрытые деревянные стропила и балки. Складывалось впечатление, что эта часть здания не знала ремонта лет сто. Механик первым решительно принялся взбираться наверх, после чего умело крутанул замок и откинул крышку люка. С тяжёлым грохотом та приземлилась с другой стороны. При всей своей мощи мужчина довольно проворно скользнул на чердак. Оказавшись наверху, он нетерпеливо глянул на девушку, всё ещё стоявшую на площадке, махнул ей, чтобы поторопилась, и исчез в тени неосвещённого помещения.
— Глеб Егорович, подождите! — прокричала она. — Чёрт, чёрт, чёрт, — буркнула Даша себе под нос. Делать было нечего — пришлось лезть.
Оказавшись на чердаке, она отряхнула джинсы и огляделась. Если кто-нибудь когда-нибудь решил убраться здесь и привести это место в порядок, то получилась бы вполне уютная мансарда, которую можно было бы использовать как хранилище. Но запустение, царившее здесь, наводило на мысль о том, что сюда почти не ступала нога человека.
Что-то небольшое быстро прошуршало из одного угла в другой, поднимая лёгкие клубы пыли и мелкого мусора. Даша вскрикнула от неожиданности.
— Не пугайся, это Семён, — раздался из темноты голос механика. — Он тут крыс и мышей ловит. Я его кормлю, — мужчина присел на корточки и на его огромные руки немедленно взобрался пушистый серый кот без хвоста и с рваным ухом. Глеб Егорович трепетно гладил котика по плешивой макушке, а тот раскатисто мурчал ему в ответ. — Я подобрал его зимой на трассе полудохлого и еле выходил, но дома оставить не смог — у жены аллергия на кошек. Пришлось сюда привести. Теперь здесь его дом. Духи кота не боятся, но он их видит и шарахается. Думал, сбежит, но нет, прижился.
Мужчина отпустил кота. Тот пару раз потёрся о его ноги и скрылся в темноте чердачного коридора.
— Глеб Егорович, — не выдержала Даша, — я очень вас прошу, скажите мне, что здесь творится? Что, блин, за духи? О чём вы вообще говорите?
Механик махнул рукой, подзывая её следовать за ним. Ему пришлось включить фонарик на смартфоне, чтобы можно было различать дорогу.
— Легенд много, Даша, — начал он, — никто достоверно не знает. Одни говорили, что вельможный князь, влюблённый в актрису, в порыве ревности закрыл её вместе с любовником в одной из комнат на чердаке и устроил там пожар. Другие рассказывали, что был несчастный случай, и актёры угорели в дыму, не успев выбраться. Известно только одно: на этом месте ровно двести лет назад случился пожар, а когда его потушили, обнаружили два обгоревших тела, сжимавших друг друга в объятиях, — механик остановился возле обшарпанной двери и с усилием дёрнул её на себя, открывая вид на такую же запущенную комнату. — Вот это место.
Даша выглянула из-за его плеча. После всего услышанного она готовилась лицезреть здесь следы пожара, обгоревшую мебель и портьеры, закопчённый потолок, но вместо этого её взору открылась пустая комната, в которой не было ровным счётом ничего. Косые окна под крышей кое-где треснули, а старые крепления скривились под тяжестью лет. Даша присмотрелась внимательнее. Теперь уже она подмечала кое-где черноту от сажи и копоти, покрывавшую старые дубовые балки, остатки лепнины и потолок. Она перевела взгляд на спутника.
— Мне говорили, что театр сильно пострадал во время войны, — начала она. — Но тут явно сохранились следы пожара. Или это следы бомбёжки?
— Трудно поверить, — оживился Егорыч, — но при всех разрушениях за годы Великой Отечественной именно центральная часть здания, в которая расположена комната, оставалась нетронутой. Хоть со стороны всё и выглядело как самое настоящее чудо, мало кто мог этому обрадоваться.
— Почему?
— Потому что всякий раз, когда кто-то начинал наводить здесь порядок — снимать шторы или выносить мебель — с ним происходило какое-нибудь несчастье. Старуха вахтёрша, которая работала здесь во время блокады, рассказывала мне, когда я ещё только пришёл сюда, что рабочий, выносивший сгоревший тюфяк, на котором лежали покойники, через день попал под экипаж. Жив остался, но хромал до самой смерти. А костюмерша, снимавшая остатки штор, упала с лестницы и сломала руку.
