До нескорого, она же

17.02.2021, 16:59 Автор: Анастасия Зарецкая


Глава 13. Не верь в спасение

Показано 21 из 24 страниц

1 2 ... 19 20 21 22 23 24


Лучше бы она ничего не вспоминала.
       Лучше бы я тогда не целовала Влада.
       Но ни один волшебник не обладает даром поворачивать время вспять — по крайней мере, мне на глаза они не попадались. И сожаление о том, что случилось, не может ничего исправить.
       Лифт довез нас до седьмого этажа и выплюнул на лестничную клетку, прямо перед квартирой моего отца.
       — Открывай, — произнесла тетя.
       Как будто я не знала, что надо делать.
       Однако ключ никак не находился, а потом отказывался попадать в замочную скважину, и с дверью я провозилась, по крайней мере, в пять раз дольше, чем обычно. А, когда дверь все-таки распахнулась, замерла на пороге, не решаясь шагнуть внутрь.
       Не зря.
       Виктор протянул мне пакет с продуктами, и тетя произнесла:
       — Это тебе, Яна. Ты сможешь приготовить себе ужин.
       Пакет я взяла — доверие вновь меня подвело. И заметила:
       — Спасибо, конечно, но… Вы не войдете внутрь?
       Тетя покачала головой.
       И я все-таки перешагнула, потому что теперь помимо сумки одиннадцатиклассника на мне висел ещё и пакет, и это было уже выше моих сил.
       Дверь захлопнулась, едва я оказалась внутри, и я, как наивная дурочка, в первые секунды поверила, что это бушует сквозняк. Однако дверь не распахнулась, когда я попыталась ее открыть, хотя была незамкнутой.
       Я прислонилась к дверному глазку, вглядываясь в подъезд. Мои спутники все ещё стояли там, и тетя как раз заканчивала активацию охранного заклинания. Я знала, что это охранное заклинание.
       Пара секунд — и она посмотрела на меня, потому что почувствовала, что я смотрю на нее. Посмотрела — и произнесла достаточно громко для того, чтобы быть услышанной:
       — Мне правда очень жаль, Яна.
       Что-то рухнуло.
       Если не вся стена, то хотя бы ее часть, и я не имела власти построить ее заново.
       — Надеюсь, тебя заставил мой отец, — пробормотала я, глядя, как они отдаляются, возвращаются к лифту. На третьем шаге не выдержала, крикнула:
       — Тетя! — Она обернулась, потому что не могла не обернуться. — Пашка? Как там Пашка?
       — Он знает, — ответил вместо нее Виктор.
       — Он счастлив? — уточнила я.
       Тетя кивнула.
       И я отлепилась от звонка, потому что больше не могла смотреть.
       Сползла по двери и сжалась подобно бутону, но не розы, а никому не нужного сорняка. Да так и замерла, забыв про чертовы продукты. Испортятся, не испортятся — какая теперь разница? Конечно, протухшие яйца я могла бы скинуть Виктору на голову, но что-то мне подсказывало, что он не придет.
       Никто не придет.
       Я услышала шорох в коридоре и произнесла:
       — Ты был прав, мой зайчик. Ты был прав.
       Прежде чем поднять пакет, я его пнула. Не со всей дури — а дури у меня много. Так, едва-едва, лишь чтобы немного успокоиться. Пнула и подняла. Кто знает, насколько долго я здесь останусь? А умереть от голоду не хочется. Я буду долго жить, очень долго, я всех переживу и ещё успею посмеяться, оставшись одна.
       На самом верху пакета лежали зерна для Хомячидзе, и это только усилило мои опасения.
       А ниже обнаружились продукты из самых разных отделов. Семь яблок. Две коробки молока. Крупа: гречка, овес, рис. Рыба в виде консервов. Консервы в виде фасоли. Морковка. Картошка. Шоколадка. Маленькая, на самом дне. Быть может, от тети.
       Но вдруг пожар?
       Вдруг дом вспыхнет, как лист бумаги, и в живых останутся все, кроме?.. Они вообще думают о моей безопасности? Ладно о моей! Но здесь ещё Хомячидзе, мой мальчик, и его отец тоже обошел стороной, хотя сам дарил мне его почти полтора года назад.
       Хотел, чтобы я училась ответственности.
       Разгрузив продукты, я пошла к себе в комнату.
       (Школу, получается, опять придется прогулять).
       И потянулась к магпочте, потому что знала — там меня ждет нечто. Вот только магпочты на месте не обнаружилось. И я поняла, что отец уже успел прибраться и в доме. Только когда? Когда умудрился? И как быть дальше?..
