Я заметил, что соседка Клара считает поле не бабушкиным, а моим, и обрадовался. – Все изгадили. А дороги! Смотри на дороги. Месяц почтальона жду, не дождуся. Как застрял со своим лесипедом, так носа не кажет. Как жить-то теперь прикажешь, а?
Я думал, что ответить, но она не стала ждать. Прошла мимо. Сжалилась, оглянулась:
– В Солнечный нужно, там колонка.
Я пошел за соседкой Кларой.
– Да ругаются они.
– Кто?
– Да в Солнечном. Что воду у них всю попили, – продолжала соседка Клара. – Пивом-то не плотим. Что теперь делать, не пойму.
3.1.1. Первый вор на деревне
Первым, кого мы увидели на колонке в Солнечном, был Зиновий Аркадьевич, председатель деревни Шахматная, старожил и просто потребитель чужих водных ресурсов.
Он как раз закончил наполнять огромную канистру и ставил ее в тачку рядом с другими.
– Приветствую, – насмешливо поклонился он.
Соседка Клара по-свойски подошла к тачке и заглянула внутрь:
– Вона сколько уже набрал! А в мешке что?
– Да вот, думаю, мусор выкину.
– А у нас что?
– Так это в другую сторону, – возмутился Зиновий Аркадьевич. – Что мне два раза ходить! Оно мне надо? А мусор у нас месяц как не вывозят. Дороги-то какие, сама видела!
Я встал в очередь за соседкой Кларой и воровато осмотрелся. Не покидало ощущение, что мы совершаем грабеж среди бела дня. В Солнечном поселке жил дед Алисы, который и так был не лучшего мнения обо мне.
Когда я очередной раз оглянулся на дорогу, увидел солидного мужика в белой рубашке. Подходя к нам, он широко улыбался. Это было не к добру.
– Воду у нас берете?
– Берем, – ответил Зиновий Аркадьевич запальчиво. – Где ее еще взять?
– У себя в деревне? – подсказал незнакомец.
– Нету там ничего. И у вас тоже нету, – дед почесал затылок. – Не идет вода, и все. Что за ерунда?
Из крана в шестую канистру председателя капнуло пару раз.
– Пожар был. Всю воду из башни выкачали. Ничего, сегодня машина придет, новую наберем.
– Мы с тобой, как председатели, – начал Зиновий Аркадьевич, – могли бы обговорить.
Я прикинул, во сколько мне обойдется соглашение председателей. Учитывая, что у односельчан деньги не водились, а последние и вовсе ушли на починку трансформатора, во много.
– Давай обмозгуем, – сказал местный старожил.
– Щас, только воду свезу, – сказал Зиновий Аркадьевич.
Он развернул тачку и направился домой. Проходя мимо мусорных контейнеров, дед вытащил из тачки мешок и забросил в бак. Прямо на округлившихся от изумления глазах местного председателя.
– Вы у нас еще и мусор выбрасываете, – констатировал он.
– Выбрасываем, – согласился дед. И, не оглядываясь, засеменил к дому.
– А колодец у вас есть? – спросила соседка Клара, отвлекая от него местного председателя.
Ошалев от наглости, он сдался.
– Оттуда тоже брали. Когда пожар был. Может, набралась, не знаю.
До меня дошло, что в поселке жил дед Алисы.
– У кого пожар был? – со страхом спросил я.
– Да, есть тут один. Странный малый. Ветеринар.
– Ох, – сказал я. Пожар был у Чудика.
3.1.2. Погорелье
В центре крыши зияла дыра. Дверь в хлев сгорела. Внутри чернели обугленные столбы. Чудился запах жареной говядины.
– Рати? – спросил я.
Чудик кивнул.
– Не успел. Задохнулась.
На лице его чернела сажа. На правом локте вздулись волдыри. Он копал могилу.
– Еще лопата есть?
Мы вырыли глубокую яму. Расстелили на земле брезент и с помощью соседей перенесли на него тушу коровы. В опаленном хвосте я заметил вплетенные васильки.
Завернув Рати в брезент, мы положили ее на дно. Засыпали землей. Я нарвал ромашки и воткнул в холмик.
Чудик устало опустился на лавку. Схватился за голову. Начал качаться из стороны в сторону.
Я заварил ему чай: нашел на кухне жестяную коробку с самой вонючей травой, насыпал немного в кружку, залил кипятком.
– Удовольствия больше нет, – сказал он. – Рати, удовольствия, больше нет.
