Яр не стал включать большой свет. Зажег лишь небольшой ночник на стене.
Теплый желтый свет разливался по кухне лениво, кофеварка мирно журчала, и в какой-то момент я осознала, что засыпаю. Яр вовремя поставил передо мной большую стеклянную чашку, от которой приятно пахло кофе и карамелью. Сверху примостилось сердечко из пены.
— О, — я улыбнулась и все же зевнула, прикрыв рот ладонью. — Сердечко. Это потому, что его проще всего делать? Читала где-то.
— Нет, — Яр тоже растянул губы в улыбке. Его чашку сердце не украшало. — Это чтобы ты чуть меньше меня ненавидела.
— И больше любила?
Наши взгляды пересеклись, и Яр отвернулся первым.
— Я в самом деле виноват перед тобой, — заметил он серьезно. Итак, спектакль окончен. — Я должен был все понять, как-то… не знаю. Предупредить? Рассказать? Но я не видел очевидного, и…
Не хотелось об этом думать.
Я посмотрела за его спину и заметила:
— Такие красивые огни на улице.
Яр вздрогнул, потом обернулся. Полупрозрачная белая штора отодвинулась в сторону, обнажая широкий подоконник, на котором стоял один лишь горшок. Кажется, фиалка.
— Можешь сесть. Я порой этим увлекаюсь.
Я обхватила чашку обеими руками, сделала глоток — кофе в самом деле оказался вкусным, как в кофейне. Шагнула к подоконнику, очень сильно стараясь ничего не пролить, и села. Подоконник был теплым, будто создавался именно для таких посиделок.
Яр не двигался.
— Кофе классный, — заметила все же. — Учился где-то? Ты смотри, мне понравится, буду каждый вечер приезжать к тебе в гости на чашечку.
— Летом работал пару месяцев в одной кофейне.
— О! Наверняка у тебя было много постоянных клиенток. Приходили только для того, чтобы посмотреть на такого миленького бариста.
Он признался:
— Кто-то даже попытался познакомиться.
— И ты знакомился?
— Нет. Сам не понимал, почему отказываю. Теперь понял. Яна… У тебя такой ареал вокруг головы, светится… — он вновь улыбнулся. — Прости, что все так получилось. Нет, правда. Знаешь… Я ведь всегда был младшим. Родился, когда сестре почти исполнилось пять. Мама, папа, Веста — и маленький Ярик. Олененок. М-да… Когда мамы не стало, я так обиделся на этот мир... Веста возилась со мной, как с маленьким, папа… А ведь им тоже было тяжело. Я привык считать, что страдаю больше всех. Я не такой хороший, как ты себе придумала. И твоя мама… Если хочешь, я не буду рассказывать.
— Говори, — не то попросила, не то приказала я.
— Она тоже была не такой хорошей, как все остальные. Так много знала про черную магию, а сама владела белой… Перерождение?
— О да.
— Она такая же целеустремленная, как и ты. Чем больше об этом думаю, тем больше понимаю, как много между вами общего. Даже выражение лица. И сейчас тоже. Возможно, именно поэтому ты мне сразу понравилась, с первой встречи.
Я сделала еще несколько глотков кофе. Внутри разлилась теплая карамель.
— Не припомню, чтобы на первой встрече я тебе понравилась.
— Я тщательно скрывался.
Он отставил свою чашку — абсолютно полную — и подсел ко мне, на подоконник, почти касаясь бедром.
— Какого это, постоянно с ней общаться?
— Странно. Вроде бы рядом, но и далеко в то же время. Как с тобой.
Я подняла глаза. Яр внимательно смотрел на меня.
— Я больше никогда не смогу ей верить, — призналась шепотом. — Я не смогу ее простить. Да это ей и не нужно.
— А тебе? Подумай о себе.
— Она лучше? Чем я.
Яр забрал чашку из моих рук, осторожно отставил в сторону. Коснулся ладонями моих щек и склонился к лицу.
— Ты. Ты лучше всех. Всех, кого я когда-либо встречал и еще повстречаю. Ты ни на мгновение не уходила из моих мыслей, даже когда мы попрощались, — его глаза, серые в полумраке, дурманили разум. — И я очень, очень сильно хочу, чтобы ты любила меня чуточку больше. Я хочу, чтобы ты любила меня. Чтобы мои чувства были взаимны. Ты… разрешаешь?
