0.6.2. Необычное обстоятельство
На улице больше нечего было делать. Я пошел в дом.
Ополоснул лицо водой. Холодильник «Морозко» не работал, и в доме не нашлось ничего холоднее железного рукомойника. Я приложился к нему щекой.
Когда народ разошелся по делам, я вернулся на место преступления.
Меня туда тянуло. Хотелось осмыслить произошедшее.
Я вернулся к амбару и тут же понял, что привлекло мое внимание в присутствии коня. Обстоятельство, на обдумывание которого не нашлось времени раньше.
Бабушкин амбар, ранее запертый на огромный замок, был настежь открыт.
Амбар был открыт и пуст.
Глава 0.7. Семь ночей. Седьмая ночь
0.7.0. Озарение
Дела мои обстояли плохо.
Я сидел за бабушкиным столом, в бабушкиной столовой и пил чай из бабушкиной кружки. Но я не был бабушкой, я был вором. Деревня ополчилась против меня, любой местный житель обрадовался бы моему отъезду.
Я посмотрел на чемодан, а потом на дверь. Представил, как покупаю билет, хожу по перрону в ожидании поезда и наконец с чувством облегчения покидаю деревню. За окном проносятся леса и поля, взгляд скользит с одного телеграфного столба на другой.
И тут до меня дошло.
Я стукнул себя по лбу.
«Вот чего они добивались!»
Вот зачем изводили по ночам громким стуком в дверь и окна. А когда не сработало, объявили вором. Чтобы вынудить уехать! Надеялись, что я испугаюсь и сбегу.
Но зачем? Зачем выживать меня из деревни?
Кому я так сильно помешал?
Я отодвинул кружку с чаем и уставился на грязную клеенку в цветочек.
Один за одним я перебрал в голове деревенских, но зацепиться было не за что. Я не мог представить, кому понадобилось убрать меня из деревни и зачем. Ни один человек не вызывал подозрений.
Кроме, может быть, Кролика. Но его причастность к делу я самому себе доказать не мог. И Павла Никифоровича. Почему он при встрече смущается, заикается и в глаза мне не смотрит? И Высокого Папы. Что он все время шепчет на ухо председателю? И, кстати, самого председателя. Откуда у него такая уверенность, что я украл телегу? И всех остальных местных жителей тоже. Что с ними не так?
«Что же делать?! Что теперь делать?» – я закрыл лицо руками и нащупал на щеке шишку. Стало обидно.
Я был одурачен, но доказать не мог.
Был избит, но не вызывал жалости.
Чувствовал себя вором, но на деле обворован был сам.
«Амбар!» – вспомнил я.
Что-то украли из бабушкиного амбара! Но что?
Я ни разу туда не заходил и не знал, что там могло храниться.
«Зачем бабушке понадобился амбар?»
Вроде его не было, когда я последний раз приезжал к ней на каникулы.
0.7.1. Вынужденное спокойствие
Я посмотрел на часы. Два ночи.
Я встал из-за стола и лег на кровать.
Отныне никто не будет стучать по ночам в мою дверь, никому я больше не нужен. Вор и отщепенец.
Я резко сел:
«А вдруг постучит участковый?»
От этой мысли стало больно.
Раньше я не боялся ночного стука в дверь. Раздражался, злился, но страх не испытывал. Теперь я дрожал.
На моменты обеих краж я не имел алиби. Когда угнали телегу, Кролик от выпитого был без сознания. Он не сможет сказать, что я делал и во сколько. А в ночь, когда украли коня, я был и вовсе один.
«Вдруг меня посадят? – с ужасом подумал я. – На сколько сажают за кражу коня с телегой?»
Я влип по самые уши, и, осознав это, разволновался. Мозг отказывался работать.
«Так! Соберись».
Я закрыл глаза.
«Если придут, скажешь, как есть. Найдешь людей, докажешь платежеспособность. Не пьешь, не куришь, зачем тебе красть?… А можно и вовсе сказать, что это была шутка. Сколько дают за хулиганство?»
Я немного успокоился.
К тому же оставалась надежда, что деревенское общество не отличалось гражданской сознательностью, и полицию никто не вызвал.
«Зачем я приехал? – снова подумал я, откидываясь на подушки. – Почему решил, что здесь хорошо? Надо было остаться. Найти новую работу, девушку. А не уезжать к черту на куличики, где одни дураки и алкоголики!»