— И это точно не случайные совпадения, — Даша попыталась быть серьёзной, хотя скептик внутри неё уже уступал позиции любителю тайн и загадок.
— Да пойми ты, — механик подался к ней, — каждый из тех, кто начинал затевать в этой комнате ремонт, выносил вещи или окна пытался заменить, через считаные дни оказывался в больнице. Со временем так всё и вынесли, а позже сюда вообще перестали заходить. Теперь только я иногда здесь появляюсь, чтобы Сёму покормить.
— Это очень печально, Глеб Егорович, — Даша продолжала смотреть в пустоту серого невзрачного помещения, хранившего тайну многолетней давности. Через секунду она раскатисто чихнула.
— Не то слово, — подтвердил механик. — Будь здорова. Пошли. Здесь нечем дышать, — он снова включил фонарь. — Местные ведь чего только ни делали. Священника приглашали. Помахал он тут кадилом, справку дал, что всё чисто, ушёл, а на другой день стали выносить доски, оставшиеся от дубового шкафа, чтобы отвезти их на свалку и погрузили в прицеп от жигулей. Только водитель со двора выехал, как тут же влупился в кузов грузовика. Спрашивается, как он его не увидел? Водитель ведь со стажем был. Аккуратно, не наступи. Тут Сёма иногда в туалет ходит.
Даша поспешила встать по другую руку от своего гида после его слов.
— Но ведь нельзя так оставлять, Глеб Егорович. Зимой же тут промерзает всё. И по технике безопасности не положено — надо дерево обработать.
— Да это понятно. Но ты бы что выбрала: загреметь в больницу во имя благой цели или потерпеть холодные потолки зимой?
Даша ничего не ответила. На следующем шаге она больно споткнулась обо что-то, торчащее из пола, и поджимая под себя ногу, глухо выругалась.
— Что за хрень? — спросила она, когда боль в пальце утихла.
Механик участливо взглянул на неё.
— Очень больно? Прости. Я должен был предупредить. Это крепление люстры главного зала. Мы сейчас как раз над ним находимся.
Дашу осенило.
— Ой, Глеб Егорович! Времени-то сколько?
— Без пятнадцати шесть.
— Сейчас спектакль начнётся! Пойдёмте скорее.
— Не боись, успеем, — он обошёл Дашу. Оказавшись возле люка, мужчина позволил девушке спуститься первой. Когда же он и сам встал на лестницу, то сначала погладил Сёму, который пришёл проводить хозяина, а затем аккуратно закрыл за собой дверь. Двое быстро добежали до рубки механика, где, распрощавшись, отправились каждый по своим делам: Егорыч — рулить, а Даша — искать Артёма. Вбежав в зрительный зал, она поняла, что немного запыхалась. Девушка старалась сдерживать дыхание, обводя взглядом партер и ложи, набитые зрителями до отказа. Роскошь этого места так сильно контрастировала с тем, что она видела несколько минут назад, а потому ей стало немного грустно. Даша подняла голову. Прямо над ней сверкала множеством хрустальных искр огромная шикарная люстра, а за ней было то, о чём мало кто знал. Люди так хотят праздника, так не желают грустить — это нормально. Зачем им забивать себе голову и портить настроение историей каких-то актёров, погибших здесь двести лет назад? Из наваждения её вывело нежное прикосновение к руке. Даша резко опустила голову. Перед ней стоял Артём и настороженно вглядывался в задумчивое лицо.
— Всё хорошо? — спросил он, обнимая её одной рукой и направляя в сторону их мест в зрительном зале.
— Да, нормально, — Ветрова улыбнулась. — Я немного задержалась, прости.
Артём направил внимательный взгляд куда-то поверх головы девушки. Он молча протянул вперёд руку, едва ощутимо коснулся её волос, легко вынул из-под выбившегося локона комочек пыли, отбросил его и без лишних вопросов пригласил Дашу присаживаться.
Некоторое время Ветрову не отпускали мрачные мысли. В первом акте она почти не следила за сюжетом и сидела, положив голову на плечо Артёма. Когда, пользуясь темнотой в зале, они начали целоваться украдкой, уныние ушло, и вся эта история с нехорошей комнатой на чердаке постепенно стала казаться ей притянутой за уши чередой трагичных случайностей. Даша никогда не верила в сверхъестественное, а Ванга, которую они вызывали с девочками лет десять назад, была не в счёт. Ну да, блюдечко двигалось, но в пору наивной юности во что только ни поверишь.