— Знал бы ты, Яр, как мало вещей на самом деле требует разрешения. Разрешаю. Так. Подожди. Что именно?
Но он уже легко коснулся моих губ своими.
Я резко дернулась назад и спросила шепотом:
— Что ты делаешь?
— Всего лишь исполняю главную свою мечту. Прости. Я… Окей, я опять оплошал.
Яр встрепенулся, собрался уходить, но я, головой этого не осознавая, что творю, придержала его за плечо. А потом потянулась — телом, душой, не знаю, — и сама поцеловала его.
Третий настоящий поцелуй в моей жизни.
Робкий, но такой искренний, что хочется плакать. Раствориться во всей этой снежной кутерьме, завывании ветра, в Яре раствориться — и чтобы никогда больше не болело, чтобы всегда было так же хорошо, как и сейчас...
— И давно ты мечтал? — спросила через несколько секунд. — Скажи еще, что с первой встречи.
— Со второй.
Я рассмеялась.
Похоже, мне хватит считать поцелуи. Можно сбиться.
Подоконник теплый, но стекло прохладное. Однако простыть не страшно. Губы такие горячие, что их хватает, чтобы согреться.
Песни ветра, что удивительно, добавляют уюта.
Дыхание сбито. Душа трепещет. Проснулась, наконец.
С каждой секундой сердце бьется быстрее.
И грань — она так близко.
Но мы ведь взрослые люди и умеем останавливаться вовремя, правда? Пока я не начала верить, что умею чувствовать. Что умею любить. Вопреки всему.
Спала я на диване, который маг заботливо застелил лично для меня.
Вдоволь нацеловавшись (какое ужасное слово), мы ещё немного помолчали, прижимаясь друг к другу. А потом Яр ушел. Вернулся через некоторое время с постельным бельем и длинной футболкой, приятно пахнущей кондиционером для белья.
Я думала, что не усну.
Однако же неделя выдалась слишком утомительной. Я прилегла лишь на мгновение и погрузилась в сон сразу же, несмотря на то, что продолжение вечера вроде как планировалось. Мне даже показалось, что, засыпая, я расслышала шаги Яра, ощутила на себе его взгляд, — но будить меня он не стал.
Сама проснулась.
Около половины шестого.
Привела себя в порядок, потратив при этом минимум усилий, сложила постельное белье и водрузила футболку сверху. Все мои вещи оставались на месте — искать ничего не пришлось, и это было хорошо.
Впрочем, уйти так просто я все равно не смогла. Прежде чем исчезнуть из Яриковой жизни на неопределенный период, заглянула в единственную приоткрытую комнату.
Глаза привыкли к темноте почти сразу.
Яр спал, прижавшись к подушке левой щекой, локоны падали на лицо и закрывали глаза и губы, к которым я вчера так стремилась. Подумать только. Дурдом, честное слово. Сама не понимаю, как докатилась до такого. А еще больше возмущает то, что обвинять саму себя ни в чем не хочется. Как будто все в порядке вещей, так и надо, это абсолютно нормально, что Яна, ненавидящая белых, целуется с одним из них... И ладно бы им оказался кто-то рандомный. Нет. Это был Яр.
Яр делал меня свободной.
Рядом с ним мне не хотелось себя сдерживать.
И это очень плохо. Свободный слаб. Стоит ему столкнуться даже с малейшей преградой, он тут же растеряется. И сдастся в конце концов.
А я ведь сильной должна быть. Непонятно только, для кого.
Что ж ты, Яр, творишь такое? Ведь я снова могла бы уйти спокойно, не привлекая к себе лишнего внимания. Но нет. Я на цыпочках прокралась в комнату, на удивление, ничего даже не уронив (Всевышняя была ко мне благосклонна, хотя должна вести себя абсолютно противоположно). Остановилась совсем рядом с Яром и прислушалась к его дыханию. Убрала в сторону мягкую прядь, чтобы не щекотала глаза.
Как это называется, Яр?
Если я не умею любить. И ненавидеть, судя по всему, тоже.
И кто у кого должен просить прощения?..
Я успела ровно к первому автобусу. Села на одно из многочисленных пустых сидений и прислонилась к холодному стеклу.
