- Она была там. Куда она ушла?
- Я не знаю, не знаю! – резко вскричал Миша и ринулся прочь, но, столкнувшись с забором золотистых колосьев, упал наземь и замолк окончательно, опустив глаза цвета неба куда-то ниже, чем мог позволить себе горизонт.
«Странный сегодня день,» - подумал ошеломлённый парень, оставшийся растерянно стоять среди этой незадачливой комедии.
- Женя! – позвал он самого трудолюбивого работника, - Жень, что случилось? Где Клара?
- Ушла в ту сторону, - он показал туда, откуда уверенно наступал парад безрадостных клуб туч. – но я могу ошибаться. Она так быстро убежала, что я не успел уследить.
- Ладно, спасибо, Жень. Ты всегда можешь выручить, – одобрительно молвив Виктор, попутно улыбаясь так, как никогда, и приобнимая тощего подростка за жёсткие плечи. Жене оставалось только улыбнуться в ответ, что он незамедлительно сделал, мгновенно отвернувшись, но чувствуя, как «старший» ласковым взором изучал неизменного спутника и верного своего помощника. Женя молниеносно, как бы невзначай, отпрянул, на что Виктор лишь усмехнулся, казавшись польщённым, но, вмиг вспомнив цель диалога, ринулся навстречу поблёкшему ковру пшеницы, скрывающего от глаз людские тайны.
Царила всепоглощающая ночь. Слышался шум дождя и устрашающие раскаты грома. Обилие ясных звёзд было тщательно спрятано за покрывалом из массивных облаков. Виктор выбился из сил и окончательно посеял надежду. Однако внезапно молодой человек споткнулся об из ниоткуда взявшийся валун. Приземлившись, он, придя в себя после немягкой посадки, поднял голову, и перед ним представилось, будто видение, милая Клара, сидящая поодаль, свернувшись к клубочек, словно кошка.
- Клара? Это ты? Я плохо вижу.
- Виктор?
- Да.
- Что ты здесь делаешь?
- Это ты что здесь делаешь в такую погоду? – возмущённо проговорил Виктор, поднимаясь с колен и представ во всей красе, которая, к сожалению, не была видна в полной мере в окутывающем местность мраке.
С минуту помолчав, Клара наконец промолвила:
- …Я хотела побыть одна.
- Тебе не нравится проводить время с нами? Мы тебе надоели? Ты, как Лаванда, считаешь нас злыми?
- Нет, я…
- Что «я»? Ты только и говоришь «я», «я». Ты – полная эгоистка! Нет, ты… ты не просто эгоистка, ты эгоцентрик! Это ещё хуже.
- Ты правда так думаешь, Виктор? – тихо сказала девушка, подняв красное от слёз лицо и устремив взгляд мученицы на чуждого ей проповедника.
- Я имел ввиду, что…
- Ха! Ты тоже говоришь «я», ты тоже эгоист!
- Ладно, не будем об этом. Главное, что я нашёл тебя, и…
- А я тебя просила?
- Ты не хочешь возвращаться?
- Нет. Я устала от этого. Я знаю, что есть другая жизнь, отличная от нашей. Я знаю, я помню…
- Как бы то ни было, сейчас мы здесь и не можем что-либо изменить.
- Не говори так! Всё возможно, если верить и стараться!
- Ты очень наивна.
- А ты ничего не пробовал, вот и не знаешь!
Клара отвернулась и начала походить в этот момент на Лаванду, к которой по неясной причине чувствовала неприязнь. Расстроенная девушка аккуратно легла набок и свернулась в позу эмбриона, пытаясь согреться.
Ливень стал стихать, а небо, одновременно с тем, раскрывалось, обнажая нарядное платье из сверкающих светил.
Виктор сидел напротив Клары. Он наблюдал за изгибами её утончённого и нежного тела. Немного погодя, парень вновь встал, медленно подошёл к Кларе и положил руку на её мраморное плечо.
- Клара, ты спишь?
- …Нет. – девушка открыла глаза и устремила печальный взор на бывшего друга.
- Прости меня.
- Мне не за что тебя прощать.
- Значит, всё хорошо?
- Нет, но не по твоей вине. – улыбнулась с жертвенным видом Клара.
