– Скоро завтрак жинка накроет, чаем травяным отпоишься. А к реке больше не сувайся! Вылавливай потом из пучины то, что выплюнет бездна…
Стол в поселении рода Пахор накрывали на улице – длинный, в тени деревьев, с пеньками вместо стульев. Завтракали вместе: кто мёд приносил, кто молоко. Яйца варёные, травы морёные, глаза голодные разбегались. Пока хозяюшки хлопотали, никто не садился, детвора шумела поодаль, мужчины осматривали дома, точили топоры, носили воду. Все при делах, только гостья маялась от скуки, ходила вдоль стола, вдыхая ароматы блюд. Она остановилась возле жены того мужчины, что спас её.
– Вы уж простите, я не знала про омут в реке, – оправдывалась Малют, грея руки большой кружкой травяного чая.
Женщина среднего роста, полненькая, в перепачканном переднике и туго завязанном платке, раскладывала по тарелкам оладушки и, не глядя на гостью, пробормотала.
– Ой, да не слухай ворчание Семки?. Он знает, что как не сказывай, всё равно чужака найдёт у речушки. Первым делом бежит утром тудась. И ведь не к спокойному бережку манит их. Идут в пучину, с которой местные-то не сдюживают, хоть знают каждый камушек и силу течения.
– Но меня девушка в сером платочке туда пригласила.
Малют всмотрелась в реакцию женщины. Проигнорирует? Но та, лишь отмахнулась и принялась резать яблоки.
– Ой, знаем мы эту шкодницу. Сестра Семки?, утопла лет уж двадцать назад. Скучно ей там, вот и манит к себе. Но ты не верь ей, – женщина взглядом пригвоздила гостью, помолчала пару вздохов, улыбнулась и принялась взбивать густую сметану.
К столу подошёл глава деревни, чмокнул свою жену в макушку, уселся на пень, да постучал по соседнему, кивком приглашая Малют. Борода его спускалась до пупа, кафтан немного расходился, одел, видно, ради гостьи и забыл, что поправился с последней примерки. А жена смекнула, платок накинула ему на плечо, прикрывая срамоту, и защебетала, что-то на ухо. Глава прижал к губам кисть жены, подмигнул и запустил пальцы в бороду, расчёсывая её.
– Ну что ж? Как спаслось? У нас воздух гости хваляют за сон лёгкий благодарят.
Не дожидаясь ответа, глава отломил коврижку и прихлебнул молока из пиалы, которую заботливо протянула жена. Крошки в бороде спрятались, струйки молока сделали её с проседью. Малют еле сдержала улыбку и заметила, как жена главы покраснела, она дёрнулась было помочь, но молча села и взяла кусок яблока.
Интересно, какой тут семейный уклад? Вот вроде со стороны видно – любовь, а вон как слушается мужа, одного взгляда хватает, чтобы не сметь слова без разрешения вымолвить.
– А чем ещё славится ваш народ? – спросила Малют. Она не рассказывать приходила в селения, а слушать и наблюдать.
Но глава покачал головой, дал знак другим жителям усаживаться за стол, а по правую руку Малют появилась старушка и ответила вместо него:
– Ты ешь, ешь, деточка, для разговоров у нас будет другое время.
Это была мать главы – самая старшая женщина в этой деревне. Её ласково называли Бабуля, совмещая возраст и имя – Ульяния.
-2-
День проходил для Малют привычно, она наблюдала за жизнью поселения. Женщины мыли посуду, готовили обед, стирали, детям внимание уделяли. А вот мужчины почти не попадались на глаза: одни после завтрака ушли на охоту, другие собрались в дальнем конце деревушки в сарайчиках. Стучали, пилили, не сдерживались в крепких словечках. Но гостью к себе не пускали. Хоть и в портках она, но всё же девица… Дух разгневается – отвлечётся мужик и травму получит.
Скучно было Малют, ничего необычного не происходило, только смущало, что старики не встречались. Кроме Ульянии. Дома сидят? Не показываются чужакам? Нет их совсем?
– А где знахарь ваш? – спросила Малют, помогая Бабуле, растянуть на верёвке огромный платок.
– А на кой он нам?
– Ну как же, хвори снимать, особенности детей замечать.