Шесть часов февральского утра. Не сказать, что в это время наблюдается множество желающих прокатиться.
Телефон я доставала с опаской — не трогала его со вчерашнего вечера. В общем-то, думала я, самое страшное, что с ним могло случиться, это севшая батарея. Или свежеиспеченный пропущенный звонок от одного моего то ли врага, то ли друга, то ли еще кого-то. Нет, «моего» здесь — не ключевое слово.
Однако телефон разрядился лишь на две трети, а никаких пропущенных звонков не обнаружилось.
Тогда я зашла «ВКонтакте», чтобы проверить беседу нашей группы — и обнаружила, что писала мне Софа. Писала настырно: вчерашним вечером, пару раз ночью и даже утром. Она и сейчас находилась в сети.
Все сообщения Софы сводились к одному вопросу: «Где ты?». То есть, где я. Вопрос интересный, тут не поспоришь.
«Привет, — напечатала я. — Еду в сторону общежития».
«Оу, — Софа ответила спустя минуту. — Ночевала не в общежитии?»
Я решила, что Софе нет никакого дела до того, как я распоряжаюсь своим свободным временем, и оправдываться не стала. Поинтересовалась вместо этого: «Зачем ты меня искала?».
«Вообще-то изначально я хотела передать тебе просьбу моей бабушки — помнишь Антуанет? Она хотела узнать, есть ли у тебя немного времени, чтобы ответить на какие-то ее загадочные вопросы».
«Да, конечно, я могу дать свой номер…»
«Но ночью произошло кое-что более интересное. Не слышала?»
«Проснулась сорок минут назад. — Душу кольнуло нехорошее подозрение. Я уже осознавала, что узнаю дальше. — Что случилось?».
«То, чего мы все так ждали и опасались, да. Ещё одно нападение. Снова на белую. И опять никаких следов… Собственно, я ещё не ложилась».
И тут же Софа добавила: «Впрочем, есть одно отличие. В этот раз жертве удалось выжить».
«Выжить?»
«О, именно так. Зовут ее (к слову, до сих пор зовут) Эллой, немного пафосно, по моему скромному мнению. Она смогла вырваться и сбежать. И даже не сильно пострадала».
Не знаю можно ли оценивать страдание такими метками, как «слабо» или «сильно», но спорить не стала. А Софа тем временем продолжила:
«Сама понимаешь, столько надежд, можно узнать все из первых рук и прогнать из нашего города всю эту гадость. Но Эллочка пока чувствует себя скверно и вести содержательные диалоги отказывается. Но мы не сдаемся, не переживай».
«Может, ей в самом деле стоит отдохнуть?»
Не то чтобы я вся такая добрая, и все же незнакомую Эллу мне стало немного жаль.
«Не забывай о том, что мы ведьмы, Яна. Черные. Здесь белых моралистов и без тебя хватает… Надо идти, но я буду сообщать тебе все новости. Тебе ведь интересно?»
«Да, — согласилась, не задумываясь. — Спасибо».
«Осторожнее, — закончила Софа. — Сама видишь, какое сейчас время. Никто не знает, кому следует доверять».
Тут я не могла с ней не согласиться. Время и вправду было жутким.
Итак, что мы имеем.
Шесть часов двадцать минут, известие о сорвавшемся покушении и осознание того факта, что я, вместо того чтобы заниматься делом, искать охотника и предотвращать его попытки завладеть чьей-либо душой (даже беленькой) занималась такими вещами, о которых теперь стыдно вспоминать.
К тому же, Софа написала, что спать ещё не ложилась. А экономистки, в отличие от нас, не любят засиживаться с учебниками до утра. И они продолжительное время пытаются поговорить с Эллой. Следовательно, нападение прошло не утром, как в прошлые разы, а… ночью? Вечером? И, если бы я оказалась в нужном месте в нужное время, я бы смогла… Предотвратить нападение? С двумя бы охотник не справился. Если моя душа привела меня, куда следует, а совесть не позволила спрятаться…
Но я спала.
Чертова матушка.
Чертов Яр.
Мне будет совсем не стыдно, если я прямо сейчас его разбужу, честное слово. Так. Номер. Мне нужен номер. Я едва открыла список контактов и тут же наткнулась взглядом на «Белого Оленя». Чертов Яр. Если бы ты позвонил на мой новый номер, телефон бы все равно тебя определил, я знала бы, что это ты.