– Будут и другие коровы, – сказал я.
Чудовищное заявление.
– Нет, – сказал Чудик. – Коровы будут, а удовольствие – нет.
– Глупости говоришь. Тебе нужно отдохнуть, ожоги обработать.
Чудик покачал головой.
– Нет, – повторил он. – Коровы будут, а удовольствие – нет.
Чудик поставил кружку с чаем на землю и растянулся на лавке. Я вынес из дома полосатый плед и укрыл его.
– Удовольствия больше не будет, – услышал я, закрывая калитку.
Пока я нес воду из Солнечного, половина разлилась на дорогу. Я занес ведро в дом, переоделся в чистое и отправился в кабак. Надеялся увидеть Лизу.
Я забыл, что с утра мне навстречу шла баба с пустыми ведрами.
3.1.3. Вымышленное величие
Я сел за столик с Зиновием Аркадьевичем и Толиком. Оба молчали, но в воздухе висело напряжение. Словно они что-то обсуждали, но к консенсусу не пришли.
– Лиза! – крикнул Сергей, оглядываясь на кухню. Девушка не появилась, и бармен вышел из-за барной стойки:
– Чего тебе?
– Морс, – сказал я. – И еды какой-нибудь.
Сергей скрылся на кухне.
– Что нового? – спросил я, заводя за столом беседу.
Зиновий Аркадьевич крякнул, Толик нахмурился.
– Понятно, – сказал я.
– Наш председатель, – язвительно произнес Толик, – не понимает, почему должен дороги справлять, колонку чинить. Колодец, опять же, чистить.
– На какие шиши? – не выдержал старожил.
– Сан Саныч всему виной, пусть и платит. Его работяги колонку сломали. А машины дороги разбили.
Председатель снова крякнул.
– Почему вы его так боитесь? – спросил я. – Высокого Папу?
– Как это почему, как – почему?! – председатель раскрыл узкие глаза максимально широко. Похоже, что вопросов о Высоком Папе он боялся не меньше, чем его самого.
– Почему? – настаивал я.
– Скажешь тоже – почему! – слегка поутихнув, сказал председатель.
Сергей принес еду и клюквенный морс. Лизетт пряталась на кухне: только она могла так щедро наделить мой омлет колбасой.
«Если она продолжит меня избегать, придется письмо писать».
Я представил, как вырываю листок из бабушкиного дневника и ищу ручку. В кладовке нахожу тупой огрызок карандаша. Сажусь за дедушкин стол, смотрю в маленькое окошко.
Нужные слова на ум не идут. Ненужные тоже.
Я вожу ее имя по языку, думая, что нащупаю продолжение, но есть только два слога «ли» и «за». Я решительно их записываю.
Замахиваюсь на следующее слово, но нет. Нет слова.
Приписываю к имени пару букв «а». Бесполезно вожу карандашом по бумаге. Получаю длинную череду завитков – рисунок напоминает телефонный провод.
«Не понимаю, почему девушки так любят эпистолярный жанр», – думаю я.
Откладываю карандаш, комкаю бумагу и выхожу из кладовки.
– Почему? – спросил я.
– Почему-почему?
Зиновий Аркадьевич немного помолчал.
– Да, почему вы все его так боитесь? – усмехнулся Толик.
– Да не упомнишь уже, почему, – ворчливо ответил председатель. Семя сомнения я в него заронил.
Я призван был развенчать культ Высокого Папы в деревне, развеять о нем миф. Ведь величие Высокого Папы зиждилось на страхах окружающих. Нет страха – нет величия.
Из кухни вышла Лиза.
3.1.4. Выяснение после объяснения
– Как у тебя дела? – спросил я. И понял, что в первый раз интересуюсь ее делами.
– Делаются, – тихо ответила Лиза.
Выглядела она чудесно. Красивое длинное платье, которое я раньше не видел. Волосы уложены, шея открыта.
Мы вышли из деревни и направились в клуб. Сегодня он не работал, но гулять больше было негде.
– Спасибо за омлет, – сказал я.
Девушка улыбнулась и подняла на меня глаза.
– Ты грустный, – заметила она. – Случилось что?
– Нет. Не знаю. Пожар был у друга.
– Дом сгорел?
– Нет. Дом целый. Сарай сгорел и хлев.
– Жалко, – сказала Лиза.
– Все в порядке. Я думаю, с ним все будет в порядке.
Она улыбнулась. Подойдя к клубу, я сел на скамейку.
