Ей богу, не вру. Не думала, что такое в принципе возможно.
Затянувшуюся неловкую паузу прервал мой доктор.
— Для начала неплохо бы отсюда выйти, — проговорил он ровно, тихо и спокойно, и кивком указал на закрытый выход.
И только тут я догадалась внимательней присмотреться к нашей проблеме и понять, что это не проблема вовсе, хотя для остальных она наверняка именно такой и казалась. Тяжелая, основательная, дверь, стилизованная под деревянную, исчезла. Точнее, совсем исчезла она с той стороны, а с этой выглядела нарисованной цветными карандашами на стене, да и на ощупь была примерно такой же. Однако после открытия-закрытия стольких дверей солеранской конструкции, которые мне пришлось проделать за последние пару часов, я не могла не уловить кое-что общее: своеобразную глубину пространства.
Вот для чего Хейран-Ши подсунул мне свой ключ, теперь это стало очевидно. Хотя, подождите… Выходит, что эти спецы применили для замуровывания шефа традиционные солеранские технологии, в которых официальная земная наука еще не разобралась? Пусть. Не мое дело. Я достала ключ из кармана и развернулась к мужчинам.
— Дверь можно открыть в любой момент. Может, что-то нужно срочно сказать или сделать до того? — И помахала в воздухе палкой-открывалкой (надо будет узнать у Отшельника, как она на самом деле называется, а то я уже как только ее не обозвала).
Шеф на этот жест внимания не обратил (понятно, тоже не может сосредоточиться на ключе), а шустро укатился за свой рабочий стол.
— Я должен вас предупреждать, чтобы вы не распространялись обо всем здесь увиденном? — Он привычным жестом склонил голову вперед, снова наставив на меня короткие конические рожки.
Я кивнула. Чего уж тут не понятного? Кому захочется становиться объектом сочувствия или злорадства? И в который раз за этот день нажала кнопочку на универсальной отмычке.
Ничего особенного не произошло. Разве что дверь опять начала казаться вполне материальной, а копившаяся за ней в течение следующей минуты настороженность ощущаться почти физически. Потом она распахнулась так резко, как будто ее открыли ударом ноги, и в помещение с криком «Всем стоять!» влетели бравые коммандос. Стоим, молчим, смотрим на них как на идиотов. Шеф после затянувшейся паузы с мрачной миной задает вопрос:
— Может, мне тоже встать?
После этого все расслабляются, а кабинет моментально оказывается заполнен Очень Серьезными людьми. И только временами поверх их голов и плеч высовывается мордашка Лейи, секретарши Гордона, с трогательно вытянутой шейкой.
Нас с Микой быстро и профессионально оттерли и друг от друга, и от начальника, а через некоторое время я обнаружила себя дающей показания незнакомому дяденьке.
Да нормально все. Это я просто сразу не сообразила, что так и должно быть. Тем более следователь никак не мог решить, как ко мне относиться: как к героине-избавительнице или как террористке-моджахедке (что такое последнее, точно не помню, но что-то из истории и очень нехорошее), — поэтому сильно не прессовал. Ну и я отвечала на вопросы без подробностей. Я устала, мне все надоело, а за подробностями — что, почему и как мы делали — пусть к Мике обращаются, он у нас командир.
Правда, не отказала себе в удовольствии прочитать лекцию на профессиональные темы после вопроса: за каким бесом на изнанку поперлись мы (и в частности я) и почему не позвали профессионалов. Ну, надоели они мне все одно и то же спрашивать! Тем более, когда вот так излагаешь отрывки из солеранской философии-культуры-мировоззрения (там есть такое единое неделимое понятие), велик риск, что собеседник или поймет что-то совсем не так, или сделает какие-нибудь странные выводы. Права я оказалась, как показало недалекое будущее. Уж что-что, а выводы они сделали — хоть стой, хоть падай.
— Чаю хочешь? — всхлипнула Лейя.
