Глава 1. ВИКТОР. СОН ИЛИ ЖИЗНЬ
Должно быть, я единственный человек на свете, для которого звонок будильника - звук приятный и желанный. Глас реальности. Зов жизни. Однажды он не прозвучал - батарейки «сели». И я проспал почти трое суток, очнувшись лишь от удара по щеке. Я открыл глаза и увидел над собой взволнованное лицо Джеффри, моего крёстного:
- Извини. Я звал тебя и тряс - не помогало. Так что, пришлось…
- Который час? - я сонно огляделся: за окном было сумрачно.
- Уже семь. Семь часов вечера.
- Вечера?! - я сел в кровати.
- Я звонил тебе несколько раз. Но ты не отвечал, - Джеффри обеспокоенно смотрел на меня.
- Странно, я не слышал звонка.
- Ничего странного: твой телефон лежит внизу, в мастерской. Так что, ты не зря отдал мне запасные ключи, - крестный осторожно присел рядом.
- Да уж, - я рассеянно моргал, пытаясь сбросить остатки сна.
- Как ты? - Джеффри пытался прочесть ответ на моем лице. И, похоже, увиденное его не радовало.
- В порядке. Дай мне пару минут.
Голова кружилась. Во рту пересохло. И другие естественные потребности тоже напомнили о себе.
- Прости, Джеффри, я сейчас.
Но встав с кровати и сделав шаг, я пошатнулся - ноги едва держали.
Джеффри закинул мою руку себе на плечи и, придерживая меня, сказал:
- Пойдём. Я помогу.
Доковыляв так до туалета, я буркнул:
- Дальше я сам, - и уединился за дверью. А когда вышел - Джеффри ждал со стаканом воды:
- Держи.
Я почти залпом осушил стакан - и почувствовал себя лучше.
- Или ты болен, или… - его карие глаза внимательно смотрели на меня.
- Или что?
- Когда ты последний раз ел и пил?
- Вечером накануне. Я устал и лёг спать почти сразу после того, как ты ушёл.
- Я ушёл? Это было во вторник, - Джеффри потрясенно развел руками.
- Да. А сегодня…
- Вечер пятницы!
Я рассеянно заморгал:
- Не может быть.
- Но это так. Пойдём, я приготовлю тебе что-нибудь поесть, - Джеффри чуть улыбнулся и положил руку мне на плечо. В его голосе было столько мягкой заботы, что я почувствовал себя признательным и виноватым. И улыбнулся в ответ:
- Спасибо. Только умоюсь сначала.
- А ноги как, держат?
Я сделал шаг-другой по направлению к ванной:
- Вполне.
Крёстный кивнул и отправился на кухню.
Я плеснул в лицо воды. Вот как, значит - проспал три дня и не заметил. А если бы Джеффри не разбудил меня? Конечно, это маловероятно - или он, или Оливер обязательно бы устроили розыски, куда я пропал. Но всё же? Я так и спал бы - пока не умер от истощения?
Я ненавидел сны и при этом не хотел просыпаться. Во снах я был царь и бог. Я мог сотворить себе любой мир; вернуть тех, кто ушел. Создавать иллюзии. Но они разбивались, едва я просыпался и возвращался в реальность. Всё такой же одинокий и беспомощный. Я мог найти любовь во сне, быть счастливым. Но единственная возможность продлить это счастье - не просыпаться. Спать вечно. Что значило умереть. Но умереть счастливым.
Была и другая причина. Стоило мне расслабиться и перестать контролировать видения - в мой мир вторгались сны других людей. Все их нелепые или кошмарные образы. Я не хотел видеть чужие кошмары - мне хватало своих. И я смотрел эти сны словно зритель, не желая вмешиваться. Но когда кошмары видят дети… Я не мог оставить их один на один с ужасом и болью. Утешал и успокаивал, как мог. И создавал для них маленькое чудо. Хотя бы во сне.
Взрослые должны сами справляться со своими кошмарами. Хотя и в таких случаях я редко оставался равнодушным. И потому ненавидел сны. Я считал этот проклятый дар причиной гибели нашей семьи.