– Иди сюда.
Я притянул девушку к себе, уткнулся носом в ее живот. Лиза дрожала. Я отстранился и поднял голову.
– Чего тебе? – серьезно спросила она.
Посадил ее к себе на колени.
Тело девушки было напряжено. Голову она отворачивала.
– Можно тебя поцеловать?
– Зачем?
– Потому что хочу.
– Ты не любишь, – печально сказала она.
– Мне с тобой хорошо.
Лиза повернулась ко мне и долго смотрела в глаза. Я ждал, что она поцелует меня. Но она встала.
– Сходи со мной до дома, – попросила она.
– Конечно.
Некоторое время мы шли молча.
– Где вы теперь воду берете? – спросил я, чтобы разрядить обстановку.
– Дядя Паша к соседу ходит. У него в колодце чистая.
– Это удобно.
Лизетт резко остановилась посреди дороги.
– Скоро думаешь ехать?
– Ехать?
– В город.
– В смысле, домой вернуться? – желание смешивалось во мне с жалостью. «Какое она написала красивое письмо, и как косноязычна сейчас». – Не знаю. Не думал об этом.
– А я думала.
Глаза Лизетт блестели. Я не мог поверить, что все это происходит.
Я подошел к ней и обнял. Она расплакалась.
– Сегодня я только и делаю, что всех утешаю, – заметил я.
– Я буду скучать. Ты знаешь?
– Тихо, – сказал я. – Все будет хорошо.
Теперь она смеялась.
– Хорошо? – переспросила она.
Оттолкнула меня.
– Не нужно со мной ходить.
Смотря ей вслед, я подумал об Алисе.
Они обе от меня уходили. Одна – потому что любила, другая – потому что нет.
3.1.5. О пьянстве как необходимости
Я вернулся в кабак и заказал водку.
– Опять будешь? – спросил бармен.
– Не твое дело.
Сергей поставил передо мной бутылку. В графин не перелил, рюмку не подал. Я глотнул из горла.
– Пьешь? – спросил дядя Паша, усаживаясь возле.
– Как вас много. Я один, а вас много. И все вы меня судите, – сказал я. – Не тебе меня судить!
– Не мне, – согласился он. – А ты меня судишь?
– Правда? – я рассмеялся. – После всего?
Хотел устыдить дядю Пашу, но совестно стало мне. Последний час я шокировал себя жестокостью. По отношению к Лизе, ее отчиму, Сергею я был несправедлив, понимал это, но сдержаться не мог.
– Если бы я не пил тогда, – сказал дядя Паша, – я бы утопился.
Помолчал немного и спросил:
– Как думаешь: было бы лучше, если бы я утопился?
Я поставил бутылку на стойку.
– Нет, – ответил я. – Лучше бы не было.
– Не буду я говорить, легче все одно не станет. Но хочется пожить. Понимаешь? Пожить спокойно.
Я хотел того же.
Вспомнил вес Лизетт на коленях. Молочный запах ее тела. Нежную кожу.
– Ты мне как внук, я Тоне обязан. И хочу, чтоб ты знал…
– Все в порядке, – оборвал я его. – Не надо. Не надо ничего объяснять.
Павел Никифорович смущенно улыбнулся. Он благодарно кивнул.
– Пошли, нечего сидеть. Дела надо делать!
– Какие? – спросил я.
– Важные! – рассмеялся дядя Паша.
Знал бы он, как в ту минуту был прав. Деревня ждала решения наболевших вопросов, и только я мог помочь.
3.2.0. Витин подорожник
Чудик приложил к ожогу на локте подорожник. Он был в той же желтой шапочке, что и накануне.
– Давай.
Я взял бинт и помог ему наложить повязку.
– Кажется, мази есть, – сказал я. – Специальные. Называются: противоожоговые. Тебе ли не знать?
Он хмыкнул.
– Животных тоже подорожником лечишь?
Он снова хмыкнул, на этот раз громче.
– Чай хочешь? – спросил я, не зная, чем еще помочь.
Чудик улыбнулся.
– Странный ты стал, – сказал он. – Того и гляди, корову заведешь.
– Витя!
В дверь постучали и на пороге показался сосед Чудика.
– Здорово!
Мы пожали друг другу руки.
– Коза захворала. Поди, посмотри.
Чудик кивнул и пошел на вызов.
«Вот и славно, работа отвлекает», – подумал я, перехватывая взгляд соседа. Видимо, он то же думал: не знаю, хворала ли коза, но с того момента, как умерла Рати, животные поселка Солнечный были подвержены самым разнообразным заболеваниям.
