И если бы я сама не задала вопрос – вполне могла бы весь день просидеть сиднем, не слишком утруждая себя домашними делами. Однозначно, должна быть логичная и весомая причина, по которой столь лояльный и уравновешенный человек, как носорог, считает опасным выпускать на свободу «бедную» «маленькую» Лизу Миллс.
Было еще четвертое – мои смутные ощущения, но поймать их я так и не смогла, а потому просто отставила их в сторону для лучших времен, и с новым энтузиазмом обрушилась на скопления грязи. На сей раз мое внимание привлекла раковина умывальника – мраморная, как и ванна, приятной округлой формы, но настолько грязная, что над ней даже просто умыться было противно не говоря уже о том, чтобы положить мыло или зубную щетку.
Я выпрямилась, сдула с лица налипшую прядь и обвела дело рук своих критическим взглядом.
Жаль, ох, жаль что Мэтт отказался от той связки артефактов, которую пыталась всучить ему миссис Тернер. Глядишь, и нашлось бы среди них что-то поэффективнее мела и моей мускульной силы.
Ванная мрачно серела во мраке – вместо того, чтобы призывно белеть. Раковина выглядела примерно так же – лишенный должного регулярного ухода, нарядный белый камень пошел неопрятными разводами, посерел, и вернуть ему первозданный вид имеющимися в моем арсенале средствами возможным не представлялось.
Что ж, философски заключила я. По крайней мере, теперь я знаю, что здесь чисто. И не упаду в обморок, если вдруг моя зубная щетка упадет на раковину – ограничусь легким головокружением.
Юмор – юмором, конечно, но что в следственном изоляторе было поставлено на уровне, так это гигиена. Регулярная уборка силами заключенных под надзором сотрудников плюс систематическое использование дезинфицирующих заклинаний сбоев не давали.
Очищающие чары, проходя сквозь людей, пребывающих в помещении, дарили несколько минут неприятных ощущений ежедневно, оставляли ощущение какой-то подкожной сухости и дискомфорта, быстро сходящего на нет, но у инфекций, легко возникающих в местах высокой скученности людей, не было шансов.
А что волосы и кожа испортились… Скажем прямо – это нынче наименьшая из моих проблем.
...может быть, если как следует порыться в доме и оранжерее, удастся состряпать что-нибудь подходящее подручных средств.
Опомнившись, я горько усмехнулась собственным мыслям – ну надо же, трех дней не прошло, как вышла под надзор, до свободы еще дорогу грызть и грызть, а мысли уже о женском, мирном.
Ванная отобрала у меня три часа, и, погрузившись с головой в работу, я пропустила момент, когда мой надзиратель (с полной безответственностью игнорирующий свои, собственно, надзирательские обязанности) уехал. И спохватилась только ближе к обеду.
Кофе, выпитый за завтраком, давно забылся, и организм недвусмысленно намекал, что ему неплохо бы предложить полноценный обед. В животе поселилось знакомое сосущее чувство. Я прислушалась к нему, решая, чего я хочу больше – есть или осмотреться на местности. Выйти на улицу, без сопровождения и конвоя, туда, где нет стен, где над головой – солнце и небо...
Пожалуй, обед все же подождет.
Что там он говорил утром? Ужин, хлеб, вещи?
Кажется, его план придется подкорректировать. Ничего не имею против ужина и хлеба – но прежде, чем раскладывать вещи, неплохо бы разобраться с тем, куда их класть.
Но сначала – разведка.
Платье, купленное в торговой галерее, закрывало браслеты и сидело отлично – пусть и не сшитое на заказ, но отлично подобранное по размеру, деньги обнаружились там, где светлый и сказал, и магическая защита беспрепятственно выпустила меня за порог. И не знаю, отчего, но в голове было пусто и звонко, на сердце – неприлично радостно, а в ногах легко.
Уизел-холл, утопленный вглубь участка, остался за спиной. Я повертела головой. Слева и справа, насколько хватало обзора, виднелись такие же солидные ограды – кованка, литье, пики наверший и декоративные накладки, сквозь которые виднелись дома, каждый – сердце участка. Приличный район с солидными особняками, и соседские, на первый взгляд, выглядели вполне ухоженными, не заброшенными, как наш.