В глубине души я понимал, был уверен: судьба настигла бы меня где угодно. Но, как за спасательный круг, хватался за мысль, что могу контролировать свою жизнь.
0.7.2. Ночной гость
В дверь громко постучали.
Я вздрогнул.
Постучали еще раз.
«Ну все», – решил я и ватными от страха ногами пошел открывать.
На пороге стоял Сергей, бармен и владелец «Пещеры». Я облегченно выдохнул.
Сергей вошел в дом и закрыл дверь. Он был года на два старше нас с Кроликом. Худой и высокий, отличался резкими движениями.
– Ты дурак, – сказал он. – Но твоя бабка…
– Ясно.
Бабушка была чудесным человеком.
– Не знаю, что там и как, – продолжил он, – но ты же не за конями приехал?
Я впервые задумался, много ли кабаков в деревнях.
– Это не я.
– Поговори со своим приятелем Кроликом, – Сергей замялся. – Он-то побольше нашего слышит.
И ушел, не попрощавшись.
«Я так и знал, – подумал я, – так и знал, что это кроличьих рук дело. Но зачем ему?»
Глава 0.0. Дауншифтинг
0.0.0. Всем собакам собаки
Одна из собак подняла морду и уставилась на меня.
Я замер.
Собака встала. Донеслось злобное рычание.
Я попятился, она гавкнула.
– Поехал бы на автобусе, – будто сказала она, – и проблем бы не было.
– Битый час шел, надеясь на попутку. Но пейзаж не менялся: ни автобусов, ни машин. Людей тоже не было. Заиндевевшие деревья стояли неподвижно.
Несколько раз я сворачивал с шоссе, но ни одна из дорог не вела к бабушкиному дому, ни одна не показалась знакомой. Пока на стволе высокого клена не увидел доску объявлений: «Куплю дом», «Продам уголь».
«Кажется, здесь», – обрадовался я и свернул. Но вскоре глаза споткнулись о черное пятно на снегу: посередине дороги лежали собаки.
Одна из них, оскалив зубы, направилась ко мне. Ее товарка лениво потянулась и встала.
Я заметил грязные космы, красные глаза размером с блюдце. Повернулся и пошел обратно.
Умные люди сказали бы, что поворачиваться спиной – ошибка. Я же твердил себе: «Главное, не смотри!» Чем быстрее уходил, тем медленнее и спокойнее чеканил слова: «Я сам создаю действительность. Без наблюдателя нет объекта наблюдения».
Достигнув шоссе, я перевел дух и заставил себя обернуться. Никого.
Прошел метров десять. Оглянулся. Собаки стояли у поворота. Но дальше не шли, будто сдерживаемые невидимым забором.
Они внимательно смотрели мне вслед. Потом заскулили и, понурив головы, поплелись обратно.
«Вот черт», – услышав песий скулеж, я устыдился. Собаки были голодны и одиноки.
Я полез в чемодан и достал бутерброды, что взял с собой. Вернулся к повороту и бросил колбасу в снег на обочине. Привлекая внимание, тихо окликнул:
– Эй!
Собаки не оглянулись. Они разочарованно брели обратно на належанное место посередине дороги.
– Какие же вы дурные, – с грустью посмотрел на колбасу.
Я был раздавлен. Оставшись без бутербродов, но с памятью о том, как позорно улепетывал от собак, я отправился искать обходной путь к бабушкиному дому.
Только потом я понял, что дворняги, лежавшие на дороге, служили предостережением. По словам Лизетт, они были добрыми друзьями, посланными защитить от беды. Я думал, они охраняли дорогу от меня, чужака, но они охраняли меня, чужака, от дороги.
Не переступи я порог бабушкиного дома, не случилось бы ни одной из семи ночей, что лишили меня покоя. Не оказался бы я врагом деревни Шахматная, не запятнал бы имя любимой бабушки, не встретил бы ту, которую должен был встретить.
0.0.1. Бесполезный ключ
Я слегка расчистил ногой снег у двери. Вставил ключ в навесной замок. Попытался повернуть, но ключ застрял. Я дернул раз, другой, вытащил.
Недолго думая, засунул ключ обратно. Он снова застрял.
Я боялся сломать, деликатничал, но замок не поддавался. Не выдержав, я стукнул им по двери. Потом потер руки, подышал на них и опять приступил к работе.
