Так, с закрытыми глазами, он просидел до конца фильма и очнулся, только когда загорелся свет и зазвучали аплодисменты. Открыв глаза, он посмотрел на Джилл. Она не хлопала, а сидела рядом и в упор смотрела на него. В её глазах стояли слёзы.
- А сейчас слово предоставляется нашему великолепнейшему актёру, сыгравшему главную роль в новой картине, - Джону Вайеру. Поприветствуем, - прозвучал голос с небольшого пьедестала возле сцены. Овации усилились.
Джон не нашёл что сказать Джиллиан. Глядя на неё, он медленно встал. На его лице читались смесь сожаления, стыда, тоски и какой-то странной безысходности. Джилл никогда не видела его таким. Актёр нерешительно направился к пьедесталу.
Когда Джон начал говорить, его уже было совершенно не узнать: светлая улыбка и лёгкая речь - он был весёлым и счастливым. От былой тоски и стыда не осталось и следа. Снова эта резкая перемена. Уже вторая за сегодняшний вечер. Джилл не могла не заметить этого.
- Спасибо. Спасибо всем. Фух… Уау… Вы тоже в шоке от того, что сегодня увидели на экране, да? – этот вопрос прозвучал в форме шутки, поэтому публика тепло рассмеялась. – Да уж, пришлось нам помучиться с этим. Хочу сказать, что обязательным условием участия в данном проекте было согласие о неразглашении, поэтому даже моя жена, Джиллиан Фокс, ничего не знала об этом. Дорогая, прошу у тебя прощения, но так было нужно.
«Вот мерзавцы! Они даже это продумали», - Джона рвало на части, а рот, управляемый технологией, продолжал дружелюбно выдавать заранее заготовленный текст.
- Я хочу вновь поблагодарить всех, кто работал над картиной. Это действительно грандиозный и очень смелый проект. И я благодарен, что руководству компании и лично Питеру Уоллбергу удалось уговорить меня сняться в «Гранях любви». А я, признаюсь честно, далеко не сразу согласился.
Публика снова засмеялась. Губы Джона растянулись в довольной улыбке, но ладони медленно сжимались в кулаки. Внутри кипела неимоверная злоба.
- Знаю, что многие могут что-нибудь не то подумать обо мне. Но ведь я актёр, и как актёр должен играть разные роли. Только таким образом я могу раскрыть свой талант полностью. Разве нет? – сейчас в речи чувствовалась примесь мыслей самого мистера Моргана.
- И прошу Вас не думать обо мне ничего плохого: это всего лишь ещё одна роль, очередная ипостась моего проявления в этом мире. Я люблю жену и люблю своё дело.
Но знаете что, снимаясь в данном фильме, я много думал об этой проблеме. Мне, как человеку, активно вращающемуся в творческой среде, часто приходится видеть людей нетрадиционной сексуальной ориентации. Очень долго этих людей притесняли, заставляли скрываться и стыдиться своей природы.
«Что я несу? К чему всё это?»
- Многие из них лишились карьеры, кто-то закончил жизнь за решёткой. Благо сейчас общество становится более гуманным. И то, что считалось раньше недопустимым и ненормальным, сейчас воспринимается как неотъемлемая часть жизни, которой не стоит стыдиться или бояться, которую нужно просто понять и принять.
Но часть общества по-прежнему остаётся архаичной и ортодоксальной, боится любого рода изменений, особенно того, что касается трансформации морали. И я решил, что не могу больше оставаться в стороне и закрывать глаза на то, что происходит. Я должен присоединиться к общему делу по защите от всякого рода дискриминации. И в первую очередь сексуальных меньшинств. Люди должны знать, что у них есть право выбора и что они могут, не стесняясь ничьих осуждений, быть теми, кем захотят. Да, это поистине громадная работа, но любая дорога начинается с шага.
И в качестве первого шага я собираюсь учредить фонд по защите прав ЛГБТ-сообществ. Мы направим эти деньги на различные нужды секс-меньшинств, но в первую очередь они будут потрачены на разъяснительную работу, направленную на уничтожение стереотипов в отношении представителей нетрадиционной сексуальной ориентации. Они такие же, как мы. И мы не имеем морального права их ограничивать и чего-то лишать. Они достойны быть полноправными членами общества.