По окончании спектакля, Даша с Артёмом многократно пожалели о том, что согласились идти со всеми в ресторан. Сейчас им обоим больше всего на свете хотелось уехать вдвоём куда-нибудь далеко-далеко от шума и от людей, чтобы делать всё, что им обоим вздумается без оглядки на лишних свидетелей.
До ресторана они шли, прижимаясь друг к другу. Рука мужчины то и дело опускалась с талии девушки на попу, но никто уже ничего не стеснялся. Когда толпа артистов и причастных к искусству личностей шумно ввалилась в ресторан, не обратить внимание на них было невозможно. Парни моментально заказали крепкой выпивки, девушки — любимых коктейлей. Все вместе они заняли два больших дивана и в силу некоторого расстояния между собой горланили так, что половина мест в заведении менее, чем через час, опустела. Массовое веселье не мог унять даже администратор, вызванный кем-то из недовольных посетителей. Артисты очень красноречиво пояснили ему, что большую часть жизни им приходится притворяться и только здесь бедолагам позволено быть собой и не стоит им этого запрещать, иначе Йагупоп залезет на стол и будет надрывно декламировать стихи Маяковского. Несчастный не стал спорить. Вскоре в заведении не осталось посторонних, а веселье полилось через край во всех смыслах.
Артём с Дашей умышленно забились с краешку, чтобы не принимать участия в непотребствах, творимых, казалось бы, культурными работниками искусства. Они целовались, не обращая внимания на довольно умелый стриптиз, который устроил для всех присутствующих дам Нушрок и на то, как Яло засунула ему за пояс брюк нехилую купюру. Они продолжали целоваться, когда Оля перескочила через барную стойку и начала помогать бармену готовить коктейли. Они целовались сладко и тягуче и, возможно, даже Артёму удалось бы залезть Даше под кофточку, если бы Алёнка не остановила их мучения.
— Слушайте, идите уже отсюда. Отметились и хватит с вас.
Парень с девушкой в недоумении уставились на неё. Но длилось это недолго. В следующую секунду они подскочили с дивана и бросились к выходу. Даша только теперь пришла в себя и звонко рассмеялась, опираясь на руку Артёма. Отлипнув наконец друг от друга, они могли оценить ситуацию.
— Ты помнишь, как она ему деньги в штаны засунула? — заливалась она хохотом.
Артём остановился, скрестив руки на груди.
— Не помню, — заявил он. — Не до того было. Прекращай на чужие штаны засматриваться.
— Что за претензии? — попыталась возмутиться Даша. — Я женщина свободная, куда хочу, туда и смотрю, — она с большим трудом удерживалась, но завладевшая ею смешинка не желала её отпускать, а вечер становился всё приятнее, от чего губы сами растягивались в улыбку.
В эту минуту они как раз подошли к машине, а потому Артём решил воспользоваться ситуацией. Он обхватил девушку за талию и прижал её к бамперу, слегка усаживая на него. Сам же, нависая над ней ястребом, тихо проговорил:
— Не советую меня дразнить, — он прожигал её огненным взглядом и находился так близко, что она ощущала тепло его дыхания. — Ты теперь моя и спорить с этим я тоже не советую.
Ветрова с трудом удерживала желание подчиниться ему. Спешить не хотелось. В этой игре следовало как можно дольше оставаться вредной и колючей, чтобы получить сполна за свою непокорность, когда придёт время. А время расплаты, судя пламени, разгоравшемуся в глубине синих глаз Артёма, было уже не за горами.
— Запрёшь меня в высокой башне и поставишь дракона, чтоб охранял? — спросила она, едва касаясь своими губами его губ.
— Договорились же без дракона. Сам буду и охранять, и навещать по ночам, — он провёл рукой вдоль бедра девушки. Поднимаясь к изгибу талии, он наткнулся на препятствие в виде края плотной ветровки. Даша с трудом удержалась от того, чтобы не обхватить мужчину ногами и не накинуться с поцелуем. Артём чувствовал, как тело её пробивала мелкая дрожь от эмоционального накала. Мучить дальше и себя, и любимую у него не было ни малейшего желания, а потому, отойдя на шаг, он помог ей встать, после чего усадил в машину, сел сам и повёз к себе по залитому огнями вечернему городу. Они то и дело обменивались взглядами, но хранили молчание, чтобы не сбить настрой. Зная друг друга, оба могли начать говорить о чём-нибудь, что завладело бы их вниманием и переключило на время вектор мыслей с очень важного дела на какую-нибудь ерунду. Остановившись возле красивого старинного здания, освещённого ярким светом вечернего фонаря, они покинули авто, миновали калитку и почти бегом взбежали на нужный этаж.
