— Воду быстро, — скомандовала девушка, такая же черноволосая и кудрявая как Соловей, — тащите бинты и костёр разожгите.
Дети прыснули кто куда выполнять её поручения, а девушка поднялась и со всей силы саданула Соловья в бок кулаком.
Тот охнул и согнулся от боли:
— Сдурела, Зорка?!
— Это тебе за то, что один пошёл! И кого ты ещё с собой притащил?
— Кого надо, того и притащил! Я перед тобой отчитываться не обязан.
— Ты, — злой взгляд кудрявой девушки остановился на Тиане, — ты кто такая?
— И она перед тобой отчитываться не обязана, — тон Соловья внезапно сделался вкрадчивым, почти ласковым, — займись делом, Зорка, и не лезь, куда не просят.
Дети тем временем принесли воды, подоспели ещё три девушки — все молодые, не старше Тианы, и Зорка предпочла не продолжать скандал. Намочила чистую тряпку, принялась осторожно смывать с тела Рина грязь и кровь.
А Соловей выпрямился, напряжённо застыл, не сводя взгляда с медленно идущей к нему женщины. Высокая, очень худая, ещё не старая, но совершенно седая, она шла сильно хромая, опираясь на сучковатый посох. У Тианы при виде неё почему-то перехватило дыхание, словно она была в чём-то виновата перед этой женщиной.
А та подошла и без слов обняла Соловья, погладила по склонённой голове.
— Ну, что ты, мам, всё хорошо же, — улыбка на лице разбойника вышла детская и беззащитная, Тиана даже представить себе не могла, что он умеет так улыбаться.
Женщина легонько взъерошила его кудри и отстранилась, взглянула на Рина, спросила:
— Как он, девочки?
— Плохо, — по-деловому доложила Зорка, — серьёзная рана всего одна, но она успела загноиться. Нужно очистить рану и сбить жар, иначе… — она тяжело сглотнула и не закончила фразу.
— Ясно, — кивнула женщина. — Позовите Зару, мы займёмся. А потом, — она обернулась к Соловью, — ты представишь нам свою гостью.
Всё странное лесное племя переместилось к разожжённому костру. Рина устроили на расстеленном возле огня одеяле, среди детей и молодёжи появилась ещё одна женщина. Тиана, не зная куда себя деть, со страхом наблюдала, как она прокаливает в огне нож, и отвернулась, когда женщина склонилась над Рином. Подумала ещё, что хорошо, что тот без сознания — не почувствует боли. Чтобы отвлечься принялась рассматривать всех обитателей разбойничьей стоянки.
Насчитала одиннадцать детей, самым младшим из которых — похожим друг на друга мальчику и девочке — было на вид лет десять. Молодёжь по возрасту от детей не далеко ушла. Семеро парней, включая Соловья и бедного Рина, и четыре девушки. Кроме двух женщин, хлопотавших над раненым, других взрослых не видно.
Странно это всё. И Соловей странный. Его бьёт девчонка, но все остальные слушаются. Да и Зорка, выплеснув гнев, больше не осмеливается спорить. Сказал Соловей, не лезть с расспросами к Тиане, никто и не лезет. Даже не подходит никто, хотя любопытные взгляды её не оставляют. Что им сказать? Тиана вдруг сообразила, что навлекла на этих детей опасность. Её ведь будут искать, пропажу принцессы так не оставят.
Соловей, который к своим девятнадцати годам успел получить прозвище «разбойник» и статус вождя того, что осталось от некогда большого клана, выдохнул, вместе с воздухом выталкивая застарелое напряжение и сел на толстое бревно. Зря не глянул куда садится — коварный сучок воткнулся в зад. Некстати вспомнилось, как они вдвоём с Рином несколько дней назад тащили на стоянку это бревно, а потом очищали от сучков и веток. Плохо, получилось, очистили, раз один пропустили. И он плохой вожак, раз позволил такому случиться — и это он сейчас не про сучок, а про Рина.
За все четыре года, что Соловей был главным, всякое случалось, но он не потерял ни одного человека. А сейчас был очень близок к такой потере.
