Я вдохнул. Выдохнул. И, прижав мисс Зазнайку к стене, прошипел ей в ухо:
— А теперь запомните, мисс Феррерс. Устав написан не для того, чтобы вы думали, а для того, чтобы вы его выполняли! В будущем, в случае возникновения в походных условиях подобных проблем, вы доложите, — я выделил голосом это слово, — мне о них, иначе по окончании похода я вам просто ноги оторву, и избавлю себя от головной боли! И ваша жалоба на майора, вместе с рапортом дока, не будут иметь никакой силы — потому что вы. О проблеме. Не доложили!
Я отпустил балбеску, изучил стык стены и потолка над ее головой, и…
— Примите мои извинения, — слова я выдавил устало, через силу. — Мне не следовало... вот так.
Сказал просто потому, что был не прав. А девица не виновата, что у меня год идет через одно место. И что она меня бесит. И что…
— Можно на «ты».
— Что? — неожиданные слова выдернули меня из собственных мыслей.
— Можно на «ты», и без «мисс Феррерс». Я Аманда. Только не надо никаких сокращений, ладно? И извинений не надо. По крайней мере — таких. Перебьюсь.
— Каких это? — вопреки логике, мне стало почти обидно.
Я тут перед ней корячусь, а ей — «не надо»!
— Таких! — она неопределенно обвела жестом мое лицо. — Такое ощущение, что вас сейчас ими размажет!
Надо было извиниться искренне. Или хотя бы разрешить встречное «тыканье».
Но я не сторонник панибратства с подопечными.
А она сама сказала, что перебьется.
Она действительно неплохо держалась. Для вчерашней студентки, и человека, который не планирует связывать свою жизнь с армией — так и вовсе, отлично. В штатных ситуациях действовала грамотно, согласно поставленным задачам, вперед паровоза не лезла несмотря на то, что вопросы задавала активно и везде совала свой нос — фигни не творила. Просто все ей надо было знать. Во всем разобраться, разложить по полочкам, а потом сложить обратно, как было, и посмотреть — будет ли оно работать. Если она в кого вцеплялась со своим исследовательским интересом — это всё, насмерть.
«Проще дать, чем объяснить, почему нет».
Мисс Феррерс быстро переименовали в Мисс Шило-в-заднице.
К тому же задница у нее… да-а… Мужики оценили.
В последнее время утренняя зарядка стала самым популярным мероприятием дня у всех, кто не на боевом дежурстве — ибо ее ежедневно почитала своим присутствием мисс Феррерс в спортивном топе и армейских штанах.
Не знаю, на что рассчитывал майор, обязав ее заниматься физподготовкой, но, как по мне, этим он сам отдал парней ей в руки.
А Феррерс особо и не протестовала.
К концу первого занятия поклонников у нее прибавилось помимо Тревора.
Дамочка не терялась, среди потных полуголых мужиков не тушевалась, но и внимания особо не обращала. На занятиях жилы особо не рвала и выше головы прыгнуть не пыталась, но и не филонила — выкладывалась честно.
С ней приятно было работать.
Всегда приятно работать с тем, кто честно выкладывается по полной, а не отбывает нудную повинность.
Ты понимаешь, для чего ты здесь, когда у твоего подопечного глаза горят.
Я особо старался ей спуску не давать, а парни…
Нет, грех их винить — фигурка у Феррерс действительно зачет.
А еще эта коза как-то раз зажала меня в угол, и поинтересовалась, какие у меня отношения с Тревором. Узнав. что дружеские, обрадовалась — значит, унять его в моих же интересах, а то мол, посадит она его за домогательства, не моргнув глазом, ибо достал уже.
С Тревором я пытался поговорить уже и без самых умных, но тот уперся, и голос разума слушать не хотел ни в какую — девица ему нравилась чем дальше, тем больше, и Эрик уже из шкуры выпрыгнуть готов, лишь бы обратить на себя благосклонное внимание.
...о допуске к телу речи уже ни шло.
Мадам не стеснялась, не комплексовала и тела не стыдилась, ни своего, ни чужого, но всех поклонников прекрасного (себя, то есть) держала в строгости. На почтительном расстоянии.