То есть, Тернерский.
Через дорогу особняков не было, там, сквозь металлическое кружево старой ограды, просматривались клены и самшиты одного из городских парков.
Я повертела головой, стоя на тротуаре. Пара кварталов направо, верно?
Через пару кварталов направо по улице оказался, впрочем, не магазин, а целая небольшая торговая площадь. Округлая, застроенная по краям лавками и магазинчиками, озелененная и уютная. До торговых галерей в центре города ей, конечно, было далеко – но и оскорбительного «магазин через два квартала направо», брошенного Мэттом Тернером, она не заслуживала.
В ряду магазинчиков, кроме того, в который меня, собственно, и отправили, со свежей выпечкой, приткнулась еще и лавка мясника, зеленщик, сапожная мастерская, и…
Я было скользнула взглядом мимо, но вернулась, зацепившись за вывеску «Бакалея матушки Фру». Серая ванная взывала к моему чувству прекрасного, а ноющие руки к улучшению условий труда. Поэтому я пересекла площадь и толкнула тяжелую дверь с большим матовым стеклом. Мелодично тренькнул задетый колокольчик, а женщина за прилавком, высокая с приятным округлым лицом, тут же расплылась мне навстречу улыбкой.
- Доброго дня, мисс…
Финал фразы слегка повис в воздухе – бакалейщица не узнала во мне ни одну из постоянных клиенток, из чего можно было рассудить, что новые лица здесь появляются не так часто. Но она тут же продолжила, скрашивая неловкость:
- Чем я могу вам помочь?
- Что у вас есть из чистящих средств? – я окинула рассеянным взглядом лавку – небольшую, но аккуратную, заставленную товаром по самый потолок. – Желательно, с магической составляющей.
- Наводите порядок в новом доме? – прозорливо уточнила дама, уже двинувшись к нужной полке.
- Если бы в новом, - пробубнила я, закатив глаза.
- Порошок «Чистоблеск». С примесью алхимической алмазной пыли. Прекрасно подходит для камня и железа, но я не рекомендовала бы использовать его для стекла и дерева. Признаюсь вам откровенно, стоит своих денег. Когда моя дочка вышла замуж и переехала к своему супругу, только он ее и спас от того, что ее драгоценный супруг сотворил с квартирой за десять лет одиночества и нежелания платить домработнице.
- Беру, - легко согласилась я. – Давайте три… нет, четыре! Или, может быть… пять?
- Что вы собираетесь чистить? – простодушно изумилась бакалейщица. – Обелиск на Триальской площади?
Я мрачно подумала, что обелиск отчистить было бы проще и призналась:
- Резиденцию Тернеров.
- Матерь божья! – матушка Фру воскликнула настолько искренне, что мне даже стало приятно, что хоть кто-то оценил весь масштаб стоящей передо мной задачи. – Вот, еще обязательно возьмите эту пасту: мелочь всякая – серебро, медь, бронза – засияют как новые! И еще, если позволите, могу посоветовать…
В итоге прилавок оказался заставлен всяческими моющими-чистящими-полирующими и прочими средствами. И я этому совершенно не препятствовала, переживая только об одном – хватит ли на это счастье выданных носорогом денег. И черт с ним, с хлебом!
- А плотника не посоветуете? – пребывая в мечтах о том, как изменю свою (ну и Мэтта заодно) жизнь к лучшему, я вспомнила еще о пугающих меня ступеньках.
- Конечно, мистер Уэлс, прекрасный мастер! Он как раз должен будет заглянуть ко мне сегодня вечером за сахаром, хотите, я передам, что в его услугах нуждаются мисс…
- Миллс.
- ..мисс Миллс из особняка Тернеров, - с улыбкой закончила она, и вдруг эта улыбка застыла на ее лице, будто приклеенная скверным клеем – кривовато и неестественно.
