– Буйная? – невозмутимо уточнил Ричи, и я метнула в него гневный взгляд.
– А если и? – с вызовом бросила я.
– Да мне-то что? – Феррерс пожал плечами и присел на камень.
Я вспыхнула и отвернулась.
– Ну? – внезапно окликнул меня голос. – Ты рассказывать-то будешь или нет?
– А тебе то что? – фыркнула я, скопировав интонацию.
– А мне – интересно.
Я закатила глаза. Еще и издевается.
«Не издевается, а поддерживает разговор и отвлекает», – подсказывал голос разума.
«Мог бы и поуважительнее поддерживать!»
«А мог бы и не поддерживать совсем, так что бери, что дают!».
Я переступила с ноги на ногу и тоже забралась с ногами из воды на камень. Так стало еще холоднее, я обхватила себя руками за плечи и заговорила, стараясь не слишком стучать зубами:
– Понимаешь, – начала я, осторожно подбирая слова, и не зная, что можно сказать, чтобы объяснить нужное, и при этом не разболтать лишнее. И решившись, выдала на одном дыхании: – Понимаешь, я немножко вспыльчивая.
Ричи Феррерс хмыкнул:
– «Вспыльчивая»! Так и говори – истеричка.
И так это спокойно и буднично прозвучало, будто и впрямь – мелочь, ерунда. Безделица. Я сначала задохнулась возмущением, а потом сдулась.
Ну да. Если не вдаваться в магические подробности, то можно и так, наверное, сказать.
И я признала:
– Да. Пожалуй, да.
Самой себе признала – не ему.
– Ну чего ты там жмешься? Иди сюда. Греться будем.
Я недоуменно подняла на одноклассника голову.
Он, вообще, нормальный? Я ему – про то, что я неуправляемая магическая бомба, а он мне – «Иди сюда, греться будем»!
Может, он не понял, о чем я говорю?..
– Ильза, – мягко и устало позвал Ричи. – Нас с тобой, конечно, уже ищут и без сомнения найдут, эти гроты изучены до последнего миллиметра земли. Но мы провалились на два яруса вниз, и завалы здесь магией разбирать нельзя, только техникой – а то и вообще вручную. Поэтому наше спасение займет некоторое время. Мы с тобой оба намокли и продрогли. И если ты так и будешь стоять там – то теплее нам и не станет. Поэтому иди сюда.
Я молча смотрела на него так, будто впервые увидела. А потом подумала, и шагнула вперед.
Он сгреб меня в охапку сразу. И как-то так ловко нас устроил, что я оказалась завернута в него, в его объятия почти полностью. Попа подперта чужим жестким коленом, Плечи оплетены объятиями, и моя макушка – у него под подбородком.
Так действительно оказалось теплее.
Немного повозившись, уткнувшись носом в его кадык, я заговорила:
– Ты не думай, я не сумасшедшая. Просто… Просто иногда мои эмоции оказываются сильнее меня.
…Скорлупа, так надежно защищавшая меня от переживаний, вместо того чтобы треснуть и потихонечку раскрошиться, разлетелась на осколки в один миг, выпуская в мир нового дракона Ар-Бравлингов. Всевозможные чувства разрывали, сердце, душу, голову, я не знала, что. Меня захлестывало воронкой, водоворотом, несло потоком и швыряло…
– Когда мне было двенадцать лет, произошел несчастный случай. Я чуть не убила своего наставника – тогда, вообще-то, много что пострадало, настоящая магическая бойня со швырянием огнем и прочими неприятными штуками, но вещи – это вещи, их заменили, комнаты отремонтировали, а наставник… Он мой родственник. Дядя. Не родной, а… Ну, это не важно, просто он пострадал, и сильно, и… В общем, кое-что так и не сумели исправить, последствия остались навсегда, а я…
Я почистила горло. В гроте было сыро, промозгло – иначе из-за чего меня начал бить озноб?
– В общем, тогда и выяснилось, что я не умею злиться. Нормально, вменяемо – так чтобы ограничиться криком или на крайний случай швырянием предметами, или там пощечиной. Я… я впадаю в ярость, и в этой ярости не помню себя. Крушу все, что под руку подвернется. С применением магии, да.