Восторжествовала некомфортная тишина.
- Клара, я хотел тебе сказать…
- Пожалуйста, не говори.
- Нет, я должен…
- Кому?
- Ох, Клара,..
И Клара резким движением приподнялась и коснулась иссохших от отсутствия влаги губ. Виктор не воспротивился, скорее, наоборот, был рад сиим поворотом событий, и Клара, словно русалка, утягивающая неосторожного путника на ледяное дно, ласково обняла парня и опустилась на прохладную простыню из грунта и пожухших колосьев.
До наступления солнечного рассвета никто из подростков не проронил и слезинки.
Виктор проснулся, когда лучики солнца аккуратно гладили его по тёмным густым волосам, спускаясь к полупрозрачным векам и доходя до рук человека, привыкшего к тяжёлому физическому труду. Он был один посреди злаковой пустыни.
- Женя, где Клара?!
Женя с безразличным видом обернулся и следил за тем, как, спотыкаясь, маленькая девочка бежит к нему изо всех сил.
- То есть где Виктор, тебя не волнует? – иронично произнёс он, глядя на Лаванду свысока. Мальчик был всего на год старше её, но возникало ощущение, будто их разница в возрасте не меньше пяти.
- Ну, почему… волнует… Но ты не сказал, где Клара!
- Всё ты за этой рыжей бегаешь.
- Да, бегаю! А что, нельзя?!
- Можно… Но, прости, я её не видел.
- Так бы сразу и сказал! – крикнула Лаванда, под конец добавив про себя. – Дурак.
- Ты что-то сказала?
- Э, нет. Я пойду.
- Иди. – и Женя продолжил собирать священные жёлуди.
- Клара! Клара!
«Опять она куда-то пропала».
- Клара!
«Нет, это бесполезно. Лучше вернусь к остальным».
Виктор направился в сторону «дома», как вдруг послышался звук проносящегося поезда. Парень остановился и замер.
«Кларе нравилось бывать рядом с дорогой,» - подумал он и сменил курс.
Высокий худощавый шатен приблизился к бесконечно длинной железной дороге. Натристевый свет слепил широко раскрытые от страха карие глаза онемевшего юноши. Прекрасное девичье тело, искалеченное почти до неузнаваемости, искрилось своей посеревшей белизной, расположившись поперёк непрерывного, в отличие от Клариного, пути. Виктор оцепенел от увиденного им гориэта. Он боялся подойти ближе, но немного погодя, всё же решился. Рядом с телом девушки лежал клочок грубой грязной бумаги, как те, что любила собирать Клара. «Она хотела его подобрать, и тут…» - раздалась в сознании Виктора новая мысль. Парень читал не многим лучше Клары, но понял, о чём шла речь в чьём-то, как выяснилось, дневнике:
«29 июля1887 года.
Господь, прости меня за грех, который я совершила. Я послушала злые языки и бросила мою малышку. Я не должна была этого делать. Я оставила её у дороги, когда ехала в Гаррисберг к Альберту. Бедное дитя, она, очевидно, умерла. Как я могла так поступить? Я ненавижу себя. Но что я должна была делать? Ведь мы с Альбертом пока не женаты. Лучше бы я умерла во время родов, как Кэтрин. О, Господи, что я говорю? Я не знаю, как искупить этот грех. Я никогда не забуду её маленькие ручки и большие любопытные глаза. Каждый день я вспоминаю о неё. Боже, прости меня, завтра я пойду…»
Здесь запись кончалась.
Виктор с горечью в сердце покинул останки Клары и возобновил свой прежний маршрут.
Молодой мужчина вернулся лишь к вечеру. Ему не хотелось что-либо отвечать на расспросы сотоварищей. Но расставить все точки над «ё» было необходимо. Когда Лаванда узнала о происшедшем с Кларой, она не находила себе места. Ночью девочка ушла в надежде найти хоть частицу, напоминавшую бы ей о кумире. Женя, первый обнаруживший пропажу, совершенно тому не удивился. Лаванда не вернулась ни к вечеру, ни к следующему дню. Попытки найти её оставались тщетными до тех пор, пока, гуляя по медным просторам, Миша не наткнулся на истощённое тельце, заснувшее навечно в обнимку с клочком голубого заношенного платья. Мальчик быстро убежал, что, в принципе, делал в любых ситуациях, и, возвратившись к «семье», замолчал и, спустя пару лет, вовсе позабыл, как говорить. Виктор и Женя также не желали вспоминать о бедах, обрушившихся на полное дружбы общество.