И всё же, умирать мне не хотелось - хотя бы потому, что я знал: двух близких мне людей это бы очень расстроило. Один из них ждал меня на кухне и, судя по запаху, жарил тосты с сыром. Я машинально взглянул в зеркало: оттуда встревоженными тёмными глазами на меня смотрел кто-то лохматый и бледный. Наверное, это я. Утёршись полотенцем и пригладив волосы рукой, я вышел из ванной.
- Выглядишь уже лучше, - Джеффри, полуобернувшись от плиты, улыбнулся мне и помахал лопаточкой, - Делаю тебе омлет с гренками и сыром, если ты не против.
- Совсем не против, - я улыбнулся в ответ, - но не знал, что ты умеешь готовить.
Непривычно было видеть крёстного, джентльмена и аристократа, в фартуке и со сковородкой в руках - хотя держал он её вполне уверенно.
Джеффри рассмеялся:
- Не особо умею, на самом деле. Но надеюсь, что получится съедобно.
Я хмыкнул:
- Готов съесть в любом случае - просто умираю от голода.
- Кстати… о голоде… и прочем, - Джеффри положил омлет на тарелку и поставил передо мной, - Ты не собирался просыпаться? - он смотрел на меня чуть исподлобья, снова пытаясь читать по моему лицу.
- Конечно, собирался! - хотя я не был в этом так уверен, - Наверное, что-то случилось с будильником.
Крёстный молча смотрел на меня.
- Джеффри… я… у меня и в мыслях нет умирать. Да и спать вечно тоже - я ненавижу сны! Я их ненавижу, - закусив губу, я уставился на тарелку с едой, пытаясь успокоиться.
Я ненавидел сны за то, что обречён скитаться по ним. Но просыпаться не всегда хотел: иногда жизнь казалась мне еще более кошмарным сном.
Почувствовав руку Джеффри на своём плече, я поднял глаза.
- Прости. Я беспокоюсь за тебя, ты знаешь, - крестный смотрел на меня так… как отец смотрел когда-то. Когда просил быть осторожным.
- Я знаю. И обещаю проверять будильник прежде чем ложиться спать. Я даже два буду ставить - если хочешь.
Джеффри улыбнулся:
- Я могу звонить тебе и будить.
- Если тебе делать больше нечего…
- Так мне было бы спокойней.
- Я буду рад. Я всегда рад слышать тебя, - и это было правдой.
- Надо же. Я ещё не надоел? - Джеффри рассмеялся.
Я фыркнул:
- И не надоешь.
- Надеюсь, - Джеффри мягко улыбнулся. Но во взгляде его всё еще сквозило беспокойство и сомнение. И потому я со всей убедительностью сказал:
- Всё хорошо, Джеффри. Всё просто отлично.
Он хотел ещё что-то сказать, но промолчал. Сел рядом за стол и, кивнув в сторону тарелки, произнёс:
- Лучше съешь, пока инеем не покрылось. Поговорить и потом можно.
Я кивнул и принялся за еду. Было на удивление вкусно. Я смотрел на Джеффри: на его идеально уложенные каштановые волосы, на его костюм - простой, добротный, но сшитый на заказ, на его артистически выразительные руки. И думал: как часто ему приходилось готовить самому и зачем бы ему это делать - ведь есть личный повар. Казалось, я неплохо знаю крёстного. Но так ли это на самом деле? Правда, мне было известно то, что Джеффри скрывал ото всех. Я узнал случайно и во сне, и от того чувствовал себя виновным - словно подсматривал. Да так оно и было. И я не признался Джеффри - ведь тогда… неловко стало бы не только мне.
Лишь когда я справился с омлетом, крёстный заговорил снова:
- Мне не нравится, что ты живёшь совсем один. Я понимаю - ты уже давно взрослый и мужчине нужна независимость; понимаю, что ты не хочешь больше жить в монастыре у Оливера, но… как насчет Ланкастер Холла?
- Я не хочу тебя стеснять, – хотя на самом деле мне не хотелось быть настолько под присмотром, пусть даже таким неназойливым, как присутствие крестного.
- Меня стеснять? - Джеффри поднял бровь, - Ты, и правда, думаешь, что можешь стеснить меня в моём особняке? Даже если бы ты женился и заимел кучу детей - и тогда хватило бы места всем!
И, вздохнув, добавил:
- Я был бы только рад, Виктор. Правда. Ты ушёл из монастыря, но всё равно живёшь как монах - сидишь целыми днями среди книг, клея, красок и прочего!