Ключ с трудом повернулся, и я услышал долгожданный щелчок. Мысленно я уже наливал в чашку из бабушкиного сервиза ароматный горячий чай, слушал треск поленьев в печи.
Потянул за ручку, но дверь не открылась. Я тянул и тянул. Сделал упор на ноги и резко дернул – ничего. Будто приколочена. Что за черт?
Я оглядел дверь сверху донизу: обледенела. Что делать, я понятия не имел. Был бы у меня нож, расколол бы лед на двери. Был бы фен, растопил горячим воздухом. Был бы кипяток, облил дверь из ведра. Отец размораживал автомобильные дверцы спиртом, но у меня и водки с собой не было.
Сняв варежку, я полез в карман за мобильником. На экране безжалостно высветилось: «Нет сигнала».
– Блин, – покрасневшими от холода пальцами я набрал отца, но гудок не пошел.
«И какого хрена никто не сказал, что тут связи нет?!» – возмущался я, стуча носком ботинка по обледенелому краю двери.
«Можно поехать домой. Будто меня и не было, – подумал я. – Посидеть до поезда на вокзале, и ту-тууу».
В кармане лежала бумажка с расписанием. Я не верил глазам, слезящимся от холода, недосыпа и усталости: обратный поезд придет через неделю. Слишком долго, чтобы сидеть на вокзале.
Ручные часы показывали начало девятого утра. Время пить чай и заедать его приготовленными бабушкой пирогами, но никак не время стоять на пороге ее равнодушного дома и морозить нос.
Я устал. Казалось, нужно только войти, и остальные проблемы решатся сами. Но войти не удавалось.
Я обошел дом. Стены выцвели на солнце и из изумрудных стали светло-зелеными. Шифер на крыше потрескался, потемнел. Окна были закрыты ставнями и заколочены. Дом старился вместе с бабушкой, а, когда ее не стало, замер в летаргическом сне.
Дом, хлев и сарай были закрыты на огромные ржавые замки. Только дровяник открыт, но в нем ни дров, ни даже щепочки. Выглядела усадьба неприветливо.
«Влезть в окно? Но без инструментов… Можно молотком, гвоздодером, но потом-то что? Не разбивать же стекла!»
Я подошел к сараю, в котором бабушка могла хранить инструменты. Даже не пробуя открыть замок, первым делом оглядел дверь. На ней наросла толстая корка льда. Сарай мне тоже не открыть.
0.0.2. Руки вверх
– Кто тут по дворам ходит?
Я обернулся. У калитки стоял старик в телогрейке, на голове меховая шапка, руки в боки. Лицо красное, обветренное.
«Домой хочу», – подумал я, опуская голову.
– Нечего оттудова выносить, и не думай! – сказал старик, пропихиваясь в узкую щель калитки. – Я сам все вынес.
Он подошел поближе и остановился возле меня. Глаза у деда были грустные.
– Проваливай-ка отсюдова.
– Я свой, – сказал я. – Здесь бабушка жила.
Старик, узнав, что я внук Антонины Глебовны, смутился.
– Иннокентий, да? – спросил он, заикаясь, и вместо двух букв «н» в имени произнес целых четыре.
– Кеша, – ответил я.
– Ясно, – сказал дед, тушуясь. Но все же протянул мне руку. – Павел Никифорыч.
Мы немного постояли.
– Сколько тебе, тридцать есть? – спросил он, словно старый знакомый.
– Двадцать четыре, – сказал я.
– Ясно, – старик с тоской посмотрел на калитку, и мне показалось, что домой хочу не я один.
– К Анне Палне... К соседке, вон дом белый, сходи, – неопределенно махнул рукой Павел Никифорович. – За лопатой. Снег со льдом сбить.
Повернулся и пошел прочь слегка неуверенной походкой, ссутулив спину.
«Что это он так расстроился?»
Решив переехать в деревню, я не подумал, что кому-то мой поступок придется не по душе. И этих «кому-то» будет на удивление много.
0.0.3. Мужик в розовом синтепоне
Не успел я постучать, как дверь распахнулась и из дома Анны Павловны выскочил мужик в грязно-розовой куртке. Он грубо оттолкнул меня локтем.
«Ну и соседи!» – подумал я.