Даша не успела ничего оценить и рассмотреть. Всё, что могла воскресить её память после того, как спотыкаясь и раздеваясь на ходу, любовники ввалились в квартиру, умещалось в одно томительное сладкое воспоминание. Она помнила сильные руки, срывавшие с неё одежду, свои попытки стянуть с лоснящегося от пота мускулистого мужского тела рубашку, помнила, как укусила Артёма за нижнюю губу от нетерпения, когда ей показалось, что он слишком долго возился с ремнём на брюках. Они даже свет не включили. Но и в этой темноте, она видела всё, что нужно было видеть, но важнее было то, что она чувствовала. Она чувствовала себя любимой без сомнений и оправданий, ощущала то, как важно было Артёму, чтобы она получила удовольствие от близости.
Даша коротко постучала в узкую тёмную дверь и, не дождавшись ответа, вошла.
— Глеб Егорович, добрый день, — поздоровалась она.
Грузный механик обернулся.
— Привет, чего бродишь без дела?
— Да так. Меня на спектакль позвали — уходить смысла не было. Я вас не сильно отвлекаю?
— Совсем не отвлекаешь.
— Как вам наш спектакль?
— Нормально, вы молодцы — иначе у нас и не бывает. Я, правда, мельком смотрел, в основном следил за техникой. Ты, наверное, знаешь уже про наших домовых, которые пытаются каждый раз премьеру сорвать? Вот и приходилось в режиме реального времени что-то чинить, свет вручную двигать. Седых волос мне прибавилось сегодня.
Мужчина говорил о более, чем странных театральных поверьях так просто и обыденно, будто рассказывал, как сходил на рыбалку в субботу.
— Какие домовые, Глеб Егорович? — Даша свела брови к переносице. — Вы что серьёзно?
Механик обиженно посмотрел на девушку.
— И ты туда же. Все делают вид, что не верят, а они есть. Пошли.
Он тяжело поднялся со своего места, вышел из кабинета и широким шагом направился куда-то в сторону лестницы, не заботясь о том, успевает ли Даша за ним. Несколько секунд она буравила его спину суровым взглядом, после чего бросилась следом.
— Глеб Егорович, куда мы идём? — спросила она, отдуваясь при беге.
— Увидишь, — коротко ответил мужчина.
Они поднялись по широкой лестнице на самый последний этаж, где на площадке стояла узкая стремянка, уходящая вверх прямо к чердачному люку. Даша никогда здесь не бывала и недоверчиво озиралась вокруг, разглядывая ничем не прикрытые деревянные стропила и балки. Складывалось впечатление, что эта часть здания не знала ремонта лет сто. Механик первым решительно принялся взбираться наверх, после чего умело крутанул замок и откинул крышку люка. С тяжёлым грохотом та приземлилась с другой стороны. При всей своей мощи мужчина довольно проворно скользнул на чердак. Оказавшись наверху, он нетерпеливо глянул на девушку, всё ещё стоявшую на площадке, махнул ей, чтобы поторопилась, и исчез в тени неосвещённого помещения.
— Глеб Егорович, подождите! — прокричала она. — Чёрт, чёрт, чёрт, — буркнула Даша себе под нос. Делать было нечего — пришлось лезть.
Оказавшись на чердаке, она отряхнула джинсы и огляделась. Если кто-нибудь когда-нибудь решил убраться здесь и привести это место в порядок, то получилась бы вполне уютная мансарда, которую можно было бы использовать как хранилище. Но запустение, царившее здесь, наводило на мысль о том, что сюда почти не ступала нога человека.
Что-то небольшое быстро прошуршало из одного угла в другой, поднимая лёгкие клубы пыли и мелкого мусора. Даша вскрикнула от неожиданности.