Однажды проезжающие в поезде люди обратили внимание на то, как с небольшого участка поля устремлялся ввысь навстречу небу грозный тёмно-серый дым. Зрители наблюдали за сим зрелищем, как за минутным развлечением, после чего возвращались к ординарному времяпрепровождению. Только у женщины с абсентовыми глазами учащённо билось сердце при виде пожара.
24.06.2019 год
Поцелуй украдкой
- Здравствуйте, отец.
- Здравствуй, дочь моя, заходи, - послышался голос по ту сторону решётки.
Лютеция слегка приподняла для удобства юбки и аккуратно преклонила худые колени на жёсткую деревянную скамейку. Она собралась с мыслями и, немного погодя, возведя блаженное лицо к невидимому небу и сложа нежные руки, будто в молитве, начала своё рассказ:
- Отец, в своей жизни я совершила немало постыдных деяний, а потому начну издалека. Родилась я шестнадцатого августа в коммуне Локоротондо, и душа моя до двенадцати лет была белой, словно стены соборов моей малой, горячо любимой родины. Как только исполнилось мне двенадцать, скончался от чахотки дорогой мой отец, оставив меня круглой сиротой и лишь поцеловав меня под конец украдкой. Оказавшись одна-одинёшенька посреди столь грубого мира, начала я свою карьеру воровки. Многое я взяла у честных людей, о чём по прошествии десяти лет отчаянно жалею.
Однажды одна полная женщина, которую, как я позже узнала, звали синьора Пелагатти, застала меня за тем, как я стаскивала с её пальца золотое колечко. Ранее подобные трюки я проделывала с лихвой, но в тот раз почему-то помедлила, и синьора резким движением схватила меня за тонкую ручку и притянула к себе. «Эй ты, мелкая шавка, что это удумала?! Бесстыдница! Совсем нищие страх потеряли!» - кричала она, но, как разглядела меня поближе, с чего-то смягчилась и предложила мне у неё поработать, дабы более и совесть свою не осквернять, и кошельки чужие не умалять. Я с радостью доверилась этой женщине, но привела она меня в ещё худшие места, в каких не под стать кормиться даже люмпену, но, будучи отчаявшейся, я улыбнулась и поспешила разузнать подробнее о предстоящей работе. Синьора очень детально меня рассмотрела и сказала, чтобы я не волновалась, а там уж дела пойдут, как по маслу. Она ушла, оставив меня в полном неведении. Вскоре в мою комнатушка впорхнула синьорина, не многим старше меня. Мы разговорились и быстро стали подружками. Спустя часик новая приятельница меня покинула, и я снова осталась куковать.
Все события были такими резкими и неожиданными, прокручивались, словно в карусели. Я и не знала, что думать.
Через минут так десять ворвался в мои покои какой-то мужлан, о происхождении которого и думать не приходилось. Я аж вздрогнула, маленько вскрикнула и начала прикрываться, но старалась не подавать вида, что выходило у меня неудачно. Тогда-то я и поняла, какому ремеслу вынуждена буду учиться. Мужчина тот ко мне подошёл и молча стянул мои скромные одежды. Что было дальше, я, ввиду врождённой скромности, не очернённой даже издержками профессии, рассказывать стесняюсь, но творил со мной тот господин вещи нечестивые и богомерзкие.
На этом Лютеция замолкла и приоткрыла мокрые от слёз глаза. Ей виделись картины беззаботного детства, когда отец был жив, а кустарники олеандра в саду у дома распускали свои насыщенно-розовые, яркие и вдохновенные цветки, не беря ничего взамен.
Отец Антонио внимал каждому слову грешницы, и внезапное окончание истории несколько его озадачило.
- Дочь моя, я вас слушаю, - молвил он, запинаясь.