       Радовало лишь то, что доступа к моим письмам отец не имел — они открывались только на определенную душу. В этой чудесной коробочке, пусть белые и считали ее своим собственным изобретением, сочетались обе магии. Белая позволяла перемещать послания, но черная давала возможность их получить…
       Я упивалась хотя бы этим.
       Раз больше нечем.
       Вытащила телефон, зная, что меня ждет ещё одна подстава, и не прогадала. Связь в квартире пропала, хотя всегда ловилась превосходно. Я совершила обход, не постеснявшись даже заглянуть в кабинет отца, но все было тщетно.
       Зараза.
       Даже на улицу высунула руку, почти не боясь угробить новый телефон, но квартира будто была защищена с запасом, чтобы лишить Яну любой связи с миром.
       А так уж хорош охранный контур?
       Я хмыкнула.
       Я могла бы — в самом деле могла бы! — проверить прочность отцовской защиты… использовав для этого окно, широко распахнутое. Затормозил бы меня воздух? Но я не стала этого делать. Потому что жить я пообещала самой себе.
       Ужин.
       Как много в этом слове.
       Когда я ела в последний раз? Утром? Но что там была за еда…
       Я взяла йогурт — обезжиренный, без добавок, будто кто-то побеспокоился о моей фигуре. И притащила его к себе в комнату. Села, прислоняясь к стене, и принялась есть. Сплошное удовольствие. Как бы не подавиться.
       Вскоре йогурт остался позади, и я расправилась с шоколадкой. Быстро, даже мгновенно, без особых сожалений. И переключилась на курагу, которая тоже сюда затесалась. А потом решила вернуться к молочным продуктам и покончить с творогом, смешав его с завалявшимся в холодильнике джемом…
       Яна погрузилась в депрессию.
       Потому что все ее обманывали.
       А, между прочим, из депрессии многие люди выходят посредством еды. И зачем мне становиться исключением? Зачем мне вообще кем-либо становиться? Янтарная мечтала стать той, на кого посмотрят, и разве это закончилось хорошо?
       Однако моим планам уничтожить все запасы, что вместятся внутрь, помешали.
       Я была на середине поедания творога, когда в дверь постучали. И первым мою голову посетило любопытство. Правда, меня интересовал не тот, кто пришел, а то, что с ним сделала отцовская защита.
       Но через минуту стук повторился, и это значило лишь одно — этот кто-то все ещё в живых. Уже интересно.
       Я отставила творог в сторону и подошла к двери.
       Прислонилась к зрачку, боясь увидеть тех, кто меня предал.
       А увидела Яра, растерянного и взволнованного Яра, моего вечного врага, моего лучшего друга, мою ненависть, мою любовь.
       Я даже почти не удивилась, завидев его по ту сторону двери.
       Он придет, я всегда знала, что он придет.
       — Яр? — спросила слишком тихо для того, чтобы быть услышанной, но он все равно меня услышал.
       — Это я, — согласился он. — Яна… Случилось что-то непоправимое, так? Ты мне откроешь?
       Это стало последней каплей.
       Из моих глаз брызнули слезы, и, как я не сдерживала себя, за ними последовал всхлип.
       Он тоже не прошел незамеченным. Есть такие люди, которые чувствуют тебя насквозь, даже если и не видят. Возможно, Ярослав тоже относится к ним. Потому что я услышала обеспокоенное:
       — Яна? Что не так, Яна?..
       — Прости, — пробормотала я. И добавила громче: — Прости! Но я не могу открыть. Просто не имею такой власти. Отец посчитал, что вправе принимать решения за меня, и запер в квартире. Теперь я могу быть только тут. Вот и все.
       Он молчал — слушал и слышал — а я распалялась все больше, и говорила, говорила, говорила, потому что слишком устала молчать.
       — А я ведь просто хотела ей помочь, Яр. Помочь Алине. И не только потому, что она моя тетя, но и потому, что я ее поняла. А они — нет. И разве она в этом виновата? Мы обе одиноки, Яр, и, может быть, именно это я в ней разглядела. Ты меня слышишь?
       Сквозь зрачок я видела, как он кивнул. И продолжила:
       — Столько всего произошло, Яр!.. Я пыталась помочь, а они вышли на Кирилла, ты ведь помнишь Кирилла? И он рассказал им все. Я не знаю, зачем он это сделал, — я вновь вспомнила слова отца и всхлипнула ещё громче, — быть может, и из-за меня. Все потеряно. Понимаешь? Все-все-все, Яр. Услышь…
       Ярослав встрепенулся и произнес:
       — Слышу… Безумно хочу увидеть, но не знаю, как это осуществить.