Почему Рин один попёрся на ту ярмарку, где его схватили, он будет разбираться позже с самим Рином, когда (или если) он очнётся. Нет, не если — когда! Соловей сейчас уговаривал сам себя. Рин обязательно очнётся, выздоровеет и получит по шее за непослушание. Но это потом. А пока Рин лежит белый и неподвижный, и смотреть на него страшно. Когда со столба снимал, было страшно, и теперь — так же. Он тогда только через день выяснил, куда девался один из его парней, ещё сутки потребовались, чтобы его вытащить. Всё это время Рин провёл прикованный к столбу — раненый, без еды и воды. В последнее время в столице обычное дело — перед казнью три дня держать преступника у позорного столба. До казни не все из них и доживают.
Соловей передёрнул плечами и перевёл взгляд на странную девчонку в одеяле и расшитых драгоценностями туфлях. Тиана мялась в сторонке, не решаясь ни присесть, ни подойти поближе. Если она та, о ком он думает, забот вскоре прибавится. Нужно было бросить её в городе, голова бы сейчас не болела.
«Да, — сказал ехидный голосок в больной голове, — что бы с ней стало ночью в городе? До утра одно одеяло бы осталось».
Это правда. Доблестные стражи Талласа с завидным усердием рыщут по лесам в поисках Соловья-разбойника и его грозной банды, а в собственные трущобы носа стараются не казать.
Женщины тем временем закончили заниматься ранами Рина, Мирена велела парням перенести его в их с Зарой шатёр, а сама подошла к Соловью. В ответ на вопросительный взгляд только головой покачала, спросила о другом:
— Девушка, Соловей. Я видела её раньше. Ты знаешь, кого привёл?
Он вздохнул в ответ.
— Догадываюсь.
— Что делать будешь?
Соловей запустил руку в чёрные кудри, потёр висок. Взглянул на мать снизу-вверх.
— Надо бы уйти, может даже, в горы подальше забраться. Но пока Рин в таком состоянии мы никуда не сможем двинуться. Придётся сидеть здесь. Охрану стоянки усилим, всем прикажу далеко не отходить даже на охоте, чтоб по первому зову могли вернуться. Ладно, в конце концов, пока она рядом со мной, никакая магия её не обнаружит. А по-другому нас найти — ну, пусть попытаются. Четыре года уже ищут.
— Это понятно, — стоять Мирене было тяжело, но присесть она не пыталась, — я имела в виду, что будешь делать с девушкой?
— Не знаю, — Соловей пожал плечами, он и правда об этом ещё не задумывался, — ещё одна беглянка в нашей стае беглецов. Мам, ты не думаешь, что она такая же как мы?
— Зара тоже узнала девочку, — вместо ответа сказала мать, — она против того, чтоб оставить её.
— Я здесь вождь! — вспылил Соловей, сказались собственная растерянность и усталость.
— С каких это пор совет матерей не может возразить вождю?
— А с каких это пор матери выгоняют под нож девчонку?
— Так уж и под нож?
— Знаешь, мам, я думаю даже хуже. Я же не для красоты притащил принцессу. Я не совсем идиот, понимаю, чем всё может обернуться.
— Рассказывай, Мар, — мама наконец-то присела рядом. И она так редко называла его по имени.
Соловей рассказал всё. Как прикрылся принцессой от стражи, как взял на лодку, как она догадалась о его силе и просила о помощи. И как едва не утонула, поддавшись зову, стоило ненадолго её оставить.
— Страшные дела творятся в славном Талласе, — вздохнула Мирена. — Я поняла тебя. Я поговорю с Зарой. Даже если она будет против, я поддержу тебя. Надеюсь только, что это решение не навлечёт беду на наши головы. Пойду проверю, как там Рин, — она тяжело поднялась и, опираясь на палку, похромала к шатру матерей.
А Соловей свистнул, подзывая разбрёдшихся по стоянке родичей. На такой свист не были обязаны отзываться только матери, остальные сбежались тут же. Соловей поднялся, поманил рукой Тиану, сказал с интонациями дворцового герольда:
— Друзья, позвольте представить вам её высочество принцессу Тиану Талласкую.
Поражённое молчание было ему ответом.