Гудок. Первый, второй, третий.
Я представляла себе, как саркастично буду разговаривать с Яром, точно мое сердце изо льда, а душу я продала демону ещё в детстве (так правда можно). Однако же, когда Яр ответил, я произнесла тихим, неуверенным от волнения голосом:
— Это я… Яна. Проснулся?
— Проснулся. Я обещал тебя отвезти.
С ролью снежного короля Яр справился куда лучше моего, и от его холодного тона внутри что-то замерло, а потом резко рухнуло вниз. Не помню, чтобы душа была способной на такие кульбиты.
— Уже не нужно, — и все равно проклятый голос дрожит. Как мне теперь смотреть Яру в глаза? Как? И почему я не заставила его обо всем забыть? Хотя бы ненадолго, пока мы не расстанемся вновь. — Уже успели сообщить об новом нападении?
— Уже успели, — согласился Яр. — И тебе?
— У меня полезные знакомства.
Несколько секунд мы молчали, потом я решилась:
— Ты сможешь провести меня к ней? Я должна с ней поговорить. Только не надо всего этого, — я повысила тон, и мужчина, сидящий на боковом сидении напротив, покосился на меня недовольно, — что я не должна во все это ввязываться, потому что я должна. Самой себе, в первую очередь. У вас ценится слово, данное самому себе, верно?
— Я и не думал отговаривать тебя.
— Но?
— Но это не в моей компетенции. Мои знакомства не настолько полезные. И сам я не так велик.
— А в чьей тогда?
И все же мне требовался не ответ, а подтверждение собственных мыслей.
Я его получила.
— Твоей матери, Елены.
— Я знала, — помолчала немного, собираясь с мыслями. — Ладно, хорошо. Тогда я попрошу тебя поделиться со мной ее номером. У тебя ведь наверняка есть номер наставницы? Ибо я, как дочь, им не владею.
— Есть. Поделюсь.
Казалось бы — наш разговор подошел к концу. Разговор странный, без приветствий и прощаний, да, но тут уже как сложилось.
Однако я все еще не отключалась.
И Яр тоже.
Я слушала его тихое размеренное дыхание, и в один момент даже подумала вдруг, что мне нравится, как Яр дышит.
— Яна? — уточнил Яр обеспокоенно секунд через десять молчания. Как будто боялся, что я могу отключиться и оставить его наедине с самим собой.
— Я все еще здесь и внимательно слушаю тебя.
— Хорошо… — И заявил: — Ты нужна мне, — его голос за время всего нашего разговора дрогнул. — Ты вся, такая, какая ты есть. Только ты одна.
— Я никому не нужна, — покачала головой, пусть Яр и не мог это видеть.
— Не веришь, — он вздохнул. — Куда ты добровольно сама себя загоняешь, Яна?.. С какой целью?.. Почему все не может быть… просто?
— Если все будет просто, — я почти шептала, — тебе сразу станет со мной скучно. Может, ты тоже сейчас не веришь, но это правда. Я не содержу в себе ничего такого, за что могут любить. А тебе нужен тот, кто сможет подарить тебе то, чего тебе не хватает. И это не я. Это не я… к сожалению. Я буду очень ждать номер Елены…
— Я буду очень ждать тебя. Столько, сколько потребуется.
— Вечность?
— Вечность. Ты согласна стать моей вечностью?
Я отключилась.
Прежде вечностью стать мне никогда не предлагали, и я понятия не имела, как следует реагировать. Вечность… Гораздо более масштабно, чем если бы мне предложили стать подружкой. Но очень близко, если бы мне предложили остаться врагами. С враждой проще: она с годами становится лишь сильнее, укореняется в сознании и душах, пусть ее истинные причины и забываются с течением времени. А подружка… Это так. Нечто однодневное и невесомое, как бабочка, бьющаяся об лампу.
Вечность.
Двадцать лет человеку осенью, а он еще верит в вечность. Быть может, даже до сих пор надеется на то, что после смерти существует жизнь, хотя своими глазами видел бестолковые души, парящие над кладбищем и резвящиеся в траве. Ни мыслей, ни воспоминаний, ничего. И куда дальше с этой вечностью?