Я засопела ему в горло. Признаваться в этом было страшно.
В этом, и в том еще, что я только что сорвалась. Опять.
Я ведь… я чуть не убила нас обоих. Будь здесь доступна магия – могла бы запросто обвалить камни, которые так удачно заклинили друг друга у нас над головой, или устроила бы здесь огненный шторм, или…
Я сглотнула сухим горлом, стараясь не думать, сколько всего может сделать обезумевший маг на замкнутом участке пространства.
– Спокойно, – осадил мои мысли Феррерс. – Разгуляться я бы тебе не дал. Мы когда только осматривались, уже видно было, что у тебя взгляд чумной. Если бы магия при мне была – я бы сразу тебе успокоительное вкатил… Или вырубил бы, – добавил он задумчиво.
Добрый он!
Я, не выдержала и хихикнула ему в шею. Стало как-то полегче. Настолько, что я позволила себе пожаловаться:
– Знаешь, как это страшно – не помнить себя… Вот ты была, разумная и рассудительная, а вот уже – раз, и пробел, и ты уже приходишь в себя, а ты слабая и обессиленная, а в голове только размытые воспоминания о том, что было, и ты лежи-и-ишь, лежи-и-ишь, и ждешь, когда к тебе придут, и расскажут, что ты натворила. Лежишь и гадаешь, кто в этот раз пострадал. И случилось ли самое страшное. И если – да, то.. Кто? Сестра? Или учительница иностранного? Или наставник? Или кто-то из чужой, незнакомый… Лежишь и думаешь – великие предки, только бы не семья. Только бы не свои. А потом понимаешь, о чем молишься, и осознаешь, какая ты… дрянь.
Я ждала, что Ричи напряжется. Отодвинется. Но он не только не выпустил меня, но и стал легонько поглаживать по спине, утешая. А я поняла, что постыдно шмыгаю носом, да и щеки какие-то подозрительно влажные.
– У меня потом еще несколько раз такие вот… приходы были, – призналась я шепотом. – Ну, семья-то уже во всеоружии была. Так что как-то они мою дурную силу отводили, и всё более-менее обходилось, и тем более, я все время знала, что меня постоянно контролируют, и от этого как-то легче было, но всё равно… Очень страшно, – еле слышно призналась я, вдыхая успокаивающий запах Ричи Феррерса.
– Понимаю, – задумчиво ответило мое успокоительное, и я настолько удивилась, что даже попыталась отстраниться, посмотреть на него, но не сумела, потому что сверху мою макушку придавила кое-чья тяжелая башка. – Вот про страх я очень хорошо понимаю. У меня тоже… Не все ладно. С контролем силы.
Я всё-таки высвободилась, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Ты поэтому дерешься? – с любопытством уточнила я. – Микросрывы?
– Нет, – слегка смутился Феррерс. А может, мне показалось, что смутился, освещение у нас было все же весьма посредственное. – Это не срывы. Это осознанное и хамское решение давить конфликтные ситуации до того, как они углубятся настолько, что могут повлиять на самоконтроль…
Я смотрела на него во все глаза и приходила к выводу, что мне все-таки не показалось – непрошибаемый Ричи Феррерс смутился!
Это почему-то вызвало детский восторг. У меня. А у Феррерса, по-видимому, это вызвало желание сменить тему. И он вернулся к предыдущей:
– Ты стала бояться колдовать? – спросил он, немного повозившись, чтобы удобнее устроиться на голых камнях.
Я вздохнула и неохотно призналась:
– Нет… Я стала бояться злиться.
Семья очень ответственно подходила к вопросу моего самоконтроля. Как только проблема проявилась, ко мне пригласили лучших специалистов, а контакты с окружающими серьезно ограничили. Я была безумно рада. Никогда бы я не захотела остаться с этим один на один! Не после того, как я увидела дядю Кирстена окровавленным, смятым, лежащим на полу у стены бесформенной грудой.