Я сидела у ее рабочего стола, ожидая пока следователь (другой, не тот, что со мной разговаривал) закончит опрашивать Мика. Как-то не хотелось мне уходить без него, не убедившись, что и для моего доктора это история закончилась благополучно, да и вымоталась я так, что лень было не только двигаться, но даже думать. Ну и вообще, остаться в одиночестве, когда тут продолжает что-то интересное происходить?
— Давай. А еще бы неплохо чего-нибудь к чаю. Есть хочется.
Подскочив с места, Лейя радостно засуетилась. Щелкнула кнопка водогрейки, стилизованной под самовар, откуда-то появились тонкие плоские хлебцы, пластинки тонко нарезанной ветчины и сыра. А я и не знала, что секретарша шефа умеет готовить.
— Вот. — Передо мной опустился маленький подносик с чашкой, чайничком и тарелкой с бутербродами, а сама Лейя пристроилась сбоку, рядом со мной, и еще раз вытерла уже почти совсем сухие, зато здорово покрасневшие глаза.
Гад все-таки Кей Гордон: мало девочка напереживалась по поводу его исчезновения, так он еще и выволочку ей устроил за истерику и общее нагнетание обстановки.
— Спасибо.
Я еще раз мельком глянула на удрученную секретаршу. Странноватой внешностью сейчас никого не удивишь, каждый извращается как может, стараясь подчеркнуть свою индивидуальность. Но уж больно дисгармонично смотрелась сейчас Лейя, а между тем она хамелеон, как и моя младшая сестра, то есть может выглядеть как захочет.
— Извини, конечно, за бестактность, но ты не хочешь привести себя в порядок? По-моему, такой вариант тебе не совсем идет.
Лейя склонилась над столешницей, моментально превратившейся в зеркало (и какие только допфункции люди не засовывают в свою мебель!), та послушно отразила бледное личико, тонкие, слабые, бесцветные пряди волос, водянисто-серые глаза и ярко-алые губы. При общей субтильности фигурки создавалась полная иллюзия маленького недокормленного вампирчика.
— А, это у меня исходная форма. — Она безразлично махнула рукой. — Стоит только переволноваться, и я теряю способность управления цветом. Само потом восстановится. А сейчас я все равно ничего не смогу сделать.
Ни разу не замечала таких проблем у своей младшенькой. Хотя это малолетнее чудовище вообще подозрительно легко справляется со всеми возникающими трудностями — Лерка в этом плане пример неудачный. А проблемы с модификациями бывают у всех. Зря я, наверное, так грешу на свой хвост, ведь если верить Мике (а повода сомневаться в его квалификации у меня нет), то и из него тоже можно сделать что-нибудь полезное.
Лейя взмахом руки убрала зеркало (я так поняла, чтобы лишний раз не расстраиваться) и профессиональным выжидательно-вопросительным взглядом уставилась на вышедшего из боковой двери Мику.
— Ты уже освободилась? — обратился он ко мне.
Я кивнула и быстренько упихала в рот остатки бутерброда.
— Тогда пошли. — И уверенным собственническим жестом пристроил мою руку на свой локоть.
— К тебе или ко мне?
— К тебе. У тебя уютней.
Мы дружно зашагали к общественной остановке монорельса.
— И что теперь будет?
— Теперь уже, скорее всего, ничего страшного, — ответил усталым голосом мой доктор (укатали Сивку крутые горки!). — Гордон уже все взял в свои руки: нефункционирующие кабины опознаны и информация о них ушла на соседние станции, чтобы пока не ставили их в расписание. Ко всем официально известным выходам с изнанки направлены наряды техников для вскрытия и бойцов на всякий случай. К тому моменту как их вскроют, будет готова оперативная группа для отлова диверсантов.
— Я вообще-то не об этом. Что лично с нами будет?
— В отдаленном будущем? Не представляю. — Отвернувшись, Мика спрятал зевок в плече. — А прямо завтра мы опять отправимся на изнанку.
— Зачем это?