– Ага, был у нас один. Вот такой же, видать, как тебя в странники записал.
Малют задержала дыхание.
– Чего замолкла? – Бабуля уставилась блёклыми глазами на гостью. – Будоражишь ты нити, даже я чувствую, дух реки, вон, пробудила. Манит он тебя. Тайны раскрыть обещает, но ты не верь. Утопнешь только!
Между старушкой и странницей пробежали мальчишки лет пяти, с улюлюканьем, визгами.
– Вон, малышня, вишь, сами ведают, кем им статься. А знахари ваши. Нет им у нас места. Изжили мы их.
– Вместе со старостью? – не удержалась Малют.
Бабуля усмехнулась.
– Догадливая, смышлёная. Не странницей тебе надо стать было. Ох, не странницей. Не свое занимаешь ты место, вон и мучаешься видениями во снах, да вопросами без ответов.
Малют насупилась. Никогда она не прерывала беседу сама, всегда слушала. Но сейчас. Речь о ней. И ей решать, продолжать ли разговор. Она развернулась и пошла к реке, услышав, как громко вздохнула старушка.
«Ну и пусть. Это мне решать, быть странницей или нет. Мне нравится. Это моё место! Я хочу и буду странствовать».
Воды реки охладили ступни, Малют вгляделась в сухое дерево – не появится ли девушка в сером платке, не расскажет ли, то что обещала утром. Но голоса жителей, наверное, мешали, не хотела она появляться, пока кто-то сможет заметить её даже издалека.
– А если я приду завтра одна, на рассвете? – прошептала Малют.
– Не испугаешься? – пришёл тихий шелест в ответ.
– Смотря что ты обещаешь раскрыть?
Девичий хохот разнёсся по водам реки, а сквозь него пробились два голоса: матери и дочери.
«Ты у меня такая любопытная.»
«Я стану странницей – вот увидишь!»
«Ну что ты! Нельзя! Забудь это! Выкинь из головы!»
Волнение матушки градом стучало, стучало, стучало, а по воде растекались круги.
– Ох и клёв сегодня к вечеру будет, наваристой ухи к ужину жди.
В высоких сапогах к реке подошёл мужчина. Тот самый, что утром спас Малют. Закинул удочку и спустя пару вздохов уже вытянул первый улов. Значит, круги на воде не от голоса были, а от рыбёшек...
Малют не стала мешать, направилась к домам, мысленно обещая себе: если проснётся раньше других завтра – придёт к реке. Выспросит у девушки – чьи голоса звучали. Малышки Малют и её матушки? Нет. Ведь и другие дети мечтают стать странниками. Хотя... Ни разу не слышала Малют в детских беседах такого. Интересно, а о чём мечтают дети рода Пахор?
Почувствовав, как зашевелилось в нетерпении любопытство, Малют пошла к ребятне и они её вовлекли в свои игры. Как девчонка она прыгала, бегала, смеялась, забыв обо всём.
Не видела Малют, что за ней наблюдали: Ульяния и девушка у реки.
Солнце спряталось за деревьями, в центре разожгли большой костёр и жители семьями устроились на земле вокруг него. Но прежде чем сесть - подходили к огню. Ещё одна традиция рода Пахор: каждый от мала до велика вносил вклад в разгорающееся пламя. Щепу кинул малыш курносый и захохотал над тем, как летят искры. Толстую ветку приволок юноша. Ему никто не помогал, должен сам справиться. Увидев, как жадный огонь впился в принесённый дар, улыбнулся и потёр руки довольный, что может теперь считать себя взрослым.
Бабушка Ульяния прошлась вокруг пламени, песнь завела и ей подпевал ветер. Жители слушали молча, но постепенно в такт мелодии начали раскачиваться и вплетать по одному слову.
Малют наблюдала и поражалась, как же стройно всё получалось. Песнь разносилась по округе, волнами воздух пронзая. Природа впитывала благодарность и возвращала тепло, выставляла защиту от нечисти. Сплеталась тонкая ткань, нить к нити, узелок к узелку и накрывала одеялом поселение, никто не потревожит людской сон.
Ульяния замолчала, песнь же ещё несколько вздохов звучала. Жители смотрели на бабулю и улыбались.
– Как прошёл день ваш? Рассказывайте. Огонь и гостью уважьте.