Когда меня сорвало в первый раз, у нас было занятие. Он знакомил подросших племянников с основами магии. И вышвырнул четверых моих кузенов и кузин из классной комнаты до того, как я устроила в ней филиал преисподней. Выставил – а сам попал под удар, и его закрутило, переломало сырой силой. И только то, что он сам – Ар-Бравлинг, дало ему шанс защититься от нашего пламени.
Мне в воспитательных целях дали ознакомиться с полным перечнем полученных им повреждений.
Ужас содеянного до сих пор со мной.
Говорить дальше было унизительно. Ведь одно дело признаться, в том, что у тебя есть проблема, и совсем другое – в том, что ту уже шесть лет не можешь справиться с этой проблемой.
Я вздохнула, уткнулась лбом в плечо Феррерса и невнятно продолжила:
– Меня отправили в Анедрвуд, потому что все тесты показывали, что я готова. Что я способна сама справиться. Наставники считают, что я готова выйти в мир уже года два, а отказываюсь, потому что привыкла цепляться за посторонний контроль и боюсь нести ответственность за себя сама. По их мнению, последний срыв был исключительно подсознательной попыткой подольше задержаться в безопасном убежище, где я останусь одна и меня никто не будет трогать… Во-о-от, – протянула я и застенчиво царапнула пуговицу на расстегнутой куртке Ричи. – Словом, на очередном семейном совете родители и тетушки с дядюшками подумали и явили мне свою общую волю – хватит, дорогая дочь, потворствовать своим страхам, пора взглянуть им в глаза! Ну и…
– И выперли пинком под попу – смотреть страхам в глаза? – иронично уточнил Ричи, – Ну и как тебе?
Я не понимающе подняла голову, и он пояснил:
– Как тебе страховы глаза?
– Извини, Ричи, но ты на мои страхи не тянешь и близко! – надменно фыркнула я, чувствуя, как заливаюсь краской по самые волосы.
А потом, словно меня вдруг прорвало, я взяла и рассказала ему – постороннему человеку, абсолютно мне чужому, про псов. Про то, как тогда, в двенадцать лет, меня вдруг посетил этот образ. Дядя Кирстен болел, а я лежала в своей комнате, сжавшись в комочек, ненавидела себя, пыталась разобраться, что они такое – мои эмоции, и случайно придумала псов. О том, как я боюсь, что однажды они пожрут меня, и тогда произойдет страшное – я стану ими, а сама перестану быть.
Про то, какая я проблемная, и как ему, Ричи, совершенно не за что меня опекать – а он опекает, я вижу, только раньше он не знал, что я бракованная, а теперь знает, и имеет полное право прекратить оказывать мне поддержку – в конце концов, это стыдно, если человек в восемнадцать лет не владеет собой, в конце концов, я маг, я обязана и должна, а я… Сколько не держи лицо, не прикидывайся гордой – а себя не обманешь!
Я говорила и говорила, и не могла замолчать – и чувствовала, что выговариваюсь. Выговариваюсь впервые в жизни – не профессиональному психологу, не члену семьи, не тьютору. И где-то внутри меня отпускает, как будто понемногу ослабляется взведенная до предела пружина, и я даже не боюсь, что он сочтет меня сумасшедшей: ну сочтет и сочтет, утешал же он буйную истеричку, не отвернется и от сумасшедшей!
Я только от души надеялась, что если мы выберемся («когда», «когда», а не «если»!) он не обернет мои слова против меня. Не пустит мое доверие по ветру. Эта мысль коснулась меня краешком, и я рассмотрела ее и отвернулась.
Нет. Не предаст и не опозорит.
И только когда поток слов иссяк, я спохватилась, что вывалила на Ричи все свои проблемы, в добавок к тем, что у нас сейчас и без того есть – а Феррерсу, наверное, так же, как и мне, страшно, он так же устал и замерз, и бесконечное нытье спутницы по несчастью не добавляет ему оптимизма.
– Извини, – тут же смущенно пробормотала я, пряча лицо у него на груди под прикрытием необходимости греться. – Я, видимо, перенервничала… ты не обязан что-либо говорить или еще что…
Несмотря на то, что в объятиях однокурсника было вполне уютно, ногам все равно было холодно и мокро. Как будто даже еще холоднее. И мокрее. Я глянула вниз, чтобы попробовать пристроить их повыше, и остолбенела.