А по поводу Тревора сошлись на том, что пока он только глазеет и вьется вокруг с комплиментами, она терпит — а вот если перейдет эту черту, или распустит руки, то тут уж она в своем праве.
Я вздохнул.
Пока Феррерс работает в портальной, мое дело — молча и ненавязчиво присутствовать у нее за спиной, либо — подпирать стенку, если работа идет непосредственно с порталом.
— Ну, как она?
Майор перехватил Экеоя на обеде в столовой.
Тот стоял в очереди прямо за мной, и я, составляя на поднос обед, невольно прислушался к их разговору.
— Да… Толковая девка. Хваткая. — по кислому тону Роберта можно было понять, что это не похвала, а обстоятельство, лично ему причиняющее досадные неудобства.
Я ухмыльнулся — не лю-ю-юбит наш гений новенькую.
Он привык, что стажеры ему в рот заглядывают. Гуру, наставник! А с нынешней «ученицей» любая неточность обернется пятном на авторитете. И так уже лаборанты ей в рот смотрят.
Багаж знаний у Феррерс обширный, чутья и профессиональной удачи тоже достаточно. Ей пока не хватает только практического опыта.
?
Мэнди
— Подъем, Феррерс, — скомандовал Маккой, выдернув меня из вязкого, тяжелого какого-то сна.
Я сначала села, принялась тереть лицо ладонями — не сразу сообразила, что проспала, и надо подрываться резче. Потом до меня с трудом дошло, что сейчас ночь, и я никак не могла проспать.
Но раз надо — значит, подъем, да. Я с выработавшейся уже сноровкой одевалась и трясла головой, пытаясь ее прочистить.
В голове гудело, к горлу то и дело подкатывала муть, а восстановить привычную координацию всё не удавалось. Тело ощущалось ватным.
— Живей, Феррерс, живей! — подгонял меня лейтенант, и тут до меня дошло.
Это же не остатки сна, из которых я никак не могу выпутаться, это же Пробой!
Дурнота, скверное самочувствие, частичное нарушение ориентации в пространстве — это же признаки колебания фона, сглаженные стабилизирующим эффектом портального накопителя!
Остаток амуниции я нацепила за доли секунды.
В крови бурлило нетерпение, предвкушение, здоровая опаска и жажда битвы.
Демоническая смесь.
Лифты были заблокированы, и по лестницам я неслась сперва быстрым шагом, а потом бегом.
— Здесь — налево, — поправил меня Маккой у какого-то поворота на минус втором, и мы свернули в неприметное ответвление, потом еще раз, несколько тяжелых бронированных дверей — а потом скудно освещенный ход с подъемом вверх, и по нему я, сгорая от нетерпения, летела уже скачками.
Сила пела в крови, и меня гнала вперед мысль, что наконец-то я сделаю здесь что-то нужное!
Серый коридор служебного хода, освещенный потолочными лампами, забранными в решетки, закончился быстро, тяжелая бронированная дверь открылась автоматически, выпуская меня на поверхность у подножия одной из стрелковых башен.
Я успела окинуть взглядом местность, увидеть, как кипит и взрывается под пулеметным огнем земля — стрелки на башнях отсекли основную часть пришедших с Пробоем существ от группы магов, сражавшихся с песчано-серой тушей. И выбрала место, где я никому не помешаю и не помешают мне.
Все это заняло мгновение, меньше вдоха. Я сгруппировалась и рывком метнулась к выбранной точке.
Собиралась, вернее.
Потому что споткнулась и полетела лицом в траву и прошлогодний опад, а сверху на меня навалился Маккой, ногой вдавив в землю мои бедра и взяв руку на болевой прием.
— Тихо-тихо-тихо, — ласково приговаривал лейтенант, но не заорала я вовсе не поэтому.
От остроты ощущений попросту дыханье сперло.
Маккоевский локоть весомо упирался мне в спину, одна моя рука была завернута под весьма интересным углом и совершенно не болела — если, конечно, я не пыталась ею пошевелить. На второй руке в захват попали только пальцы, но вывернуты они были так, что от малейшего напряжения мышц, конечность простреливало болью.