— Вызволять своего пленника. Видишь ли, я так закомпостировал мозги своему допросчику, что он позабыл спросить, как же мы открывали солеранские двери. И вообще, от известия, что мы захватили и заперли там пленника, пришел в восторг, в коем и прибывает по сию пору.
— Ну и зачем ты сделал это? — повторила я свой вопрос в более развернутом виде.
— Затем, что без меня они не найдут место, а без тебя не смогут открыть двери. А нам с тобой нужен отдых.
— Логично. А если этот, который там, за это время все же сбежит?
— Если нашел как, то уже сбежал, а если нет, то и за эти пару часов ничего с ним не сделается.
Пофигист и фаталист, только не сонный, как обычно (я испытующе взглянула в лицо моего зайки), а злой и бодрый, и таким он мне нравится гораздо больше.
— Да и не так уж страшны наши противники. Тебя — переоценили, меня — недооценили, а в результате дело их развалилось. Да-да, не строй скептическую мордашку, развалилось, потому что не осталось тайным, а было достаточно оперативно выявлено.
— Это в чем же недооценили-переоценили тебя-меня? — не утерпела я.
— Переоценили твою устойчивость к нейродепрессантам. Дали бы меньшую дозу — эффект был бы не таким сокрушительным, зато более устойчивым и стабильным. И не осталось бы на станции ни одного нормального ксенолога. А меня вообще за игровую фигуру не посчитали.
Это они зря. Мой заяц — всем зайцам заяц!
Я шла и гордилась собой и им всю дорогу до своей комнаты, а заодно прикидывала, как бы это поделикатней намекнуть, чтобы остался подольше. Хотя никаких далеко идущих планов на него я на эту ночь и не строила, отпускать все же не собиралась. Да, я эгоистка и не стесняюсь этого! Нет, можно бы и с планами чего-нибудь эдакого замутить, но не с такого же устатку!
Вообще, я убеждена, что первая ночь (если это, конечно, не свидание переспали-разбежались) должна быть особенной. Разумеется, и у меня, и у моего мужчины должны быть силы сделать ее таковой. Но как дать это понять? И отпускать его от себя не хочется. Неуютно мне как-то без него, боязно. К мысли (опять же пронесшейся под зевок) «А фиг с ним, как сложится, так сложится» я пришла уже у порога своей комнаты и сразу же направилась в душ, а Мика развалился на тут же выдвинувшемся из стены гостевом диванчике. Хороший у меня Домовой, услужливый.
Особенно я оценила это, когда он сам, без подсказки, опустил между выскочившей из душа мной и Микой тонкую ширму. Очень хорошо. И раз уж я тут не одна, стоит подобрать самую длинную и широкую майку из всех имеющихся, чтобы и выглядеть относительно прилично, и спать в ней удобно было. Я с головой закопалась в выдвижном ящике встроенного комода.
— Ты меня совсем за мужчину не считаешь! — раздался из-за ширмы возмущенный голос. — То без юбки расхаживаешь, то сейчас вот…
Про какое это он «без юбки» вспомнил? Это когда мы с Кеми инсектоида ловили?
— И что ты там такого мог разглядеть? В тот раз все было очень прилично.
С самого дна я откопала совсем новую хлопчатую майку, на которой были нарисованы тощее облезлое создание, судорожно вцепившееся в свой хвост, и подпись: «Кошка сдохла, хвост облез». Мелкая на день рождения подарила. Такое вот своеобразное проявление сестринской любви.
— А ты не задумывалась, что у людей становятся sexy те части тела, что обычно скрыты под одеждой? В частности, основание хвоста у тех, у кого он есть. Нам на лекциях даже рассказывали такую байку, что давным-давно было на Земле одно племя, жившее где-то в районе тропической Африки, — размеренным тоном доброго сказочника начал Мика. — А поскольку климат там вполне благоприятствует, люди одежды не носили никакой вообще. Представляешь, все причиндалы наружу, а единственным возбуждающим участком тела считается тот, что обычно был скрыт под волосами. Задняя часть шеи. Так вот.
— Ну, с этим понятно. А сейчас-то тебе чего не понравилось?! — спросила я, выходя в гостевое пространство комнаты.