Вода, которая до этого плескалась в паре сантиметров от моих ботинок, поднялась настолько, что вот-вот готова была их залить…
Ричи
Дела обстояли паршиво.
Если сначала я поддерживал беседу, чтобы отвлечь Ильзу от ужаса ситуации, в которой мы оказались, то потом – чтобы как можно сильнее отсрочить момент понимания ею того, что это еще был не ужас.
Вода прибывала. Я понял это, когда она ни с того ни с сего вдруг полилась мне в ботинки, но усилием воли удержал при себе и это открытие, и осознание того, что «нас найдут» теперь уже не является равнозначным спасению. Найти-то найдут… вопрос – живыми ли?
Мозг лихорадочно соображал. Я слушал. И думал. И слушал. И снова думал.
Под лопаткой зудело.
Там был надежно вживлен в тело артефакт – фишка Феррерсов, семейная страховка на случай полной задницы. Одноразовый, но такой силы, такой древней невероятной мощи, что я был уверен – он вытащит меня даже сквозь толщу магиегасящего камня. Просто есть еще в этом мире силы, перед которыми не устоит ничто.
Я мог запустить его сам, мог дождаться, пока тело окоченеет настолько, что начнет впадать в мертвый сон. Мог дождаться, пока начну захлебываться ледяной водой. Подыхать от голода, от кровопотери, от чего угодно. В случае угрозы непосредственной немгновенной смерти, артефакт сработает без указаний. И перенесет меня в телепортационный зал родового особняка.
И жить бы да радоваться.
Вот только я здесь не один. И скорее сдохну, чем брошу Ильзу.
Я слушал. И думал. И чувствовал, как медленно, но неотвратимо прибывает вода. И снова думал.
А потом Ильза, жарко рассказывающая мне о своих псах, – я слушал ее и слышал, сознание будто раздвоилось, слишком важным было то, что она мне открылась – вдруг напряглась, дернулась, машинально попыталась подтянуть к себе ноги, и стало очевидно, что делать вид, будто ничего не происходит, теперь не имеет смысла.
– Ричи, – задушено пискнула она. – Вода!
Она сжалась в комок, вцепилась в меня, будто хотела инстинктивно забраться повыше. Я еще сильнее обхватил ее, чувствуя как внутри разгорается такой редкий, но такой яркий комок бессильной злобы.
– Да. Вижу, – голос мой, тем не менее, звучал весомо и спокойно. По крайней мере, мне очень хотелось, чтобы он так звучал.
Ильза вскинула голову. Широко распахнутые, просто огромные сейчас глаза на побледневшем лице.
Предки! Если бы я только мог взять ее с собой!
Но на зале стоит защита, без специального дозволения изнутри, туда невозможно попасть тем, кто не входит в род. Любого попутчика в лучшем случае отрежет и выкинет обратно, а в худшем – просто размажет о защиту, как мошку о лобовое стекло машины.
В голове внезапно стало пусто. Совсем. В ней засияла неоновой лампочкой одна-единственная мысль, которую я, не раздумывая долго, и озвучил, крайне довольный собой и своей сообразительностью:
– Выходи за меня замуж!
Ильза
Чего-о-о-о-о?!
Я не знаю, можно ли было сказать что-то более эффективное, чтобы вышибить из меня весь страх, ужас и нарастающую панику, и оставить только безграничное офигевание. По крайней мере, если кто-то поставил бы перед Ричи подобную задачу, однокурсник с ней справился бы на все сто!
Феррерс сиял в полумраке белозубой улыбкой и выглядел крайне самодовольным. Какие-то звуки мне сходу на такое заявление выдать не удалось, поэтому я только заломила брови – это где столько наглости в одни руки выдают? Еще выпустила из рук чужой свитер, с которым успела сродниться, и даже чуток отодвинулась.
– Нет, ты не так поняла, – сообщил мне Феррерс, не позволяя полностью с него сползти.
– Я вообще не поняла!
– У меня – во мне – есть артефакт, который может вытащить нас отсюда. Вернее, он может вытащить меня и любого члена рода. Ты таковым не являешься. Но!