— Успокоилась?
— А… Ага… Да! — потрясение, адреналин и общее интересное положение здорово давили на мозги, с членораздельной речью обнаружилась проблема. Кашлянув, я собрала волю в кулак и внятно произнесла: — Я успокоилась, да. Отпустите, мне неудобно.
— Молодец.
Маккой непринужденно перехватил мои руки, вроде бы, ничего толком не поменялось, но ощущение, что мышцы порвутся от малейшего движения, меня покинуло.
Отпускать совсем лейтенант, впрочем, не торопился.
— Твое место в любом силовом столкновении — у меня за спиной. Поняла?
— Поняла!
— Повтори.
— У тебя за спиной!
— Умница. — Лейтенант скатился с моей помятой тушки, и скомандовал: — За мной!
И почти сразу скрылся внутри стрелковой вышки.
Я вскочила на ноги, отряхнувшись как собака, и рванула за ним.
Что я чуть не облажалась по-крупному, до меня дошло почти сразу, как лейтенант поставил мне подножку — выскочить на поле боя в разгар сражения, внести сумятицу в слаженные действия работающей команды, это...
Это еще постараться надо, чтобы придумать.
Не уследи за мной Макнянь — и парни на вышках вполне могли бы огрести по самое не балуйся, за то, что я погибла под дружественным огнем.
Стыдно признать, но лейтенант снова помешал мне сделать майора счастливым человеком.
Я молча бежала следом за Маккоем, чувствуя, как предвкушение и нетерпение распирают меня заново.
А вообще, близость пробоя оказывала на меня какой-то странный эффект.
Я читала об ухудшении самочувствия, о перепадах уровня силы. Паника, приступы паранойи, истерики — все это не редкость. Но вот это нездоровое нервное возбуждение, вплоть до потери осторожности?
Я старалась взять себя в руки. Очень старалась. Но оно кровь бурлила в жилах. Сила звала и пела. И только суровая спина Маккоя, ясно транслирующая «Только попробуй!», мешала мне рвануть вперед и вверх, на обзорную площадку.
Обзорная площадка сторожевой башни была просторной, три на три метра, примерно. Квадратная, укрытая от непогоды крышей на четырех столбах, огражденная по периметру бортиком и перилами.
Два пулемета на подвижных турелях — один молчал, а второй безостановочно плевался пулями по бурлящей массе внизу. И неожиданно мало людей: по три солдата возле каждого орудия, и боевой маг, с хищным интересом наблюдающий за тем, что происходит на земле.
— Становись здесь, Феррерс.
Боевик — это был Нил Корнвелл, один из тех парней, с кем я успела более-менее познакомиться, — ничего не сказал, мазнул одобрительным взглядом и вернулся к своей работе.
Маккой утвердил меня чуть правее боевика, сам встал за моей спиной, очень близко, я буквально кожей ощущала тепло его тела.
Впрочем, это мне, возможно, мерещилось, а вот едва ощутимое прикосновение рук к плечам было совершенно реальным.
Правый пулемет замолчал, и тут же залаял левый — голодно, зло, с едким запахом пороховой гари, отдаваясь вибрацией в каменный пол.
С других вышек таким же судорожным свирепым лаем отзывались его собратья. Очереди косили, не разбираясь, что пришедших в Пробой тварей, что сосновый подрост...
Странно было, что в этой какофонии я отчетливо слышала каждое слово Маккоя:
— Пробой начался около сорока минут назад, он слабенький, видишь — даже сигнал общей тревоги не подавали, дежурные расчеты своими силами к подъему задавят. Это плюс. Во время таких слабеньких волн умники обычно наглеют и требуют предоставлять им образцы пришедшей с волной фауны, для исследований, анализов и сбора статистики — это минус. Вот там, куда ты так внимательно сейчас смотришь, наши пытаются спеленать шестищиткового мохнача. Проблема в том, что ребятам приказано относиться к нему бережно, а у мохнача в адрес наших подобного приказа нет…
Я почти не слушала размеренный и ровный голос лейтенанта. Всем своим существом, всем вниманием я была сейчас там, внизу, вместе с магами, пытавшимися наложить на здоровенную тварь путы. И чуть ли не приплясывала на месте, комментируя и отчаянно более за наших.