3.2.1. Хороший вопрос
У поворота к деревне Шахматная стояла Лиза. Она увидела меня и потупила взгляд.
– Добрый день, – улыбнулся я.
– Добрый.
Она была бледной, теребила пальцами пояс от платья.
– Сегодня замечательная погода, правда?
Солнце светило, но жарко не было.
– Я тебя обидела?
– Когда?
– Вчера.
– Я не заметил.
Она с сомнением склонила голову набок.
– Врешь?
Я представил, как касаюсь ее губ своими.
– Не вру, – ответил я. – Ты кого-то ждешь?
– Нет, – сказала Лиза. – Пошли.
Она развернулась и почти побежала.
– Стой! – я схватил ее за руку и притянул к себе.
Она смотрела на меня и улыбалась. Сжимала мои пальцы своими.
Загудел садовый трактор. Мы расцепили руки. Мимо проехал Зиновий Аркадьевич, скользнув по нам саркастическим взглядом.
– Пошли? – повторила Лизетт.
Пока я раздумывал, как снова поймать ее в объятья, девушка взяла инициативу в разговоре.
– Яблоки собираешь?
– Яблоки?
– В саду, – уточнила она. – Собираешь яблоки?
– Собираю, – солгал я.
– Молодец, – похвалила она. – Я приду, варенье варить.
– У меня мало яблок.
Прошлый разговор о бабушкиных яблонях закончился тем, что Лиза обнаружила обман. В тот раз я не ухаживал за деревьями, в этот – за плодами. Я с ужасом понял, что не знаю, где лежит палка с пластмассовой чашкой на конце, с помощью которой достают яблоки с верхушек деревьев.
– Хм. А что...
– Знаешь, – перебил я ее. – Они цвели плохо. А потом град, ветер. Наверное, не повезло.
Когда мы дошли до калитки Лизетт, она тихо сказала:
– Я не хотела тебя обижать. Тогда.
– Все нормально.
– Хорошо.
Она скрылась в доме, а я поспешил в свой сад.
3.2.2. Попытка бегства
Сад ломился от яблок. Ступив в высокую, никем не кошенную, траву, я ощутил подошвами их гниющие телеса.
Яблоки пренеприятно чавкали, выбивались из-под ног. Куда бы я не шагнул, поскальзывался на их разлагающейся плоти. Давил их и сам давился от подступающей тошноты.
Но и на деревьях яблок было не меньше. Под их тяжестью ветки клонились к земле. Куда деть такую прорву от праведного гнева Лизетт, я не представлял.
«И за неделю не соберешь», – прикинул я.
Взгляд упал на подвесные качели. Я встал на доску и, смотря в небо сквозь листву, стал раскачиваться.
Ржавые цепи скрипели, яблоня ныла, я улетал далеко-далеко от земли. Взмывая вверх, становился свободным от проблем. Я нашел лучший выход из положения, но ветка, к которой были привязаны качели, скверно затрещала. Я спрыгнул.
– Вот дурак.
Качели лежали на земле, яблоки гнили.
Яблоки гнили в моем саду, и я гнил вместе с ними. Гнил с самой сердцевины: вместо любви к настоящему испытывал неприязнь к прошлому. К яблокам, к червям, к самому себе.
Это никуда не годилось.
Я запустил руку в траву, преодолевая тошноту, нащупал крепкий плод, отряхнул его об штанину. Смело надкусил. Прожевал, проглотил. Яблоко было чистое: ни червя, ни червоточины.
Так все и началось.
3.3.0. Яблочный дракон
Перекусив бутербродом с печеночным паштетом, я взял плетеную корзину и уверенно направился в сад. Жаждал как можно скорее собрать яблоки. Нетерпение сводило мышцы, сжимало челюсть.
Я нагнулся и развел траву, что приходилась мне по пояс, рукой. Подобрал пару яблок и бросил в корзину. Снова отодвинул траву. Обжегся о крапиву.
Я поднимал яблоки без разбору, не брал лишь откровенно гнилые. Но плоды были крупные, и спустя несколько минут корзина наполнилась доверху. Пришлось взять тару побольше – огромный медный таз, в котором бабушка еду свиньям готовила.
Устав работать внаклонку, я сел на корточки. Сорняки лезли в глаза, нос и уши. Щекотали лицо. Царапали руки. Я нащупывая яблоки. Иногда слышал, как за спиной падают новые. Но, не обращая внимание, постепенно пробирался вглубь сада.