«Остановись! Слышишь? Хватит!» - по лицу Джона побежали мурашки: он не мог это прекратить, но разум настойчиво сопротивлялся.
И помните, только все вместе мы одержим победу, в первую очередь над самими собой…
Речь закончилась, но технология продолжала действовать, скрывая злобу и раздражение актёра и выставляя напоказ дружелюбие и харизму. Тело было скованно и зажато, а на лице сверкала лёгкая улыбка, но данного несоответствия никто не заметил. Никто, кроме Джиллиан Фокс…
По указанию руководства Джон должен был ещё час после премьеры работать с журналистами и давать комментарии к своему выступлению. В связи с таким громким заявлением он даже выйти не успел из кинозала, как его тут же облепили репортёры. Джиллиан куда-то исчезла, и уже не было возможности найти её. Деваться было некуда - пришлось подчиниться обстоятельствам и отвечать на вопросы.
«Они меня ни о чём не предупредили. Они просто использовали меня. Как они могли сделать такое со мной? Как они могли?» - Джону хотелось плакать, но даже слёзные железы контролировались нанороботами. Только сейчас он понял, насколько опрометчиво поступил, когда не стал интересоваться, о чём будут те самые «несколько важных заявлений, о которых должно услышать как можно больше людей». Он даже и предположить не мог, что «Дримс Пикчерз» способна зайти так далеко. Казалось, что последняя роль – это потолок, край, предел, что за ней уже ничего не может быть. Но он ошибся. Снова. У компании был продуман и составлен чётки план насчёт него, и они планомерно и скрупулёзно приводили его в жизнь пункт за пунктом, а пожелания Джона, как всегда, были не в удел.
«Пойти завтра к мистеру Моргану? А что я ему скажу? Они могут сделать всё, что захотят. Даже Роберта они заставили худеть ради роли. Если захотят, они могут сделать так, что я вообще ничего не буду говорить сам. Нет смысла им что-то доказывать. Я сам виноват: пустил всё на самотёк. Думал, толкну стандартную речь о вечных ценностях. Надо было хотя бы сходить в технический отдел и попытаться узнать, что там для меня приготовили. Вряд ли, конечно, они бы ввели меня в курс дела, но попробовать стоило».
Внезапно в голове сами собою всплыли слова из записки Шаферза: «Энтони станет проводником. Он подарит людям веру в идею».
«Энтони – это моя роль в фильме «Книжная любовь». Я и есть Энтони. Я, стало быть, проводник? Проводник чего? В каких идеях я должен убедить мир? Защищать права геев и лесбиянок? Но зачем? Почему я? Для чего это нужно кинокомпании «Дримс Пикчерз»? Какого чёрта здесь вообще происходит?!!!»
У Джона начался приступ паники. Хоть это не было заметно на лице, но руки начали трястись, а ноги слегка подкашиваться. Ещё чуть-чуть и он бы точно упал бы в обморок прямо на виду у десятков телекамер, многие из которых работали в режиме прямого эфира. И тут, откуда не возьмись, рядом с Джоном появился Рон Кларк. Рон возник, как спасатель, готовый протянуть руку утопающему. Взгляд Джона сразу же уцепился за что-то знакомое.
- Привет, старина Джонни, - он проворно выхватил актёра из круга насевших репортёров. Джон следовал за другом, будто пребывая в тумане. Сознание отказывалось понимать, что сейчас происходит.
Как только они с Роном оказались в относительно безопасном и безлюдном месте, лицо Джона тут же обрело прежнюю свободу. От былой весёлости не осталось и следа. Наружу вылезли усталость и апатия.
- Оу, вижу, шоу-бизнес серьёзно тебя потрепал.
- Что, так плохо выгляжу?
- Я бы сказал даже ужасно. Но ничего – это поправимо. Хороший гамбургер и чашечка кофе, думаю, вернут тебя к жизни, - Рон усадил Джона за столик первого попавшегося на пути кафе и исчез. Вернулся с двумя гамбургерами и двумя стаканчиками кофе, как и обещал.