Боевик, контролирующий остальную массу тварей, в ответ на особо горестный стон-возглас только оглянулся на меня — понимающе-сочувственно.
А я мысленно застонала — да не так же надо было! Не так!
Нестерпимо, до зуда в кончиках пальцев, до крупных мурашек по коже, хотелось вмешаться. Помочь. Принять участие.
И Маккой вдруг внезапно спросил:
— Хочешь попробовать?
Меня словно жаром изнутри залило. Огнем, жидким пламенем. И мой очумелый, неверящий взгляд был истолкован как «Да!»
— Нил, предупреди-ка наших, — попросил Ив, и боевик, чуть ухмыляясь, объявил в переговорное устройство:
— Все в стороны! Все в стороны! Будет поддержка сверху!
Маги, с такой высоты глядевшиеся не крупнее муравьев, дружно подались в стороны.
О, как я старалась!
Заклинание выплелось четко, как на тренировке. Лучше, чем на тренировке!
И вперед оно ушло по идеальной, невыносимо-безупречной траектории, оставив за собой красивый, ровный след в магическом поле, видный лишь одаренным.
А ударившись в мохнача, оно развернулось и растеклось по его шкуре сетью, притянув к толстому длинному телу короткие, но на диво грозные лапы, а само тело выгнув дугой…
Рывок, другой — и пленный зверь обмяк.
Паралитическая сеть сработала безукоризненно.
Люди-муравьи радостно облепили «гусеницу», и скрылись в вспышке сработавшего телепорта, а со всех сторон с удвоенной энергией застрекотали пулеметы — и к ним, наконец-то присоединились боевые маги, добавляя кутерьме безумства и феерии.
Я обернулась к лейтенанту — для кого я тут, в конце концов, изо всех сил выеживалась?
А тот вместо того, чтобы произнести давно заслуженную похвалу, вдруг предложил:
— В зачистке поучаствовать хочешь?
Он шутит?!
Да я тут чуть из штанишек не выскочила!
Нил, оглянувшийся на нас с веселым удивлением, рассмеялся.
— Давай, Корнвелл. Под мою ответственность! — попросил его Маккой и тот только головой недоверчиво покачал…
А потом — потянулся к переговорному устройству.
Я следила, прикипев к нему жадным взглядом.
Вот он поднес переговорник ко рту.
От волнения я не слышала ни слова, и только видела, как шевелятся его губы.
Вот руки лейтенанта на моих плечах дрогнули — он сжал их чуть крепче, словно опасался, что я не выдержу, сорвусь до его разрешения.
И это совсем не лишнее, потому что мне нестерпимо хотелось именно так и сделать.
Сила распирала меня.
Ее больше, чем когда бы то ни было! Ее давление почти невыносимо — и это и восхитительно, и мучительно сразу.
Вышки замолкают одна за другой — и когда затихает последняя, остается только вонь пороховых газов и существа из Пробоя внизу.
Лейтенант убрал руки.
Там, где они только что лежали, плечам вдруг становится невыносимо холодно, но это не важно, ничто не важно!
Я делаю шаг вперед — чтобы никто не помешал, не сбил.
И плету заклинание — выверяя каждое движение и невыносимо красуясь, выкладываясь изо всех сил…
Мужская часть нашей семьи любит это заклинание.
Оно пластичное и в умелых руках беспроблемно послушное.
Я люблю его меньше — слишком много сил оно жрет, но!
В этой ситуации — нужно именно оно.
Я разжала пальцы, и чары ушли вниз, и гудящее море белого пламени хлынуло, заполняя собой все пространство меж сторожевых вышек, выжигая все в этих очерченных границах любое живое существо…
Покрывая чудом выжившие сосенки, камни, траву, подножия вышек слоем пушистого белого пепла.
Ну?
Теперь-то меня наконец похвалят?!
За спиной, откуда я ждала если не бурного восхищения, то хотя бы сдержанного одобрения, задумчиво молчали.