       Он не стал осуждать мои действия, и за это я была благодарна.
       Слезы меня душили.
       И я плакала, пока слезы не застелют глаза, пока ком в горле не станет невыносимым, пока ничего — совсем ничего — не останется.
       — И я, — сказала я тихо, — и я не знаю.
       — До седьмого этажа лезть будет высоковато, — протянул Яр, как ни в чем не бывало. — Хотя в детстве я занимался альпинизмом… Но самой моей высокой вершиной стал двухметровый забор.
       Я рассмеялась.
       Рассмеялась сквозь слезы, а потом меня вдруг осенило:
       — А помнишь… Тогда, тем вечером, когда мы встретили Кирилла, которого я подставила, ты сказал мне, что тебя здесь не будет? Помнишь?
       — Помню, — ответил Яр. — И все-таки, Яна, я посоветую тебе не брать на себя вину за то, что…
       — Где ты будешь? — перебила я.
       Я решила не ходить вокруг да около, а задать вопрос в лоб, надеясь получить самый искренний ответ. Пусть лучше он добьет меня сейчас, чем если это случится позже.
       — Возможно, я уеду.
       — Уедешь?
       Я спросила это не то с горечью, не то с облегчением.
       — Уедешь, — повторила, — хорошо. Я уже успела подумать, что ты смертельно болен, или что с тобой тоже желают пообщаться родственники, или ещё что-нибудь в таком духе… А ты просто уедешь. Уедешь. Хорошо, уезжай, — разрешила, больше всего не желая его отпускать.
       Теперь смеялся Яр.
       Но я видела, что ему не смешно. Я тоже умела видеть.
       — Я все расскажу тебе, — произнес он, — но позже. Сначала нужно решить, как мы тебя освободим.
       — Никак? — предположила я. Вполне справедливо, между прочим, предположила. Потому что знала.
       — Выход есть всегда, — поправил меня Яр. — Единственный тупик — это смерть, но мы о грустном сейчас не будем. Так что мы придумаем, как тебя освободить…
       — И ты заберешь меня с собой? — вырвалось из меня. — Если… когда сможешь освободить?
       — Заберу, — ответил Ярослав, ни секунды не раздумывая. А потом спохватился: — Вот только надо решить, куда.
       — А ещё у меня здесь ребенок, — продолжила я, все больше погружаясь в эту иллюзию.
       — Ребенок? — он выглядел недоуменным. — У тебя ведь нет детей?
       — Люди считают его хомяком…
       Слезы начали высыхать.
       Быть может, все обещания Яра были не больше, чем словами, но в тот момент я им поверила, и это подарило мне облегчение.
       Все может быть.
       — Такого ребенка можно и забрать, — подытожил Яр.
       — Ага, то есть, если бы у меня был настоящий ребенок, ты бы бросил его здесь?
       — В первую очередь я бы очень удивился. Мне кажется, тебе рановато иметь детей…
       — Какой ты все-таки правильный, Яр. Авантюрист, но правильный. Честный. По крайней мере, с окружающими. А с самим собой?
       Я смотрела на него через глазок, ожидая какой-либо реакции, и Яр признался:
       — Себя я обманываю. Говорю, что смогу жить дальше, потеряв важную часть своей жизни, и даже будто в это верю.
       — Хочешь поделиться?
       Он помотал головой, и тогда я попыталась его утешить:
       — Но душа… Она ведь навсегда останется с тобой, Яр. И ты сможешь вспоминать.
       — И утешать себя былым?
       — И утешать себя былым.
       Слезы на мне высохли.
       А Ярослав ушел — я сама попросила его уйти, напомнив, что ему ещё надо учиться, на что белый маг пробормотал что-то невнятное, а я и не стала уточнять.
       Яр ушел, но одна я не осталась.
       Во мне теплилась надежда.
       Что тетя спасется, что отец сказал неправду, что все образуется.
       А надежда — это цветок.
       Может быть, на вид он и невзрачный, всего лишь колючка, но погубить его сложнее, чем кажется. Он сможет себя защитить. И продолжит жить.
       Я вернулась к творогу, но на твороге и остановилась.
       Яр меня спасет.
       Но как, если даже я сама не в силах это сделать?
       Я ведь привыкла быть самостоятельной и решать свои проблемы без чьей-либо помощи. Поэтому, возможно, недооцениваю ее, эту помощь. Вдруг он придумает нечто такое, что не пришло в голову к черному колдуну с двадцатипятилетним стажем?..
       До полуночи я просидела за уроками, готовая одновременно и к нападению, и к освобождению.
       Но не дождалась ни того, ни другого.
       Моя игра завершилась, и не в мою пользу.
       