Я думал, что ответить, но она не стала ждать. Прошла мимо. Сжалилась, оглянулась:
– В Солнечный нужно, там колонка.
Я пошел за соседкой Кларой.
– Да ругаются они.
– Кто?
– Да в Солнечном. Что воду у них всю попили, – продолжала соседка Клара. – Пивом-то не плотим. Что теперь делать, не пойму.
3.1.1. Первый вор на деревне
Первым, кого мы увидели на колонке в Солнечном, был Зиновий Аркадьевич, председатель деревни Шахматная, старожил и просто потребитель чужих водных ресурсов.
Он как раз закончил наполнять огромную канистру и ставил ее в тачку рядом с другими.
– Приветствую, – насмешливо поклонился он.
Соседка Клара по-свойски подошла к тачке и заглянула внутрь:
– Вона сколько уже набрал! А в мешке что?
– Да вот, думаю, мусор выкину.
– А у нас что?
– Так это в другую сторону, – возмутился Зиновий Аркадьевич. – Что мне два раза ходить! Оно мне надо? А мусор у нас месяц как не вывозят. Дороги-то какие, сама видела!
Я встал в очередь за соседкой Кларой и воровато осмотрелся. Не покидало ощущение, что мы совершаем грабеж среди бела дня. В Солнечном поселке жил дед Алисы, который и так был не лучшего мнения обо мне.
Когда я очередной раз оглянулся на дорогу, увидел солидного мужика в белой рубашке. Подходя к нам, он широко улыбался. Это было не к добру.
– Воду у нас берете?
– Берем, – ответил Зиновий Аркадьевич запальчиво. – Где ее еще взять?
– У себя в деревне? – подсказал незнакомец.
– Нету там ничего. И у вас тоже нету, – дед почесал затылок. – Не идет вода, и все. Что за ерунда?
Из крана в шестую канистру председателя капнуло пару раз.
– Пожар был. Всю воду из башни выкачали. Ничего, сегодня машина придет, новую наберем.
– Мы с тобой, как председатели, – начал Зиновий Аркадьевич, – могли бы обговорить.
Я прикинул, во сколько мне обойдется соглашение председателей. Учитывая, что у односельчан деньги не водились, а последние и вовсе ушли на починку трансформатора, во много.
– Давай обмозгуем, – сказал местный старожил.
– Щас, только воду свезу, – сказал Зиновий Аркадьевич.
Он развернул тачку и направился домой. Проходя мимо мусорных контейнеров, дед вытащил из тачки мешок и забросил в бак. Прямо на округлившихся от изумления глазах местного председателя.
– Вы у нас еще и мусор выбрасываете, – констатировал он.
– Выбрасываем, – согласился дед. И, не оглядываясь, засеменил к дому.
– А колодец у вас есть? – спросила соседка Клара, отвлекая от него местного председателя.
Ошалев от наглости, он сдался.
– Оттуда тоже брали. Когда пожар был. Может, набралась, не знаю.
До меня дошло, что в поселке жил дед Алисы.
– У кого пожар был? – со страхом спросил я.
– Да, есть тут один. Странный малый. Ветеринар.
– Ох, – сказал я. Пожар был у Чудика.
3.1.2. Погорелье
В центре крыши зияла дыра. Дверь в хлев сгорела. Внутри чернели обугленные столбы. Чудился запах жареной говядины.
– Рати? – спросил я.
Чудик кивнул.
– Не успел. Задохнулась.
На лице его чернела сажа. На правом локте вздулись волдыри. Он копал могилу.
– Еще лопата есть?
Мы вырыли глубокую яму. Расстелили на земле брезент и с помощью соседей перенесли на него тушу коровы. В опаленном хвосте я заметил вплетенные васильки.
Завернув Рати в брезент, мы положили ее на дно. Засыпали землей. Я нарвал ромашки и воткнул в холмик.
Чудик устало опустился на лавку. Схватился за голову. Начал качаться из стороны в сторону.
Я заварил ему чай: нашел на кухне жестяную коробку с самой вонючей травой, насыпал немного в кружку, залил кипятком.
– Удовольствия больше нет, – сказал он. – Рати, удовольствия, больше нет.
– Будут и другие коровы, – сказал я.
Чудовищное заявление.
– Нет, – сказал Чудик. – Коровы будут, а удовольствие – нет.