- Извините, отец, мне тяжело вспоминать и переживать те ужаснейшие моменты. Но я продолжаю. Долгие годы жила я у синьоры Пелагатти. За это время моя дружба с соседкой переросла в нечто большее, и в моменты скуки и грусти мы развлекались, вытворяя друг с другом вещи более грязные, нежели наведывавшиеся к нам распутники. Я не понимала, как выбраться из сей печальной ситуации. Минуло шесть лет, и дверь, через которую проходило множество отвратных моему сердцу мужчин, приоткрыл юноша, старший меня не более, чем на два года. Звали его Жанкарло. Это милое сердцу имя я не могу вспоминать без улыбки. Юноша сразу влюбился в меня и предложил уехать с ним в Рим. Я, конечно, согласилась, ведь любая авантюра в моём случае не была губительна и давала глоток свежего воздуха распутной женщине, какой я стала в четырёх душных и запятнанных грехом стенах.
Жанкарло не обманул, и уже через месяц мы придавались любви в нашей прекраснейшей столице. Но родственники моего спасителя были не рады такому выбору сына. Посему юноша меня бросил, отстегнув, однако, немалую сумму, которой мне хватило на пару месяцев. А после на мою ручку нашёлся новый кандидат. Видимо, моя деревенская простота приманивала изголодавшихся по невинности прожжённых кутил.
Павший на моё свежее тело не сильно меня привлекал, но денег у него было много, потому я бросилась к нему в объятья при первом же удобном моменте. Просперо был старше меня на тридцать два года. Причём к своим годам он сохранился не лучшим образом, но я всячески изображала искреннюю любовь (тогда я уже умела это делать). Когда я в очередной раз ублажала Просперо, старик не выдержал того потока моих умелых ласк, и сердце его остановилось. Детей Просперо не имел, так что в двадцать лет я осталась богатой наследницей.
Лютеция вновь остановилась, опустила голову и повернулась в сторону решётки, из-за которой доносилось глубокое дыхание священника. Лютеция устремила взор в пробелы между прутьями, но не сразу поняла, что такой же взгляд обращён на неё.
Послышался скрип открывающей створки конфессионала, тяжёлые, затем бодрые шаги, а следом – затишье. Внезапно дверь сбоку от Лютеции отворилась, и пред сейчас настороженными серыми глазами девушки предстал католический священник лет тридцати пяти.
Мужчина помедлил, разглядывая стан поведавшей жизнь красавицы. Как только он начал подходить, Лютеция вскрикнула, широко раскрыв глаза, словно перепуганная от появления в непосредственной близости кота птичка в клетке, откуда ей больше не выбраться. Тогда действия священника стали увереннее и резче. Антонио заслонил своим мощным телом божий свет, с силой поднял веера батистовых юбок, склонил голову более не сопротивлявшейся жертве и поцеловал её в олеандровые, приоткрывшиеся в ожидании губы. Далее он навалился всем телом на грешницу, загнав девушку в тёмный угол исповедальни и затворил остававшуюся до этого открытой дверцу.
Это был не первый подобный случай.
2.07.2019 год.
Сирена ада
Сквозь галловые кованые решётки, украшающие стрельчатые арки католического монастыря, проникал утренний свет июльского солнца. Сестра Габриэлла, ласкаемая лучами зари, распростёрлась по белой простыне, на кровати раухтопазного цвета. Опомнившись, монахиня встала и, мигом собравшись, суетливо направилась на хваления.
Юный бутон, окутываемый гагатовым полотном, проведший часы в незамысловатых хлопотах, скользнул, словно по дуновению ветра, в ставшее привычным место, - каменный ледяной подвал средневекового монастыря, куда не просачивалась ни толика света. Габриэлла ступила на влажный пол, спустила многочисленные одежды и присела, устремив от природы смуглое лицо к полуразрушившемуся столбу. Сложив руки в молитве и обратив блаженные карие глаза к уходящему во тьму потолку, Иезавель начала шептать латинские фразы. Всё её существо содрогалось, пронизываемое неизвестной силой. На помутневших глазах выступили хрустальные слёзы. Бальзаминовые губы её походили на иссохшую и потрескавшуюся от недостатка живительных капель воды африканскую почву.