— Так ведь видно же все! И кстати, я бы не сказал, что оно мне не понравилось, — в его голосе зазвучали игривые нотки.
Я оглянулась на ширму, самую первую мою масштабную работу — двухстороннюю вышивку по прозрачной кисее. С одной стороны пруд с лотосами и золотыми рыбками, с другой — тот же пруд, но с кубышками и лягушками. Прозрачная-то она прозрачная, но из-за частичного несовпадения границ рисунков, которое пришлось маскировать дополнительными элементами, кисеи, через которую можно увидеть хоть что-то, осталось не так уж и много.
— Видишь? Каким образом?
— Тьфу ты. Проговорился. Это я, видно, с устатку, — сказал он как бы сам себе. — Тепловое зрение. Я, по-моему, уже тебе о нем говорил.
— Упоминал. Но я не откажусь узнать об этом подробнее, — улыбнулась я, решив, что это удобный момент, чтобы начать его потрошить насчет тайн и недосказанностей.
— Да тут говорить особо не о чем. Ну, я могу видеть в тепловом диапазоне. И что? Вот разве что не глазами: соответствующие рецепторы находятся на кончиках ушей. От того они и сделаны такими длинными.
Он пробежался пальцами по всей длине уха, задержавшись лишь у самого его окончания. Очень чувственный получился жест. И, по-моему, мой заяц со мной заигрывает. Я не смогла удержаться и повторила его движение. Мика отвел взгляд.
— Ты позволишь мне остаться на ночь?
— Сама хотела об этом попросить.
— Чего так?
— Не хочу одна оставаться. А ты? Тоже?
— Ну что ты!
Он обнял и усадил меня на колени. Удобно пристроив голову в ямку на его плече, я подумала, что так, наверное, и засну.
— Есть у меня одно подозрение, которое совсем не хочется проверять на практике, что в моих апартаментах меня дожидается уже знакомый тебе Геран Гржевский, или посыльный от него. А я, по правде говоря, спать хочу.
— И послал бы его куда подальше.
— Не могу. Он хороший друг моих родителей, да и мне в свое время немало помог.
— Вот и объяснил бы, что устал очень. Неужели бы он не понял!
— Он прекрасно знает, что и в таком состоянии я способен поддерживать работоспособность. Меня этому учили. Но ты даже не представляешь, как мне не хочется вспоминать этот период своей жизни и все те умения, что в меня вбивали.
— А как же безопасность станции и все такое?
— А что с ней станется? Входы на изнанку до сих пор не вскрыты, а как только это случится, перед отправкой группы, я за десять минут успею изложить все самое важное. Зато если я попадусь им в руки сейчас, все это время будет потрачено на выдавливание из меня ненужных подробностей.
И то верно. Срочно понадобимся — найдут. Мы же ведь и не прячемся особо. Нет, надо вставать, а то мы так и заснем сидя в обнимку на диванчике. Это, конечно, офигеть как романтично, но неудобно же. Пришлось стаскивать себя с Микиных колен (какая жестокость! я ведь уже почти задремала!) и, отправив кавалера в душ, раскладывать постель. Заснула я, так и не успев дождаться, пока он наплещется.
Утренний щебет птах, шум морской волны и прочие звуки живой природы, которыми поначалу пытался будить меня Домовой, я проигнорировала. Бравурный марш, раздавшийся где-то над самым ухом, игнорировать было гораздо сложнее. С трудом разлепив глаза, я уселась на постели.
— И что там еще? — сладко зевнула и чуть было снова не рухнула назад, под бок к теплому и сонному Мике, но следующая сказанная Домовым фраза заставила меня проснуться в экстренном порядке.
— Пока вас не было, на наш адрес пришло уведомление, что в шесть часов по среднестанционному времени прибывает твой отец. Проездом, минут на двадцать, по пути на конференцию по литературе и искусству народов солеранского сектора галактики.
— И будет здесь уже через полчаса, — в панике вскочила я.