– Глупости говоришь. Тебе нужно отдохнуть, ожоги обработать.
Чудик покачал головой.
– Нет, – повторил он. – Коровы будут, а удовольствие – нет.
Чудик поставил кружку с чаем на землю и растянулся на лавке. Я вынес из дома полосатый плед и укрыл его.
– Удовольствия больше не будет, – услышал я, закрывая калитку.
Пока я нес воду из Солнечного, половина разлилась на дорогу. Я занес ведро в дом, переоделся в чистое и отправился в кабак. Надеялся увидеть Лизу.
Я забыл, что с утра мне навстречу шла баба с пустыми ведрами.
3.1.3. Вымышленное величие
Я сел за столик с Зиновием Аркадьевичем и Толиком. Оба молчали, но в воздухе висело напряжение. Словно они что-то обсуждали, но к консенсусу не пришли.
– Лиза! – крикнул Сергей, оглядываясь на кухню. Девушка не появилась, и бармен вышел из-за барной стойки:
– Чего тебе?
– Морс, – сказал я. – И еды какой-нибудь.
Сергей скрылся на кухне.
– Что нового? – спросил я, заводя за столом беседу.
Зиновий Аркадьевич крякнул, Толик нахмурился.
– Понятно, – сказал я.
– Наш председатель, – язвительно произнес Толик, – не понимает, почему должен дороги справлять, колонку чинить. Колодец, опять же, чистить.
– На какие шиши? – не выдержал старожил.
– Сан Саныч всему виной, пусть и платит. Его работяги колонку сломали. А машины дороги разбили.
Председатель снова крякнул.
– Почему вы его так боитесь? – спросил я. – Высокого Папу?
– Как это почему, как – почему?! – председатель раскрыл узкие глаза максимально широко. Похоже, что вопросов о Высоком Папе он боялся не меньше, чем его самого.
– Почему? – настаивал я.
– Скажешь тоже – почему! – слегка поутихнув, сказал председатель.
Сергей принес еду и клюквенный морс. Лизетт пряталась на кухне: только она могла так щедро наделить мой омлет колбасой.
«Если она продолжит меня избегать, придется письмо писать».
Я представил, как вырываю листок из бабушкиного дневника и ищу ручку. В кладовке нахожу тупой огрызок карандаша. Сажусь за дедушкин стол, смотрю в маленькое окошко.
Нужные слова на ум не идут. Ненужные тоже.
Я вожу ее имя по языку, думая, что нащупаю продолжение, но есть только два слога «ли» и «за». Я решительно их записываю.
Замахиваюсь на следующее слово, но нет. Нет слова.
Приписываю к имени пару букв «а». Бесполезно вожу карандашом по бумаге. Получаю длинную череду завитков – рисунок напоминает телефонный провод.
«Не понимаю, почему девушки так любят эпистолярный жанр», – думаю я.
Откладываю карандаш, комкаю бумагу и выхожу из кладовки.
– Почему? – спросил я.
– Почему-почему?
Зиновий Аркадьевич немного помолчал.
– Да, почему вы все его так боитесь? – усмехнулся Толик.
– Да не упомнишь уже, почему, – ворчливо ответил председатель. Семя сомнения я в него заронил.
Я призван был развенчать культ Высокого Папы в деревне, развеять о нем миф. Ведь величие Высокого Папы зиждилось на страхах окружающих. Нет страха – нет величия.
Из кухни вышла Лиза.
3.1.4. Выяснение после объяснения
– Как у тебя дела? – спросил я. И понял, что в первый раз интересуюсь ее делами.
– Делаются, – тихо ответила Лиза.
Выглядела она чудесно. Красивое длинное платье, которое я раньше не видел. Волосы уложены, шея открыта.
Мы вышли из деревни и направились в клуб. Сегодня он не работал, но гулять больше было негде.
– Спасибо за омлет, – сказал я.
Девушка улыбнулась и подняла на меня глаза.
– Ты грустный, – заметила она. – Случилось что?
– Нет. Не знаю. Пожар был у друга.
– Дом сгорел?
– Нет. Дом целый. Сарай сгорел и хлев.
– Жалко, – сказала Лиза.
– Все в порядке. Я думаю, с ним все будет в порядке.
Она улыбнулась. Подойдя к клубу, я сел на скамейку.
– Иди сюда.
Я притянул девушку к себе, уткнулся носом в ее живот. Лиза дрожала. Я отстранился и поднял голову.
– Чего тебе? – серьезно спросила она.