— А теперь запомните, мисс Феррерс. Устав написан не для того, чтобы вы думали, а для того, чтобы вы его выполняли! В будущем, в случае возникновения в походных условиях подобных проблем, вы доложите, — я выделил голосом это слово, — мне о них, иначе по окончании похода я вам просто ноги оторву, и избавлю себя от головной боли! И ваша жалоба на майора, вместе с рапортом дока, не будут иметь никакой силы — потому что вы. О проблеме. Не доложили!
Я отпустил балбеску, изучил стык стены и потолка над ее головой, и…
— Примите мои извинения, — слова я выдавил устало, через силу. — Мне не следовало... вот так.
Сказал просто потому, что был не прав. А девица не виновата, что у меня год идет через одно место. И что она меня бесит. И что…
— Можно на «ты».
— Что? — неожиданные слова выдернули меня из собственных мыслей.
— Можно на «ты», и без «мисс Феррерс». Я Аманда. Только не надо никаких сокращений, ладно? И извинений не надо. По крайней мере — таких. Перебьюсь.
— Каких это? — вопреки логике, мне стало почти обидно.
Я тут перед ней корячусь, а ей — «не надо»!
— Таких! — она неопределенно обвела жестом мое лицо. — Такое ощущение, что вас сейчас ими размажет!
Надо было извиниться искренне. Или хотя бы разрешить встречное «тыканье».
Но я не сторонник панибратства с подопечными.
А она сама сказала, что перебьется.
Она действительно неплохо держалась. Для вчерашней студентки, и человека, который не планирует связывать свою жизнь с армией — так и вовсе, отлично. В штатных ситуациях действовала грамотно, согласно поставленным задачам, вперед паровоза не лезла несмотря на то, что вопросы задавала активно и везде совала свой нос — фигни не творила. Просто все ей надо было знать. Во всем разобраться, разложить по полочкам, а потом сложить обратно, как было, и посмотреть — будет ли оно работать. Если она в кого вцеплялась со своим исследовательским интересом — это всё, насмерть.
«Проще дать, чем объяснить, почему нет».
Мисс Феррерс быстро переименовали в Мисс Шило-в-заднице.
К тому же задница у нее… да-а… Мужики оценили.
В последнее время утренняя зарядка стала самым популярным мероприятием дня у всех, кто не на боевом дежурстве — ибо ее ежедневно почитала своим присутствием мисс Феррерс в спортивном топе и армейских штанах.
Не знаю, на что рассчитывал майор, обязав ее заниматься физподготовкой, но, как по мне, этим он сам отдал парней ей в руки.
А Феррерс особо и не протестовала.
К концу первого занятия поклонников у нее прибавилось помимо Тревора.
Дамочка не терялась, среди потных полуголых мужиков не тушевалась, но и внимания особо не обращала. На занятиях жилы особо не рвала и выше головы прыгнуть не пыталась, но и не филонила — выкладывалась честно.
С ней приятно было работать.
Всегда приятно работать с тем, кто честно выкладывается по полной, а не отбывает нудную повинность.
Ты понимаешь, для чего ты здесь, когда у твоего подопечного глаза горят.
Я особо старался ей спуску не давать, а парни…
Нет, грех их винить — фигурка у Феррерс действительно зачет.
А еще эта коза как-то раз зажала меня в угол, и поинтересовалась, какие у меня отношения с Тревором. Узнав. что дружеские, обрадовалась — значит, унять его в моих же интересах, а то мол, посадит она его за домогательства, не моргнув глазом, ибо достал уже.
С Тревором я пытался поговорить уже и без самых умных, но тот уперся, и голос разума слушать не хотел ни в какую — девица ему нравилась чем дальше, тем больше, и Эрик уже из шкуры выпрыгнуть готов, лишь бы обратить на себя благосклонное внимание.
...о допуске к телу речи уже ни шло.
Мадам не стеснялась, не комплексовала и тела не стыдилась, ни своего, ни чужого, но всех поклонников прекрасного (себя, то есть) держала в строгости. На почтительном расстоянии.