С подушки приподнялась голова Мики.
Затянувшуюся неловкую паузу прервал мой доктор.
— Для начала неплохо бы отсюда выйти, — проговорил он ровно, тихо и спокойно, и кивком указал на закрытый выход.
И только тут я догадалась внимательней присмотреться к нашей проблеме и понять, что это не проблема вовсе, хотя для остальных она наверняка именно такой и казалась. Тяжелая, основательная, дверь, стилизованная под деревянную, исчезла. Точнее, совсем исчезла она с той стороны, а с этой выглядела нарисованной цветными карандашами на стене, да и на ощупь была примерно такой же. Однако после открытия-закрытия стольких дверей солеранской конструкции, которые мне пришлось проделать за последние пару часов, я не могла не уловить кое-что общее: своеобразную глубину пространства.
Вот для чего Хейран-Ши подсунул мне свой ключ, теперь это стало очевидно. Хотя, подождите… Выходит, что эти спецы применили для замуровывания шефа традиционные солеранские технологии, в которых официальная земная наука еще не разобралась? Пусть. Не мое дело. Я достала ключ из кармана и развернулась к мужчинам.
— Дверь можно открыть в любой момент. Может, что-то нужно срочно сказать или сделать до того? — И помахала в воздухе палкой-открывалкой (надо будет узнать у Отшельника, как она на самом деле называется, а то я уже как только ее не обозвала).
Шеф на этот жест внимания не обратил (понятно, тоже не может сосредоточиться на ключе), а шустро укатился за свой рабочий стол.
— Я должен вас предупреждать, чтобы вы не распространялись обо всем здесь увиденном? — Он привычным жестом склонил голову вперед, снова наставив на меня короткие конические рожки.
Я кивнула. Чего уж тут не понятного? Кому захочется становиться объектом сочувствия или злорадства? И в который раз за этот день нажала кнопочку на универсальной отмычке.
ГЛАВА 8
Ничего особенного не произошло. Разве что дверь опять начала казаться вполне материальной, а копившаяся за ней в течение следующей минуты настороженность ощущаться почти физически. Потом она распахнулась так резко, как будто ее открыли ударом ноги, и в помещение с криком «Всем стоять!» влетели бравые коммандос. Стоим, молчим, смотрим на них как на идиотов. Шеф после затянувшейся паузы с мрачной миной задает вопрос:
— Может, мне тоже встать?
После этого все расслабляются, а кабинет моментально оказывается заполнен Очень Серьезными людьми. И только временами поверх их голов и плеч высовывается мордашка Лейи, секретарши Гордона, с трогательно вытянутой шейкой.
Нас с Микой быстро и профессионально оттерли и друг от друга, и от начальника, а через некоторое время я обнаружила себя дающей показания незнакомому дяденьке.
Да нормально все. Это я просто сразу не сообразила, что так и должно быть. Тем более следователь никак не мог решить, как ко мне относиться: как к героине-избавительнице или как террористке-моджахедке (что такое последнее, точно не помню, но что-то из истории и очень нехорошее), — поэтому сильно не прессовал. Ну и я отвечала на вопросы без подробностей. Я устала, мне все надоело, а за подробностями — что, почему и как мы делали — пусть к Мике обращаются, он у нас командир.
Правда, не отказала себе в удовольствии прочитать лекцию на профессиональные темы после вопроса: за каким бесом на изнанку поперлись мы (и в частности я) и почему не позвали профессионалов. Ну, надоели они мне все одно и то же спрашивать! Тем более, когда вот так излагаешь отрывки из солеранской философии-культуры-мировоззрения (там есть такое единое неделимое понятие), велик риск, что собеседник или поймет что-то совсем не так, или сделает какие-нибудь странные выводы. Права я оказалась, как показало недалекое будущее. Уж что-что, а выводы они сделали — хоть стой, хоть падай.
— Чаю хочешь? — всхлипнула Лейя.