- Я не знаю, не знаю! – резко вскричал Миша и ринулся прочь, но, столкнувшись с забором золотистых колосьев, упал наземь и замолк окончательно, опустив глаза цвета неба куда-то ниже, чем мог позволить себе горизонт.
«Странный сегодня день,» - подумал ошеломлённый парень, оставшийся растерянно стоять среди этой незадачливой комедии.
- Женя! – позвал он самого трудолюбивого работника, - Жень, что случилось? Где Клара?
- Ушла в ту сторону, - он показал туда, откуда уверенно наступал парад безрадостных клуб туч. – но я могу ошибаться. Она так быстро убежала, что я не успел уследить.
- Ладно, спасибо, Жень. Ты всегда можешь выручить, – одобрительно молвив Виктор, попутно улыбаясь так, как никогда, и приобнимая тощего подростка за жёсткие плечи. Жене оставалось только улыбнуться в ответ, что он незамедлительно сделал, мгновенно отвернувшись, но чувствуя, как «старший» ласковым взором изучал неизменного спутника и верного своего помощника. Женя молниеносно, как бы невзначай, отпрянул, на что Виктор лишь усмехнулся, казавшись польщённым, но, вмиг вспомнив цель диалога, ринулся навстречу поблёкшему ковру пшеницы, скрывающего от глаз людские тайны.
***
Царила всепоглощающая ночь. Слышался шум дождя и устрашающие раскаты грома. Обилие ясных звёзд было тщательно спрятано за покрывалом из массивных облаков. Виктор выбился из сил и окончательно посеял надежду. Однако внезапно молодой человек споткнулся об из ниоткуда взявшийся валун. Приземлившись, он, придя в себя после немягкой посадки, поднял голову, и перед ним представилось, будто видение, милая Клара, сидящая поодаль, свернувшись к клубочек, словно кошка.
- Клара? Это ты? Я плохо вижу.
- Виктор?
- Да.
- Что ты здесь делаешь?
- Это ты что здесь делаешь в такую погоду? – возмущённо проговорил Виктор, поднимаясь с колен и представ во всей красе, которая, к сожалению, не была видна в полной мере в окутывающем местность мраке.
С минуту помолчав, Клара наконец промолвила:
- …Я хотела побыть одна.
- Тебе не нравится проводить время с нами? Мы тебе надоели? Ты, как Лаванда, считаешь нас злыми?
- Нет, я…
- Что «я»? Ты только и говоришь «я», «я». Ты – полная эгоистка! Нет, ты… ты не просто эгоистка, ты эгоцентрик! Это ещё хуже.
- Ты правда так думаешь, Виктор? – тихо сказала девушка, подняв красное от слёз лицо и устремив взгляд мученицы на чуждого ей проповедника.
- Я имел ввиду, что…
- Ха! Ты тоже говоришь «я», ты тоже эгоист!
- Ладно, не будем об этом. Главное, что я нашёл тебя, и…
- А я тебя просила?
- Ты не хочешь возвращаться?
- Нет. Я устала от этого. Я знаю, что есть другая жизнь, отличная от нашей. Я знаю, я помню…
- Как бы то ни было, сейчас мы здесь и не можем что-либо изменить.
- Не говори так! Всё возможно, если верить и стараться!
- Ты очень наивна.
- А ты ничего не пробовал, вот и не знаешь!
Клара отвернулась и начала походить в этот момент на Лаванду, к которой по неясной причине чувствовала неприязнь. Расстроенная девушка аккуратно легла набок и свернулась в позу эмбриона, пытаясь согреться.
Ливень стал стихать, а небо, одновременно с тем, раскрывалось, обнажая нарядное платье из сверкающих светил.
Виктор сидел напротив Клары. Он наблюдал за изгибами её утончённого и нежного тела. Немного погодя, парень вновь встал, медленно подошёл к Кларе и положил руку на её мраморное плечо.
- Клара, ты спишь?
- …Нет. – девушка открыла глаза и устремила печальный взор на бывшего друга.
- Прости меня.
- Мне не за что тебя прощать.
- Значит, всё хорошо?
- Нет, но не по твоей вине. – улыбнулась с жертвенным видом Клара.