Длинный и страшный день закончился. Тиана сидела на лежанке из оленьих шкур и невидящим взглядом смотрела во тьму. Лесные разбойники соорудили для неё отдельный шатёр, хотя сами жили в таких по несколько человек. То ли почтительность так выказали, то ли, наоборот, никто не захотел делить кров с монаршей особой.
Родичи Соловья держались с ней вежливо и настороженно. Даже дети предпочитали поедать её издали любопытными взглядами и убегали, стоило к ним обратиться. Седая и строгая Мирена вынесла ей одежду — простое платье из небелёного холста и грубо сшитую безрукавку из заячьих шкурок. Взрослые парни под гомон малышни возвели новый шатёр — собрали каркас из тонких жердей и набросили на него несколько выделанных оленьих шкур. А потом подчёркнуто перестали замечать принцессу.
Соловей куда-то пропал, спрашивать о нём она не решилась.
Обедать к костру её не позвали, и Тиана впервые в жизни мучилась от голода. Почему-то подойти самой оказалось выше её сил.
Уже потом, когда все поели и круг у костра опустел, к ней подошла Мирена, смерила непонятным взглядом, сказала:
— У нас слуг нет, девочка. Будешь их ждать, так и помрёшь. Или ты нашей едой брезгуешь?
— Я… я не брезгую! Я просто не знала… что можно.
Тиана окончательно смешалась и замолчала. Дворцовые правила поведения здесь не годились, и как себя вести она не представляла. Просить не позволяла гордость. А приказывать… Приказы здесь выполнялись только одного человека — Соловья.
— Ладно, — вдруг смягчилась Мирена, — пойдём к костру, похлёбка вроде ещё осталась.
На донышке котла и в самом деле осталась гуща из мясного бульона и овощей, самого мяса уже не было, но Тиана обрадовалась и такой еде. А ещё она решилась спросить:
— Леди, скажите, пожалуйста, где Соловей?
— Леди, — Мирена усмехнулась, но не зло, скорее грустно, — я никогда не была леди. А Соловей спит. Умаялся. Ты ведь тоже устала, иди отдохни.
Но стоило принцессе подняться, окликнула её:
— Стой. Что я говорила про слуг?
И пояснила в ответ на непонимающий взгляд:
— Плошку помыть не забудь.
Пришлось идти к ручью и полоскать глиняную посудину в холодной воде.
А потом Тиана заснула. Одна среди незнакомых людей, в пустом холодном шатре, закопавшись в оленьи шкуры. Ей снились волки. Много волков, очень много. Они стояли кругом и смотрели желтыми глазами. На самом большом волке сидел Соловей и молчал. А потом улыбнулся. У него были желтые волчьи глаза и острые клыки. А ещё маленькие птичьи крылышки на плечах. Тиана никогда не видела соловьёв, поэтому крылышки у разбойника оказались воробьиные. Они трепыхались за его спиной и мешали испугаться.
Страх пришёл позже, когда приснился брат.
Лиам, четырнадцатилетний, бледный как смерть, стоял у окна, судорожно цеплялся за бархатную штору и говорил. Губы его шевелились, но Тиана не слышала слов, только видела отчаяние и злость в глазах.
Она вскрикнула и проснулась. По щекам катились слёзы.
Заснуть снова не удалось. Сжавшись в комочек, Тиана слушала звуки ночного леса. Во дворце по ночам чаще всего можно было услыхать топот сапог и бряцанье оружия стражи, а здесь… Шорохи, шелест, скрип, далёкое уханье и еле слышный прерывистый писк. Тиана не могла определить источники половины звуков. Вот, например, кто это пищит — мыши или птицы? А что это сейчас так булькнуло?
Но слушая лес, она внезапно для самой себя успокоилась. Всхлипнула последний раз и вытерла слёзы. Сидеть в шатре, словно взаперти, стало невыносимо, отчаянно захотелось вырваться на свободу. Она на корточках придвинулась ко входу, осторожно отодвинула полог. При неверном свете ущербной луны пустая стоянка казалась нереальной, моргнёшь — и всё исчезнет. Тиана выбралась наружу. Никто ей не помешал и шатры никуда не делись. Только холодный ветер обнял за плечи. Она вернулась, нашарила в темноте безрукавку, надела торопливо и снова вышла.