***


       Ночью мне приснился чудесный замок.
       Его стены поблескивали янтарем, а на верхнем этаже, в прозрачной комнате, — я знала точно! — летала рыжая пыль. Но наверх подниматься я не стала. Вместо этого пошла в сторону залы, которая когда-то (всегда) мне очень нравилась.
       Стены этой залы отражали и смех, и крики отчаяния.
       Пол больше всего напоминал ритуальный алтарь.
       И насчет алтаря хозяйка этой залы была полностью со мной готова.
       Да-да, едва дойдя до залы, я вспомнила сон, что с недостаточной аккуратностью стер из моей памяти отец. Вспомнила, что Алина именно здесь признавалась мне в своих разочарованиях… И лишь поняла ее ещё больше.
       Поздно.
       Слишком поздно.
       Почему все случилось так быстро? Привязанность — и расставание? Почему я не смогла ничего исправить?
       Я ещё долго бродила по коридорам, заглядывая в каждую открытую комнату.
       И даже добралась до башни с рыжей пылью.
       Вот только Алины, моей тети, моей второй настоящей тети, нигде не было.
       И я знала, что больше никогда ее не найду, сколько бы я здесь не ходила.
       

Глава 13. Не верь в спасение


       Яр не успел меня освободить.
       Может, если бы у него имелся ещё час, хотя бы час, Ярославу бы все удалось, но часа не было. Ни у него, ни у меня. В восемь утра я проснулась, вот только не от будильника — вчера я благоразумно его отключила — а от холодных (ледяных) слов:
       — Вставай и собирайся.
       Я распахнула глаза и увидела отца.
       Хотя, честно признаться, его я хотела видеть меньше всего. Даже меньше моей тети, Натальи Заболоцкой, и меньше Вики, и меньше матушки, и меньше всех белых, что существуют на этом свете, и даже меньше самой себя.
       — Куда? — спросила тихо, с трудом разлепив губы.
       — Узнаешь, — отозвался отец.
       На нем была черная рубашка, серый пиджак и серые же брюки. И я совсем не помнила, когда видела отца в таком наряде. Ладно, справедливости ради, в таком наряде я в целом видела его впервые, так что мое удивление вполне справедливо.
       Куда он меня повезет?
       И он ли?
       — Мне сегодня в школу, — заметила я.
       — Школа отменяется, — мгновенно отреагировал отец.
       Он развернулся и пошел из моей комнаты, и тогда я, не выдержав, бросила ему в спину:
       — А ты знаешь, что все это время, пока школа отменялась, я писала заявления о пропусках от твоего имени? Мне иногда кажется, что я умею расписываться твоей подписью лучше тебя самого.
       Отец повернулся и наградил меня безразличным взглядом.
       — Будет тебе заявление.
       — Мне оно ни к чему, — я пожала плечами, поднявшись. — А вот моей классной очень нужно. Впрочем, ты ее ни разу и не видел, мою классную. Ты хотя бы знаешь, что она преподает математику?
       Обвинения сыпались на отца, как из рога изобилия.
       Мне нужно было куда-то девать свои эмоции. И если вчера я рыдала, то сейчас слез позволить себе не могла. А потому перешла в атаку.
       — Знаю, — это было все, что сказал отец, прежде чем покинуть мою комнату.
       Вот и поговорили.
       Я встала, надеясь, что отец, обидевшись на несносную дочку, запрется в своем кабинете и не будет мешать моим сборам.
       Что ж.
       Посмотрим, кто кого перетанцует.
       Было определенно точно известно, что я пойду не в школу. А интуиция и здравый смысл к тому же подсказывали, что место, куда мы отправимся, каким-то образом связано с Янтарной. И я не стала долго размышлять над своим образом.
       

Показано 21 из 24 страниц

1 2 ... 19 20 21 22 23 24