Встал глава, в этот раз на нём свободный кафтан, помог устроиться бабуле на мягкой подстилке, негоже ведь старческим костям на земле холодиться. Пробежался по собравшимся глазами цвета грозовой тучи, в которых молнии сверкали, отражая отблески пламени.
– Может быть, ты начнёшь, Марсик?
Мальчонка подскочил, будто кузнечик, подбежал к Малют и, ухватив её за руку, потянул ближе к костру.
– Вы же видели это? Видели? Я первый раз кинул кору и попал аж в центр пламени. Оно с нами разговаривает. Если бы я вёл себя плохо, то моё подношение огонь выплюнул бы обратно. А я сегодня молодец. Папе помогал, инструменты разные подавал. Вот костёр и принял меня.
Малют слушала и удивлялась, на вид мальчишке не больше пяти, но он так чётко выговаривал каждое слово, да так по-взрослому, что в голову закрались сомнения, а ребёнок ли перед ней. Но оказалось дело в магии костра. Малыш вернулся к родителям и залопотал:
– Мам! Я зе маладес? Меня выбвали певым.
Костёр потрескивал, искры взметались. Рядом со странницей встал другой человек. Он не брал её за руку и говорил вовсе не с ней, а будто отчитывался перед костром. За ним подошёл ещё один житель, потом ещё. Каждый рассказал о том, как прошёл день, но Малют не сводила глаз с малыша. Как такое возможно? Чёткая, взрослая речь у костра и такая детская вдали от него. Пламя влияло или ткань, что сплела песнью Бабуля?
– Благодарим тебя, дух и отец. Дай нам набраться сил на завтрашний день. – Ульяния поклонилась догорающему костру и ушла первая, за ней по одному уходили остальные.
Огонь попрощавшись с последним жителем, потух. Сам.
Малют стояла возле него ещё какое-то время, пока её не позвали:
– Не тревожь его. Спи. Все спят в тиши.
И правда, звуки пропали. В сарае, где гостью обнимало ароматное сено, слышно было даже биение сердца. Но и оно затихало, погружая Малют в темноту сна. Без видений. Всё осталось за одеялом, укрывшим поселение рода Пахор.
Как девушка дух не пыталась прорваться, не пускала её защита, не давала утянуть странницу в омут, обменять жизнь на утерянные воспоминания. Не время. Не место. Не так.
-3-
Цепкие лапы птицы впивались в лицо, клюв стучал по голове, в поисках того чем поживиться. Что ей нужно?
– Мозги! Любимое лакомство. Угостишь ими мою птичку?
Скрипучий голос вызывал дрожь, от страха тело немело, сердце сжималось, дыхание сбивалось, в горле застревал крик.
– Кааар!
Малют открыла глаза и замахала руками, отгоняя мерзкую птицу, но поняла, что это ветка зацепилась и дергала за волосы.
– Уфф, – Малют выдохнула, села, прислонилась к стволу и приложила руку к груди – сердце ухало ночной совой, слух улавливал шорохи, воображение дорисовывало картинки, не отойдя от кошмара.
Лес, обычно такой дружелюбный к страннице, вел себя, как расшалившееся дитя. Спать не давал, тропинку прятал, зверей напускал.
– И зачем я послушала Ульянию? Иди, говорит, найди знахаря. Ты же бродишь все равно по поселениям, может и пустит тебя. Ага, конечно. Пятый день блуждаю. Коренья съедобные перебивают аппетит, да роса жажду помогает притушить. Но я ж не протяну так долго. Эй!
Малют сложила ладони и прокричала еще раз.
– Эй!
Ночной лес зашелестел, разбуженная птица расправила крылья. И Малют вжалась в ствол.
Это она? Та из кошмара?
Луна выглянула из-за кроны и тень птахи выросла в огромное чудище. Если бы ноги не отказали, Малют уже неслась бы сквозь чащу, но ее словно придавило к земле, не могла даже пошевелиться, а птица вприпрыжку перелетала, шуршала травинками и приближалась к своей жертве. Малют зажмурилась, помолилась духу и завизжала, замахала руками, когда по темечку постучало что-то острое.
– Да, тьфу на тебя! – дернула она треклятую ветку и осмотрелась.
Чуть поодаль, склоняя голову то влево, то вправо переминалась пичужка.