Прошлась по стоянке, рассматривая затейливые узоры на шатрах (её шатер единственный оказался не раскрашен), постояла у погасшего костра, подошла к ручью, присела на берегу. Лунные блики на воде и тихое журчание показались ей красивее любого фонтана, они завораживали, и Тиана закрыла глаза. Где-то рядом несмело чирикнула птичка, свистнула и вдруг выдала длинную мелодичную трель. Вторая трель раздалась прямо над головой принцессы. Она вздрогнула и обернулась. За спиной стоял Соловей и увлечённо свистел по-птичьи. Стоило ему умолкнуть, как птичка (настоящий соловей!) ответила ему серией щелчков и трелей. Соловей выслушал и засвистел опять. После него опять наступила очередь птицы. А Тиана подумала, что, если закрыть глаза, ни за что не различит где чей голос.
— Тебя поэтому прозвали Соловьём? — тихонько спросила она, когда разбойник замолчал, слушая пернатого певца.
— Да, — он улыбнулся, — люблю говорить с птицами.
— Птицы не говорят! — меньше всего она ждала услышать такую сентиментальную чушь от лесного разбойника.
— Ещё как говорят! — он ухмыльнулся. — Сейчас вот этот соловей принял меня за соперника и послал нехорошими словами. А его самке я очень даже понравился.
— Ты меня обманываешь? Смеёшься, да?
— Ну, что ты, принцесса, я кристально честен, — Соловей картинно поклонился, прижав руку к груди, а потом указал пальцем на куст на той стороне ручья, шепнул:
— Смотри, вон соловьиха. Прилетела знакомиться.
Тиана присмотрелась и в самом деле увидала на ветке маленькую серую птичку.
— Это соловей? Я думала, они красивее.
Разбойник пожал плечами.
— Уж какие есть. Не всем же быть красавцами.
Первый соловей тем временем вновь завёл свою песню. Человек не ответил, присел рядом, стянул сапоги, опустил ноги в воду и блаженно зажмурился. Самочка забеспокоилась и, не дождавшись второго певца, вспорхнула и улетела. Наверное, вернулась к первому. Счастливый соловей пел, не умолкая, а Тиана и его тёзка сидели рядом на берегу лесного ручья, молчали и слушали.
И это молчание не напрягало, словно для принцессы и разбойника было привычным сидеть так. Тиана забыла, что ещё недавно хотела задать ему тысячу вопросов, все волнения и страх будущего отошли на задний план, хотелось навсегда остаться в мягкой тьме наполненной шорохом листвы, журчанием ручья и птичьим пением.
Но всё когда-нибудь заканчивается. Соловей поднялся, сказал, ломая волшебство:
— Нужно проверить охрану. Спокойная жизнь нам теперь не светит.
— Из-за меня?
Соловей взглянул пристально, словно насквозь хотел рассмотреть. Не стал ни утешать, ни обвинять.
— Да, — ответил коротко и жёстко.
Подхватил сапоги и ушёл не обуваясь.
Утро застало Тиану у того же ручья. Она замёрзла, но не смогла заставить себя вернуться в шатёр. Робко подошла к разведённому мальчишками костру, протянула к огню озябшие руки.
— Подвинься-ка, — её оттерла плечом кудрявая Зорка, подбросила в огонь пару толстых веток.
Лохматый паренёк, ровесник Рина, притащил большой и даже на вид тяжёлый котёл с водой, повесил на перекладину меж двух закопчённых рогатин. Два босоногих пацана высыпали в котёл пол ведра почищенной без особого усердия мелкой рыбы, Зорка добавила туда же овощи.
Тиана тихонько отошла в сторону.
Наблюдать за жизнью обитателей лесной стоянки оказалось неожиданно интересно. И немного грустно. Все заняты делом, на неё и внимания не обращают. А ей даже присесть негде, не додумались разбойники поставить лавочки для высоких гостей. Лишь несколько толстых брёвен вокруг костра, но к костру (и к сердитой Зорке) подходить совсем не хотелось.