Я даже машинально обернулась, кто там вошел в лавку, что бедную женщину так перекосило. И только потом сообразила, что звонка колокольчика слышно не было. А смотрела она на меня. Теперь уже – с неприятной смесью испуга и брезгливости.
Знает. Понятия не имею откуда, но знает – четко осознала я.
Настроение мгновенно улетело в отметку «глубокий минус», в душе всколыхнулась злоба и раздражение.
- Сколько? – процедила я, решив, что встану насмерть, но без товара отсюда не уйду и пусть только попробует отказаться меня обслужить. Что я сделаю – я понятия не имела, но почему-то это было невероятно важно.
- Четыре фунта, пять шиллингов, три пенса, - механически произнесла миссис Фру, отмерла и продолжила упаковывать покупки, вот только лицо у нее при этом сделалось такое, будто она с огромным удовольствием мне рожу Чистоблеском начистила бы сама.
Рука моя, достающая деньги, не дрогнула, несмотря на то что это было почти все, что оставил мне Мэттью, и я подозревала, что оставил не на один поход в магазин. До того, как лицо бакалейщицы сделалось гипсовой маской, я бы, может, и прикинула, что взять сейчас, что оставить на потом, чтобы не транжирить попусту. Но сейчас мне просто хотелось убраться отсюда подальше и поскорее. Мне даже неинтересно было, как она узнала, кто я.
Хотя вру. Неинтересно, но важно. Но спрашивать это сейчас я не могла.
Расплатившись, я забрала сдачу, сгребла увесистые пакеты и покинула «Бакалею матушки Фру» с такой прямой спиной, будто проглотила одну из пик парковой ограды.
Мэтт
- Ты реально свалил с ней в Уизел-Холл?
- И тебе привет, - буркнул я, усаживаясь в одно из кресел для посетителей, скинул ботинки и закинул ноги на второе.
- Идиотская привычка, - проворчал лучший друг, глядя на это действо неодобрительно. – У меня сразу появляется ощущение, что ты мой дядюшка Яша из дальних стран, приехавший на пару дней, и оставшийся на десятилетку.
- Можно подумать, ты мне не рад. Спасибо скажи, я сдерживаю очередь из очень нудных просителей.
- Нет там никаких просителей!
- Это потому, что я их сдерживаю.
Том закатил глаза и откинулся на спинку своего кресла.
- Так ты реально свалил с ней в Уизел-Холл?
- Ну да, - я пожал плечами, взял со стола друга фото Камиллы и принялся его разглядывать так, будто видел в первый раз.
- С ума сошел?
- Не ты ли уверял меня, что она бедная несчастная, безобиднейшая девочка?
- Я не про то! Эта развалина непригодна для жизни!
- Какие вы все неженки.
- И ты оставил ее сейчас там одну?
- А что я обязан надзирать за ней круглосуточно?
Том ударил себя ладонью по лбу и обреченно потер глаза.
- Я начинаю жалеть, что попросил тебя об этой услуге.
- Чудно. Тогда, может, заберешь ее и передашь кому более надежному?
Я произнес это как можно непринужденнее, но Том мгновенно напрягся.
- Что случилось?
- Ничего.
Взгляд друга сделался тяжелым.
- Ничего! – повторил я погромче и поубедительней. – На самом деле я не за этим пришел, но попытаться стоило.
Том продемонстрировал мне кулак. Раньше в таких случаях он отвесил бы мне ментальный подзатыльник, и я отдал дань дружескому такту.
Мы были ровесниками и знали друг друга чуть ли не с пеленок. Даже родились в один месяц, и даже почти в один день – Томас опередил меня на какие-то сутки, но очевидно эти сутки были какими-то невероятно значимыми в астральном плане, потому что иногда создавалось ощущение, что приятель старше меня на пару лет, а иногда – на десяток. Он всегда знал, как надо и всегда знал как лучше. Я, бывало, шутил, что, если бы мир прислушивался к его мнению, мы бы давно уже жили в Утопии.
Впрочем, Том и впрямь поначалу решительно пробивал себе дорогу к мировому господству, выбрав политическую карьеру. Вот только теперь гробил ее непопулярными программами.