Теплый желтый свет разливался по кухне лениво, кофеварка мирно журчала, и в какой-то момент я осознала, что засыпаю. Яр вовремя поставил передо мной большую стеклянную чашку, от которой приятно пахло кофе и карамелью. Сверху примостилось сердечко из пены.
— О, — я улыбнулась и все же зевнула, прикрыв рот ладонью. — Сердечко. Это потому, что его проще всего делать? Читала где-то.
— Нет, — Яр тоже растянул губы в улыбке. Его чашку сердце не украшало. — Это чтобы ты чуть меньше меня ненавидела.
— И больше любила?
Наши взгляды пересеклись, и Яр отвернулся первым.
— Я в самом деле виноват перед тобой, — заметил он серьезно. Итак, спектакль окончен. — Я должен был все понять, как-то… не знаю. Предупредить? Рассказать? Но я не видел очевидного, и…
Не хотелось об этом думать.
Я посмотрела за его спину и заметила:
— Такие красивые огни на улице.
Яр вздрогнул, потом обернулся. Полупрозрачная белая штора отодвинулась в сторону, обнажая широкий подоконник, на котором стоял один лишь горшок. Кажется, фиалка.
— Можешь сесть. Я порой этим увлекаюсь.
Я обхватила чашку обеими руками, сделала глоток — кофе в самом деле оказался вкусным, как в кофейне. Шагнула к подоконнику, очень сильно стараясь ничего не пролить, и села. Подоконник был теплым, будто создавался именно для таких посиделок.
Яр не двигался.
— Кофе классный, — заметила все же. — Учился где-то? Ты смотри, мне понравится, буду каждый вечер приезжать к тебе в гости на чашечку.
— Летом работал пару месяцев в одной кофейне.
— О! Наверняка у тебя было много постоянных клиенток. Приходили только для того, чтобы посмотреть на такого миленького бариста.
Он признался:
— Кто-то даже попытался познакомиться.
— И ты знакомился?
— Нет. Сам не понимал, почему отказываю. Теперь понял. Яна… У тебя такой ареал вокруг головы, светится… — он вновь улыбнулся. — Прости, что все так получилось. Нет, правда. Знаешь… Я ведь всегда был младшим. Родился, когда сестре почти исполнилось пять. Мама, папа, Веста — и маленький Ярик. Олененок. М-да… Когда мамы не стало, я так обиделся на этот мир... Веста возилась со мной, как с маленьким, папа… А ведь им тоже было тяжело. Я привык считать, что страдаю больше всех. Я не такой хороший, как ты себе придумала. И твоя мама… Если хочешь, я не буду рассказывать.
— Говори, — не то попросила, не то приказала я.
— Она тоже была не такой хорошей, как все остальные. Так много знала про черную магию, а сама владела белой… Перерождение?
— О да.
— Она такая же целеустремленная, как и ты. Чем больше об этом думаю, тем больше понимаю, как много между вами общего. Даже выражение лица. И сейчас тоже. Возможно, именно поэтому ты мне сразу понравилась, с первой встречи.
Я сделала еще несколько глотков кофе. Внутри разлилась теплая карамель.
— Не припомню, чтобы на первой встрече я тебе понравилась.
— Я тщательно скрывался.
Он отставил свою чашку — абсолютно полную — и подсел ко мне, на подоконник, почти касаясь бедром.
— Какого это, постоянно с ней общаться?
— Странно. Вроде бы рядом, но и далеко в то же время. Как с тобой.
Я подняла глаза. Яр внимательно смотрел на меня.
— Я больше никогда не смогу ей верить, — призналась шепотом. — Я не смогу ее простить. Да это ей и не нужно.
— А тебе? Подумай о себе.
— Она лучше? Чем я.
Яр забрал чашку из моих рук, осторожно отставил в сторону. Коснулся ладонями моих щек и склонился к лицу.
— Ты. Ты лучше всех. Всех, кого я когда-либо встречал и еще повстречаю. Ты ни на мгновение не уходила из моих мыслей, даже когда мы попрощались, — его глаза, серые в полумраке, дурманили разум. — И я очень, очень сильно хочу, чтобы ты любила меня чуточку больше. Я хочу, чтобы ты любила меня. Чтобы мои чувства были взаимны. Ты… разрешаешь?