- Итак, ты снова с претензией на Оскара. Твоя новая роль, несмотря на, мягко говоря, некоторую откровенность, уверен, будет оценена по достоинству. Рассказывай, почему такой вдруг несчастный вид? Что там случилось в Эдеме? – Рон по-дружески хлопнул Джона по плечу, пытаясь привести его в чувство.
- Оказалось, в Эдеме не все яблоки можно есть, - очень образно ушёл от ответа Джон.
- А, вот оно как. И даже рай несовершенен.
- Да, видимо, нет такого места во Вселенной, где человек будет полностью счастлив. Всегда будут какие-нибудь «но».
- Что-то не так с Джиллиан?
- Да нет, с ней всё хорошо. Надеюсь.
- А что тогда? Каким ты скрытным стал, Джонни. Раньше вон душа нараспашку была. Что с тобой?
- Да так. Обязательства разные. Большие деньги – большие требования. Устал. Ответственность, условия. Словно ошейник с камнем повесили на шею. Ходи, Джонни! Разве он тебе мешает? Ну хорошо, тогда мы сделаем цепочку чуть длиннее, - по-другому он не мог рассказать Рону о том, что происходит. Вряд ли Рон его понял. Он и не рассчитывал на это – скорее, это был разговор с самим собою.
- И впрямь всё так плохо?
- Не знаю. Пока не знаю.
- А я вот всё-таки хочу дать тебе совет, Джонни. Знаешь, я часто падал, потом снова поднимался. И всю жизнь я вот так: то в дамках, то снова в пешках. Но сейчас я думаю, это даже неплохо. Это научило меня чувствовать землю. Понимаешь? И не стремиться очень высоко, ведь оттуда придётся долго и больно падать. Если хочешь знать моё мнение, то ты слишком быстро и слишком высоко забрался и не ощущаешь под ногами абсолютно ничего. Но, для того чтобы вернуть это ощущение, вовсе необязательно падать – достаточно добровольно согласиться походить ногами по грешной земле в самом прямом смысле. Понимай это буквально. Ходить, значит, ходить. Ногами. Надень бейсболку, очки, отпусти бороду, можешь ещё и капюшон накинуть, и опустись на землю: покатайся на метро, сходи в МакДональдс или БургерКинг, устрой себе шопинг в обычных супермаркетах, пошляйся по распродажам, сходи в кино, прогуляйся по городу. Не в самых богатых районах, где привык бывать, а где-нибудь подальше, но и в бедные слишком не заходи. Уверен, тебе понравится и на жизнь посмотришь по-новому.
Пойми, твоя планка чересчур высока сейчас. Ты многого ждёшь и от себя, и от этого мира. Нужно спуститься с небес и посмотреть, как живут люди вокруг, вспомнить, как ты жил когда-то. И, думаю, многое встанет на свои места.
- Возможно, ты и прав, Рон. Нужно как-нибудь развеяться. Взять отпуск. Съездить куда-нибудь.
- Вот, правильно мыслишь, старик. Вот теперь я спокоен. А то, признаюсь честно, напугал ты меня. Смотрю на тебя в этой толпе журналистов и думаю: «Сейчас точно что-нибудь будет. Надо срочно спасать товарища».
- Спасибо тебе, Рон. Ты – мой самый настоящий друг. Я всегда буду ценить нашу дружбу.
- Да ладно тебе. Всякое бывает, - Рон начал скромничать.
- Я тебе серьёзно говорю.
Дальше друзья как это постоянно бывает, перешли на старые воспоминания. Джону наконец-то полегчало, и он даже начал иногда посмеиваться. С Роном вообще было сложно оставаться серьёзным. Уж очень он любил ухватиться за какую-нибудь мысль в разговоре и развивать её в сторону хорошей шутки до тех пор, пока всех не проберёт на смех. И получалось, надо сказать, у него это очень хорошо. Он сам часто говорил о себе, что если бы не стал агентом, то точно пошёл бы в комики. Свой талант смешить людей он активно использовал в работе, поэтому у многих был на хорошем счету.