— Не пугайся, это Семён, — раздался из темноты голос механика. — Он тут крыс и мышей ловит. Я его кормлю, — мужчина присел на корточки и на его огромные руки немедленно взобрался пушистый серый кот без хвоста и с рваным ухом. Глеб Егорович трепетно гладил котика по плешивой макушке, а тот раскатисто мурчал ему в ответ. — Я подобрал его зимой на трассе полудохлого и еле выходил, но дома оставить не смог — у жены аллергия на кошек. Пришлось сюда привести. Теперь здесь его дом. Духи кота не боятся, но он их видит и шарахается. Думал, сбежит, но нет, прижился.
Мужчина отпустил кота. Тот пару раз потёрся о его ноги и скрылся в темноте чердачного коридора.
— Глеб Егорович, — не выдержала Даша, — я очень вас прошу, скажите мне, что здесь творится? Что, блин, за духи? О чём вы вообще говорите?
Механик махнул рукой, подзывая её следовать за ним. Ему пришлось включить фонарик на смартфоне, чтобы можно было различать дорогу.
— Легенд много, Даша, — начал он, — никто достоверно не знает. Одни говорили, что вельможный князь, влюблённый в актрису, в порыве ревности закрыл её вместе с любовником в одной из комнат на чердаке и устроил там пожар. Другие рассказывали, что был несчастный случай, и актёры угорели в дыму, не успев выбраться. Известно только одно: на этом месте ровно двести лет назад случился пожар, а когда его потушили, обнаружили два обгоревших тела, сжимавших друг друга в объятиях, — механик остановился возле обшарпанной двери и с усилием дёрнул её на себя, открывая вид на такую же запущенную комнату. — Вот это место.
Даша выглянула из-за его плеча. После всего услышанного она готовилась лицезреть здесь следы пожара, обгоревшую мебель и портьеры, закопчённый потолок, но вместо этого её взору открылась пустая комната, в которой не было ровным счётом ничего. Косые окна под крышей кое-где треснули, а старые крепления скривились под тяжестью лет. Даша присмотрелась внимательнее. Теперь уже она подмечала кое-где черноту от сажи и копоти, покрывавшую старые дубовые балки, остатки лепнины и потолок. Она перевела взгляд на спутника.
— Мне говорили, что театр сильно пострадал во время войны, — начала она. — Но тут явно сохранились следы пожара. Или это следы бомбёжки?
— Трудно поверить, — оживился Егорыч, — но при всех разрушениях за годы Великой Отечественной именно центральная часть здания, в которая расположена комната, оставалась нетронутой. Хоть со стороны всё и выглядело как самое настоящее чудо, мало кто мог этому обрадоваться.
— Почему?
— Потому что всякий раз, когда кто-то начинал наводить здесь порядок — снимать шторы или выносить мебель — с ним происходило какое-нибудь несчастье. Старуха вахтёрша, которая работала здесь во время блокады, рассказывала мне, когда я ещё только пришёл сюда, что рабочий, выносивший сгоревший тюфяк, на котором лежали покойники, через день попал под экипаж. Жив остался, но хромал до самой смерти. А костюмерша, снимавшая остатки штор, упала с лестницы и сломала руку.
— И это точно не случайные совпадения, — Даша попыталась быть серьёзной, хотя скептик внутри неё уже уступал позиции любителю тайн и загадок.
— Да пойми ты, — механик подался к ней, — каждый из тех, кто начинал затевать в этой комнате ремонт, выносил вещи или окна пытался заменить, через считаные дни оказывался в больнице. Со временем так всё и вынесли, а позже сюда вообще перестали заходить. Теперь только я иногда здесь появляюсь, чтобы Сёму покормить.
— Это очень печально, Глеб Егорович, — Даша продолжала смотреть в пустоту серого невзрачного помещения, хранившего тайну многолетней давности. Через секунду она раскатисто чихнула.
— Не то слово, — подтвердил механик. — Будь здорова. Пошли. Здесь нечем дышать, — он снова включил фонарь. — Местные ведь чего только ни делали. Священника приглашали. Помахал он тут кадилом, справку дал, что всё чисто, ушёл, а на другой день стали выносить доски, оставшиеся от дубового шкафа, чтобы отвезти их на свалку и погрузили в прицеп от жигулей. Только водитель со двора выехал, как тут же влупился в кузов грузовика. Спрашивается, как он его не увидел? Водитель ведь со стажем был. Аккуратно, не наступи. Тут Сёма иногда в туалет ходит.