– Это тебя я так напугалась? Прости, разбудила, наверное, криками. Ну иди ко мне, – Малют протянула ладонь.
Но птица раскрыла крылья и улетела.
– Ага, зачем общаться со мной…
Малют поджала колени к груди, уперлась спиной в ствол и попыталась уснуть. Но куда там. Шорохи, ветер, ветка эта приставучая. И в сон не провалиться, и дальше не пойти. Луна за тучами пряталась, по ночному лесу бродить опасно, не зверь, так коряга заставит о том пожалеть. Поэтому Малют сжала сильнее веки, до темных пятен в глазах и вспомнила прощальную беседу с Ульянией, чтобы отвлечься.
– Мучаешься ты, видения ловишь. А что если они не твои? Не гонись за неведомым, заведет оно, как в пучину нашей реки, а ежели рядом никого не окажется? Кто ж спасет-то? А?
Малют молчала. Она чувствовала в то утро себя такой отдохнувшей – без снов, без попыток уловить ускользающее. Только поглядывала на речушку и сожалела, что так и не поговорила с девушкой. Остаться бы. Завтра попытаться. Но Бабуля пришла к Малют в сараюшку до завтрака и давай поучать.
– Знахарь нужен тебе. Не ты ему, а он тебе. Пойми. Ты можешь считать себя странницей, но я же вижу, что ты другая. Искать нужно в себе, - ткнула она пальцем в грудь Малют. - Но одна ты не справишься. Только он поможет, но ты должна захотеть. Он чует ложь на расстоянии.
– Кто он вам? – спросила Малют.
Но Ульяния проигнорировала.
– Муж? Брат? Сват? – допытывалась Малют.
– Ох, девонька, ты такая еще молодая.
– Неужели отец?
Ульяния расхохоталась.
– Да, дух с тобой. Знавала я его когда-то, запомнился.
– Вы были странницей! – осознание молнией вспыхнуло.
А Бабуля вздохнула, всучила Малют котомку с припасами и молча показала на тропинку, ведущую прочь от их деревни.
Огорчилась? Вспомнила утерянное чувство свободы? Помочь ли она хотела Малют или избавиться? Ведь отправила искать поселение, которого возможно и нету…
В полудреме Малют услышала шорохи, увидела тени. Но не птица то была – человек. А после накрыла ее темнота и сон долгожданный. Малют чувствовала, что плыла по теплой реке на плоту, а рядом родные, они не забыли ее, они скучали и скоро Малют окажется дома.
Сон растворился с лучами рассвета. Малют осмотрелась. Ее пустили. Она наконец в поселении. Том ли которое искала не важно. Но здесь люди, дома, горячая еда, ключевая вода. Желудок от мыслей заурчал и заставил Малют встать и пойти на поиски жителей. Таких же ранних пташек, как и она.
Ее встретил мужчина и время сменило свой ход. День пролетел незаметно и уже на закате Малют устроилась на ночь в гостевом домике и прокручивала что же узнала о загадочном народе Бурима.
Они ценили природу и пользовались ее дарами. Семьи обустраивались внутри деревьев, все что жители носят, все что едят – все натуральное и из того что найдено в этом лесу: грибы, ягоды, травы. Но какие вкуснейшие каши, супы у них получались – без огня из поленьев, а только с помощью лучей солнца. В голове Малют эти чудеса не укладывались. Зато нить странника пульсировала довольная.
Бурима низкого роста – удобно передвигаться по чащи, у них бледная кожа и скупой язык, немного похож на животный. Малют слушала их и удивлялась, как можно так просто общаться. Ничего лишнего: дай, сюда, там, иди. Коротко и понятно.
– Есть, – пригласили ее к столу.
– Спасибо, – сказала Малют и заметила блеск в глазах малышей. Слово не знакомое, длинное, язычки тут же начали нащупывать звучание. Короткое «спа», протяжно-свистящее «ссииии» и словно выплюнутое резкое «бо».
Живет ли среди них знахарь выяснить удалось, но Малют радовалась, что эту ночь проведет не в лесу и надеялась, что птица не побеспокоит во сне.
– Тут, – указали ей на ночлег, когда солнце скрылось за кронами.