- Так зачем ты пришел?
- Соскучился! Ладно, ладно, - я прекратил ерничать и вернул фото Камиллы на место. – Хотел задать пару вопросов. У мисс Миллс осталась какая-то семья?
- Насколько мне известно – нет. И родители, и брат погибли. Дядя и кузен были казнены. О более дальних мне ничего не известно. Даже если они и есть, семья не особенно поддерживала контакт.
- А их дом?
- Конфискован, как и все ценное имущество.
- А не ценное?
- К чему ты клонишь? – Том заинтересованно приподнялся, разглядывая меня со странным выражением лица.
- Ну… одежда, фото, книги, прочая дребедень? Личные вещи, мелочи, не имеющие ценности?
- Одежда вполне возможно передана в центры помощи малоимущим. Книги – в библиотеки. Остальное… если честно, понятия не имею, это не входит в мою компетенцию.
- А узнать можешь?
- Попробую. Зачем тебе?
- Не мне, - я мотнул головой. – Ей.
- Она спрашивала?
Я чуть помолчал. Нет, она не спрашивала. Ее просто доставили на порог моего дома, как посылку, с одиноким чемоданом в руках, набитым казенной ерундой. Нате, пользуйтесь. Я знал, что суть программы Тома заключалась не в том, чтобы унизить темных, поставив их в услужение, а в том, чтобы хотя бы так перемешать нас обратно. Начать стирать эту жирную черту, проведенную между черным и белым. Я знал, что он тщательно выбирает надзирателей для своих подопечных. Я знал, почему он выбрал меня.
И еще поэтому я не хотел становиться тем, кто даст свободу Лизе Миллс. Я не хочу вмешиваться в политику. Не хочу, чтобы мое имя полоскали заголовки а-ля «Герой войны отпустил на свободу одну из тех, кто искалечил его жизнь».
Если она действительно не заслужила своей участи, то она легко получит свободу в другом месте. А пока пусть чуть выдохнет и почувствует себя обратно человеком.
- Да, спрашивала, - ответил я, открыто и честно глядя товарищу в глаза.
- Ладно, выясню. – Том тоже помолчал, а потом посмотрел на меня, как психотерапевт на пациента – ласково-ласково. – Ну, как вы там?
Я пожал плечами.
- Все будет зависеть от того, как она готовит. Сожжет ужин – больше на меня со своей программой не рассчитывай!
- Мэтт! Ты ей это озвучить, я надеюсь, не додумался?
- Ой да расслабься, твоя «безобидная девочка» сегодня ночью всех привидений в доме распугала. Воинственная особа со статуэткой наперевес. Можешь за нее не переживать.
На лице друга отразилась тяжелые душевные терзания и размышления на тему «а хочу ли я знать?», глас разума вмешался, и подсказал ему правильно – нет, не хочет. Поэтому Том нахмурился, как всегда, когда пытался казаться взрослее и серьезнее, и произнес:
- Вообще хорошо, что ты зашел. До меня тут неприятные сведения донесли. В общем, правительство программу, вроде как, по-прежнему поддерживает, и мне в принципе удается склонять некоторых деятелей на свою сторону. Но вот в прессе и среди жителей всякое творится. Кто-то продолжает раздувать бучу, недовольство, что темные разгуливают на свободе. Мы, конечно, бросаем все силы на пропаганду, но результаты пока… так себе.
Только этого мне еще не хватало.
Я вздохнул, и Том мой вздох расценил правильно, тут же набычившись:
- Слушай, ты и так дома сидишь целыми днями, ерундой страдаешь, а тут хоть с пользой.
Да, дружеского такта лучшего друга хватило ненадолго. Впрочем, на него я не обижался. Он и Камилла были единственными, кому я мог подобное простить.
Том посопел, не дождался моей реации – ни гнева, ни раскаяния и заверений, что я исправлюсь – и предпринял еще один шаг в известном направлении:
- Ты к работе возвращаться не собираешься?
Я заломил бровь, выражая полное недоумение.