— Знал бы ты, Яр, как мало вещей на самом деле требует разрешения. Разрешаю. Так. Подожди. Что именно?
Но он уже легко коснулся моих губ своими.
Я резко дернулась назад и спросила шепотом:
— Что ты делаешь?
— Всего лишь исполняю главную свою мечту. Прости. Я… Окей, я опять оплошал.
Яр встрепенулся, собрался уходить, но я, головой этого не осознавая, что творю, придержала его за плечо. А потом потянулась — телом, душой, не знаю, — и сама поцеловала его.
Третий настоящий поцелуй в моей жизни.
Робкий, но такой искренний, что хочется плакать. Раствориться во всей этой снежной кутерьме, завывании ветра, в Яре раствориться — и чтобы никогда больше не болело, чтобы всегда было так же хорошо, как и сейчас...
— И давно ты мечтал? — спросила через несколько секунд. — Скажи еще, что с первой встречи.
— Со второй.
Я рассмеялась.
Похоже, мне хватит считать поцелуи. Можно сбиться.
Подоконник теплый, но стекло прохладное. Однако простыть не страшно. Губы такие горячие, что их хватает, чтобы согреться.
Песни ветра, что удивительно, добавляют уюта.
Дыхание сбито. Душа трепещет. Проснулась, наконец.
С каждой секундой сердце бьется быстрее.
И грань — она так близко.
Но мы ведь взрослые люди и умеем останавливаться вовремя, правда? Пока я не начала верить, что умею чувствовать. Что умею любить. Вопреки всему.
Глава 11. Вечность
Спала я на диване, который маг заботливо застелил лично для меня.
Вдоволь нацеловавшись (какое ужасное слово), мы ещё немного помолчали, прижимаясь друг к другу. А потом Яр ушел. Вернулся через некоторое время с постельным бельем и длинной футболкой, приятно пахнущей кондиционером для белья.
Я думала, что не усну.
Однако же неделя выдалась слишком утомительной. Я прилегла лишь на мгновение и погрузилась в сон сразу же, несмотря на то, что продолжение вечера вроде как планировалось. Мне даже показалось, что, засыпая, я расслышала шаги Яра, ощутила на себе его взгляд, — но будить меня он не стал.
Сама проснулась.
Около половины шестого.
Привела себя в порядок, потратив при этом минимум усилий, сложила постельное белье и водрузила футболку сверху. Все мои вещи оставались на месте — искать ничего не пришлось, и это было хорошо.
Впрочем, уйти так просто я все равно не смогла. Прежде чем исчезнуть из Яриковой жизни на неопределенный период, заглянула в единственную приоткрытую комнату.
Глаза привыкли к темноте почти сразу.
Яр спал, прижавшись к подушке левой щекой, локоны падали на лицо и закрывали глаза и губы, к которым я вчера так стремилась. Подумать только. Дурдом, честное слово. Сама не понимаю, как докатилась до такого. А еще больше возмущает то, что обвинять саму себя ни в чем не хочется. Как будто все в порядке вещей, так и надо, это абсолютно нормально, что Яна, ненавидящая белых, целуется с одним из них... И ладно бы им оказался кто-то рандомный. Нет. Это был Яр.
Яр делал меня свободной.
Рядом с ним мне не хотелось себя сдерживать.
И это очень плохо. Свободный слаб. Стоит ему столкнуться даже с малейшей преградой, он тут же растеряется. И сдастся в конце концов.
А я ведь сильной должна быть. Непонятно только, для кого.
Что ж ты, Яр, творишь такое? Ведь я снова могла бы уйти спокойно, не привлекая к себе лишнего внимания. Но нет. Я на цыпочках прокралась в комнату, на удивление, ничего даже не уронив (Всевышняя была ко мне благосклонна, хотя должна вести себя абсолютно противоположно). Остановилась совсем рядом с Яром и прислушалась к его дыханию. Убрала в сторону мягкую прядь, чтобы не щекотала глаза.
Как это называется, Яр?
Если я не умею любить. И ненавидеть, судя по всему, тоже.
И кто у кого должен просить прощения?..
Я успела ровно к первому автобусу. Села на одно из многочисленных пустых сидений и прислонилась к холодному стеклу.