Небольшая берлога в корнях огромного дерева, внутри вкусно пахло корой, смолой и высушенными листьями.
***
Стол в поселении рода Пахор накрывали на улице – длинный, в тени деревьев, с пеньками вместо стульев. Завтракали вместе: кто мёд приносил, кто молоко. Яйца варёные, травы морёные, глаза голодные разбегались. Пока хозяюшки хлопотали, никто не садился, детвора шумела поодаль, мужчины осматривали дома, точили топоры, носили воду. Все при делах, только гостья маялась от скуки, ходила вдоль стола, вдыхая ароматы блюд. Она остановилась возле жены того мужчины, что спас её.
– Вы уж простите, я не знала про омут в реке, – оправдывалась Малют, грея руки большой кружкой травяного чая.
Женщина среднего роста, полненькая, в перепачканном переднике и туго завязанном платке, раскладывала по тарелкам оладушки и, не глядя на гостью, пробормотала.
– Ой, да не слухай ворчание Семки?. Он знает, что как не сказывай, всё равно чужака найдёт у речушки. Первым делом бежит утром тудась. И ведь не к спокойному бережку манит их. Идут в пучину, с которой местные-то не сдюживают, хоть знают каждый камушек и силу течения.
– Но меня девушка в сером платочке туда пригласила.
Малют всмотрелась в реакцию женщины. Проигнорирует? Но та, лишь отмахнулась и принялась резать яблоки.
– Ой, знаем мы эту шкодницу. Сестра Семки?, утопла лет уж двадцать назад. Скучно ей там, вот и манит к себе. Но ты не верь ей, – женщина взглядом пригвоздила гостью, помолчала пару вздохов, улыбнулась и принялась взбивать густую сметану.
К столу подошёл глава деревни, чмокнул свою жену в макушку, уселся на пень, да постучал по соседнему, кивком приглашая Малют. Борода его спускалась до пупа, кафтан немного расходился, одел, видно, ради гостьи и забыл, что поправился с последней примерки. А жена смекнула, платок накинула ему на плечо, прикрывая срамоту, и защебетала, что-то на ухо. Глава прижал к губам кисть жены, подмигнул и запустил пальцы в бороду, расчёсывая её.
– Ну что ж? Как спаслось? У нас воздух гости хваляют за сон лёгкий благодарят.
Не дожидаясь ответа, глава отломил коврижку и прихлебнул молока из пиалы, которую заботливо протянула жена. Крошки в бороде спрятались, струйки молока сделали её с проседью. Малют еле сдержала улыбку и заметила, как жена главы покраснела, она дёрнулась было помочь, но молча села и взяла кусок яблока.
Интересно, какой тут семейный уклад? Вот вроде со стороны видно – любовь, а вон как слушается мужа, одного взгляда хватает, чтобы не сметь слова без разрешения вымолвить.
– А чем ещё славится ваш народ? – спросила Малют. Она не рассказывать приходила в селения, а слушать и наблюдать.
Но глава покачал головой, дал знак другим жителям усаживаться за стол, а по правую руку Малют появилась старушка и ответила вместо него:
– Ты ешь, ешь, деточка, для разговоров у нас будет другое время.
Это была мать главы – самая старшая женщина в этой деревне. Её ласково называли Бабуля, совмещая возраст и имя – Ульяния.
-2-
День проходил для Малют привычно, она наблюдала за жизнью поселения. Женщины мыли посуду, готовили обед, стирали, детям внимание уделяли. А вот мужчины почти не попадались на глаза: одни после завтрака ушли на охоту, другие собрались в дальнем конце деревушки в сарайчиках. Стучали, пилили, не сдерживались в крепких словечках. Но гостью к себе не пускали. Хоть и в портках она, но всё же девица… Дух разгневается – отвлечётся мужик и травму получит.
Скучно было Малют, ничего необычного не происходило, только смущало, что старики не встречались. Кроме Ульянии. Дома сидят? Не показываются чужакам? Нет их совсем?
– А где знахарь ваш? – спросила Малют, помогая Бабуле, растянуть на верёвке огромный платок.
– А на кой он нам?
– Ну как же, хвори снимать, особенности детей замечать.
– Ага, был у нас один. Вот такой же, видать, как тебя в странники записал.
Малют задержала дыхание.