- Мэтт, не делай идиотскую рожу. Магия нужна тебе только для трети твоих обязанностей. Все остальное…
- Нет, спасибо, - я осклабился. – Мне понравилось, как ты выразился, страдать ерундой.
Было еще четвертое – мои смутные ощущения, но поймать их я так и не смогла, а потому просто отставила их в сторону для лучших времен, и с новым энтузиазмом обрушилась на скопления грязи. На сей раз мое внимание привлекла раковина умывальника – мраморная, как и ванна, приятной округлой формы, но настолько грязная, что над ней даже просто умыться было противно не говоря уже о том, чтобы положить мыло или зубную щетку.
Я выпрямилась, сдула с лица налипшую прядь и обвела дело рук своих критическим взглядом.
Жаль, ох, жаль что Мэтт отказался от той связки артефактов, которую пыталась всучить ему миссис Тернер. Глядишь, и нашлось бы среди них что-то поэффективнее мела и моей мускульной силы.
Ванная мрачно серела во мраке – вместо того, чтобы призывно белеть. Раковина выглядела примерно так же – лишенный должного регулярного ухода, нарядный белый камень пошел неопрятными разводами, посерел, и вернуть ему первозданный вид имеющимися в моем арсенале средствами возможным не представлялось.
Что ж, философски заключила я. По крайней мере, теперь я знаю, что здесь чисто. И не упаду в обморок, если вдруг моя зубная щетка упадет на раковину – ограничусь легким головокружением.
Юмор – юмором, конечно, но что в следственном изоляторе было поставлено на уровне, так это гигиена. Регулярная уборка силами заключенных под надзором сотрудников плюс систематическое использование дезинфицирующих заклинаний сбоев не давали.
Очищающие чары, проходя сквозь людей, пребывающих в помещении, дарили несколько минут неприятных ощущений ежедневно, оставляли ощущение какой-то подкожной сухости и дискомфорта, быстро сходящего на нет, но у инфекций, легко возникающих в местах высокой скученности людей, не было шансов.
А что волосы и кожа испортились… Скажем прямо – это нынче наименьшая из моих проблем.
...может быть, если как следует порыться в доме и оранжерее, удастся состряпать что-нибудь подходящее подручных средств.
Опомнившись, я горько усмехнулась собственным мыслям – ну надо же, трех дней не прошло, как вышла под надзор, до свободы еще дорогу грызть и грызть, а мысли уже о женском, мирном.
Ванная отобрала у меня три часа, и, погрузившись с головой в работу, я пропустила момент, когда мой надзиратель (с полной безответственностью игнорирующий свои, собственно, надзирательские обязанности) уехал. И спохватилась только ближе к обеду.
Кофе, выпитый за завтраком, давно забылся, и организм недвусмысленно намекал, что ему неплохо бы предложить полноценный обед. В животе поселилось знакомое сосущее чувство. Я прислушалась к нему, решая, чего я хочу больше – есть или осмотреться на местности. Выйти на улицу, без сопровождения и конвоя, туда, где нет стен, где над головой – солнце и небо...
Пожалуй, обед все же подождет.
Что там он говорил утром? Ужин, хлеб, вещи?
Кажется, его план придется подкорректировать. Ничего не имею против ужина и хлеба – но прежде, чем раскладывать вещи, неплохо бы разобраться с тем, куда их класть.
Но сначала – разведка.
Платье, купленное в торговой галерее, закрывало браслеты и сидело отлично – пусть и не сшитое на заказ, но отлично подобранное по размеру, деньги обнаружились там, где светлый и сказал, и магическая защита беспрепятственно выпустила меня за порог. И не знаю, отчего, но в голове было пусто и звонко, на сердце – неприлично радостно, а в ногах легко.
Уизел-холл, утопленный вглубь участка, остался за спиной. Я повертела головой. Слева и справа, насколько хватало обзора, виднелись такие же солидные ограды – кованка, литье, пики наверший и декоративные накладки, сквозь которые виднелись дома, каждый – сердце участка. Приличный район с солидными особняками, и соседские, на первый взгляд, выглядели вполне ухоженными, не заброшенными, как наш.