Шесть часов февральского утра. Не сказать, что в это время наблюдается множество желающих прокатиться.
Телефон я доставала с опаской — не трогала его со вчерашнего вечера. В общем-то, думала я, самое страшное, что с ним могло случиться, это севшая батарея. Или свежеиспеченный пропущенный звонок от одного моего то ли врага, то ли друга, то ли еще кого-то. Нет, «моего» здесь — не ключевое слово.
Однако телефон разрядился лишь на две трети, а никаких пропущенных звонков не обнаружилось.
Тогда я зашла «ВКонтакте», чтобы проверить беседу нашей группы — и обнаружила, что писала мне Софа. Писала настырно: вчерашним вечером, пару раз ночью и даже утром. Она и сейчас находилась в сети.
Все сообщения Софы сводились к одному вопросу: «Где ты?». То есть, где я. Вопрос интересный, тут не поспоришь.
«Привет, — напечатала я. — Еду в сторону общежития».
«Оу, — Софа ответила спустя минуту. — Ночевала не в общежитии?»
Я решила, что Софе нет никакого дела до того, как я распоряжаюсь своим свободным временем, и оправдываться не стала. Поинтересовалась вместо этого: «Зачем ты меня искала?».
«Вообще-то изначально я хотела передать тебе просьбу моей бабушки — помнишь Антуанет? Она хотела узнать, есть ли у тебя немного времени, чтобы ответить на какие-то ее загадочные вопросы».
«Да, конечно, я могу дать свой номер…»
«Но ночью произошло кое-что более интересное. Не слышала?»
«Проснулась сорок минут назад. — Душу кольнуло нехорошее подозрение. Я уже осознавала, что узнаю дальше. — Что случилось?».
«То, чего мы все так ждали и опасались, да. Ещё одно нападение. Снова на белую. И опять никаких следов… Собственно, я ещё не ложилась».
И тут же Софа добавила: «Впрочем, есть одно отличие. В этот раз жертве удалось выжить».
«Выжить?»
«О, именно так. Зовут ее (к слову, до сих пор зовут) Эллой, немного пафосно, по моему скромному мнению. Она смогла вырваться и сбежать. И даже не сильно пострадала».
Не знаю можно ли оценивать страдание такими метками, как «слабо» или «сильно», но спорить не стала. А Софа тем временем продолжила:
«Сама понимаешь, столько надежд, можно узнать все из первых рук и прогнать из нашего города всю эту гадость. Но Эллочка пока чувствует себя скверно и вести содержательные диалоги отказывается. Но мы не сдаемся, не переживай».
«Может, ей в самом деле стоит отдохнуть?»
Не то чтобы я вся такая добрая, и все же незнакомую Эллу мне стало немного жаль.
«Не забывай о том, что мы ведьмы, Яна. Черные. Здесь белых моралистов и без тебя хватает… Надо идти, но я буду сообщать тебе все новости. Тебе ведь интересно?»
«Да, — согласилась, не задумываясь. — Спасибо».
«Осторожнее, — закончила Софа. — Сама видишь, какое сейчас время. Никто не знает, кому следует доверять».
Тут я не могла с ней не согласиться. Время и вправду было жутким.
Итак, что мы имеем.
Шесть часов двадцать минут, известие о сорвавшемся покушении и осознание того факта, что я, вместо того чтобы заниматься делом, искать охотника и предотвращать его попытки завладеть чьей-либо душой (даже беленькой) занималась такими вещами, о которых теперь стыдно вспоминать.
К тому же, Софа написала, что спать ещё не ложилась. А экономистки, в отличие от нас, не любят засиживаться с учебниками до утра. И они продолжительное время пытаются поговорить с Эллой. Следовательно, нападение прошло не утром, как в прошлые разы, а… ночью? Вечером? И, если бы я оказалась в нужном месте в нужное время, я бы смогла… Предотвратить нападение? С двумя бы охотник не справился. Если моя душа привела меня, куда следует, а совесть не позволила спрятаться…
Но я спала.
Чертова матушка.
Чертов Яр.
Мне будет совсем не стыдно, если я прямо сейчас его разбужу, честное слово. Так. Номер. Мне нужен номер. Я едва открыла список контактов и тут же наткнулась взглядом на «Белого Оленя». Чертов Яр. Если бы ты позвонил на мой новый номер, телефон бы все равно тебя определил, я знала бы, что это ты.