Посадил ее к себе на колени.
Тело девушки было напряжено. Голову она отворачивала.
– Можно тебя поцеловать?
– Зачем?
– Потому что хочу.
– Ты не любишь, – печально сказала она.
– Мне с тобой хорошо.
Лиза повернулась ко мне и долго смотрела в глаза. Я ждал, что она поцелует меня. Но она встала.
– Сходи со мной до дома, – попросила она.
– Конечно.
Некоторое время мы шли молча.
– Где вы теперь воду берете? – спросил я, чтобы разрядить обстановку.
– Дядя Паша к соседу ходит. У него в колодце чистая.
– Это удобно.
Лизетт резко остановилась посреди дороги.
– Скоро думаешь ехать?
– Ехать?
– В город.
– В смысле, домой вернуться? – желание смешивалось во мне с жалостью. «Какое она написала красивое письмо, и как косноязычна сейчас». – Не знаю. Не думал об этом.
– А я думала.
Глаза Лизетт блестели. Я не мог поверить, что все это происходит.
Я подошел к ней и обнял. Она расплакалась.
– Сегодня я только и делаю, что всех утешаю, – заметил я.
– Я буду скучать. Ты знаешь?
– Тихо, – сказал я. – Все будет хорошо.
Теперь она смеялась.
– Хорошо? – переспросила она.
Оттолкнула меня.
– Не нужно со мной ходить.
Смотря ей вслед, я подумал об Алисе.
Они обе от меня уходили. Одна – потому что любила, другая – потому что нет.
3.1.5. О пьянстве как необходимости
Я вернулся в кабак и заказал водку.
– Опять будешь? – спросил бармен.
– Не твое дело.
Сергей поставил передо мной бутылку. В графин не перелил, рюмку не подал. Я глотнул из горла.
– Пьешь? – спросил дядя Паша, усаживаясь возле.
– Как вас много. Я один, а вас много. И все вы меня судите, – сказал я. – Не тебе меня судить!
– Не мне, – согласился он. – А ты меня судишь?
– Правда? – я рассмеялся. – После всего?
Хотел устыдить дядю Пашу, но совестно стало мне. Последний час я шокировал себя жестокостью. По отношению к Лизе, ее отчиму, Сергею я был несправедлив, понимал это, но сдержаться не мог.
– Если бы я не пил тогда, – сказал дядя Паша, – я бы утопился.
Помолчал немного и спросил:
– Как думаешь: было бы лучше, если бы я утопился?
Я поставил бутылку на стойку.
– Нет, – ответил я. – Лучше бы не было.
– Не буду я говорить, легче все одно не станет. Но хочется пожить. Понимаешь? Пожить спокойно.
Я хотел того же.
Вспомнил вес Лизетт на коленях. Молочный запах ее тела. Нежную кожу.
– Ты мне как внук, я Тоне обязан. И хочу, чтоб ты знал…
– Все в порядке, – оборвал я его. – Не надо. Не надо ничего объяснять.
Павел Никифорович смущенно улыбнулся. Он благодарно кивнул.
– Пошли, нечего сидеть. Дела надо делать!
– Какие? – спросил я.
– Важные! – рассмеялся дядя Паша.
Знал бы он, как в ту минуту был прав. Деревня ждала решения наболевших вопросов, и только я мог помочь.
Глава 3.2. Гниение
3.2.0. Витин подорожник
Чудик приложил к ожогу на локте подорожник. Он был в той же желтой шапочке, что и накануне.
– Давай.
Я взял бинт и помог ему наложить повязку.
– Кажется, мази есть, – сказал я. – Специальные. Называются: противоожоговые. Тебе ли не знать?
Он хмыкнул.
– Животных тоже подорожником лечишь?
Он снова хмыкнул, на этот раз громче.
– Чай хочешь? – спросил я, не зная, чем еще помочь.
Чудик улыбнулся.
– Странный ты стал, – сказал он. – Того и гляди, корову заведешь.
– Витя!
В дверь постучали и на пороге показался сосед Чудика.
– Здорово!
Мы пожали друг другу руки.
– Коза захворала. Поди, посмотри.
Чудик кивнул и пошел на вызов.
«Вот и славно, работа отвлекает», – подумал я, перехватывая взгляд соседа. Видимо, он то же думал: не знаю, хворала ли коза, но с того момента, как умерла Рати, животные поселка Солнечный были подвержены самым разнообразным заболеваниям.