К завтраку подойти всё же пришлось. Тем более что Соловей сам махнул ей рукой.
Дети прыснули кто куда выполнять её поручения, а девушка поднялась и со всей силы саданула Соловья в бок кулаком.
Тот охнул и согнулся от боли:
— Сдурела, Зорка?!
— Это тебе за то, что один пошёл! И кого ты ещё с собой притащил?
— Кого надо, того и притащил! Я перед тобой отчитываться не обязан.
— Ты, — злой взгляд кудрявой девушки остановился на Тиане, — ты кто такая?
— И она перед тобой отчитываться не обязана, — тон Соловья внезапно сделался вкрадчивым, почти ласковым, — займись делом, Зорка, и не лезь, куда не просят.
Дети тем временем принесли воды, подоспели ещё три девушки — все молодые, не старше Тианы, и Зорка предпочла не продолжать скандал. Намочила чистую тряпку, принялась осторожно смывать с тела Рина грязь и кровь.
А Соловей выпрямился, напряжённо застыл, не сводя взгляда с медленно идущей к нему женщины. Высокая, очень худая, ещё не старая, но совершенно седая, она шла сильно хромая, опираясь на сучковатый посох. У Тианы при виде неё почему-то перехватило дыхание, словно она была в чём-то виновата перед этой женщиной.
А та подошла и без слов обняла Соловья, погладила по склонённой голове.
— Ну, что ты, мам, всё хорошо же, — улыбка на лице разбойника вышла детская и беззащитная, Тиана даже представить себе не могла, что он умеет так улыбаться.
Женщина легонько взъерошила его кудри и отстранилась, взглянула на Рина, спросила:
— Как он, девочки?
— Плохо, — по-деловому доложила Зорка, — серьёзная рана всего одна, но она успела загноиться. Нужно очистить рану и сбить жар, иначе… — она тяжело сглотнула и не закончила фразу.
— Ясно, — кивнула женщина. — Позовите Зару, мы займёмся. А потом, — она обернулась к Соловью, — ты представишь нам свою гостью.
Всё странное лесное племя переместилось к разожжённому костру. Рина устроили на расстеленном возле огня одеяле, среди детей и молодёжи появилась ещё одна женщина. Тиана, не зная куда себя деть, со страхом наблюдала, как она прокаливает в огне нож, и отвернулась, когда женщина склонилась над Рином. Подумала ещё, что хорошо, что тот без сознания — не почувствует боли. Чтобы отвлечься принялась рассматривать всех обитателей разбойничьей стоянки.
Насчитала одиннадцать детей, самым младшим из которых — похожим друг на друга мальчику и девочке — было на вид лет десять. Молодёжь по возрасту от детей не далеко ушла. Семеро парней, включая Соловья и бедного Рина, и четыре девушки. Кроме двух женщин, хлопотавших над раненым, других взрослых не видно.
Странно это всё. И Соловей странный. Его бьёт девчонка, но все остальные слушаются. Да и Зорка, выплеснув гнев, больше не осмеливается спорить. Сказал Соловей, не лезть с расспросами к Тиане, никто и не лезет. Даже не подходит никто, хотя любопытные взгляды её не оставляют. Что им сказать? Тиана вдруг сообразила, что навлекла на этих детей опасность. Её ведь будут искать, пропажу принцессы так не оставят.
Соловей, который к своим девятнадцати годам успел получить прозвище «разбойник» и статус вождя того, что осталось от некогда большого клана, выдохнул, вместе с воздухом выталкивая застарелое напряжение и сел на толстое бревно. Зря не глянул куда садится — коварный сучок воткнулся в зад. Некстати вспомнилось, как они вдвоём с Рином несколько дней назад тащили на стоянку это бревно, а потом очищали от сучков и веток. Плохо, получилось, очистили, раз один пропустили. И он плохой вожак, раз позволил такому случиться — и это он сейчас не про сучок, а про Рина.
За все четыре года, что Соловей был главным, всякое случалось, но он не потерял ни одного человека. А сейчас был очень близок к такой потере.