А по поводу Тревора сошлись на том, что пока он только глазеет и вьется вокруг с комплиментами, она терпит — а вот если перейдет эту черту, или распустит руки, то тут уж она в своем праве.
Я вздохнул.
Пока Феррерс работает в портальной, мое дело — молча и ненавязчиво присутствовать у нее за спиной, либо — подпирать стенку, если работа идет непосредственно с порталом.
— Ну, как она?
Майор перехватил Экеоя на обеде в столовой.
Тот стоял в очереди прямо за мной, и я, составляя на поднос обед, невольно прислушался к их разговору.
— Да… Толковая девка. Хваткая. — по кислому тону Роберта можно было понять, что это не похвала, а обстоятельство, лично ему причиняющее досадные неудобства.
Я ухмыльнулся — не лю-ю-юбит наш гений новенькую.
Он привык, что стажеры ему в рот заглядывают. Гуру, наставник! А с нынешней «ученицей» любая неточность обернется пятном на авторитете. И так уже лаборанты ей в рот смотрят.
Багаж знаний у Феррерс обширный, чутья и профессиональной удачи тоже достаточно. Ей пока не хватает только практического опыта.
?
ГЛАВА 5. Практика и вливание в коллектив
Мэнди
— Подъем, Феррерс, — скомандовал Маккой, выдернув меня из вязкого, тяжелого какого-то сна.
Я сначала села, принялась тереть лицо ладонями — не сразу сообразила, что проспала, и надо подрываться резче. Потом до меня с трудом дошло, что сейчас ночь, и я никак не могла проспать.
Но раз надо — значит, подъем, да. Я с выработавшейся уже сноровкой одевалась и трясла головой, пытаясь ее прочистить.
В голове гудело, к горлу то и дело подкатывала муть, а восстановить привычную координацию всё не удавалось. Тело ощущалось ватным.
— Живей, Феррерс, живей! — подгонял меня лейтенант, и тут до меня дошло.
Это же не остатки сна, из которых я никак не могу выпутаться, это же Пробой!
Дурнота, скверное самочувствие, частичное нарушение ориентации в пространстве — это же признаки колебания фона, сглаженные стабилизирующим эффектом портального накопителя!
Остаток амуниции я нацепила за доли секунды.
В крови бурлило нетерпение, предвкушение, здоровая опаска и жажда битвы.
Демоническая смесь.
Лифты были заблокированы, и по лестницам я неслась сперва быстрым шагом, а потом бегом.
— Здесь — налево, — поправил меня Маккой у какого-то поворота на минус втором, и мы свернули в неприметное ответвление, потом еще раз, несколько тяжелых бронированных дверей — а потом скудно освещенный ход с подъемом вверх, и по нему я, сгорая от нетерпения, летела уже скачками.
Сила пела в крови, и меня гнала вперед мысль, что наконец-то я сделаю здесь что-то нужное!
Серый коридор служебного хода, освещенный потолочными лампами, забранными в решетки, закончился быстро, тяжелая бронированная дверь открылась автоматически, выпуская меня на поверхность у подножия одной из стрелковых башен.
Я успела окинуть взглядом местность, увидеть, как кипит и взрывается под пулеметным огнем земля — стрелки на башнях отсекли основную часть пришедших с Пробоем существ от группы магов, сражавшихся с песчано-серой тушей. И выбрала место, где я никому не помешаю и не помешают мне.
Все это заняло мгновение, меньше вдоха. Я сгруппировалась и рывком метнулась к выбранной точке.
Собиралась, вернее.
Потому что споткнулась и полетела лицом в траву и прошлогодний опад, а сверху на меня навалился Маккой, ногой вдавив в землю мои бедра и взяв руку на болевой прием.
— Тихо-тихо-тихо, — ласково приговаривал лейтенант, но не заорала я вовсе не поэтому.
От остроты ощущений попросту дыханье сперло.
Маккоевский локоть весомо упирался мне в спину, одна моя рука была завернута под весьма интересным углом и совершенно не болела — если, конечно, я не пыталась ею пошевелить. На второй руке в захват попали только пальцы, но вывернуты они были так, что от малейшего напряжения мышц, конечность простреливало болью.