Сумасшедшее предложение обрело некий смысл.
– А если и? – с вызовом бросила я.
– Да мне-то что? – Феррерс пожал плечами и присел на камень.
Я вспыхнула и отвернулась.
– Ну? – внезапно окликнул меня голос. – Ты рассказывать-то будешь или нет?
– А тебе то что? – фыркнула я, скопировав интонацию.
– А мне – интересно.
Я закатила глаза. Еще и издевается.
«Не издевается, а поддерживает разговор и отвлекает», – подсказывал голос разума.
«Мог бы и поуважительнее поддерживать!»
«А мог бы и не поддерживать совсем, так что бери, что дают!».
Я переступила с ноги на ногу и тоже забралась с ногами из воды на камень. Так стало еще холоднее, я обхватила себя руками за плечи и заговорила, стараясь не слишком стучать зубами:
– Понимаешь, – начала я, осторожно подбирая слова, и не зная, что можно сказать, чтобы объяснить нужное, и при этом не разболтать лишнее. И решившись, выдала на одном дыхании: – Понимаешь, я немножко вспыльчивая.
Ричи Феррерс хмыкнул:
– «Вспыльчивая»! Так и говори – истеричка.
И так это спокойно и буднично прозвучало, будто и впрямь – мелочь, ерунда. Безделица. Я сначала задохнулась возмущением, а потом сдулась.
Ну да. Если не вдаваться в магические подробности, то можно и так, наверное, сказать.
И я признала:
– Да. Пожалуй, да.
Самой себе признала – не ему.
– Ну чего ты там жмешься? Иди сюда. Греться будем.
Я недоуменно подняла на одноклассника голову.
Он, вообще, нормальный? Я ему – про то, что я неуправляемая магическая бомба, а он мне – «Иди сюда, греться будем»!
Может, он не понял, о чем я говорю?..
– Ильза, – мягко и устало позвал Ричи. – Нас с тобой, конечно, уже ищут и без сомнения найдут, эти гроты изучены до последнего миллиметра земли. Но мы провалились на два яруса вниз, и завалы здесь магией разбирать нельзя, только техникой – а то и вообще вручную. Поэтому наше спасение займет некоторое время. Мы с тобой оба намокли и продрогли. И если ты так и будешь стоять там – то теплее нам и не станет. Поэтому иди сюда.
Я молча смотрела на него так, будто впервые увидела. А потом подумала, и шагнула вперед.
Он сгреб меня в охапку сразу. И как-то так ловко нас устроил, что я оказалась завернута в него, в его объятия почти полностью. Попа подперта чужим жестким коленом, Плечи оплетены объятиями, и моя макушка – у него под подбородком.
Так действительно оказалось теплее.
Немного повозившись, уткнувшись носом в его кадык, я заговорила:
– Ты не думай, я не сумасшедшая. Просто… Просто иногда мои эмоции оказываются сильнее меня.
…Скорлупа, так надежно защищавшая меня от переживаний, вместо того чтобы треснуть и потихонечку раскрошиться, разлетелась на осколки в один миг, выпуская в мир нового дракона Ар-Бравлингов. Всевозможные чувства разрывали, сердце, душу, голову, я не знала, что. Меня захлестывало воронкой, водоворотом, несло потоком и швыряло…
– Когда мне было двенадцать лет, произошел несчастный случай. Я чуть не убила своего наставника – тогда, вообще-то, много что пострадало, настоящая магическая бойня со швырянием огнем и прочими неприятными штуками, но вещи – это вещи, их заменили, комнаты отремонтировали, а наставник… Он мой родственник. Дядя. Не родной, а… Ну, это не важно, просто он пострадал, и сильно, и… В общем, кое-что так и не сумели исправить, последствия остались навсегда, а я…
Я почистила горло. В гроте было сыро, промозгло – иначе из-за чего меня начал бить озноб?
– В общем, тогда и выяснилось, что я не умею злиться. Нормально, вменяемо – так чтобы ограничиться криком или на крайний случай швырянием предметами, или там пощечиной. Я… я впадаю в ярость, и в этой ярости не помню себя. Крушу все, что под руку подвернется. С применением магии, да.