Почему Рин один попёрся на ту ярмарку, где его схватили, он будет разбираться позже с самим Рином, когда (или если) он очнётся. Нет, не если — когда! Соловей сейчас уговаривал сам себя. Рин обязательно очнётся, выздоровеет и получит по шее за непослушание. Но это потом. А пока Рин лежит белый и неподвижный, и смотреть на него страшно. Когда со столба снимал, было страшно, и теперь — так же. Он тогда только через день выяснил, куда девался один из его парней, ещё сутки потребовались, чтобы его вытащить. Всё это время Рин провёл прикованный к столбу — раненый, без еды и воды. В последнее время в столице обычное дело — перед казнью три дня держать преступника у позорного столба. До казни не все из них и доживают.
Соловей передёрнул плечами и перевёл взгляд на странную девчонку в одеяле и расшитых драгоценностями туфлях. Тиана мялась в сторонке, не решаясь ни присесть, ни подойти поближе. Если она та, о ком он думает, забот вскоре прибавится. Нужно было бросить её в городе, голова бы сейчас не болела.
«Да, — сказал ехидный голосок в больной голове, — что бы с ней стало ночью в городе? До утра одно одеяло бы осталось».
Это правда. Доблестные стражи Талласа с завидным усердием рыщут по лесам в поисках Соловья-разбойника и его грозной банды, а в собственные трущобы носа стараются не казать.
Женщины тем временем закончили заниматься ранами Рина, Мирена велела парням перенести его в их с Зарой шатёр, а сама подошла к Соловью. В ответ на вопросительный взгляд только головой покачала, спросила о другом:
— Девушка, Соловей. Я видела её раньше. Ты знаешь, кого привёл?
Он вздохнул в ответ.
— Догадываюсь.
— Что делать будешь?
Соловей запустил руку в чёрные кудри, потёр висок. Взглянул на мать снизу-вверх.
— Надо бы уйти, может даже, в горы подальше забраться. Но пока Рин в таком состоянии мы никуда не сможем двинуться. Придётся сидеть здесь. Охрану стоянки усилим, всем прикажу далеко не отходить даже на охоте, чтоб по первому зову могли вернуться. Ладно, в конце концов, пока она рядом со мной, никакая магия её не обнаружит. А по-другому нас найти — ну, пусть попытаются. Четыре года уже ищут.
— Это понятно, — стоять Мирене было тяжело, но присесть она не пыталась, — я имела в виду, что будешь делать с девушкой?
— Не знаю, — Соловей пожал плечами, он и правда об этом ещё не задумывался, — ещё одна беглянка в нашей стае беглецов. Мам, ты не думаешь, что она такая же как мы?
— Зара тоже узнала девочку, — вместо ответа сказала мать, — она против того, чтоб оставить её.
— Я здесь вождь! — вспылил Соловей, сказались собственная растерянность и усталость.
— С каких это пор совет матерей не может возразить вождю?
— А с каких это пор матери выгоняют под нож девчонку?
— Так уж и под нож?
— Знаешь, мам, я думаю даже хуже. Я же не для красоты притащил принцессу. Я не совсем идиот, понимаю, чем всё может обернуться.
— Рассказывай, Мар, — мама наконец-то присела рядом. И она так редко называла его по имени.
Соловей рассказал всё. Как прикрылся принцессой от стражи, как взял на лодку, как она догадалась о его силе и просила о помощи. И как едва не утонула, поддавшись зову, стоило ненадолго её оставить.
— Страшные дела творятся в славном Талласе, — вздохнула Мирена. — Я поняла тебя. Я поговорю с Зарой. Даже если она будет против, я поддержу тебя. Надеюсь только, что это решение не навлечёт беду на наши головы. Пойду проверю, как там Рин, — она тяжело поднялась и, опираясь на палку, похромала к шатру матерей.
А Соловей свистнул, подзывая разбрёдшихся по стоянке родичей. На такой свист не были обязаны отзываться только матери, остальные сбежались тут же. Соловей поднялся, поманил рукой Тиану, сказал с интонациями дворцового герольда:
— Друзья, позвольте представить вам её высочество принцессу Тиану Талласкую.
Поражённое молчание было ему ответом.