Разошлись они, когда уже стемнело. Пелену сорвало с глаз – совсем не то на самом деле ценно, совсем не к тем вещам нужно стремиться. Теперь воспоминания о прошлой жизни безвестного актёра не казались Джону столь печальными, как это было раньше, наоборот, он нашёл в них много по-настоящему прекрасных и светлых моментов, которых сейчас, несмотря на такой головокружительный успех, было не так много. Вроде бы, столько приобрёл: заработал кучу денег, получил несколько Оскаров, стал любимцем публики. Но та жизнь, вопреки всем ожиданиям, сейчас выглядела, пожалуй, более счастливой. И теперь, возможно, он с радостью вернулся бы туда. И единственное, что он бы забрал с собой из этого нового мира, – Джиллиан Фокс. Жаль, что время нельзя повернуть вспять…
«Девочка моя, где ты? Наверное, сейчас дома одна? Скорее всего, очень расстроена. Я расстроил тебя. Не знаю, что сказать и как оправдаться перед тобой. Знаю одно: я люблю тебя всей душой и буду бороться за тебя, за нас, за наше счастье. И когда-нибудь ты узнаешь всю правду. Когда-нибудь, надеюсь, ты поймёшь и простишь меня».
Джон ещё долго бродил по ночному городу, не решаясь вернуться домой. Он оказался дома, когда уже светало. Джиллиан, не дождавшись мужа, спала в кресле, свернувшись калачиком, поэтому пока не пришлось объясняться перед ней. Джон подошёл и накрыл её тёплым пледом. Через пять минут он упал в кровать и уснул. Хотелось хоть на несколько часов сбежать из этой реальности и всё забыть, а потом будет видно…
Когда Джон проснулся, он некоторое время, не решаясь встать, продолжал валяться в постели и слушал, как где-то за дверью суетится жена. Однако вечно скрываться и избегать её он не мог, поэтому нужно было пересилить себя и объясниться.
- Привет, Джилл. Как ты? – сказал он, войдя на кухню.
- Я нормально, а ты? – ответила Джилл, но по её интонации было понятно, что она совсем не нормально.
- Да так. Вчера встретился с Роном, и мы долго гуляли, поэтому так поздно пришёл, - начал Джон с лёгкого оправдания. – Точно всё в порядке? Ты не расстроена?
- Почему я должна быть расстроена? – тон Джилл постепенно становился более воинственным. Чувствовалось, что вот-вот она выплеснет на него весь свой гнев.
- Не знаю, - пожал плечами Джон, - может, из-за фильма? Я тебе многого не рассказал о нём. Но, как я вчера сообщил в выступлении, это было обязательным условием контракта.
Последней фразой Джон будто выдернул чеку у гранаты.
- С каких это пор съёмки в кино превратились в секретные операции? Почему? Почему ты молчал, Джонни? Почему ты скрывал это от меня? Разве мы не должны делиться такими вещами? Это всё было в контракте? Разве они бы тебе что-нибудь сделали, если бы узнали, что ты рассказал мне? Только мне, – Джиллиан заплакала. – Тем более о такой роли! Признайся, Джонни, что ты и сам не хотел ничего говорить. Всё время обходил эту тему стороной или нёс что-то невнятное.
Далее Джилл стала кривлять Джона, вспоминая его высказывания о роли в фильме «Грани любви»:
- Это что-то неоднозначное, но очень яркое. Мой герой, несмотря на некоторые особенности и противоречия, так интересен. Я думала, там что-то такое… А ты…
- Джилл, всё совсем не так, как ты думаешь! Я не хотел… Я не знаю. Я подумал, это хорошие деньги. Очень хорошие. А роль… Да, согласен, она необычна и выбивается из моего привычного амплуа, но ведь я же не пустышка какая-то, чтобы по накатанной играть одно и то же, чтобы создавать персонажей, главное отличие которых – всего лишь имя. Разве не нужно пробовать себя в разных героях? – объяснил Джон. Он сдался в своих попытках сказать что-нибудь внятное и похожее на правду, зная, что это ни к чему хорошему не приведёт: включится технология, и тогда он вообще не сможет ничего контролировать. Ему пришлось и дальше играть ту роль, которая была ему определена в этом спектакле, вторя созданной легенде.