— Успокоилась?
— А… Ага… Да! — потрясение, адреналин и общее интересное положение здорово давили на мозги, с членораздельной речью обнаружилась проблема. Кашлянув, я собрала волю в кулак и внятно произнесла: — Я успокоилась, да. Отпустите, мне неудобно.
— Молодец.
Маккой непринужденно перехватил мои руки, вроде бы, ничего толком не поменялось, но ощущение, что мышцы порвутся от малейшего движения, меня покинуло.
Отпускать совсем лейтенант, впрочем, не торопился.
— Твое место в любом силовом столкновении — у меня за спиной. Поняла?
— Поняла!
— Повтори.
— У тебя за спиной!
— Умница. — Лейтенант скатился с моей помятой тушки, и скомандовал: — За мной!
И почти сразу скрылся внутри стрелковой вышки.
Я вскочила на ноги, отряхнувшись как собака, и рванула за ним.
Что я чуть не облажалась по-крупному, до меня дошло почти сразу, как лейтенант поставил мне подножку — выскочить на поле боя в разгар сражения, внести сумятицу в слаженные действия работающей команды, это...
Это еще постараться надо, чтобы придумать.
Не уследи за мной Макнянь — и парни на вышках вполне могли бы огрести по самое не балуйся, за то, что я погибла под дружественным огнем.
Стыдно признать, но лейтенант снова помешал мне сделать майора счастливым человеком.
Я молча бежала следом за Маккоем, чувствуя, как предвкушение и нетерпение распирают меня заново.
А вообще, близость пробоя оказывала на меня какой-то странный эффект.
Я читала об ухудшении самочувствия, о перепадах уровня силы. Паника, приступы паранойи, истерики — все это не редкость. Но вот это нездоровое нервное возбуждение, вплоть до потери осторожности?
Я старалась взять себя в руки. Очень старалась. Но оно кровь бурлила в жилах. Сила звала и пела. И только суровая спина Маккоя, ясно транслирующая «Только попробуй!», мешала мне рвануть вперед и вверх, на обзорную площадку.
Обзорная площадка сторожевой башни была просторной, три на три метра, примерно. Квадратная, укрытая от непогоды крышей на четырех столбах, огражденная по периметру бортиком и перилами.
Два пулемета на подвижных турелях — один молчал, а второй безостановочно плевался пулями по бурлящей массе внизу. И неожиданно мало людей: по три солдата возле каждого орудия, и боевой маг, с хищным интересом наблюдающий за тем, что происходит на земле.
— Становись здесь, Феррерс.
Боевик — это был Нил Корнвелл, один из тех парней, с кем я успела более-менее познакомиться, — ничего не сказал, мазнул одобрительным взглядом и вернулся к своей работе.
Маккой утвердил меня чуть правее боевика, сам встал за моей спиной, очень близко, я буквально кожей ощущала тепло его тела.
Впрочем, это мне, возможно, мерещилось, а вот едва ощутимое прикосновение рук к плечам было совершенно реальным.
Правый пулемет замолчал, и тут же залаял левый — голодно, зло, с едким запахом пороховой гари, отдаваясь вибрацией в каменный пол.
С других вышек таким же судорожным свирепым лаем отзывались его собратья. Очереди косили, не разбираясь, что пришедших в Пробой тварей, что сосновый подрост...
Странно было, что в этой какофонии я отчетливо слышала каждое слово Маккоя:
— Пробой начался около сорока минут назад, он слабенький, видишь — даже сигнал общей тревоги не подавали, дежурные расчеты своими силами к подъему задавят. Это плюс. Во время таких слабеньких волн умники обычно наглеют и требуют предоставлять им образцы пришедшей с волной фауны, для исследований, анализов и сбора статистики — это минус. Вот там, куда ты так внимательно сейчас смотришь, наши пытаются спеленать шестищиткового мохнача. Проблема в том, что ребятам приказано относиться к нему бережно, а у мохнача в адрес наших подобного приказа нет…
Я почти не слушала размеренный и ровный голос лейтенанта. Всем своим существом, всем вниманием я была сейчас там, внизу, вместе с магами, пытавшимися наложить на здоровенную тварь путы. И чуть ли не приплясывала на месте, комментируя и отчаянно более за наших.