Глава 4. Сны и реальность
Длинный и страшный день закончился. Тиана сидела на лежанке из оленьих шкур и невидящим взглядом смотрела во тьму. Лесные разбойники соорудили для неё отдельный шатёр, хотя сами жили в таких по несколько человек. То ли почтительность так выказали, то ли, наоборот, никто не захотел делить кров с монаршей особой.
Родичи Соловья держались с ней вежливо и настороженно. Даже дети предпочитали поедать её издали любопытными взглядами и убегали, стоило к ним обратиться. Седая и строгая Мирена вынесла ей одежду — простое платье из небелёного холста и грубо сшитую безрукавку из заячьих шкурок. Взрослые парни под гомон малышни возвели новый шатёр — собрали каркас из тонких жердей и набросили на него несколько выделанных оленьих шкур. А потом подчёркнуто перестали замечать принцессу.
Соловей куда-то пропал, спрашивать о нём она не решилась.
Обедать к костру её не позвали, и Тиана впервые в жизни мучилась от голода. Почему-то подойти самой оказалось выше её сил.
Уже потом, когда все поели и круг у костра опустел, к ней подошла Мирена, смерила непонятным взглядом, сказала:
— У нас слуг нет, девочка. Будешь их ждать, так и помрёшь. Или ты нашей едой брезгуешь?
— Я… я не брезгую! Я просто не знала… что можно.
Тиана окончательно смешалась и замолчала. Дворцовые правила поведения здесь не годились, и как себя вести она не представляла. Просить не позволяла гордость. А приказывать… Приказы здесь выполнялись только одного человека — Соловья.
— Ладно, — вдруг смягчилась Мирена, — пойдём к костру, похлёбка вроде ещё осталась.
На донышке котла и в самом деле осталась гуща из мясного бульона и овощей, самого мяса уже не было, но Тиана обрадовалась и такой еде. А ещё она решилась спросить:
— Леди, скажите, пожалуйста, где Соловей?
— Леди, — Мирена усмехнулась, но не зло, скорее грустно, — я никогда не была леди. А Соловей спит. Умаялся. Ты ведь тоже устала, иди отдохни.
Но стоило принцессе подняться, окликнула её:
— Стой. Что я говорила про слуг?
И пояснила в ответ на непонимающий взгляд:
— Плошку помыть не забудь.
Пришлось идти к ручью и полоскать глиняную посудину в холодной воде.
А потом Тиана заснула. Одна среди незнакомых людей, в пустом холодном шатре, закопавшись в оленьи шкуры. Ей снились волки. Много волков, очень много. Они стояли кругом и смотрели желтыми глазами. На самом большом волке сидел Соловей и молчал. А потом улыбнулся. У него были желтые волчьи глаза и острые клыки. А ещё маленькие птичьи крылышки на плечах. Тиана никогда не видела соловьёв, поэтому крылышки у разбойника оказались воробьиные. Они трепыхались за его спиной и мешали испугаться.
Страх пришёл позже, когда приснился брат.
Лиам, четырнадцатилетний, бледный как смерть, стоял у окна, судорожно цеплялся за бархатную штору и говорил. Губы его шевелились, но Тиана не слышала слов, только видела отчаяние и злость в глазах.
Она вскрикнула и проснулась. По щекам катились слёзы.
Заснуть снова не удалось. Сжавшись в комочек, Тиана слушала звуки ночного леса. Во дворце по ночам чаще всего можно было услыхать топот сапог и бряцанье оружия стражи, а здесь… Шорохи, шелест, скрип, далёкое уханье и еле слышный прерывистый писк. Тиана не могла определить источники половины звуков. Вот, например, кто это пищит — мыши или птицы? А что это сейчас так булькнуло?
Но слушая лес, она внезапно для самой себя успокоилась. Всхлипнула последний раз и вытерла слёзы. Сидеть в шатре, словно взаперти, стало невыносимо, отчаянно захотелось вырваться на свободу. Она на корточках придвинулась ко входу, осторожно отодвинула полог. При неверном свете ущербной луны пустая стоянка казалась нереальной, моргнёшь — и всё исчезнет. Тиана выбралась наружу. Никто ей не помешал и шатры никуда не делись. Только холодный ветер обнял за плечи. Она вернулась, нашарила в темноте безрукавку, надела торопливо и снова вышла.