- А сейчас слово предоставляется нашему великолепнейшему актёру, сыгравшему главную роль в новой картине, - Джону Вайеру. Поприветствуем, - прозвучал голос с небольшого пьедестала возле сцены. Овации усилились.
Джон не нашёл что сказать Джиллиан. Глядя на неё, он медленно встал. На его лице читались смесь сожаления, стыда, тоски и какой-то странной безысходности. Джилл никогда не видела его таким. Актёр нерешительно направился к пьедесталу.
Когда Джон начал говорить, его уже было совершенно не узнать: светлая улыбка и лёгкая речь - он был весёлым и счастливым. От былой тоски и стыда не осталось и следа. Снова эта резкая перемена. Уже вторая за сегодняшний вечер. Джилл не могла не заметить этого.
- Спасибо. Спасибо всем. Фух… Уау… Вы тоже в шоке от того, что сегодня увидели на экране, да? – этот вопрос прозвучал в форме шутки, поэтому публика тепло рассмеялась. – Да уж, пришлось нам помучиться с этим. Хочу сказать, что обязательным условием участия в данном проекте было согласие о неразглашении, поэтому даже моя жена, Джиллиан Фокс, ничего не знала об этом. Дорогая, прошу у тебя прощения, но так было нужно.
«Вот мерзавцы! Они даже это продумали», - Джона рвало на части, а рот, управляемый технологией, продолжал дружелюбно выдавать заранее заготовленный текст.
- Я хочу вновь поблагодарить всех, кто работал над картиной. Это действительно грандиозный и очень смелый проект. И я благодарен, что руководству компании и лично Питеру Уоллбергу удалось уговорить меня сняться в «Гранях любви». А я, признаюсь честно, далеко не сразу согласился.
Публика снова засмеялась. Губы Джона растянулись в довольной улыбке, но ладони медленно сжимались в кулаки. Внутри кипела неимоверная злоба.
- Знаю, что многие могут что-нибудь не то подумать обо мне. Но ведь я актёр, и как актёр должен играть разные роли. Только таким образом я могу раскрыть свой талант полностью. Разве нет? – сейчас в речи чувствовалась примесь мыслей самого мистера Моргана.
- И прошу Вас не думать обо мне ничего плохого: это всего лишь ещё одна роль, очередная ипостась моего проявления в этом мире. Я люблю жену и люблю своё дело.
Но знаете что, снимаясь в данном фильме, я много думал об этой проблеме. Мне, как человеку, активно вращающемуся в творческой среде, часто приходится видеть людей нетрадиционной сексуальной ориентации. Очень долго этих людей притесняли, заставляли скрываться и стыдиться своей природы.
«Что я несу? К чему всё это?»
- Многие из них лишились карьеры, кто-то закончил жизнь за решёткой. Благо сейчас общество становится более гуманным. И то, что считалось раньше недопустимым и ненормальным, сейчас воспринимается как неотъемлемая часть жизни, которой не стоит стыдиться или бояться, которую нужно просто понять и принять.
Но часть общества по-прежнему остаётся архаичной и ортодоксальной, боится любого рода изменений, особенно того, что касается трансформации морали. И я решил, что не могу больше оставаться в стороне и закрывать глаза на то, что происходит. Я должен присоединиться к общему делу по защите от всякого рода дискриминации. И в первую очередь сексуальных меньшинств. Люди должны знать, что у них есть право выбора и что они могут, не стесняясь ничьих осуждений, быть теми, кем захотят. Да, это поистине громадная работа, но любая дорога начинается с шага.
И в качестве первого шага я собираюсь учредить фонд по защите прав ЛГБТ-сообществ. Мы направим эти деньги на различные нужды секс-меньшинств, но в первую очередь они будут потрачены на разъяснительную работу, направленную на уничтожение стереотипов в отношении представителей нетрадиционной сексуальной ориентации. Они такие же, как мы. И мы не имеем морального права их ограничивать и чего-то лишать. Они достойны быть полноправными членами общества.