Восторжествовала некомфортная тишина.
- Клара, я хотел тебе сказать…
- Пожалуйста, не говори.
- Нет, я должен…
- Кому?
- Ох, Клара,..
И Клара резким движением приподнялась и коснулась иссохших от отсутствия влаги губ. Виктор не воспротивился, скорее, наоборот, был рад сиим поворотом событий, и Клара, словно русалка, утягивающая неосторожного путника на ледяное дно, ласково обняла парня и опустилась на прохладную простыню из грунта и пожухших колосьев.
До наступления солнечного рассвета никто из подростков не проронил и слезинки.
***
Виктор проснулся, когда лучики солнца аккуратно гладили его по тёмным густым волосам, спускаясь к полупрозрачным векам и доходя до рук человека, привыкшего к тяжёлому физическому труду. Он был один посреди злаковой пустыни.
***
- Женя, где Клара?!
Женя с безразличным видом обернулся и следил за тем, как, спотыкаясь, маленькая девочка бежит к нему изо всех сил.
- То есть где Виктор, тебя не волнует? – иронично произнёс он, глядя на Лаванду свысока. Мальчик был всего на год старше её, но возникало ощущение, будто их разница в возрасте не меньше пяти.
- Ну, почему… волнует… Но ты не сказал, где Клара!
- Всё ты за этой рыжей бегаешь.
- Да, бегаю! А что, нельзя?!
- Можно… Но, прости, я её не видел.
- Так бы сразу и сказал! – крикнула Лаванда, под конец добавив про себя. – Дурак.
- Ты что-то сказала?
- Э, нет. Я пойду.
- Иди. – и Женя продолжил собирать священные жёлуди.
***
- Клара! Клара!
«Опять она куда-то пропала».
- Клара!
«Нет, это бесполезно. Лучше вернусь к остальным».
Виктор направился в сторону «дома», как вдруг послышался звук проносящегося поезда. Парень остановился и замер.
«Кларе нравилось бывать рядом с дорогой,» - подумал он и сменил курс.
***
Высокий худощавый шатен приблизился к бесконечно длинной железной дороге. Натристевый свет слепил широко раскрытые от страха карие глаза онемевшего юноши. Прекрасное девичье тело, искалеченное почти до неузнаваемости, искрилось своей посеревшей белизной, расположившись поперёк непрерывного, в отличие от Клариного, пути. Виктор оцепенел от увиденного им гориэта. Он боялся подойти ближе, но немного погодя, всё же решился. Рядом с телом девушки лежал клочок грубой грязной бумаги, как те, что любила собирать Клара. «Она хотела его подобрать, и тут…» - раздалась в сознании Виктора новая мысль. Парень читал не многим лучше Клары, но понял, о чём шла речь в чьём-то, как выяснилось, дневнике:
«29 июля1887 года.
Господь, прости меня за грех, который я совершила. Я послушала злые языки и бросила мою малышку. Я не должна была этого делать. Я оставила её у дороги, когда ехала в Гаррисберг к Альберту. Бедное дитя, она, очевидно, умерла. Как я могла так поступить? Я ненавижу себя. Но что я должна была делать? Ведь мы с Альбертом пока не женаты. Лучше бы я умерла во время родов, как Кэтрин. О, Господи, что я говорю? Я не знаю, как искупить этот грех. Я никогда не забуду её маленькие ручки и большие любопытные глаза. Каждый день я вспоминаю о неё. Боже, прости меня, завтра я пойду…»
Здесь запись кончалась.
Виктор с горечью в сердце покинул останки Клары и возобновил свой прежний маршрут.
Молодой мужчина вернулся лишь к вечеру. Ему не хотелось что-либо отвечать на расспросы сотоварищей. Но расставить все точки над «ё» было необходимо. Когда Лаванда узнала о происшедшем с Кларой, она не находила себе места. Ночью девочка ушла в надежде найти хоть частицу, напоминавшую бы ей о кумире. Женя, первый обнаруживший пропажу, совершенно тому не удивился. Лаванда не вернулась ни к вечеру, ни к следующему дню. Попытки найти её оставались тщетными до тех пор, пока, гуляя по медным просторам, Миша не наткнулся на истощённое тельце, заснувшее навечно в обнимку с клочком голубого заношенного платья. Мальчик быстро убежал, что, в принципе, делал в любых ситуациях, и, возвратившись к «семье», замолчал и, спустя пару лет, вовсе позабыл, как говорить. Виктор и Женя также не желали вспоминать о бедах, обрушившихся на полное дружбы общество.