Я засопела ему в горло. Признаваться в этом было страшно.
В этом, и в том еще, что я только что сорвалась. Опять.
Я ведь… я чуть не убила нас обоих. Будь здесь доступна магия – могла бы запросто обвалить камни, которые так удачно заклинили друг друга у нас над головой, или устроила бы здесь огненный шторм, или…
Я сглотнула сухим горлом, стараясь не думать, сколько всего может сделать обезумевший маг на замкнутом участке пространства.
– Спокойно, – осадил мои мысли Феррерс. – Разгуляться я бы тебе не дал. Мы когда только осматривались, уже видно было, что у тебя взгляд чумной. Если бы магия при мне была – я бы сразу тебе успокоительное вкатил… Или вырубил бы, – добавил он задумчиво.
Добрый он!
Я, не выдержала и хихикнула ему в шею. Стало как-то полегче. Настолько, что я позволила себе пожаловаться:
– Знаешь, как это страшно – не помнить себя… Вот ты была, разумная и рассудительная, а вот уже – раз, и пробел, и ты уже приходишь в себя, а ты слабая и обессиленная, а в голове только размытые воспоминания о том, что было, и ты лежи-и-ишь, лежи-и-ишь, и ждешь, когда к тебе придут, и расскажут, что ты натворила. Лежишь и гадаешь, кто в этот раз пострадал. И случилось ли самое страшное. И если – да, то.. Кто? Сестра? Или учительница иностранного? Или наставник? Или кто-то из чужой, незнакомый… Лежишь и думаешь – великие предки, только бы не семья. Только бы не свои. А потом понимаешь, о чем молишься, и осознаешь, какая ты… дрянь.
Я ждала, что Ричи напряжется. Отодвинется. Но он не только не выпустил меня, но и стал легонько поглаживать по спине, утешая. А я поняла, что постыдно шмыгаю носом, да и щеки какие-то подозрительно влажные.
– У меня потом еще несколько раз такие вот… приходы были, – призналась я шепотом. – Ну, семья-то уже во всеоружии была. Так что как-то они мою дурную силу отводили, и всё более-менее обходилось, и тем более, я все время знала, что меня постоянно контролируют, и от этого как-то легче было, но всё равно… Очень страшно, – еле слышно призналась я, вдыхая успокаивающий запах Ричи Феррерса.
– Понимаю, – задумчиво ответило мое успокоительное, и я настолько удивилась, что даже попыталась отстраниться, посмотреть на него, но не сумела, потому что сверху мою макушку придавила кое-чья тяжелая башка. – Вот про страх я очень хорошо понимаю. У меня тоже… Не все ладно. С контролем силы.
Я всё-таки высвободилась, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Ты поэтому дерешься? – с любопытством уточнила я. – Микросрывы?
– Нет, – слегка смутился Феррерс. А может, мне показалось, что смутился, освещение у нас было все же весьма посредственное. – Это не срывы. Это осознанное и хамское решение давить конфликтные ситуации до того, как они углубятся настолько, что могут повлиять на самоконтроль…
Я смотрела на него во все глаза и приходила к выводу, что мне все-таки не показалось – непрошибаемый Ричи Феррерс смутился!
Это почему-то вызвало детский восторг. У меня. А у Феррерса, по-видимому, это вызвало желание сменить тему. И он вернулся к предыдущей:
– Ты стала бояться колдовать? – спросил он, немного повозившись, чтобы удобнее устроиться на голых камнях.
Я вздохнула и неохотно призналась:
– Нет… Я стала бояться злиться.
Семья очень ответственно подходила к вопросу моего самоконтроля. Как только проблема проявилась, ко мне пригласили лучших специалистов, а контакты с окружающими серьезно ограничили. Я была безумно рада. Никогда бы я не захотела остаться с этим один на один! Не после того, как я увидела дядю Кирстена окровавленным, смятым, лежащим на полу у стены бесформенной грудой.
Когда меня сорвало в первый раз, у нас было занятие. Он знакомил подросших племянников с основами магии. И вышвырнул четверых моих кузенов и кузин из классной комнаты до того, как я устроила в ней филиал преисподней. Выставил – а сам попал под удар, и его закрутило, переломало сырой силой. И только то, что он сам – Ар-Бравлинг, дало ему шанс защититься от нашего пламени.