– Чего замолкла? – Бабуля уставилась блёклыми глазами на гостью. – Будоражишь ты нити, даже я чувствую, дух реки, вон, пробудила. Манит он тебя. Тайны раскрыть обещает, но ты не верь. Утопнешь только!
Между старушкой и странницей пробежали мальчишки лет пяти, с улюлюканьем, визгами.
– Вон, малышня, вишь, сами ведают, кем им статься. А знахари ваши. Нет им у нас места. Изжили мы их.
– Вместе со старостью? – не удержалась Малют.
Бабуля усмехнулась.
– Догадливая, смышлёная. Не странницей тебе надо стать было. Ох, не странницей. Не свое занимаешь ты место, вон и мучаешься видениями во снах, да вопросами без ответов.
Малют насупилась. Никогда она не прерывала беседу сама, всегда слушала. Но сейчас. Речь о ней. И ей решать, продолжать ли разговор. Она развернулась и пошла к реке, услышав, как громко вздохнула старушка.
«Ну и пусть. Это мне решать, быть странницей или нет. Мне нравится. Это моё место! Я хочу и буду странствовать».
Воды реки охладили ступни, Малют вгляделась в сухое дерево – не появится ли девушка в сером платке, не расскажет ли, то что обещала утром. Но голоса жителей, наверное, мешали, не хотела она появляться, пока кто-то сможет заметить её даже издалека.
– А если я приду завтра одна, на рассвете? – прошептала Малют.
– Не испугаешься? – пришёл тихий шелест в ответ.
– Смотря что ты обещаешь раскрыть?
Девичий хохот разнёсся по водам реки, а сквозь него пробились два голоса: матери и дочери.
«Ты у меня такая любопытная.»
«Я стану странницей – вот увидишь!»
«Ну что ты! Нельзя! Забудь это! Выкинь из головы!»
Волнение матушки градом стучало, стучало, стучало, а по воде растекались круги.
– Ох и клёв сегодня к вечеру будет, наваристой ухи к ужину жди.
В высоких сапогах к реке подошёл мужчина. Тот самый, что утром спас Малют. Закинул удочку и спустя пару вздохов уже вытянул первый улов. Значит, круги на воде не от голоса были, а от рыбёшек...
Малют не стала мешать, направилась к домам, мысленно обещая себе: если проснётся раньше других завтра – придёт к реке. Выспросит у девушки – чьи голоса звучали. Малышки Малют и её матушки? Нет. Ведь и другие дети мечтают стать странниками. Хотя... Ни разу не слышала Малют в детских беседах такого. Интересно, а о чём мечтают дети рода Пахор?
Почувствовав, как зашевелилось в нетерпении любопытство, Малют пошла к ребятне и они её вовлекли в свои игры. Как девчонка она прыгала, бегала, смеялась, забыв обо всём.
Не видела Малют, что за ней наблюдали: Ульяния и девушка у реки.
***
Солнце спряталось за деревьями, в центре разожгли большой костёр и жители семьями устроились на земле вокруг него. Но прежде чем сесть - подходили к огню. Ещё одна традиция рода Пахор: каждый от мала до велика вносил вклад в разгорающееся пламя. Щепу кинул малыш курносый и захохотал над тем, как летят искры. Толстую ветку приволок юноша. Ему никто не помогал, должен сам справиться. Увидев, как жадный огонь впился в принесённый дар, улыбнулся и потёр руки довольный, что может теперь считать себя взрослым.
Бабушка Ульяния прошлась вокруг пламени, песнь завела и ей подпевал ветер. Жители слушали молча, но постепенно в такт мелодии начали раскачиваться и вплетать по одному слову.
Малют наблюдала и поражалась, как же стройно всё получалось. Песнь разносилась по округе, волнами воздух пронзая. Природа впитывала благодарность и возвращала тепло, выставляла защиту от нечисти. Сплеталась тонкая ткань, нить к нити, узелок к узелку и накрывала одеялом поселение, никто не потревожит людской сон.
Ульяния замолчала, песнь же ещё несколько вздохов звучала. Жители смотрели на бабулю и улыбались.
– Как прошёл день ваш? Рассказывайте. Огонь и гостью уважьте.