- Но я - переплётчик, реставратор. Это моё ремесло. И оно мне нравится, - я пожал плечами, - В любом случае, ничего другого я не умею.
- Я не об этом. Думаю, ты знаешь, - Джеффри взглянул на меня с укором.
Да, я знал. Мне было уютно в моём мирке среди книг. Они не лгут, не лицемерят, не убивают. И никогда не бросят. А ещё они не видят снов. Люди были лишены всех этих достоинств.
Крёстный молча ждал моего ответа и не отводил взгляда. Не потому, что ему нравилось поучать и воспитывать - совсем нет; и делал он это крайне редко. Он любил меня. И потому беспокоился.
- Джеффри… - я заерзал, подбирая нужные слова, - Просто… дайте мне время. Научиться жить самостоятельно и вне монастырских стен.
Джеффри медленно кивнул:
- Только не уходи в себя, пожалуйста. Если захочешь поговорить или ещё что - можешь звонить и приезжать в любое время суток.
Я попытался отшутиться:
- А если ты будешь не один?
Джеффри улыбнулся:
- Для тебя я всегда свободен.
Когда крёстный ушёл, стало невыносимо тихо. За окном по-прежнему шумел город, но он не заглушал отсутствия человеческих голосов. Может быть, и правда, стоило поехать с Джеффри? Я знал, что не в тягость ему, но ведь это так по-детски - бегать за старшими. И ему, и Оливеру уже давно пора перестать нянчиться со мной. Мне двадцать пять, я уже четыре года живу один и вполне себя обеспечиваю. Но на самом деле, я был благодарен им за эту заботу - я нуждался в семье не меньше, чем оба моих опекуна. В силу разных обстоятельств, каждый из нас остался один на свете, и друг для друга мы были единственными близкими людьми.
Квартирка, в которой я жил, была на втором этаже старого здания - прямо над моей мастерской. И то, и другое я арендовал - Джеффри отговорил меня приобретать недвижимость, пока я не решу точно, где хочу жить и, возможно, не обзаведусь семьёй. От родителей мне остались небольшие сбережения, которые крестный сохранил для меня и преумножил. Он же, по моей просьбе, продал коттедж, где жила наша семья. После того, что случилось… я не мог и не хотел туда возвращаться. Так что, Джеффри нашёл мне это жильё. С тех пор я старался как можно реже беспокоить крестного и обрести хоть какую-то независимость и самостоятельность. Джеффри это понимал и не вмешивался. Разве что присылал клиентов из числа своих друзей.
Кстати о клиентах… Я проспал три дня, а ведь на мне два заказа. Тем более, что последний был от очередного знакомого Джеффри, и подвести крёстного я не мог. Ничего, раз уж возомнил себя спящим красавцем, могу и ночью поработать.
Я спустился в мастерскую, взял нужную книгу и принялся ее осматривать. Она была в хорошем состоянии - нужно лишь подклеить несколько страниц и обновить переплет.
Погрузившись в работу, я забыл об одиночестве: запах старой бумаги, клея и красок дарил умиротворение. И под утро я всё же заснул.
...Я почувствовал липкое прикосновение к своим губам, попытался их разомкнуть и не смог - рот был заклеен клейкой лентой. В этот же миг меня сдёрнули с кровати. Их было двое - здоровых крепких мужчин, и один из них тащил меня прочь из комнаты. Отпустите меня! Немедленно!! Я крутился и брыкался.
...- Тише, парень. А то придётся тебя успокоить
...Вниз по лестнице - из детской на первый этаж. На встречу выбежала мама. Мама! Мама!!! Она пыталась отобрать меня у громил. Один из них оттолкнул её. Не смейте! Не троньте ее! Мама упала, соскользнула вниз по лестнице. Ударилась головой о стену. Меня пронесли мимо. Я вертелся, изо всех сил стараясь освободится или хотя бы увидеть маму. Мне удалось. Она лежала неподвижно, голова повёрнута, и с губ стекала струйка крови. Мама! МАМА!!!