То есть, Тернерский.
Через дорогу особняков не было, там, сквозь металлическое кружево старой ограды, просматривались клены и самшиты одного из городских парков.
Я повертела головой, стоя на тротуаре. Пара кварталов направо, верно?
Через пару кварталов направо по улице оказался, впрочем, не магазин, а целая небольшая торговая площадь. Округлая, застроенная по краям лавками и магазинчиками, озелененная и уютная. До торговых галерей в центре города ей, конечно, было далеко – но и оскорбительного «магазин через два квартала направо», брошенного Мэттом Тернером, она не заслуживала.
В ряду магазинчиков, кроме того, в который меня, собственно, и отправили, со свежей выпечкой, приткнулась еще и лавка мясника, зеленщик, сапожная мастерская, и…
Я было скользнула взглядом мимо, но вернулась, зацепившись за вывеску «Бакалея матушки Фру». Серая ванная взывала к моему чувству прекрасного, а ноющие руки к улучшению условий труда. Поэтому я пересекла площадь и толкнула тяжелую дверь с большим матовым стеклом. Мелодично тренькнул задетый колокольчик, а женщина за прилавком, высокая с приятным округлым лицом, тут же расплылась мне навстречу улыбкой.
- Доброго дня, мисс…
Финал фразы слегка повис в воздухе – бакалейщица не узнала во мне ни одну из постоянных клиенток, из чего можно было рассудить, что новые лица здесь появляются не так часто. Но она тут же продолжила, скрашивая неловкость:
- Чем я могу вам помочь?
- Что у вас есть из чистящих средств? – я окинула рассеянным взглядом лавку – небольшую, но аккуратную, заставленную товаром по самый потолок. – Желательно, с магической составляющей.
- Наводите порядок в новом доме? – прозорливо уточнила дама, уже двинувшись к нужной полке.
- Если бы в новом, - пробубнила я, закатив глаза.
- Порошок «Чистоблеск». С примесью алхимической алмазной пыли. Прекрасно подходит для камня и железа, но я не рекомендовала бы использовать его для стекла и дерева. Признаюсь вам откровенно, стоит своих денег. Когда моя дочка вышла замуж и переехала к своему супругу, только он ее и спас от того, что ее драгоценный супруг сотворил с квартирой за десять лет одиночества и нежелания платить домработнице.
- Беру, - легко согласилась я. – Давайте три… нет, четыре! Или, может быть… пять?
- Что вы собираетесь чистить? – простодушно изумилась бакалейщица. – Обелиск на Триальской площади?
Я мрачно подумала, что обелиск отчистить было бы проще и призналась:
- Резиденцию Тернеров.
- Матерь божья! – матушка Фру воскликнула настолько искренне, что мне даже стало приятно, что хоть кто-то оценил весь масштаб стоящей передо мной задачи. – Вот, еще обязательно возьмите эту пасту: мелочь всякая – серебро, медь, бронза – засияют как новые! И еще, если позволите, могу посоветовать…
В итоге прилавок оказался заставлен всяческими моющими-чистящими-полирующими и прочими средствами. И я этому совершенно не препятствовала, переживая только об одном – хватит ли на это счастье выданных носорогом денег. И черт с ним, с хлебом!
- А плотника не посоветуете? – пребывая в мечтах о том, как изменю свою (ну и Мэтта заодно) жизнь к лучшему, я вспомнила еще о пугающих меня ступеньках.
- Конечно, мистер Уэлс, прекрасный мастер! Он как раз должен будет заглянуть ко мне сегодня вечером за сахаром, хотите, я передам, что в его услугах нуждаются мисс…
- Миллс.
- ..мисс Миллс из особняка Тернеров, - с улыбкой закончила она, и вдруг эта улыбка застыла на ее лице, будто приклеенная скверным клеем – кривовато и неестественно.
Я даже машинально обернулась, кто там вошел в лавку, что бедную женщину так перекосило. И только потом сообразила, что звонка колокольчика слышно не было. А смотрела она на меня. Теперь уже – с неприятной смесью испуга и брезгливости.