Я сидела у ее рабочего стола, ожидая пока следователь (другой, не тот, что со мной разговаривал) закончит опрашивать Мика. Как-то не хотелось мне уходить без него, не убедившись, что и для моего доктора это история закончилась благополучно, да и вымоталась я так, что лень было не только двигаться, но даже думать. Ну и вообще, остаться в одиночестве, когда тут продолжает что-то интересное происходить?
— Давай. А еще бы неплохо чего-нибудь к чаю. Есть хочется.
Подскочив с места, Лейя радостно засуетилась. Щелкнула кнопка водогрейки, стилизованной под самовар, откуда-то появились тонкие плоские хлебцы, пластинки тонко нарезанной ветчины и сыра. А я и не знала, что секретарша шефа умеет готовить.
— Вот. — Передо мной опустился маленький подносик с чашкой, чайничком и тарелкой с бутербродами, а сама Лейя пристроилась сбоку, рядом со мной, и еще раз вытерла уже почти совсем сухие, зато здорово покрасневшие глаза.
Гад все-таки Кей Гордон: мало девочка напереживалась по поводу его исчезновения, так он еще и выволочку ей устроил за истерику и общее нагнетание обстановки.
— Спасибо.
Я еще раз мельком глянула на удрученную секретаршу. Странноватой внешностью сейчас никого не удивишь, каждый извращается как может, стараясь подчеркнуть свою индивидуальность. Но уж больно дисгармонично смотрелась сейчас Лейя, а между тем она хамелеон, как и моя младшая сестра, то есть может выглядеть как захочет.
— Извини, конечно, за бестактность, но ты не хочешь привести себя в порядок? По-моему, такой вариант тебе не совсем идет.
Лейя склонилась над столешницей, моментально превратившейся в зеркало (и какие только допфункции люди не засовывают в свою мебель!), та послушно отразила бледное личико, тонкие, слабые, бесцветные пряди волос, водянисто-серые глаза и ярко-алые губы. При общей субтильности фигурки создавалась полная иллюзия маленького недокормленного вампирчика.
— А, это у меня исходная форма. — Она безразлично махнула рукой. — Стоит только переволноваться, и я теряю способность управления цветом. Само потом восстановится. А сейчас я все равно ничего не смогу сделать.
Ни разу не замечала таких проблем у своей младшенькой. Хотя это малолетнее чудовище вообще подозрительно легко справляется со всеми возникающими трудностями — Лерка в этом плане пример неудачный. А проблемы с модификациями бывают у всех. Зря я, наверное, так грешу на свой хвост, ведь если верить Мике (а повода сомневаться в его квалификации у меня нет), то и из него тоже можно сделать что-нибудь полезное.
Лейя взмахом руки убрала зеркало (я так поняла, чтобы лишний раз не расстраиваться) и профессиональным выжидательно-вопросительным взглядом уставилась на вышедшего из боковой двери Мику.
— Ты уже освободилась? — обратился он ко мне.
Я кивнула и быстренько упихала в рот остатки бутерброда.
— Тогда пошли. — И уверенным собственническим жестом пристроил мою руку на свой локоть.
— К тебе или ко мне?
— К тебе. У тебя уютней.
Мы дружно зашагали к общественной остановке монорельса.
— И что теперь будет?
— Теперь уже, скорее всего, ничего страшного, — ответил усталым голосом мой доктор (укатали Сивку крутые горки!). — Гордон уже все взял в свои руки: нефункционирующие кабины опознаны и информация о них ушла на соседние станции, чтобы пока не ставили их в расписание. Ко всем официально известным выходам с изнанки направлены наряды техников для вскрытия и бойцов на всякий случай. К тому моменту как их вскроют, будет готова оперативная группа для отлова диверсантов.
— Я вообще-то не об этом. Что лично с нами будет?
— В отдаленном будущем? Не представляю. — Отвернувшись, Мика спрятал зевок в плече. — А прямо завтра мы опять отправимся на изнанку.
— Зачем это?
— Вызволять своего пленника. Видишь ли, я так закомпостировал мозги своему допросчику, что он позабыл спросить, как же мы открывали солеранские двери. И вообще, от известия, что мы захватили и заперли там пленника, пришел в восторг, в коем и прибывает по сию пору.