Прошлась по стоянке, рассматривая затейливые узоры на шатрах (её шатер единственный оказался не раскрашен), постояла у погасшего костра, подошла к ручью, присела на берегу. Лунные блики на воде и тихое журчание показались ей красивее любого фонтана, они завораживали, и Тиана закрыла глаза. Где-то рядом несмело чирикнула птичка, свистнула и вдруг выдала длинную мелодичную трель. Вторая трель раздалась прямо над головой принцессы. Она вздрогнула и обернулась. За спиной стоял Соловей и увлечённо свистел по-птичьи. Стоило ему умолкнуть, как птичка (настоящий соловей!) ответила ему серией щелчков и трелей. Соловей выслушал и засвистел опять. После него опять наступила очередь птицы. А Тиана подумала, что, если закрыть глаза, ни за что не различит где чей голос.
— Тебя поэтому прозвали Соловьём? — тихонько спросила она, когда разбойник замолчал, слушая пернатого певца.
— Да, — он улыбнулся, — люблю говорить с птицами.
— Птицы не говорят! — меньше всего она ждала услышать такую сентиментальную чушь от лесного разбойника.
— Ещё как говорят! — он ухмыльнулся. — Сейчас вот этот соловей принял меня за соперника и послал нехорошими словами. А его самке я очень даже понравился.
— Ты меня обманываешь? Смеёшься, да?
— Ну, что ты, принцесса, я кристально честен, — Соловей картинно поклонился, прижав руку к груди, а потом указал пальцем на куст на той стороне ручья, шепнул:
— Смотри, вон соловьиха. Прилетела знакомиться.
Тиана присмотрелась и в самом деле увидала на ветке маленькую серую птичку.
— Это соловей? Я думала, они красивее.
Разбойник пожал плечами.
— Уж какие есть. Не всем же быть красавцами.
Первый соловей тем временем вновь завёл свою песню. Человек не ответил, присел рядом, стянул сапоги, опустил ноги в воду и блаженно зажмурился. Самочка забеспокоилась и, не дождавшись второго певца, вспорхнула и улетела. Наверное, вернулась к первому. Счастливый соловей пел, не умолкая, а Тиана и его тёзка сидели рядом на берегу лесного ручья, молчали и слушали.
И это молчание не напрягало, словно для принцессы и разбойника было привычным сидеть так. Тиана забыла, что ещё недавно хотела задать ему тысячу вопросов, все волнения и страх будущего отошли на задний план, хотелось навсегда остаться в мягкой тьме наполненной шорохом листвы, журчанием ручья и птичьим пением.
Но всё когда-нибудь заканчивается. Соловей поднялся, сказал, ломая волшебство:
— Нужно проверить охрану. Спокойная жизнь нам теперь не светит.
— Из-за меня?
Соловей взглянул пристально, словно насквозь хотел рассмотреть. Не стал ни утешать, ни обвинять.
— Да, — ответил коротко и жёстко.
Подхватил сапоги и ушёл не обуваясь.
Утро застало Тиану у того же ручья. Она замёрзла, но не смогла заставить себя вернуться в шатёр. Робко подошла к разведённому мальчишками костру, протянула к огню озябшие руки.
— Подвинься-ка, — её оттерла плечом кудрявая Зорка, подбросила в огонь пару толстых веток.
Лохматый паренёк, ровесник Рина, притащил большой и даже на вид тяжёлый котёл с водой, повесил на перекладину меж двух закопчённых рогатин. Два босоногих пацана высыпали в котёл пол ведра почищенной без особого усердия мелкой рыбы, Зорка добавила туда же овощи.
Тиана тихонько отошла в сторону.
Наблюдать за жизнью обитателей лесной стоянки оказалось неожиданно интересно. И немного грустно. Все заняты делом, на неё и внимания не обращают. А ей даже присесть негде, не додумались разбойники поставить лавочки для высоких гостей. Лишь несколько толстых брёвен вокруг костра, но к костру (и к сердитой Зорке) подходить совсем не хотелось.
К завтраку подойти всё же пришлось. Тем более что Соловей сам махнул ей рукой.