Однажды проезжающие в поезде люди обратили внимание на то, как с небольшого участка поля устремлялся ввысь навстречу небу грозный тёмно-серый дым. Зрители наблюдали за сим зрелищем, как за минутным развлечением, после чего возвращались к ординарному времяпрепровождению. Только у женщины с абсентовыми глазами учащённо билось сердце при виде пожара.
24.06.2019 год
Поцелуй украдкой
- Здравствуйте, отец.
- Здравствуй, дочь моя, заходи, - послышался голос по ту сторону решётки.
Лютеция слегка приподняла для удобства юбки и аккуратно преклонила худые колени на жёсткую деревянную скамейку. Она собралась с мыслями и, немного погодя, возведя блаженное лицо к невидимому небу и сложа нежные руки, будто в молитве, начала своё рассказ:
- Отец, в своей жизни я совершила немало постыдных деяний, а потому начну издалека. Родилась я шестнадцатого августа в коммуне Локоротондо, и душа моя до двенадцати лет была белой, словно стены соборов моей малой, горячо любимой родины. Как только исполнилось мне двенадцать, скончался от чахотки дорогой мой отец, оставив меня круглой сиротой и лишь поцеловав меня под конец украдкой. Оказавшись одна-одинёшенька посреди столь грубого мира, начала я свою карьеру воровки. Многое я взяла у честных людей, о чём по прошествии десяти лет отчаянно жалею.
Однажды одна полная женщина, которую, как я позже узнала, звали синьора Пелагатти, застала меня за тем, как я стаскивала с её пальца золотое колечко. Ранее подобные трюки я проделывала с лихвой, но в тот раз почему-то помедлила, и синьора резким движением схватила меня за тонкую ручку и притянула к себе. «Эй ты, мелкая шавка, что это удумала?! Бесстыдница! Совсем нищие страх потеряли!» - кричала она, но, как разглядела меня поближе, с чего-то смягчилась и предложила мне у неё поработать, дабы более и совесть свою не осквернять, и кошельки чужие не умалять. Я с радостью доверилась этой женщине, но привела она меня в ещё худшие места, в каких не под стать кормиться даже люмпену, но, будучи отчаявшейся, я улыбнулась и поспешила разузнать подробнее о предстоящей работе. Синьора очень детально меня рассмотрела и сказала, чтобы я не волновалась, а там уж дела пойдут, как по маслу. Она ушла, оставив меня в полном неведении. Вскоре в мою комнатушка впорхнула синьорина, не многим старше меня. Мы разговорились и быстро стали подружками. Спустя часик новая приятельница меня покинула, и я снова осталась куковать.
Все события были такими резкими и неожиданными, прокручивались, словно в карусели. Я и не знала, что думать.
Через минут так десять ворвался в мои покои какой-то мужлан, о происхождении которого и думать не приходилось. Я аж вздрогнула, маленько вскрикнула и начала прикрываться, но старалась не подавать вида, что выходило у меня неудачно. Тогда-то я и поняла, какому ремеслу вынуждена буду учиться. Мужчина тот ко мне подошёл и молча стянул мои скромные одежды. Что было дальше, я, ввиду врождённой скромности, не очернённой даже издержками профессии, рассказывать стесняюсь, но творил со мной тот господин вещи нечестивые и богомерзкие.
На этом Лютеция замолкла и приоткрыла мокрые от слёз глаза. Ей виделись картины беззаботного детства, когда отец был жив, а кустарники олеандра в саду у дома распускали свои насыщенно-розовые, яркие и вдохновенные цветки, не беря ничего взамен.
Отец Антонио внимал каждому слову грешницы, и внезапное окончание истории несколько его озадачило.
- Дочь моя, я вас слушаю, - молвил он, запинаясь.