— Ну и зачем ты сделал это? — повторила я свой вопрос в более развернутом виде.
— Затем, что без меня они не найдут место, а без тебя не смогут открыть двери. А нам с тобой нужен отдых.
— Логично. А если этот, который там, за это время все же сбежит?
— Если нашел как, то уже сбежал, а если нет, то и за эти пару часов ничего с ним не сделается.
Пофигист и фаталист, только не сонный, как обычно (я испытующе взглянула в лицо моего зайки), а злой и бодрый, и таким он мне нравится гораздо больше.
— Да и не так уж страшны наши противники. Тебя — переоценили, меня — недооценили, а в результате дело их развалилось. Да-да, не строй скептическую мордашку, развалилось, потому что не осталось тайным, а было достаточно оперативно выявлено.
— Это в чем же недооценили-переоценили тебя-меня? — не утерпела я.
— Переоценили твою устойчивость к нейродепрессантам. Дали бы меньшую дозу — эффект был бы не таким сокрушительным, зато более устойчивым и стабильным. И не осталось бы на станции ни одного нормального ксенолога. А меня вообще за игровую фигуру не посчитали.
Это они зря. Мой заяц — всем зайцам заяц!
Я шла и гордилась собой и им всю дорогу до своей комнаты, а заодно прикидывала, как бы это поделикатней намекнуть, чтобы остался подольше. Хотя никаких далеко идущих планов на него я на эту ночь и не строила, отпускать все же не собиралась. Да, я эгоистка и не стесняюсь этого! Нет, можно бы и с планами чего-нибудь эдакого замутить, но не с такого же устатку!
Вообще, я убеждена, что первая ночь (если это, конечно, не свидание переспали-разбежались) должна быть особенной. Разумеется, и у меня, и у моего мужчины должны быть силы сделать ее таковой. Но как дать это понять? И отпускать его от себя не хочется. Неуютно мне как-то без него, боязно. К мысли (опять же пронесшейся под зевок) «А фиг с ним, как сложится, так сложится» я пришла уже у порога своей комнаты и сразу же направилась в душ, а Мика развалился на тут же выдвинувшемся из стены гостевом диванчике. Хороший у меня Домовой, услужливый.
Особенно я оценила это, когда он сам, без подсказки, опустил между выскочившей из душа мной и Микой тонкую ширму. Очень хорошо. И раз уж я тут не одна, стоит подобрать самую длинную и широкую майку из всех имеющихся, чтобы и выглядеть относительно прилично, и спать в ней удобно было. Я с головой закопалась в выдвижном ящике встроенного комода.
— Ты меня совсем за мужчину не считаешь! — раздался из-за ширмы возмущенный голос. — То без юбки расхаживаешь, то сейчас вот…
Про какое это он «без юбки» вспомнил? Это когда мы с Кеми инсектоида ловили?
— И что ты там такого мог разглядеть? В тот раз все было очень прилично.
С самого дна я откопала совсем новую хлопчатую майку, на которой были нарисованы тощее облезлое создание, судорожно вцепившееся в свой хвост, и подпись: «Кошка сдохла, хвост облез». Мелкая на день рождения подарила. Такое вот своеобразное проявление сестринской любви.
— А ты не задумывалась, что у людей становятся sexy те части тела, что обычно скрыты под одеждой? В частности, основание хвоста у тех, у кого он есть. Нам на лекциях даже рассказывали такую байку, что давным-давно было на Земле одно племя, жившее где-то в районе тропической Африки, — размеренным тоном доброго сказочника начал Мика. — А поскольку климат там вполне благоприятствует, люди одежды не носили никакой вообще. Представляешь, все причиндалы наружу, а единственным возбуждающим участком тела считается тот, что обычно был скрыт под волосами. Задняя часть шеи. Так вот.
— Ну, с этим понятно. А сейчас-то тебе чего не понравилось?! — спросила я, выходя в гостевое пространство комнаты.