Встал глава, в этот раз на нём свободный кафтан, помог устроиться бабуле на мягкой подстилке, негоже ведь старческим костям на земле холодиться. Пробежался по собравшимся глазами цвета грозовой тучи, в которых молнии сверкали, отражая отблески пламени.
– Может быть, ты начнёшь, Марсик?
Мальчонка подскочил, будто кузнечик, подбежал к Малют и, ухватив её за руку, потянул ближе к костру.
– Вы же видели это? Видели? Я первый раз кинул кору и попал аж в центр пламени. Оно с нами разговаривает. Если бы я вёл себя плохо, то моё подношение огонь выплюнул бы обратно. А я сегодня молодец. Папе помогал, инструменты разные подавал. Вот костёр и принял меня.
Малют слушала и удивлялась, на вид мальчишке не больше пяти, но он так чётко выговаривал каждое слово, да так по-взрослому, что в голову закрались сомнения, а ребёнок ли перед ней. Но оказалось дело в магии костра. Малыш вернулся к родителям и залопотал:
– Мам! Я зе маладес? Меня выбвали певым.
Костёр потрескивал, искры взметались. Рядом со странницей встал другой человек. Он не брал её за руку и говорил вовсе не с ней, а будто отчитывался перед костром. За ним подошёл ещё один житель, потом ещё. Каждый рассказал о том, как прошёл день, но Малют не сводила глаз с малыша. Как такое возможно? Чёткая, взрослая речь у костра и такая детская вдали от него. Пламя влияло или ткань, что сплела песнью Бабуля?
– Благодарим тебя, дух и отец. Дай нам набраться сил на завтрашний день. – Ульяния поклонилась догорающему костру и ушла первая, за ней по одному уходили остальные.
Огонь попрощавшись с последним жителем, потух. Сам.
Малют стояла возле него ещё какое-то время, пока её не позвали:
– Не тревожь его. Спи. Все спят в тиши.
И правда, звуки пропали. В сарае, где гостью обнимало ароматное сено, слышно было даже биение сердца. Но и оно затихало, погружая Малют в темноту сна. Без видений. Всё осталось за одеялом, укрывшим поселение рода Пахор.
Как девушка дух не пыталась прорваться, не пускала её защита, не давала утянуть странницу в омут, обменять жизнь на утерянные воспоминания. Не время. Не место. Не так.
-3-
Цепкие лапы птицы впивались в лицо, клюв стучал по голове, в поисках того чем поживиться. Что ей нужно?
– Мозги! Любимое лакомство. Угостишь ими мою птичку?
Скрипучий голос вызывал дрожь, от страха тело немело, сердце сжималось, дыхание сбивалось, в горле застревал крик.
– Кааар!
Малют открыла глаза и замахала руками, отгоняя мерзкую птицу, но поняла, что это ветка зацепилась и дергала за волосы.
– Уфф, – Малют выдохнула, села, прислонилась к стволу и приложила руку к груди – сердце ухало ночной совой, слух улавливал шорохи, воображение дорисовывало картинки, не отойдя от кошмара.
Лес, обычно такой дружелюбный к страннице, вел себя, как расшалившееся дитя. Спать не давал, тропинку прятал, зверей напускал.
– И зачем я послушала Ульянию? Иди, говорит, найди знахаря. Ты же бродишь все равно по поселениям, может и пустит тебя. Ага, конечно. Пятый день блуждаю. Коренья съедобные перебивают аппетит, да роса жажду помогает притушить. Но я ж не протяну так долго. Эй!
Малют сложила ладони и прокричала еще раз.
– Эй!
Ночной лес зашелестел, разбуженная птица расправила крылья. И Малют вжалась в ствол.
Это она? Та из кошмара?
Луна выглянула из-за кроны и тень птахи выросла в огромное чудище. Если бы ноги не отказали, Малют уже неслась бы сквозь чащу, но ее словно придавило к земле, не могла даже пошевелиться, а птица вприпрыжку перелетала, шуршала травинками и приближалась к своей жертве. Малют зажмурилась, помолилась духу и завизжала, замахала руками, когда по темечку постучало что-то острое.
– Да, тьфу на тебя! – дернула она треклятую ветку и осмотрелась.
Чуть поодаль, склоняя голову то влево, то вправо переминалась пичужка.