«Остановись! Слышишь? Хватит!» - по лицу Джона побежали мурашки: он не мог это прекратить, но разум настойчиво сопротивлялся.
И помните, только все вместе мы одержим победу, в первую очередь над самими собой…
Речь закончилась, но технология продолжала действовать, скрывая злобу и раздражение актёра и выставляя напоказ дружелюбие и харизму. Тело было скованно и зажато, а на лице сверкала лёгкая улыбка, но данного несоответствия никто не заметил. Никто, кроме Джиллиан Фокс…
***
По указанию руководства Джон должен был ещё час после премьеры работать с журналистами и давать комментарии к своему выступлению. В связи с таким громким заявлением он даже выйти не успел из кинозала, как его тут же облепили репортёры. Джиллиан куда-то исчезла, и уже не было возможности найти её. Деваться было некуда - пришлось подчиниться обстоятельствам и отвечать на вопросы.
«Они меня ни о чём не предупредили. Они просто использовали меня. Как они могли сделать такое со мной? Как они могли?» - Джону хотелось плакать, но даже слёзные железы контролировались нанороботами. Только сейчас он понял, насколько опрометчиво поступил, когда не стал интересоваться, о чём будут те самые «несколько важных заявлений, о которых должно услышать как можно больше людей». Он даже и предположить не мог, что «Дримс Пикчерз» способна зайти так далеко. Казалось, что последняя роль – это потолок, край, предел, что за ней уже ничего не может быть. Но он ошибся. Снова. У компании был продуман и составлен чётки план насчёт него, и они планомерно и скрупулёзно приводили его в жизнь пункт за пунктом, а пожелания Джона, как всегда, были не в удел.
«Пойти завтра к мистеру Моргану? А что я ему скажу? Они могут сделать всё, что захотят. Даже Роберта они заставили худеть ради роли. Если захотят, они могут сделать так, что я вообще ничего не буду говорить сам. Нет смысла им что-то доказывать. Я сам виноват: пустил всё на самотёк. Думал, толкну стандартную речь о вечных ценностях. Надо было хотя бы сходить в технический отдел и попытаться узнать, что там для меня приготовили. Вряд ли, конечно, они бы ввели меня в курс дела, но попробовать стоило».
Внезапно в голове сами собою всплыли слова из записки Шаферза: «Энтони станет проводником. Он подарит людям веру в идею».
«Энтони – это моя роль в фильме «Книжная любовь». Я и есть Энтони. Я, стало быть, проводник? Проводник чего? В каких идеях я должен убедить мир? Защищать права геев и лесбиянок? Но зачем? Почему я? Для чего это нужно кинокомпании «Дримс Пикчерз»? Какого чёрта здесь вообще происходит?!!!»
У Джона начался приступ паники. Хоть это не было заметно на лице, но руки начали трястись, а ноги слегка подкашиваться. Ещё чуть-чуть и он бы точно упал бы в обморок прямо на виду у десятков телекамер, многие из которых работали в режиме прямого эфира. И тут, откуда не возьмись, рядом с Джоном появился Рон Кларк. Рон возник, как спасатель, готовый протянуть руку утопающему. Взгляд Джона сразу же уцепился за что-то знакомое.
- Привет, старина Джонни, - он проворно выхватил актёра из круга насевших репортёров. Джон следовал за другом, будто пребывая в тумане. Сознание отказывалось понимать, что сейчас происходит.
Как только они с Роном оказались в относительно безопасном и безлюдном месте, лицо Джона тут же обрело прежнюю свободу. От былой весёлости не осталось и следа. Наружу вылезли усталость и апатия.
- Оу, вижу, шоу-бизнес серьёзно тебя потрепал.
- Что, так плохо выгляжу?
- Я бы сказал даже ужасно. Но ничего – это поправимо. Хороший гамбургер и чашечка кофе, думаю, вернут тебя к жизни, - Рон усадил Джона за столик первого попавшегося на пути кафе и исчез. Вернулся с двумя гамбургерами и двумя стаканчиками кофе, как и обещал.