— Так ведь видно же все! И кстати, я бы не сказал, что оно мне не понравилось, — в его голосе зазвучали игривые нотки.
Я оглянулась на ширму, самую первую мою масштабную работу — двухстороннюю вышивку по прозрачной кисее. С одной стороны пруд с лотосами и золотыми рыбками, с другой — тот же пруд, но с кубышками и лягушками. Прозрачная-то она прозрачная, но из-за частичного несовпадения границ рисунков, которое пришлось маскировать дополнительными элементами, кисеи, через которую можно увидеть хоть что-то, осталось не так уж и много.
— Видишь? Каким образом?
— Тьфу ты. Проговорился. Это я, видно, с устатку, — сказал он как бы сам себе. — Тепловое зрение. Я, по-моему, уже тебе о нем говорил.
— Упоминал. Но я не откажусь узнать об этом подробнее, — улыбнулась я, решив, что это удобный момент, чтобы начать его потрошить насчет тайн и недосказанностей.
— Да тут говорить особо не о чем. Ну, я могу видеть в тепловом диапазоне. И что? Вот разве что не глазами: соответствующие рецепторы находятся на кончиках ушей. От того они и сделаны такими длинными.
Он пробежался пальцами по всей длине уха, задержавшись лишь у самого его окончания. Очень чувственный получился жест. И, по-моему, мой заяц со мной заигрывает. Я не смогла удержаться и повторила его движение. Мика отвел взгляд.
— Ты позволишь мне остаться на ночь?
— Сама хотела об этом попросить.
— Чего так?
— Не хочу одна оставаться. А ты? Тоже?
— Ну что ты!
Он обнял и усадил меня на колени. Удобно пристроив голову в ямку на его плече, я подумала, что так, наверное, и засну.
— Есть у меня одно подозрение, которое совсем не хочется проверять на практике, что в моих апартаментах меня дожидается уже знакомый тебе Геран Гржевский, или посыльный от него. А я, по правде говоря, спать хочу.
— И послал бы его куда подальше.
— Не могу. Он хороший друг моих родителей, да и мне в свое время немало помог.
— Вот и объяснил бы, что устал очень. Неужели бы он не понял!
— Он прекрасно знает, что и в таком состоянии я способен поддерживать работоспособность. Меня этому учили. Но ты даже не представляешь, как мне не хочется вспоминать этот период своей жизни и все те умения, что в меня вбивали.
— А как же безопасность станции и все такое?
— А что с ней станется? Входы на изнанку до сих пор не вскрыты, а как только это случится, перед отправкой группы, я за десять минут успею изложить все самое важное. Зато если я попадусь им в руки сейчас, все это время будет потрачено на выдавливание из меня ненужных подробностей.
И то верно. Срочно понадобимся — найдут. Мы же ведь и не прячемся особо. Нет, надо вставать, а то мы так и заснем сидя в обнимку на диванчике. Это, конечно, офигеть как романтично, но неудобно же. Пришлось стаскивать себя с Микиных колен (какая жестокость! я ведь уже почти задремала!) и, отправив кавалера в душ, раскладывать постель. Заснула я, так и не успев дождаться, пока он наплещется.
Утренний щебет птах, шум морской волны и прочие звуки живой природы, которыми поначалу пытался будить меня Домовой, я проигнорировала. Бравурный марш, раздавшийся где-то над самым ухом, игнорировать было гораздо сложнее. С трудом разлепив глаза, я уселась на постели.
— И что там еще? — сладко зевнула и чуть было снова не рухнула назад, под бок к теплому и сонному Мике, но следующая сказанная Домовым фраза заставила меня проснуться в экстренном порядке.
— Пока вас не было, на наш адрес пришло уведомление, что в шесть часов по среднестанционному времени прибывает твой отец. Проездом, минут на двадцать, по пути на конференцию по литературе и искусству народов солеранского сектора галактики.
— И будет здесь уже через полчаса, — в панике вскочила я.
С подушки приподнялась голова Мики.