Я проснулся от своего крика. Сел в постели, всё ещё не понимая - что это, что это было?! Это не мой сон. Он не мог быть моим. Я не создавал его! Я не хотел видеть этого!!! И… я не видел тогда. Меня даже не было дома - тем утром я сидел с отцом на берегу реки… И видел я его смерть, а не матери. Значит ли это… о, Боже… я видел сон Анри?! И если так - то он жив!!! И где-то поблизости?! Как бы я хотел, чтобы так оно и было. Но если это сновидение моего брата, если Анри вошёл в мой сон… почему он не заговорил со мной?! Наверное, это был тот редкий случай, когда мы оба именно спали - а не создавали сны. И я видел кошмар Анри. Но что мне делать теперь?! Тринадцать лет назад полиция искала его. И даже частные детективы, которых нанял Джеффри. Так что могу сделать я, спустя столько лет? Я даже не знаю… как он выглядит теперь.
Я вскочил и достал из шкафа альбом с фотографиями. Вот они - последние семейные снимки: отец обнимает маму, и оба смеются; я стою рядом и стараюсь выглядеть взрослым и независимым. А Анри выглядывает из-за мамы, прижавшись к ней. Мой брат-близнец. Но мы такие разные! Анри был похож на маленького ангелочка: каштановые кудри и нежные черты лица. И только близкие знали, что он - скорее чертёнок, чем ангел. Я же был спокойным ребёнком с самой обычной внешностью. Но мы неплохо ладили с братом: он почти всегда слушался меня, как старшего - я родился раньше на двадцать минут. И, на самом деле, некоторые его розыгрыши придумывал я. Мне нравилось выдумывать, а Анри - действовать. И сновидение у нас нередко было одно на двоих. Вместе мы забирались в чужие сны. Проклятый дар, доставшийся нам от отца. Но тогда мы об этом не знали - для нас это была всего лишь игра.
Тем утром, тринадцать лет назад, отец рано разбудил меня и позвал с собой на рыбалку. Мне очень хотелось спать, но я тут же вскочил, стараясь прогнать сон: накануне вечером мы повздорили, но раз отец берёт меня с собой - значит, уже не сердится. Или хочет поговорить. Анри крепко спал на соседней кровати, и, как всегда, одеяло почти сползло на пол - я укрыл брата, чтобы не замерз, быстро оделся и вышел во двор.
Дом наш стоял почти на самом берегу реки. Отец не был заядлым рыболовом. Но время от времени, как он сам говорил, ощущал потребность «помедитировать с удочкой в руках». Иногда он брал с собой меня. И почти никогда - Анри: мой брат был слишком непоседлив.
Мы уже сидели на берегу, закинув удочки, когда отец заговорил:
- Я знаю, ты разозлился на меня вчера. Но я всего лишь беспокоюсь за вас с Анри.
- Но ведь мы не сделали ничего такого, - закусив губу, я смотрел на отца, пытаясь понять, сердится ли он сам. Вчера он был очень сердит.
Дело в том, что мы с Анри устроили отличный кошмар нашему учителю физкультуры. И он его заслужил, потому что издевался над моим братом. Хотя Анри любил бегать и плавать, но любые другие физические упражнения и виды спорта он ненавидел и игнорировал. Для него были пыткой все эти прыжки в длину и высоту, лазание по канату, футбол, баскетбол и прочее. Я тоже не любил, но как-то осиливал - так что, изводить меня у физрука особого повода не было. А вот Анри доставалось: учитель выставлял его на посмешище перед всем классом. Если бы это делал кто-то из одноклассников, мы с братом просто побили его. Или еще как проучили. Пусть мы и не были крепышами, за себя постоять могли. Но как быть с учителем?
Вот мы и добрались до него единственным способом, которым могли. И как раз обсуждали «удачно проведенную операцию», довольные собой - когда нас невольно подслушал отец. Он был очень зол. Сказал, что мы поступили ужасно и подло, и чтобы никогда больше не делали ничего подобного. Мы не могли понять, почему. Ведь мы всего лишь отомстили обидчику. Я, конечно, задумался над этим - ведь отец не станет говорить просто так. Анри фыркнул и надулся. И потом сказал мне, что отцу легко говорить - не его же унижали - и вообще плевать на его, Анри, страдания. Он был очень обижен. И, честно говоря, я понимал его. Если бы отец тогда, как следует, всё объяснил…
Я надеялся, что он сделает это сейчас - для того и позвал с собой на реку.