- Итак, ты снова с претензией на Оскара. Твоя новая роль, несмотря на, мягко говоря, некоторую откровенность, уверен, будет оценена по достоинству. Рассказывай, почему такой вдруг несчастный вид? Что там случилось в Эдеме? – Рон по-дружески хлопнул Джона по плечу, пытаясь привести его в чувство.
- Оказалось, в Эдеме не все яблоки можно есть, - очень образно ушёл от ответа Джон.
- А, вот оно как. И даже рай несовершенен.
- Да, видимо, нет такого места во Вселенной, где человек будет полностью счастлив. Всегда будут какие-нибудь «но».
- Что-то не так с Джиллиан?
- Да нет, с ней всё хорошо. Надеюсь.
- А что тогда? Каким ты скрытным стал, Джонни. Раньше вон душа нараспашку была. Что с тобой?
- Да так. Обязательства разные. Большие деньги – большие требования. Устал. Ответственность, условия. Словно ошейник с камнем повесили на шею. Ходи, Джонни! Разве он тебе мешает? Ну хорошо, тогда мы сделаем цепочку чуть длиннее, - по-другому он не мог рассказать Рону о том, что происходит. Вряд ли Рон его понял. Он и не рассчитывал на это – скорее, это был разговор с самим собою.
- И впрямь всё так плохо?
- Не знаю. Пока не знаю.
- А я вот всё-таки хочу дать тебе совет, Джонни. Знаешь, я часто падал, потом снова поднимался. И всю жизнь я вот так: то в дамках, то снова в пешках. Но сейчас я думаю, это даже неплохо. Это научило меня чувствовать землю. Понимаешь? И не стремиться очень высоко, ведь оттуда придётся долго и больно падать. Если хочешь знать моё мнение, то ты слишком быстро и слишком высоко забрался и не ощущаешь под ногами абсолютно ничего. Но, для того чтобы вернуть это ощущение, вовсе необязательно падать – достаточно добровольно согласиться походить ногами по грешной земле в самом прямом смысле. Понимай это буквально. Ходить, значит, ходить. Ногами. Надень бейсболку, очки, отпусти бороду, можешь ещё и капюшон накинуть, и опустись на землю: покатайся на метро, сходи в МакДональдс или БургерКинг, устрой себе шопинг в обычных супермаркетах, пошляйся по распродажам, сходи в кино, прогуляйся по городу. Не в самых богатых районах, где привык бывать, а где-нибудь подальше, но и в бедные слишком не заходи. Уверен, тебе понравится и на жизнь посмотришь по-новому.
Пойми, твоя планка чересчур высока сейчас. Ты многого ждёшь и от себя, и от этого мира. Нужно спуститься с небес и посмотреть, как живут люди вокруг, вспомнить, как ты жил когда-то. И, думаю, многое встанет на свои места.
- Возможно, ты и прав, Рон. Нужно как-нибудь развеяться. Взять отпуск. Съездить куда-нибудь.
- Вот, правильно мыслишь, старик. Вот теперь я спокоен. А то, признаюсь честно, напугал ты меня. Смотрю на тебя в этой толпе журналистов и думаю: «Сейчас точно что-нибудь будет. Надо срочно спасать товарища».
- Спасибо тебе, Рон. Ты – мой самый настоящий друг. Я всегда буду ценить нашу дружбу.
- Да ладно тебе. Всякое бывает, - Рон начал скромничать.
- Я тебе серьёзно говорю.
Дальше друзья как это постоянно бывает, перешли на старые воспоминания. Джону наконец-то полегчало, и он даже начал иногда посмеиваться. С Роном вообще было сложно оставаться серьёзным. Уж очень он любил ухватиться за какую-нибудь мысль в разговоре и развивать её в сторону хорошей шутки до тех пор, пока всех не проберёт на смех. И получалось, надо сказать, у него это очень хорошо. Он сам часто говорил о себе, что если бы не стал агентом, то точно пошёл бы в комики. Свой талант смешить людей он активно использовал в работе, поэтому у многих был на хорошем счету.