Гудок. Первый, второй, третий.
Я представляла себе, как саркастично буду разговаривать с Яром, точно мое сердце изо льда, а душу я продала демону ещё в детстве (так правда можно). Однако же, когда Яр ответил, я произнесла тихим, неуверенным от волнения голосом:
— Это я… Яна. Проснулся?
— Проснулся. Я обещал тебя отвезти.
С ролью снежного короля Яр справился куда лучше моего, и от его холодного тона внутри что-то замерло, а потом резко рухнуло вниз. Не помню, чтобы душа была способной на такие кульбиты.
— Уже не нужно, — и все равно проклятый голос дрожит. Как мне теперь смотреть Яру в глаза? Как? И почему я не заставила его обо всем забыть? Хотя бы ненадолго, пока мы не расстанемся вновь. — Уже успели сообщить об новом нападении?
— Уже успели, — согласился Яр. — И тебе?
— У меня полезные знакомства.
Несколько секунд мы молчали, потом я решилась:
— Ты сможешь провести меня к ней? Я должна с ней поговорить. Только не надо всего этого, — я повысила тон, и мужчина, сидящий на боковом сидении напротив, покосился на меня недовольно, — что я не должна во все это ввязываться, потому что я должна. Самой себе, в первую очередь. У вас ценится слово, данное самому себе, верно?
— Я и не думал отговаривать тебя.
— Но?
— Но это не в моей компетенции. Мои знакомства не настолько полезные. И сам я не так велик.
— А в чьей тогда?
И все же мне требовался не ответ, а подтверждение собственных мыслей.
Я его получила.
— Твоей матери, Елены.
— Я знала, — помолчала немного, собираясь с мыслями. — Ладно, хорошо. Тогда я попрошу тебя поделиться со мной ее номером. У тебя ведь наверняка есть номер наставницы? Ибо я, как дочь, им не владею.
— Есть. Поделюсь.
Казалось бы — наш разговор подошел к концу. Разговор странный, без приветствий и прощаний, да, но тут уже как сложилось.
Однако я все еще не отключалась.
И Яр тоже.
Я слушала его тихое размеренное дыхание, и в один момент даже подумала вдруг, что мне нравится, как Яр дышит.
— Яна? — уточнил Яр обеспокоенно секунд через десять молчания. Как будто боялся, что я могу отключиться и оставить его наедине с самим собой.
— Я все еще здесь и внимательно слушаю тебя.
— Хорошо… — И заявил: — Ты нужна мне, — его голос за время всего нашего разговора дрогнул. — Ты вся, такая, какая ты есть. Только ты одна.
— Я никому не нужна, — покачала головой, пусть Яр и не мог это видеть.
— Не веришь, — он вздохнул. — Куда ты добровольно сама себя загоняешь, Яна?.. С какой целью?.. Почему все не может быть… просто?
— Если все будет просто, — я почти шептала, — тебе сразу станет со мной скучно. Может, ты тоже сейчас не веришь, но это правда. Я не содержу в себе ничего такого, за что могут любить. А тебе нужен тот, кто сможет подарить тебе то, чего тебе не хватает. И это не я. Это не я… к сожалению. Я буду очень ждать номер Елены…
— Я буду очень ждать тебя. Столько, сколько потребуется.
— Вечность?
— Вечность. Ты согласна стать моей вечностью?
Я отключилась.
Прежде вечностью стать мне никогда не предлагали, и я понятия не имела, как следует реагировать. Вечность… Гораздо более масштабно, чем если бы мне предложили стать подружкой. Но очень близко, если бы мне предложили остаться врагами. С враждой проще: она с годами становится лишь сильнее, укореняется в сознании и душах, пусть ее истинные причины и забываются с течением времени. А подружка… Это так. Нечто однодневное и невесомое, как бабочка, бьющаяся об лампу.
Вечность.
Двадцать лет человеку осенью, а он еще верит в вечность. Быть может, даже до сих пор надеется на то, что после смерти существует жизнь, хотя своими глазами видел бестолковые души, парящие над кладбищем и резвящиеся в траве. Ни мыслей, ни воспоминаний, ничего. И куда дальше с этой вечностью?