3.2.1. Хороший вопрос
У поворота к деревне Шахматная стояла Лиза. Она увидела меня и потупила взгляд.
– Добрый день, – улыбнулся я.
– Добрый.
Она была бледной, теребила пальцами пояс от платья.
– Сегодня замечательная погода, правда?
Солнце светило, но жарко не было.
– Я тебя обидела?
– Когда?
– Вчера.
– Я не заметил.
Она с сомнением склонила голову набок.
– Врешь?
Я представил, как касаюсь ее губ своими.
– Не вру, – ответил я. – Ты кого-то ждешь?
– Нет, – сказала Лиза. – Пошли.
Она развернулась и почти побежала.
– Стой! – я схватил ее за руку и притянул к себе.
Она смотрела на меня и улыбалась. Сжимала мои пальцы своими.
Загудел садовый трактор. Мы расцепили руки. Мимо проехал Зиновий Аркадьевич, скользнув по нам саркастическим взглядом.
– Пошли? – повторила Лизетт.
Пока я раздумывал, как снова поймать ее в объятья, девушка взяла инициативу в разговоре.
– Яблоки собираешь?
– Яблоки?
– В саду, – уточнила она. – Собираешь яблоки?
– Собираю, – солгал я.
– Молодец, – похвалила она. – Я приду, варенье варить.
– У меня мало яблок.
Прошлый разговор о бабушкиных яблонях закончился тем, что Лиза обнаружила обман. В тот раз я не ухаживал за деревьями, в этот – за плодами. Я с ужасом понял, что не знаю, где лежит палка с пластмассовой чашкой на конце, с помощью которой достают яблоки с верхушек деревьев.
– Хм. А что...
– Знаешь, – перебил я ее. – Они цвели плохо. А потом град, ветер. Наверное, не повезло.
Когда мы дошли до калитки Лизетт, она тихо сказала:
– Я не хотела тебя обижать. Тогда.
– Все нормально.
– Хорошо.
Она скрылась в доме, а я поспешил в свой сад.
3.2.2. Попытка бегства
Сад ломился от яблок. Ступив в высокую, никем не кошенную, траву, я ощутил подошвами их гниющие телеса.
Яблоки пренеприятно чавкали, выбивались из-под ног. Куда бы я не шагнул, поскальзывался на их разлагающейся плоти. Давил их и сам давился от подступающей тошноты.
Но и на деревьях яблок было не меньше. Под их тяжестью ветки клонились к земле. Куда деть такую прорву от праведного гнева Лизетт, я не представлял.
«И за неделю не соберешь», – прикинул я.
Взгляд упал на подвесные качели. Я встал на доску и, смотря в небо сквозь листву, стал раскачиваться.
Ржавые цепи скрипели, яблоня ныла, я улетал далеко-далеко от земли. Взмывая вверх, становился свободным от проблем. Я нашел лучший выход из положения, но ветка, к которой были привязаны качели, скверно затрещала. Я спрыгнул.
– Вот дурак.
Качели лежали на земле, яблоки гнили.
Яблоки гнили в моем саду, и я гнил вместе с ними. Гнил с самой сердцевины: вместо любви к настоящему испытывал неприязнь к прошлому. К яблокам, к червям, к самому себе.
Это никуда не годилось.
Я запустил руку в траву, преодолевая тошноту, нащупал крепкий плод, отряхнул его об штанину. Смело надкусил. Прожевал, проглотил. Яблоко было чистое: ни червя, ни червоточины.
Так все и началось.
Глава 3.3. Рождение сверхновой
3.3.0. Яблочный дракон
Перекусив бутербродом с печеночным паштетом, я взял плетеную корзину и уверенно направился в сад. Жаждал как можно скорее собрать яблоки. Нетерпение сводило мышцы, сжимало челюсть.
Я нагнулся и развел траву, что приходилась мне по пояс, рукой. Подобрал пару яблок и бросил в корзину. Снова отодвинул траву. Обжегся о крапиву.
Я поднимал яблоки без разбору, не брал лишь откровенно гнилые. Но плоды были крупные, и спустя несколько минут корзина наполнилась доверху. Пришлось взять тару побольше – огромный медный таз, в котором бабушка еду свиньям готовила.
Устав работать внаклонку, я сел на корточки. Сорняки лезли в глаза, нос и уши. Щекотали лицо. Царапали руки. Я нащупывая яблоки. Иногда слышал, как за спиной падают новые. Но, не обращая внимание, постепенно пробирался вглубь сада.