Мне в воспитательных целях дали ознакомиться с полным перечнем полученных им повреждений.
Ужас содеянного до сих пор со мной.
Говорить дальше было унизительно. Ведь одно дело признаться, в том, что у тебя есть проблема, и совсем другое – в том, что ту уже шесть лет не можешь справиться с этой проблемой.
Я вздохнула, уткнулась лбом в плечо Феррерса и невнятно продолжила:
– Меня отправили в Анедрвуд, потому что все тесты показывали, что я готова. Что я способна сама справиться. Наставники считают, что я готова выйти в мир уже года два, а отказываюсь, потому что привыкла цепляться за посторонний контроль и боюсь нести ответственность за себя сама. По их мнению, последний срыв был исключительно подсознательной попыткой подольше задержаться в безопасном убежище, где я останусь одна и меня никто не будет трогать… Во-о-от, – протянула я и застенчиво царапнула пуговицу на расстегнутой куртке Ричи. – Словом, на очередном семейном совете родители и тетушки с дядюшками подумали и явили мне свою общую волю – хватит, дорогая дочь, потворствовать своим страхам, пора взглянуть им в глаза! Ну и…
– И выперли пинком под попу – смотреть страхам в глаза? – иронично уточнил Ричи, – Ну и как тебе?
Я не понимающе подняла голову, и он пояснил:
– Как тебе страховы глаза?
– Извини, Ричи, но ты на мои страхи не тянешь и близко! – надменно фыркнула я, чувствуя, как заливаюсь краской по самые волосы.
А потом, словно меня вдруг прорвало, я взяла и рассказала ему – постороннему человеку, абсолютно мне чужому, про псов. Про то, как тогда, в двенадцать лет, меня вдруг посетил этот образ. Дядя Кирстен болел, а я лежала в своей комнате, сжавшись в комочек, ненавидела себя, пыталась разобраться, что они такое – мои эмоции, и случайно придумала псов. О том, как я боюсь, что однажды они пожрут меня, и тогда произойдет страшное – я стану ими, а сама перестану быть.
Про то, какая я проблемная, и как ему, Ричи, совершенно не за что меня опекать – а он опекает, я вижу, только раньше он не знал, что я бракованная, а теперь знает, и имеет полное право прекратить оказывать мне поддержку – в конце концов, это стыдно, если человек в восемнадцать лет не владеет собой, в конце концов, я маг, я обязана и должна, а я… Сколько не держи лицо, не прикидывайся гордой – а себя не обманешь!
Я говорила и говорила, и не могла замолчать – и чувствовала, что выговариваюсь. Выговариваюсь впервые в жизни – не профессиональному психологу, не члену семьи, не тьютору. И где-то внутри меня отпускает, как будто понемногу ослабляется взведенная до предела пружина, и я даже не боюсь, что он сочтет меня сумасшедшей: ну сочтет и сочтет, утешал же он буйную истеричку, не отвернется и от сумасшедшей!
Я только от души надеялась, что если мы выберемся («когда», «когда», а не «если»!) он не обернет мои слова против меня. Не пустит мое доверие по ветру. Эта мысль коснулась меня краешком, и я рассмотрела ее и отвернулась.
Нет. Не предаст и не опозорит.
И только когда поток слов иссяк, я спохватилась, что вывалила на Ричи все свои проблемы, в добавок к тем, что у нас сейчас и без того есть – а Феррерсу, наверное, так же, как и мне, страшно, он так же устал и замерз, и бесконечное нытье спутницы по несчастью не добавляет ему оптимизма.
– Извини, – тут же смущенно пробормотала я, пряча лицо у него на груди под прикрытием необходимости греться. – Я, видимо, перенервничала… ты не обязан что-либо говорить или еще что…
Несмотря на то, что в объятиях однокурсника было вполне уютно, ногам все равно было холодно и мокро. Как будто даже еще холоднее. И мокрее. Я глянула вниз, чтобы попробовать пристроить их повыше, и остолбенела.