Разошлись они, когда уже стемнело. Пелену сорвало с глаз – совсем не то на самом деле ценно, совсем не к тем вещам нужно стремиться. Теперь воспоминания о прошлой жизни безвестного актёра не казались Джону столь печальными, как это было раньше, наоборот, он нашёл в них много по-настоящему прекрасных и светлых моментов, которых сейчас, несмотря на такой головокружительный успех, было не так много. Вроде бы, столько приобрёл: заработал кучу денег, получил несколько Оскаров, стал любимцем публики. Но та жизнь, вопреки всем ожиданиям, сейчас выглядела, пожалуй, более счастливой. И теперь, возможно, он с радостью вернулся бы туда. И единственное, что он бы забрал с собой из этого нового мира, – Джиллиан Фокс. Жаль, что время нельзя повернуть вспять…
«Девочка моя, где ты? Наверное, сейчас дома одна? Скорее всего, очень расстроена. Я расстроил тебя. Не знаю, что сказать и как оправдаться перед тобой. Знаю одно: я люблю тебя всей душой и буду бороться за тебя, за нас, за наше счастье. И когда-нибудь ты узнаешь всю правду. Когда-нибудь, надеюсь, ты поймёшь и простишь меня».
Джон ещё долго бродил по ночному городу, не решаясь вернуться домой. Он оказался дома, когда уже светало. Джиллиан, не дождавшись мужа, спала в кресле, свернувшись калачиком, поэтому пока не пришлось объясняться перед ней. Джон подошёл и накрыл её тёплым пледом. Через пять минут он упал в кровать и уснул. Хотелось хоть на несколько часов сбежать из этой реальности и всё забыть, а потом будет видно…
Глава 47. Джиллиан начинает собственное расследование
Когда Джон проснулся, он некоторое время, не решаясь встать, продолжал валяться в постели и слушал, как где-то за дверью суетится жена. Однако вечно скрываться и избегать её он не мог, поэтому нужно было пересилить себя и объясниться.
- Привет, Джилл. Как ты? – сказал он, войдя на кухню.
- Я нормально, а ты? – ответила Джилл, но по её интонации было понятно, что она совсем не нормально.
- Да так. Вчера встретился с Роном, и мы долго гуляли, поэтому так поздно пришёл, - начал Джон с лёгкого оправдания. – Точно всё в порядке? Ты не расстроена?
- Почему я должна быть расстроена? – тон Джилл постепенно становился более воинственным. Чувствовалось, что вот-вот она выплеснет на него весь свой гнев.
- Не знаю, - пожал плечами Джон, - может, из-за фильма? Я тебе многого не рассказал о нём. Но, как я вчера сообщил в выступлении, это было обязательным условием контракта.
Последней фразой Джон будто выдернул чеку у гранаты.
- С каких это пор съёмки в кино превратились в секретные операции? Почему? Почему ты молчал, Джонни? Почему ты скрывал это от меня? Разве мы не должны делиться такими вещами? Это всё было в контракте? Разве они бы тебе что-нибудь сделали, если бы узнали, что ты рассказал мне? Только мне, – Джиллиан заплакала. – Тем более о такой роли! Признайся, Джонни, что ты и сам не хотел ничего говорить. Всё время обходил эту тему стороной или нёс что-то невнятное.
Далее Джилл стала кривлять Джона, вспоминая его высказывания о роли в фильме «Грани любви»:
- Это что-то неоднозначное, но очень яркое. Мой герой, несмотря на некоторые особенности и противоречия, так интересен. Я думала, там что-то такое… А ты…
- Джилл, всё совсем не так, как ты думаешь! Я не хотел… Я не знаю. Я подумал, это хорошие деньги. Очень хорошие. А роль… Да, согласен, она необычна и выбивается из моего привычного амплуа, но ведь я же не пустышка какая-то, чтобы по накатанной играть одно и то же, чтобы создавать персонажей, главное отличие которых – всего лишь имя. Разве не нужно пробовать себя в разных героях? – объяснил Джон. Он сдался в своих попытках сказать что-нибудь внятное и похожее на правду, зная, что это ни к чему хорошему не приведёт: включится технология, и тогда он вообще не сможет ничего контролировать. Ему пришлось и дальше играть ту роль, которая была ему определена в этом спектакле, вторя созданной легенде.