Знает. Понятия не имею откуда, но знает – четко осознала я.
Настроение мгновенно улетело в отметку «глубокий минус», в душе всколыхнулась злоба и раздражение.
- Сколько? – процедила я, решив, что встану насмерть, но без товара отсюда не уйду и пусть только попробует отказаться меня обслужить. Что я сделаю – я понятия не имела, но почему-то это было невероятно важно.
- Четыре фунта, пять шиллингов, три пенса, - механически произнесла миссис Фру, отмерла и продолжила упаковывать покупки, вот только лицо у нее при этом сделалось такое, будто она с огромным удовольствием мне рожу Чистоблеском начистила бы сама.
Рука моя, достающая деньги, не дрогнула, несмотря на то что это было почти все, что оставил мне Мэттью, и я подозревала, что оставил не на один поход в магазин. До того, как лицо бакалейщицы сделалось гипсовой маской, я бы, может, и прикинула, что взять сейчас, что оставить на потом, чтобы не транжирить попусту. Но сейчас мне просто хотелось убраться отсюда подальше и поскорее. Мне даже неинтересно было, как она узнала, кто я.
Хотя вру. Неинтересно, но важно. Но спрашивать это сейчас я не могла.
Расплатившись, я забрала сдачу, сгребла увесистые пакеты и покинула «Бакалею матушки Фру» с такой прямой спиной, будто проглотила одну из пик парковой ограды.
Мэтт
- Ты реально свалил с ней в Уизел-Холл?
- И тебе привет, - буркнул я, усаживаясь в одно из кресел для посетителей, скинул ботинки и закинул ноги на второе.
- Идиотская привычка, - проворчал лучший друг, глядя на это действо неодобрительно. – У меня сразу появляется ощущение, что ты мой дядюшка Яша из дальних стран, приехавший на пару дней, и оставшийся на десятилетку.
- Можно подумать, ты мне не рад. Спасибо скажи, я сдерживаю очередь из очень нудных просителей.
- Нет там никаких просителей!
- Это потому, что я их сдерживаю.
Том закатил глаза и откинулся на спинку своего кресла.
- Так ты реально свалил с ней в Уизел-Холл?
- Ну да, - я пожал плечами, взял со стола друга фото Камиллы и принялся его разглядывать так, будто видел в первый раз.
- С ума сошел?
- Не ты ли уверял меня, что она бедная несчастная, безобиднейшая девочка?
- Я не про то! Эта развалина непригодна для жизни!
- Какие вы все неженки.
- И ты оставил ее сейчас там одну?
- А что я обязан надзирать за ней круглосуточно?
Том ударил себя ладонью по лбу и обреченно потер глаза.
- Я начинаю жалеть, что попросил тебя об этой услуге.
- Чудно. Тогда, может, заберешь ее и передашь кому более надежному?
Я произнес это как можно непринужденнее, но Том мгновенно напрягся.
- Что случилось?
- Ничего.
Взгляд друга сделался тяжелым.
- Ничего! – повторил я погромче и поубедительней. – На самом деле я не за этим пришел, но попытаться стоило.
Том продемонстрировал мне кулак. Раньше в таких случаях он отвесил бы мне ментальный подзатыльник, и я отдал дань дружескому такту.
Мы были ровесниками и знали друг друга чуть ли не с пеленок. Даже родились в один месяц, и даже почти в один день – Томас опередил меня на какие-то сутки, но очевидно эти сутки были какими-то невероятно значимыми в астральном плане, потому что иногда создавалось ощущение, что приятель старше меня на пару лет, а иногда – на десяток. Он всегда знал, как надо и всегда знал как лучше. Я, бывало, шутил, что, если бы мир прислушивался к его мнению, мы бы давно уже жили в Утопии.
Впрочем, Том и впрямь поначалу решительно пробивал себе дорогу к мировому господству, выбрав политическую карьеру. Вот только теперь гробил ее непопулярными программами.
- Так зачем ты пришел?
- Соскучился! Ладно, ладно, - я прекратил ерничать и вернул фото Камиллы на место. – Хотел задать пару вопросов. У мисс Миллс осталась какая-то семья?