Боевик, контролирующий остальную массу тварей, в ответ на особо горестный стон-возглас только оглянулся на меня — понимающе-сочувственно.
А я мысленно застонала — да не так же надо было! Не так!
Нестерпимо, до зуда в кончиках пальцев, до крупных мурашек по коже, хотелось вмешаться. Помочь. Принять участие.
И Маккой вдруг внезапно спросил:
— Хочешь попробовать?
Меня словно жаром изнутри залило. Огнем, жидким пламенем. И мой очумелый, неверящий взгляд был истолкован как «Да!»
— Нил, предупреди-ка наших, — попросил Ив, и боевик, чуть ухмыляясь, объявил в переговорное устройство:
— Все в стороны! Все в стороны! Будет поддержка сверху!
Маги, с такой высоты глядевшиеся не крупнее муравьев, дружно подались в стороны.
О, как я старалась!
Заклинание выплелось четко, как на тренировке. Лучше, чем на тренировке!
И вперед оно ушло по идеальной, невыносимо-безупречной траектории, оставив за собой красивый, ровный след в магическом поле, видный лишь одаренным.
А ударившись в мохнача, оно развернулось и растеклось по его шкуре сетью, притянув к толстому длинному телу короткие, но на диво грозные лапы, а само тело выгнув дугой…
Рывок, другой — и пленный зверь обмяк.
Паралитическая сеть сработала безукоризненно.
Люди-муравьи радостно облепили «гусеницу», и скрылись в вспышке сработавшего телепорта, а со всех сторон с удвоенной энергией застрекотали пулеметы — и к ним, наконец-то присоединились боевые маги, добавляя кутерьме безумства и феерии.
Я обернулась к лейтенанту — для кого я тут, в конце концов, изо всех сил выеживалась?
А тот вместо того, чтобы произнести давно заслуженную похвалу, вдруг предложил:
— В зачистке поучаствовать хочешь?
Он шутит?!
Да я тут чуть из штанишек не выскочила!
Нил, оглянувшийся на нас с веселым удивлением, рассмеялся.
— Давай, Корнвелл. Под мою ответственность! — попросил его Маккой и тот только головой недоверчиво покачал…
А потом — потянулся к переговорному устройству.
Я следила, прикипев к нему жадным взглядом.
Вот он поднес переговорник ко рту.
От волнения я не слышала ни слова, и только видела, как шевелятся его губы.
Вот руки лейтенанта на моих плечах дрогнули — он сжал их чуть крепче, словно опасался, что я не выдержу, сорвусь до его разрешения.
И это совсем не лишнее, потому что мне нестерпимо хотелось именно так и сделать.
Сила распирала меня.
Ее больше, чем когда бы то ни было! Ее давление почти невыносимо — и это и восхитительно, и мучительно сразу.
Вышки замолкают одна за другой — и когда затихает последняя, остается только вонь пороховых газов и существа из Пробоя внизу.
Лейтенант убрал руки.
Там, где они только что лежали, плечам вдруг становится невыносимо холодно, но это не важно, ничто не важно!
Я делаю шаг вперед — чтобы никто не помешал, не сбил.
И плету заклинание — выверяя каждое движение и невыносимо красуясь, выкладываясь изо всех сил…
Мужская часть нашей семьи любит это заклинание.
Оно пластичное и в умелых руках беспроблемно послушное.
Я люблю его меньше — слишком много сил оно жрет, но!
В этой ситуации — нужно именно оно.
Я разжала пальцы, и чары ушли вниз, и гудящее море белого пламени хлынуло, заполняя собой все пространство меж сторожевых вышек, выжигая все в этих очерченных границах любое живое существо…
Покрывая чудом выжившие сосенки, камни, траву, подножия вышек слоем пушистого белого пепла.
Ну?
Теперь-то меня наконец похвалят?!
За спиной, откуда я ждала если не бурного восхищения, то хотя бы сдержанного одобрения, задумчиво молчали.