- Извините, отец, мне тяжело вспоминать и переживать те ужаснейшие моменты. Но я продолжаю. Долгие годы жила я у синьоры Пелагатти. За это время моя дружба с соседкой переросла в нечто большее, и в моменты скуки и грусти мы развлекались, вытворяя друг с другом вещи более грязные, нежели наведывавшиеся к нам распутники. Я не понимала, как выбраться из сей печальной ситуации. Минуло шесть лет, и дверь, через которую проходило множество отвратных моему сердцу мужчин, приоткрыл юноша, старший меня не более, чем на два года. Звали его Жанкарло. Это милое сердцу имя я не могу вспоминать без улыбки. Юноша сразу влюбился в меня и предложил уехать с ним в Рим. Я, конечно, согласилась, ведь любая авантюра в моём случае не была губительна и давала глоток свежего воздуха распутной женщине, какой я стала в четырёх душных и запятнанных грехом стенах.
Жанкарло не обманул, и уже через месяц мы придавались любви в нашей прекраснейшей столице. Но родственники моего спасителя были не рады такому выбору сына. Посему юноша меня бросил, отстегнув, однако, немалую сумму, которой мне хватило на пару месяцев. А после на мою ручку нашёлся новый кандидат. Видимо, моя деревенская простота приманивала изголодавшихся по невинности прожжённых кутил.
Павший на моё свежее тело не сильно меня привлекал, но денег у него было много, потому я бросилась к нему в объятья при первом же удобном моменте. Просперо был старше меня на тридцать два года. Причём к своим годам он сохранился не лучшим образом, но я всячески изображала искреннюю любовь (тогда я уже умела это делать). Когда я в очередной раз ублажала Просперо, старик не выдержал того потока моих умелых ласк, и сердце его остановилось. Детей Просперо не имел, так что в двадцать лет я осталась богатой наследницей.
Лютеция вновь остановилась, опустила голову и повернулась в сторону решётки, из-за которой доносилось глубокое дыхание священника. Лютеция устремила взор в пробелы между прутьями, но не сразу поняла, что такой же взгляд обращён на неё.
Послышался скрип открывающей створки конфессионала, тяжёлые, затем бодрые шаги, а следом – затишье. Внезапно дверь сбоку от Лютеции отворилась, и пред сейчас настороженными серыми глазами девушки предстал католический священник лет тридцати пяти.
Мужчина помедлил, разглядывая стан поведавшей жизнь красавицы. Как только он начал подходить, Лютеция вскрикнула, широко раскрыв глаза, словно перепуганная от появления в непосредственной близости кота птичка в клетке, откуда ей больше не выбраться. Тогда действия священника стали увереннее и резче. Антонио заслонил своим мощным телом божий свет, с силой поднял веера батистовых юбок, склонил голову более не сопротивлявшейся жертве и поцеловал её в олеандровые, приоткрывшиеся в ожидании губы. Далее он навалился всем телом на грешницу, загнав девушку в тёмный угол исповедальни и затворил остававшуюся до этого открытой дверцу.
Это был не первый подобный случай.
2.07.2019 год.
Сирена ада
Сквозь галловые кованые решётки, украшающие стрельчатые арки католического монастыря, проникал утренний свет июльского солнца. Сестра Габриэлла, ласкаемая лучами зари, распростёрлась по белой простыне, на кровати раухтопазного цвета. Опомнившись, монахиня встала и, мигом собравшись, суетливо направилась на хваления.
***
Юный бутон, окутываемый гагатовым полотном, проведший часы в незамысловатых хлопотах, скользнул, словно по дуновению ветра, в ставшее привычным место, - каменный ледяной подвал средневекового монастыря, куда не просачивалась ни толика света. Габриэлла ступила на влажный пол, спустила многочисленные одежды и присела, устремив от природы смуглое лицо к полуразрушившемуся столбу. Сложив руки в молитве и обратив блаженные карие глаза к уходящему во тьму потолку, Иезавель начала шептать латинские фразы. Всё её существо содрогалось, пронизываемое неизвестной силой. На помутневших глазах выступили хрустальные слёзы. Бальзаминовые губы её походили на иссохшую и потрескавшуюся от недостатка живительных капель воды африканскую почву.