– Это тебя я так напугалась? Прости, разбудила, наверное, криками. Ну иди ко мне, – Малют протянула ладонь.
Но птица раскрыла крылья и улетела.
– Ага, зачем общаться со мной…
Малют поджала колени к груди, уперлась спиной в ствол и попыталась уснуть. Но куда там. Шорохи, ветер, ветка эта приставучая. И в сон не провалиться, и дальше не пойти. Луна за тучами пряталась, по ночному лесу бродить опасно, не зверь, так коряга заставит о том пожалеть. Поэтому Малют сжала сильнее веки, до темных пятен в глазах и вспомнила прощальную беседу с Ульянией, чтобы отвлечься.
– Мучаешься ты, видения ловишь. А что если они не твои? Не гонись за неведомым, заведет оно, как в пучину нашей реки, а ежели рядом никого не окажется? Кто ж спасет-то? А?
Малют молчала. Она чувствовала в то утро себя такой отдохнувшей – без снов, без попыток уловить ускользающее. Только поглядывала на речушку и сожалела, что так и не поговорила с девушкой. Остаться бы. Завтра попытаться. Но Бабуля пришла к Малют в сараюшку до завтрака и давай поучать.
– Знахарь нужен тебе. Не ты ему, а он тебе. Пойми. Ты можешь считать себя странницей, но я же вижу, что ты другая. Искать нужно в себе, - ткнула она пальцем в грудь Малют. - Но одна ты не справишься. Только он поможет, но ты должна захотеть. Он чует ложь на расстоянии.
– Кто он вам? – спросила Малют.
Но Ульяния проигнорировала.
– Муж? Брат? Сват? – допытывалась Малют.
– Ох, девонька, ты такая еще молодая.
– Неужели отец?
Ульяния расхохоталась.
– Да, дух с тобой. Знавала я его когда-то, запомнился.
– Вы были странницей! – осознание молнией вспыхнуло.
А Бабуля вздохнула, всучила Малют котомку с припасами и молча показала на тропинку, ведущую прочь от их деревни.
Огорчилась? Вспомнила утерянное чувство свободы? Помочь ли она хотела Малют или избавиться? Ведь отправила искать поселение, которого возможно и нету…
В полудреме Малют услышала шорохи, увидела тени. Но не птица то была – человек. А после накрыла ее темнота и сон долгожданный. Малют чувствовала, что плыла по теплой реке на плоту, а рядом родные, они не забыли ее, они скучали и скоро Малют окажется дома.
***
Сон растворился с лучами рассвета. Малют осмотрелась. Ее пустили. Она наконец в поселении. Том ли которое искала не важно. Но здесь люди, дома, горячая еда, ключевая вода. Желудок от мыслей заурчал и заставил Малют встать и пойти на поиски жителей. Таких же ранних пташек, как и она.
Ее встретил мужчина и время сменило свой ход. День пролетел незаметно и уже на закате Малют устроилась на ночь в гостевом домике и прокручивала что же узнала о загадочном народе Бурима.
Они ценили природу и пользовались ее дарами. Семьи обустраивались внутри деревьев, все что жители носят, все что едят – все натуральное и из того что найдено в этом лесу: грибы, ягоды, травы. Но какие вкуснейшие каши, супы у них получались – без огня из поленьев, а только с помощью лучей солнца. В голове Малют эти чудеса не укладывались. Зато нить странника пульсировала довольная.
Бурима низкого роста – удобно передвигаться по чащи, у них бледная кожа и скупой язык, немного похож на животный. Малют слушала их и удивлялась, как можно так просто общаться. Ничего лишнего: дай, сюда, там, иди. Коротко и понятно.
– Есть, – пригласили ее к столу.
– Спасибо, – сказала Малют и заметила блеск в глазах малышей. Слово не знакомое, длинное, язычки тут же начали нащупывать звучание. Короткое «спа», протяжно-свистящее «ссииии» и словно выплюнутое резкое «бо».
Живет ли среди них знахарь выяснить удалось, но Малют радовалась, что эту ночь проведет не в лесу и надеялась, что птица не побеспокоит во сне.
– Тут, – указали ей на ночлег, когда солнце скрылось за кронами.
Небольшая берлога в корнях огромного дерева, внутри вкусно пахло корой, смолой и высушенными листьями.