Вода, которая до этого плескалась в паре сантиметров от моих ботинок, поднялась настолько, что вот-вот готова была их залить…
Ричи
Дела обстояли паршиво.
Если сначала я поддерживал беседу, чтобы отвлечь Ильзу от ужаса ситуации, в которой мы оказались, то потом – чтобы как можно сильнее отсрочить момент понимания ею того, что это еще был не ужас.
Вода прибывала. Я понял это, когда она ни с того ни с сего вдруг полилась мне в ботинки, но усилием воли удержал при себе и это открытие, и осознание того, что «нас найдут» теперь уже не является равнозначным спасению. Найти-то найдут… вопрос – живыми ли?
Мозг лихорадочно соображал. Я слушал. И думал. И слушал. И снова думал.
Под лопаткой зудело.
Там был надежно вживлен в тело артефакт – фишка Феррерсов, семейная страховка на случай полной задницы. Одноразовый, но такой силы, такой древней невероятной мощи, что я был уверен – он вытащит меня даже сквозь толщу магиегасящего камня. Просто есть еще в этом мире силы, перед которыми не устоит ничто.
Я мог запустить его сам, мог дождаться, пока тело окоченеет настолько, что начнет впадать в мертвый сон. Мог дождаться, пока начну захлебываться ледяной водой. Подыхать от голода, от кровопотери, от чего угодно. В случае угрозы непосредственной немгновенной смерти, артефакт сработает без указаний. И перенесет меня в телепортационный зал родового особняка.
И жить бы да радоваться.
Вот только я здесь не один. И скорее сдохну, чем брошу Ильзу.
Я слушал. И думал. И чувствовал, как медленно, но неотвратимо прибывает вода. И снова думал.
А потом Ильза, жарко рассказывающая мне о своих псах, – я слушал ее и слышал, сознание будто раздвоилось, слишком важным было то, что она мне открылась – вдруг напряглась, дернулась, машинально попыталась подтянуть к себе ноги, и стало очевидно, что делать вид, будто ничего не происходит, теперь не имеет смысла.
– Ричи, – задушено пискнула она. – Вода!
Она сжалась в комок, вцепилась в меня, будто хотела инстинктивно забраться повыше. Я еще сильнее обхватил ее, чувствуя как внутри разгорается такой редкий, но такой яркий комок бессильной злобы.
– Да. Вижу, – голос мой, тем не менее, звучал весомо и спокойно. По крайней мере, мне очень хотелось, чтобы он так звучал.
Ильза вскинула голову. Широко распахнутые, просто огромные сейчас глаза на побледневшем лице.
Предки! Если бы я только мог взять ее с собой!
Но на зале стоит защита, без специального дозволения изнутри, туда невозможно попасть тем, кто не входит в род. Любого попутчика в лучшем случае отрежет и выкинет обратно, а в худшем – просто размажет о защиту, как мошку о лобовое стекло машины.
В голове внезапно стало пусто. Совсем. В ней засияла неоновой лампочкой одна-единственная мысль, которую я, не раздумывая долго, и озвучил, крайне довольный собой и своей сообразительностью:
– Выходи за меня замуж!
Ильза
Чего-о-о-о-о?!
Я не знаю, можно ли было сказать что-то более эффективное, чтобы вышибить из меня весь страх, ужас и нарастающую панику, и оставить только безграничное офигевание. По крайней мере, если кто-то поставил бы перед Ричи подобную задачу, однокурсник с ней справился бы на все сто!
Феррерс сиял в полумраке белозубой улыбкой и выглядел крайне самодовольным. Какие-то звуки мне сходу на такое заявление выдать не удалось, поэтому я только заломила брови – это где столько наглости в одни руки выдают? Еще выпустила из рук чужой свитер, с которым успела сродниться, и даже чуток отодвинулась.
– Нет, ты не так поняла, – сообщил мне Феррерс, не позволяя полностью с него сползти.
– Я вообще не поняла!
– У меня – во мне – есть артефакт, который может вытащить нас отсюда. Вернее, он может вытащить меня и любого члена рода. Ты таковым не являешься. Но!
Сумасшедшее предложение обрело некий смысл.