- Насколько мне известно – нет. И родители, и брат погибли. Дядя и кузен были казнены. О более дальних мне ничего не известно. Даже если они и есть, семья не особенно поддерживала контакт.
- А их дом?
- Конфискован, как и все ценное имущество.
- А не ценное?
- К чему ты клонишь? – Том заинтересованно приподнялся, разглядывая меня со странным выражением лица.
- Ну… одежда, фото, книги, прочая дребедень? Личные вещи, мелочи, не имеющие ценности?
- Одежда вполне возможно передана в центры помощи малоимущим. Книги – в библиотеки. Остальное… если честно, понятия не имею, это не входит в мою компетенцию.
- А узнать можешь?
- Попробую. Зачем тебе?
- Не мне, - я мотнул головой. – Ей.
- Она спрашивала?
Я чуть помолчал. Нет, она не спрашивала. Ее просто доставили на порог моего дома, как посылку, с одиноким чемоданом в руках, набитым казенной ерундой. Нате, пользуйтесь. Я знал, что суть программы Тома заключалась не в том, чтобы унизить темных, поставив их в услужение, а в том, чтобы хотя бы так перемешать нас обратно. Начать стирать эту жирную черту, проведенную между черным и белым. Я знал, что он тщательно выбирает надзирателей для своих подопечных. Я знал, почему он выбрал меня.
И еще поэтому я не хотел становиться тем, кто даст свободу Лизе Миллс. Я не хочу вмешиваться в политику. Не хочу, чтобы мое имя полоскали заголовки а-ля «Герой войны отпустил на свободу одну из тех, кто искалечил его жизнь».
Если она действительно не заслужила своей участи, то она легко получит свободу в другом месте. А пока пусть чуть выдохнет и почувствует себя обратно человеком.
- Да, спрашивала, - ответил я, открыто и честно глядя товарищу в глаза.
- Ладно, выясню. – Том тоже помолчал, а потом посмотрел на меня, как психотерапевт на пациента – ласково-ласково. – Ну, как вы там?
Я пожал плечами.
- Все будет зависеть от того, как она готовит. Сожжет ужин – больше на меня со своей программой не рассчитывай!
- Мэтт! Ты ей это озвучить, я надеюсь, не додумался?
- Ой да расслабься, твоя «безобидная девочка» сегодня ночью всех привидений в доме распугала. Воинственная особа со статуэткой наперевес. Можешь за нее не переживать.
На лице друга отразилась тяжелые душевные терзания и размышления на тему «а хочу ли я знать?», глас разума вмешался, и подсказал ему правильно – нет, не хочет. Поэтому Том нахмурился, как всегда, когда пытался казаться взрослее и серьезнее, и произнес:
- Вообще хорошо, что ты зашел. До меня тут неприятные сведения донесли. В общем, правительство программу, вроде как, по-прежнему поддерживает, и мне в принципе удается склонять некоторых деятелей на свою сторону. Но вот в прессе и среди жителей всякое творится. Кто-то продолжает раздувать бучу, недовольство, что темные разгуливают на свободе. Мы, конечно, бросаем все силы на пропаганду, но результаты пока… так себе.
Только этого мне еще не хватало.
Я вздохнул, и Том мой вздох расценил правильно, тут же набычившись:
- Слушай, ты и так дома сидишь целыми днями, ерундой страдаешь, а тут хоть с пользой.
Да, дружеского такта лучшего друга хватило ненадолго. Впрочем, на него я не обижался. Он и Камилла были единственными, кому я мог подобное простить.
Том посопел, не дождался моей реации – ни гнева, ни раскаяния и заверений, что я исправлюсь – и предпринял еще один шаг в известном направлении:
- Ты к работе возвращаться не собираешься?
Я заломил бровь, выражая полное недоумение.
- Мэтт, не делай идиотскую рожу. Магия нужна тебе только для трети твоих обязанностей. Все остальное…
- Нет, спасибо, - я осклабился. – Мне понравилось, как ты выразился, страдать ерундой.