Даша поспешила встать по другую руку от своего гида после его слов.
— Но ведь нельзя так оставлять, Глеб Егорович. Зимой же тут промерзает всё. И по технике безопасности не положено — надо дерево обработать.
— Да это понятно. Но ты бы что выбрала: загреметь в больницу во имя благой цели или потерпеть холодные потолки зимой?
Даша ничего не ответила. На следующем шаге она больно споткнулась обо что-то, торчащее из пола, и поджимая под себя ногу, глухо выругалась.
— Что за хрень? — спросила она, когда боль в пальце утихла.
Механик участливо взглянул на неё.
— Очень больно? Прости. Я должен был предупредить. Это крепление люстры главного зала. Мы сейчас как раз над ним находимся.
Дашу осенило.
— Ой, Глеб Егорович! Времени-то сколько?
— Без пятнадцати шесть.
— Сейчас спектакль начнётся! Пойдёмте скорее.
— Не боись, успеем, — он обошёл Дашу. Оказавшись возле люка, мужчина позволил девушке спуститься первой. Когда же он и сам встал на лестницу, то сначала погладил Сёму, который пришёл проводить хозяина, а затем аккуратно закрыл за собой дверь. Двое быстро добежали до рубки механика, где, распрощавшись, отправились каждый по своим делам: Егорыч — рулить, а Даша — искать Артёма. Вбежав в зрительный зал, она поняла, что немного запыхалась. Девушка старалась сдерживать дыхание, обводя взглядом партер и ложи, набитые зрителями до отказа. Роскошь этого места так сильно контрастировала с тем, что она видела несколько минут назад, а потому ей стало немного грустно. Даша подняла голову. Прямо над ней сверкала множеством хрустальных искр огромная шикарная люстра, а за ней было то, о чём мало кто знал. Люди так хотят праздника, так не желают грустить — это нормально. Зачем им забивать себе голову и портить настроение историей каких-то актёров, погибших здесь двести лет назад? Из наваждения её вывело нежное прикосновение к руке. Даша резко опустила голову. Перед ней стоял Артём и настороженно вглядывался в задумчивое лицо.
— Всё хорошо? — спросил он, обнимая её одной рукой и направляя в сторону их мест в зрительном зале.
— Да, нормально, — Ветрова улыбнулась. — Я немного задержалась, прости.
Артём направил внимательный взгляд куда-то поверх головы девушки. Он молча протянул вперёд руку, едва ощутимо коснулся её волос, легко вынул из-под выбившегося локона комочек пыли, отбросил его и без лишних вопросов пригласил Дашу присаживаться.
Некоторое время Ветрову не отпускали мрачные мысли. В первом акте она почти не следила за сюжетом и сидела, положив голову на плечо Артёма. Когда, пользуясь темнотой в зале, они начали целоваться украдкой, уныние ушло, и вся эта история с нехорошей комнатой на чердаке постепенно стала казаться ей притянутой за уши чередой трагичных случайностей. Даша никогда не верила в сверхъестественное, а Ванга, которую они вызывали с девочками лет десять назад, была не в счёт. Ну да, блюдечко двигалось, но в пору наивной юности во что только ни поверишь.
По окончании спектакля, Даша с Артёмом многократно пожалели о том, что согласились идти со всеми в ресторан. Сейчас им обоим больше всего на свете хотелось уехать вдвоём куда-нибудь далеко-далеко от шума и от людей, чтобы делать всё, что им обоим вздумается без оглядки на лишних свидетелей.
До ресторана они шли, прижимаясь друг к другу. Рука мужчины то и дело опускалась с талии девушки на попу, но никто уже ничего не стеснялся. Когда толпа артистов и причастных к искусству личностей шумно ввалилась в ресторан, не обратить внимание на них было невозможно. Парни моментально заказали крепкой выпивки, девушки — любимых коктейлей. Все вместе они заняли два больших дивана и в силу некоторого расстояния между собой горланили так, что половина мест в заведении менее, чем через час, опустела. Массовое веселье не мог унять даже администратор, вызванный кем-то из недовольных посетителей. Артисты очень красноречиво пояснили ему, что большую часть жизни им приходится притворяться и только здесь бедолагам позволено быть собой и не стоит им этого запрещать, иначе Йагупоп залезет на стол и будет надрывно декламировать стихи Маяковского. Несчастный не стал спорить. Вскоре в заведении не осталось посторонних, а веселье полилось через край во всех смыслах.