Дверь снова открылась, и на пороге показалась розовощекая женщина лет сорока.
– Тебе чего? – спросила она недружелюбно.
– Лопату, – ответил я.
– Да вон там она, лопата! – сказала соседка, показав глазами на сарай. Накинула на плечи тулуп и побежала за мужиком.
Я побрел в сарай. Откалывая лед, боялся повредить инструмент, поэтому из представленных лопат выбирал пострашнее.
– Чего так долго-то? – спросила Анна Павловна, заглядывая внутрь. – Или не нашел?
– Похуже выбираю!
– Вон чего! Другие получше выбирают, а он – похудше.
Анна Павловна рассмеялась и подошла помочь.
– Мне лед раскалывать, – объяснил я.
– Бери любую.
Я выбрал лопату с необтесанным черенком. Анна Павловна подняла на меня голову и резко спросила:
– А ты кто будешь-то, а?
0.0.4. Учет нового имущества
Три кровати, тумбочка, комод и шкаф. Стол, стулья, табуреты. На месте телевизора – следы от его ножек, на месте газовой плиты – пара старых газет. Даже неработающий холодильник «Морозко» отсутствовал, будто понадобился кому-то. Павел Никифорович оказался прав: красть в доме было нечего. Разве что старую мебель, посуду и полчище крыс. Услышав шаги, они бросились врассыпную.
В доме было холодно и сыро, стоял спертый запах. Мебель и обои погрызены. Съедена зубная паста и мыло, в качестве оплаты оставлены крысиные какашки.
Я стоял у дверей, грустью опираясь на соседскую лопату, и собирался с силами. Никто меня здесь не ждал, никому я не нужен. Было холодно, голодно, тоскливо и одиноко.
Будто оказывая поддержку, запищали крысы. «Ну погодите! – мысленно погрозил я в воздухе кулаком. – Покажу я вам!» Хотя была бы моя воля, никому ничего показывать бы не стал, а ушел восвояси, восстановив былую гармонию.
Я снова проверил расписание поездов.
0.0.5. Уроки выживания в диких условиях
Очищая от скорлупы вареные яйца, взятые в дорогу, я вспоминал инструкцию по выживанию. Как бы ни хотелось мне абстрагироваться от унылой реальности, сотрудничать с ней было надо. Первым делом, обучали в школе на уроках ОБЖ, следует добыть воду и разжечь костер.
Я взял ведро в столовой, вытряхнул крысиные какашки. Общественный колодец перед домом выглядел заброшенным, но я открыл крышку и опустил ведро. Вместо всплеска воды услышал стук металла об лед. Март в Псковской области был суров.
Ни солоно хлебавши, я вернулся домой и решил затопить. В поленнице было пусто. Поискал возле печи – дров не набралось и на топку.
«Здесь одному не выжить», – расстроился я и снова поплелся к соседке.
– Спасибо, – сказал я Анне Павловне, возвращая лопату. Потом кивнул на ведро:
– Не знаете, где воды взять?
– Нету, – отрезала она и продала мне пятилитровую канистру с водой.
– А дрова? – спросил я и тут же получил счет за три охапки.
– Деньгами тока, – загадочно сказала она, словно извиняясь. – Пива нету.
«Причем тут пиво?» Но, избегая ненужных подробностей, вслух сказал:
– Конечно, – и достал кошелек.
Я не умел обеспечить себя водой, едой, дровами. В собственный дом не смог попасть без соседской лопаты. Мое благополучие в деревне зависело от окружающих людей, их отношения и помощи. Радуясь, что взял в дорогу приличную сумму, я и не подозревал, что скоро никаких денег не хватит, чтобы решить мои проблемы.
0.0.6. Возвращенцы
Прижав к животу ламповый телевизор, на пороге стоял Павел Никифорович.
– Это ее, бабки твоей, – сказал он, – схоронил у себя.
Конечно, телевизор был моей первой необходимостью. Я даже рассердился: нет, чтобы дров принести.
– Сыро тут, протопить бы, – сказал Павел Никифорович, читая мои мысли.
Я кивнул.
– И печь замазать. Смотри, трещина какая.
Он ткнул пальцем в тонкую царапину на глине.
– Следов дыма нет, но замазать надо.
Павел Никифорович оглянулся на меня, но я молчал. С такой печью можно много лет прожить, а я здесь временно.