Артём с Дашей умышленно забились с краешку, чтобы не принимать участия в непотребствах, творимых, казалось бы, культурными работниками искусства. Они целовались, не обращая внимания на довольно умелый стриптиз, который устроил для всех присутствующих дам Нушрок и на то, как Яло засунула ему за пояс брюк нехилую купюру. Они продолжали целоваться, когда Оля перескочила через барную стойку и начала помогать бармену готовить коктейли. Они целовались сладко и тягуче и, возможно, даже Артёму удалось бы залезть Даше под кофточку, если бы Алёнка не остановила их мучения.
— Слушайте, идите уже отсюда. Отметились и хватит с вас.
Парень с девушкой в недоумении уставились на неё. Но длилось это недолго. В следующую секунду они подскочили с дивана и бросились к выходу. Даша только теперь пришла в себя и звонко рассмеялась, опираясь на руку Артёма. Отлипнув наконец друг от друга, они могли оценить ситуацию.
— Ты помнишь, как она ему деньги в штаны засунула? — заливалась она хохотом.
Артём остановился, скрестив руки на груди.
— Не помню, — заявил он. — Не до того было. Прекращай на чужие штаны засматриваться.
— Что за претензии? — попыталась возмутиться Даша. — Я женщина свободная, куда хочу, туда и смотрю, — она с большим трудом удерживалась, но завладевшая ею смешинка не желала её отпускать, а вечер становился всё приятнее, от чего губы сами растягивались в улыбку.
В эту минуту они как раз подошли к машине, а потому Артём решил воспользоваться ситуацией. Он обхватил девушку за талию и прижал её к бамперу, слегка усаживая на него. Сам же, нависая над ней ястребом, тихо проговорил:
— Не советую меня дразнить, — он прожигал её огненным взглядом и находился так близко, что она ощущала тепло его дыхания. — Ты теперь моя и спорить с этим я тоже не советую.
Ветрова с трудом удерживала желание подчиниться ему. Спешить не хотелось. В этой игре следовало как можно дольше оставаться вредной и колючей, чтобы получить сполна за свою непокорность, когда придёт время. А время расплаты, судя пламени, разгоравшемуся в глубине синих глаз Артёма, было уже не за горами.
— Запрёшь меня в высокой башне и поставишь дракона, чтоб охранял? — спросила она, едва касаясь своими губами его губ.
— Договорились же без дракона. Сам буду и охранять, и навещать по ночам, — он провёл рукой вдоль бедра девушки. Поднимаясь к изгибу талии, он наткнулся на препятствие в виде края плотной ветровки. Даша с трудом удержалась от того, чтобы не обхватить мужчину ногами и не накинуться с поцелуем. Артём чувствовал, как тело её пробивала мелкая дрожь от эмоционального накала. Мучить дальше и себя, и любимую у него не было ни малейшего желания, а потому, отойдя на шаг, он помог ей встать, после чего усадил в машину, сел сам и повёз к себе по залитому огнями вечернему городу. Они то и дело обменивались взглядами, но хранили молчание, чтобы не сбить настрой. Зная друг друга, оба могли начать говорить о чём-нибудь, что завладело бы их вниманием и переключило на время вектор мыслей с очень важного дела на какую-нибудь ерунду. Остановившись возле красивого старинного здания, освещённого ярким светом вечернего фонаря, они покинули авто, миновали калитку и почти бегом взбежали на нужный этаж.
Даша не успела ничего оценить и рассмотреть. Всё, что могла воскресить её память после того, как спотыкаясь и раздеваясь на ходу, любовники ввалились в квартиру, умещалось в одно томительное сладкое воспоминание. Она помнила сильные руки, срывавшие с неё одежду, свои попытки стянуть с лоснящегося от пота мускулистого мужского тела рубашку, помнила, как укусила Артёма за нижнюю губу от нетерпения, когда ей показалось, что он слишком долго возился с ремнём на брюках. Они даже свет не включили. Но и в этой темноте, она видела всё, что нужно было видеть, но важнее было то, что она чувствовала. Она чувствовала себя любимой без сомнений и оправданий, ощущала то, как важно было Артёму, чтобы она получила удовольствие от близости.
